расставаться с успевшим стать для нас поистине отцом-командиром нашим 
политруком. Спасибо Вам, Николай Васильевич, за науку! 

Далее судьба забросила меня в разведвзвод 198-го стрелкового полка 12-й 
стрелковой дивизии 2-й Краснознаменной Армии Дальневосточного фронта. А здесь, 
уже не в запасном полку, и нагрузки физические были настоящими, и 
взаимоотношения устанавливались серьезнее и прочнее. Самым главным для меня 
командиром оказался помкомвзвода сержант Замятин. От него я схлопотал и свое 
первое дисциплинарное взыскание - "личный выговор". А получилось это так. 
Поскольку я был рослым, то на физзарядке, которая в основном заключалась в 
передвижении бегом, меня поставили впереди всех, даже старослужащих, то есть 
"направляющим". И вот когда сержант подавал команду "шире шаг", я своими 
длинными ногами этот шаг действительно делал шире и ускорял бег, а "старики" 
все одергивали меня, мол, еще успеешь, набегаешься, и я, конечно, снижал темп. 
После нескольких таких случаев сержант остановил взвод, вывел меня из строя и 
за невыполнение команд объявил тот самый выговор. 

Домой об этом взыскании не стал писать, стыдно было. Долго я старался заслужить 
снятие выговора, пока во время одного из марш-бросков километров на тридцать не 
помог отставшему красноармейцу, взял себе его винтовку и буквально тащил его за 
руку. Вот за проявленную взаимовыручку на марше сержант и похвалил меня, сняв 
"прилюдно" свой выговор. Как я был рад этому! 

Командира своего взвода лейтенанта Золотова видеть приходилось редко, командира 
полка совсем не помню, а вот командира дивизии полковника Чанчибадзе, 
невысокого плотного грузина, память хорошо сохранила. Многому научили нас его 
изобретательность и требовательность. 

И вообще, "наука побеждать" давалась обильным потом, когда гимнастерки наши 
настолько просаливались, что сняв их, можно было поставить (а не положить), - и 
не падали! 

В детстве у меня случилось какое-то заболевание коленного сустава, и меня долго 
тогда лечили "от ревматизма" и больничными и бабушкиными мазями. Здесь же под 
такими неимоверными нагрузками он, этот "ревматизм", будто улетучился. И до сих 
пор не дает о себе знать. Многие недуги излечивала армия, и не только 
физические. 

В этом разведвзводе я прослужил до 1 января 1942 г. В ночь под Новый год меня 
срочно сменили с поста у полкового знамени (я был в карауле), и этой же ночью, 
не дав мне возможности почистить винтовку, отправили по комсомольской путевке 
во 2-е Владивостокское военно-пехотное училище. Обрадовался, было, что увижу 
Владивосток - город моей детской мечты, который я еще не видел, но о котором 
так много слышал. 

Но оказалось, что это училище находится в Комсомольске-на-Амуре. Проучился я в 
нем всего полгода, но до сих пор с особой теплотой вспоминаю те студеные зимние 
месяцы учебы и с чувством благодарности - всех моих преподавателей, командиров 
и воспитателей, начиная от старшины роты Хамсутдинова, командира нашего 
курсантского взвода совсем молодого лейтенанта Лиличкина, командира роты, 
исключительно подтянутого и удивительно стойкого к почти арктическим амурским 
морозам старшего лейтенанта Литвинова. 

С благоговением вспоминаю я друзей-курсантов: Колю Пахтусова, Андрея Лобкиса, 
нашего ротного запевалу, способного звонко петь даже в сильные морозы, вечно 
невысыпавшегося очкарика Сергея Ветчинкина. Эти и многие другие мои 
сослуживцы-курсанты были теми, кто подставлял свои надежные плечи в трудные для 
меня минуты, но с которыми, увы, так больше и не суждено было встретиться. 

Не могу удержаться, чтобы не вспомнить некоторые подробности быта в училище и 
запомнившихся мне курсантов и преподавателей. 

Располагалось оно на одной из городских окраин, именуемой Мылки, недалеко от 
Амура. Распорядок дня был весьма напряженным. Зарядка начиналась за два часа до 
завтрака физической подготовкой или штыковым боем. И это, как правило, 
ежедневно, за исключением случаев, когда нас ночью поднимали по тревоге и 
выводили в поле марш-бросками. Там вместо завтрака выдавали сухари и консервы 
(как правило, рыбные или "кашу с мясом" - одну банку на двоих). 

В столовой же завтрак обычно состоял из гречневой, овсяной или перловой каши, 
кусочка масла, хлеба и сладкого чая. Физически мы выматывались сильно, и нам в 
общем-то всегда не хватало (в принципе, достаточно калорийного) курсантского 
довольствия. Ведь до обеда, как правило, занятия были на воздухе, в поле, где 
температура в январе-феврале часто опускалась ниже 30° мороза, а после обеда, 
когда уже темнело, было 2-3 часа классных занятий (топография, теория 
стрелкового дела, изучение матчасти оружия, минно-саперная подготовка, средства 
связи и т.д.), а затем самоподготовка. 

Перед ужином каждый вечер по 1-2 часа мы занимались или строевой, или лыжной 
подготовкой. К счастью, лыжный маршрут проходил невдалеке от магазинчика. В нем,