разворачиваюсь вправо и атакую ближайшего «мессера».
 Все смешалось, все перевернулось вмиг: будто не было ни земли, ни неба. Перед 
глазами вертелась сплошная карусель, расцвеченная огненными трассами. С каждым 
попаданием машину трясло и швыряло, руки омертвели на штурвале и бронеспинка 
казалось уже легла на тебя могильной плитой.
 Ты жив, Платонов? Ты здесь, со мной, ведомый мой? Из такого побоища, когда 
сорок четыре, как за легкой добычей, гоняются за двумя, выйти невредимыми 
немыслимо. И сержант знает об этом! Интересно, сколько ему лет совсем 
мальчишка…
 Держись, парень, еще разворот, еще раз в атаку… Не будет им легкой добычи! До 
тех пор, пока тянут моторы и не все патроны расстреляны, пока сами целы – 
только вперед.
 А наши бомбардировщики уже, наверное, накрыли цель и находятся далеко от 
фронта. Сколько же прошло времени? Сколько жизней может прожить человек за 
такой вот, один миг?..
 Внезапно яркое пламя вспыхнуло рядом и справа – огонь жадно лизал кабину 
«мессершмитта». Фашисты шарахнулись врассыпную. С этого момента они уже не 
пытались налетать столь нахально: видимо, решив, что судьба свела их с 
настоящими асами, так спаянна, так динамична была наша пара. И невдомек им было,
 что ведомый мои, цепко и мужественно обеспечивший всю виртуозность маневров, 
получал по сути боевое крещение.
 Такое крещение оказало бы честь любому мужалому летчику! Вот и еще один 
стервятник, волоча жирный черный шлейф, пошел камнем вниз. Немцы, как всегда, 
будто по команде, стадом вышли из боя…
 На аэродром мы вернулись в «решете» – в моем самолете насчитали тридцать две 
пробоины, у Платонова– не меньше.

 Турецкий вал

 С утра до вечера над передним краем непрерывно висели чужие и свои 
бомбардировщики, но чужих в восемь-десять раз больше. Стаями носились над ними 
истребители, вспыхивали короткие схватки и длительные воздушные бои, чаще 
безрезультатные.
 Третий день сентября Турецкий вал находился в аду. Сверху невозможно было 
разглядеть, что творилось на земле – от частых взрывов бомб и снарядов все 
скрылось в дыму и гари. Зато хорошо просматривались подступы с обеих сторон 
вала. Противник выдавал себя огнем густо натыканных артиллерийских батарей, на 
дорогах стеною стояла пыль – непрерывно сновали автомашины, длинными цепочками 
тянулись конные повозки, подходила пехота, а по полям дыбили землю танки.
 Co стороны Крыма артиллерия била намного реже, дороги менее оживлены, не 
бросалось в глаза передвижение войск. Летчики, возвращаясь с задания, сообщали 
своим механикам:
 – Стоит Турецкий вал.
 Но с каждым вылетом положение менялось. Во второй половине дня на КП уже 
докладывали, что противник частью сил прорвался вдоль Перекопского залива и 
захватил Армянск. После следующего вылета: идут бои на улицах города; немцы 
атакуют Щемиловку; севернее Турецкого вала наши удерживают совхоз «Червоный 
чабан».
 Вечером Ныч привез радостную весть: перешла в наступление 9-я армия Южного 
фронта, сильно побит румынский горный корпус. Наши гонят противника в 
направлении Нижние Серогазы.
 Хотелось кричать «ура!». Мы начали наступать! Вышвырнем теперь захватчиков или 
уничтожим их на нашей земле. Все ждали этого дня. И наконец, наконец-то 
наступление. За ужином летчики без конца обсуждали и комментировали события дня.

 – Вот бы отрезать Манштейна у перешейка, да зажать бы с двух сторон…
 – Теперь спадет жара над Перекопом.
 – Если не жарче станет.
 – Куда же жарче?!
 А прошедший день был действительно самым труд ным на Сивашах. В небе и на 
земле. Особенно на земле. Но то было внизу, а летчикам больше доставалось в 
жарком небе.
 За день эскадрилья провела несколько боев. И самым примечательным из них был 
тот, в котором лейтенант Щеглов уже на дымящемся самолете настиг и сбил того 
самого «мессершмитта», который поджег его.
 Щеглов выбросился на парашюте. Самолет его сгорел в степи. К концу дня 
добрался он попутной машиной до аэродрома. Приволок парашют на себе. Руки от 
сильных ожогов вспухли, почернели, волдыри полопались, Посидели с механиком у 
опустевшей стоянки, погоревали вдвоем, помолчали. Тяжело на войне 
«безлошадникам»: летчику – жди случая подменить уставшего товарища, механику – 
одному помогай мотор заменить, другому – что-нибудь отрегулировать, а то пошлет 
инженер в ремонтную бригаду или землю рыть, капониры строить. Вдвойне трудно на 
войне «безлошадникам». Но Щеглову в «безлошадных» ходить не довелось. Как ни 
упирался он, а врач настоял отправили его на Кавказ, госпиталь, откуда в свою 
эскадрилью он уже не попал.


* * *

 Не вернулся с боевого задания и лейтенант Филатов. Ведомый потерял его из виду