захваченных домов и приказал Кузнецову частью своих сил организовать такую 
проверку. И не зря: в нескольких домах на вторых этажах и на чердаках были 
обнаружены и уничтожены притаившиеся там пулеметные огневые точки. 

И здесь я увидел вдруг ползком пробирающуюся к нам Риту. Стало не по себе: ведь 
ее место там, где раненые, а не здесь, в этом адовом огневом вертепе! 
Прикрикнул на нее, знаками и почему-то шепотом (глупо, все равно не услышит!) 
попытался дать ей понять, что здесь очень опасно, но одновременно почувствовал 
что-то вроде гордости за ее бесстрашие. 

Успешный результат проверки своих "тылов" в какой-то степени вселил уверенность 
в том, что эта мера оказалась и правильной, и своевременной, и крайне 
необходимой для наших дальнейших действий. Оставалось решить, как захватить 
строения на противоположной стороне улицы. И в этот момент ко мне подползли 
взводный Афонин со штрафником Ястребковым, недавно переведенным к Афонину из 
моей "полуроты". Они предложили невероятно смелую, но, как мне показалось 
вначале, невыполнимую идею. А она заключалась в том, что на нашем участке, где 
улица представляет собой прямую линию, Ястребков, собрав максимальное 
количество гранат в карманы и противогазовые сумки, попытается изобразить 
перебежчика. Достигнув противоположной стороны улицы, он, прижимаясь к стенкам 
домов, чтобы его не смогли достать огнем фрицы из своих амбразур, будет 
забрасывать по одной-две гранаты в них и таким образом подавит эти огневые 
точки, мешающие роте подняться в атаку. А чтобы немцы поверили в то, что это 
действительно перебежчик, он выскочит из-за дома с криком "Нихт шиссен!" ("Не 
стрелять!"), с поднятыми руками, а мы все должны будем открыть огонь якобы по 
нему, но на самом деле значительно выше. 

Я не мог сразу согласиться с этим вариантом. Но не потому, что не доверял 
штрафнику. Он шел на смертельный риск сам, и понимали мы его правильно. Ведь, 
наверное, он сам тоже не видел другого выхода. 

Я помнил его еще по периоду формирования моей "полуроты". Он тогда показался 
мне надежным бойцом, уже имевшим до штрафбата опыт командира стрелковой роты, 
на его гимнастерке остались следы от трех орденов. И пока мы формировались, он 
у меня был командиром отделения, не раз проявлял завидную смекалку и 
расторопность. 

Наверное, нет человека на войне, который не опасался бы пули или осколка от 
снаряда в бою. Но, видимо, в данном случае боец, а тем более бывший офицер с 
устоявшимся командирским сознанием, еще не утративший чувства личной 
ответственности за исход боя, в данной ситуации был так поглощен ходом боя и 
озабочен его исходом, что вопросы личной безопасности, как правило, отступали 
на задний план. Это состояние я наблюдал у многих моих товарищей, например у 
Янина, Семыкина, Сергеева и других. Замечал я такое и у себя. 

Не мог я согласиться с этим предложением еще и потому, что теперь это были не 
мои подчиненные. Посоветовал Афонину доложить свое предложение вначале 
командиру роты. Тот одобрил его и дал подробнейшие на этот счет указания 
остальным взводам, обязав их довести до каждого бойца смысл задуманного их 
товарищем и обеспечить правдоподобную имитацию открытия огня по 
"перебежчику-предателю", не забывая держать под огнем и окна-амбразуры. 

Собрали ему две противогазные сумки ручных гранат, да он еще и свои карманы 
набил ими. Выбрав момент, он прополз немного вперед, вскочил, бросил на землю 
свой автомат и с поднятыми руками, в одной из которых была какая-то белая 
тряпица, заорал во всю мочь: "Нихт шиссен! Нихт шиссен!". Петляя и падая, 
устремился он к домам на противоположной стороне улицы, а рота открыла дружный 
огонь по "перебежчику". Как мы все волновались за нашего смельчака! Удастся ли 
эта, на первый взгляд, безумная затея и не погибнет ли зазря этот храбрый боец, 
не добежав до заветной цели. 

И как же радостно было на сердце, когда ему удалось, наконец, прижаться к стене 
одного дома. Едва переведя дух, он, буквально вдавливаясь в стену, "прилипая" к 
ней, начал медленно подбираться к ближайшему окну. Бросив в него примерно с 
двухсекундной задержкой, чтобы фрицы не успели их выбросить из подвала, одну за 
другой две гранаты и дождавшись взрывов, он перебежал к другому и так от 
амбразуры к амбразуре с уже приготовленными гранатами уверенно продвигался 
вперед, а позади него эти только что изрыгавшие смерть огневые точки замолкали 
одна за другой. И вскоре красная ракета подняла роту в атаку. Вначале поднялся 
взвод Афонина, а вслед за ним - остальные бойцы роты. Броском преодолев эту 
злополучную улицу, штрафники добивали оживающие огневые точки, окружали дома, 
не давая улизнуть тем, кто пытался скрыться во всяких пристройках или сбежать к 
берегу Одера огородами. 

Успех был полный! А взвод Афонина обнаружил недалеко какую-то не замеченную 
раньше деревушку, из которой группа фрицев спешил на помощь тем, кого уже здесь 
громила штрафная рота Бельдюгова. Взводный быстро сориентировался и повел свой 
взвод, чтобы перерезать им путь. Сильным огнем заставили этих фашистов залечь, 
а затем и сдаться.