такой поездки. Хороший знакомый Веннерстрема служил в Германии начальником 
авиационного командования в Висбадене и давно уже приглашал к себе в гости. Об 
этом знакомстве Стиг рассказал Петру с особым удовольствием – подобные контакты 
обеспечивали повышенный престиж в глазах Центра.

И вот однажды встреча все же была назначена на конец марта. Но определили ее не 
Веннерстрем с Петром. Это сделал висбаденский знакомый. К нему по приезде швед 
прежде всего и направился.

Имя этого высокопоставленного генерала никогда не упоминалось открыто, после 
ареста Стига СЭПО никогда не спрашивало о нем, и американская комиссия по 
расследованию также не дала прессе никаких сведений. Исходя из этого Стиг тоже 
никогда не раскрывал его имени, хотя при желании любой мог узнать это без 
особого труда. Веннерстрем же молчал, полагая, что наверняка генерал был 
глубоко оскорблен в своих лучших чувствах, когда агента разоблачили: так 
злоупотребить высокопоставленным гостеприимством!..

Но тогда швед ехал к нему без каких-либо скрытых целей – если отбросить 
оправдание поездки в Восточный Берлин. Хотя вряд ли это объяснение могло как-то 
умерить генеральский гнев.

В американской прессе появлялись утверждения, что Веннерстрем был специально 
послан Центром, чтобы шпионить за ним. В действительности дело обстояло совсем 
не так. Возможно, что арестованный и сказал во время допросов в 1963–1964 годах 
что-то, что заставило американскую комиссию по расследованию, а значит, и 
прессу сделать такой вывод. Но даже если и так, следовало бы принять во 
внимание, что он был подвержен давлению и утроенно преувеличенным изощрениям 
охраны в течение целого года допросов. Если присовокупить сюда испытание 
круглосуточным освещением, то неудивителен горький результат: 
сверхчувствительность к свету и полностью нарушенный сон. Действительность, 
фантазии, сны и полусны смешались в одну кучу – поэтому протоколам допросов не 
следует безоглядно верить.

Говорилось также, что Веннерстрем был послан в Висбаден, чтобы во время 
ливанского кризиса находиться в удобном для наблюдения месте. Но в таком случае 
Петр Павлович и другие в Центре должны были точно знать, что кризис не начнется 
до того, как будет определена дата встречи в Восточном Берлине. А разве это 
возможно? То, что конфликт достиг кульминации именно в период пребывания агента 
в Висбадене, было чистой случайностью.

На Ближнем Востоке правительство Ливана, дружески относящееся к США, 
поссорилось с вновь образованной Объединенной Арабской Республикой, то бишь 
Египтом и Сирией. Беспокойство было большое, могла разразиться гражданская 
война, и американская морская пехота высадилась для поддержки режима в Бейруте. 
Можно представить, как сенсационно выглядело в связи с этим то обстоятельство, 
что гостеприимный хозяин Веннерстрема, без преувеличения, сломя голову бросился 
в самолет и вылетел на американские базы в Турции. Это случилось накануне того, 
как Стиг покинул Висбаден. Покинул в спокойном расположении духа, несмотря на 
сенсацию: он видел слишком много американских генералов, в сумасшедшей спешке 
бросающихся в самолеты, чтобы это могло разволновать бывалого человека.

Итак, Висбаден стал лишь прелюдией к событию, которое Веннерстрем всю 
последующую жизнь вспоминал, как одно из самых своеобразных из всех, в которых 
ему когда-либо приходилось принимать участие.

Он прибыл самолетом из Франкфурта-на-Майне в аэропорт Темпельхоф в Западном 
Берлине и остановился в отеле «Кемпински». Тут сразу же нахлынули воспоминания, 
связанные с этими местами, – в нежном юношеском возрасте Стиг год прожил в 
Германии и теперь, к своему удивлению, узнал этот уютный, симпатичный отель. Он 
каким-то чудесным образом не только уцелел, но и остался невредимым, хотя во 
время войны Берлин был разбомблен до основания.

На следующий день, около девяти утра, Веннерстрем отправился на Курфюрстендамм. 
Оттуда прошел к церкви Кайзер-Вильгельм-Гедехтнискирхе, возвышавшейся подобно 
монументу. Обойдя церковь, быстро зашагал обратно к станции метро, 
расположенной напротив отеля.

В электричку сел примерно в половине десятого. Дребезжа, поезд устремился на 
восток и почти все время шел над уровнем города, что позволяло хорошо видеть 
панораму Берлина, который теперь было трудно узнать. По обеим сторонам улиц 
прогуливались или торопились военные – американские, английские, французские, 
как и следовало ожидать в Западном Берлине. Пассажиры покидали вагоны по мере 
того, как поезд приближался к границе между двумя частями города. В конце 
концов, Стиг остался в вагоне один. Сидел и ждал, когда будет пересечен рубеж 
между Западом и Востоком, но неожиданно увидел русскую военную форму. Оказалось,
 границу уже миновали.

На станции «Фридрихштрассе» он вышел. В десять часов следовало уже находиться 
около кинотеатра. Было не так трудно найти его – невдалеке большими буквами 
сияло название: «Лихтшпиле». Но чтобы не явиться на пять минут раньше, пришлось