желтым ртом, да все шах ему, все шах…
 – А мата так и не поставил? – пошутил кто-то. – Ничего сейчас пойдешь к 
Пятиозерью, с немцами партию и доиграешь. Да не забудь: оторвешься от 
авдеевского хвоста – матом обеспечен.
 Советов посыпалось больше чем нужно. Предупреждали, мол: Авдеев в бою 
непрерывно делает такие сложные, резкие и неожиданные выкрутасы, что удержаться 
хвост почти невозможно. Пока удается это двум – командиру звена Филатову и 
сержанту Платонову.
 Пришлось прервать этот затянувшийся «инструктаж», – как бы заранее не 
испугался потеряться в бою от ведущего больше, чем предстоящей встречи с 
«мессершмиттами».
 До вылета эскадрильи на сопровождение бомбардировщиков оставалось добрых 
полчаса. Решили выпустить нас с Колесниковым на разведку воздушной обстановки в 
районе цели. Комэск поставил задачу, спросил, все ли ясно и дал «добро». Друзья 
до самого самолета напутствовали Колесникова. Но Алексей их почти не слушал. Он 
был неузнаваемо серьезен.
 Взлетели, прошлись над аэродромом по коробочке (квадратный маршрут) и легли на 
курс. Больше сотни глаз долго смотрели нам вслед.
 Когда выполнив задание возвратились, Колесникова встречала вся эскадрилья: 
каждому хотелось убедиться в рождении еще одного бойца.
 Алексей подрулил к стоянке, вылез из кабины сияющий. Стал на землю, будто на 
качающуюся палубу.
 – Жив? – спросил Любимов посмеиваясь.
 – Живой, товарищ капитан. – Алексей стянул с головы шлем и ударил им со всего 
маху об землю.
 – Ни черта теперь не боюсь я «мессершмиттов». Чистые они медведи.
 Его голубые глаза искрились, словно он прихлопнул шлемом сразу всю авиацию 
Геринга. Широкой ладонью потрогал шею, повертел головой, сказал, щурясь в 
улыбке:
 – Вот только шея, видать, вспухла, голову не повернуть.
 После друзьям рассказывал:
 – Подлетаем к фронту, а там самолетов тьма-тьмущая. На всех высотах. Как 
потревоженный рой. Ну, думаю, над целью обстановочка ясна, сейчас старшой 
оглобли домой повернет. А он в самую гущу. Я – за ним. Что творилось! Как пошел,
 как пошел старшой вензеля выкручивать, а я мотаюсь сзади, как на буксире. 
Авдеев то в строй бомбардировщиков врежется – смотри, мол, Колесников, это 
обычные «Юнкерсы», а это – «лапотники», то за истребителями гоняется. А они 
шарахаются от него, как от прокаженного. Ну юлой, юлой вертится – ни дать, ни 
взять. А мне и его не потерять, и кругом обзор вести, голова эдак флюгером, 
флюгером…


* * *

 Пятая эскадрилья воевала с прежним напряжением. Подраненные самолеты механики 
ремонтировали быстро. Вылечили и машину Гриши Филатова прямо в степи, где он 
посадил ее с пробитой трубкой водяной системы. В воздушных схватках летчики 
дрались отчаянно, противник уже на своей шкуре оценил искусство нашего пилотажа.
 Овладел им и Алексей Колесников. У своих товарищей он научился быть в бою 
неуязвимым, но сам не сбил еще ни одного вражеского самолета.
 Как-то вылетел Алексей ведомым командира звена Филатова на прикрытие наших 
наземных войск. Накануне в эскадрилье много говорили о новом сверхмощном 
реактивном оружии. Вчера Минин и Филатов патрулировали над передним краем и в 
районе озер Старое и Красное видели сильный огненный залп в сторону немцев. 
Зрелище с высоты было неописуемое, но что творилось на земле невозможно было 
понять. И теперь Колесников, наблюдая за воздухом, нет-нет да и поглядывал вниз 
– очень уж хотелось увидеть реактивное оружие. Но нигде, и у озера Старого 
ничего похожего не оказалось.
 На высоте около трех тысяч метров Алексей заметил пару Ме-109, помахал своему 
ведущему крылом, тот понял. Связываться с «мессершмиттами» не стали, основная 
цель – не допустить бомбежку своих войск, но из виду их не выпускали и на 
всякий случай стали набирать высоту. Неожиданно Филатов дал знак и устремился 
вниз. Не отставая от него, Колесников увидел двух «сто девятых», атакующих наш 
И-16.
 Командир звена приближался к ведомому «мессершмитту», но тот резко увильнул 
вправо с набором высоты. Филатов – за ним. Алексей поторопился открыть огонь по 
ведущему и только спугнул. Все же из прицела его не выпустил и, когда настиг, с 
силой вдавил общую гашетку пулеметов и пушки. «Мессершмитт» задымил и пошел на 
снижение. Колесников осмотрелся, снова догнал подбитого противника, и на низкой 
высоте дал по нему еще три коротких очереди. Самолет ударился о землю, вверх 
взметнулись клубы пыли и дыма.
 Филатова нигде не было видно. Торжествующий Колесников взял курс на аэродром. 
Ему не терпелось скорее доложить о своей первой победе. На полпути увидел 
машину командира звена, лихо пристроился и вместе пришли домой.
 Выслушав доклады Филатова и Колеснпкова, капитан Любимов сказал сухо:
 – Ладно, я запрошу.
 В душе комэска обрадовался: не зря привез Колесникова, добрый выйдет боец. Но 
поздравить его с первым, еще не проверенным, сбитым, похвалить, как тогда 
Аллахвердова, Любимов воздержался. Иначе он поощрил бы этим ведомого за то, что 
тот бросил в бою своего ведущего. Но и ругать не стал – до конца дня еще не