эту должность именовали. 

По роду своих, уже генеральских, должностных обязанностей он не раз бывал на 
месте тех боев под Бяла Подляской. Там была, рассказывал он, большая ухоженная 
братская могила советских воинов. Пожалуй, не было больше нигде могил, на 
камнях которых было бы столько имен офицеров. А это были в основном имена 
погибших там штрафников. Судя только по этой могиле, можно было догадаться, 
какой большой кровью досталась нам Победа вообще и освобождение Бреста в 
частности. 

Вот тут в нашей общей памяти не было разночтений. Все помнили детали тех 
жестоких боев. Воевали там все решительно и мужественно. Никто не оставлял 
своих позиций. Ведь до дня, когда окруженная группировка немцев была пленена, 
еще двое суток гитлеровцы отчаянно пытались прорваться на запад. Но и гвардейцы,
 и штрафники стояли насмерть. Как под Москвой, как в Сталинграде. 

До какого же предела напряжения дошли мы и наши бойцы 

в те дни, если у нас под конец исчезло само чувство страха быть убитым! 

А в тот день, 26 июля в очередной из фашистских атак, предпринятых с самого 
утра, немцы, пытающиеся прорваться через наш участок, шли плотной массой. 
Теперь, уже без прежней спеси, шли они не в полный рост, а ползли, прижимаясь к 
земле, то ли под угрозой расстрела своими же офицерами (а их грозные голоса 
доносились до нас), то ли в отчаянии. Им удалось приблизиться к нашим позициям 
на расстояние броска гранаты, однако несмотря на их шквальный огонь, гранатами 
забросали фашистов мы. 

И когда я поднялся из окопа и швырнул в эту ползущую массу очередную гранату, 
рядом со мной был убит пулеметчик. Бросился я к замолкшему "Дегтяреву" и в этот 
момент почувствовал сильный удар, будто мощным электротоком, в правое бедро и 
полностью перестал ощущать правую ногу (это было "слепое пулевое ранение в 
верхнюю треть правого бедра с повреждением нерва"). 

Атака была отбита, фрицы, оставшиеся в живых, поползли назад. В образовавшемся 
затишье мой верный ординарец Женя оттащил меня в какое-то углубление вроде 
воронки и побежал искать санитарку. 

Ни моего индивидуального перевязочного пакета (ИПП), ни того перевязочного 
материала, который был у санитарки, явно не хватало для тугой, давящей повязки. 
От предложенного мне Женей его перевязочного пакета я отказался. Ведь никто не 
застрахован, что он ему самому не понадобится! Пришлось использовать мою 
пропотевшую, просоленную нательную рубаху. 

Закончив перевязку, поволокли они меня на полковой пункт сбора раненых, который 
был метрах в двухстах от линии огня. 

Женю я отослал к своему заместителю Сергею Петрову, чтобы передать ему: теперь 
он командует взводом. 

Наверное, через час подъехала повозка, на которую и погрузили нас, человек 15. 
Лошадь была трофейная, эдакий здоровенный битюг-тяжеловоз. Он бы, конечно, увез 
не одну такую телегу. 

Рядом со мной сидел боец моего взвода со страшным ранением лица. Разрывная пуля 
попала ему сбоку в переносицу и превратила его левый глаз в зияющую 
кровоточащую дыру. Сколько мужества и терпения было в его до меловой бледности 
сжатых кулаках. И молчал он как-то неестественно, отрешенно, преодолевая, 
видимо, неимоверную боль и боясь разжать плотно стиснутые зубы, чтобы не дать 
вырваться стону или крику. 

Доставили нас на ПМП (полковой медпункт), а там заполнили на каждого первичный 
документ о ранении, так называемую "Карточку передового района", которая 
подтверждала, что ранение получено в бою. Оттуда, уже на грузовичке, забитом до 
предела лежачими и сидячими ранеными, отвезли нас в ближайший медсанбат. 

Разместили всех в почти "под завязку" заполненном очень длинном сарае на 
толстом слое расстеленной на земляном полу свежей, ароматной соломы и сена, 
строго-настрого предупредив, чтобы никто не вздумал курить. Сгорим ведь все! 
Ощупав свои карманы, я понял, что трубку свою где-то в этом бою потерял. 

А жаль, она мне долго и верно служила. 

Какой родной, почти забытый мирный запах шел от этой нашей общей постели, так 
отличавшийся от пропитавшего всех нас запаха пороховой гари, пота и крови... 

Не дождавшись прихода врачей или кого-нибудь из медперсонала, чтобы показать 
свой документ о ранении, в котором было указано на необходимость первоочередной 
врачебной помощи, я, так и не почувствовав боли, сладко заснул.