это внимания, поскольку я был там весьма незначительной персоной.

Слово «предатель» вскоре засело в моем сознании и постепенно превратилось в 
кошмар, с которым я не мог бороться. Оно жило, ворочалось в мозгу, как червь, я 
начал смотреть на самого себя с отвращением. В конце концов, один сослуживец по 
командной экспедиции посмотрел как-то на меня удивленно и спросил: «Черт побери,
 что это ты такой мрачный? Может, протокольные мероприятия отнимают много сил?» 
Он засмеялся. Но мне стало не до смеха: это был сигнал взять себя в руки!

Человек обладает удивительным умением приспосабливаться. Можно сказать, что и я 
приспособился к неизбежной ситуации. Неизбежной, поскольку зашел слишком далеко 
и не видел никакого пути назад. Неизбежной, потому что мое упрямство не 
позволяло поставить крест и выйти из игры.

Огромным напряжением сил я вернул себе равновесие. Инстинкт самосохранения 
победил. Неприятное чувство исчезло. Но прежнего состояния легкости уже не 
ощущалось. Я чувствовал себя одиноким и изолированным от общества. Не было 
больше единения, солидарности с коллегами, друзьями и знакомыми, хотя все они 
вели себя по-прежнему. Мысль, что мое будущее возможно лишь за пределами Швеции,
 росла и росла, все больше превращаясь в своеобразную идею фикс. И когда 
однажды я снова покинул Швецию, то думал, что уже не вернусь назад…

Почему же СЭПО не находило улик? Как можно было работать годами в Стокгольме, 
где оно буквально охотилось за Веннерстремом – и не дать, не оставить после 
себя хоть каких-то улик? Многие впоследствии недоумевали и удивлялись. Но ответ 
напрашивается простой: все протекало слишком ординарно! Не было ничего, что 
напоминало бы драматические особенности других столиц: Москвы, Вашингтона, 
Берлина. Иными словами, в работе офицера экспедиции нелегальная деятельность 
полностью переплеталась с легальной. И ни разу не было никаких отклонений.

Примечательно, что в то же самое время активно действовал русский полковник 
Олег Пеньковский – агент ЦРУ, разоблаченный в конце 1962 года. С точки зрения 
Веннерстрема было ужасно, что существовал такой человек. Он служил в Центре, в 
Москве – в самом сердце советской разведки. И Стиг не мог с этим смириться, 
даже когда разоблачение стало фактом.

Позже он признавался, что был в шоке, представив, как в то время он вдруг узнал 
бы, что ЦРУ удалось проникнуть в святая святых Центра, что там есть человек, 
который в любой момент может раскрыть существование агента Веннерстрема 
американцам! Стиг никогда не был особенно пугливым, но отдавал дань реальности: 
каково было бы узнать об этом обстоятельстве, спокойно сидя в стокгольмской 
командной экспедиции? Любой был бы смертельно напуган и немедленно прекратил 
свою нелегальную работу. Однако, по счастью, тогда он ни на мгновение не 
представлял, что такая незримая и страшная опасность может подстерегать со 
столь неожиданной стороны.

Впоследствии утверждалось, что Пеньковский якобы действительно дал американцам 
информацию о Веннерстреме, правда, после того, как тот уже покинул Вашингтон. И 
что ЦРУ, в свою очередь, проинформировало об этом СЭПО. Сам по себе хороший 
посыл для молниеносного выпада контрразведки уже на той стадии. Но выпада не 
произошло, более того, Стиг так и не смог найти никакого подтверждения, что 
информация Пеньковского существовала.

Признанием этого факта Веннерстрем лишний раз подтвердил выводы русской стороны,
 что американцам его раскрыл другой предатель – Поляков. Косвенным 
доказательством стало и то, что с I960 года Поляков как раз находился во второй 
командировке в США и уже получил доступ к информации о шведском агенте. Впрочем,
 окончательная правда еще дожидается часа быть обнародованной.

Как бы ни утверждали противоположное, тайная полиция ведет свое наблюдение во 
всех странах. В Стокгольме она также наблюдала и за советскими военными 
дипломатами, и за Веннерстремом. Но этим способом она мало чего могла достичь. 
Наблюдение фиксировало все перемещения в деталях, но не усматривало в них 
ничего ненормального: выявлялась просто-напросто легальная работа и жизнь 
офицера экспедиции.

Бесконечное циркулирование между офисом, приемами и домом – никаких секретных 
встреч, ну хотя бы одной-единственной за все годы! Никаких тайников! Стиг 
встречался с людьми при исключительно открытых обстоятельствах, каждый раз в 
присутствии многих свидетелей. Естественно, нельзя было избежать случайных 
встреч в центре Стокгольма, на отдыхе или в магазинах. Они могли, конечно, 
использоваться, как нелегальные, и быть подозрительными в глазах СЭПО, но 
ничего подобного в действительности не было. Лишь однажды агент столкнулся с 
русским атташе и его дочерью, когда папа отводил ее в школу. Даже если кто-то 
из них и был в тот день под наблюдением, никакого определенного подозрения на 
основе увиденного у контрразведки возникнуть не могло.

Однако СЭПО старалось действовать и более изощренно. Веннерстрем чисто случайно 
«вычислил», что один из их сотрудников работал официантом на дипломатических 
приемах. Только ли ради Стига или, возможно, в превентивных целях – оставалось