Даже в условиях русской зимы я научился запускать двигатель после того, как 
машина простояла ночь на морозе. Во-первых, брезент или войлок на капот, 
во-вторых, паяльную лампу на двигатель. Лампы были специально сконструированы, 
чтобы давать достаточно тепла. Кроме того, они были дешевыми. Но в то утро 
определенно ничего не помогало. Двигатель не хотел запускаться.

Я обратился за помощью к милиционеру, который стоял на посту перед нашим домом, 
потому что в двух подъездах жили дипломаты. Он помог мне толкнуть автомобиль. И 
сам он, и несколько собравшихся вокруг пешеходов были очень благожелательны, 
что вообще характерно для простых людей. Когда двигатель запустился, один из 
них крикнул мне вслед:

– Купи русскую машину и не будешь иметь проблем!

В определенной степени он был прав. Русские автомобили действительно необычайно 
прочны и удобны в зимних условиях.

Я развернулся на широкой Садовой и остановился у аптеки купить какую-то мелочь. 
Запарковался очень глупо, позади грузовика, стоявшего на подъеме. Выйдя из 
аптеки, я увидел, что грузовик сполз по обледеневшей дороге, воткнулся в перед 
моей машины и разбил ей фару. Двое русских стояли рядом, готовые чуть ли не 
заплакать.

– Дорогой, только не зови милицию! У меня талон без проколов, – взмолился один 
из них.

– Поехали в наш гараж, – предложил другой, – в момент поставим тебе новую фару.

Мы укатили далеко за город. Удивительно, но и вправду нашлась фара, которая 
подошла точно. Как и многое в Советском Союзе, она была копией американского 
стандарта.

После того как добрался наконец до посольства, я уже был в цейтноте: пришлось 
взять такси, а затем почти бежать, чтобы соблюсти привычную секундную точность.

…И вот мы снова сидели за столом. Контракт содержал несколько необычных пунктов.
 Согласно одному из них, мое положение приравнивалось к должности 
генерал-майора. Объяснение этому выглядело еще более необычным. Где бы я ни 
находился, чем бы ни занимался, никто, кроме меня и Петра Павловича, не должен 
был знать о содержании моих докладов, которые предписывалось посылать только в 
непроявленной пленке. Вполне могло случиться, что какой-нибудь военный атташе в 
звании генерал-майора окажется на связи, и чтобы последний не чувствовал себя 
обиженным, мне и была присвоена аналогичная должность. Хороший пример 
бюрократии и внутреннего положения за «железным занавесом».

Во время судебного процесса газеты под крупными броскими заголовками трубили о 
том, что я был генерал-майором Красной армии. Может, это и помогало при 
распродаже недельного номера, но искажало факты, ибо существует большая разница 
между званием и служебным положением.

Согласно другому пункту нашего договора, я обязывался, как и прежде, соблюдать 
умеренность в употреблении алкоголя и проводить физические тренировки в 
«нормальном объеме». Такого я не ожидал: очевидно, русские предпочитали иметь 
трезвых и крепких шпионов.

Не был пропущен и обещанный Сергеем «пенсионный» параграф. Генерал-майорская 
пенсия должна была выплачиваться в желаемой мной валюте.

Следовало бы ощутить удовлетворение, ведь осуществилось то, к чему я стремился. 
Но вместо этого у меня впервые возникло отталкивающее предчувствие 
надвигающихся несчастий. Пришлось сделать глоток минеральной воды. Прогнав 
дурные мысли, я стал читать дальше.

Был там еще один любопытный пункт: «Требуемые должностные суммы выдаются 
местным посредником без расписки». Из разъяснений я узнал, что посредник 
сообщает в Центр о выплатах, которые он делал «Орлу», а я сообщаю Петру 
Павловичу, сколько получил. Таким образом и осуществляется контроль. Кроме того,
 я должен был сообщать, какую часть соответственно составляли расходы групп А и 
Б.

К группе А относились затраты на технические материалы (например, для 
фотографирования), поездки, подарки, взятки, приглашения и т. д. Под группой Б 
подразумевались расходы на собственные нужды. Как правило, они были 
незначительными. Если не принимать во внимание пенсию, экономические выгоды не 
были движущей силой моих действий. В Центре уже успели изучить характер «Орла» 
и, возможно, поэтому доверяли ему все больше и больше.

Естественно, я не мог демонстрировать расточительность ни в семье, ни тем более 
за ее пределами. Не следовало возбуждать подозрений. В принципе, я вообще не 
хотел иметь расходов. И объяснялось это условиями еще одного параграфа: от