поэтому двери время от времени закрывались, давая ему возможность вымыть руки и 
подержать их в холодной воде. Процедура открывания дверей повторялась уже 
трижды, когда наконец настала и моя очередь.

После церемонии приветствия все переходили в большой зал по другую сторону 
комнаты: там гостям предлагались напитки и закуски. И я снова увидел Кувинова. 
На этот раз он выглядел скучным, недоверчиво рассматривая сок в своем бокале: 
праздничное мероприятие было безалкогольным. Неудивительно, что многие 
поспешили покинуть его.

Через несколько недель мне позвонили из секретариата Кувинова, чтобы узнать, 
какое время для ответного визита меня устраивает. Я назвал полдень следующего 
дня.

Правило, установленное Центром, гласило, что связник всегда проявляет 
инициативу первым, поэтому при встрече я не сказал Кувинову ничего, кроме 
обычных дежурных фраз. Я ждал пароля, который мне дали в Москве. Время шло, мы 
болтали. Выглядело так, будто ему трудно решиться. Но, в конце концов, он 
отважился:

– Хочу передать привет от Николая Васильевича.

Я ответил, как полагалось:

– Большое спасибо. Знаю его довольно хорошо. Встречались несколько раз на 
Спиридоновке.

Так мы именовали представительское помещение в Москве – по названию улицы, на 
которой оно располагалось.

Затем он молча указал на радиоприемник. В ответ я отрицательно покачал головой: 
моим сотрудникам могло показаться странным, если бы из кабинета начальника во 
время приема иностранца вдруг полилась музыка. Он кивнул, приложил палец к 
губам и указал на стены. Мне представлялось, это была излишняя предосторожность.
 Я был уверен, что никаких микрофонов не было. Возможно, он думал так же. Но я 
понял: азбучные правила должны соблюдаться.

Он достал портмоне и вынул оттуда бумагу. Наша болтовня не прерывалась. Было 
ясно, что для него вполне привычно говорить и что-то делать одновременно. Но я 
испытывал явное затруднение, пытаясь читать и в то же время поддерживать 
разговор. Кстати, бумага оказалась не самой тонкой. Однажды в Москве я видел и 
тоньше: ту, что сгорала взрывоподобно и оставляла после себя лишь щепотку 
серого пепла.

Я торопился узнать, когда мы сможем встретиться в спокойной обстановке и 
обсудить практические детали. Все это следовало из бумаги: встреча – после 
окончательного устройства на новом месте, в первое удобное для меня воскресенье.
 Сообщалось и каким образом я должен уведомить о ней связника.

Тут же фигурировал и план, показывавший дорогу к шведскому посольству, – от 
моей квартиры прямиком через Рок Крик парк. Как выяснилось впоследствии, парк 
был большим и довольно пустынным. На обозначенном месте лежало много белых 
камней. Если предстояла встреча, я должен был положить один такой камень под 
дерево – так, чтобы он был виден с дороги. Дерево тоже указывалось на карте. 
Чтобы исключить ошибку, я получил еще и фотографию этого места. Кувинову же, в 
свою очередь, предстояло каждую неделю осматривать его.

Если я кладу камень в пятницу утром (по дороге в посольство) – значит, мы 
встречаемся в следующее воскресенье в юго-восточном районе Вашингтона. Место 
уточнялось на карте, которую мне передал Кувинов.

Покончив с этим, он стал доставать из разных карманов маленькие пакеты – один 
за другим они исчезали в ящике моего письменного стола. В них лежала особая 
пленка, проявляемая по специальной методике, известной только Центру. Я уже 
знал, в каких случаях должен ее использовать: если отснятый материал, случайно 
попав не по назначению, мог бы вывести непосредственно на меня. В повседневной 
же работе я использовал для микрофотографирования обычную пленку «Кодак».

Простейшим методом передачи катушек с пленкой было рукопожатие. Удобство 
заключалось в том, что кассета или маленький пакет незаметно перекочевывали из 
рук в руки при приветствии где угодно: от вечеринки до мероприятий 
дипломатического корпуса. Это требовало известного навыка, и мы немного 
потренировались с кассетой. Получалось классно: у Кувинова были большие кисти 
рук, как раз подходящие для такой цели.

Специальная пленка была заряжена в те же обычные кассеты фирмы «Кодак», поэтому 
я прежде всего пометил их, чтобы не спутать с остальными. На всякий случай взял 
их домой и хранил во внутреннем отделении сейфа, который приобрел несколькими 
днями раньше и стоимость которого отнес на счет Центра.