Спецназ ГРУ. Пятьдесят лет истории, двадцать лет войны.
Сергей Владиславович Козлов




Сергей Владиславович Козлов

Спецназ ГРУ: Пятьдесят лет истории, двадцать лет войны...


173 отдельному отряду специального назначения посвящается





Вместо предисловия


Вал литературы и публикаций в средствах массовой информации, касающихся 
спецназа, в последнее десятилетие просто захлестнул читателя. Открыв любую 
газету наугад, можно найти хотя бы упоминание о нем. К сожалению, о спецназе, 
теме абсолютно закрытой до недавнего времени, пишут чаще всего люди, имеющие 
весьма поверхностное понятие о нем, либо вообще такового не имеющие. Такое 
положение вещей и письма читателей, адресованные мне с просьбой написать нечто 
альтернативное этому потоку больного сознания всевозможных Донов Миллеров, 
явились первым посылом, заставившим меня задуматься о написании книги, 
посвященной истории спецназа и его боевой деятельности, где уж, если и не будет 
всей правды, то, во всяком случае, не будет лжи.

Причина вторая заключается в том, что двадцать четвертого октября двухтысячного 
года исполняется пятьдесят лет со дня создания спецназа ГРУ, являющегося 
родоначальником всех спецподразделений нашей страны.

Выход в свет книги о наиболее элитных и боеготовых частях наших Вооруженных Сил 
было бы уместным в год празднования такого юбилея. Однако на его фоне 
двадцатилетие создания 173 отдельного отряда специального назначения, одного из 
наиболее славных подразделений армейского спецназа, могло пройти незамеченным. 
Мне бы этого очень не хотелось, поскольку с этим отрядом связаны лучшие годы 
моей молодости.

Предлагаемые вашему вниманию материалы представляют собой подборку статей, 
ранее напечатанных в «Солдате Удачи», «Братишке», «Сержанте» и некоторых других 
СМИ, написанных как мною, так и моими друзьями и коллегами. История участия 
спецназа в течение последних двадцати лет в различных военных конфликтах 
показана здесь, главным образом, глазами солдат и офицеров 173 ооСпН. Конечно, 
о значительных событиях, в которых отряд не принимал участия, писали и 
рассказывали мне другие люди.

Для того, чтобы рассказать не только о боевой работе, но и ближе познакомить 
читателя с ее исполнителями, а также показать, что они обычные живые люди, со 
своими слабостями и проблемами, серьезные материалы чередуются с байками, 
повествующими о комических, но реальных житейских и служебных ситуациях, в 
которые иногда попадали их герои.

И последняя, но, наверное, достаточно важная причина появления этой книги 
кроется в том, что издательство «Русская панорама» предоставило реальную 
возможность их издать. За что ему большое спасибо.



С. Козлов. Москва, август 2000 г.




Часть I. Из истории создания спецназа





Что такое спецназ



В настоящее время наверное трудно найти более модное слово, касающееся силовых 
структур и ведомств, чем спецназ. Различных групп и подразделений создано 
столько, что доходит до абсурда. Сейчас даже билеты в электричках проверяет 
спецназ. Давайте разберемся, что же такое спецназ и каковы его задачи?

С незапамятных времен люди воюя, вели разведку и использовали в бою тактические 
приемы, которые в настоящее время применяет спецназ. Например, засадные 
действия вели и князь Святослав и Александр Невский. На Востоке же существовали 
целые кланы профессиональных воинов — лазутчиков. Всем известные сейчас ниндзя 
и почти неизвестные в нашей стране воины индийского клана Змеи уже тогда, в 
далекой древности, обладали уникальными методиками скрытного проникновения на 
объект, маскировки, физической и духовкой концентрации и восстановления. Да и 
русские дружинники, ведя разведку, могли часами находиться под водой и дышать 
через камышину. Однако я не стану искать исторические корни специальных 
операций, а лишь обращу внимание читателя на то, что потребность в таких 
действиях существовала всегда, когда требовалось решить важные задачи малыми 
силами.

Прародителями современных спецподразделений принято считать подразделения 
коммандос, созданные на западе в годы Второй Мировой войны, а также 
подразделения наших разведчиков-диверсантов фронтового подчинения, 
разведчиков-водолазов, находившихся в распоряжении флотов и подразделения 
разведчиков, находившиеся в ведении НКВД. Однако из всех структур, созданных в 
разных странах в годы войны и предвоенные годы до наших дней дожили немногие. 
По окончанию войны спецподразделения почти во всех странах были расформированы 
за ненадобностью. В послевоенные годы пожалуй самыми дальновидными оказались 
британцы, которые смогли сохранить, хоть и не в полном составе подразделения 
своей Special Air Service (SAS). Если считать только непрерывную историю 
подразделения, то SAS на настоящий момент является старейшей.

У многих читателей может возникнуть вопрос почему отсчет истории сил 
специальных операций начинается только со Второй Мировой войны, а не со времен 
Чингиз-Хана, например. Все просто. Именно в этот период появились средства 
доставки групп в глубокий тыл противника для ведения разведки и диверсий, а 
также средства связи, позволяющие штабам оперативно получать развединформацию 
от них, а также руководить их деятельностью. На мой взгляд, это — главные 
признаки, по которым можно найти ближайшие исторические корни войск 
специального назначения.

Создание же и развитие сил специальных операций в том виде, в котором мы 
привыкли к этому понятию, относится к началу пятидесятых годов. К этому времени 
англичане, подстегиваемые осложнившейся обстановкой в Малайе, вспоминают про 
остатки SAS, чудом уцелевших в ходе всевозможных реорганизаций.

В связи с войной в Корее американцы воссоздают пятнадцать рот «рейнджеров», а 
ГРУ ГШ Советского Союза разворачивает в составе Армий сорок шесть отдельных рот 
специального назначения. Их основная задача — борьба с мобильными средствами 
ядерного нападения стран НАТО. Несколько позднее, но параллельно с наземными 
силами специальных операций начинается формирование флотского спецназа разных 
стран. Те же подразделения, которые были сформированы в годы войны, такие как 
Special Boat Squodron (SBS) специальный лодочный дивизион Великобритании, их 
наследники во Франции, а также приемники славы и традиций всемирно известной 
десятой флотилии МАС-итальянская команда подводных операций (COMSUBIN), 
получают задачи в свете новой военной доктрины своих государств.

В течение десятилетия происходит бурное развитие Сил Специальных операций. К 
началу шестидесятых практически во всех, сколько-нибудь значительных, армиях 
мира появляются подразделения, предназначенные для выполнения специальных задач.


В 1972 году исламскими террористами из организации «Черный сентябрь» в Мюнхене 
была захвачена в качестве заложников олимпийская сборная Израиля. Неудачная 
операция по их освобождению, проведенная полицией ФРГ, заставила руководителей 
силовых ведомств различных государств осознать, что в мире возникла угроза 
терроризма более реальная, чем даже вторжение в Европу «красных полчищ». В 
составе пограничной стражи в ФРГ создается подразделение антитеррора GSG-9. В 
1974 году в СССР, где угроза террористических актов была крайне мала, 
дальновидный Ю. В. Андропов создает подразделение «А», имеющее такие же задачи, 
что и GSG-9. Британцы, для которых террористы ИРА были объективной реальностью, 
наделили свою SAS новыми задачами по борьбе с ними. Американский подполковник 
Чарльз Беквит, проходивший стажировку в 22 полку SAS, под впечатлением 
увиденного начинает мучительно формировать свою «Дельту». Его деятельность в 
этом направлении увенчалась успехом только осенью 1977 года.

В 1981-м в ПГУ КГБ СССР создается еще один отряд спецназ — «Вымпел». Задачи его 
не борьба с терроризмом, а ведение разведки проведение специальных мероприятий 
в интересах внешней разведки.

В 80-х полицейские ведомства ведущих стран мира столкнулись с тем, что 
террористы, захватив заложников, довольно часто не выдвигают каких-либо 
политических требований и не угрожают непосредственно государственным устоям. 
Требования их бывают намного приземленнее: круглая сумма денег и предоставление 
возможности покинуть страну. Осознав к этому периоду действенность и 
хирургическую точность операций, проводимых спецназом, руководители данных 
ведомств приступили к формированию своих спецподразделений. Во Франции 
создается знаменитая GIGN, в США — SWAT (special weapon and tactic).

Особенно преуспело в этом МВД России. К Московской Олимпиаде 1980 года С. И. 
Лысюк создает учебную роту, которая в последующем становится основой для 
формирования отряда спецназначения «Витязь», который организационно вошел в 
дивизию Дзержинского. Сейчас это полк. Вслед за «Витязем» в дивизиях 
оперативного назначения создаются «Русь», «Русич», «Скиф» и т. д. В округах 
создаются ОбрОН отдельные бригады оперативного назначения. С началом 
перестройки и последующим развалом СССР создаются ОМОН (отряды милиции особого 
назначения) и в 93-м СОБРы (спецотделы быстрого реагирования), — структуры в 
МВД России наиболее подготовленные для проведения специальных операций. Они 
действуют в своих регионах, но в Москве и области на настоящий момент их три: 
СОБР ГУОП, Московский СОБР и СОБР Московской области.

К концу тысячелетия в нашей стране были созданы Управление Специального 
назначения при Службе безопасности Президента, спецназ погранвойск, СОБР 
таможни и прочая, прочая, прочая. По-моему, это перебор.

В сущности на настоящий момент в Мире существуют спецподразделения, в задачи 
которых входит ведение разведки, а также проведение диверсий, развертывание 
партизанского движения на территории противника и борьба с партизанами на своей.
 Это чаще всего армейские и флотские подразделения специального назначения с 
которых все и началось. Другое основное направление развития сил специальных 
операций — борьба с терроризмом и организованной преступностью. Эти задачи 
лежат на спецподразделениях структур государственной безопасности, а также на 
полицейских спецподразделениях.

Какие задачи должны выполнять спецподразделения не попадающие ни в первую ни во 
вторую группу одному Богу известно. Например, что за спецоперации должен 
осуществлять спецназ Президента России? Не стоит ли уже давно навести порядок 
во всей этой спецназовской неразберихе? В Великобритании например, двадцать 
второй полк SAS выполняет все специальные задачи от разведки и диверсий до 
борьбы с наркомафией и операций спасения граждан. О том какой спецназ нужен 
России мы поговорим позднее.




Кто стоял у истоков спецназа


Как уже было сказано выше, причиной создания спецназа в СССР послужило 
появление в послевоенный период на вооружении армий его вероятных противников 
мобильных средств ядерного нападения оперативно-тактического и тактического 
назначения. Противостоять этим, постоянно перемещающимся, ракетным установкам 
можно было только имея достоверную информацию об их истинном местонахождении 
для нанесения упреждающего удара.

Именно таким средством получения развединформации и стал спецназ созданный 24 
октября 1950 года директивой Военного министра СССР №Орг/2/395832 Маршала 
Советского Союза Василевского и начальника Генерального штаба Генерала Штименко.
 Согласно этой директиве в общевойсковых и механизированных армиях, а также в 
военных округах, не имеющих армейских объединений под руководством Главного 
Разведывательного Управления Генерального штаба было создано сорок шесть 
отдельных рот специального назначения численностью сто двадцать человек каждая. 
Общая численность армейского спецназа, первого и единственного в то время в 
нашей стране, составляла чуть более пяти с половиной тысяч человек. Люди эти 
были набраны из военной разведки, многие из них, особенно руководители прошли 
не одну войну. Заместитель начальника ГРУ генерал-полковник Мамсуров Х. Д. 
начинал еще в Испании. Возглавил спецназовское направление в пятом управлении 
ГРУ полковник Патрохальцев Н. К. При разработке руководящих документов широко 
использовался богатый опыт разведывательно-диверсионной деятельности советских 
партизан, а также опыт разведчиков-диверсантов, действовавших в интересах 
штабов фронтов и Генерального штаба. Также изучался и внедрялся зарубежный опыт 
Второй Мировой.

Автором первой «Инструкции по боевому применению частей и подразделений 
специального назначения» стал Голицын Павел Агафонович, являвшийся в годы 
Великой Отечественной начальником разведки партизанской бригады «Чекист». 




С. Козлов

«Зубр» военной разведки


31 декабря 1999 года исполнилось 77 лет одному из старейших спецназовцев ГРУ ГШ 
Павлу Агафоновичу Голицыну. В силу специфики его деятельности он известен лишь 
специалистам, однако тот факт, что генерал-майор Голицын является автором 
первой Инструкции по боевому применению частей и подразделений специального 
назначения СА и ВМФ, уже говорит о многом. Инструкция написана им на основе 
собственного боевого партизанского прошлого, а оно у него богатое.

Незадолго до начала Великой Отечественной войны Павел Голицын, тогда еще совсем 
молодой паренек, был призван в ряды Красной Армии и попал служить в 
мотоциклетный полк. С началом боевых действий полк прикрывал отход главных сил, 
однако, был разбит. Личный состав начал беспорядочный отход, надеясь перейти 
линию фронта и выйти к своим. Вместе с остальными отступал и Голицын, 
переодевшись в гражданскую одежду. Пройдя по немецким тылам свыше 400 км через 
почти всю Белоруссию, в октябре он оказался в деревне Бошарово, Толочинского 
района, Витебской области, где из окруженцев и местных жителей формировался 
партизанский отряд, выросший позже в партизанскую бригаду «Чекист». Здесь Павел 
стал сначала командиром взвода разведки, а с осени 1942 года — начальником 
разведки бригады.

Разведчики под руководством Голицына захватывали «языков», проводили диверсии 
на территории площадью 10 тысяч километров. Вот как описывает сам Павел 
Агафонович отдельные эпизоды боевой деятельности партизан.

«Партизанская бригада „Чекист“ действовала во время войны на западном 
стратегическом направлении, в районе Орша, Могилев, Борисов. Через этот район 
проходила железная дорога и автомагистраль Минск-Москва по которой немцы 
осуществляли снабжение своего Восточного фронта. Диверсионные группы бригады 
пустили не один эшелон под откос на своем направлении для борьбы с ними немцы 
разместили в деревне Жукнево свой гарнизон численностью до пятидесяти человек. 
Немецкий гарнизон, разместившийся в школе был хорошо укреплен и обнесен 
деревоземляным валом толщиной до одного метра с амбразурами для стрельбы. 
Прилегающая местность хорошо простреливалась. При штурме этих укреплений 
партизаны могли понести серьезные потери. Для того чтобы их избежать пошли на 
хитрость. Зная, что староста соседней с гарнизоном деревни Максимково 
сотрудничает с немцами, туда отправили трех партизанских разведчиков: Водлодю 
Рябинина, Колю Яськова и Колю Каянова, которые ходили по деревне притворившись 
пьяными. Староста попался на эту уловку и лично сообщил немцам в Жукнево о трех 
пьяных партизанах. Группа немцев из двадцати шести человек, двигаясь в колонну 
по-одному, направилась в сторону Максимково. Впереди шел головной дозор из трех 
солдат. Двигались осторожно, периодически останавливаясь и рассматривая в 
бинокль опушку леса, лежавшую на их пути. Именно на этой опушке расположились 
партизаны первого отряда под командой Иванова и пятого отряда под командой 
Семдянкина. Когда немцы вышли к опушке, партизаны открыли внезапный огонь, в 
результате которого противник был полностью уничтожен. Партизаны захватили один 
автомат и двадцать пять винтовок, а также патроны и снаряжение. Оставшиеся в 
гарнизоне немцы открыли по партизанам минометный огонь, а немного позднее 
спешно покинули расположение своего гарнизона и убыли по железной дороге в 
Пахомово. Операцией руководил командир бригады Кирпич». 

В июле 1943 года П. А. Голицын разработал и провел силами отряда Крымцева 
операцию по уничтожению артиллерийского дивизиона в деревне Лотва». Проведя 
тщательную доразведку и выяснив, что немцы ведут себя беспечно, выставив только 
караульные посты, партизаны ночью 11 июля внезапным налетом уничтожили немецкий 
гарнизон захватив оружие, боеприпасы, продовольствие и лошадей. В ходе налета 
уничтожено сорок немецких солдат и офицеров, взорвано десять артиллерийских 
орудий». 

Самой, пожалуй, большой заслугой партизанской разведки была огромная помощь, 
оказанная в период подготовки наших войск к операции «Багратион» (освобождение 
Белоруссии). Разведка бригады вскрыла группировку войск 4-й немецкой армии, 
противостоявшей нашему Западному фронту. До сих пор Павел Агафонович хранит 
топографическую карту штаба партизанской бригады «Чекист» с нанесенным на нее 
расположением немецких дивизий и указанием стыков между ними.

Кроме этого, с 1943 года специально сформированными разведгруппами велась 
разведка оборонительного рубежа по западному берегу Днепра. Данные, поступавшие 
из различных источников (пленные, местные жители, принимавшие участие в 
инженерных работах по возведению рубежа либо проживавшие в районе работ), 
перепроверялись и наносились на карту. В результате этой гигантской работы за 
полтора месяца до начала Белорусской операции в штаб Западного фронта на 
самолете была доставлена подробная схема инженерных сооружений оборонительного 
рубежа немцев на западном берегу Днепра. Помимо схемы разведчики «Чекиста» 
передали подробные данные о количестве базирующихся самолетов, местах 
расположения складов ГСМ и боеприпасов, а также о расквартировании 
летно-технического состава, прикрытии военно-воздушной базы гитлеровцев в 
Балбасово.

Собранную информацию высоко оценило командование Западного фронта. После 
освобождения Белоруссии и расформирования партизанского соединения П. А. 
Голицын получил свою первую награду — орден боевого Красного Знамени.

Потом он воевал с японцами, командуя разведотрядом 105-й стрелковой дивизии, и 
также отличился. С небольшим разведдозором прибыл в расположение японского 
полка «спецназ», потребовал сдачи от имени советского командования и добился 
этого. За японскую кампанию П. А. Голицын был награжден орденом Красной Звезды.

Потом он работал в разведотделе группы советских войск в Германии, участвовал в 
организации разведки в период Берлинского кризиса в 1960—1961 годов, работал в 
ГРУ ГШ и принимал участие в создании советских частей и подразделений 
специального назначения, готовил спецназовцев на Кубе, был начальником разведки 
ПрибВО, помогал эфиопам создавать и правильно использовать разведподразделения 
в период эфиопско-сомалийской войны, возглавлял советскую военную миссию связи 
при главнокомандующем британской Рейнской армией.

Павел Агафонович ныне жив и здравствует. Недавно он издал книгу»Записки 
начальника разведки». 


* * *

Для того чтобы понять какие люди занимались формированием и руководством 
подразделений специального назначения думаю, что не лишним будет рассказ еще об 
одном человеке из легенды.

Рассказ именно о нем ныне актуален еще и потому, что на спецназ на начальной 
фазе его создания, помимо борьбы с мобильными средствами ядерного нападения, 
дезорганизации работы тыла и управления войсками противника, была возложена 
задача по ликвидации его видных военных и государственных деятелей.




С. Козлов

Ликвидаторы



Физическое устранение за рубежом нежелательных лиц всегда было одной из важных 
задач советской внешней разведки. Известно, что иностранный отдел НКВД-КГБ 
накопил по таким делам огромный опыт, но не все знают, что не менее успешно 
действовала в этом отношении и военная разведка. Потомственный разведчик И. Щ. 
был одним из тех, кому ГРУ ГШ поручало ликвидацию перебежчиков и предателей, 
«сдававших» западным контрразведкам советскую агентурную сеть в Европе. В годы 
Великой Отечественной войны он был летчиком. За боевые заслуги удостоен орденов 
Красной Звезды и Отечественной войны II степени. После ранения вернуться в 
строй не смог, и тогда началась его карьера разведчика. Впрочем, предоставим 
слово самому герою.




Челаре, сын Альфреда


Мы получили в Куйбышеве новые Ил-10 и перегнали их в Саратов. Там нам привезли 
стрелков-радистов на доукомплектование. Пришли мы выбирать себе экипажи. 
Смотрим — одни девчонки! Я говорю: «Ничего себе стрелки-радисты!» А одна из них 
отвечает: «А ты что, летчик-ас? Давай полетаем!» И «летали» мы с моей Надей 54 
года...

Через некоторое время получил я тяжелое ранение и в авиацию уже вернуться не 
смог. Отец, старый разведчик-диверсант, получивший в Испании кличку Альфред, 
мне предложил переквалифицироваться и пойти по его стопам. Я согласился и 
поступил в Высшую разведшколу при ГРУ ГШ. Уже боевой старший лейтенант, ордена 
Красной Звезды и Отечественной войны II степени имел.

Отучился я в разведшколе два года, когда ее расформировали. Часть факультетов 
передали в Академию Советской Армии, а часть в Военную академию им. М. В. 
Фрунзе. Меня же, поскольку французский знал в совершенстве и к этому времени 
изучил все, что необходимо разведчику-нелегалу для самостоятельной работы, 
вместе с женой направили на работу за границу.

Мой псевдоним в разведке был Челаре. Надя в 1942 году окончила институт 
иностранных языков. Она в совершенстве владела румынским и французским. Поэтому 
ей осталось только пройти двухмесячную доподготовку в разведшколе.




«Мы с Тамарой ходим парой...»


Мы с Надей работали в паре, как и еще четыре пары таких же, как мы, молодых 
разведчиков. Осуществляли связь с резидентурой, но главная задача — ликвидация 
предателей. Работа эта была тяжелая и небезопасная. Спустя год из пяти пар, 
работавших по этим задачам, остались только мы с Надей. Я и раньше не любил 
сынков больших начальников, которых всеми правдами и неправдами двигали по 
службе, а на этой работе возненавидел лютой ненавистью. Не для того они 
приходили в наш департамент, чтобы положить жизнь и здоровье на благо Отечества,
 а ради быстрой карьеры, отсюда и низкий профессионализм руководства 
разведорганами. Мы с Надюшей, может, потому и живы остались, что я никогда не 
выходил на явку по указанному руководством маршруту. Нет, я, конечно, появлялся 
в местах установки сигналов опасности и т. д., но не так, как это было 
предписано.

Место для встречи с объектом ликвидации обычно выбирали у водоема, чтобы, как 
говорится, сразу концы в воду. Причем всегда стреляла Надя из «Грозы» — был 
такой бесшумный пистолет. На явке она доставала из сумочки свернутый лист 
бумаги и вручала его предателю, и пока он разворачивал его, Надежда стреляла 
прямо из сумочки. Ну а я страховал и уже только камни к ногам привязывал и 
топил.




«Ваня! Какой дурак это место выбирал?»


Любому разведчику известно, что место для явки должно быть выбрано так, чтобы в 
случае опасности можно было исчезнуть, как минимум, по двум путям отхода: 
основному и запасному.

И вот однажды, как раз после того, как у нашего руководства испортились 
отношения с Тито, надо нам было встретиться с югославским агентом. Он в свое 
время учился вместе со мной в разведшколе, и мы с ним играли в футбол в одной 
команде. Естественно, что знали друг друга отлично, а пароли и другие 
условности явки были нужны как необходимые правила игры.

В то время Тито устроил гонения на военных, которые прошли обучение в Союзе, и 
по-своему был прав. Ведь югослав, с которым мы должны были встретиться, был 
давно завербован нашей разведкой, и, конечно же, не он один.

Прибыли мы на место встречи, смотрю — путь отхода только один. Москва 
напланировала! Встретиться мы должны были в парке, на берегу озера, где я 
изображал рыболова, а прямо за моей спиной проходила единственная пешеходная 
дорожка. Мне это дело сразу не понравилось, но деваться некуда, надо выполнять 
задание. Надю с деньгами посадил в стороне, чтобы она меня видела и, если что, 
можно было бы ей сигнал подать. Попадаться, так уж одному. Достал удочки и 
делаю вид, что рыбу ловлю, а сам незаметно за пешеходной дорожкой наблюдаю.

К назначенному времени появляется мой «юг», а за ним, на некотором расстоянии,
 — двое полицейских. Вот когда у меня от мыслей голова в один миг опухла. 
Думаю: если он идет и их не видит, то это еще полбеды — сижу, как сидел, и виду 
не подаю. А если он их ведет?. . Наблюдаю за его отражением в воде. Он, как ни 
в чем не бывало, приближается по дорожке, полицейские за ним. Ну, думаю, если 
он хоть чуть тормознет или незаметно знак подаст (что это знак полицейским, я 
уж соображу, как-никак в одной разведшколе учились), то я сразу ныряю и под 
водой глубокий вдох делаю. Способ верный: никто не откачает. Проходит он мимо, 
а меня от напряжения всего сводит. Проходят и полицейские, и вот тут я, в 
буквальном смысле, «обдулся». Чувствую, по ногам в ботинки потекло. Через 
некоторое время вернулся мой югослав, подсел ко мне на скамеечку: «Здравствуй! 
Какой дурак тебе это место для встречи выбрал? И мне в сторону не отвернуть, 
чтобы внимание к себе не привлечь, и тебе деться некуда». Я говорю: «Что дурак 
место выбирал, это ясно, но теперь у меня из-за этого большая проблема — штаны 
все мокрые». Он отвечает: «Это дело поправимое, сейчас мы разыграем, что мы 
старые знакомые, начнем обниматься, и я тебя нечаянно в воду столкну!» Так и 
сделали. Разделся я, сушусь. Надя подошла. Деньги мы ему передали, и все, в 
конце концов, прошло хорошо, но ненависти к сынкам-дилетантам, из-за которых не 
один разведчик сгорел, у меня прибавилось.




Мир тесен


К тому времени мы уже ликвидировали пятерых предателей и нюх у нас на опасность 
был волчий. Мы с Надей приехали в Австрию, где нам предстояло следующее задание.
 Поселились в пансионате в местечке Греминштейн, в горах недалеко от Вены, где 
многие наши офицеры отдыхали. Мы с Надеждой, конечно, в цивильном, и по легенде 
имена у нас совсем другие. И вот в день приезда сталкиваемся в приемном покое с 
двумя майорами-летчиками. Смотрю, а это ребята, которых я в 1942-м летать учил. 
Они меня тоже узнали: «Ты!» А я: «Нет, обознались». Они отошли в недоумении, и 
один другому говорит: «Нет, это точно он! Сейчас я тебе это докажу». Подходит 
ко мне снова и говорит: «Может, ты скажешь, что и на самолете никогда не 
летал?». А я так тихонько: «Да летал, летал. Идите в сквер и меня там ждите». 
Повернулись они и пошли в сквер, и тот, который подходил, говорит: «Я же 
говорил, что это он!». Вышел я к ним и из сквера увел к нам в номер, пообщались,
 повспоминали, а утром им уже уезжать надо было. Я их, конечно, предупредил, 
чтобы они никому ничего не рассказывали, если проблем для меня, да и для себя, 
не желают. Так и расстались, а через пару дней пришла для нас шестая 
ориентировка на устранение.




Команда «Отбой» не предусмотрена


И опять непрофессионализм руководства! Мы с Надеждой после получения задачи 
были как борзые, на зайца спущенные, остановить невозможно. Видимо, руководство 
и не предполагало, что может быть ошибка, поэтому не предусмотрело сигнал 
«Отбой». Вот и получился казус. Убрали мы того, кого было приказано. Да вот 
только пока задачу выполняли, наверху разобрались и выяснили, что не виноват 
этот человек и никого не предавал. А поскольку я никогда не выходил на задание 
по указанным руководством маршрутам, то и остановить нас не смогли.

Вызвали нас в Москву. Меня, как командира группы, пригласили на разбор в ГРУ ГШ.
 Сидят одни генералы, полковников два или три, и я перед ними — старший 
лейтенант. Ну и давай меня чихвостить за то, что мы убрали не того, кого надо, 
а вернее, того, кого не надо. А меня зло разобрало, что свои ошибки они на меня 
повесить хотят, и начал я, что называется, наглеть. Может, это и спасло.

Спрашивают: «Почему вы на задание выходили не по предложенному руководством 
маршруту? Ведь если бы вы шли так, как было указано, то вас можно было бы 
остановить». Отвечаю: «А потому, что я вам не доверяю! Если бы я всегда ходил 
по предложенным руководством маршрутам, то в настоящее время был бы не здесь, а 
там, где сейчас остальные четыре пары, с которыми мы одновременно начинали 
работать!». У генералов этих аж рты открылись. Долго судили, рядили, но 
заступился за меня начальник отдела кадров ГРУ, сам бывший разведчик. С его 
подачи объявили мне строгий выговор по партийной линии и выперли из разведки. 
Отправили в ссылку, переводчиком в псковскую воздушно-десантную дивизию, 
которой незадолго до этого командовал легендарный Маргелов.

Там мне снова повезло: встретил однокашника по разведшколе, который помог 
попасть в парашютно-десантный полк, где я занялся боевой подготовкой с 
полковыми разведчиками. Когда спустя несколько лет решили создавать в СССР 
спецназ, я уже был заместителем начальника штаба полка. Меня разыскали люди из 
ГРУ и предложили принять участие в этой работе, учитывая опыт, полученный в 
разведке и в воздушно-десантных войсках. Но это уже другая история...

