Вторично они встретились на Лидингевеген, теперь уже поменявшись ролями: на 
этот раз в автомобиле прибыл швед. По тротуару в направлении стадиона медленно 
шел Рубаченков. «Моментальная операция» по передаче прошла успешно: это была 
идеальная секундная встреча. Вокруг было безлюдно, но если кто-нибудь и 
наблюдал за ними, то увидел лишь, как водитель автомобиля притормозил у 
тротуара, открыл дверцу и поприветствовал знакомого. Никакого криминала. Никто 
не мог бы заметить, что пешеход бросил, вернее, уронил в салон довольно толстый 
пакет. Водитель тут же нажал педаль газа.




Глава 11


Этому стокгольмскому эпизоду Веннерстрем вообще-то не придавал особого значения.
 Но когда вернулся в Москву – убедился, что его работа принесла результаты. В 
первую очередь они отразились на Сергее. При встрече тот выглядел почти как 
незнакомец. Чуть позже его торжественное выражение лица разъяснилось словами:

– С майорским уровнем покончено! Босс ждет тебя на квартире номер три.

Сообщив это, Сергей не смог сдержать довольной, хотя и чуть смущенной улыбки.

Наконец-то для Стига пробил час появления на сцене неведомого русского 
начальника – босса!

Что всегда удивляло шведа, так это то, что у Сергея никогда не было ключей от 
явочных квартир, которые приходилось использовать. На звонок всегда открывали 
симпатичные «хозяйки» с ослепительными улыбками. Они принимали пальто, 
аккуратно его вешали, доброжелательно приглашали пройти в гостиную или прямо к 
столу и с необъяснимой скромностью немедленно исчезали. Так было и на этот раз, 
после чего Сергей представил Веннерстрема человеку, стоявшему у окна:

– Стиг Густавович.

– Петр Павлович.

Рукопожатие получилось крепким и сразу внесло ноту дружелюбия не только в 
дальнейший разговор, но и во все последующие отношения.

Я всегда замечал в наших отношениях с Петром Павловичем много странного. Мы 
поддерживали с ним связь вплоть до моего катастрофического конца в 1963 году, 
даже стали хорошими друзьями – но до сих пор я не знаю его истинного имени. Еще 
один пример отличной конспирации внутри «железного занавеса».

– Но это абсурд, – говорили мне в полиции во время следствия 1963–1964 годов. – 
Невозможно общаться годами и не знать фамилию!

Тем не менее это так! Просто надо вникнуть в чужой способ думать и действовать. 
Понять, что имеешь дело с живым человеком, а не с его именем. Но полиция 
непрерывно – не знаю, по чьему указанию – выпытывала у меня «тайну». Хотя, по 
большому счету, какое значение имело это обстоятельство? В конце концов, я 
потерял терпение и выдавил из себя первое, что пришло на ум: кажется, Леменов. 
Все были счастливы.

Не думаю, что Петру Павловичу засекретили только фамилию. Имя, скорее всего, 
тоже было не настоящим, хотя обычно так далеко в конспирации не заходят. Я 
почувствовал это по Сергею: ему вначале было трудно привыкать к новому 
имени-отчеству.

Американцы тоже по какому-то поводу интересовались Петром Павловичем и хотели 
знать, кто он на самом деле. Они не поверили названной мною фамилии, в чем были,
 без сомнения, правы. Но поверили в имя и отчество: старательно отыскивали и, в 
конце концов, отыскали такое лицо. В результате они торжественно «разоблачили» 
как моего руководителя некоего Петра Павловича Мелкишева. У меня нет сомнений, 
что это была ошибка. И доказательством служит точное описание его внешности.

Седовласый… Но в черной шевелюре моего связника несколько седых волосков даже 
не были заметны. Толстые губы… Нет, они были абсолютно нормальными. Квадратный 
подбородок… А я помню – довольно круглый, с отчетливой ямкой. Холодные глаза… 
Ничего подобного – темные и теплые. Невысокий и коренастый… Наоборот, он был 
выше среднего роста, статный и пропорциональный. Могу смело утверждать, что у 
него не было никаких характерных примет. К тому же американцы «состарили» образ 
человека, бывшего в действительности моим ровесником.

В гостиной, где нас познакомили, стоял продолговатый стол. Петр Павлович и я 
сели друг против друга, Сергей – с торца между нами. На столе сиротливо 
красовались минеральная вода и ваза с кусочками шоколада.