романтические отношения с нашими офицерами и бойцами, хотя это им не всегда 
удавалось. 

У наших соседей в это время шло интенсивное пополнение рядов за счет 
призываемых из освобожденных районов ("гмин" и "воеводств") и обучение вновь 
призванных "жолнежев". У нас тоже шло формирование одной роты и взводов 
усиления за счет нового пополнения, правда, не массового, как раньше. Хорошо, 
что большинство бойцов было с богатым боевым опытом, и они использовались нами 
в роли инструкторов. И делали это с охотой, с увлечением, каждый по своей 
собственной методике. 

Немного освоившись после долгой разлуки с батальоном, я с горечью узнал о 
гибели некоторых моих друзей-офицеров, моих заместителей-штрафников и части 
командиров отделений и сожалел о том, что многие из моего взвода еще не 
вернулись после госпиталей. Как мне сообщили, погиб и славный командир 
отделения Пузырей. Он и сейчас, более полувека спустя, стоит перед моими 
глазами - худощавый, подтянутый, тонкие губы, острый взгляд, собранность во 
всем, весь в движении. 

Встретили меня в батальоне тепло, "обмыли" и возвращение, и медаль. 

Командир роты Иван Матвиенко, получивший недавно из рук прежнего комбата за 
предыдущие бои под Брестом орден Суворова III степени, почему-то вновь 
формировал роту, тогда как некоторые вновь прибывшие на такие же должности 
офицеры находились в резерве. Может, я тенденциозен, но мне показалось, что 
Батурину мозолил глаза полководческий орден ротного. 

Матвиенко настоял, чтобы я снова был зачислен в его роту, чему я был рад. 
Познакомили меня с некоторыми вновь поступившими в батальон офицерами. Среди 
них какой-то особой молчаливостью, суровостью и твердым характером выделялся 
командир пулеметного взвода неторопливый и, как оказалось вскоре, расчетливый и 
отважный старший лейтенант Жора Сергеев, уже много повидавший на фронте судя по 
огромному, во всю левую щеку шраму на лице. К тому времени наши пулеметчики, 
вернее, взвод, который формировал Сергеев, получили новые станковые пулеметы 
системы Горюнова. Они были почти вдвое легче прежних "максимов" (всего 40 кг 
вместо 70!). Лента, как и у "максима", вмещала 250 патронов. 

Вместо Феди Усманова, еще не вернувшегося из госпиталя, временно (комроты 
почему-то был уверен, что Федя скоро вернется) в роту был зачислен младший 
лейтенант Иван Карасев, высокого роста, крепкого телосложения, удивительно 
спокойный человек. 

В общем, формировались мы под наблюдением нового комбата и его штаба, а также 
под влиянием складывающихся обстоятельств весьма энергично. В это время в связи 
с редко поступающим пополнением формировали в первую очередь одну из стрелковых 
рот, а не одновременно все, как раньше, и этой роте придавали взводы - 
пулеметный, минометный и противотанковых ружей, предполагая, что теперь 
батальон будет вступать в бои не в полном составе, а поротно. И, конечно же, 
постоянно находился в стадии готовности взвод связи при штабе батальона, 
обеспечивающий связь воюющей роты со штабом в любых боевых условиях. Целыми 
днями с утра занятия, а после обеда - прием пополнения, изучение приговоров и 
определение места в боевом расчете взвода. Ни о каких 17 сутках, да еще и 
санаторного лечения не могло быть и речи, хотя капитан медслужбы Степан 
Петрович Бузун специально прикрепил ко мне своего фельдшера, лейтенанта 
медслужбы Ваню Деменкова, делавшего мне и перевязки еще не совсем зажившей раны,
 и ежедневные массажи, методику которых ему показал тот же доктор Бузун (этой 
методикой я пользовался еще долгие годы после войны, до полной нормализации 
чувствительности раненой ноги). 

В эти дни мы узнали, что в Варшаве началось восстание. Уже тогда даже мы, еще 
малоопытные командиры, сожалели, что уж очень не вовремя поднялись повстанцы: 
ни наши войска им были практически не в состоянии помочь, ни они нам. Ведь 
войска нашего 1-го Белорусского фронта преодолели к тому времени с боями более 
250 километров сильно укрепленной вражеской обороны, с развитой системой 
полевых укреплений, на сложной местности с естественными, трудно преодолимыми 
рубежами. Тылы и базы снабжения сильно отстали. Это и мы чувствовали, не ведя 
уже боев. Артиллерия, естественно, почти полностью израсходовала созданный 
перед началом операции "Багратион" боезапас, а большинство танков и другая 
техника нуждались в ремонте. Что же касается солдат и их командиров - они были 
измотаны до предела... 

А то восстание, как мы узнали потом, началось еще 1 августа по сигналу 
польского эмигрантского правительства из Лондона, когда мы в составе нашей 70-й 
армии, как и многие другие войска фронта, еще только завершали очищение района 
окружения немцев, армия захватила Бяла Подляску и вела бои в районе Седлеца, 
что почти в 100 километрах от Варшавы. 

И хотя передовые армии фронта к тому времени захватили Магнушевский плацдарм на 
Висле, южнее Варшавы, сил для дальнейшего наступления не оставалось, противник 
еще яростно сопротивлялся и ему даже удавалось наносить чувствительные удары по