Многие офицеры, вложившие весомый вклад в дело развития специальной разведки 
нашей страны в ту пору только начинали службу. Одним из первых командиров 
группы специального назначения во вновь созданных ротах был Бреславский 
Владимир Евгеньевич, ныне полковник запаса, доктор военных наук, руководитель 
общественной организации «Спецназ-АС». В состав роты входил учебный взвод, 
занимавшийся подготовкой младших командиров для групп роты. Именно это 
подразделение, которым командовал обычно наиболее подготовленный офицер, и 
возглавлял на начальном периоде своей службы Владимир Евгеньевич. Он 
рассказывал, что боевая подготовка в роте была на высоком уровне, особое 
внимание уделялось физической подготовке. Позднее, когда Бреславский принял 
роту, учебный взвод возглавил Колесник Василий Васильевич, ныне генерал-майор 
запаса, герой Советского Союза, руководивший штурмом дворца Амина и 
возглавлявший специальную разведку в течение нескольких лет.

Спецназ в своей истории прошел несколько этапов. Свидетелей самого первого — 
формирования рот осталось немного. Некоторые из тех, кто принимал участие в 
создании спецназа, многое уже и забыли. Поэтому особенно дороги воспоминания и 
свидетельства тех, кто формировал первые части специального назначения и тех, 
кто служил в них.




Щелоков И. Н.

У истоков армейского спецназа


Щелоков Иван Николаевич, родился в Харьковской области, потомственный военный, 
отец — полковник ГРУ ГШ. До войны прошел обучение в аэроклубе. Во время войны 
окончил летное училище и служил летчиком-инструктором на штурмовиках Ил-2. 
После окончания Краснознаменной Высшей разведывательной школы ГШ работал за 
рубежом.

Начальник разведки Псковской дивизии ВДВ, командные должности в 
разведуправлении ЛенВО, старший офицер ГРУ ГШ.

Награжден восемнадцатью правительственными наградами, в том числе орденами 
Отечественной Войны и Красной Звезды.

В конце 1950 года в Советской Армии началось формирование отдельных рот 
специального назначения. Немного позднее, пришло указание сформировать такую 
роту и в ЛенВО. Сделать это было поручено 3-му отделу разведуправления штаба 
округа.

Тогда я проходил службу в этом отделе в должности старшего офицера, имея 
хорошую подготовку по разведывательно-диверсионной работе и звание инструктора 
парашютно-десантной службы (ПДС). На моем счету было 320 прыжков с парашютом с 
самолетов АН-2, ЛИ-2, Ан-12. Эту подготовку я получил, проходя службу в 
должностях начальника разведки, а также начальника штаба 237-го гвардейского 
парашютно-десантного полка 76-й гвардейской воздушно-десантной Черниговской 
дивизии ВДВ. В этом полку было разведывательно-диверсионное подразделение, 
обучением которого я и занимался. Кроме того, после Великой Отечественной войны 
мне посчастливилось пройти подготовку в Высшей разведывательной школе ГШ СА, 
после которой определенное время работал за рубежом в агентурной разведке. 
Видимо, поэтому командование РУ ЛенВО перевело меня из 76-й воздушно-десантной 
дивизии и поручило формирование роты спецназ.

Создать «с нуля» такое подразделение — дело непростое. Во-первых, командиры 
взводов должны не только знать методы разведки, но и иметь диверсионную, 
парашютную подготовку. Во-вторых, обязаны хорошо освоить минно-подрывное дело. 
Надо сказать, что мне очень помог командир 76-й гвардейской вдд генерал-майор 
Ометов. Я, с разрешения командования РУ штаба ЛенВО, поехал в г. Псков и 
рассказал генералу Ометову о моих трудностях. Он был отличным командиром и 
очень любил разведку, поэтому разрешил мне подобрать из состава 
разведподразделений дивизии трех командиров взводов и одного командира взвода 
из подрывников. Все эти офицеры согласились с моим предложением перейти к нам в 
роту. Тем более что командир взвода роты спецназа по званию был капитан, а все 
они были старшими лейтенантами. Кроме того, они меня все хорошо знали по 
совместной службе в 237-м полку. Остальных офицеров в роту спецназа подобрал 
штаб ЛенВО. Рядовым составом, годным к службе в ВДВ, рота была укомплектована 
за счет частей округа.

Большую помощь в оснащении роты специальным вооружением и боевой техникой 
оказало ГРУ ГШ и лично генерал-майор Н. Патрахальцев. Все необходимые тренажеры 
по парашютно-десантной службе были сооружены по месту дислокации роты, и 
началась плановая боевая подготовка.

Основное внимание уделялось разведывательной, диверсионной, парашютно-десантной 
подготовкам и минно-подрывному делу с использованием специальных средств. Для 
десантирования групп в начальном периоде обучения использовались вертолеты МИ-8,
 а после длительной наземной подготовки и самолеты: АН-2, ЛИ-2, АН-12. Личный 
состав роты принимал участие во всех войсковых учениях, проводимых в округе. На 
них разведгруппы роты показывали хорошую разведовательно-диверсионную и боевую 
выучку, о чем говорили результаты их деятельности. Следует привести один пример 
работы разведгруппы. Чтобы убедиться в качестве подготовки личного состава роты 
спецназа, командующий войсками ЛенВО генерал армии С. Соколов приказал на одном 
из учений выделить в его распоряжение одну разведгруппу спецназначения (РГСН). 
Ему направили группу в составе 8 человек под командованием старшего лейтенанта 
Бойко, которая была оснащена спецсредствами подслушивания и записи телефонных и 
радиопереговоров. А вместо спецсредств подрыва личному составу разведгруппы 
было приказано ставить специальные знаки на боевой технике ракетной бригады, 
если они будут иметь возможность к ней подойти вплотную.

Задача РГ: после высадки из вертолета в районе предполагаемого расположения 
ракетной бригады или ее подразделения организовать телефонный и радиоперехват, 
а также его запись, следить за перемещением подразделений и, по возможности, 
«заминировать» пути их перемещения и боевую технику. Данные разведки 
докладывать по радио на КП командующему лично.

Задание группа выполнила: была обнаружена линия телефонной связи, по которой 
удалось найти место расположения одной из частей бригады и ее штаб. Подключив к 
этой же линии телефонной связи спецоборудования по прослушиванию и записи 
переговоров, удалось записать указания командира бригады, переданные им по 
телефону открытым текстом о передислокации подразделений бригады, что 
категорически запрещалось.

Группа сумела также поставить специальные знаки «заминировано» на части техники 
и на пути движения одного из подразделений. Все добытые данные, старший 
лейтенант Бойко своевременно по радио докладывал на КП командующему. Об одном 
только не сообщил: используя отсутствие бдительности у некоторых командиров 
частей, он посылал своих разведчиков к ним на полевую кухню «противника» 
получать обеды. Эту шутку мы ему простили.

На разборе учений командующий округом поставил хорошую оценку разведгруппе роты 
спецназа по действиям на учениях и наградил ценным подарком ее командира, а 
также и командира роты. Ну, а что было с некоторыми командирами ракетной 
бригады, писать не буду, это и так ясно. Другие разведгруппы роты спецназа на 
данном учении также весьма успешно выполнили свои задачи.

Следует сказать, что на последующих учениях все командиры частей округа 
действовали более бдительно по отношению к разведке условного противника, и 
разведчики роты спецназа уже на чужие кухни не наведывались, а спокойно 
пользовались сухими пайками, выдаваемыми им на период учений.




С. Козлов

Судьба офицера



Имя Героя Советского Союза, генерала-майора Василия Васильевича Колесника знает 
каждый армейский спецназовец. Но основному населению нашей страны это имя 
ничего не говорит. О том, что именно он, разработал и провел наиболее известную 
специальную операцию в Мире, долго не упоминали. Под его руководством брали 
дворец Амина. В последствии он долгое время возглавлял специальную разведку.

Однако и жизнь этого человека, насыщенная драматическими эпизодами, может 
являться материалом для целой книги.




Родители и их потеря


Колесник Василий Васильевич родился 12 декабря 1935 года в станице Славинской 
Краснодарского Края в семье сельской интеллигенции. Мать преподавала в школе 
русский язык и литературу, отец был главным агрономом по разведению риса. Он 
более пяти лет учился в Китае и в Корее рисоводству. Свободно говорил на 
китайском и корейском языках. В 1934 году, закончив учебу за границей, он начал 
разбивать первые чеки для разведения риса на Кубани, а в 1939 году руководство 
компартии, членом которой он был, поставило задачу Василию Колеснику 
попробовать разводить рис на Украине в Миргородском районе Полтавской области. 
Семья переехала в деревню Алефировку. Здесь отец получил в свое распоряжение 
большой дом для оборудования лаборатории по выведению сортов риса. В этом доме 
жила и семья.

Когда началась война, Колесник старший предпринял все меры по эвакуации в 
первую очередь именно лаборатории и семенного фонда, поэтому семья 
эвакуироваться не успела. Когда район захватили немцы и отец и мать, бывшие оба 
коммунистами, ушли в партизанский отряд. Четверо детей остались на попечении 
деда и бабушки. Шестого ноября 1941 года родители пришли проведать детей, но по 
доносу какого-то предателя их и еще одного партизана схватили прямо на улице. 
Расстреляли на следующий день на глазах у всей деревни и конечно на глазах их 
детей.

В оккупации семейство выжило благодаря бабке, которая была сведуща в народной 
медицине, и лечила жителей села. За ее услуги люди платили продуктами.




Новая семья и семья военная


В 1943 году, когда освободили Миргородский район, двух сестер Василия взяла на 
воспитание средняя сестра их матери, а маленького Васю с братом забрала младшая.
 Муж сестры был заместителем начальника Армавирского летного училища. В 1944 
году его перевели в Майкоп. Здесь Василий впервые увидел суворовцев и захотел 
стать одним из них. Он постоянно просил своих приемных родителей направить его 
в училище. В 1945 году братьев Колесников, как детей расстрелянных партизан, 
приняли в суворовское училище. Василий попал в самую младшую шестую роту 
Краснодарского училища. Василий Васильевич рассказывал, что училище было 
укомплектовано замечательным преподавательским составом и офицерами — 
воспитателями, вкладывавшими в своих подопечных «подранков войны» всю душу. Их 
теплота и сердечная забота были сравнимы с теплотой родственных отношений.

С особой благодарностью Василий Васильевич вспоминает начальника училища 
Нерченко Алексея Ивановича, потомственного кубанского казака. В молодости ему 
довелось охранять В. И. Ленина. Будучи кавалеристом, он безумно любил лошадей и 
такую же любовь привил своим малолетним подчиненным. В училище были конюшни, 
укомплектованные лошадьми. У каждого суворовца была своя лошадь. Василий 
Васильевич до сих пор помнит свою «Долю». Детей обучали не просто езде на 
лошадях, а и вольтижировке, и джигитовке. От Алексея Ивановича никто из детей, 
которых он любовно называл «чадушки», никогда не слышал грубого слова. Этот 
боевой генерал не стеснялся прикрыть полой шинели самого маленького Толика 
Арцишкина, когда тому в городе «приспичило по малой нужде». Его питомцы 
сохранили к нему такую же сыновью любовь и часто навещали его в Орджоникидзе 
вплоть до 1999 года, когда он в возрасте девяносто шести лет скончался.




«Кадетка»


В 1947 году училище перевели в Орджоникидзе. Сначала суворовцев разместили на 
территории пехотного училища, выделив несколько корпусов. Территория и 
помещения училища до революции принадлежали кадетскому корпусу. Планировка и 
постройки отличаются продуманностью. Отопление помещений калориферное, то есть 
теплый воздух подавался в помещения по специальной системе воздуховодов. Полы 
были паркетные. В училище был свой стадион. Все службы имели свои помещения, 
было и свое подсобное хозяйство, где суворовцы проходили практику. Училище 
находилось на окраине города в окружении садов. Вокруг была прекрасная природа.

В 1948 году училище объединили в суворовское офицерское. Такое же училище было 
в Свердловске. Суворовцы, окончив свое училище, автоматически зачислялись на 
первый курс пехотного офицерского училища. Поступать в другие училища, как 
выпускники остальных «кадеток», они не имели права.

По сути, получалось, что суворовцы жили одной дружной семьей в течение 
десяти-тринадцати лет. Эта дружба сохранилась до сих пор и выпускники «Орджо» 
ежегодно в День Победы собираются у станции метро «Кропоткинская». 




Шалости и хитрости


Дети есть дети. Василий Васильевич вспоминает, как однажды с Валькой Бережным 
они предприняли вылазку в сад начальника училища за черешней. В то время 
училищем уже командовал генерал — лейтенант Баринов. Его сад славился черешней. 
Валька стоял «на стреме», а Василий полез за ягодами. Набрав ягод в подвязанные 
снизу штанины и за пазуху, он уже собрался спускаться с дерева, как вдруг из 
дома вышел генерал с овчаркой, и привязал ее к дереву, где сидел Василий. 
Генерал видимо увидел его из окна своего дома. Ждать когда спустится суворовец, 
он не захотел, и он ушел. Ситуация была не из приятных. Но спускаться вниз все 
равно надо. Тут Василий увидел, что поводок, которым привязана собака, очень 
короток. Рассчитав траекторию, он прыгнул с дерева в зону, где собака не могла 
его достать, и побежал к забору. Василий уже почти перелез через него, когда 
камень, брошенный меткой рукой генерала, попал в спину. Руки оборвались, и 
лазутчик упал в руки подбежавшего начальника училища. «Попался подлец!» — 
радостно воскликнул генерал, сорвал с Василия погоны и продолжил: «Вон! 
Исключаю тебя из училища!». Василий отправился в свою казарму, где ждали его 
встревоженные друзья. Черешня осталась у него в качестве трофея. Само собой, 
что ее тут же и съели, а потом начали думать, как избежать генеральского 
наказания. И придумали. Погоны пришили строго по тем же меткам и дырочкам от 
ниток, что и раньше. Утром на построении генерал потребовал, чтобы перед строем 
вышел тот подлец, которого он ночью поймал у себя в саду. Строй не шелохнулся. 
Начали проверять, у кого погоны недавно пришиты, но такового не обнаружили. Так 
Василий Колесник остался в рядах училища.




Проблемы и их преодоление


Вопреки устоявшемуся стереотипу, рассказывая о Герое, мы не станем говорить, 
что он был круглым отличником. Были проблемы и особенно с иностранным языком. 
Учебе в значительной степени мешало то, что Василий Колесник, став свидетелем 
расстрела своих родителей, стал заикаться. Причем с волнением заикание 
усиливалось. Некоторые преподаватели по степени заикания даже определяли и то, 
насколько суворовец Колесник усвоил материал. Если заикался сильно, то и знал 
слабо. Для преодоления этого недостатка фельдшер училища посоветовал Василию 
уходить в места, где его никто не мог слышать. Там стараться петь и кричать, но 
тоже протяжно. Усиленными занятиями удалось снизить заикание к окончанию 
суворовского училища. В аттестате Колесника было только две тройки. Тем не 
менее, полностью от заикания избавиться не удалось, поэтому после окончания СВУ,
 ему, наверно единственному, разрешили поступать в другое военно-учебное 
заведение. Причем в перечне были и такие престижные, как Военно-медицинская и 
Инженерная Академии. Однако Василий отказался и продолжал настаивать на 
зачислении в родное пехотное училище. В конце — концов, с большими оговорками 
его зачислили. Спустя год он усиленными занятиями почти полностью преодолел 
этот недуг. Как результат, стал сержантом.




Мечта


Основной же конек Колесника был спорт. Еще в суворовском училище Василий 
увлекся гимнастикой и акробатикой. Несколько позже стал заниматься стрельбой и 
бегом. Будучи уже курсантом стал бегать на марафонские дистанции и занял 
призовое место по этому виду среди училищ округа. Выполнил нормы кандидата в 
мастера спорта по марафону и стрельбе. Со спортом Василий Васильевич не 
расставался никогда. Уже в войсках стал кандидатом в мастера спорта по 
многоборью и парашютному спорту, по штанге и баскетболу были вторые разряды. 
Всего по десяти видам. Видимо эта склонность породила в нем желание служить в 
воздушно-десантных войсках. Дважды писал он письма Министру Обороны с просьбой 
перевести его в Алма-атинское воздушно-десантное училище, но оба раза вместо 
перевода получал выговор за обращение к старшему начальнику не по команде.

Закончив в 1956 году училище по второму разряду (без троек) лейтенант Колесник 
получил распределение на Дальний Восток. В то время почти треть училища 
написала рапорта с просьбой направить их для службы в этот регион. Причина была 
в том, что в Корее шла война, а также осложнились отношения с Китаем. Многие 
полагали, что на границе «пахнет жареным». 

Все выпускники, попавшие в Даль ВО, были собраны на пересыльном пункте. В 
течение месяца им предлагали должности командиров минометных взводов, 
автомобильных взводов и прочие не популярные в войсках должности. Не сумев 
найти подходящие должности в рамках округа, молодых лейтенантов разбросали по 
армиям. Штаб двадцать пятой армии, куда был направлен лейтенант Колесник, 
находился в Шкотово. Ему и еще восьми выпускникам «Орджо» стали предлагать 
аналогичные должности. Но однажды начальник отдела кадров армии спросил, не 
желает ли кто-нибудь прыгать с парашютом? Вызвался один Колесник. 
Предварительную беседу с ним провел Герой Советского Союза полковник Гришин. 
Лейтенант Колесник заверил его, что не испугается прыжков с парашютом даже в 
тыл противника.




И ее осуществление


Так Василий Колесник попал служить в 92-ю отдельную роту специального 
назначения двадцать пятой армии, которую недавно принял старший лейтенант В. Е. 
Бреславский. Остальные угодили в укрепрайоны и на другие не симпатичные 
должности. Рота располагалась на станции Боец Кузнецова. Личный состав жил в 
казарме. Женатые офицеры и сверхсрочники — в щитовом доме. В роте по штату было 
сто двенадцать человек. Из них девять офицеров и десять сержантов и старшин 
сверхсрочной службы. Лейтенант Колесник принял первый взвод, которым недавно 
командовал Бреславский. Этот взвод, будучи разведывательным, в то же время 
готовил командиров отделений для других взводов роты. Ответственность на 
командире такого подразделения лежит немалая. Сложность была в том, что многие 
предметы, которые входили в программу боевой подготовки отдельной роты спецназ, 
в пехотном училище не изучались. Приходилось много работать над собой, постигая 
тактико-специальную и воздушно-десантную подготовку, а также минно-подрывное 
дело. Большую помощь в этом оказывал командир роты Владимир Евгеньевич 
Бреславский — «фанат» своего дела. Учил он своих подчиненных до изнеможения. 
Занятия, которые командиры взводов должны были проводить с личным составом на 
следующей неделе, ротный отрабатывал с ними на этой. Причем все элементы 
оттачивались буквально до автоматизма. Василий Васильевич вспоминал, как при 
подготовке к занятиям по рукопашному бою он после приемов, показываемых ротным, 
дважды терял сознание. Воздушно — десантную подготовку преподавал инструктор 
капитан Назаров. Но он преподавал материальную часть и предпрыжковую подготовку.
 Вопрос же преодоления естественного страха высоты оставался открытым. Несмотря 
на желание прыгать с парашютом, лейтенант Колесник, как и всякий нормальный 
человек, побаивался этого. Для адаптации к прыжкам он придумал совершать их с 
высокого и обрывистого берега реки Сучан. Выбрав внизу подходящий сугроб, он 
командовал: «За мной!» и первым прыгал вниз, сделав сальто. За ним следовал и 
весь взвод.




Первые учения


Вскоре подошли и ротные учения. Главным объектом разведки и специальных 
мероприятий спецназа в то время были первые мобильные средства ядерного 
нападения противника. Три взвода имели одну и ту же задачу — в течение полутора 
суток обнаружить в заданном районе и уничтожить батарею «Литл Джон». Возглавлял 
охрану объекта старшина роты Федор Иванович Соловьев. Человек был редкой 
душевности, культуры и такта. Район разведки представлял собой сопки, а между 
ними тек Сучан. Берега были довольно заболоченные. Разведчики, согласно плану 
командира роты, должны были преодолеть передний край противника, который 
реально был обозначен, и охранялся личным составом автомобильного и 
хозяйственного отделения. После этого они должны были приступить к разведке 
района. Май очень дождливый месяц в Приморском крае и в это время еще довольно 
холодно. Две группы пошли по сопкам. Лейтенант Колесник повел свою группу там, 
где труднее — вдоль реки, по болотам. Именно тогда он понял, что такое личный 
пример. Вода ледяная. Зам. комвзвода Паликов в воду лезть отказался. Тогда 
первым в воду вошел командир группы и скомандовал: «За мной!». Один за другим 
разведчики вошли в воду и двинулись во «вражеский» тыл. Пройдя по болоту шесть 
километров, разведчики незаметно для «противника» преодолели передний край и 
вечером вышли в район разведки. На выполнение поставленной задачи оставалось 
больше суток. Командир группы решил дать отдохнуть людям. Группа обсушилась, 
отогрелась, а утром приступила к наблюдению. «Батарею» обнаружили быстро, но с 
нападением не торопились — решили посмотреть, как будут развиваться события. По 
болоту подошли к позициям метров на четыреста, но дальше шел открытый участок 
местности. Ночью, да и утром на охране было много солдат, бдительность была 
высокой. Но к обеду на охране остался один портной из хоз. отделения. Остальные 
ушли отдыхать. К этому времени лейтенант Колесник уже знал, как они незаметно 
приблизятся к «батарее». Вдоль дороги, по которой прибыл «противник», проходили 
глубокие кюветы. Он решил не дожидаться темноты, а, использовав фактор 
внезапности, напасть именно сейчас, когда позиции охранял один сонный солдат. 
Командир группы лично возглавил подгруппу нападения, состоящую из четырех 
человек, и, используя придорожный кювет, они поползли к позициям «противника». 
Остальные должны были прикрыть их действия «огнем». Четыреста метров — 
дальность для автомата вполне реальная. Ползли часа полтора. За это время 
часового сменили, но охрана не усилилась. Разведчикам удалось подползти так 
близко, что когда часовой отвернулся, командир группы поднялся у него за спиной 
и, похлопав по плечу, на ухо сказал: «Ты убит!». Часовой от неожиданности 
просто опешил. Но еще до того как он пришел в себя, его связали, а в рот сунули 
кляп. После этого разведчики блокировали палатку, где находилась охрана. 
«Заминировав» пусковые установки макетами ВВ и взрывпакетом, установили 
взрыватель МУВ с замедлением на один час, а после этого ушли. На одной из ПУ 
оставили записку: «С приветом! Задание выполнено!». 

Примерно спустя час после возвращения разведчиков к основным силам группы, на 
позициях «противника» прозвучал взрыв. Начались шум, беготня и ругань. Федор 
Иванович, от которого ни один солдат матерного слова не слышал, ругался матом и 
орал так, что еще долго после этого солдаты говорили, что старшину они, ни до, 
ни после этого, таким разъяренным не видели.

Группа отошла примерно на километр от объекта и расположилась на отдых. В 
расположение не спешили, справедливо рассудив, что в роте Бреславский работу 
найдет. Когда стемнело, было прекрасно видно как «засыпалась» сначала одна 
группа, а потом и другая. Федор Иванович усилил бдительность, и группы были на 
подходе обнаружены и обстреляны охраной.

Василий Васильевич тогда осознал, насколько важен фактор внезапности и до сих 
пор считает, что урок, полученный на тех учениях, сыграл немаловажную роль при 
планировании и проведении операции «Шторм-333». 




Прыжки с парашютом и попутные учения


С совершенствованием ядерного оружия противника, естественно, и задачи спецназа 
изменились. Нужны были формирования, которые могли бы действовать на большую 
глубину. На территории Польши в то время шло укомплектование 27-го отдельного 
батальона спецназа, который и пополнили несколькими выпускниками нашего училища.
 Естественно, предварительно велся отбор, выбирали офицеров, наиболее 
подготовленных в профессиональном отношении. После учений, в конце мая рота 
уехала на прыжки. Для выполнения программы ВДП на запасном аэродроме собирались 
две роты пятой и двадцать четвертой армии. Там лейтенант Колесник совершил свои 
первые пятнадцать прыжков из самолета Ли-2 с парашютом ПД-47. Василий 
Васильевич купол оценивает достаточно высоко. В то время это был управляемый 
парашют в отличие от Д-1. Но был у ПД-47 один серьезный недостаток — при 
схождении купол складывался. Для неопытных парашютистов это было смертельно 
опасно.

По завершению прыжков командир роты отправил учебный взвод пешком, через 
Сухоте-Алиньский хребет, в расположение своей части. Общая протяженность 
перехода через горы и тайгу составляла приблизительно триста километров. 
Продовольствие было выдано только на трое суток. Остальное разведчики должны 
были добыть сами.

На прыжки лейтенант Колесник прибыл в «хромочах». И если прыгать в этой обуви 
еще как-то можно, хотя и опасно, то для полевого выхода хромовые сапоги — обувь 
абсолютно не пригодная. От воды сапоги намокли. При попытке высушить у костра 
их начало коробить. После этого Василий Васильевич кое-как натянул их и 
оставшиеся пять суток уже не снимал. Подметки в пути оторвались, и их 
приходилось привязывать шпагатом. Придя в пункт постоянной дислокации, он их 
просто разрезал ножом.

Испытание было очень тяжелым, но, несмотря ни на что, взвод с задачей справился 
успешно. Все объекты, которые наметил командир роты, были разведаны. Например, 
заброшенный леспромхоз условно считался расположением воинской части противника.
 По емкости бараков необходимо было вычислить численность личного состава. 
Следующим объектом являлся железнодорожный тоннель. Последней задачей была 
имитация подрыва моста через реку Сучан. В пути радисты держали связь с 
командиром роты. В ту пору на вооружении были английские коротковолновые 
ламповые радиостанции «Бета», полученные нашей армией еще в войну по 
«Ленд-лизу». Радиостанция состояла отдельно из передатчика, приемника и блока 
питания. Она позволяла держать устойчивую связь на дальности более тысячи 
километров.

На переход каждому разведчику было выдано по магазину боевых патронов для того, 
чтобы можно было охотиться. Однако зверя ни одного не убили. Больше рыбачили. В 
горных речках водилась форель. Когда вышли на Сучан, стала ловиться и другая 
рыба.

В расположение роты прибыли без пришествий. Конечно, ноги у многих были сбиты, 
но ребята не жаловались. Сутки отдыха и они снова включились в боевую 
подготовку.




Переезд к новому месту службы


В середине сентября 1957 года поступила команда сдать имущество и технику роты 
и подготовиться к убытию эшелоном к новому месту службы. В этом же эшелоне 
ехала и рота пятой армии. До Москвы они не знали куда едут. Разведчики пятой 
роты думали, что едут в Геленджик, а попали в пески Средней Азии в Казанджик. 
Только в столице Бреславский получил в ГРУ ГШ инструкции убыть с ротой в Польшу 
через Брест в Шекон. В конце сентября были на месте. Но и в дороге боевая 
подготовка не прекращалась. В то время как один взвод нес службу по охране и на 
кухне, два других — занимались полит подготовкой, минно-подрывным делом и 
другими предметами БП, которые можно было проводить в вагоне.

В Польше на базе роты развернули 27 отдельный батальон. Для расположения 
батальона предоставили бывшие эсэсовские казармы. Бреславский стал командиром 
первой роты, Колесник так и оставался командиром учебного взвода. Командиры 
взводов Лобачев и Крылов ушли взводными соответственно во вторую и третью роты 
и таким образом в каждой роте оказались офицеры, имевшие определенный опыт 
службы в спецназе. На базе группы связи развернули роту. Инструктор по 
парашютно-десантной подготовке стал начальником парашютно-десантной службы. В 
батальоне по штату было более трехсот человек. Три роты спецназ по восемьдесят 
одному человеку в каждой, рота связи, учебный взвод, хозяйственный взвод и 
автомобильный. По первому штату должность командира батальона была полковничьей,
 а все заместители были подполковниками. В ротах тогда впервые ввели должности 
переводчика. Но через полгода категории командиру и его заместителям 
«посрезали». 

Боевая подготовка в батальоне шла своим ходом, но по сравнению с Дальним 
Востоком здесь не было той свободы. Стрельбы и другие полевые занятия проводили 
только на отведенном полигоне, который находился в пятнадцати километрах от 
расположения батальона. Он представлял собой бывшие немецкие склады, где были и 
бункеры и железная дорога, позволявшие проводить подрывные работы на реальных 
объектах. Это было удобно, если бы не расстояние.

Но и это неудобство Василий Васильевич обернул преимуществом, проводя попутные 
тренировки. На занятия и с занятий учебный взвод выдвигался только бегом.




