остановившаяся машина оказалась просто подарком судьбы она ехала в тыловой 
район фронта и именно через Лохув. Фатальное везение! 

Уже через несколько часов мы въехали в этот небольшой городишко. 

Бросился я к первой попавшейся повозке, запряженной какой-то тощей лошаденкой, 
которой управлял совсем молодой солдатик (почему-то без погон), и спросил его, 
где размещается госпиталь. Я целый день не переставал удивляться, как мне везло,
 но здесь моему удивлению уже не было предела. В солдатике этом я с трудом, но 
узнал ритиного брата Стасика, уехавшего, как оказалось, тайком с ней и со своей 
мамой, врачом, на фронт. Он тоже, кажется, узнал меня и на мой вопрос ответил 
вопросом: "Вам нужна Рита Макарьевская?" Я бросился к нему, обнял его 
щупленькую фигуру, вскочил в повозку, и он не спеша повез меня к госпиталю, 
хотя мне хотелось спрыгнуть и бежать туда, куда он мне укажет. 

Вскоре мы подъехали к группе домов, в один из них вбежал Стасик, но быстро 
выскочил оттуда и сказал, что Риту не выпустили, там какие-то важные занятия 
проводит сам начальник госпиталя, а Рита сказала, чтобы мы шли к ним домой. 

Меня удерживало от принятия этого приглашения наличие тех проклятых насекомых, 
которые не только испортили нам всем и так несладкую жизнь в окопах, но еще и 
ставят меня в ужасно неловкое положение перед давно ожидаемой и безмерно 
желанной встречей. Вообще-то именно из-за этого я и не рассчитывал здесь 
задерживаться, хотя увидеть свою любимую хотелось до безумства. И вот, наверное,
 это безумство и то, что с мамой Риты Екатериной Николаевной я был уже давно 
знаком, заставили меня сразу же принять решение честно признаться ей в этом 
своем несчастье, а там будь что будет, но Риту я все равно дождусь и хоть на 
улице (было в этот день не очень морозно) побудем вместе. 

Пришли. Екатерина Николаевна в окно увидела нас и выскочила, узнав меня. Видимо,
 я очень покраснел от стыда за предстоящее признание, потому что она сразу 
встревоженно спросила, что со мной, не болен ли я. Пришлось сразу, без 
предисловий, выложить ей все и сказать, что я лучше подожду Риту здесь, на 
улице. Однако она, сразу все поняв и оценив важность предстоящей встречи для 
нас, мгновенно приняла другое решение: "Заходите, Саша, не стесняйтесь этого 
недуга, к сожалению, на фронте это не редкость, очень многие раненые к нам 
поступают с этим. Мы сейчас примем нужные меры". 

Зашли. Она тут же заставила меня снять обмундирование, пройти в маленькую 
комнатку (видимо, Стасика), снять белье, надеть белый медицинский халат и лечь 
в постель, отдохнуть, пока придет Рита. Белье мое она тотчас же стала кипятить 
на жарко натопленной плите, а гимнастерку и брюки тщательно гладить раскаленным 
утюгом. 

Я не представлял, как же произойдет наша встреча и, несмотря на почти бессонную 
перед этим ночь (да еще и не одну!), ушедшую на написание боевых характеристик 
штрафникам, передачу района обороны и другие дела, все-таки от волнения перед 
главной в моей фронтовой жизни встречей так и не заснул. 

Через несколько часов прибежала Рита. Я вскочил с постели в непривычном для 
себя одеянии - в белом врачебном халате явно не по моему росту. Видимо, мама 
ввела ее в курс дела, и она не удивилась, увидев меня в таком наряде, бросилась 
ко мне, и мы, обнявшись, долго так стояли. 

Как Рита изменилась! Прошло всего немногим больше года после нашего расставания 
в Уфе, а она так повзрослела! Не раз стиранная гимнастерка с погонами на ее 
ладной, чуть пополневшей после блокадной худобы фигуре сидела ловко, вместо 
солдатского ремня на ней был офицерский. Такая же высветленная от стирок юбка, 
туго обтягивающая ее стройные ноги. 

Мы безмерно радовались этой подаренной нам судьбой встрече, и пока всю ночь 
неугомонная Екатерина Николаевна вываривала и утюжила мою одежду, мы говорили, 
говорили, говорили... Вспоминали все, что произошло за этот год с нами до 
сегодняшнего счастливого вечера. 

Да, об этой встрече мечтали мы долгие дни, недели, месяцы... 

...Теперь, когда в работе над этой книгой нахлынули воспоминания о том 
тревожном и счастливом времени, наверное, пришла пора подробнее рассказать об 
истории нашего знакомства и романтических отношениях, завершившихся фронтовой 
свадьбой. Этому я посвящу следующую главу своих воспоминаний. 

Сделать это мне будет нелегко, если учесть, что к 40-летию Победы, в декабре 
1984 года обозреватель "Комсомольской правды" Инна Павловна Руденко 
опубликовала в этой газете большой, во всю полосу очерк, который назвала 
"Военно-полевой роман". Это название очерку она дала в пику художественному 
фильму Петра Тодоровского под таким же названием. А фильм этот, как тогда его 
оценивали фронтовики и особенно - фронтовички, показался нам попросту пасквилем 
на женщин, которые на фронте, рискуя жизнью, сражались с врагом. А в фильме 
Тодоровского женщина на фронте - не боец, а развлечение для комбата.