по аэродромной службе обязательны для всех летчиков, независимо от должности и 
звания. Он оставил парашют в кабине, очки бросил под козырек к прицелу, а 
фуражку надел на ручку управления, сам же сел в машину и уехал на КП эскадрильи.

 Никто не осмелился сделать генералу замечание или отбуксировать его самолет в 
укрытие. А строгий блюститель маскировки Ныч был в это время в деревне. Прибыл 
комиссар на КП, когда Ермаченкову уже доложили, чем занимается личный состав. 
Генерал выслушал доклад, потом познакомился с летчиками группы Калинина, 
разъяснил сложности предстоящих задач. Близился конец временному затишью – 
немцы со дня на день могли начать штурм Ишуньских позиций.
 – На требовательность командира эскадрильи, которой вы приданы, не обижайтесь,
 – посоветовал Ермаченков. – Кроме пользы общему делу и каждому из вас, ничего 
от этого не будет. Ну, а теперь присядем в тень, потолковать надо.
 Генерал пригласил на беседу знакомых ему летчиков 5-и эскадрильи, 
поинтересовался, нет ли жалоб, поговорил с людьми, уже сидя на траве, запросто, 
по-товарищески. Сказал «по секрету», что позарез нужны летчики на штурмовики 
Ил-2 в эскадрилью капитана Губрия, который уедет на днях за новыми самолетами.
 – Нет ли среди вас желающих? – спросил он. Желающие отличиться на штурмовиках 
нашлись– старший лейтенант Касторный и лейтенант Куликов. В этот же день на У-2 
их перебросили на другой аэродром.
 – А ты не горюй, Авдеев, – угадав мое сожаление, утешил Ермаченков. Вместо 
двух, четырех тебе подброшу. – И вдруг. – Да, куда это ваш ветрячок делся? 
Взорвали? Такого ориентира лишиться! А? Признаться, я чуть не заблудился без 
него.
 Только он это сказал, как все услышали свист пикирующего истребителя и сразу 
же увидели пару несущихся к земле «мессершмиттов». Треск короткой очереди, рев 
моторов на выходе из пике-и «мессершмитты» исчезли на бреющем. Все произошло 
так неожиданно и быстро, что никто не успел даже ахнуть. Мелькнула мысль, что 
немцы расстреливали дежурного по старту.
 – Самолет! – спохватился Ермаченков. – Машину.
 Подъехали к брошенному среди поля И-16. Цел-целехонек, ни единой пробоины не 
нашли. Ермаченков поднялся на крыло, заглянул в кабину. В висевшей на ручке 
управления генеральской фуражке зияла дыра. Снаряд ничего больше не повредил. 
Пробил пол и разорвался на земле.
 – Жаль, – сказал Василий Васильевич. – В чем же я сегодня в Севастополь поеду?
 Ныча взорвало. Он даже побагровел от возмущения.
 – Фуражку вам, товарищ генерал, я могу свою одолжить, коли налезет, – 
предложил он. – А демаскировать аэродром ни вам, ни самому господу богу не 
дозволено. Мы из-за этого мельницу убрали…
 – Виноват, Батько, – извинился генерал, соскочив с плоскости крыла. – Не 
подумал.
 – Люди ночами не спали, руки в кровь сбили, чтобы построить капониры и укрыть 
самолеты, – не унимался Ныч.
 – Ну, что ты расшумелся, – успокаивал его Ермаченков. – Ну, извини за промашку.

 Эти слова и тон, и мимика Василия Васильевича произвели на Ныча такое действие,
 будто в перекипевший самовар плюхнули ведро холодной воды, чтобы не распаялся. 
Ныч отошел в сторону, вытер платком вспотевШИЙ лоб. Инженер отрулил самолет в 
укрытие, а Ермаченков сказал.
 – Знаете, друзья, вы занимайтесь своими делами, а я на вашем стартере съезжу в 
штаб группы. Командующий ВВС флота получил новое назначение и мне придется 
побыть в Севастополе, пока пришлют нового.
 Ныч опять хотел возразить. Стартер может понадобься в любую минуту, а его 
черти погонят в другую деревню. Но промолчал, решил подождать, не сообщит ли 
генерал еще каких-нибудь новостей.
 Ермаченков уже поставил ногу на подножку стартёра, как подъехала эмка пикап и 
из нее выскочил сержант в отутюженной форме. Спросил у генерала разрешение 
обратиться к старшему лейтенанту Авдееву, он сказал, что прислан из штаба полка 
за сведениями о боевом налете и состоянии самолетного парка.
 Тут уж я не выдержал:
 – Вот, товарищ генерал, полюбуйтесь! В штабе на пикапах писаря разъезжают, а 
тут, на боевом аэродроме, летчиков часто на вылет нечем подбросить.
 – Понятно, комэск, – сказал генерал. – Забирай эту машину для эскадрильи, а 
сержанта отправишь со сведениями на У-два. Кстати стартер мне теперь не нужен, 
на эмке и быстрей и удобней. Так и передайте, товарищ сержант, своему 
начальнику штаба, – пояснил он писарю, – что машину отобрал исполняющий 
обязанности командующего генерал Ермаченков.


* * *

 Оперировали Любимова невероятно сложно, и длительно. Пришлось сшивать нервы, 
сосуды, сухожилия, попутно удалить несколько мелких осколков. Хирург Надтока 
сделал все возможное и невозможное. Будь, что будет, отрезать никогда не поздно.

 Дня через два нежданно-негаданно заглянул в палату летчик Семен Карасев, 
принес фрукты. Тихо поздоровался, осторожно спросил:
 – Ну, как, Ваня?
 – Было совсем худо, Семен. Теперь ничего, – рассказывал Любимов. – После 
операции опухоль спала немного. Предлагали эвакуироваться, а я отказался.