Соревнования и препятствия


В Северной группе войск ежегодно проводились соревнования на первенство взводов 
и рот по спортивной и военной подготовке. В программу входили соревнования по 
стрельбе, плаванию, гимнастике и марш — броску. Команды выставляли дивизии и 
отдельные полки. От батальона специального назначения в 1958 году выступал 
учебный взвод. Он и занял первое место. Это место оставалось за подчиненными 
Василия Колесника в течение трех лет. За стабильно высокие показатели Кубок 
Группы остался в учебном взводе, а командир учебного взвода был назначен 
командиром 3 роты. Это была высокая оценка заслуг молодого офицера. В то время 
еще фронтовики были командирами рот. Но назначение не вскружило голову Василию 
Колеснику, которому на момент назначения не было и двадцати пяти лет. В течение 
последующих трех лет его рота устойчиво занимала первые места на таких же 
соревнованиях среди лучших рот Северной группы войск. О Колеснике в то время 
писали печатные органы Группы. Вырезки Василий Васильевич хранит до сих пор.

Но не стоит думать, что у Василия Колесника все шло, как по маслу. При первом 
поступлении в Академию его откровенно завалили на экзамене по физике. Свою роль 
здесь сыграл возраст. Позднее начальник отдела кадров честно объяснил ему, что, 
завалив его, комиссия позволила поступать офицерам, возраст которых не позволял 
сделать вторую попытку. При этом его уверили, что в следующий раз его примут 
обязательно.

Однако в батальоне сменился командир, с которым не заладились отношения. 
Служебные вопросы здесь были не при чем, но, тем не менее, комбат навесил 
ротному, который гремел на всю Группу, семь взысканий и отказал в поступлении. 
Благо, что о Колеснике уже знал и командующий группой и, конечно же, начальник 
разведки. Именно он и вмешался, решив судьбу молодого офицера. С поступлением в 
академию дорога Василию Колеснику к большой военной карьере была открыта.




Эпилог


Талантливый человек талантлив во всем. Я ничуть не сомневаюсь, что, став 
гражданским специалистом, Василий Васильевич смог бы достичь не меньших успехов,
 чем на военном поприще. Об этом свидетельствует такой случай.

Тот, кто служил в армии, знает, что такое строительство хозяйственным способом. 
Это когда нужно построить объект при минимально выделенных средствах. Остальные 
средства нужно или зарабатывать или воровать.

В мирной жизни на таком строительстве ни один офицер испортил себе карьеру. Но 
только не Василий Колесник. Талант руководителя помог комбригу заработать 
материал для строительства, которое поручил ему командующий ТуркВО. Причем это 
было сделано с минимальным отрывом личного состава от занятий боевой 
подготовкой.

Настоящий руководитель должен уметь и защитить своих подчиненных от 
несправедливого взыскания, наложенного руководством. Рискуя навлечь на себя 
гнев командующего, Колесник не отстранил от руководства работами майора 
Фазылова. Справедливость такого решения позднее признал и сам командующий.

Все эти качества руководителя и талант спецназовца проявились при подготовке и 
проведении операции «Шторм-333». Это был «пик формы» полковника Колесника, к 
которому он шел с суворовских погон.




От отдельных рот к созданию бригад специального назначения


Итак, в пятидесятом спецназ был создан и получил юридический статус, но в 1953 
году, когда началось сокращение Вооруженных Сил, были расформированы и тридцать 
пять рот специального назначения. Это был тяжелый удар для спецназа. Проходит 
четыре года и 11 января 1957 генерал — майор Шерстнев направляет служебную 
записку в адрес начальника Генерального штаба в которой ссылаясь на то, что 
роты не имеют возможности обеспечить разностороннюю боевую подготовку, 
предложил вместо одиннадцати рот создать три отряда или Центра специального 
назначения и одну авиаэскадрилью окружного подчинения. Численный состав 
предлагаемой структуры отряда составлял четыреста человек.

Министерство Обороны возглавлял тогда Маршал Советского Союза Жуков Г. К., 
который смог по достоинству оценить потенциал недавно созданного вида разведки 
и возлагал на него большие надежды в возможной войне. Именно этим объясняется 
тот факт, что Директивой Главкома Сухопутных войск от 29 августа 1957 года были 
сформированы не три, а пять отдельных батальонов специального назначения, 
подчинявшихся командующим военных округов и групп войск. Двадцать шестой 
батальон входил в состав ГСВГ (Группы советских войск в Германии), двадцать 
седьмой— в Северной группе войск, тридцать шестой в Прикарпатском военном 
округе, сорок третий в Закавказском, а шестьдесят первый в Туркестанском 
военных округах. В то же время было сохранено четыре отдельных роты. Для 
формирования батальонов использовалась база и личный состав расформированных 
рот.

В то же время по приказу Жукова, Директивой начальника Генерального штаба от 9 
августа 1957 было приказано к 15 января 1958 года сформировать в системе ГРУ 
второе воздушно-десантное училище в Тамбове.

Однако партийное руководство страны испугалось и без того авторитетнейшего 
военноначальника советской эпохи. Маршала Жукова обвинили в антисоветском 
заговоре и отстранили от руководства Вооруженными Силами СССР. Его детище — 
Тамбовское училище для офицеров спецназа так и не было создано.

Полковник в отставке Семен Михайлович Тарасов родился в Рязанской области в 
семье военнослужащего. Окончил Тамбовское суворовское училище и Рязанское 
краснознаменное военное училище имени К. Е. Ворошилова, был направлен в 
Северную группу войск, в батальон специального назначения. Затем служил 
командиром роты спецназа в Закавказском военном округе. После окончания Военной 
академии имени М. В. Фрунзе был назначен командиром бригады специального 
назначения Московского военного округа. В 80-е годы был начальником курса 
разведфакультета Военной академии имени М. В. Фрунзе. В 1989 году в звании 
полковника уволился в запас. Награжден орденом «За службу Родине» 3 степени, 
отечественными и иностранными медалями. Оба сына Семена Михайловича стали 
военными: старший сын Андрей долгое время служил в спецназе, сейчас полковник, 
младший Владимир в звании капитана уволился в запас.




С. Тарасов

На смену ротам приходили батальоны


После окончания военного училища в 1957 году я лейтенантом был направлен 
служить в Северную группу войск. В то время создавались отдельные батальоны 
специального назначения. Имевшиеся до этого роты спецназа решали задачи в 
лучшие спортивные результаты. Вместе со мною прибыли лейтенанты Эдуард 
Степанович Иванов, Олег Михайлович Жаров, Евгений Васильевич Климов, Евгений 
Андреевич Шумилин, Юрий Михайлович Крылов, Виктор Васильевич Серебряков, Вадим 
Викторович Иванов. 27-й обсн создавался на базе 92-й отдельной роты 
специального назначения, которая прибыла с Дальнего Востока. Ею командовал 
капитан Владимир Евгеньевич Бреславский. Он стал командиром 1-й роты в 
батальоне. Командиром второй роты был назначен Аркадий Николаевич Абрамкин, 3-й 
— Петр Григорьевич Волков.

Петр Григорьевич был очень опытным командиром, участником Великой Отечественной 
войны. Он никогда не повышал голос на подчиненных, и мы, молодые офицеры, 
старались подражать ему. Было очень стыдно, если мы в чем-то недорабатывали и 
делали все, чтобы подобных ситуаций не допускать.

Для повышения боевой готовности придумывали различные соревнования — по 
снаряжению магазина автомата, по метанию гранаты на дальность и точность, по 
изготовке к стрельбе из различных положений. Даже собрали деньги, купили кубки 
и вручали их в качестве переходящих призов за первые, вторые и третьи места. 
Когда батальон был сформирован, учебно-методическая база была небогатая. Мы 
мало, что знали тогда о разведке и тем более о специальной разведке, поскольку 
окончили общевойсковое училище. Практически с нуля начали изучать 
минно-подрывное дело, осваивать парашютную, тактико-специальную подготовку. 
Поскольку не было объемных методических разработок, старались использовать все, 
вплоть до художественной литературы. Помогло то, что в секретной части 
обнаружились информационные сборники по войсковой разведке 40-х годов, 
привезенные 92-ой орсн. Там мы нашли много полезного по действиям в тылу врага. 
Изучали опыт партизанского движения, обобщали все, что появлялось в 
периодических изданиях в связи с действиями в тылу противника.

Мне самому пришлось делать, к примеру, такую разработку, как «Разведывательная 
группа специального назначения в составе взвода в засаде». Сделал и отправил ее 
якобы для журнала «Военный вестник», на самом деле она была изучена в 
управлении, одобрена и рекомендована для использования в практической 
деятельности.

После пяти лет службы я был назначен командиром учебного взвода. В дальнейшем 
Олег Жаров, Эдуард Иванов и я были назначены командирами рот. На 
тактико-специальных учениях были очень большие нагрузки. Но мы были тогда 
молодыми людьми, с увлечением относились к своему делу, старались максимально 
обеспечить свою жизнеспособность в тылу «противника». А мы лазили по тылам 
наших войск часто, о нашем батальоне уже хорошо знали, старались принимать в 
ходе учений встречные меры. Во всяком случае, часовой в одиночку на пост 
отказывался заступать, — были случаи, когда часовых «снимали» и уносили с собой.


Например, когда проводились показные занятия, на которых присутствовал 
генералитет штаба СГВ, группа спецназа под руководством Олега Жарова должна 
была проникнуть на центральный склад горюче-смазочных материалов. Все стояли и 
ждали, когда это произойдет. Тут появляется Жаров и докладывает, что уже 
побывал там. Пошли, проверили — действительно, все закладки, имитирующие 
взрывные устройства, были сделаны в указанных местах, там, где было необходимо 
для того, чтобы вывести склад из строя.

Что было хорошо в нашей службе, — мы практически не занимались хозяйственными 
работами и строительством, нас не отвлекали. Батальон был отдельный. Мы 
размещались в бывшей казарме школы «СС», и там все имелось для нормального 
проживания. Действующие группы вооружались и снабжались обычным нашим 
стрелковым оружием: автоматами АКМС, пистолетами ТТ и Макарова, были средства 
взрывания — запалы, взрыватели, детонаторы. Короче говоря, был весь необходимый 
набор для того, чтобы проводить, как мы тогда говорили, специальные мероприятия 
в тылу противника. В каждой группе, как правило, было два радиста. Радиостанции 
были поначалу громоздкие, потом появились более компактные — Р-350.

Мы старались использовать все возможности для наращивания своего потенциала, 
много внимания уделяли физической подготовке. К примеру, я как командир взвода 
должен был готовить свои отделения, с каждым из которых совершал через день 
учебные выходы на 25-30 километров. Кроме того, проводились выходы в составе 
роты, когда расстояние увеличивалось до 40-50 километров, и в составе батальона,
 когда приходилось совершать 100-километровые марши. Каждую субботу — 
обязательный кросс 3 километра. Кроме того, проводились ночные марши, летом — 
на 50 километров, зимой — на 30 километров. Стрельбы в составе отделения 
проводились не так, как у мотострелков, а фактически по обратной схеме: сначала 
выход в тыл противника, потом отход со стрельбой по преследователям. А 
тренировались в тире, поскольку специально оборудованного стрельбища не было. 
Личный состав вскоре также в совершенстве освоил минно-подрывное дело. Нам 
доверяли проводить практические занятия с солдатами.

В то время я совершил более 100 прыжков с парашютом с самолетов Ли-2 и Ан-8, 
получил звание инструктора парашютно-десантной подготовки. Прыгали мы, судя по 
всему, неплохо, поскольку нас даже посылали на групповые соревнования в Легницу.


Семь лет службы в Северной группе войск дали мне очень много. Когда в звании 
капитана я прибыл командиром роты спецназа в Закавказский военный округ, то был 
уже достаточно опытным офицером. Последующая учеба на курсах «Выстрел», в 
Военной академии имени М. В. Фрунзе позволили мне пополнить теоретический багаж,
 который очень пригодился, когда я стал командиром бригады специального 
назначения Московского военного округа.

Многие из тех, кто начинал службу в 27-м отдельном батальоне специального 
назначения, благодаря хорошей школе и подготовке, прошли достойный служебный 
путь. Полковник Олег Михайлович Жаров стал начальником разведки Прикарпатского 
военного округа. Полковник Эдуард Степанович Иванов там же командовал бригадой 
спецназа, а потом стал командиром дивизии. Василий Васильевич Колесник 
командовал бригадой в САВО, воевал в Афганистане, стал генерал-майором и 
получил звание Героя Советского Союза. Но главное, что объединило нас и 
объединяет до сих пор — нерушимая дружба, войсковое братство, верность идее 
служения своей Родине.




Щелоков И. Н.

Соединения специального назначения в действии


Рота спецназа просуществовала в ЛенВО до 1962 года, когда было получено 
указание о создании в округе бригады спецназа.

Сразу началась работа третьего отдела разведуправления штаба округа по 
формированию бригады. Это произошло в конце 1961-го — начале 1962 года. Наша 
рота спецназа стала основой для создания новой части в ЛенВО. Командиры взводов,
 которые хорошо себя показали на всех учениях войск ЛенВО, были назначены на 
майорские должности командиров штатных рот.

Как и положено, командира, замполита и начальника штаба бригады подбирал штаб 
ЛенВО. Заместителя командира по парашютно-десантной службе, общего замкомандира,
 начальника ПДС, замкомандира по тылу, знающего службу ПДИ, а также командиров 
отрядов (батальонов) было поручено подыскать мне. Я попросил командование 
разведуправления штаба округа согласовать вопрос о выделении таких специалистов 
с командованием ВДВ и 76-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, откуда я 
намеревался брать эти кадры, ибо другой возможности у меня не было. Такое 
заверение командования я получил и принялся за работу.

Место дислокации бригады спецназа было уже определено командованием округа, что 
сильно помогло мне в подборе офицеров из воздушно-десантной дивизии, где были 
офицеры, хорошо знающие парашютно-десантную службу и боевые действия 
подразделений в «тылу» врага. Имея на руках указание командующего ЛенВО, я 
направился за кадрами. В дивизии генерал Ометов встретил меня не совсем 
ласковыми словами, но когда узнал, что у нас в бригаде категории выше, немного 
успокоился и даже порекомендовал, кого из заместителей комбатов взять на 
должности командиров отрядов в нашу часть. Кроме того, я отлично знал всех 
замкомандиров и начальников ПДС батальонов, командиров рот и взводов 237-го 
парашютно-десантного полка, достойных повышения по должности.

Таким образом, мне довольно успешно удалось подобрать нужных для нашей части 
офицеров, причем каждый из них шел на должность по званию выше, чем занимал в 
полку.

Командиром бригады был назначен полковник А. Гришаков, прекрасно знающий 
разведывательную подготовку и занимавший до этого должность начальника разведки 
в одной из армий войск ЛенВО.

После укомплектования подразделений бригады офицерским составом началась боевая 
учеба. Дело в том, что подобранные офицеры уже хорошо были подготовлены по ПДС, 
имели опыт по совершению прыжков с парашютом, знали тактику действий 
подразделений ВДВ, но не знали тактику действий подразделений и частей спецназа.
 Кроме того, бригады были кадрированными, командиры отрядов должны были знать 
порядок и методы работы в военных комиссариатах округа по подбору в часть 
приписного состава из числа офицеров и рядового состава, находящегося в запасе. 
Также они нуждались в подготовке по минно-подрывному делу с использованием 
специальных подрывных средств.

Кадровый состав проходил подготовку в течение всего учебного года по периодам, 
а приписной готовился во время призыва на учебный сбор. Он проводился, как 
правило, в летний период боевой подготовки в лагере, неподалеку от аэродрома, 
где базировались транспортные самолеты АН-12.

В период сборов личный состав бригады готовился по тактико-специальной и 
парашютно-десантной подготовке. Парашютные прыжки подразделения совершали с 
самолетов АН-2 и АН-12. Место проведения сбора подразделений нашей бригады по 
парашютно-десантной подготовке оказалось настолько удобным, что командование 
ГРУ ГШ приняло решение ежегодно направлять к нам на сборы бригады из МВО, КВО, 
ПрибВО и ОдВО. Командовать сборами начальник разведки ЛенВО генерал-майор В. 
Ходаковский поручал мне.

В 1963 году на территории Белорусского, Прибалтийского и Ленинградского военных 
округов ГРУ ГШ проводит первые крупномасштабные учения, в ходе которых 
разведывательные группы реально забрасываются на глубину их деятельности 
согласно определенным задачам. Радисты обеспечивают связь работающих органов 
специальной разведки. Группы специального назначения успешно работали против 
реальных войск и объектов глубокого тыла противника. Одним из организаторов 
этих учений, позволивших реально отработать многие вопросы, касающиеся боевой 
работы, был Иван Николаевич Щелоков. Его работа была высоко оценена 
руководством ГРУ и лично прибывшим на учения заместителем начальника ГРУ 
генерал-полковником Х. Д. Мамсуровым.

Несмотря на успешную работу в ходе учений, к концу 1964 года, в результате 
очередной реорганизации, спецназ потерял три батальона и шесть рот.

На одном из таких сборов летом 1964 года, где были представлены бригады пяти 
военных округов, в целях проверки хода специальной и парашютно-десантной 
подготовки присутствовал заместитель начальника ГРУ ГШ Герой Советского Союза 
генерал-полковник Х. Н. Мамсуров. С ним приехали: начальник 5-го управления ГРУ 
ГШ — генерал-лейтенант К. Ткаченко, начальник кафедры разведки и иностранных 
армий Военной академии имени М. В. Фрунзе генерал-майор Р. Симонян, а также 
начальники разведки всех пяти военных округов. Они присутствовали на 
тактико-специальных учениях подразделений своих бригад, а также на 
тренировочных прыжках личного состава с самолетов АН-2 и АН-12. Все прошло 
благополучно, без каких либо ЧП. Претензий к руководству разведуправления штаба 
ЛенВО по организации сборов не было. Оценку дали «хорошо». А в конце таких 
сборов ГРУ ГШ провело тактико-специальное учение разведгрупп всех пяти бригад. 
Личный состав десантировался на территорию своих округов, где заранее были 
подготовлены объекты для разведки и проведения спецмероприятий. На разборе 
генерал X. Мамсуров дал высокую оценку подготовке разведгрупп всех частей 
спецназа, действующих на учениях.

Это воодушевляло на дальнейшее совершенствование боевой подготовки.

Но партийное же руководство страны к 1961 году, в период осложнения 
международной обстановки, осознало действенность партизанского движения в годы 
Великой Отечественной войны и учло уроки предвоенного периода, когда созданные 
в тридцатых партизанские структуры, к началу войны были расформированы, а 
склады изъяты. Поэтому 20 августа ЦК КПСС издало Постановление «О подготовке 
кадров и разработке спецтехники для организации и оснащения партизанских 
отрядов». В соответствии с данным постановлением 5 февраля 1962 года Генштаб 
издал директиву, которая обязывала командующих военными округами для 
развертывания партизанского движения в военное время отобрать одну тысячу 
семьсот военнослужащих запаса, свести их в бригаду и провести в течение месяца 
с ними сборы. По окончании сборов им присваивались специальные военно-учетные 
специальности, их запрещалось бронировать народным хозяйством и использовать не 
по прямому предназначению.

Директивой Генерального штаба от 27 марта 1962 года были разработаны проекты 
штатов бригад специального назначения на мирное и военное время. К концу 1962 
года в Белорусском, Дальневосточном, Закавказском, Киевском, Ленинградском, 
Московском, Одесском, Прибалтийском, Прикарпатском и Туркестанском военных 
округах были сформированы скадрованные бригады специального назначения. Это 
означало, что в составе бригады часть подразделений были развернуты по штату 
мирного времени, то есть в угрожаемый период они могли доукомплектовываться 
приписным составом. Несколько подразделений в бригаде имели только командиров 
отрядов, все остальные офицеры, сержанты и солдаты находились в запасе. Трудно 
сказать, насколько эффективна была бы работа таких групп в тылу противника. 
Кроме того, в этот период в части и соединения начала поступать специальная 
техника и вооружение, требовавшие хороших знаний и навыков при обращении с ними.
 Обучить человека, прибывшего на военные сборы специальной тактике, вооружению 
технике и прыжкам с парашютом — дело архисложное, тем более когда на все это 
дается всего месяц. Как бы то ни было в результате этого реформирования к 
первому января шестьдесят третьего года советский спецназ включал в себя 
двенадцать отдельных рот, пять отдельных батальонов и десять скадрованных 
бригад.




В. Бреславский

Развивая лучшие традиции


Когда в 1962 году начали формироваться соединения армейского спецназа — 
отдельные бригады специального назначения (обрсн), мне довелось участвовать в 
выборе места дислокации бригады КВО вместе с начальником разведки Киевского 
военного округа генерал-майором Щербининым, его заместителем полковником 
Вишенцевым и старшим офицером разведотдела полковником Волосатовым. 
Остановились на городе Кировоград, на юге Украины. Предсказание о том, что это 
место станет «Меккой» армейского спецназа, вскоре подтвердилось. Главными 
факторами, влиявшими на стремление офицеров служить в Кировоградской бригаде, 
стали: удобное географическое положение областного города, поддержка и 
постоянное внимание к нуждам бригады местных властей и регулярное выделение 
нуждающимся военнослужащим жилой площади.

Первоначально штатный состав бригады включал шесть отрядов (батальонов) 
специального назначения. При этом 1-й состоял из двух рот специального 
назначения, взвода спецоружия и взвода спецрадиосвязи, а в других пяти отрядах 
были лишь командиры. Командование, штаб и политотдел бригады насчитывали более 
30 офицеров. Первым командиром бригады был полковник Леонид Сергеевич Егоров, 
ранее — командир мотострелкового полка учебной дивизии КВО, дислоцировавшейся в 
Черниговской области. Спецназом он тяготился, особенно его боевым 
использованием в составе РГСН (РОСН). На КШУ в Пскове поставленные ему 
разведывательно-диверсионные задачи в тылу противника он выполнял наступлением 
шести отрядов спецназа и громил противника рассекающими ударами с последующим 
окружением и уничтожением его группировки по частям. Затем на прыжках с 
парашютом получил травму позвоночника и был уволен в запас, не получив звание 
генерал-майора, соответствовавшее первоначальной штатной должности комбрига.

В дальнейшем 9-й бригадой командовали: полковник Архиреев, прибывший в г. 
Кировоград после окончания Академии Генерального штаба; полковник Гришаков, 
заменившийся из ГСВГ, и молодой, талантливый полковник Воронов, который в 
последствии успешно организовал и провел с ветеранами 9-й бригады 30-летний 
юбилей ее образования. Во главе штаба бригады стояли: полковник Сафонов, 
полковник Павлов, подполковник Лавров, полковник Заболотный. 
Парашютно-десантной службой успешно руководил майор Докучаев, выпускник 
Уфимского пехотного училища, который сумел в короткие сроки в совершенстве 
овладеть воздушно-десантной подготовкой и научить личный состав бригады 
десантироваться парашютным способом. Затем его сменил майор Сорокин. Слаженно 
работал политотдел бригады, возглавляемый майором Смирновым, который в 
дальнейшем стал начальником политуправления Воздушно-десантных войск, 
генерал-лейтенантом. В проведении политической и воспитательной работы в лучшую 
сторону отличался замполит 1-го отряда капитан Гальянов. В последствии он стал 
полковником. Также хочется отметить начальника политотдела воздушно-десантной 
дивизии и его помощника начальника политотдела по комсомольской работе капитана 
Нейшович. Он в последствии стал замполитом батальона спецрадиосвязи, занимал 
должность заместителя начальника политотдела бригады. А закончил он службу 
полковником, преподавателем кафедры партполитработы Военной академии им. М. В. 
Фрунзе.

Имевшаяся материальная база не позволяла развернуть с ходу боевую подготовку не 
только в бригаде в целом, но и в 1-м отряде специального назначения, которым я 
тогда командовал. Ему вменялось ежедневное несение караульной и внутренней 
службы с одновременным созданием необходимой для боевой подготовки материальной 
базы. Несмотря на это, с первых дней создания батальона начались занятия по 
тактико-специальной подготовке. Программа одиночной подготовки отрабатывалась в 
окрестностях Кировоградской тюрьмы и на окраине города в Лелековке.

Огневая подготовка проводилась в гарнизонном тире, а затем с выездом на 
войсковое стрельбище за пределы города. Там же проводились занятия по 
минно-подрывному делу.

Строевая подготовка проходила на плацу. Физическая — на спортбазе 
Кировоградского пединститута и в создаваемых парашютном и гимнастическом 
городках, а также на полосе препятствий в расположении части.

С учетом сложившейся обстановки полнокровные занятия без отрыва на работы и 
несение караульной и внутренней службы проводились под моим контролем лишь с 
радиотелеграфистами взвода спецрадиосвязи и частично с взводом оружия. Взвод 
оружия был укомплектован спортсменами, в том числе призванными на службу 
студентами Кировоградского пединститута. Несмотря на все трудности, первую 
контрольную проверку личный состав 1-го отряда сдал на «хорошо». 

Практические парашютные прыжки с самолетов проводились на базе учебного полка 
ВДВ в Черехе под Псковом. В сборах принимали участие первые отряды бригад 
спецназа Ленинградского, Прибалтийского, Московского и Киевского военных 
округов (в последующем туда привлекался весь состав бригад). Личный состав 
нашего отряда полностью выполнил программу парашютных прыжков с оценкой 
«отлично». Он участвовал также в стратегических КШУ, проводимых ГРУ ГШ, и 
получил хорошую оценку. На проводимых в ходе сборов спортивных соревнованиях 
отряд КВО и его сборные команды по видам спорта постоянно занимали общее первое 
место.

В дальнейшем 9-я бригада спецназа перешла на новые штаты, увеличилось 
количество структурных подразделений и численность личного состава.

Мы получили в свое распоряжение территорию ранее дислоцировавшейся в 
Кировограде ракетной бригады. В связи с этим расширялась и совершенствовалась 
учебная база для тактико-специальной, физической, воздушно-десантной и огневой 
подготовки под Кировоградом. Там во взаимодействии с Кировоградским областным 
комитетом ДОСААФ готовились сборные команды по парашютному спорту и пулевой 
стрельбе для участия в различных соревнованиях.

В приписной состав бригады попадали только лица, уволенные в запас после 
окончания действительной военной службы в нашей же бригаде. Этот факт, а также 
систематические учебные сборы, позволили иметь в резерве несколько бригад, 
полностью укомплектованных личным составом. 9-я бригада спецназа привлекалась 
на все оперативно-стратегические учения и крупные учения, проводимые с войсками 
КВО. При этом личный состав неизменно демонстрировал высокую профессиональную 
выучку, добивался отличных и хороших результатов и имел поощрения за выполнение 
поставленных командованием задач.




Часть II. Мирные будни



За время работы в журналистике в мой адрес часто приходили письма, где молодые 
ребята спрашивали, как попасть служить в спецназ, как стать офицером. Некоторые 
звонили по телефону с просьбой помочь в поступлении в училище. В силу того, что,
 каюсь, не ответил на многие из полученных писем, я решил написать об этом. 
Кроме того, сама система военного образования войск специального назначения уже 
давно требует кардинального изменения. Однако начнем по порядку, дабы внести 
ясность в этот вопрос.




С. Козлов

Кузница офицерских кадров


Факультет специальной разведки был создан в Рязанском воздушно-десантном 
училище в 1968 году. Из состава восьми рот курсантов были набраны первые 
курсанты — будущие офицеры спецназа ГРУ. Кстати сказать, тогда он был 
единственным и такое уточнение не требовалось. К указанному моменту в состав 
Военных округов уже входили бригады специального назначения. Спецназ 
существовал уже восемнадцать лет, но продолжал для всех оставаться тайной за 
семью печатями. Но как не засекречивайся, а для укомплектования частей и 
соединений специального назначения требовались квалифицированные кадры. 
Десантное училище как нельзя лучше подходило для того, чтобы в его состав вошел 
такой факультет, поскольку спецназовцы форму носили десантную, также, как и 
десантники совершали прыжки с парашютом, и поэтому не выделялись из общей массы 
курсантов. Однако по-прежнему ни в одном из проспектов, рассказывающих о 
правилах поступления в училище ни слова не было сказано о наличии в училище 
факультета спецразведки, который по большому счету подчинялся ГРУ. Отцом 
девятой роты училища стал полковник Щелоков Иван Николаевич, который в то время 
был старшим офицером одного из Управлений ГРУ, ведавшего спецназом. Для того, 
чтобы сформировать роту, где взвод — являлся курсом, было приказано передать в 
ее состав по тридцать-сорок человек с каждого курса. Как это обычно бывает, 
командиры курсантских рот постарались таким образом избавиться от ротных 
разгильдяев.

