американский офицер? Не военно-воздушный атташе, а… другой?

Он, конечно, не помнил, но быстро узнал, позвонив секретарю.

– Был.

– Признаюсь, я никогда его не встречал. Но хочешь, перескажу сейчас, что ты 
говорил ему в тот раз?

Он был само непонимание.

– Ты говорил, что я побывал в Стокгольме и доложил о неизвестном прежде 
советском соединении бомбардировщиков. Ты даже назвал номер соединения и 
отметил, что я не помню места, но что оно записано в моих бумагах в Москве.

– Ради бога… где ты узнал об этом?

– В Москве, – ответил я после драматической паузы.

– Но… как? – Он побелел от гнева. – Это какая-то чертовщина! Я дал ему сведения 
доверительно, абсолютно не предполагая, что мое имя будет где-нибудь 
фигурировать! Проклятый американец…

– Доклад на манер великих держав, – пояснил я. – Там нет того, что мы 
вкладываем в понятие «доверенное лицо». Там не признается ни анонимность, ни 
доверительность.




Глава 15


Довольно острый этап московской жизни, названный Веннерстремом периодом 
«поисков атомных целей», после поездки в Сибирь приблизился к своему завершению.
 Пребывание внутри «железного занавеса» привело его к решению новых задач, 
сообразных с более спокойным отрезком времени, который был окрещен «ракетным». 
Хотя охотнее Стиг назвал бы его эпистолярным периодом, поскольку методы работы 
изменились. Кто-то, стоящий выше Петра Павловича, решил, что агент сам должен 
теперь писать отчеты и вести все необходимые записи.

– Почему? – допытывался швед.

– В работе с тобой мы входим в нюансы настолько тонкие, что хотели бы все, что 
ты говоришь, иметь перед глазами, чтобы сравнивать и обсуждать, – обтекаемо 
отвечали «хозяева».

Вначале Стиг был настроен скептически, тем более что писать отчеты ему 
предложили на английском. С его точки зрения выглядело так, словно Петр 
Павлович ведет дело к тому, чтобы в будущем перепоручить агента Сергею.

На практике же все оказалось наоборот: на встречи почти всегда являлся он, а не 
Сергей. И швед, в конце концов, поверил объяснениям. Особенно когда Петр стал 
приходить с магнитофоном, чтобы записать дополнительные комментарии к тем 
письменным донесениям, которые уже были представлены.

В работе с «целями бомбардировок» все казалось очевидным и конкретным. Теперь 
же задачи стали более расплывчатыми. Результат в большой степени зависел от 
способности Веннерстрема составлять и формулировать свое мнение. Советская 
разведка хотела знать, как много известно американцам о развитии русского 
ракетостроения и как они оценивают его перспективы. Стиг писал очень подробные 
письменные донесения, стараясь предварить любые вопросы и тщательно обосновывая 
все свои выводы и предложения. Резюме вырисовывалось весьма примечательное: 
выходило, что американцы знали все самое существенное и все совершенно 
правильно оценивали. Похоже, их каналы действовали исправно и регулярно.

«Советский Союз, по мнению американцев, изрядно отстает в военном отношении. 
Самолеты США значительно превосходят в технике. Конечно, русские строят свои 
стратегические бомбардировщики, но делают это хуже и медленнее. Они больше 
работают на будущее, все вкладывая в стратегическое ракетное оружие с ядерным 
зарядом. Стремятся догнать США и, таким образом, создать желаемый баланс сил. 
Ракетная техника давно стала традиционной русской специализацией. Кроме того, у 
них есть все, чего достигли немцы во второй мировой войне. Так что предпосылки 
очень благоприятные: ядерный заряд русские могут создать быстрее, чем сами 
ракеты. Исследовательская работа в целом займет не больше десяти лет».

Вот в такой примерно краткой форме можно изложить содержание около десяти 
письменных донесений Веннерстрема. Насколько они соответствовали докладам 
других источников, об этом он мог только догадываться.