предположил, что это, возможно, последствия ранения в голову и контузии мозга. 
Ну, да и бог с ними, этими моими музыкальными данными. Важно то, что я стал 
постепенно поправляться. 

Рита тоже еще принимала участие в самодеятельности, но уже не танцевала "гопак" 
и "барыню", а на медленную "цыганочку" ее все-таки упрашивали. 

Рядом с госпиталем в казармах размещалась какая-то польская военная школа. Наши 
концерты проходили и там. По-видимому, по национальной традиции Войска 
Польского, курсантов учили бальным танцам и часто устраивали танцевальные 
вечера. Рита умоляла меня ходить с нею туда хотя бы иногда. Я, конечно, 
оберегал ее, сопротивлялся, но ее мама, к моему удивлению, вставала на сторону 
Риты, и я сдавался. А Екатерина Николаевна еще и умудрялась, подкладывая вату в 
определенные места женской одежды, делать почти незаметной беременность дочери. 


И вот однажды на таком танцевальном вечере достаточно пожилой польский офицер 
пригласил Риту на какую-то мудреную мазурку, где он становился перед ней на 
колено, выбрасывал вперед шпагу, а партнерша должна была вальсировать вокруг, 
перепрыгивая через нее. Какое удовольствие было на лице у Риты, когда она с 
блеском выполнила все эти пируэты, а кавалер в конце танца галантно поклонился, 
поцеловав ее руку, и сказал, что он давно не танцевал с такой умелой партнершей.
 Рита была вне себя от радости и гордости, раскраснелась, но, вернувшись домой, 
поняла, что наступают роды, хотя, по нашим расчетам, им было еще не время. 

Ночью мы вели ее в госпиталь почти через весь Рембертув, часто, во время 
схваток, останавливались и Рита присаживалась на стул, который я прихватил по 
совету ее мамы. Привели ее в госпиталь, и Рита с мамой ушли, а меня оставили на 
всю ночь ожидать результата. Курил я нещадно, вышагивая десятки километров по 
коридору, волнуясь за нее. А к утру она родила. Роды принимала ее мама, а 
ассистировала ей Мира Гуревич. 

Я знал, что новорожденные, конечно, очень маленькие, но наш оказался настолько 
мал! Как потом мне сказали, в нем всего было чуть больше килограмма, да и рост 
нестандартный, малый. Такое щупленькое тельце. Конечно, преждевременные роды - 
не столько итог мазурки, сколько следствие того, что пришлось Рите, да и 
зревшему тогда в ней человечку, пережить на войне, особенно - на поле боя. 
Правильно писала Инна Павловна Руденко: "война - не лучшая из повитух". 

С рассветом, когда меня допустили к Рите, я сфотографировал счастливую мать с 
только что родившимся сыном. Еще задолго до родов мы придумывали имя будущему 
ребенку. Я предложил назвать, если будет сын, Аркадием. Пусть, говорил я, будет 
он Аркадием Александровичем, в честь моего первого и любимого фронтового 
комбата Осипова. И даже один день он у нас прожил под этим именем. Но потом у 
Риты подернулись слезой глаза, и назавтра она сказала, что ей ночью приснился 
ее отец, умерший в блокадном Ленинграде, и она хотела бы назвать нашего 
первенца Сергеем в честь отца. У меня не было никаких оснований возражать. 

Первую неделю нашего Сереженьку держали в срочно сооруженном "инкубаторе", 
обогреваемом электролампами и грелками. А потом вырос, наверстал. Ровесник 
Победы! Сейчас, когда я пишу эти строки, ему уже 57. И ростом "дошел", почти 
180, и вес "набрал" - около центнера! И шесть лет, как нет его родительницы, 
заботливой матери и доброй бабушки. 

А тогда, вскоре после рождения сына, мне сделали операцию по извлечению 
немецкой пули, сидевшей во мне больше года после памятного ранения под Брестом. 
Операция была вынужденной, так как пуля эта, мигрируя в теле, вышла под кожу на 
самом неудобном месте и ни сидеть, ни лежать спокойно не давала. Извлекли ее 
сравнительно легко, под местным обезболиванием, но мой организм, вероятно 
ослабленный жестокой малярией, среагировал неадекватно. Когда я после операции 
вышел на воздух, во двор, мне стало дурно, и я едва устоял на ногах... 

А в общем-то моя малярия стала понемногу отступать, приступы ее стали более 
редкими и менее изнурительными, температура уже не доводила меня до бредового 
состояния и мне можно было (да и нужно уже) возвращаться в батальон. Но тут 
встала задача: и ребенка нужно зарегистрировать, и брак свой узаконить. Поехал 
я в Варшаву, зашел в комендатуру города, надеясь все по-быстрому оформить. Там 
мне разъяснили, что теперь в Варшаве функционирует Консульский отдел Советского 
посольства, где и регистрируют все акты гражданского состояния. Нашел я это 
учреждение и узнал, что для регистрации брака нужно присутствие обоих 
"брачующихся", а для регистрации ребенка достаточно документа, подтверждающего 
факт его рождения. 

Через несколько дней на машине начальника госпиталя мы, празднично одетые, с 
начищенными орденами и медалями, оказались в нужном месте. Процедура 
регистрации была простой: сделали отметки в наших служебных документах и выдали 
свидетельства о браке и о рождении сына. А в этом свидетельстве записали в 
графе "место рождения": "город Варшава, Польша". И какое совпадение: отец Риты, 
Сергей Михайлович Макарьевский, русский, предки его имели польские корни, а 
теперь вот его внук Сергей родился на земле предков своего деда.