Можно себе представить, что это была за рота. Однако Иван Николаевич сумел 
найти подход к этим непростым ребятам. В самые кратчайшие сроки рота стала 
лучшей по спорту и по учебе. Эти успехи поддерживались постоянно. Каждый взвод 
был курсом и состоял из четырех отделений, каждое из которых являлось языковой 
группой. Курсанты факультета спец разведки выпускались с дипломом 
референта-переводчика одного из изучаемых иностранных языков, английского, 
немецкого, французского или китайского. Программа обучения коренным образом 
отличалась от программы десантного факультета. В частности, если практические 
навыки курсантов общего факультета по минно-подрывному делу ограничивались 
изготовлением зажигательной трубки и подрывом тротиловой шашки, то курсант 
второго курса девятой роты мог запросто изготовить взрывчатое вещество их 
подручных материалов и это далеко не все. Тактика, которую изучали курсанты 
также отличалась от общевойсковой тактики, штудируемой на общем факультете. 
Занятия были построены очень грамотно. Рота не пропадала в лагерях, как 
десантники, которым необходимо было отрабатывать навыки вождения, ремонта и 
стрельбы из БМД-1. Но выехав на одну-две недели, курсанты-спецназовцы быстро 
отрабатывали все практические вопросы по тактико-специальной подготовке, МПД и 
огневой, после чего возвращались в училище. Десантники, всегда страдавшие 
«велико-десантным шовинизмом», недолюбливали спецназовцев, называя «комнатными 
рейнджерами». Но именно спецназовцы ночевали в любое время года в лесу, 
построив себе шалаши. Десантники жили в палатках. А. Лебедь в своих 
воспоминаниях пишет, что если курсанты-десантники были элитой армии, то 
курсанты-спецназовцы были элитой элиты. Правда, воинская дисциплина традиционно 
хромала. Такое положение вещей не могло не задевать командование училища, да и 
самого Командующего войсками — генерала Армии В. Ф. Маргелова. Он, в частности, 
всегда говорил, что у него в училище восемь рот.

Начальник училища, в ту пору еще полковник, Чикризов также недолюбливал роту и 
относился к ней, как к пасынку. Пытаясь избавиться от нее, он неоднократно 
грозил расформировать роту, введя по взводу из ее состава в одну из десантных 
рот каждого курса. Однажды этот проект попал в ГРУ. Но реакция на данный 
документ стала неожиданной, во всяком случае для начальника училища. Если до 
этого рота входила в состав третьего батальона курсантов, то после принятия 
решения по данному документу, ее сделали отдельной. Теперь командир роты 
подчинялся начальнику училища напрямую.

С началом афганских событий в восьмидесятом году на первый курс было набрано 
два взвода курсантов и был введен в программу еще один язык — фарси. В 1981 
году был произведен последний выпуск девятой роты. Первый взвод, насчитывавший 
всего двадцать восемь человек, выпустившись в этом году, дал училищу трех 
золотых медалистов при том, что весь десантный курс смог «вырастить» только 
одного. С восемьдесят первого года факультет спецразведки был представлен 
тринадцатой и четырнадцатой ротами, сведенными в батальон, который возглавил 
полковник Мартиросян. В каждом батальоне общего факультета, представлявшего 
курс, теперь было три роты.

Кроме Рязанского училища в соединения специального назначения своих выпускников 
направляло Киевское общевойсковое командное училище, имевшее разведывательный 
факультет, который готовил офицеров войсковой разведки. Это происходило в силу 
того, что Рязань не в полной мере обеспечивала потребность войск в офицерах. 
Несмотря на отсутствие специальной подготовки, многие из них, послужив 
некоторое время в войсках, становились настоящими спецназовцами. Волею судеб в 
спецназ попадали и выпускники других училищ. В бригадах их в шутку называли 
приемными детьми спецназа. Служба все расставляла на свои места, делая со 
временем из приемных детей родных. Ведь главное в спецназовце — дух, умение 
мыслить дерзко и нестандартно. Именно это успешно воспитывали в Рязани с 
курсантских погон. Остальным приходилось приобретать эти качества, имея 
врожденные задатки. Как любил говаривать один из командиров девятой роты, 
ставший в последующем преподавателем тактики, Иван Фомич Селуков: «Если в 
колхозном саду яблоки воровал и не попадался — будешь спецназовцем». 

Анализ подготовки выпускников военных училищ, проведенный по результатам боевой 
деятельности в Афганистане, показал, что ее средний уровень у выпускников 
десантного училища значительно превосходит уровень подготовки выпускников самых 
прославленных училищ Сухопутных войск.

Закончилась Афганская война, начался развал СССР. Часть военных училищ осталась 
в бывших субъектах некогда «Союза нерушимого». Эта же участь постигла Киевское 
ВОКУ. Для «Сухопутки» это был серьезный урон. Поэтому зревшая некогда идея 
объединить разведфакультет Киевского и спецназовский факультет Рязанского 
училища стала реальностью. В этот же период стали сокращаться политические 
училища. Решено было создать новое училище на базе расформированного 
Новосибирского политического.

В новом училище было создано пять батальонов курсантов. Один готовит 
спецназовцев, один войсковых разведчиков, а остальные обычных командиров 
мотострелковых подразделений.

Как известно, училище готовит офицеров, способных управлять подразделениями до 
батальона включительно. Далее, не продолжив военное образование, продвинуться 
трудно. Эти задачи должна решать Военная Академия. Для офицеров спецназа это 
была Военная Академия имени Фрунзе. Здесь в составе разведывательного 
факультета ежегодно набиралась учебная группа, готовившая будущих комбригов и 
их заместителей. Кроме того, недалеко от Москвы находятся Курсы 
Усовершенствования офицеров разведки — одно из старейших учебных заведений, 
готовившее многие поколения разведчиков. В частности, на этих курсах проходила 
ускоренную подготовку Зоя Космодемьянская. Знания, которые давали на курсах 
офицерам, значительно расширяли понимание задач, стоящих перед спецназом и 
возможностей этого вида разведки. Кроме того, на курсах офицеров знакомили с 
новейшими техническими средствами, направляемыми в войска, и даже еще не 
принятыми на вооружение. Грамотные преподаватели очень хорошо освещали вопросы, 
касавшиеся тактики и стратегии вероятного противника. Офицеры, прошедшие 
обучение на этих курсах, очень высоко ценили полученные знания. Но, к сожалению,
 диплом об окончании курсов в сущности мало влиял на возможность служебного 
роста офицера. Эту возможность давала только Академия. Однако, в отличие от 
курсов, программа обучения в Академии построена, на мой взгляд, в принципе 
неверно. Слушатели первого курса спецназовской группы, как и все слушатели 
первого курса, изучают мотострелковый полк, его вооружение, тактику действий, 
управление и тому подобные вопросы. На втором курсе предмет изучения составляет 
дивизия и только на третьем Армия. Возникает вопрос — для чего слушатели тратят 
время, изучая то, что им никогда не пригодится, поскольку Армия — это то 
минимальное объединение, где в распоряжении его командующего появляется 
отдельная рота спецназ. Бригада же находится в распоряжении командующего 
Фронтом — в мирное время Военным Округом. Но фронт изучают в Академии Генштаба. 
Как утверждают многие сторонники существующей системы обучения, она очень 
полезна для понимания роли спецназа в армейской операции. Стоит ли учиться три 
года только для этого? Кроме того система образования в академии настолько 
костна и инертна, что вряд ли может быть полезна. За год с небольшим обучения в 
Академии я четко усвоил, что любое, даже самое гениальное решение идущее 
вразрез с разработанной тактической задачей, — неверное, поскольку лишает 
преподавателя возможности проводить занятие по ранее намеченному плану. 
Зачастую тактические задачи разрабатывались несколько лет назад и не учитывают 
современной концепции противника. За полгода до поступления в Академию, я с 
отличием и похвальной грамотой закончил курсы усовершенствования, где в 
частности, очень подробно разбиралась не так давно принятая нашим вероятным 
противником концепция «Воздушно-наземной операции — сражения». Помимо того, 
поскольку я был офицером разведки, я довольно неплохо знал и штат и тактику 
действий подразделений и соединений предполагаемого врага. Каково же было мое 
изумление, когда преподаватель тактики рассказывая нам о встречном бое опирался 
на устаревшую концепцию войны. Мое изумление усилилось, когда быстренько сложив 
и сопоставив боевые потенциалы вооружения, имеющиеся у нашего мотострелкового 
полка и у бронекавалериского полка механизированной дивизии США, идущего в ее 
передовом охранении, полковник безапелляционно заявил, что мы громим несчастных 
«Янки» в пух и прах. Преподаватель вообще не учитывал, что согласно порядка 
боевого охранения американской дивизии на марше, впереди, на удалении 
нескольких километров от бронекавалерийского полка действует рота армейской 
авиации, способная раздолбать наш полк вообще без участия наземных сил. Когда я 
обратил на это его внимание, преподаватель ответил, что, коль мы не учитываем 
нашу авиацию, которая толи будет придана, толи нет, то и нечего учитывать 
армейскую авиацию противника. Довод был серьезный. Кроме этого казуса было еще 
немало. Но даже если бы преподавание было безупречным, спрашивается, зачем все 
это нужно знать офицеру специальной разведки? По-моему очевидно, что требуется 
другая программа обучения, позволяющая готовить высококлассных командиров, 
именно, спецназа. Возможно что-то из того, что преподавалось в Академии Фрунзе 
и могло оказаться полезным для расширения кругозора офицера спецразведки, но 
время, затраченное на изучение этих вопросов, должно быть несоизмеримо меньше. 
Вообще, мне кажется, что не спецназовцев надо учить тактике общевойскового боя, 
а офицеров мотострелковых и танковых подразделений необходимо более серьезно 
обучать порядку применения спецназовских подразделений, поскольку именно они в 
последующем становятся командармами, которые считают, что отдельную роту 
спецназ, имеющуюся у него в распоряжении, следует поставить на танкоопасном 
направлении.

Говоря же о системе военного образования офицеров армейского спецназа, я хочу 
заметить, что это должна быть единая и стройная система, позволяющая готовить 
офицера от курсантских до генеральских пагон.

В бытность мою офицером штаба бригады, я написал целую концепцию реорганизации 
спецназа. Она включала в себя и систему военного образования, которая 
заключалась в следующем. Как наверное уже понятно, в настоящее время набор 
военных знаний и навыков, получаемых офицерами специальной разведки не являются 
стройной системой, объединенной единой концепцией взглядов на спецразведку и 
порядок применения ее органов. И хотя программа академии в целом не отрицает 
того, что изучалось в училище, но и логическим продолжением ее не является. Мне 
кажется логичным на единой базе создать объединенное высшее военное учебное 
заведение, собравшее воедино два-три батальона курсантов, обеспечивающих в 
полной мере потребности войск в офицерах спецназа различных военно-учетных 
специальностей, академический факультет, адъюнктуру, а также курсы 
усовершенствования офицеров спецразведки. Тем более, что сейчас для этого 
вполне подходящий момент. В прошлом году училище решили передать под крыло ГРУ, 
однако возник вопрос, зачем в ведении Управления нужно училище, в котором из 
всего выпуска лишь пятая часть спецназовцев, а остальные готовятся в интересах 
Сухопутных войск?

При внедрении предложенной мной системы военного образования все было бы вполне 
логично.

Батальоны курсантов готовят офицеров на должности от командира группы до 
командира отряда включительно, а академический факультет — старших офицеров. 
Программу боевой подготовки подразделений бригады логически продолжает 
программа подготовки сержантов. Программа подготовки курсантов, в свою очередь, 
являет собой более полный набор знаний и навыков, необходимых офицеру, а 
завершает эту стройную систему академическая программа, которая включает в себя,
 в первую очередь, те знания, которые необходимы старшим офицерам именно 
спецназа.

Курсы усовершенствования должны заняться подготовкой офицеров и их аттестацией 
при назначении на вышестоящую должность. Такая система позволила бы оперативно 
доподготавливать офицерские кадры, находящиеся в войсках, вносить свежую струю 
знаний, как технических новшеств, так и изменений в тактике. Весь учебный 
процесс должен контролировать единый учебный отдел. Разработку программ 
обучения и боевой подготовки должен осуществлять военно-научный отдел. Его 
офицеры должны заниматься сбором и обобщением опыта боевого применения спецназа,
 как у нас в стране, так и во всем мире и на основании этого опыта 
разрабатывать учебные программы, методические пособия и учебники. Программа 
обучения должна строиться на практическом освоении передового опыта. Наличие 
такой структуры в штате ВВУЗа позволит ему стать военно-научным центром 
спецназа, учебно-методические пособия которого, исключат потребность 
военнослужащих войск специального назначения пользоваться псевдоучебниками под 
общей редакцией А. Тараса. Также, я думаю, сократится поток писем в адрес 
журналов «Братишка» и «Солдат удачи», содержащих крик души: «Вы единственное 
издание, собирающее и обобщающее боевой опыт последних десятилетий!»




Н. Губанов

Девятая рота



Ниже приводиться материал Николая Губанова, выпускника девятой роты 1978 года, 
где он описывает сложности поступления в училище и учебный процесс в девятой 
роте.




Дорога, которую мы выбираем


Секция самбо на стадионе «Динамо», парашютный кружок с тридцатью прыжками из 
АН-2, автошкола ДОСААФ, мотокружок, курсы английского... Моя дорога для меня 
давно ясна. Училище ВДВ.

С первого раза поступить не удалось, и с тройкой по сочинению возвращаюсь домой.
 Неудача хоть и очень огорчила, но не сломила. Усиленно готовлюсь к поступлению 
во второй раз. При конкурсе — двадцать один человек на место, поступить не так 
просто. Да еще «волосатики» с протекциями...

Ну, вот и последний экзамен. Ненавистная в школе математика. На этот раз я 
поступаю на языковый факультет, не значившийся в проспектах училища. Математику 
на нем не изучают вообще, и эти ребята не десантники, хотя форму носят такую же,
 только без значков «Гвардия». Из-за математики, похоже, пролечу второй раз. 
Это все подстегивает меня на крайние меры. Интерес ко всякого рода авантюрам 
заложен во мне с детства.

Мой план на первый взгляд дерзок и абсурден, но терять мне нечего. Узнав в 
училище нужные мне сведения, нахожу в Москве приемную командующего ВДВ. 
Адъютант в приемной, выслушав мою просьбу, сожалеет — командующий сегодняшним 
утром уехал в Рязань. Оттуда он поедет в учебный Центр училища, а это в 
семидесяти километрах от Рязани. Я с ним разминулся. Игнорируя нарастающий 
голод, возвращаюсь в Рязань на первом же поезде. Разговор с проводником 
короткий. «Пятерка» в моих руках делает его сговорчивым, и в вагоне находится 
вдруг свободное место. К обеду поезд на месте. Но об обеде нет речи. Завтра 
командующий уезжает обратно в Москву, поэтому дорога каждая минута. Надо 
быстрее добраться до Константиново, а оттуда рукой подать до учебного Центра... 
Впервые смотрю на домики села, где родился Есенин.




Мир не без добрых людей


Наконец-то я на том берегу. Пять часов вечера: Со вчерашнего дня во рту не было 
ни крошки. Впереди семь километров пути. Бегом припускаю по песчаной дороге, 
ведущей в лес. Иногда останавливаюсь, замечая красные ягоды земляники, но от 
этого голод только усиливается. Вот и моя цель — учебный центр курсантов ВДВ. 
Он скрыт от ненужных глаз, располагаясь среди Солотчинских лесов. Здесь десяток 
одноэтажных деревянных казарм, учебные корпуса, столовая, дома для семей 
преподавателей. Вот учебные городки. У каждого свои функции. С завистью смотрю 
на парашютный городок, где на лопингах вращаются курсанты, тренируя 
вестибулярный аппарат. Дальше стоит парашютная вышка, прыгая с которой учатся 
встречать землю. Но мне сейчас не до смотрин, надо стать одним из них. Узнаю, 
где дача командующего. Оказывается, он уехал два часа назад, но остался за него 
заместитель. У входа в дом в глубине леса подтянутый прапорщик. Он выслушивает 
меня и советует подождать — сейчас Курочкин должен выйти на прогулку. Отхожу к 
кустам, не сводя глаз с ворот дома. Вскоре показался высокий стройный человек в 
генеральской форме. Это он. По глазам прапорщика вижу, что не ошибся. Пытаясь 
изобразить строевой шаг, подхожу к генералу, в его глазах недоумение: «Откуда 
здесь гражданский?». Прапорщик виновато разводит руками. «Чего тебе, сынок?», — 
спрашивает генерал. Тут я и выложил ему всю свою историю. Не знаю, что в моем 
рассказе подействовало больше всего, но он мне помог. Мне, неизвестному пацану, 
с голодным блеском в глазах, без просьб со стороны и телефонных звонков сверху. 
Я получил от него записку, где была надпись: «Зачислить условно, до первой 
двойки». 

Отсюда теперь меня могут убрать только вперед ногами. Это я знал точно!




Первая проверка на прочность


Вот и все. Из нас сколотили отдельный взвод. Остальных собрали в две роты по 
сто двадцать человек. Они смотрят на нас и не могут понять, почему мы не с ними.
 Через день нас отправляют в уже знакомый мне учебный центр. Прибыв, мы 
устраиваемся в отдельной казарме, на краю лагеря. Свежий хвойный воздух каждое 
утро встречает нас при выходе из казармы. По лесным дорожкам бежим на зарядку.

Кормят здесь паршиво, бессовестно разворовывая у нас все, что можно. Мы еще 
никто, хоть на нас и видавшая виды старенькая форма, с курсантскими погонами. 
Права голоса не имеем. Август. Курс молодого солдата. За это время мы должны 
освоить кучу предметов, включая азы парашютной подготовки, и совершить 
три-четыре прыжка из самолета. Тогда уже будет ясно, стоит ли обучать дальше. 
Отстреливаем минимум из автомата и пистолета, сдаем зачеты по физподготовке, 
оружию массового поражения, финалом которого явилось окуривание нас 
слезоточивым газом в бетонном бункере. Те, кто ухитрился выбросить свои клапана 
из противогазов, сейчас горько плакали, с воплями бросаясь на закрытую дверь 
бункера. Но преподаватель был неумолим, давая им выплакаться вволю, так лучше 
запоминалось. Только на второй день их красные распухшие глаза приобрели 
прежние очертания. Обучение требовало выдержки, закаляло волю.

«Быстрее сволочи, ночку я вам обещаю веселую!» — замкомвзвода ударом сапога 
подцепил последнего бегущего. Курсант во всей амуниции растянулся на дороге, 
ткнувшись носом в камни. «Последние двое, взять „раненого!“. Мы подхватываем 
беднягу под руки и тащим по маршруту марш-броска. Пот с пылью от впереди 
бегущих разъедают глаза. Рюкзак с противогазом и автомат болтаются на спине, 
мешая бежать, а тут еще этот „раненый“. В лесу ни ветерка. Ночь действительно 
была нескучной. „Отбой!“, „Подъем!“, „Отбой!“, „Подъем, скоты!“, — раздавался 
зычный голос Кузина. Он стоял в углу. Высокий и широкоплечий, наделенный 
властью над нами, и с удовольствием ее использовавший. „Ниже, чем на отлично, 
вы у меня марш-броски бегать не будете!“. Каждую воспитательную фразу он 
скреплял непечатными выражениями, которыми так богат наш язык. После подобных 
встрясок отстающих у нас больше не было. После вечерней поверки мгновенно 
засыпали. В глазах крутилась земля, мелькала в оборотах лопинга, виделся плац 
под жарким солнцем.

Сегодня у нас ЧП. После возвращения со стрельб, недосчитались одного автомата. 
Всех погнали на поиски. Вскоре он был найден... под матрасом кровати Петьки 
Лещишина. Хлопец из западной Украины подумал, что автомат теперь его 
собственность, и, сэкономив пару патронов на стрельбе, решил поохотиться 
вечерком. У стажера-выпускника, ведавшего нашей подготовкой, волосы встали 
дыбом. Ну, а наш Петруха в свою очередь три дня не вылезал из туалета, 
выскабливая доски стеклами. С нетерпением ожидаем окончания наших мучений и 
переезда в училище. Туда нас будут везти на машинах, а сюда по Оке мы попали на 
катере.

...Наступил долгожданный день отъезда. Потеряв одного из нас, не выдержавшего 
испытаний этого месяца, рассаживаемся по машинам. Теперь мы уже курсанты. А 
«потеря» едет домой к маме. Не каждому по душе муштра. Вернее она никому не по 
душе, но не каждый способен терпеть. Так что эта потеря у нас не последняя за 
четыре будущих года.




Мечта моя — 9 рота


Отдельная рота спецназначения. 140 человек, подчиненных ГРУ. Она встретила нас 
приветливо, мы теперь одно целое. Всякие замашки наших командиров отделений, 
прибывших из войск, здесь быстро прекратились. Курсанты старших курсов тут же 
провели с ними «воспитательную» работу, отозвав для этого рьяных командиров в 
каптерку. После этого воцарилось полное взаимопонимание. Занятия здесь 
продуманы по-другому. Сразу идет большой поток информации. Не выучить нельзя. 
Получив даже тройку, ты сразу лишаешься привилегий пойти в увольнение, а это 
единственное, что у тебя осталось из личной жизни. Поэтому уровень знаний 
офицера намного превышает уровень знаний, полученных в гражданском ВУЗе. Тут от 
сессии до сессии не отсидишься.

В нашем отделении восемь человек, изучаем китайский. Остальные ребята в 
английском, немецком и французском отделениях. Язык теперь, после ТСП — наш 
основной предмет обучения. Он поможет нам в случае необходимости получить 
нужные сведения в странах своего направления. Позже введут и персидский, 
который будет изучать мой младший брат Вовка. А пока 1974 год.

По два-четыре часа ежедневно, а когда и больше, усиленно выводим кривые палочки 
доселе неизвестных нам иероглифов. Произносим странные для нашего слуха звуки 
китайских слов. Неужели это возможно осилить, и в итоге получить заветный 
диплом переводчика? Как показывала практика, в каждом отделении находился 
кто-то, у кого «ехала крыша». Бедолагу отчисляли из стен училища «по состоянию 
здоровья» и ему приходилось покидать нашу компанию.

...Китайский солдат стоит троих европейских. И хотя по технической оснащенности 
он уступает, его выносливости остается только позавидовать. Получив свою горсть 
риса в день и запив чаем, он способен весь день провести на ногах, совершая 
многокилометровые марши по горам, пустыне, тайге и болотам. Их подготовка для 
нас — идеал, и мы пытаемся к ней приблизиться. Иначе после нашей переброски к 
ним, конец наш может наступить строго по времени, то есть после выполнения 
поставленной задачи, если не удастся самостоятельно выпутаться из «истории». 
Поэтому мы бегаем и прыгаем, стреляем и взрываем, днем и ночью, в дождь и снег. 
Часами учимся, не обращая внимания на комаров и пиявок, неподвижно сидеть в 
болотах, маскируясь от своих же, ищущих нас. Нас учат грамотно убивать, 
используя спецтехнику и бесшумное оружие, подручные предметы, природные яды и 
свое тело в том числе. Высшим баллом оценивается убийство с минимальными 
затратами, физическими и техническими. Снятие часовых превращается в навязчивую 
идею. И поневоле начинаешь смотреть на человека, стоящего к тебе спиной, как на 
потенциального мертвеца. Впоследствии афганский синдром развил и укрепил эту и 
другие приобретенные на войне «заморочки». 

«Лучший китаец — мертвый китаец», — кричит на укладке парашютов подполковник, 
заполняя пробелы в нашей идеологической подготовке. Он кричит это от всего 
сердца, но чтобы воплотить его тезис в жизнь, нам нужны солдаты. Поэтому помимо 
нашего обучения, нас самих учат обучать других». Профессор знает все, а не 
преподает ничего, а вы, не зная ничего, будете преподавать все» — шутит майор 
на военной педагогике. Пишем конспекты, проводя учебные занятия со своими 
однокашниками. Год сменяет год. Войсковая стажировка, за ней 4-й курс. 
Госэкзамены. И, наконец, прощальный банкет. Все веселые, подогретые и красивые. 
Новая парадная форма, золотые лейтенантские погоны. Где мы встретимся еще, и 
встретимся ли? Четыре года мы прожили бок о бок. Перед глазами проносятся 
ученья, ночные занятия. Здесь и наряды по кухне, когда вчетвером надо было 
перемыть около трех тысяч тарелок, мисок и бачков. Или втроем начистить ванну 
картошки помимо иных кухонных дел. Навсегда остались в памяти учения со школой 
МВД. На площадке приземления они ждали нас с собаками и налегке. Преследовали 
нас, пока мы не ушли от них в глухие Мещерские болота. Трое суток тогда 
пронеслись как три часа. На еду времени почти не было. На каждом этапе 
«мвдэшники» меняли своих уставших собратьев. Нас же не менял никто.



Отойдя немного от патетики воспоминаний, выдавливающих мутную слезу, предлагаю 
обратиться к комической стороне курсантской жизни. Надо прямо сказать, что и 
служба офицера в девятой роте была отнюдь не простой. Курсант зачастую в 
некоторых вопросах подготовлен не хуже, чем его командир. Это налагает особый 
отпечаток на общение курсанта и офицера, которому не дай Бог подставиться.




С. Козлов

Разведчик должен уметь...



Как то, когда я был курсантом второго или третьего курса, к нам из ГРУ приехал 
майор Макаров. Встречаясь с нашим взводом, он поинтересовался нет ли среди нас 
нарушителей воинской дисциплины. Не задолго до его приезда кто то, уже не помню 
кто, залетел с пьянкой. Его и подставили отцы-командиры. Мы думали, что в 
несчастного будут метать «гром и молнии», но Макаров неожиданно сказал: «Ну что 
же Вы товарищ курсант, пить совсем не умеете, попадаетесь? Как же Вы дальше 
служить думаете? А если Вам придется встречу с Вашим резидентом организовывать? 
Не знаю нужны ли нам такие курсанты». В его словах конечно была бездна иронии, 
но и здравый смысл, безусловно присутствовал. Разведчик кроме употребления 
спиртных напитков в больших количествах без потери сознания должен еще уметь 
многое.




Например, изготавливать легализационные документы


К Андрюхе Тарасову, с которым мы дружили, приехали родители. Недавно 
назначенный командир девятой роты капитан Вылегжанин откровенно морочил ему 
голову. Нет он был не против того, чтобы курсант четвертого курса Тарасов 
встретился с родителями и провел с ними вечер буднего дня. Просто ротный хотел 
потрепать Андрюхе нервы. Надо сказать, что это у него получалось. Сначала он 
сказал, что отпустит Тараса в одно время со всеми увольняемыми четвертого курса 
и не раньше. Но когда Андрей сказал, что приехал отец, который просил отпустить 
его сразу после самоподготовки, Вылегжанин вроде бы пошел навстречу и сказал, 
чтобы Андрюха переодевался в парадную форму одежды, а затем предстал пред его 
светлые очи. Отец Андрея был полковником и служил тогда кажется в ГРУ. Когда же 
Тарас переодевшись начал искать ротного, его нигде не оказалось.

Уже не помню зачем именно Андрею надо было уйти на час раньше, но он здорово 
психовал. Подойдя ко мне, он сказал: «Козлевич, я сейчас свалю и будь, что 
будет!». На Тараса, который в увольнение-то почти не ходил потому, что было 
лень, это похоже не было.

«Погоди, возьми для отмазки хоть увольнительную. Вдруг на патруль нарвешься», — 
посоветовал я.

Нашли у кого то чистую увольнительную с печатью и заполнили ее. Оставалось 
только расписаться за ротного.

Дело это было не очень простым. Ротный расписывался по-немецки и с левым 
наклоном. Однако я уже освоил и его автограф, как в общем и подписи других 
офицеров роты. Быстренько расписавшись, я вручил Андрюхе увольнительную и он, 
перемахнув через угол забора, называемый третьим КПП, был таков.

На построении увольняемых, когда на фамилию Тарасов никто не вышел из строя, 
Вылегжанин вычеркнул его из списка увольняемых в книге. На вечерней поверке, 
понятно, Андрюхи тоже не было. Ответственный офицер записал, что «на вечерней 
поверке в первом взвозе самовольно отсутствовал курсант Тарасов», но дежурному 
по училищу докладывать не стал. Зачем выносить сор из избы? Сами разберемся 
подумал он.

Утром пришел Андрюха и, как ни в чем не бывало, встал в строй на утреннем 
осмотре. Вылегжанин уже все знал и подошел к нему для того, чтобы объявить 
взыскание. Каково было его удивление, когда Андрей «на голубом глазу» сказал, 
что ротный сам его отпустил, только запамятовал. В подтверждение он показал 
увольнительную с моей подписью. Ничего не понимая Вылегжанин взял записку 
повертел, зачем то посмотрел на свет и сказал. «Странно, роспись действительно 
моя». 

Тарас потом выставил пиво, а мой авторитет, как специалиста по подделке 
документов, значительно вырос. Шутка ли, подделать подпись человека, чтобы он 
сам не смог ее отличить от подлинной — это мастерство.




Разведчик должен уметь легендировать


Летом в воскресение расположение нашей роты пустело. Народ разбредался, кто в 
увольнение, кто на стадион, кто просто позагорать на спортивном городке. 
Наиболее недисциплинированные, такие, каким был и я, уходили в город в 
самовольную отлучку. Для того, чтобы избежать каких-либо неприятностей при 
встрече с патрулем, мы обеспечивали себя увольнительными, как это было описано 
выше.

Переодевшись в «парадку», я перемахнул через забор. Цель у меня была одна — 
городской парк, где находилась танцверанда. Идя в нужном мне направлении, я, 
несмотря на увольнительную в кармане, неустанно крутил головой в разные стороны,
 дабы не нарваться на кого-нибудь из своих офицеров. Тогда никакая 
увольнительная не поможет. Но наблюдая, курсант подсознательно ищет глазами 
опасность в военной форме.

