первым.
 Дорого же вам обойдется эта «легкая» добыча, черти желтобрюхие! Нас-то двое, 
но вы еще не знаете, чего стоит каждый русский летчик в воздухе.
 Бой превратился в сплошную неразбериху и погоню друг за другом. Перед глазами 
замелькали хвосты, желтые животы Me-109, дымовые и светящиеся пулеметные трассы.
 Сзади на «яках» и «мессершмиттах» опознавательных знаков не видно, а отойти в 
сторону никто не решался. Чехарда затянулась. Филатов непрерывно оглядывался на 
свой хвост. Иногда казалось, что голова его делает круговые обороты. Он едва 
успевал за мной при неожиданных резких движениях и атаках противника.
 Как долго длилась эта игра со смертью в «объятиях» двенадцати вражеских 
стервятников? Тогда показалась вечностью…
 Но вот мы, наконец, увидели, как наши штурмовики возвращались обратно. Сколько 
их, сосчитать не успехи. Следом шла группа прикрытия – свои «яки». Стало ясно – 
основное задание выполнено, надо и нам развязываться с «мессерами», добираться 
до дому.
 Но неужели так и уйти, не наказав ни одного?! И я ринулся вперед. После каждой 
атаки оглядываюсь – жив ли Филатов, узнав его, снова кидаюсь на ближнего 
«мессершмитта». Одного все же удалось поймать на миг в прицел и дать по нему 
очередь. Стервятник вспыхнул на виду у всех, вывалился из боя. Немцы дружно 
нырнули вниз, будто спешили взглянуть на его последний поцелуй с землей. Мы не 
стали им мешать.
 На аэродром сели почти вслед за Любимовым и Мининым. Летчики, прилетевшие 
раньше, осматривали с механиками свои машины, считали пробоины. Ныч ходил от 
одного самолета к другому, спрашивал, что и как. С возвращением командира все 
участники операции «Чаплинка» быстро собрались у КП, подвели предварительные 
итоги. Любимов тут же позвонил Ермаченкову.
 – Товарищ генерал, докладывает капитан Любимов. Пленный дал показания 
правильные. Удар штурмовиков был настолько неожиданным, что немцах пришлось 
вызвать «мессершмитты» с другого аэродрома. Бой был трудный. Наших четверых 
подбили. Раненых нет. Домой дошли все. Прикрывали я и Минин. Из сковывающей 
группы Авдеев и Филатов вели вдвоем длительный бой с двенадцатью 
«мессершмиттами». Авдеев сбил один истребитель противника.
 …Ныне Герой Советского Союза генерал-майор авиации К. Д. Денисов возглавлял 
тогда группу И-16. Непосредственное обеспечение операции ложилось на него. 
Позднее он с горечью говорил:
 – Все мы понимали, конечно, что эти истребители – весьма устаревшей 
конструкции, а потому они больше годились для бомбоштурмовых действий, чем для 
воздушных боев. Но что делать – тогда каждый самолет был на счету, и выбирать 
нам, собственно, было не из чего.
 Когда немцы с севера стали занимать полуострова и острова Сивашей, они уже 
посадили свои истребители на аэродромы Чаплинка и Аскания-Нова.
 Редкий вылет Денисова и его летчиков обходился без боя.
 Так было и на сей раз, когда он возглавил группу, атакующую аэродром Чаплинка. 
Во время его пролета Перекопа практически вся группа прикрытия уже была втянута 
в бой с истребителями противника.
 Сам Денисов так рассказывал мне о дальнейших событиях:
 – Сквозь огонь зениток мы прорвались к цели и начали пикировать на стоящие на 
земле самолеты противника. Кругом рвались бомбы и, как ленты, висели в воздухе 
очереди от трассирующих пуль. Единственный Ил-2 среди разрывов выбирал 
самостоятельно цели и расстреливал их. Завесой пыли, огня и дыма вскоре закрыло 
почти весь аэродром. И вот сквозь эту завесу вдруг прорывается взлетающий 
Хе-111, который сразу атаковал я с Семеновым, и то ли мы сбили его, то ли 
летчик струсил, но машина рухнула на дорогу и загорелась при ударе.
 Сделано уже несколько заходов на цель, потеряна высота, а набрать ее на наших 
устаревших машинах было уже не так-то легко. А истребителей противника налетело 
с соседних аэродромов много и начался тяжелый бой. Здесь я понял, что «яки» 
Любимова уже связаны неравным боем и мы остались без прикрытия. Израсходован 
почти весь боезапас, следовательно, маневрируя, надо отходить на свою 
территорию. И мы отходили с боем. То там, то здесь были видны большие группы 
немецких истребителей и в меньшинстве огрызающиеся наши «бисы», «чайки» и 
«ишаки». Противник имел явное преимущество, но вот уже наша территории и я 
решаю оттягивать противника в сторону ближайшего армейского аэродрома. Вижу, 
там уже взлетают, начинаем более активные действия, но оружие уже не стреляет. 
Немцы, поняв это, еще больше увлекаются боем, не замечая того, что они попадают 
в ловушку.
 И вот смотрю: атакуют наши истребители сверху, и сразу падают два немецких 
самолета, а остальные на полных газах стали уходить…
 Так или иначе, но победа была одержана.
 На ужин прибыли генерал Ермаченков и инспектор флота по технике пилотирования 
майор Наумов. Отмечали сегодняшнюю победу, хотелось верить, что она явится 
залогом будущих боевых успехов.
 Ужин превратился в шумное веселье, а затем и в непринужденную беседу. Помянули 
добрым словом Женю Ларионова, не забыли улетевших на защиту осажденной Одессы.
 В столовой стало многолюдно. Кто-то притащил баян, растянули меха. Грянули 
«Распрягайте, хлопцы, коней», потом спели «Любимый город». Филатову принесли 
гитару. Он слегка тронул струны и запел «Очи черные». Его мягкий приятный тенор 
заполнил все пространство, не оставив места ни другим звукам, ни шорохам.
 В противоположном конце зала раздвинули столы, плясали под баян русскую, 
лезгинку, гопака. В стороне что-то обсуждали Минин и его новый ведомый Яша 
Макеев. Минин уверял: «Кончится война, куплю себе легковой автомобиль…» Пока