Три русских инженера прибыли через десять минут, и для Веннерстрема их общество 
превратилось в тяжелое многочасовое испытание. Серое вещество бедного агента 
спало беспробудным сном, когда дело касалось точных технических терминов и 
деталей. Кроме того, у него, как назло, кончились сигареты…

Позже, вернувшись в посольство, он с тревогой отметил, что впервые нашелся 
любопытный, заинтересовавшийся его долгим отсутствием. Но в то время было еще 
легко оправдаться посещением одного из коллег-дипломатов.

В следующую встречу Петр не повез шведа на конспиративную квартиру. Вместо 
этого они отправились в ветхий, обреченный на снос квартал за гостиницей 
«Националь». В глухом дворе оказался подъезд, а в нем – спуск в подвал. Это 
была какая-то «служебка», одна дверь была не заперта, и они вошли, а затем 
спустились по лестнице под землю. Там оказалась единственная комната.

В ней Веннерстрем увидел магнитофоны, наушники и одетого в гражданское человека,
 выглядевшего страшно недовольным. Шведу не надо было объяснять, где они… Явно 
в центре прослушивания. Но вот зачем?

– В США подобными вещами тоже занимаются, – заметил Петр. – И сейчас тебе на 
практике покажут, как этого избежать.

Недовольный пригласил их сесть и надеть наушники. На столе перед ними лежали 
аккуратно выполненный план одного из номеров гостиницы «Националь», хронометр и 
расписание. Часы на стене показывали 10.20.

В 10.30 кто-то в номере начал читать газету, и Петр запустил хронометр.

– Он сидит на этом стуле, – ткнул в план недовольный. Слышимость была отличная.

– Теперь пересел сюда, дальше от микрофона. Слышно стало слабее, но по-прежнему 
отчетливо.

– Включил приемник на нормальную громкость. Чтение уже невозможно было 
разобрать. А недовольный продолжал объяснения:

– Вот он снова сел на стул у микрофона. Слышалось лучше, но все еще 
неразборчиво…

И так далее. Тренировались по расписанию, утомительно и долго. Уходя из подвала,
 Веннерстрем был выжат как лимон. Однако ему хватило чувства юмора, чтобы 
подумать: «Ну, уж если сейчас я не полностью обучен – значит, Бог обделил меня 
сообразительностью».

И вслед за улыбкой пришло неожиданное открытие: определенные микрофоны, 
установленные, например, в посольстве, вполне могли использоваться для обратной 
связи. Ничего удивительного, если их имела русская прислуга. Хотя, судя по 
ценности, вряд ли эта аппаратура – расхожая.

Стиг вообще сомневался, что установка микрофонов оправдывает себя – слишком 
много запретов и трудностей. Но, вспомнив пленку, прокрученную как-то Сергеем, 
и ее компрометирующее содержание – пришел к выводу, что определенные результаты 
это все-таки дает.

Вопреки ожиданиям, русские открыли Веннерстрему не так уж много технических 
новшеств советской разведки. Научили, например, обращению с батарейным 
радиоприемником. Симпатичный, карманного размера, он был закуплен в США, а 
затем переделан так, что мог действовать как передатчик. По мнению шведа, это 
устройство оказалось просто гениальным. Миниатюрная ручка вынималась, 
переключая приемник на сеанс передачи, а потом использовалась как ключ при 
отстукивании азбуки Морзе.

– Как кстати, что я учился работать на телеграфе! Правда, очень давно, – 
заметил он как-то в разговоре с Петром.

– Это нам известно…

Русский улыбнулся и снова взглянул так, будто ему нравилось преподносить 
сюрпризы. Неважно какие, лишь бы они удивляли самолюбивого агента.

– Ты получишь такой же приемник, как только прибудешь в США, – пообещал он 
примиряюще.

После этого Стигу пришлось еще тренироваться с миниатюрным фотоаппаратом, легко 
умещавшимся в сжатой ладони. Он делал поразительно хорошие снимки и был на 
редкость нечувствительным к расстоянию и освещению. Веннерстрему позволили 
сфотографировать документы, разложенные на столе, и через несколько дней 
показали результат. Снимки превзошли все ожидания.