Старший лейтенант Баландин шел навстречу мне в гражданке. Увидев меня, он решил,
 что я в увольнении и прошел ничего не сказав, а я его так и не увидел. Утром, 
придя в роту, он проверил списки увольняемых, но меня там не обнаружил. Когда 
же они вместе с моим взводным начали давить на меня, чтобы я сознался в том, 
что я был в самоволке, я откровенно рассмеялся, сказав, что весь вечер 
находился в казарме. Даже когда Баландин мне конкретно напомнил, где он меня 
видел и в какое время, я продолжал стоять на своем, утверждая, что на вечерней 
поверке я был и, что вообще меня тут все видели. Далее я не менее достоверно 
рассказал когда и что делал в казарме и на спортивном городке. Доводы по поводу 
того, что мне сразу легче станет, как только я сознаюсь, на меня не действовали 
— это был уже конец второго курса. Впрочем я и на первом на такую грубую 
приманку не попадался. Нагло улыбаясь, я ответил, что мне и так не тяжело.

— Видно пока тебя за руку не поймаешь, ты не сознаешься, — сказал Баландин.

— Зачем же мне на себя наговаривать?, — сказал я. «Обознались Вы товарищ 
старший лейтенант!». 




Разведчик должен уметь готовить алиби


Спустя полгода после описанного случая, не задолго до Нового года, мы с Борькой 
Сусловым решили сходить в баню. Было в нашей роте такое популярное увлечение. 
Народ у нас попарится любил, а особенно нравилось после парилочки принять 
кружечку холодненького пива. Мы же шли еще и потому, что будучи в наряде, 
помывку пропустили, а потом пролетели и с баней, когда в город отпускали тех, 
кто стоял в наряде в банный день. Новый год хотелось встретить чистыми. Для 
этого мы решили посетить не баню на улице Гоголя, где была лучшая парилка, а 
баню на улице Подбельского, что в пяти-десяти минутах быстрой ходьбы от нашего 
училища. Идти решили вместо ужина. Но на нашу беду ротный, по кличке Конь, 
организовал пришивание новых бирок на саперные лопаты. Для этого всем выдали 
кусочки красной материи и картон, на который нужно было ее натянуть. Далее надо 
было написать свою фамилию. Мы с Бобом торопились. Я периодически подходил к 
ротному и спрашивал который час. Он отвечал, что без двадцати пяти восемь, 
затем, что без пятнадцати. Наконец мы с Борькой закончили работу, предъявили ее 
взводному и, незаметно захватив приготовленные пакеты с бельем, в шапках, но 
без шинелей выскочили на улицу. В роте народ собирался на ужин. Преодолев 
отработанным движением забор, мы вскоре вышли дворами к бане. Нас ждало 
разочарование: в бане взорвались котлы и она была закрыта на ремонт. Не теряя 
времени, мы быстрым шагом поспешили обратно.

Курсант Суслов отличался редкой прожорливостью, объясняя это тем, что он еще 
молодой и ему надо расти. Вот и в этот раз Боб начал уговаривать меня выйти к 
гастроному на площади Ленина для того, чтобы купить булочек на ужин. Я 
отказывался, говоря, что там сейчас полно офицеров нашего училища, которые 
возвращаются со службы домой, и мы там обязательно попадемся. Споря таким 
образом, мы дошли до улицы Подбельского и пошли по ней в сторону площади Ленина.
 Суслов за еду способен был уговорить даже паровоз. Было темно и на улице шел 
снег крупными хлопьями. Как и положено в самоволке, моя голова вращалась на 
триста шестьдесят градусов пытаясь обнаружить опасность. Однако ничего, что 
предвещало бы неприятности визуально выявить не удалось. Тем не менее, внутри 
меня все напряглось, когда мы приблизились к освещенному кругу под фонарем. С 
другой стороны к нему подходил человек в светлом пальто. Офицерская шинель 
темная и я бы ее ни с чем не спутал. Но подсознательно напряжение увеличивалось.
 И не напрасно. На освещенный участок вышел старший лейтенант Баландин в 
светлой парадной шинели. Мы увидели друг друга и я, двинув беззаботно 
болтавшего Суслова в бок, прошипел: «Атас! Баландин!». Тут и Боб узрел 
опасность и мы быстрым шагом стали переходить на другую сторону улицы. Баландин 
попытался остановить нас, окликнув по фамилии, но мы не оборачивались. Скосив 
немного глаза, Борька сказал: «Он бежит». Я ответил: «Побежали и мы». Повторять 
не пришлось. Мы рванули и скрылись в темной подворотне, где ловить нас было 
занятием абсолютно бесперспективным. Когда мы перепрыгнули через забор, рота 
стоилась во дворе для того, чтобы идти на ужин. Спрятав пакеты с бельем под 
деревом, мы встали в строй, а я подошел к Коню и еще раз зафиксировался, 
спросив, который теперь час. Конь заревел, что я его достал и давно должен 
купить себе часы, но потом все же сказал, что на его «Командирских» без трех 
минут восемь. Я поблагодарил и встал в строй.

Мы ни минуты не сомневались, что утром Баландин доложит о нас командиру роты, 
поэтому, когда нас вызвали из строя, а все остальные пошли на занятия, мы были 
невозмутимы, как индейцы.

В канцелярии начался грубый прессинг. Конь сказал, что его мои штучки уже 
достали и теперь наверняка меня отчислят из училища. Суслову он тоже что-то 
обещал. Я не спорил, но когда он выговорился, спросил: «А в чем собственно 
дело? На образец воинской дисциплины я явно не тяну, но с прошлого залета вроде 
бы ничего не произошло». Тут Конь взорвался: «Вчера вечером вы были в 
самовольной отлучке! Вас обоих видел старший лейтенант Баландин на улице 
Подбельского. Вы несли в пакетах водку для Новогодней пьянки!». Тут я не 
выдержал и возразил, сказав, что весь вечер находился в казарме. Это могут 
подтвердить все. Как бы между делом я спросил, когда именно видел нас Баландин. 
Тот ответил, что примерно без двадцати, без пятнадцати минут восемь. Состроив 
обиженную физиономию, но ликуя в душе, я напомнил Коню, что в это самое время 
спрашивал у него в казарме время». Скажите, как я мог быть одновременно в двух 
местах?», — очень правдоподобно возмутился я

«Да и на ужине Вы нас с Сусловым видели». Конь прекрасно это помнил и уже 
неуверенно спросил Баландина: «Вова, а ты точно их видел?». На что тот ответил 
вопросом: «Саша это я?» и ткнул в себя пальцем. Конь подтвердил: «Ты». Потом 
Баландин указал на ротного и спросил: «А это ты?». Конь подтвердил и это. «Ну 
вот так я их вчера видел также как тебя сейчас», — раздраженный недоверием 
сказал старлей. Конь тупо и недоверчиво посмотрел на меня. Я в ответ пожал 
плечами и сказал: «Но Вы ведь тоже меня вчера видели». На что ротный заорал: 
«Не видел я тебя!». 

Наверное понятно, что нам ничего не сделали. Спустя еще полгода, когда у нас с 
Баландиным наладились отношения настолько хорошие, насколько они могут быть у 
офицера и курсанта, он, видимо долго раздумывая спрашивать или нет, все же 
спросил:

— Скажи, а тогда у «Снежинки» был ты?

— Конечно я.

А перед Новым годом на Подбельского от меня убежали вы с Бобом?

Естественно, — подтвердил я.

Баландин облегченно вздохнул: «Уф! А я думал, что у меня крыша поехала».




Разведчик должен уметь находить выход их любой безвыходной ситуации


Не помню фамилию курсанта, с которым это произошло, поскольку описываемый 
случай имел место за пару лет до моего поступления в училище. Рассказали мне 
его старшие товарищи. Назовем героя для удобства курсант Белов.

Рота строилась на ужин. Курсант четвертого курса Белов разговаривал стоя в 
строю. Не замолчал он и когда старшина скомандовал: «Равняйсь! Смирно!». Увидев 
это вопиющее нарушение воинской дисциплины, ответственный офицер, допустим 
Петров, окликнул его и, когда тот повернулся в его сторону, показал два пальца, 
что означало два наряда вне очереди. На что Белов показал в ответ фигу. В это 
время прозвучала команда «Шагом марш!» и рота двинулась в столовую. Обиженный 
офицер доложил обо всем ротному, который в это время находился в канцелярии. 
Как только рота вернулась с ужина, Белова вызвали к командиру, где курсанту 
сказали, что это верх наглости, что за это его обязательно отчислят, а если не 
отчислят, то ближайший зимний отпуск он проведет на гауптвахте. Курсант лишь 
сказал, что его не правильно поняли. «А как еще тебя понимать? Пиши 
объяснительную!» вконец осерчав крикнул ротный. Вот что он прочитал, когда 
курсант закончил писать: «Я курсант Белов по поводу инцидента могу пояснить 
следующее. Во время построения роты я разговаривал в строю. Лейтенант Петров 
меня окликнул и показал два пальца, что на его языке означало „Два наряда на 
службу вне очереди“. Тогда я в ответ показал ему фигуру из трех пальцев, что на 
моем языке означало „Есть!“.




Разведчик должен уметь маскировать тайник


Курсант Берестнев по кличке «Дусик» обладал редкими способностями. Не было 
замка, который бы «Дусик» не смог открыть. Простой навесной он открывал любым 
найденным под ногами ржавым гвоздем. К замкам посложнее подбирал ключи. 
Рассказывали, что как то его вызвали к начальнику училища. И сам «Дуська» и его 
товарищи очень переживали из-за этого. К генералу курсанта за хорошим не 
вызывают. Ротный, зная это, злорадно потирал руки, мечтая, что теперь этого 
разгильдяя отчислят наверняка. Все просто обалдели, когда Берестнев, как ни в 
чем не бывало вернулся и рассказал, что генерал забыл где то ключи от своего 
сейфа, а ему срочно потребовался какой то документ, лежащий там. «Дусика» 
спросили сможет ли он открыть сейф и сколько понадобиться времени. Курсант 
Берестнев попросил всех выйти, и через пятнадцать минут пригласил снова к 
открытому уже сейфу.

В 1976 году девятая рота переехала в новое расположение. Новым оно было только 
для роты, которая раньше здесь не жила. Расположение, находившееся на третьем 
этаже помещения, где до революции жили семинаристы, требовало хорошего ремонта. 
Поскольку подобные работы в армии производились хозяйственным способом, надо 
понимать, что на ремонт казармы командир девятой роты капитан Селуков он 
начальника тыла училища не получил ни гвоздя. Однако ремонт был произведен во 
время и качественно. Вечерами ротный отпускал курсантов в город в свободный 
поиск. Тащили со строек Рязани все, что плохо лежало. Как-то курсант Берестнев 
принес ротному в подарок сейф. Ротный обрадовался, но рано. Сейф был закрыт, а 
ключа к нему не было. Берестнев обещал со временем подобрать его. Сейф 
установили в канцелярии. Время шло, а ключ все не подбирался. Иногда ротный 
вызывал к себе каптенармуса рядового Сапрыкина. «Ну что Коля, хороший у меня 
сейф?», — спрашивал Селуков сияя. «Классный! Жалко ключей к нему нет», — 
отвечал Сапрыкин, который прекрасно знал, что в этом сейфе «Дусик» прячет 
гражданскую одежду, транзистор, и другие вещи, запрещенные к хранению у 
военнослужащих срочной службы.

Получив диплом и отгуляв по этому поводу в ресторане, «Дусик» пришел в 
канцелярию и в присутствии обалдевшего ротного открыл сейф своим ключом, забрал 
вещички и уходя оставил в подарок ключ от сейфа, как бы в уплату за аренду. Кто 
бы мог догадаться, что свою «гражданку» Берестнев хранил под носом у командира 
роты почти год.

* * *

Заканчивая повествование об учебе на факультете специальной разведки байками о 
нарушителях воинской дисциплины, я хочу сказать, что зачастую они, выпустившись 
из стен училища служили в войсках очень достойно. Сказывалась способность к 
принятию дерзких и самостоятельных решений, то чего иногда недоставало 
образцово дисциплинированным курсантам.




С. Козлов

Выстоять любой ценой



Армия не создает людей с сильной волей и мужским характером, она лишь способна 
развить эти качества, когда они есть. А задача командира — отобрать людей с 
такими задатками для последующего воспитания данных свойств человеческой 
личности.

Чтобы отобрать наиболее устойчивых в психологическом плане солдат, необходимо в 
период подготовки молодого пополнения, как можно чаще ставить их в условия, 
приближенные к экстремальным, и искусственно создавать нештатные ситуации. По 
своему опыту могу сказать, что это может быть и подъем среди ночи с последующим 
отрытием окопов полного профиля, и отработка скрытого и бесшумного передвижения 
ночью в непогоду (утром, само собой, все должны быть чистыми и опрятными). 
Хорошо срабатывает проверка жаждой, когда после изнурительного марша под 
палящим солнцем подразделение прибывает к источнику воды и получает команду 
наполнить фляги, но не пить. После этого бойцам сообщают, что вода отравлена, и 
подается команда вылить воду — и марш возобновляется. Это не большее 
издевательство, чем вступительный экзамен в институт. Как в институт не берут 
нерадивых и тупых, так и в спецподразделение не отбирают людей, не имеющих 
внутреннего стержня. А внутренний резерв воли срабатывает (или не срабатывает) 
лишь в экстремальных ситуациях. И если на пределе своих моральных и физических 
сил человек способен осознавать команды и выполнять их, то из него выйдет толк. 
С этим человеком можно и нужно работать дальше.

Зачастую крепкие физически, наглые парни, желающие показаться крутыми в 
подразделении, на поверку оказываются обычными слизняками, а ребята, ничем 
особенным не выделяющиеся, могут быть подобны кремню.




Легко в ученье — тяжело в бою


Что бывает, когда морально-волевая подготовка хромает? Лучше всего это показать 
на двух примерах.

11 марта 1984 года 311-я и 312-я РГСпН были десантированы в 260 км юго-западнее 
Кандагара приблизительно в 30-40 км друг от друга. Это был первый боевой выход 
групп в батальоне, и в силу того, что группой связи батальона командовали 
общевойсковики, радистам обеих групп была вручена одна и та же программа связи. 
Для тех, кто не служил в спецразведке, поясню. Это значит, что обе группы имели 
один и тот же позывной, одно и то же время выхода в эфир на одних и тех же 
частотах. То есть если что-то происходит, то определить с кем — невозможно.

311-ю РГСпН, которой командовал лейтенант Рожков, десантировали в соответствии 
с замыслом. А вот мою группу бросили с ошибкой 10 км. Совершив 12-километровый 
ночной переход, осмотревшись и поняв, где я нахожусь, я запросил у командования 
разрешение на перемещение на 10 км юго-западнее. А в группе Рожкова из-за 
слабой подготовки кончилась вода, и он, естественно, просил пополнить ее запас. 
В результате Центр его отправил на 10 км юго-западнее, и 311-я группа оказалась 
среди барханов пустыни Регистан. Мне же привезли воду и приказали на месте 
выполнять задачу.

Именно в песках Регистана все и началось. Один из сержантов, вроде бы неплохо 
зарекомендовавший себя до этого, закатил истерику из-за отсутствия воды. 
Замкомгруппы — прапорщик (он и радист были на этот выход приданы из 
«кабульской» роты спецназа) приказал радисту выйти в эфир и передать в Центр, 
что группа ведет бой и имеет двух раненых, дабы ускорить эвакуацию...

Другой пример. Рядовой Осмак, пулеметчик моей группы, из-за больного сердца на 
выход без валидола не ходил. Но не было случая, чтобы он попытался облегчить 
себе жизнь, под прикрытием своего недуга. Если я пытался оставить его в 
подразделении, когда группа шла в засаду, то он кровно обижался. На этого 
человека можно было положиться в любой ситуации, и хотя он никогда не изображал 
из себя крутого парня, пользовался безграничным уважением товарищей и 
командиров.




Будь готов — всегда готов!


При воспитании психологической устойчивости главные усилия офицера 
(инструктора) должны быть направлены на то, чтобы любую неадекватную ситуацию 
для обучаемого сделать привычной. Лучше всего, если экстраординарные ситуации 
возникают периодически на фоне учебных тактических или иных задач.

Вот как, например, решали эти задачи в моем родном Рязанском ВДУ.

В конце первого курса командир нашей 9-й роты капитан Селуков — большой 
специалист своего дела и не меньший выдумщик — проводил с нами, первокурсниками,
 ночные занятия по ориентированию. Но как! Тема: «Ориентирование и движение на 
местности без карты». Заранее составленные карточки азимутов вручались 
обучаемым непосредственно перед началом движения. Разрыв между курсантами 
составлял две-три минуты, выполнение задания было ограничено жесткими 
временными рамками. Но главное не в этом. Имелся условный противник, в задачу 
которого входило помешать выполнить задание и по возможности захватить 
обучаемого в плен. Роль противника возлагалась на взвод курсантов 3-го курса, 
они же помогали ротному готовить занятие. Но помимо этого, на этапах нас ждали 
различные сюрпризы, которые надо было быстро и грамотно преодолевать.

Исходной точкой маршрута были ворота автопарка училища, от которых, преодолев 
около 200 метров, надо было выдвинуться к ориентиру «железобетонная труба». 
Этот этап курсанты преодолевали беспрепятственно. Следующий ориентир — «высокое 
дерево» — располагался в 600-700 метрах. Возле дерева горел костер, людей видно 
не было, но у костра лежала командирская сумка. Курсант в этой ситуации должен 
был действовать быстро и правильно. В частности, если он выбегал прямо к костру,
 то получал штрафное очко, так как должен был либо вообще не подходить к костру 
и продолжить выполнять задачу, оставаясь незамеченным, либо проверить 
близлежащие кусты и лишь убедившись, что там никого нет, приблизиться к сумке. 
Если курсант просто поднимал сумку, то получал еще одно штрафное очко, так как 
сумка могла быть заминирована. И правильнее было бы, привязав к ней веревку и 
предварительно укрывшись, стащить ее с места, а уж после этого проверять ее 
содержимое.

Следующим ориентиром был «куст на берегу реки Трубеж». Находился он буквально в 
30 метрах от костра. Хитрость этого этапа была в том, что, отходя от поляны, 
освещенной костром, человек попадал в темноту и сразу не мог хорошо видеть. Вот 
тут-то обучаемый и налетал (если не успевал увернуться) на ведро, подвешенное 
над тропой на высоте около 150-160 см.

На этом сюрпризы не заканчивались. Делая еще пару шагов в темноте, курсант 
рисковал провалиться в яму, прикрытую куском фанеры. После этих несчастий надо 
было перебраться через реку Трубеж по отмели на другой берег. И вот когда 
курсант уже «парил» над водой, почти в упор в него из куста на берегу 
раздавалась автоматная очередь (разумеется, холостыми). Ощущение 
непередаваемое! Немногие удачно приземлялись на тот скользкий берег и не 
усаживались задницей в воду.

От куста, не ослабляя внимания, надо было подняться по травянистому склону на 
длинный бугор к ориентиру «береза». На тропе были натянуты две растяжки, 
имитирующие мины натяжного действия. Даже если учесть, что это были просто 
веревки, натянутые над тропой, а не мины, то возможность пропахать носом тропу 
никого не прельщала.

От «березы» к ориентиру «широкий куст» путь лежал по гребню бугра, и обучаемый, 
если только он не предпринимал мер предосторожности и не шел по «тактическому 
гребню», был хорошо виден на фоне ночного неба. На этом участке работала 
«группа захвата» 3-го курса, и плохо маскирующийся или слабо бегающий рисковал 
попасть в их цепкие руки. От куста последнее колено вело на пункт сбора, но 
проходило оно через дорогу, охраняемую парным патрулем условного противника, 
который отнюдь не дремал. Учитывая, что все это проводилось ночью, в 
ограниченное время, под воздействием «противника», надо признать, что моральное 
давление на обучаемых было довольно сильным. Поэтому даже среди нас, курсантов, 
заканчивающих 1-й курс, нашлись люди, которые, спасаясь от преследования, 
потерялись и не вышли на пункт сбора вовремя, не говоря уже о том, что лишь 
один правильно «взял» сумку, хотя о том, как это делается, знал каждый. 
Повторяя подобные занятия и модулируя каждый раз новую ситуацию, можно добиться 
того, что обучаемые будут действовать четко и уверенно в любой обстановке.




Настоящая полоса препятствий


Другой вариант полосы препятствий с элементами психологического воздействия был 
создан мной и моими офицерами во время службы в Старокрымской бригаде спецназа. 
Запасной район нашего батальона находился у подошвы горы Агармыш и являл собой 
идеальное место для создания такой полосы. Здесь был небольшой горный участок, 
а по оврагу тек неглубокий ручей, на берегах которого росли деревья и густой 
кустарник.

Полоса начиналась спуском с горы, которая в основании имела скальный отвес 
высотой около 3-4 метров, при помощи горной веревки «по-спортивному». Общая 
высота горы была 10-12 метров. Далее разведчику предстояло переправиться через 
ручей по двум горным веревкам, натянутым между деревьями одна над другой. 
Перебравшись. обучаемый должен был преодолеть 25 метров по камням, торчащим из 
ручья. При выполнении этого этапа по ходу движения разведчика бросали зажженный 
взрывпакет. Задача солдата состояла в том, чтобы, увидев взрывпакет, не 
замедлить, а ускорить бег и оставить взрыв за спиной. Свернув направо, 
обучаемый выбирался на пологий берег и кидал «гранату» в блиндаж, находящийся в 
15 метрах от него, после чего поднимался по скользкому склону длиной около 4 
метров и высотой 1,5 метра. Чтобы склон был всегда скользким, его поливали 
водой. Сразу за склоном следовал участок колючей проволоки, натянутой над 
землей на высоте 40 сантиметров и длиной 10 метров. Во время проползания под 
проволокой над головой разведчика стреляли холостыми патронами. Далее 
разведчику предстояло преодолеть «очаг пожара», который создавался поджогом 
автопокрышек и бензина, а также задымлением дымовыми шашками, При преодолении 
этого участка обычно подрывали взрывпакет, а когда позволяли средства — 
имитатор газового нападения. В этом случае участок преодолевался в противогазе. 
После «пожара» путь разведчику преграждал участок колючей проволоки, который 
преодолевали проползая под нижним рядом на спине. В 50 метрах от «колючки» 
находился участок насыпи с железнодорожным полотном, который необходимо было 
заминировать макетом тротиловой шашки либо взрывпакетом.

От железки обучаемый двигался сквозь заросли кустарника к оврагу, через который 
был натянут провисающий канат на высоте 3-4 метра и длиной 10-15 метров. 
Разведчик перебирался через препятствие, цепляясь за канат руками и ногами. 
Приблизительно на середине под ним в ручье взрывался взрывпакет, поднимая столб 
брызг, а из кустов на противоположном берегу звучала автоматная очередь. Многие,
 особенно в начале тренировок, от неожиданности срывались в ручей, после чего, 
вернувшись в исходное положение, повторяли упражнение. Выбравшись на берег, 
разведчик вновь продирался сквозь заросли кустарника, в которых его могла 
поджидать сигнальная мина, и выходил на берег ручья, который он опять 
преодолевал, но уже по качающемуся бревну. Достигнув берега, разведчик 
оказывался перед обрывом высотой 5-7 метров и имеющим угол наклона около 75 
градусов. На высоте около двух с небольшим метров находился конец веревки, 
привязанный к дереву, растущему на обрыве. Изловчившись, разведчик цеплялся за 
конец веревки и взбирался на обрыв, после чего залезал на дерево. Общая высота 
над обрывом составляла чуть более десяти метров. С дерева вниз уходила веревка. 
Длина веревки составляла 50 метров. Разведчик цеплял за нее горный карабин и 
как на «каретке» спускался вниз. Разведчики моего батальона, которым 
периодически приходилось преодолевать эту полосу, даже те, кто служил первые 
полгода, укладывались максимум в 4.30-5 минут. Когда эту же полосу бежали парни 
из других подразделений, лишь 30% из них попадали гранатой в блиндаж, срывались 
с канатов и падали 50-60%, и даже самые тренированные не смогли преодолеть 
полосу быстрее, чем за 5 минут 15 секунд.

Местность позволяла развить полосу и создать из нее нечто вроде теста по 
одиночной подготовке разведчика. В частности, я планировал включить в полосу 
преодоление зараженного участка в средствах защиты с выполнением нормативов по 
одеванию и сниманию общевойскового защитного комплекта, после чего разведчик 
получал карточку азимутов и выполнял соответствующий норматив. На конечной 
точке ему предстояло организовать наблюдательный пункт. С наблюдательного 
пункта необходимо было обнаружить несколько целей, нанести их на карту и 
определить их координаты, после чего связаться с командиром и передать ему 
полученные разведданные.

Далее разведчику предстояло выйти на пункт сбора. Если кто-то думает, что это 
самая простая задача, то он заблуждается. В боевом приказе на любые действия 
обязательно указываются основной и запасной пункты сбора и время их работы для 
того, чтобы группа могла собраться после выполнения задачи. Во всех учебниках и 
наставлениях указывается, что разведчик на ПС должен выходить по «улитке», 
проверяя, нет ли хвоста. Вариант, которому мы обучали своих подчиненных, был 
придуман фронтовыми разведчиками Великой Отечественной именно в целях повышения 
живучести. После налета или засады командир отходит с подгруппой, выполнявшей 
основную задачу (захвата или уничтожения), то есть первым. Определяя пункт 
сбора, командир должен указать через какой ориентир выходить на него. Например, 
«ПС — поваленное дерево, выходить со стороны одинокой сосны». Прибывая на пункт 
первым, командир оставляет двух разведчиков с задачей: первый находится вблизи 
ориентира, обозначающего ПС, и, замаскировавшись, осуществляет прием подходящих 
подгрупп и одиночных разведчиков, указывает им ориентир и направление движения, 
куда убыл командир. Второй, замаскировавшись на участке «поваленное дерево — 
одинокая сосна», осуществляет «контроль следа» — то есть следит, чтобы не было 
хвоста или преследования. В случае обнаружения преследования он установленным 
сигналом оповещает об этом разведчиков на ПС, и они уходят к основным силам 
группы. Хитрость этого способа заключается в том, что от того ориентира, 
который указывает командир после своего ухода, может быть еще два-три или более 
колен, в зависимости от осторожности командира. Тот, кто придумал этот способ, 
воевал со второго дня войны и дожил до ее конца.

По завершению этапа «Ведение разведки наблюдением» разведчики должны были 
собраться по трое и осуществить выход на ПС указанным выше способом, встретить 
следующую тройку и оставить ее на своем месте. На этом испытание заканчивалось.




Особые испытания


Безусловно, возможна масса вариантов развития этой или подобной полосы. В 
частности, я хотел применить свой грузинский опыт: из старой формы мы 
изготавливали чучело-манекен, одевали его в старую прыжковую форму, покрой 
которой стилизован под полевую форму одежды армии США, в нагрудный карман 
прятали какой-либо документ. После этого мы обильно поливали манекен кровью, а 
в расстегнутую куртку помещали кишки и другие внутренности. Всю кровавую 
атрибутику можно позаимствовать у бродячей собаки. Вот этот-то «труп» и 
предстояло обыскивать разведчикам.

Надо сказать, что далеко не каждый способен запросто возиться в кровавом месиве 
кишок, но преодоление этого психологического барьера просто необходимо. Не 
менее важно воспитать в подчиненных готовность убить врага любым из изученных 
способов, для чего также может пригодиться бродячая псина. Психологически очень 
тяжело «грохнуть» ни за что ни про что невинную тварь, но гораздо тяжелее будет 
сломать себя при необходимости совершить убийство мирного жителя, случайно 
обнаружившего группу в тылу противника. Однако, если этого не сделать, то 
совершенно однозначно этот житель выдаст группу противнику.

Многие солдаты не способны даже видеть сцену убийства. Я вспоминаю, как еще в 
марте 1984 года мы полетели на один из наших первых облетов. После столкновения 
с противником я решил после обыска добить ножом тяжело раненого духа. При виде 
этого рядовой Максудян чуть не свалился в обморок. Боец этот не проходил отбора 
в Союзе и тем более не готовился по программе психологической устойчивости. 
Чуть позже из-за него чуть не погибла вся моя группа. Когда на него вышла 
группа мятежников, совершивших обходной маневр, он и его напарник Мамедов 
бросили свои позиции и бежали.

Многие будут возражать по поводу убийства бродячих собак. Для того, чтобы 
убийство не было бесцельным, можно отработать еще один элемент воспитания 
психологической устойчивости. Мясо собаки вполне съедобно, и на полевом выходе 
возможно приготовление мясного блюда из собаки — однако не каждый может съесть 
это блюдо. Преодоление брезгливости — также немаловажный вопрос при отработке 
выживания в экстремальных условиях. Чтобы выжить и продолжать выполнять 
поставленную задачу, солдат в мирных условиях должен научиться употреблять в 
пищу все, включая лягушек и змей.

Среди людей, прошедших такую подготовку, значительно ниже процент подверженных 
поствоенному синдрому. Люди же, не готовые к мощному прессингу в виде лишений, 
смерти товарища и необходимости убивать для того, чтобы не быть убитым, 
зачастую становятся пациентами психоневрологических диспансеров либо попадают в 
исправительно-трудовые учреждения.




