санчасть полка. В наличии прапорщик-санинструктор и капитан-зубной техник, и 
это в полку, ведущем боевые действия. Опять наверху не хочет шевелиться 
извилина. Где наши профессора, где медики, желающие получить богатейшую 
практику? Они есть, я знаю, но сюда почему-то не могут попасть.

В санчасти уже пятеро обожженных водителей бензовозов. Некоторые из них 
напоминают персонажи фильмов ужасов. Полностью обожженные, голова без единого 
волоска, распухшие кровоточащие губы. Они просят доктора убить их. Кожа 
пластами свисает с тела. Мучения, очевидно, достигли последнего предела. 
Доктора мечутся среди них, ставя им капельницы. Тут еще мы с нашим воином. Его 
кладут на раскладушку, затыкая ваткой дырку в груди. Он хрипит, с надеждой 
глядя на белый халат врача. «Жить будет», — говорит прапорщик. Мы выходим из 
санчасти. Бойцы стоят в стороне, вопросительно глядя на нас с Серегой. Серега 
его друг по школе, вместе они и выступали на соревнованиях по борьбе. Ему не 
стоится на месте. Он снова заходит внутрь. Через секунду он вылетает оттуда: 
«Товарищ старший лейтенант!». Забегаю за ним в помещение. Солодовников спокойно 
лежит на раскладушке с полузакрытыми глазами. Хватаю его руку. Пульса нет! 
Серега выхватывает пистолет и с проклятиями направляется по коридору. Догоняю 
его у входа к врачам. Он вырывается, что-то кричит докторам. Они испуганно 
бросились врассыпную. Это удваивает силы Тимошенко, он вырывается. Подбежавшие 
солдаты помогли мне скрутить его. Серега ослабевает и плачет. Кризис злости на 
врачей прошел. Тем более что винить их не за что.




В Афганистане, в «Черном тюльпане»


Трупы тут же выносят на улицу, заворачивают в блестящий целлофан. Целлофан 
напоминает обертку шоколада. Такой же хрустящий. Груз «200» загружается в 
вертолет и отправляется в Кабул. Там его ждет «консервный заводик», мрачно 
шутят бойцы, так называя полевой морг. Морг располагается в нескольких больших 
палатках, установленных прямо на высохшей траве. Лежащим на земле уже все равно.
 Комфорт их не интересует. К сожалению, приходится посещать это заведение. Надо 
опознать здесь своих, дать данные в местную администрацию. Но прежде их еще 
надо отыскать здесь. А среди этих оборванных ног, искалеченных тел и каких-то 
непонятных обгорелых кусков мяса их отыскать не просто. Наконец, они найдены. 
Солдат в десантной форме с запахом самогона шариковой ручкой пишет на их 
твердой задубелой коже фамилии, и я с облегчением выхожу на воздух. Такого не 
увидишь и в кошмарном сне. Теперь их уложат в цинковые ящики, и они на самолете 
отправятся в круиз по родной стране. Ждите родные своих сыновей, вам их 
доставят обязательно.

Опустошенный виденным, сажусь в УАЗик. Глаза мои открыты, но я ничего не вижу. 
Мой мозг отказывается воспринимать окружающее. Это напомнило первый выход на 
задание. Шок скоро проходит. Здесь вообще долго ничего не длится, и жизнь 
товарищей в том числе. Долго только ждешь замены. Кажется, тебя не заменят 
никогда, и ты будешь вечно торчать на этой войне, которая тоже не кончится 
никогда. Где в мире еще найдутся желающие рисковать своей жизнью за 23 доллара 
в месяц. Оплата не зависела от того, лежишь ли ты на койке целыми неделями или 
пытаешься выжить, прыгая ночью по дувалам с автоматом в руках. Те же деньги 
получают работники штабов, повара, машинистки и прочий контингент, слышавший 
стрельбу и взрывы издалека. Иногда эта тема поднималась в нашей среде, особенно 
после очередной отправки домой кого-то из нас грузом «200». Она, как правило, 
затихала после двух-трех минут крепких матерных выражений в адрес начальства в 
Союзе. «Зомби» не должны много рассуждать. Их удел выражен четырьмя емкими 
выражениями: «в любом месте, в любое время, любое задание, любыми средствами», 
остальное их не должно касаться. В конце концов, мы не наемники, мы воюем во 
имя Родины.




Гладко было на бумаге...


Следующей нашей операцией был рейд в крупный кишлак, откуда совершались 
нападения на наши войска. Кишлак располагался в предгорье, и на технике туда не 
проедешь. С воздуха можно перебить мирных жителей, а это недопустимо.

Начштаба армии разработал план, согласно которому моя группа ночью выходит к 
кишлаку со стороны гор. Со стороны дороги нас прикрывает разведрота полка, а с 
воздуха вертолеты огневой поддержки. То, что из всей разведроты в наличии 
только двенадцать солдат, два офицера и два бронетранспортера, начштаба удивило,
 но решения не изменило. Он так красиво размалевал свой замысел на карте, что 
не хотел ничего портить из-за того, что надо что-то менять. Пошли. Ночью 
оцепили кишлак с тыла насколько хватило сил. К рассвету двинулись вперед. Не 
доходя до него метров ста, по нам врубили из чего-то крупнокалиберного, судя по 
редкому звуку выстрелов. Перебежками подбираемся к ближайшим дувалам, прячась в