бомбы не повредил самолет.

Кроме того, учитывали необходимость полетов ночью при плохих погодных условиях, 
когда эффективность ПВО наиболее низка. Рассчитывали, таким образом, на 
навигацию и бомбометание с помощью РЛС. Карты как раз и должны были помочь, 
давая картину на экранах бортовых радаров.

Что же касается крыш, то они хорошо видны на экранах РЛС, если сделаны из 
листового железа. А крыши из торфа дают нулевую видимость. Кое-кто из 
американцев подтрунивал после, что вот, мол, такой смекалистый швед, а не понял 
поначалу столь простой сути. Сам же Стиг считал, что было бы более уместным не 
смеяться, а подумать о последствиях почти невероятной предусмотрительности и 
согласованности, которую демонстрировали американцы. Они использовали любую, 
даже малейшую возможность выиграть войну и этой тотальной боеготовностью 
вызывали чувство, близкое к шоку.

Впрочем, «непонятливость» Стига простиралась еще дальше. Например, он никак не 
мог уразуметь, какие еще предназначения могут быть у радарных карт на Украине. 
Но они имелись. Нечто, требовавшее особых знаний навигации и оказавшееся весьма 
отвратительным, – ведение химической и биологической войны. Самолеты должны 
были летать точно по рассчитанным коридорам над крупнейшей в Европе житницей и 
распылять вещества, уничтожающие урожай.

Узнав об этом изощренном виде оружия, Веннерстрем от души пожелал ему никогда 
не быть использованным. Это пожелание сбылось лишь отчасти: в отношении Украины.
 Но настал час – и другая страна испробовала горькое снадобье химических и 
биологических лабораторий Америки. Многострадальный Вьетнам.

Примечательно, что история с крышами из листового железа снова всплыла 
несколькими годами позже – на сей раз в США, в марте 1956 года. Там, в Абилене, 
военный атташе Швеции полковник Веннерстрем посетил одну из баз стратегических 
бомбардировщиков. Это было сердце Техаса. Маленькие желтые насосы, разбросанные 
по всему полю, высасывали из земли черное золото. Коровы бродили между насосами,
 рассматривали их, недовольные вторжением, и щипали скудную траву.

Самым интересным зрелищем Абилена стали реактивные самолеты Б-7. В то время они 
считались стандартом стратегического бомбардировщика. Шгант 70-х годов Б-52 
тогда еще не успел пройти даже стадию конструкторского бюро.

Специальный тренажер был особой достопримечательностью. Если выбросить 
технические подробности, его можно описать, как устройство, имитирующее полет 
на земле. Все в самолете действовало так, будто он в небе. Идеальная 
конструкция, экономившая полетное время и дававшая неограниченные возможности 
для тренировок. Еще один Б-7 был установлен тут же, в ангаре, и подключен ко 
всем дорогостоящим техническим устройствам тренажера.

Будучи летчиком-профессионалом, Стиг, естественно, вникал во все, даже в 
малопримечательные детали.

– А это что? – Он указывал на залитое водой пространство в носовой части 
самолета.

– Устройство для радарной карты, чтобы тренировать экипаж в навигации и 
бомбометании.

Вот оно! Наконец-то удалось увидеть его в относительном действии. Продолговатый 
бассейн был заполнен водой на несколько дециметров. По дну лентой двигалась 
карта, создавая впечатление, что самолет летит вперед. Ширина карты, 
изготовленной из металлических пластинок различной формы и величины, была около 
метра. Пластинки отражали радиолокационные волны, и на экране бомбового прицела 
возникала картина.

– Какую же роль выполняет вода? – все выспрашивал любознательный швед.

– Позволяет создать более четкое изображение.

– А что делают они? – Кивок в сторону двух человек, возившихся с другой картой.

– Это операторы-картографы. Наносят вновь полученные данные.

Теперь Веннерстрему стало абсолютно ясно, что эта «диковинка» была ничем иным, 
как картой целей Советского Союза. Он подошел поближе. Операторы закрепляли 
маленькие металлические пластинки в местах, помеченных крестиками.

– А это что такое? – последовал еще один вопрос.

– Населенные пункты с крышами из листового железа. Они очень хорошо видны на 
экране радара.

Выспрашивать дальше уже не было нужды…