С. Козлов

Беги, предатель!


Несмотря ни на какие трудности бытового или иного свойства, спецназ на учениях 
действовал дерзко и изобретательно. Иногда их действия балансировали на грани 
дозволенного.

В ходе учений группы специального назначения зачастую получали задачи, которые 
выполнить, ведя только поиск или наблюдение, весьма затруднительно. Кроме того, 
у настоящего спецназовца склонность к авантюрам в крови. Поэтому группы 
частенько действовали, используя официальный термин, «с частичной легализацией»,
 переодеваясь в форму пехотинцев, танкистов или ракетчиков, против которых им 
приходилось работать.

Осенью 1982 года в Закавказском военном округе проводились ежегодные учения. 
Группы двенадцатой бригады спецназ были разосланы по всему Закавказью с 
«разведывательными» задачами. Группе под командой старшего лейтенанта Бородина, 
моего товарища по училищу и совместной службе, предстояло вести разведку 
зенитно-ракетной бригады, расположенной в Марнеули. Заставив бойцов отпороть 
голубые и пришить черные пагоны, а также приколоть эмблемы «палец о палец...», 
Гриша занялся своим внешним видом. У каждого уважающего себя разведчика, на 
случай учений, в гардеробе хранились бриджи с красным кантом, офицерский бушлат,
 который спецназовцы никогда не носили, но носили офицеры всех остальных родов 
войск. Среди фурнитуры можно было найти полевые эмблемы связистов, пехотинцев, 
артиллеристов и еще кого угодно, а также пагоны с красным просветом. Нашив на 
полевой френч именно такие капитанские пагоны и вколов в петлицы 
артиллеристские эмблемы, Гриша примерил полевую форму на себя. Взглянув в 
зеркало, он остался доволен: на него смотрело отражение типичного 
артиллеристского офицера. Полевая сумка с флажками довершала сходство. 
Улыбнувшись себе, Гриша удовлетворенно выговорил: «Мазута!» («Мазута» — обидное 
прозвище родов войск, имевших на вооружении боевую технику) и отправился 
проверять внешний вид своих разведчиков. Бойцы предусмотрительно сняли голубые 
«тельники»и одели майки неопределенного цвета. Вместо десантных ранцев у рябят 
были армейские вещмешки, типа «котомка», образца «одна тысяча восемьсот 
лохматого года». Все было очень правдоподобно, но выдавало группу два момента: 
автоматы со складывающимся прикладом и радиостанции. И то и другое уложили в 
обычные спортивные сумки. Повторный строевой смотр оставил Григория 
удовлетворенным. Начальник штабы части, проверив содержимое вещмешков, тоже не 
сделал замечаний. После короткого строевого смотра он и комгруппы удалились для 
уточнения задачи. Она была до обидного простой — зафиксировать момент покидания 
городка ракетчиками при объявлении тревоги. Это решалось организацией простого 
наблюдения. Поэтому Гриша решил усложнить задачу. Еще не зная, что он будет 
делать, на всякий случай, запасся чистым командировочным предписанием со 
смазаной печатью.

В Марнеули прибыли на автобусе и, спросив у местных жителей, как пройти в 
городок ракетчиков, без труда нашли нужную им часть. Недалеко от нее, за 
железнодорожными путями, находилось кладбище. В этом тихом месте и разместились 
разведчики. Сторожка находилась в километре-двух от места расположения группы. 
Правда недалеко был сарай, в котором лежало два новеньких гроба. Больше ничего 
интересного найдено не было. Погода была хорошая — не учения, а «лафа». Под 
утро вторых суток наблюдения, разведчики обнаружили выход ракетного дивизиона в 
направлении запасного района и «дали радио» в Центр. Задача была выполнена. 
«Скучно!», — сказал Гриша закурив. «Надо что-нибудь придумать». Докурив 
сигарету, он хитро усмехнувшись достал бланк командировочного предписания и 
начал его заполнять. Потом отобрал трех разведчиков, имевших не очень матерый 
вид. Почистившись и приведя себя в порядок, они направились в расположение 
бригады, оставив на месте дневки радиста и заместителя командира группы.

На часах было около трех по полудню. Офицеры и прапорщики разошлись на обед. В 
части под осенним закавказским солнышком жизнь потекла, как густой кисель. 
Гудящая муха периодически стукалась об оконное стекло контрольно-пропускного 
пункта и убаюкивала дежурного, сидящего за столом. Голова его медленно 
свешивалась все ниже и ниже. Дневальный, из молодых, кемарил стоя, как лошадь. 
Идиллию нарушило появление какого-то капитана, который, по его словам, привез 
трех бойцов, «из учебки». Дежурный по КПП связался с дежурным по части, но тот 
ушел проверять несение службы суточным нарядом в подразделениях. Это была 
официальная версия, а скорее всего завалился он спать, оставив «на телефонах» 
дежурного по штабу. Капитан оказался офицером настойчивым и потребовал, чтобы 
его проводили к дежурному немедленно. «Проводи его» — сказал молодому 
дневальному сержант, — «А эти — пусть посидят в курилке», — кивнул он на солдат.
 Гриша шел за дневальным ни много ни мало, а с целью выкрасть дежурного по 
части, но, к его великому сожалению, дежурного в комнате отдыха не оказалось. 
Вместо него за столом сидел сержант. Поговорив с «отличником боевой и 
политической» минут пять, Бородин выяснил, что ждать дежурного — занятие 
напрасное, поскольку он скорее всего спит в каптерке у себя в батарее. Понятно, 
что там его по таким пустякам, как прибытие командировочных, будить не станут. 
Командир с начальником штаба — на учениях. За главного остался зам по тылу, 
поэтому, даже к его прибытию, дежурный вряд ли вернется в дежурку.

«Да! Бардак тут у вас!» — сказал Гриша. Сержант согласно улыбнулся. Григорий, 
как бы между делом, достал из кобуры пистолет и извлек обойму с боевыми 
патронами, которые ему совершенно официально выдавались перед учениями для 
охраны, имевшейся в группе секретной техники и документов. Сержант проявил 
заинтересованность: «Ого! Боевые!»

«Да!», — сказал Гриша, вставил обойму, передернул затворную раму и приставил 
пистолет ко лбу дежурного по штабу. После чего, не дав тому опомниться, он 
быстро и негромко сказал: «Я американский разведчик. Вот тебе сумка, сложи туда 
всю документацию и иди впереди меня. Малейшее движение или попытка кого-нибудь 
предупредить — стреляю без предупреждения». Челюсть сержанта отвисла и он от 
такой новости обратился в статую «Ну! Живо!» угрожающим полушепотом рыкнул 
Григорий. Сержант лихорадочно стал запихивать в целлофановый пакет документацию 
дежурного по части. Когда он справился с этой задачей, Бородин скомандовал 
«Пошли!». По дороге он негромко объяснил сержанту, что на КПП тот скажет 
дежурному, что командированные случайно прибыли не в ту часть и выйдет с ними, 
для того, что бы показать, как покороче пройти на автостанцию. Идя на ватных 
ногах, сержант кивнул в знак согласия.

А в это время несколько офицеров и прапорщиков, перекуривая «трепались» в 
присутствии «командировочных», о том, как они «в два счета» переловят какой-то 
«спецназ», который должен действовать против них. Проходя мимо курилки Гриша, 
махнул своим рукой, чтобы двигались за ним и громко сказал: «Это не та часть!». 
После этого сержант, как по-писаному, рассказал на КПП все, что от него 
потребовал Григорий и вся компания беспрепятственно покинула часть в 
сопровождении дежурного по штабу. Дойдя до железнодорожного полотна, сержанту в 
кустах завязали глаза. Поводив его немного, для того, чтобы создать впечатление 
неблизкого пути, разведчики прибыли к месту дневки, где начался основной 
спектакль.

Поскольку разведчиками в Бородинской группе были «лица кавказской 
национальности», за исключением туркмена Абдурахманова, изначально «косить» 
решили под турецкую разведгруппу, с которой действует офицер ЦРУ — Уильям Браун 
— он же Гриша Бородин. Бойцы в присутствии пленного разговаривали только на 
азербайджанском, поскольку он очень похож на турецкий. Сам Григорий иногда 
начинал отдавать команды на английском. Бедолага сержант от этого и вовсе 
обалдел, а Гришка, пользуясь этим, начал вербовать его для работы на 
американскую и турецкую разведку. Но не тут то было. Парень оказался настоящим 
комсомольцем и наотрез отказался подписать вербовочное предложение. Комедия 
начинала плавно перетекать в трагедию. Отозвав своего заместителя, Григорий 
коротко объяснил ему план дальнейших действий. Сержант, поняв замысел командира,
 коротко хохотнул и, согласно кивнув, пошел доводить его до подчиненных.

«Ну что ж», сказал Бородин, «Раз ты отказываешься сотрудничать с нами, придется 
тебя ликвидировать. Пошли».

Пленный сержант, как комиссар, которого ведут на расстрел, шел с гордо поднятой 
головой. Остановились у свежевырытой могилы, рядом с которой стоял гроб. 
«Стреляйте!» — истерично взвизгнул сержант. Кровожадно ухмыльнувшись Григорий 
сказал: «Зачем создавать шум? Catch him, and put into the box!» (Хватайте его и 
кладите в ящик (англ.). Сопротивляющегося сержанта, предварительно слегка помяв,
 затолкали в гроб и закрыли крышкой. Застучал молоток, забивая гвозди. Видимо 
еще не веря в реальность происходящего, сержант из гроба крикнул: «Все равно 
Вас всех скоро поймают!».

«Зато ты об этом уже не узнаешь!» сказал Гриша. «В последний раз спрашиваю, 
будешь сотрудничать с ЦРУ и турецкой разведкой?».

«Нет!» — глухо раздалось из гроба.

Разведчики переглянулись. То, что парень окажется таким крепким, не ожидали. Но 
карты сданы, надо играть.

«Take it!» (Берите его (англ.) сказал Григорий и показал руками бойцам чтобы 
взяли гроб. Поскольку обитателю внутри ящика не видно, как перемещается его 
обитель, солдаты приподняли гроб, поносили чуть-чуть и с высоты сантиметров 
двадцать стукнули о землю. После этого, взяв лопаты, стали бросать землю на 
гроб, создавая впечатление, что могилу закапывают. Когда пятая или шестая 
лопата земли упала на крышку, сержант истошно заорал: «Согласен!».

Конечно он все подписал и выучил наизусть какой то дурацкий пароль, который ему 
назовет человек, прибывший для связи «с той стороны» и такой же дурацкий отзыв, 
находу придуманный Грихой.

Когда его вывели на насыпь железнодорожного полотна, с которой было видно часть,
 Гриша сказал: «Иди, но помни, у нас длинные руки». 

Видимо теперь уже не веря в то, что его живым отпускают, сержант испуганно 
произнес: «Не пойду! Вы в спину стрелять будете!». И тут Абдурахманов не 
выдержал и, щелкнув затвором, рявкнул с туркменским акцентом: «Беги! 
Передатель!».

Гриша рассказывал, что больше в жизни он не видел, чтобы люди так быстро бегали.


«В колонну по-одному, за мной, бегом марш!» скомандовал Бородин и на ходу 
добавил: «Если у них там все так же быстро бегают, то надо побыстрей уносить 
ноги».




С. Вдовин

Скачки в Крыму



К периодическим высказываниям о падающем уровне боевой подготовки 
военнослужащих и целых подразделений все давно привыкли. «Время такое». В этих 
сетованиях есть, однако, изрядная доля лукавства. Под разговоры о всеобщем 
падении так легко и удобно вообще ничего не делать! А между тем существуют 
простые и вместе с тем эффективные способы поддержания боеготовности части даже 
в обстановке безденежья и нехватки элементарного. Когда-то мы по достоинству 
оценили такую форму подготовки личного состава групп спецназа, как соревнования 
на первенство ВС СССР. Сразу оговорюсь, не все на этих соревнованиях нам 
нравилось, особенно в части судейства. Победители порой назначались, места 
делились по принципу ты — мне, я — тебе... Что было, то было. Но не о том речь. 
На соревнования посылали действительно лучших, и потому в ходе подготовки 
включались скрытые резервы. Начинала работать солдатская смекалка, изобретались 
новые варианты засад, поиска, организации мест отдыха (дневок). Возникали новые 
образцы боевого снаряжения, которые немедленно испытывались и на месте же 
дорабатывались. Становились очевидными какие-то недостатки подготовки, в том 
числе огневой и особенно физической. Не зря же эти соревнования спецназовцы 
между собой называли скачками... Поэтому мы попросили бывшего командира группы 
3-го батальона крымской бригады Сергея Вдовина, последнего чемпиона спецназа ВС 
СССР, рассказать со страниц Солдата удачи, как он готовил к соревнованиям своих 
разведчиков.




Феодосийская Дельта


Соревнования 1990 года проводились на базе Белорусской бригады, а по условиям 
бригада-хозяйка не имеет права выставлять свою команду. Но командир бригады 
полковник Бородач настоял, чтобы их группа участвовала вне зачета, как бы для 
тренировки. Однако ближе к финишу оказалось, что белорусы идут в зачете. 
Понятно, они знали местность как свои пять пальцев, да плюс организаторы 
сделали все, чтобы они узнали и место расположения макета ракеты: объекта 
поиска по условиям соревнований. Так вот, несмотря на то, что хозяевам помогали,
 а моей группе мешали, наши крымчане шли ноздря в ноздрю с так называемым 
лидером.

Готовя группу к соревнованиям, мы к действовавшей в то время программе боевой 
подготовки частей и соединений спецназа прибавили отдельные элементы программы 
боевой подготовки частей специального назначения иностранных армий. Солдата 
удачи тогда у нас не было, пришлось перелопатить подшивку Зарубежного военного 
обозрения. Проштудировали книгу полковника армии США Ч. Беквита «Отряд Дельта». 


Зеленый берет Беквит, книгой которого можно пользоваться как учебным пособием и 
сейчас, попал на стажировку в САС Великобритании. Здесь песочного цвета берет с 
эмблемой в виде кинжала с крыльями и надписью «Who dares wins» («Побеждает 
отважный») надо заслужить. Беквит получил его и кличку Волдырь после учений и 
написал об этом так: «Свой зеленый берет я не заслужил. Мне его просто выдали. 
Меня определили в войска специального назначения и выдали берет. Теперь я знал, 
что это неправильно. Люди должны заслужить право носить отличительные знаки». 

По эскизу начальника штаба, автора эмблемы, у нас изготовили нарукавные нашивки.
 Приобрели майки коричневого цвета. Все это стало отличительными знаками, 
которые должны были получить военнослужащие, прошедшие специальную подготовку и 
заслужившие право участия в соревнованиях.




Три этапа


Подготовка группы делилась на три этапа: индивидуальная подготовка каждого 
кандидата, подготовка в составе подгрупп, слаживание действий всей группы.

Беквит писал: «Прежде чем зеленый берет сможет стать хорошим специалистом, он 
должен стать хорошим солдатом. Поэтому перед обучением его специальным военным 
навыкам необходимо вернуться и закрепить основы военной подготовки. Это было 
положено в основу индивидуальной подготовки. Упор делался на кроссы и огневую, 
на умение пользоваться средствами химзащиты, ориентироваться на местности, 
правильно выбирать маршрут и скрытно выдвигаться в указанную точку, 
маскироваться и тому подобное. Объем задач все время возрастал, каждое занятие 
начиналось повторением пройденного».

Подготовка в составе подгрупп включала практически те же элементы, но они 
отрабатывались уже в составе четверок, на которые были разбиты обучаемые. Им 
была дана возможность самим определить составы четверок.




И шагом, и бегом


Кроссовая подготовка проводилась в основном во время утренней зарядки. Были 
выбраны дистанции в 3, 8 и 12 километров, которые чередовались. Форма одежды 
использовалась спортивная. Применялся рваный темп передвижения: двести-триста 
метров — быстро, почти с максимальной скоростью, затем пятьдесят метров — 
медленно. Так преодолевалась вся дистанция. Наиболее подготовленные солдаты 
бежали впереди: так легче отстающим. Бежать следует в ногу — лучше сохраняется 
строй группы и выдерживается темп.

Постепенно участки высокого темпа удлинялись, а медленного сокращались, и 
вскоре уже вся дистанция пробегалась ровно, в высоком темпе.

С маршами еще проще. От казарм в центре города до запасного района батальона у 
подножья горы Агармыш, где проводились наиболее сложные полевые занятия, было 
приблизительно 35-40 километров в зависимости от маршрута. Это расстояние 
преодолевалось группой с полной боевой выкладкой один—два раза в неделю с 
постоянным сокращением контрольного времени. На марше исключались все разговоры 
и потребление воды. Вообще солдаты приучались пить только утром и перед сном.




Стрельба


Одним из важнейших элементов подготовки была огневая. Стрельбы проводились два 
раза в неделю. Боеприпасы мы получали из такого расчета, чтобы каждый солдат 
смог выполнить упражнение учебных стрельб 8-10 раз.

Сначала проводилась индивидуальная огневая подготовка разведчиков. Стреляли мы 
все упражнения, которые позволяла выполнить мишенная обстановка стрельбища. 
Когда солдаты освоили программные упражнения учебных стрельб, мы начали сами 
придумывать более сложные варианты. Наиболее эффективным нам показалось 
упражнение, в котором 2-3 мишени внезапно появлялись на 3-5 секунд на 
дальностях от 150 до 350 метров. Упражнение выполнялось в движении, огонь из 
положения стоя с короткой остановкой или с колена надо было открывать через 
каждые 6-10 шагов, причем положение руководитель задавал лишь в момент 
появления мишени.

Эффективным оказался и способ обучения, который смахивает на игру: стрельба по 
предметам, явно показывающим попадание. Солдаты охотно тащили на себе на 
стрельбище, до которого было чуть меньше, чем до запасного района, бутылки, 
банки, известковые камни и иной непрочный хлам. Стрельба по таким вроде бы 
несерьезным мишеням развивает интерес к стрельбе и прививает уверенность в 
своем оружии.

На заключительном этапе группа выполняла боевую стрельбу «Разведгруппа в 
налете» — как на предстоящих соревнованиях. Каждому бойцу были определены его 
группы целей и его мишени в них, указано, кто кого подстраховывает. Все 
действия доводились до автоматизма, поэтому на соревнованиях целеуказания 
давались лишь для того, чтобы кого-то подправить.




Тяжело в ученье...


Не последняя роль в соревнованиях отводилась выполнению физических нормативов. 
Помимо нормативов Советской Армии, выполнялись нормативы армий стран НАТО. Это 
тоже приходилось выкапывать в подшивках ЗВО и на страницах вышеупомянутой книги 
полковника Беквита. Например, такие: за одну минуту присесть 37 раз и отжаться 
в упоре; проползти на спине 36 метров за 25 секунд; пробежать 3,2 км с полной 
выкладкой за 16 минут 30 секунд.

Почти все западные нормативы выполнялись солдатами без больших затруднений, что 
воспитывало у них психологическую устойчивость. То же относилось и к полосе 
препятствий. Не буду вдаваться в подробности, так как об этом «Солдат удачи» 
уже писал.

Важный этап подготовки — организация и проведение дневки. Как отдохнешь, так и 
повоюешь. Поэтому каждый солдат до мелочей знал свои обязанности, в каком 
кармане каждого ранца десантника что лежит, когда он отдыхает и что делает в 
экстренных случаях. Мы добились того, что всего через 20 минут после прибытия 
группы к месту дневки первые двое солдат уже отдыхали. Именно это дало группе 
на соревнованиях 10-12 часов дополнительного отдыха.




«Рацуха»


Для защиты от ветра и непогоды использовался двускатный шалаш, каждый скат 
которого был изготовлен из трех соединенных на пуклях плащ-палаток. На 
плащ-палатки предварительно была нанесена камуфлированная окраска и нашиты 
лоскуты материи. Каждый скат натягивался резинками от обычного спортивного 
эспандера. Используя это рацпредложение, можно было оборудовать дневку на 
небольшой площади между двумя деревьями, находящимися на расстоянии 5-6 метров 
друг от друга. Резинок у каждого было достаточно.

Кстати, о резинках. Они выполняли еще ряд функций. Мы использовали их для 
крепления зарядов при минировании объекта, для крепления предметов экипировки к 
ранцам и для подготовки снаряжения к переправе через водную преграду. Для 
приготовления пищи также использовалась «рацуха». Специально по размерам 
центрального кармана ранца были изготовлены два больших котелка, которые 
позволяли быстро приготовить пищу на всю группу.

Тактика действий на дневке также сначала отрабатывалась по частям. Каждому 
разведчику ставилась задача и назывался порядок ее выполнения, указывалась 
позиция в охранении, доводились сигналы опознавания свой-чужой (например, 
поднятые вверх руки или контрольная сумма: если сумма пять, то пароль может 
быть два, а отзыв соответственно три), сигналы управления и взаимодействия. 
После усвоения своей задачи каждым разведчиком в отдельности прокатывались 
действия подгрупп, а затем и группы в целом.




Берегите радиста!


И еще на одном важном моменте хотелось бы остановиться. Это обеспечение 
безопасности командира и радиста в ходе сеанса радиосвязи. Обычно на это 
обращают мало внимания, а напрасно. В нашей группе был всегда выделен разведчик,
 который отвечал за безопасность командира и радиста. Он же был обязан помогать 
радисту при развертывании радиостанции, при нем всегда находился запасной пояс 
с батареями питания радиостанции.

* * *

Упомянув лишь в скользь о самих соревнованиях, Сергей умолчал о том, что группа 
белорусов в конце концов попалась на нечестной игре. Мало того, что они 
прекрасно знали местность, на ракету-объект поиска был установлен маяк, 
передававший сигнал на известной только им частоте. Но поймали их за руку не на 
этом. Организаторы этой грубой фальсификации даже не удосужились подготовить 
радистов. Поскольку радисты — участники соревнований должны были «давить связь» 
на приемный узел бригады, где у команды хозяев были все свои, решили даже не 
проводить сеанс связи. Но получилось так, что группа на этап, где нужно было 
связываться с центром, немного опоздала. Из-за этого время передачи 
развединформации на точке и время приема ее же на узле связи было зафиксировано 
разное. Получалось, что центровики получили радио на несколько минут раньше, 
чем радист его передал. Жульство раскрылось и тогда руководитель соревнований и 
главный судья полковник Манченко сказал, что теперь Вдовину мешать никто не 
будет. Крымчане заняли первое место со значительным отрывом от всех остальных 
участников.




С. Козлов

Батумские шашни


Отдельный отряд Лагодехской бригады специального назначения в момент создания 
был укомплектован почти на сто процентов офицерами мотострелковых и танковых 
подразделений Закавказского военного округа. Было это связано, в первую очередь,
 с тем, что отряд имел в штате боевую технику, которой никогда не было в 
спецназе. Отряд создавали специально для Афгана, но сразу «за речку» не 
отправили. Это случилось лишь в начале восемьдесят четвертого, а до этого 
момента «приемные дети спецназа» маялись в наших, как они говорили, «смешных 
войсках». Мужики там служили разные, вдоволь хлебнувшие пехотной жизни во 
«всесоюзных здравницах», находящихся у черта на рогах. Единственным местом 
службы, которое вспоминали некоторые счастливчики с явной ностальгией, была 
мотострелковая дивизия, дислоцированная в Батуми. За цитрусовые, в изобилии 
произрастающие в этом регионе, остряки дивизию прозвали «мандариновой». 

Стоит ли рассказывать, как хорошо было в Батуми? Или лучше бы рассказать о том, 
как плохо в Караязах, Ахалцихи, Ахалкалаки и в Нахичевани. Можно, но мы сейчас 
не о том.

Батуми, начиная с мая и по конец сентября, ежегодно наводняли отдыхающие, среди 
которых было очень много таких прелестниц, что каждый второй законный супруг в 
мечтах становился холостяком. Наиболее пылкие и решительные становились 
искателями любовных приключений наяву. Такими были и герои нашего повествования,
 старшие лейтенанты Михаил У. и Владимир Р. Оба они были уже несколько лет как 
женаты и вследствие этого чувства, приведшие к брачному союзу, слегка 
притупились. На счастье или на несчастье, проживали они со своими семьями в 
одной квартире. Это называлось «с подселением», а попросту говоря, коммуналкой. 
Обычно женщины не способны поделить кухню любой величины, но в нашем случае 
жены героев рассказа очень даже ладили, и я бы не побоялся этого слова, дружили.
 Дружили и Мишка с Вовкой. Вместе они отдыхали, вместе выпивали, вместе служили,
 вместе и блудили.

Однажды наши герои познакомились с замечательными девчонками из Москвы. Будучи 
сами москвичами, они быстро нашли с ними общий язык, и закрутилась у них любовь,
 как в десятом классе. Оба зачастили «по нарядам» — надо же как-то оправдывать 
свое периодическое ночное отсутствие. Две недели пролетели, как один день. 
Любовь, она на то и любовь, что люди от нее теряют голову. Из-за этого и наши 
Ромео допустили ряд существенных ошибок, на которые жена, будь она одна, не 
обратила бы должного внимания. Но их было две, и обе были готовы отстаивать 
свои права с решительностью Клары Цеткин и Розы Люксембург. Вступив в сговор, 
они решили усилить бдительность и обмениваться оперативной информацией в 
интересах безопасности своих семей. Герои-любовники вначале не подозревали о 
возникшей «Антанте», но по мере усиления «контрпартизанских» мер и введения 
жесткого контроля времени убытия и прибытия в семью, они почувствовали, как 
тучи над ними сгущаются. А тут еще, за день до отъезда любовниц, оба 
неосторожно не пришли ночевать. Одно слово расслабились.

Но как было не расслабиться? Придумав для начальства вескую причину, 
позволяющую исчезнуть со службы во второй половине дня, Мишка с Вовкой 
помчались на свидание. Все было просто чудесно: море, красивые и раскованные 
женщины, вино и фрукты. Жалко было прерывать сплошной поток положительных 
эмоций. Вечером поехали в ресторан, а оттуда на квартиру, которую снимали 
подруги.

Осознание тяжести проступка пришло лишь с пробуждением. Друзья, опьяненные 
вином и любовью, забыли залегендировать свое ночное отсутствие. Мало того, что 
женам надо было что-то врать про то, почему они не ночевали дома, причем оба 
сразу, главное было в том, что оставались последние день и ночь, которые, 
безусловно, просто необходимо было провести в компании москвичек, чтобы не 
портить впечатление от любовного приключения ни себе, ни девчонкам. Рано утром 
следующего дня они должны были поездом отправиться в Белокаменную. Ситуация 
создалась, мягко говоря, не простая. Бредя по рассветному Батуми домой, друзья 
лихорадочно соображали, как выкрутиться из нее. Решение неожиданно пришло при 
виде проезжавшей мимо милицейской машины.

— Придумал! Нас замела милиция! — воскликнул Вовка.

— Правильно! И мы просидели в кутузке всю ночь, — подхватил Мишка. — А из-за 
чего?

И друзья углубились в разработку легенды с таким профессионализмом, будто всю 
жизнь проработали в одной из стран НАТО разведчиками-нелегалами.

Закончив легендировать, они решительно направились к дому.

Как и договаривались, в квартиру вошли негромко и озабочено обсуждая, как 
теперь быть, и чем им это может грозить, удостоив жен, принявших боевые стойки, 
лишь коротким приветствием. Первая схватка была выиграна. Выражение лиц 
разъяренных жен после такого появления их блудных половин стало напоминать 
выражение морду бульдога из «Операции „Ы“, мимо которого Демьяненко и Селезнева 
прошли, увлеченные чтением конспекта. Стараясь вернуть упущенную, было, 
инициативу, они попытались задавать каверзные вопросы, вроде такого: „Где это 
вас носило?“. Но мужья лишь отмахивались от них, как от назойливых мух, обещая 
объяснить все потом, поскольку сейчас не до них, и продолжали беседу. 
Волей-неволей и супруги стали прислушиваться к разговору, из которого быстро 
поняли, что мужья их угодили в неприятную историю. Согласно легенде, старшие 
лейтенанты Михаил и Владимир, закончив служебные дела, возвращались домой. По 
дороге, из-за жары, выпили по кружке пива. Продолжив путь, они внезапно стали 
свидетелями безобразной картины. Как теперь говорят, „лицо кавказской 
национальности“ назойливо тащило в свою „Волгу“ девушку, которая изо всех сил 
сопротивлялась. Два защитника Отечества, как истинные джентльмены, не могли 
пройти мимо. Вступившись за несчастную даму, наши герои услышали в свой адрес 
непристойную брань, и, мало того, с ними в драку полезли все трое кавказцев, 
находящихся в машине. Несмотря на численное превосходство противника, поле 
битвы осталось за офицерами, но тут подоспела милиция, которая и доставила всех 
в отделение. В милиции выяснилось, что наши герои помешали сцене примирения 
двух любящих сердец и здорово накостыляли парню, да и его друзьям, пытавшимся 
все уладить миром. Девушка, за которую они заступились, это подтвердила. Ко 
всему прочему, парень, из-за которого все началось, оказался сыном одного из 
отцов города.

