«забылся»…
 Очнулся в ужасе – на него снова пикировали «мессершмитты», много 
мессершмиттов: красные, желтые, зеленые… Стреляли по нему свои «яки», а он один 
бежит по степи и негде ему укрыться. И он впервые испытал страх. Страх не перед 
смертью, а перед беспомощностью.
 Где-то фыркнула лошадь. Любимов дал два выстрела. Вскоре услышал шаги, 
насторожился. Хотел громко окликнуть: «Кто идет?». А получилось совсем шепотом.
 – Не стреляйте, дяденька, – услышал он мальчишечий голос. – Где вы тут?
 – Ты один? – спросил Любимов. – Откуда?
 Мальчик ответил, предложил свою лошадь, а когда узнал, что летчик без ноги, 
побежал в деревню за помощью. Вскоре он вернулся с двумя красноармейцами. Те 
решили уложить летчика животом поперек крупа лошади. Так, мол, быстрее 
доберемся в лазарет санбата.
 Любимов согласился. Только примостили его, лошадь кинулась задом и он упал, 
сильно ударился о сухую землю.
 – Оставьте меня под самолетом, – попросил Любимов, – и пришлите какую-нибудь 
машину.
 Его послушались. Но машина не пришла. Тот же мальчишка приехал с санитаром и 
фельдшером на подводе.


* * *

 Проснулся Любимов в три часа ночи. В свете керосиновой лампы, висевшей на 
столбе посреди землянки, увидел у своей постели комиссара. На щеках его 
блестели мокрые дорожки.
 – Ну, что ты, Иван, – голос Любимова был еле слышен. – Видишь, я – живой. Как 
ты меня нашел? – вялая улыбка тронула его вспухшие губы.
 – Я тебя, Вася, и на том свете нашел бы.
 Батько Ныч достал носовой платок, вытер непрошеные слезы. Он не стал 
рассказывать, как всю ночь колесил с техником и медсестрой по степи, трижды 
натыкался на разбитые и обгорелые самолеты и находил там мертвых летчиков. Один 
даже был в таких же белых с отворотами бурках, как у Любимова, и в реглане, и 
они подумали, что это он, но тот оказался из другого полка. А потом нашли возле 
целого самолета одну бурку вместе с ногой и похоронили ее там же.
 – Как у нас, Батько, все вернулись?
 Ныч тяжело вздохнул, чуть не вырвалось: «Не повезло нам, Вася, ох, как не 
повезло», но тут же спохватился – незачем ему сейчас знать, что Аллахвердова 
сбили – сгорел Аршак километрах в десяти от аэродрома, что не вернулись с 
задания лейтенант Щеглов и сержант Швачко. Нет, комэску, теперь не то нужно. И 
выдавил улыбку комиссар, сказал ободряюще:
 – Не беспокойся, Степаныч, все в порядке. Вот тебя только подлечим…
 – Не утешай, Иван. Плохо мое дело, – Любимов перевел дыхание. – У меня же 
левой ноги нет, Батько. – Он зажмурил на секунду глаза, на ресницах задрожали 
две росинки. – Хирург грозился и правую отрезать… Ваня, милый, как же я без 
авиации? На одной-то еще, а без двух куда? Умру, а вторую ногу резать не дам!
 Всегда умел, всегда находил Ныч нужное человеку слово а тут сам разволновался, 
еле сдерживал себя чтобы не разрыдаться у постели пострадавшего друга.
 – Не об этом думка твоя, Вася. Ногу спасем. Сейчас поеду к Ермаченкову. 
Василий Васильевич поможет в госпиталь перебросить. И мы еще повоюем с тобой.
 Помолчали немного. Любимов устал. Прощаясь, попросил, чтобы самолетом, чтобы 
не трясли его на машине по дорогам.
 – Посоветуй Ермаченкову назначить вместо меня Авдеева, дай слово мне, дай, что 
не уйдешь в пехоту. Батько поклялся, поцеловал Любимова и вышел.
 Закрыв дверь, Ныч отвернулся в темный угол, вытер глаза – зачем сестре видеть, 
как комиссары плачут.
 Горькую весть о случившемся с командиром батько Ныч привез в эскадрилью утром. 
Все ходили, как пришибленные, разговаривали в полголоса. Я собрался немедленно 
ехать к Любимову, но Ныч предупредил, что скоро прибудет Ермаченков.
 – Просил быть всем в сборе.
 Прилетел Ермаченков. Он не стал донимать расспросами, что и как было. Сказал 
коротко:
 – С этой минуты вы, товарищ Авдеев, командир пятой эскадрильи. Боевых заданий 
на сегодня вам нет. С личным составом проведите серьезный разбор вчерашнего дня,
 пусть выскажутся и извлекут урок из собственных ошибок. Я, к сожалению, 
присутствовать на разборе не смогу, улетаю в Севастополь. Завтра доложите. А 
теперь расскажите, как могло случиться, что погиб Аллахвердов.
 Я достал из кармана небольшой, сложенный вчетверо листок бумаги, протянул его 
Ермаченкову:
 – Вот докладная единственного свидетеля – его ведомого.
 Генерал развернул листок, исписанный убористым круглым почерком, прочитал 
молча:

 «Врид командира 5 АЭ 32 АП
 Ст. лейтенанту Авдееву.
 9.10.41 в 15–28 мл. лейтенант Аллахвердов – ведущий я и мл. лейтенант 
Колесников – ведомые, на самолетах Як-1 вылетели на сопровождение 
бомбардировщиков в район Григорьевки. Шли маршрутом Тагайлы– Григорьевка на Н 
до 3000 метров. Прибыли на цель в 15–40. Во время бомбометания прикрывали 
группу бомбардировщиков. После выполнения задания сопровождали на обратном пути.