в разгар воздушного боя. И никто из группы не мог сказать, что произошло с 
Филатовым, куда он делся. Кто-то из сержантов видел будто бы один «як» упал в 
залив.
 За ужином помянули Гришу Филатова добрым словом. Какого парня потеряли: 
смелого, сильного летчика и хорошего командира! Вспомнили, какие песни пел он 
под гитару, какой был мастер на разговоры и анекдоты. У Минина слезу не 
вышибешь, а тут сама выступила, дрожит на реснице непрошеная. И Аллахвердов 
сидел с мокрыми глазами. Колесникову не довелось еще слетать Филатовым на 
Перекоп, и он сидел притихший, задумчивый. Но горше всех было комэску Любимову 
– не стало его лучшего друга, его любимца. Он тоже не проронил ни слова, только 
слушал. Батько Ныч вспомнил о письме Филатову. Хотел обрадовать его после 
возвращения с задания. Комиссар достал из кармана конверт, еще раз прочитал: 
«Филатову Григорию Васильевичу». И обратный адрес: г. Тбилиси, ул. Панкийская, 
5. Филатов В.А.
 – От отца, значит, – сказал Ныч и тут он вспомнил, как здорово говорил Филатов 
по-грузински. И внешне Гриша чем-то напоминал грузина.
 В такой обстановке никто не заметил при тусклом освещении, как вошел в 
столовую высокий, густо припудренный дорожной пылью летчик. Он бросил к стене 
парашют, длинной рукой через плечо не пьющего Яши Макеева достал со стола 
стакан вина и сказал утробным голосом:
 – Прости, господи, раба твоего Григория, дерзнувшего на собственных поминках 
выпить.


* * *

 Прогнозы летчиков не оправдывались. На другой день и на третий, и на четвертый 
прохладней не стало. Ни на земле, ни в воздухе. Трое суток шли бои за Армянск. 
Немцы при поддержке авиации по нескольку раз в день контратаковали. Когда наши 
войска овладели Армянском, отдельные подразделения дрались еще на Турецком валу 
и у «Червоного чабана». Определить линию фронта с самолета было невозможно. 
Командарм отдельной 51-й армии отдал приказ отойти к Пятиозерью.
 На машине Колесникова летали другие летчики – у кого мотор меняют, кому в бою 
колесо пробило или систему охлаждения. Не сидеть же без дела, если есть самолет 
исправный. Как-то я, подтрунивая, спросил Алексея:
 – Машину свою для варягов держишь?
 – Не виноват же я, что не выпускаете.
 Пришлось мне остаться с ним на дежурство и дать провозные. Проверил с 
инженером знание техники, взлет, посадку, полет по кругу, сходил с ним недалеко 
в зону. Летать человек может, хорошо даже летает.
 – А воевать, если сразу не собьют, научишься, – пошутил я. – Главное не робей. 
В воздушном бою не думай, что тебя противник перехитрит, а старайся сам 
изловчиться и сбить его. И еще золотое правило: сел «мессершмитту» на хвост, 
оглянись, нет ли на твоем хвосте другого. Меня так учили и тебе пригодится. 
Старайся подойти ближе, бей с короткой дистанции короткими очередями. Остальное 
сам поймешь.
 Выпустили Колесникова с группой Филатова на несложное задание: сопровождать 
штурмовиков через залив до небольшого железнодорожного узла и обратно. В тот 
день это задание было несложным для истребителей потому, что вся вражеская 
авиация действовала на Перекопском перешейке и на направлении нашей наступающей 
9-й армии. Вернулись с задания благополучно. У Перекопского побережья случайно 
попалась четверка «мессершмиттов». Схватились накоротке. Но у немцев, видимо, 
другое задание было или возвращались на свою базу с горючим в обрез. Гнаться же 
за этими скоростными дьяволами не имело смысла.
 На стоянке Колесникова окружили друзья, поздравили с первым боевым вылетом. 
Подошли и мы с командиром и комиссаром.
 – Жив? – спросил я Алексея.
 – Живой, товарищ старший лейтенант. Вот только с «мессерами» связываться, того 
гляди, шах и мат получишь.
 Алексей был заядлый шахматист.
 – Трусишь?
 – Да нет, – безобидно отозвался Колесников. – Не из робкого десятка. Просто не 
знаю: может ли наш фанерно-перкалевый «як» с такой зверюгой тягаться? Вот и 
боязно поначалу.
 Некоторые засмеялись.
 – Дерутся-то не машины, а люди, – заметил Ныч.
 – Э-э, товарищ комиссар. Так там же асы сидят.
 – A ты откуда знаешь? – вставил Филатов. – Может какого-нибудь желторотого 
птенца посадили, а ты его зa аса принимаешь.
 Летчики посмеивались. Сами побывали, каждый в свое время, в положении 
Колесникова, только не хватало смелости в этом признаться. Вспомнил и я свою 
первую встречу с «мессершмиттами». Как тогда Филатов сказал: «Бить надо, а вы 
ему хвост нюхаете». Но мне в первой же встрече с противником довелось быть 
нападающим, а тут человек только прикрывает, не испробовав еще всю силу машины, 
видимо, и в самом деле не верит в свой самолет. Надо ему в бою показать, что 
наш Як-1 не уступает «мессершмитту».
 Уснул Колесников крепко, утром едва добудились. Умываясь, за дверью слышал, 
как он с товарищами делился:
 – Ну, прямо, тебе воздушный бой истинный. Только будто бы не совсем небо, а 
огромная шахматная доска. И гоняю я во сне по этому шахматному небу аса с