Лишь утром дежурный по отделению, взяв в залог удостоверения личности обоих, 
отпустил защитников женской чести домой, чтобы те смогли появиться дома и в 
части.

— Что же теперь будет? — непроизвольно вырвалось у одной из жен.

— Если не замнем, из армии попрут, это точно! — сказал Мишка, не оборачиваясь.

— Ха! Из армии! Посадить могут! — подлил масла в огонь Вовка.

Глаза жен округлились и увеличились до размеров юбилейного рубля.

— Как же быть, мальчики?! — заскулила вторая. — Придумайте что-нибудь.

И они придумали.

— Может быть, их в ресторан сводить, чтобы все миром решить. Глядишь, уговорим 
забрать заявление из милиции, — высказал предположение Мишка.

— Да? А позволь узнать на какие шиши? Вести то надо четверых, — возразил Вовка 
и незаметно подмигнул соучастнику.

— Да, это рублей сто пятьдесят-двести, не меньше, — согласился Мишка и вздохнул.


Жены посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, покинули кухню, где 
происходил разговор. Пошептавшись о чем-то в коридоре, они через некоторое 
время вернулись, держа в руках по стольнику, заначенному на семейные нужды.

— Вот вам деньги мальчики, — сказала первая.

— Напоите их в хлам, только пусть заявление заберут, — напутствовала вторая.

— Трудно это будет! — вздохнул Вовка.

— Главное, чтобы согласились, — еле сдерживая смех, пробубнил Мишка.

— Тогда сегодня нас не ждите. Опять ночь не спать! — деланно сокрушался Вовка.

— То наряды через день, то теперь еще и это на наши головы свалилось! — вполне 
натурально заныл Мишка.

Когда они вышли из квартиры на лестницу, вслед им раздалось: «Вы уж 
постарайтесь, мальчики! Для нас! Завтра отоспитесь». Наверное не стоит 
описывать, как старались и Мишка и Вовка. Следующий день был воскресеньем. 
Покой наших героев, спавших с чувством выполненного долга, жены охраняли, как 
зеницу ока.




Н. Губанов

Начало службы





Быть надежным стражем южных рубежей


В каждую часть направляли по двое-трое выпускников. На новом месте это были 
единственные близкие люди. Хотя здесь уже служили знакомые нам выпускники 
прошлых лет.

В Чирчик нас попало трое: Шура Слепов, Гришка Иванов и я.

Через неделю после нашего прибытия, бригада была поднята по тревоге, и 
приведена в состояние повышенной боевой готовности. Комбриг сказал кратко: 
«Готовьтесь к боевым действиям на территории соседнего Ирана. Вероятная задача: 
воспрепятствовать „зеленым беретам“ захватить важные стратегические объекты, 
обнаружить в горных проходах их ядерные фугасы». 

Три месяца спали мы в казармах со своими группами.

Днем напряженные занятия в горах, ночью стрельбы и подрывные работы — спутник 
не должен обнаружить нашу интенсивную подготовку. Штудировали маршруты горных 
подходов, ведущих в Иран с нашей стороны и с территории соседнего Афганистана. 
Были заполнены бумаги-завещания, выданные в штабе, — в случае чего, семьи 
должны быть обеспечены. Солдаты бегали в самоволки к семьям, кто знает, 
придется ли еще. Напряженная обстановка иногда разряжалась пьянками и мордобоем.
 И что интересно, никогда никто в этих стычках не хватался за пистолеты, 
висевшие у каждого на ремне.

В конце третьего месяца боеготовность отменили. Из сотен глоток вырвался вздох 
облегчения. Но через полгода произошло то же, но в отношении Афганистана. Опять 
тревога, опять укладка парашютов в ночное время. Но все обошлось, и через 
неделю все стихло.




Хитрый батальон


Однако, бригаду нашу принялись увеличивать. А увеличение началось за счет 
одного странного батальона, состоящего на сто процентов из мусульманских воинов,
 включая и командный состав. Такой большой процент азиатов, сам по себе, был 
очень необычен для наших частей. Следующей странностью было наличие в этом 
подразделении бронетехники, «Шилок», станковых гранатометов. Ну, а форма на 
наших, вновь прибывших, совсем ставила в тупик. Как нам объяснили начальники, 
это была экспериментальная одежда, которую выдали в батальон, для проверки ее 
надежности. Но, что бросалось в глаза, форма эта, как две капли воды, походила 
на форму военнослужащих афганской армии. Позже стало ясно, откуда дует ветер, а 
пока от нас требовали в кратчайшие сроки сделать из этой полуграмотной орды 
сносных разведчиков или хотя бы диверсантов. Батальон отселили из бригады, 
построив для него нашими силами отдельный городок. Вместо положенной боевой 
подготовки мы на две недели превратились в военных строителей, — и это войска 
высшей боеготовности! К сожалению, это не единичный случай в жизни наших частей,
 поэтому зачастую подготовка солдат оставляет желать лучшего. После «великого 
переселения» командование бригады вздохнуло свободнее. С мусульманами постоянно 
возникали проблемы. То не могли их отучить от молитвы, совершаемой всем 
подразделением во главе со своими офицерами перед едой и после еды. То 
приходилось пресекать случаи «русского гостеприимства», выражавшиеся в 
принудительном кормлении мусульманских воинов салом, что запрещается им Кораном.
 Сроки обучения поджимали. Домой мы приходили, как выжатые лимоны. Хватало сил 
лишь на ужин, а к 6.00 — снова в часть.

* * *

Главное преимущество спецназовца не сила и ловкость и даже не навыки 
приобретенные по спецдисциплинам. Это второстепенные, хотя и немаловажные 
составляющие успеха в бою. Спецназ побеждает, в первую очередь, головой. А 
умный человек, как правило, обладает хорошим чувством юмора. Поэтому 
всевозможные розыгрыши в спецназовской среде не редкость, стоит только 
подставиться.




С. Козлов

Кесарю — кесарево, а слесарю — слесарево


В июне восемьдесят третьего года меня из двенадцатой бригады перевели в 173 
отдельный отряд спецназначения. Перевели за строптивость и антагонистические 
противоречия с нашим новым комбатом, майором Портнягиным, бывшим замполитом, 
возомнившим себя рейнджером. Когда наши служебные взаимоотношения стали 
соответствовать ленинскому определению революционной ситуации, мы с ним 
объяснились и вот вам результат...

Часть, куда я попал служить, отличалась от всех прочих частей специального 
назначения тем, что она была укомплектована боевой техникой и процентов на 
девяносто девять офицерами пехотных и танковых подразделений. Это была ссылка. 
Никогда не отличавшийся высокой воинской дисциплиной, здесь я решил откровенно 
«забить» на службу. Тем более что тогда в отряде командиры групп имели средний 
стаж офицерской службы лет по восемь-десять и служить уже абсолютно не рвались. 
Занятия за них, а, соответственно, теперь и за меня, с личным составом 
проводили сержанты. Мы же, определив пункт сбора после занятий, спокойно шли 
пить пиво.

Неделя прошла плодотворно. Близилась суббота, которая обещала быть не менее 
интересной.

Напомню, что в армии суббота — это парково-хозяйственный день. В спецназе, где 
никогда не было боевой техники, он посвящен наведению порядка в казармах и на 
прилегающей территории, а также выполнению других хозработ по плану старшины, 
который и занимался с нашим личным составом. Нет, день, как и положено, 
начинался с построения, но после него офицеры, которым делать было просто 
нечего, разбивались на группы по интересам и шли, кто пить пиво, кто писать 
пулю, а кто совмещать и то, и это. Суббота в спецназе — это, как во всем 
цивилизованном мире, начало уикэнда.

Но это только в нормальном спецназе. В отряде, где по штату имелась боевая 
техника, суббота была посвящена ее обслуживанию и офицеру положено было при 
этом присутствовать. Быть, так сказать, организатором и вдохновителем этого 
процесса. Откуда было это знать мне, рафинированному спецназеру, имеющему 
диплом референта-переводчика с английского.

Только я собрался после построения совершенно, как мне предполагалось, законно 
выпить три литра запланированного пива, как меня окликнул комбат и без обиняков 
предложил мне посетить парк боевых машин, где заняться приемкой вверенных мне 
трех БМП-1. Это был «облом». На КПП стояли старшие товарищи и делали 
недвусмысленные знаки, предлагая посвятить субботу ранее намеченному. Комбат же,
 видимо, заметив их, стал более жестко ставить задачу, определяя все, вплоть до 
времени доклада об исполнении. Надо было принимать радикальные меры и я включил 
«на полную» систему «Дурак». 

— Товарищ капитан, мне на технику никак нельзя, — заявил я совершенно серьезно.

— Это почему? — искренне изумился комбат.

— У меня на запах бензина аллергия, — меня несло, как Остапа Бендера.

— А БМП-1 заправляются соляркой, — сказал комбат, еще ничего не подозревавший. 
Это было для меня новостью, но отступать было поздно.

— А от паров соляры у меня наступает остановка дыхания, — продолжал заливать я.

Видимо, начиная догадываться, что его дурят, комбат сказал, добавив металла в 
голосе:

— Возьмите с собой пару дюжих сержантов. Они, в случае чего, вас откачают и, 
при надобности, на броню подсадят.

— Что вы? Что вы? — замахал я руками. Я, как брони коснусь, так сразу в обморок 
падаю. Сержанты могут не откачать. В этом случае только пивом отпаивают.

Комбат, наконец, понял, что я откровенно над ним издеваюсь, прошипел: «Ну, как 
знаете». И удалился. Я же отправился по ранее намеченному маршруту.

Если кто-то полагает, что мне все это сошло с рук, то он заблуждается.

Комбат, безусловно, доложил комбригу, и меня начали поминать на всех совещаниях,
 что вот-де, мол, у лейтенанта Козлова аллергия на боевую технику. Меня это не 
особо трогало, тем более что в начале июля я уехал в отпуск. Дома я рассказал 
эту историю отцу, который сам был в то время командиром воинской части. Он 
выслушал меня, а потом «вдул»:

— Ты там придуриваешься, а если завтра война? А ты своей техники не знаешь! Ну, 
и что из того, что в училище не учил? Должен освоить!

Я подумал, что он прав.

Спустя некоторое время после отпуска наш отряд в полном составе отправился в 
Армению в горный учебный центр Алагяз, который находился у подножья горы Арагац.
 Отряд должен был отрабатывать вождение и стрельбу из боевых машин в горных 
условиях. Проникшись наставлением отца, я напросился на вождение. К технике у 
меня действительно стойкая неприязнь, я — единственный из всего выпуска 
Рязанского училища даже водительских прав не получил. Тут же обучение теории 
вождения длилось не более пяти минут, после чего я уселся за штурвал БМП. 
Порядок вождения автомобиля и БМПшки кардинально отличаются. Если при трогании 
с места автомобиля сцепление надо отпускать плавно, то при трогании с места 
боевой машины сцепление надо бросать. Я же на спуске с горы двигался на 
полувыжатом сцеплении, вследствие чего, спустя некоторое время, появился 
характерный запах горящего главного фрикциона. Учуявший его зампотех второй 
роты, проводивший занятие, взвыл от горя:

— Сука! Мать твою... ! Я только на этой машине фрикцион поменял! Чтобы я тебя 
больше у машин близко не видел!

Так произошел «облом» с изучением матчасти и вождением, но я не унывал. Впереди 
были боевые стрельбы.

В этот раз я подошел к вопросу основательно и попросил лучшего моего 
наводчика-оператора Серегу Мальцева научить меня управляться с грозным 
вооружением БМП-1. Серега в свое время закончил учебку командиром отделения и 
был парнем очень толковым, недаром в военном билете в графе «национальность» 
значилось «еврей». Но родом он был откуда-то с Урала и общение с русским 
пролетариатом не прошло бесследно. Пьяница он был запойный. За любовь к 
товарищу Бахусу его сняли с должности и разжаловали. Но мастерство не пропьешь. 
Серега очень толково и методически грамотно все мне объяснил, затем мы 
потренировались вхолостую, и я пошел на огневой рубеж.

По условиям упражнения нужно было с места поразить на вершине холма мишень, 
имитирующую танк. На это давалось три штатных выстрела из орудия «Гром». После 
этого огнем пулемета поразить с ходу и с коротких остановок мишени, имитирующие 
РПТР, пулемет и, кажется, группу пехоты. Я зарядил оружие машины и доложил по 
радио о готовности руководителю стрельбы. На горе появился «танк». Прицелившись,
 я выстрелил и тут же зарядил оружие. Кажется, попал, выстрелил и снова зарядил.
 Кажется, опять попадание. Я увлекся, появился азарт, но «танк», к сожалению, 
больше не поднялся. «Вперед!» — скомандовал я, и машина тронулась. В прицеле 
замелькали то небо, то земля. Вдруг слышу в шлемофоне голос механика-водителя: 
«Товарищ лейтенант! Цель!» По его подсказке ору: «Короткая!». Машина клюет 
носом и замирает. Навожу «кристаллом» на цель спаренный пулемет и жму на 
электроспуск правой рукой. Для тех, кто не знает, поясню. Электроспуск орудия 
находится на правой рукоятке привода, а пулемета — на левой. Увлекшись, я 
перепутал. Раздался выстрел орудия, который удивил меня сначала не менее тех, 
кто наблюдал выполнение упражнений. Стрельба велась боевыми выстрелами. В 
прицел я увидел, как в возникшем взрыве что-то, кувыркаясь, улетело в сторону. 
Безусловно, я попал. Как потом выяснилось, не опознанный мной в полете предмет 
был новым подъемником мишени. Говорят, вопль жалости оператора стрельбища 
переплюнул матюки нашего зампотеха. Из-за поднятой взрывом пыли стрелять дальше 
было невозможно. Машина, как и положено, дошла до конца маршрута, где в 
шлемофоны поступила команда «Разряжай!», которую я беспрекословно выполнил, 
предварительно задрав ствол орудия вверх. Далее машина, поворачивая направо, 
должна была вернуться на исходную позицию. Моя же задача состояла в том, чтобы 
во время разворота машины поворачивать башню так, чтобы орудие постоянно было 
направлено в сторону мишеней. Но что-то случилось. Пройдя немного влево, башня 
остановилась и, как я ни пытался повернуть ее, ничего у меня не выходило.

Как потом мне объяснили, на этой машине было неисправно реле РП-5, отвечающее 
за то, что бы орудие фиксировалось в каком-то определенном положении. Ствол 
орудия моей машины опустился после разряжания и при развороте влево уперся в 
прожектор «Луна». 

Шлемофон взвыл голосом комбата, требуя повернуть орудие назад. Я отвечал, что 
ничего не выходит. На командном пункте началась паника. Шутка ли, машина, 
орудие которой направлено на пункт управления, а в башне сидит явный недоумок, 
мчится на них. Народ с исходного рубежа как волной смыло, когда я все таки 
догадался попробовать развернуть пушку вправо и это у меня получилось. У всех 
было такое впечатление, что я начал целиться на ходу, а уверенности в том, что 
я действительно разрядил пулемет, ни у кого не было. Наконец, я прибыл на 
исходный рубеж и, выбравшись из башни, побежал докладывать. Но кому?

Ни комбата, ни его окружения нигде не было. Подойдя поближе я увидел его, 
осторожно выглядывающего из-за здания пункта управления стрельбой. Это меня 
окончательно развеселило и вместо доклада я, улыбаясь во весь рот, спросил: «Ну,
 как я стрелял?». Комбату видимо тоже было не до устава, поэтому он опустошенно 
выдавил из себя: «Пошел на х. . ! Чтобы у машин я тебя больше не видел!».

Так мудрая судьба определила, что кому. Позже, в Афганистане, я, конечно, 
научился стрелять из БМП-2, но водить ее даже не пытался, твердо уверовав, что 
это не мое.

Пролетело два с лишним года и в июне восемьдесят шестого ко мне приехал 
заменщик, выпускник моего же факультета Генка Огида. Как и положено, за те 
несколько дней, пока собирался и ждал борта на Союз, я постарался максимально 
поделиться опытом с ним. Почему-то тактические аспекты нашей деятельности он 
слушал невнимательно, видимо, полагая, что на курсах «Героев Советского Союза» 
в Чирчике и в училище его научили достаточно. К моему немалому удивлению он 
попросил показать ему парк боевых машин. И сколько я не отговаривал его, 
аргументируя тем, что воевать то он все равно будет в пешем порядке, он меня не 
послушал. Через пару дней после его прибытия я, не увидев его на утреннем 
построении офицеров отряда, поинтересовался у ротного, где мой заменщик. И он 
мрачно сообщил, что в санчасти. Я рванул в медроту.

На койке, с забинтованной головой лежал и глупо улыбался Генка. Оказалось, что 
вчера они выехали на стрельбище, которое находилось километрах в двенадцати от 
бригады, для того, чтобы отстрелять дневную, а затем и ночную стрельбу. Около 
шести вечера Генка упросил ротного разрешить ему покататься на БМП. Ни он, ни 
недавно переведенный к нам в отряд ротный не знали, что дорогу, идущую в 
Пакистан, охраняли подразделения Истмата — афганского «Батьки Махно». Их 
сторожевые посты начинались сразу за стрельбищем, а после семнадцати часов 
начинался комендантский час, и они долбили все, что движется. Генка выскочил 
как раз перед их постом. Истматовцы, как и положено, влупили перед ним 
предупредительную очередь трассерами из ДШК. От неожиданности Генка дал по 
тормозам. Машина резко остановилась и клюнула вперед. Генка, по инерции, 
вылетел на полкорпуса из люка и ударился лбом о «ребристый». После этого машина 
качнулась назад и он, свалившись обратно в люк, разбил затылок о его край.

Уезжая в Союз, я подарил ему трофейный корейский мотоциклетный шлем, еще раз 
напомнив, что техника — это не наше. Кстати, зря он не слушал то, что я ему 
рассказывал по тактике. Спустя несколько месяцев он нарушил незыблемую заповедь 
и полез на гору, не дождавшись доклада от головного дозора, и как шедший во 
главе группы получил разрывную пулю в грудь. К счастью, остался жив.

Так что, воистину «кесарю — кесарево, а слесарю — слесарево». 




А. Буднев

Человек-амфибия



Тем, кто служил на Средиземноморской эскадре ВМФ, иногда доводилось видеть, как 
в районе стоянки кораблей, то скрываясь, то появляясь среди волн, легко 
скользили надувные лодки с камуфлированной раскраской. Это боевые пловцы ВМФ, 
несущие боевое дежурство, отрабатывали свои действия...




Морской спецназ


Различные названия, которые скрывали их истинное назначение, до сих пор вносят 
путаницу на страницы газет и журналов. Их путают с морской пехотой, заносят в 
списки то «Вымпела», то «Альфы», называют на американский манер «морскими 
котиками», с уверенностью сообщают, что это ПДСС (противодиверсионные силы и 
средства, имеющие, кстати, задачу совершенно противоположную).

Немногим удавалось встретиться и разговаривать с теми, кто служил в этих 
действительно секретных частях. Мне посчастливилось шесть лет быть командиром 
группы морского спецназа, поэтому я надеюсь внести некоторую ясность в этот 
вопрос.

Закрытость этой темы, которая даже сейчас находится под грифом «совсекретно», 
понятна из задач, которые стоят перед боевыми пловцами. Это ведение разведки на 
приморских направлениях в интересах флота, уничтожение мобильных пусковых 
установок, командных пунктов, средств ПВО, гидротехнических сооружений, 
кораблей, судов — и многое другое, где требуется точный расчет, отличная 
физическая и техническая подготовка, преданность своему делу и вера в тех, кто 
идет с тобой рядом. Многие задачи, выполняемые спецназом ВМФ, часто кажутся 
невыполнимыми, но именно то, что противник исключает даже саму возможность их 
выполнения, позволяет боевым пловцам достигать успеха.




Купание в шторм


9 июля 1986 года. Один из южных городов тогда еще СССР. Группе боевых пловцов в 
составе трех человек поставили задачи: между 15.00 и 16.00 осуществить условный 
прорыв морской границы СССР, выплыв на внешний рейд (расстояние б морских миль 
— примерно 11 км), где стояло «иностранное судно» (корабль посредника). Задачу 
нам ставило командование погранокруга с целью проверки боеготовности своих 
частей, чем и объясняется нелепое для таких операций время — среди бела дня. 
Иными словами, задача заранее подразумевала наш провал.

Но мы решили не допустить провала. Произвели доразведку, а поскольку район 
прорыва был определен в городе, группа, переодевшись в гражданскую одежду, под 
видом отдыхающих выявила маршруты патрулей и режим патрулирования. Самой 
большой сложностью было переодеться в водолазное снаряжение и очутиться в воде. 
Предварительный расчет был на то, что на берегу будет масса купающихся, но в 
этот день, как назло, накрапывал мелкий дождик, с моря дул сильный ветер. 
Поэтому пришлось водолазное снаряжение (мокрого типа!) надеть под одежду, затем 
по-одному просачиваться в район сосредоточения у берега моря, используя «дыры» 
в прохождении патрулей и обходя «секреты». 

Сняв одежду, замаскировав ее и захватив остальное снаряжение, группа незаметно 
соскользнула в воду. Первые метров 70 группа проплыла под водой, а затем минут 
20 боевые пловцы плыли, используя специальную технику, появляясь над 
поверхностью воды только для вдоха. Сильный ветер поднимал высокие волны, 
которые мы использовали как прикрытие.

Патрульные катера проходили так близко, что были видны лица людей на палубе, но 
группа осталась незамеченной. Пловцы плыли, ориентируясь по компасу, они 
находились в воде около пяти часов, проплыв более 10 км в штормовом море, но 
задачу успешно (не для пограничников) выполнили...




Свирепый отбор


Спецназ ВМФ имел в своем составе всего лишь несколько частей (кстати, после 
раздела СССР наиболее боеготовая часть морского спецназа отошла к Украине). 
Отбор в эти части был очень строгий. Многие призывники до прибытия в часть даже 
не знали точно, куда они прошли отбор. До призыва в армию юноши, имеющие 
спортивные разряды, проходили легководолазную и парашютную подготовку в ДОСААФ, 
из них на призывных пунктах специальными офицерами отбирались кандидаты, из 
которых формировался учебный отряд для доподготовки.

В течение полугода их обучали по специальной программе, где физическая и 
психологическая нагрузка были близки к предельным. За кандидатами постоянно 
наблюдали старшины из боевых подразделений, заранее подбирающие людей в группы. 
Физическая, профессиональная подготовка оценивались по нормативам, а 
психологическая устойчивость проверялась по результатам различных испытаний. К 
примеру, таким испытанием мог быть марш-бросок ночью без указания дистанции и 
времени бега. Под утро, когда наступает полное физическое истощение, начинает 
проявляться именно психологическая устойчивость. Лишь немногие способны бежать, 
не обращая внимания на сбитые в кровь ноги, на навалившуюся усталость. Тех, кто 
проходил это и другие многочисленные испытания, зачисляли в боевые 
подразделения.

Срок службы был три года. Программа боевой подготовки была очень разнообразной 
и включала в себя водолазную, воздушно-десантную, навигационно-топографическую, 
горную специальную, морскую, физическую подготовки, минно-подрывное дело, 
рукопашный бой, выживание в различных условиях, иностранные армии и театр 
военных действий, радиодело и многое другое, без чего не обойтись в современной 
войне.




Оснащение под стать задачам


Для выполнения широкого спектра задач боевым пловцам приходилось иметь на 
вооружении не менее широкий арсенал вооружения и технических средств.

Поскольку боевые действия должны были происходить не только на суше, то помимо 
всех видов обычного стрелкового вооружения пловцы имели подводные пистолет СПП 
и подводный автомат АПС, которые позволяли поражать цели как под водой, так и 
на суше. Специальное оружие использовалось для бесшумной и беспламенной 
стрельбы и включало различные пистолеты и автоматы и стреляющий нож разведчика 
(НРС). Для усиления огневой мощи группа могла вооружаться гранатометами, 
огнеметами, ПЗРК, ПТУРСами.

Стрелковой подготовке в частях уделялось огромное внимание, Благодаря заботе 
командования флота, на нас не распространялись ограничения по выдаче 
боеприпасов. К примеру, за одни стрельбы группа из десяти человек отстреливала 
из разных видов оружия в упражнениях 1,5-2 тысячи патронов и 8-16 гранат из 
гранатомета, а часть в целом за год расходовала патронов в 5-7 раз больше нормы.


Основной упор в подготовке делался на быстрое поражение цели в различных 
ситуациях с первого выстрела. Режим огня при выполнении упражнений 
устанавливался одиночный, с высоким темпом стрельбы, с постоянной сменой 
позиций, хотя стрелковые наставления тех лет требовали вести только 
автоматический огонь. Эффективность нашего варианта стрельбы была подтверждена 
временем.

Инженерное вооружение так же было достаточно разнообразно и включало обычные ВВ,
 стандартные армейские заряды, как фугасные, так и кумулятивные, 
противопехотные и противотанковые мины, а так же специальные противокорабельные 
морские мины.




Мы умели все


Боевые пловцы обучались минированию объектов на суше и в воде, обезвреживанию 
минных полей, изготовлению мин-ловушек из подручных средств, расчету зарядов и 
многому другому. Отличное владение инженерными средствами достигалось 
постоянными практическими тренировками. ВВ отпускались для занятий также без 
задержек и ограничений.

Для уверенной работы с боевыми зарядами и минами необходимо уважительное 
отношение к ВВ и твердые теоретические знания. Уважение отрабатывалось на 
конкретных примерах, которые, может быть, не всегда были в духе «руководящих 
документов», но очень эффективно достигали цели. Вы можете сто раз сказать о 
мерах безопасности при обращении со средствами взрывания, но куда убедительнее, 
когда Ка-Дешка (капсюль-детонатор весом меньше 3 г) разносит ящик от патронов 
на щепки — и не найдется больше желающих сунуть его себе в карман или 
поковырять палочкой.

Основная задача групп — это действия в тылу противника. Доставка боевых пловцов 
к объектам могла происходить несколькими способами: наземным, воздушным, 
морским. Для десантирования из самолетов и вертолетов применялись десантные 
парашюты Д5, Д6, ПВ-3. Последний позволял десантировать пловца в водолазном 
снаряжении на воду. О надежности ПВ-3 говорит то, что именно его использовали 
при эксперименте по десантированию со сверхмалых высот, который проводился в 
части на Черноморском флоте в июне 1986 г. Тогда мы отрабатывали прыжки со 120, 
100, 80 и 60 метров. А полковник В. Поздняков совершил рекордный прыжок с 50 м. 
Прыжки со сверхмалых высот совершались без запасного парашюта, так как время 
под куполом все равно исчислялось секундами. Высокая подготовленность позволяла 
нам совершать без травм прыжки при скорости ветра 14 м/с, а на одних учениях 
мне довелось десантироваться при ветре 17 м/с. Кроме людских парашютов 
использовались различные грузовые парашютные системы.




Под воду


Водолазная подготовка — это то, что определяло наше название. Основным нашим 
снаряжением были аппарат ИДА-71 и используемый для обеспечения водолазных 
спусков акваланг АВМ-5. Аппараты ИДА-71 надежны, но требуют высокого уровня 
подготовки от водолаза. Уверенное владение им достигалось лишь путем длительных 
тренировок.

Даже после непродолжительного нахождения под водой у всех искателей романтики 
исчезали иллюзии, а при хождении в аппарате на полную автономность после выхода 
из воды пловцов не всегда узнавали даже близкие друзья. Что поделать: наши 
комбинезоны УГК-3 по комфортности были далеки от идеала. Зато аппарат ИДА-71 
позволял при грамотном использовании выжать из него в 1,5 раза больше 
нормативного времени под водой.

Водолазное снаряжение дополнялось гидроакустическими станциями, навигационными 
приборами и многим другим. Для движения под водой использовались индивидуальные 
буксировщики, групповые носители и сверхмалые подводные лодки. Эти сложные в 
техническом плане устройства очень облегчали выполнение задач, но главным 
действующим лицом все равно оставался боевой пловец, его подготовленность и 
физическая выносливость. Люди в резиновых комбинезонах противопоставляли себя 
металлу кораблей.




Мастера на все руки


На одной из отработок учебно-боевых задач неожиданно затонул групповой носитель.
 Поскольку глубина позволяла, экипаж не покинул его и продолжал бороться за 
спасение изделия. Система аварийного продувания не работала (готовивший изделие 
инженер забыл открыть кран на баллоне аварийного продувания). Через некоторое 
время у старшины, сидевшего во второй кабине, кончился кислород, и ему пришлось 
по приказанию командира всплыть. Офицер оставался под водой и продолжал попытки 
«оживить» технику. Кислород стал кончаться и у него — и в этот момент удалось 
включить насос уравнительной цистерны и всплыть на поверхность. В надводном 
положении экипаж вернулся на базу.

