– Да так, обветрилась и потрескалась, вот и вздулась. Генерал Жаворонков был у 
нас, приказал срочно ехать на операцию. Это, пожалуй, единственный приказ, 
который я позволил себе не выполнить. Воевать она мне не мешает. Красотой 
займемся, когда немцев разобьем. А сейчас скажите мне, Михаил Васильевич… 
Правильно я вас называю? Скажите, вы здесь уже месяц воюете. Удержимся мы на 
перешейке или немца в Крым пустим?
 – Вы такое опрашиваете…
 – Значит, плохо дело, – вздохнул Калинин. – Теперь познакомьте, пожалуйста, с 
воздушной и наземной обстановкой.
 Беседа наша затянулась. Как старший по званию и по возрасту, Калинин держал 
себя непринужденно и независимо, в то же время подчеркивая, что он готов 
оперативно подчиниться более молодому командиру эскадрильи. Пришел батько Ныч.
 – Простите, что вторгаюсь, – сказал он, раскуривая трубку. – Чего доброго вы 
успели уже надоесть друг другу. Кто у вас, товарищ капитан, может дать мне 
сведения, сколько прибыло коммунистов и комсомольцев.
 – Это и я могу, – охотно ответил Калинин. – Простите, товарищ комиссар, будем 
знакомы ближе. – Калинин сказал свое имя и отчество, Ныч тоже. – Так вот, Иван 
Константинович, прибыли вместе со мной: два члена партии, один кандидат, 
остальные комсомольцы. Сегодня дам список по фамильно.
 – Да, – спохватился Ныч. – Как вы так точно вышли на наш аэродром? Таких 
деревушек, как Тагайлы, раскидано по степи много.
 – Шли строго по маршруту и не ошиблись, – пояснил Калинин, сдерживая улыбку, – 
видно, трещины на губах беспокоили. – А правду сказать, по ветряку нашли. 
Далеко виден.
 За лесной полосой прошумела полуторка. Послышались голоса людей, штурмующих 
кузов машины.
 – Вы поезжайте, а я здесь с техниками задержусь, – предложил Ныч. По пути к 
машине комиссар шепнул мне:
 – А мельницу надо убрать, как думаешь?
 – Тут и думать нечего.
 Летчики уехали. Высоко над деревней кружил одинокий самолет.
 – Видел, «хейнкель», – сказал Ныч оружейнику Бугаеву. – Слушай тут надо…
 Подвижной, вездесущий Ныч не любил откладывать дела на потом. Ведь это явный 
разведчик. Чего доброго «гостей» приведет. Неспроста же кружил.
 – Скажи, Бугаев, ты со взрывными работами знаком?
 – Что?
 – Ну, взорвать, скажем, вон ту мельницу сможешь?
 – А почему нет. Было бы чем.
 Не прошло и десяти минут, как к ветряку подвезли шашки динамита и бикфордов 
шнур. Пока Бугаев закладывал под сруб взрывчатку. Ныч облазил мельницу, нет ли 
где ребятишек. Посмотрели вокруг – на сельской площади-ни души. Подожгли шнур и 
отбежали неподалеку к заброшенному амбару. Взрыв в деревне был совсем 
неожиданным и сильным. Сначала ветряк словно завис над землей без опоры, и 
сразу же накренился, а коснувшись земли, с треском и скрежетом превратился в 
большую кучу обломков, над которой высоко вздымалась клубами белая пыль.
 Люди выбегали из хат и мчались опрометью в сухие заросли кукурузы на огородах, 
из бани выскакивали голые летчики и прыгали в открытые рядом щели.
 Когда все улеглось и выяснилось, и летчики, посмеиваясь друг над другом, 
мылись заново, прилетели «юнкерсы»-десять штук. И высоко сзади них две пары 
«мессершмиттов». Дежурным приказано было не взлетать. Бомбардировщики прошли 
между аэродромом и деревней, взяли курс на запад. Потом снова появились, прошли 
южнее аэродрома и деревни. Вскоре послышались глухие взрывы. Бугаев взобрался 
на амбар и оттуда давал пояснения.
 – Ложный аэродром долбают, – кричал он. – Хорошо работают, сволочи, когда 
никто не мешает.


* * *

 Базировавшиеся по соседству «миги» ушли во второй половине дня на задание. 
Аэродром притих, будто его не существовало. Все скрыто, замаскировано. Старт 
свернут. Если посмотреть с воздуха, то вряд ли можно приметить обложенные 
дерном, укрытые под навесом маскировочных сетей капониры, а в них самолеты. И 
уже совсем невозможно догадаться, что в этих самых капонирах наводили порядок 
летчики 5-й эскадрильи. Вместе со своими механиками они осматривали двигатели, 
устраняли обнаруженные дефекты.
 В зарослях лесополосы шло импровизированное занятие: знакомили новичков по 
карте с районом базирования и боевых действий, с безопасностью и сложностью 
воздушной обстановки, с тактикой наших и немецких летчиков на Перекопском 
перешейке.
 В этот тихий час прогудел над аэродромом одинокий И-16. С земли, конечно, 
никто не видел, что в кабине сидел в летных очках и в генеральской фуражке 
Василий Васильевич Ермаченков. А он покружил над деревней и ушел в сторону КП 
группы, снова вернулся и зашел на коробочку. Свой значит. Выложили ему «Т». 
Истребитель приземлился. Летчик зарулил на старт и выключил мотор.
 На аэродроме Тагайлы соблюдалось правило: после посадки самолеты немедленно 
убирались с летного поля и маскировались. Инженер Докунин подумал, что на 
истребителе мотор заглох, послал на помощь машину – стартер, чтобы летчик смог 
запустить мотор и отрулить самолет к лесополосе или к свободному капониру. А 
Василий Васильевич на сей раз забыл, что наставление по производству полетов и