Многосторонняя подготовленность боевых пловцов потребовалась при охране наших 
судов во время молодежного фестиваля на Кубе, во время встреч М. С. Горбачева в 
Рейкьявике и на Мальте, где охрану под водой осуществляли именно боевые пловцы 
ВМФ, а не КГБ, который вообще в ту пору не имел боевых пловцов достаточной 
подготовленности — не говоря уже о подводных средствах движения. В начальный 
период раздела Черноморского Флота пловцы были охраной командующего флотом 
Касатонова при его поездках в Грузию. Боевым пловцам приходилось решать и 
многие другие задачи: это и поиск упавших в море и лежащих на небольших 
глубинах летательных аппаратов, и обезвреживание неразорвавшихся боеприпасов, 
поиск во взаимодействии с МВД опасных преступников в горно-лесистой местности, 
ликвидация последствий технических катастроф (летом 1995 года в Харькове).

Довелось им принимать участие и в трагической истории пассажирского флота — 
поднимать тела погибших с затонувшего теплохода «Нахимов» в августе-сентябре 
1986 г. Боевые пловцы обследовали корпус судна, отыскивая через иллюминатор 
скопления погибших, при помощи морских мин пробивали отверстия в борту, через 
которые тела извлекали тяжелые водолазы — «трехболтовщики». Так как судно 
лежало на предельной глубине для данного типа снаряжения, в результате 
трагической случайности там погиб наш мичман Ю. Полищук.




Проверки «на вшивость»


В процессе отработки учебно-боевых задач боевых пловцов несколько раз в год 
привлекали для проверки боеготовности частей и подразделений военно-морских баз 
и их способности отразить нападение диверсантов противника. Мы на этих учениях, 
в свою очередь, отрабатывали способы высадки, тактику скрытного проникновения, 
захват пленных, документов и другое.

Опыт учений этих лет показывает высокую эффективность действий групп боевых 
пловцов, которые, несмотря на численность всего в 6-10 человек, достигали очень 
высоких результатов. Мы блокировали минными постановками ВМБ, минировали 
корабли, объекты ПВО. Почти всегда пловцы выхолили победителями из неравного 
поединка: какой-то десяток людей, с одной стороны — и ВМБ (десятки кораблей и 
тысячи людей), с другой. Уже тогда командиры наших групп в отчетах по 
результатам учений указывали на слабую противодиверсионную защищенность многих 
объектов, что и подтверждается сейчас.

В настоящее время боевые пловцы ВМФ, как и вся наша армия, переживают тяжелые 
времена, хотя уровень подготовленности и сейчас очень высок. Но уходят люди, 
утрачивается бесценный опыт, за который заплачено кровью и потом. Пора, 
учитывая опыт последних, локальных войн, подойти к созданию единых сил 
специальных операций, когда вся операция по разведке, захвату или уничтожению 
объекта проводилась бы едиными силами специального назначения (спец. группы, 
авиация, огневые средства) без привлечения посторонних сил и средств.

Хочется надеяться, что в вооруженных силах России боевые пловцы спецназа ВМФ 
по-прежнему будут занимать достойное место.




С. Козлов

Поедем, красотка, кататься!


Летом девяносто шестого года бригада специального назначения Черноморского 
флота проводила очередные совместные учения с пограничниками. В задачу одной из 
групп, которой командовал мой друг Игорь Ивлев, входил прорыв морской 
государственной границы. И, если в обычных условиях это задача несложная, то во 
время учений, когда погранцам указан участок, где будет осуществлен прорыв и 
временной промежуток, когда должно произойти нарушение, сделать это нелегко. Но 
можно.

Группа Игоря действовала полуагентурными методами с частичной легализацией. Это 
означает, что разведчики были переодеты в гражданскую одежду и имели при себе 
кое-какие документы, которые могли сойти за отмазку при беглой проверке.

По условиям учений уходить за бугор надо было с феодосийского Золотого пляжа. 
Для этих целей у группы имелась надувная лодка с мотором, лежавшая до поры в 
кузове КАМАЗа, на котором прибыла группа. На ней надо было выйти в нейтральные 
воды и включить маяк, сигнал которого означал бы фактический прорыв границы.

Взяв, как заправские отдыхающие, подстилки и напитки с фруктами, разведчики 
пошли на пляж, чтобы подобрать удобное место для спуска лодки на воду, а заодно 
выяснить, какие меры усиления охраны госграницы в связи с учениями предприняли 
пограничники. Удобное место нашли быстро. Тот, кто отдыхал в Феодосии, 
наверняка помнит участок относительно пустынного пляжа, начинающийся от 
восточной окраины города и заканчивающийся с началом зоны пансионатов и домов 
отдыха Золотого пляжа. Место было удобное еще и потому, что вдоль пляжа 
проходила дорога, позволявшая подвезти лодку. Однако, по берегу периодически 
прохаживались патрули пограничников, которых свезли сюда на учения со всего 
Крыма. И если днем они лишь косились на сугубо мужские компании, то к вечеру 
они стали подходить к ним для проверки документов. Группы отдыхающих, состоящие 
из мужчин и женщин, пограничники не проверяли, видимо, имея четкую ориентировку.
 Не дожидаясь, пока патруль подойдет к ним, разведчики собрались и ушли. Нужно 
было искать оперативное прикрытие. В тот же вечер на пляже, в районе 
пансионатов, они познакомились с двумя молодыми мамами, которые приехали 
отдыхать со своими детьми откуда-то из под Чернобыля. Пару месяцев назад мирный 
атом вошел в каждый дом.

Молодые, загорелые и обаятельные ребята покорили сердца женщин, уже 
соскучившихся без мужских ласк. Вечер прошел прекрасно. Веселились, пили 
шампанское, купались и шутили. Расставаясь, ребята договорились с дамами о 
встрече завтра вечером, обещав покатать их по бухте на лодке.

— А можно? — не веря своему счастью, ахнули молодухи.

— Нет проблем. У нас тут все схвачено, — ответили разведчики.

Девчонки оказались очень удачным вариантом так, как отдыхали с детьми и днем 
должны были исполнять материнский долг. В связи с этим не было необходимости 
проводить с ними целый день. Это время можно было посвятить отдыху и подготовке 
к прорыву границы. Сменяя друг друга на насосе, прямо в кузове накачали лодку, 
проверили мотор, договорились о сигналах. Съездив на пляж, определили место, 
где будет находиться КАМАЗ, пока не получит команду «Вперед!». Одним словом, 
предусмотрели все до мелочей. Вечером, купив вина, пошли на свидание. Девчонки 
прибыли без опоздания. По всему было видно, что знакомство им нравится и что 
готовы они на все.

Гуляя, дошли до нужного места, где и организовали пикник. Машина уже стояла в 
условленном месте. Снова купались, веселились и пили вино. Пограничный патруль 
проследовал мимо, лишь покосившись на развеселую компанию.

— Ребята! Идите к нам! — визжали девчонки, но бойцы в зеленых фуражках 
демонстративно отвернулись, всем своим видом показывая, что они на службе и что 
граница на замке. Когда пограничники удалились, захмелевшие подружки спросили:

— А где же обещанный катер?

— Сейчас все будет, — ответил Игорь и помигал фонариком в направлении кустов. 
Девчонки притихли, когда пятясь задом на пляж въехал КАМАЗ. Ребята открыли борт 
и девушки увидели отсвечивающий в темноте резиновый борт «Стрижа». 

— Ух ты! — непроизвольно вырвалось у них. Машина, продолжая пятиться, заехала в 
море так, что лодку оставалось только столкнуть в воду. Спустя несколько минут 
это было исполнено. Всплеск от приводнившейся лодки вызвал визгливый восторг у 
женской половины. КАМАЗ выехал из воды и исчез в ночи. Лодку подвели к берегу.

— Ну что, девки, прыгайте! Сейчас мы вам ночную Феодосию с моря покажем, — 
пообещал Игорь.

Когда они уселись, лодку оттолкали на глубину и мотор взревел, разорвав тишину 
южной ночи. По мере того, как лодка удалялась от берега, перед ее пассажирами 
открылся прекрасный вид Феодосийской бухты, освещенной массой огней. И если для 
опытных боевых пловцов эта картина была привычной, то девушки, впервые 
отдыхавшие на море, смотрели на нее, как зачарованные. Между тем, отойдя 
потихоньку на приличное расстояние, ребята увеличили обороты мотора и лодка, 
задрав нос понеслась в открытое море, периодически подлетая на волнах. 
Прекрасный берег стал теряться вдали. Придя в себя, девчонки заволновались:

— Ребята, а куда это мы плывем? Может пора поворачивать?

— Куда? Куда? В Турцию плывем, — ответил Игорь и для убедительности переложил 
пистолет из сумки за пояс брюк, перед этим передернув затвор. Сообщение 
дальнейшего маршрута, а еще больше увиденное, повергло женщин в шок. Некоторое 
время они сидели, выпучив глаза и беззвучно открывая рот, подобно рыбам, 
выброшенным на берег. Но брызги очередной волны привели их в чувство и к ним 
вернулся дар речи, а с ним и эмоции. Трудно описать истерику, которая случилась.
 Плач и истерический хохот одновременно, слезы и нарисованная красота, 
размазанные по лицу, заламывание рук и вырывание волос, к счастью, из своей 
головы. Одна даже пыталась сигануть за борт, видимо, для того, чтобы вплавь 
достичь родного берега, но бдительные разведчики не дали ей умереть за Родину.

— Сиди дура! До берега уже несколько миль. Вывалишься, в темноте мы тебя не 
найдем, — сказал Женька Марчук.

Истерика прекратилась так же, как и началась. Теперь в ход пошли уговоры:

— Ой, хлопцы! Да як же ж мы тепер? Да там же ж наши диты! — неожиданно они 
перешли на ридну мову, видимо, считая, что так получится убедительнее. Когда на 
жалость надавить не удалось они прибегли к давлению на совесть, а потом перешли 
к угрозам, почему-то снова на русском языке:

— Как же Вам не стыдно! Предатели! Вас наше государство растило, учило, а вы 
решили поганым туркам продаться. Вот позор будет вашим родителям! Ничего, наши 
чекисты до Вас доберутся!

— Успокойтесь тетки. Мы не предатели, — снова подлил масла в огонь Игорь.

— Мы — шпионы! — и в подтверждение своих слов, показал радиостанцию. Однако 
реакция получилась обратной. Очередная новость так снова поразила их, что они 
надолго замолчали, видимо, обдумывая ситуацию, в которую попали.

Между тем, сверив по компасу направление и прикинув по времени сколько они уже 
прошли, ребята определили, что они уже в нейтральных водах. Сидевший у мотора 
Женька заглушил его и по предварительной договоренности стал изображать починку 
заглохшего мотора. Игорь включил маяк, получив сигнал которого, пограничный 
катер должен был прибыть к месту нахождения лодки. После чего посредник, 
находившийся на его борту, должен был зафиксировать нарушение государственной 
границы СССР, а, значит, и выполнение задачи группой. Тишину нарушал лишь плеск 
волны о борт лодки, которую плавно качало. Ребята, работая веслами, умело 
ставили «Стрижа» носом к волне. В темноте показались огни пограничного катера, 
а вскоре донесся и шум его двигателей. Игорь вынул фонарик и незаметно 
посигналил. С катера ответили. Пассажирки сжались в ожидании.

Сторожевик вскоре приблизился и с борта назвали пароль. Услышав родную речь и 
увидев наших пограничников на борту, одна из молодых мамаш, так и не поняв, что 
произошло, вскочила и размахивая руками стала вопить:

— Товарищи пограничники! Товарищи пограничники! Это шпионы!

Но ее вовремя одернули.

— Заткнись, дура! — сказал Игорь и назвал отзыв.

У леера появился посредник, поговорив с которым и определив координаты, 
зафиксировали прорыв границы. Не понимавшие поначалу, почему пограничники не 
«вяжут» шпионов и не освобождают их, а вместо этого любезно и даже с 
определенной долей уважения беседуют с «этими гадами», девчонки сидели тихо, 
видимо, осмысливая в очередной раз за сегодняшний вечер изменившуюся обстановку.
 Тем временем все формальности были соблюдены. Пограничники поинтересовались, 
не взять ли разведчиков на борт, но те отказались, сказав, что своим ходом они 
доберутся быстрее. Попрощавшись, погранцы отвалили. Взревел мотор и «Стриж», 
круто развернувшись, полетел к берегу. Весь обратный путь дамы молчали, наконец,
 все поняв. На осторожные попытки ребят заговорить, не поддавались. Видимо, 
велико было потрясение, пережитое ими. Разведчики, понимая, что малость 
переборщили, тоже к ним больше не приставали. Лишь когда лодка ткнулась носом в 
берег и молодые мамы выпрыгнули через борт, желая скорее достичь суши, Игорь 
крикнул:

— Девки! Подождите! А как насчет любви?

— Да пошли вы, козлы! — это была единственная цензурная фраза из длиннющей 
тирады затихающей в темноте.




А. Буднев

Тюлени красными не бывают



Поздним весенним вечером 1990 года с подветренного борта судна, которое 
выглядело как и десятки обычных вспомогательных судов ВМФ, на воду были спущены 
две надувные лодки «Стриж». В них спрыгнули люди, увешанные оружием и 
снаряжением. Любознательный наблюдатель подивился бы камуфлированному окрасу 
лодок, а заглянув в грузовые отсеки и, обнаружив там водолазное снаряжение и 
специальные морские мины, прикрытые сверху маскировочными сетями, пришел бы к 
твердому убеждению: «Это не гидрографы». И был бы прав на все сто. Группа 
боевых пловцов ВМФ СССР начинала отрабатывать надводный вариант высадки на 
побережье условного противника.

Ее задача заключалась в следующем: скрытно высадиться на участке побережья 
условного противника, проникнуть на территорию усиленно охраняемой 
военно-морской базы, вывести из строя штаб и осуществить минирование кораблей 
на стоянках. Говоря коротко, устроить маленький Пирл-Харбор. Однако эти учения 
не были чем-то из ряда вон выходящим, так как проводились на флоте регулярно. 
Взаимная выгода (но не взаимное удовольствие) от них была очевидна. Учения, с 
одной стороны, позволяли охране ВМБ и экипажам кораблей отрабатывать действия 
по отражению нападения подводных и надводных диверсионных сил противника, 
боевые же пловцы, в свою очередь, совершенствовали тактику проникновения на 
усиленно охраняемые объекты и варианты проведения специальных мероприятий на 
них.

Противоборствующие стороны на этих учениях, были, как говорят, старыми 
знакомыми. Из года в год база оборонялась, морские диверсанты нападали, и из 
года в год командование базы получало нагоняй от командующего флотом за плохую 
организацию охраны и обороны базы, не способную противостоять боевым пловцам. 
Нельзя сказать, что командование базы бездействовало, так как камень, брошенный 
с вершины, лавиной накрывал низовые звенья, отвечавшие непосредственно за 
охрану и оборону и осуществлявшие их. Поэтому морским разведчикам каждый раз 
приходилось придумывать новые способы обмана противника, преодоления его 
совершенствующейся системы патрулирования, а также охраны, для осуществления 
которой на период учений привлекались дополнительные силы и средства.

В этот раз боевые пловцы решили опробовать очень рискованный способ 
проникновения на объект. Сложность задачи заключалась в том, что объект 
находился на берегу озера, далеко вдававшегося в сушу. Берег охранялся 
многочисленными патрулями и секретами, да и сама местность была лишена 
какой-либо значительной растительности и укрытий. Сроки же выполнения задачи 
были крайне сжатыми.

Исходя из этого, командир группы принял дерзкое решение: подойти на надувных 
лодках с моря к песчаной косе, под покровом ночи волоком преодолеть ее и 
скрытно подняться на лодках в верховья озера, где организовать базу, 
замаскировать лодки, провести доразведку объекта и уже после этого провести 
спецмероприятие по выведению базы из строя.

Две лодки шли в кромешной темноте пеленгом, как пара истребителей. Разведчикам 
повезло, погода работала на них. Ночь была безлунной, а море штормовым. Пена 
бурунов мало отличается от пены, которая образуется от движения, а высокие 
волны скрывали лодки с низкой осадкой. На экране радара наблюдатели не видели 
ничего экстраординарного. Прожекторы пограничников скорее усыпляли их 
бдительность, чем давали какой-либо эффект. Однако когда слепящий луч упирался 
в кого-нибудь из разведчиков, сидящих в лодке, ощущение было не из приятных. В 
этот момент рулевые сбрасывали обороты, лодки оседали, погасив скорость...

Береговой черты достигли без приключений. Сильный накат осложнил высадку. 
Однако группа сработала четко. Причалили в считанные минуты, вытащили «Стрижи» 
на берег. Вот где пригодилась атлетическая подготовка: оружие и снаряжение, 
лодочные моторы, водолазные аппараты и снаряжение, мины и баки с горючим — все 
это предстояло перетащить в кратчайший срок через косу восьми боевым пловцам. 
От тяжести ноги разведчиков утопали в рыхлом песке почти по колено. Но и после 
того, как лодки коснулись озерной воды, проблемы не кончились. Предстояло 
замаскировать глубокие следы, оставшиеся на песке. Для этого двое разведчиков 
буквально проползли «на четырех костях» весь путь группы, засыпая ямы, 
разравнивая руками песок и укладывая на него сухой камыш и водоросли.

Теперь нужно было осуществить самую рискованную часть замысла: двигаясь по 
озеру, выйти в его верховья. Сразу за косой озеро было достаточно широким и 
достигало в ширину нескольких километров, далее оно сужалось. В начале 
находился аэродром самолетов-амфибий, а берег был усеян огнями. Противник не 
дремал. Движение осложнялось тем, что из-за большого количества огней приборы 
ночною видения постоянно засвечивались, а двигаться вслепую было трудно — на 
поверхности воды постоянно попадались различные плавучие предметы, буи и боны, 
которыми можно было запросто распороть резиновый борт лодки.

При движении приходилось соблюдать меры предосторожности, так как около 15 
километров пути проходило по акватории, где группа могла быть обнаружена в 
любую минуту. Чем это грозило людям, находящимся в замкнутом водоеме, по-моему, 
не стоит описывать.

Главная ставка была на спецназовскую наглость, внезапность и нетрадиционность 
действий. Шли особо не прячась и не глуша двигатели, так мог идти только свой 
рыбак. Достигнув верховья, когда с левого борта исчезли огни, перешли на малый 
ход, шли прижавшись к берегу. Двигатели еле булькали подводным выхлопом, 
продвигая лодки вперед. Ширина озера уменьшилась до 800 метров. Напряжение 
возросло. Разведчики замирали, когда луч прожектора освещал лодку и ее 
пассажиров. Низкая осадка и камуфлированная окраска делали при малой скорости 
«Стрижи» практически незаметными.

И вот по правому борту цель операции — корабли на стоянках и штаб базы. Самый 
опасный участок позади. Пройдя еще несколько километров, группа обнаружила 
подходящий овраг. Лодки вытащили на берег, одну из них спустили, на нее 
положили вторую, закрыли маскировочными сетями. Набросали сверху водорослей и 
камней, получилось очень убедительно.

Оборудовав тайник, группа поднялась вверх по оврагу, нашла удобную вымоину и 
оборудовала базу. Маскировочная сеть с набросанными сверху «перекати-поле» 
укрыла боевых пловцов от посторонних взглядов с воздуха, глубокая же расселина 
позволяла надежно укрыться всей группе.

Наступило утро. Маскировка выдержала экзамен. Ни вертолет, совершавший 
патрулирование и пролетевший над расположением группы, ни катер, обследовавший 
побережье и прошедший в десятках метров от базы разведчиков, не смогли 
обнаружить что-либо подозрительное. Весь следующий день и всю ночь разведчики 
вели тщательную доразведку, выявляя систему охраны и обороны штаба, 
расположение кораблей на стоянках у причалов. Все это время по наблюдательному 
посту они ползали буквально на четвереньках. Место, где был оборудован НП, 
походило на лысину, а близость объекта наблюдения увеличивала риск быть 
обнаруженным. Тем не менее, в течение суток боевым пловцам удалось собрать 
достаточно полную информацию об объекте, его системе охраны и обороны.

Командир принял решение на проведение спецмероприятия на объекте. В лодки 
погрузили макеты мин (зарядов), сигнальные мины с взрывателями замедленного 
действия. С наступлением темноты две подгруппы, надев на себя водолазное 
снаряжение, подплыли к объекту. Здесь боевые пловцы ушли под воду. Сильный 
ветер гнал по озеру высокую волну, температура воздуха около плюс шести. Одним 
словом, погода не располагала ни к купанию, ни к лодочным прогулкам. Полгруппы 
переплыли озеро и благополучно заминировали корабли на стоянках. Два человека 
из состава первой подгруппы переплыли озеро по поверхности, а затем, используя 
подпирсное пространство и «мертвые зоны» под бортами кораблей, установили мины 
на объекты. Макеты мин и зарядов приходилось буксировать за собой.

Корабли стояли недалеко друг от друга, поэтому приходилось быть предельно 
осторожными. Чтобы не быть обнаруженными, боевые пловцы использовали 
специальную технику движения. Подныривая под корму, они устанавливали заряды на 
винто-рулевую группу. Наблюдатели на кораблях находились так близко, что 
разведчики отчетливо видели их лица. Казалось, что они смотрят прямо на 
разведчиков, Отчетливо слышались разговоры на палубе, но боевым пловцам удалось 
остаться незамеченными. Израсходовав весь запас макетов зарядов и мин, они 
благополучно вернулись тем же путем, что и пришли.

Со штабом базы было сложнее. Заместителю командира группы пришлось пролежать на 
бетонке без движения около четырех часов, чтобы обнаружить секрет противника, 
на который возлагалась охрана штаба. Успешно «вскрыв» охрану, разведчики 
проникли на объект и выполнили поставленную задачу.

Подгруппы вышли на берег с интервалом минут двадцать. Ребят била крупная дрожь. 
Шутка ли, провести в холодной воде почти шесть часов.

Утром командир группы доложил адмиралу, что база и 70% кораблей выведены из 
строя. Зрелище это было, конечно, необычным: адмирал в идеально сшитой и 
отутюженной форме (так же выглядели и его офицеры) — и разведчики в испачканном 
глиной камуфляже с небритыми и осунувшимися от усталости лицами. Вот уж 
поистине по одежке встречают, по уму провожают. Когда судно с разведчиками 
возвращалось на базу, в отсеках царила необычная тишина. Боевые пловцы, не 
спавшие почти трое суток, обняв оружие и завалившись кто куда, наверстывали 
упущенное. Сил радоваться успеху просто не осталось.




Элита из элит


Описанный эпизод — один из многих в истории морского спецназа, подразделения 
которого по праву считаются наиболее элитными, а служба в них особо почетной и 
интересной, несмотря на трудности и немалый риск. Сейчас подразделениям боевых 
пловцов уделяют особое внимание не только в нашей печати, но и за рубежом. 
Однако тема эта достаточно закрытая: ведь конкретные тактические приемы — это 
тоже оружие. Не зря же зарубежные авторы в своих материалах не идут дальше 
общих описаний.

Недавно в американском издании «Солдата удачи» вышла статья «Красные тюлени», 
посвященная спецназу ВМФ. Автор, проводя аналогию между морским спецназом США и 
России, наших боевых пловцов также называет тюленями, хотя они себя так не 
называют. Не называют они себя ни моржами, ни морскими чертями и дьяволами, как 
их часто именует падкая на громкие названия пресса. Американские подразделения 
называются так по первым буквам слов: sea — море, air — воздух, land — земля, 
что указывает на возможность действовать, что называется «на земле, в небесах и 
на море». 

Вот ошибки, характерные для всех, кто пытается писать о морском спецназе. 
Путают спецназ ВМФ и водолазов ПДСС (противодиверсионных сил и средств), хотя 
это совсем разные вещи. Американцы даже использовали фотоматериалы, на которых 
изображены именно водолазы ПДСС, отснятые в Севастополе. Ничего удивительного: 
ведь все попытки «Комсомольской правды» и других изданий, предпринимаемые ими в 
90-х годах, попасть в подразделение боевых пловцов, не увенчались успехом.

Боевым пловцам приписывают и много лишнего. 27 октября 1981 года только слепой 
не видел советскую подводную лодку 613-го проекта, оказавшуюся на камнях у 
шведского берега, но к этому инциденту боевые пловцы причастны не были (по 
слухам, никем и никогда не подтвержденным, лодка высаживала на берег советского 
шпиона и застряла на камнях из-за категорического требования подойти как можно 
ближе: шпион плохо плавал. Какие уж тут «тюлени»! — прим. русской редакции 
«Солдата удачи»).

И уж вовсе смешно, когда американцы пишут о каких-то мифических подводных 
лодках, ползающих на гусеницах по дну в шведских водах, боевых пловцах, нагло 
бороздящих упомянутые воды на подводных скутерах. Эти пловцы, оказывается, 
оставили после себя и вещественные доказательства: заклеенные в мешки 
контейнеры с толовым зарядом, на которых была нанесена маркировка буквами 
кириллицы.

Но вода тем и хороша, что в ней можно плавать, не оставляя следов, а не ползать 
по дну на танке. Прогулка же под водой с разбрасыванием зарядов с «автографами» 
— это просто безумие. Зачем боевым пловцам, работающим со стандартными зарядами 
и минами заводского изготовления, на которых нет никаких надписей, заниматься 
«самодеятельностью» и сооружать какие-то тротиловые заряды в мешках? И снова к 
спецназу ВМФ отнесен целый гарнизон в Лиепае и идет ссылка на статью «Подводные 
саперы», где рассказывается о боевой работе водолазов ПДСС.

Потепление международной обстановки открывает новые возможности перед боевыми 
пловцами разных стран в плане решения таких задач, как борьба с международным 
терроризмом на море и пиратством, оказание помощи МВД и погранвойскам в борьбе 
с браконьерством и контрабандой. Эти проблемы требуют комплексного подхода и 
координации деятельности всех заинтересованных государств. Однако это тема 
отдельного разговора.




Часть III. Афганистан





В. Колесник

Как был взят дворец Амина



Не так давно исполнилось двадцать лет со дня, который, можно сказать, вверг 
нашу страну в состояние перманентной войны. Штурм дворца Амина в Кабуле 
двадцать седьмого декабря семьдесят девятого года начал череду локальных 
конфликтов, в которых Россия участвует и поныне. Об этой операции, талантливо 
спланированной менее чем за трое суток, и проведенной менее чем за час, 
написано немало, но, к сожалению, несколько однобоко. О том, что дворец 
штурмовали «Альфа» и «Вымпел», имевшие тогда название «Гром» и «Зенит» 
соответственно, в настоящее время знает каждый школьник. Об остальных 
участниках говорят, что «еще был какой-то мусульманский батальон, который им 
вроде бы помогал, да десантура какая-то. Или нет, десантура прибыла потом...». 
Неудивительно, что это так. Об участии группы «А» и группы «В» в операции, 
носившей кодовое название «Шторм-333», написаны книги. Главное Разведывательное 
Управление Генерального Штаба всегда отличала незаурядная скромность. Именно 
вследствие ее, главные исполнители этого одноактного спектакля с продолжением 
на девять лет до недавнего времени оставались в тени. Цель этой публикации — не 
умалить заслуги бойцов спецназа КГБ, участвовавших в штурме, но рассказать о 
тех, без кого этот штурм просто бы не состоялся. О событиях двадцатилетней 
давности рассказал человек, который сформировал отдельный отряд специального 
назначения, сыгравший главную роль в тех событиях, разработал и руководил 
операцией по штурму дворца Тадж-Бек, Герой Советского Союза, генерал-майор 
Василий Васильевич Колесник.




Мусульманский батальон


В ту пору я уже два года был старшим офицером ГРУ ГШ.

До этого командовал пятнадцатой бригадой специального назначения, входившей в 
состав САВО. В 1976 году ее передали в ТуркВО. Вновь сформированная в том же 
году двадцать вторая обрСпН формировалась на базе отряда специального 
назначения, части отряда спецрадиосвязи, а также части офицеров штаба 
пятнадцатой бригады, которые мы передали в САВО. Поэтому я довольно хорошо знал 
и этот регион и обе бригады. Кроме того, за годы службы в этих округах я 
познакомился и с их командованием. Видимо, это и стало причиной того, что я 
стал направленцем на Среднюю Азию.

Второго мая семьдесят девятого года меня вызвал к себе тогдашний руководитель 
ГРУ генерал армии П. Ивашутин и поставил задачу сформировать 154 отдельный 
отряд специального назначения. В его штат входила боевая техника, а общая 
численность солдат и офицеров составляла пятьсот двадцать человек. Ни такого 
вооружения, ни такого штата в спецназе до этого не было. Помимо управления и 
штаба, отряд состоял из четырех рот. Первая рота имела на вооружении БМП-1, 
вторая и третья — БТР-60пб. Четвертая рота была ротой вооружения, которая 
состояла из взвода АГС-17, взвода реактивных пехотных огнеметов «Рысь» и взвода 
саперов. Также в отряд входили отдельные взводы: связи, ЗСУ «Шилка», 
автомобильный и материального обеспечения. Но главная странность отряда 
заключалась в том, по какому принципу в него отбирались солдаты, сержанты и 
офицеры. Это должны были быть лица трех национальностей: узбеки, туркмены и 
таджики. (Отряд в спецназе соответствует батальону в сухопутных войсках. Отсюда 
название «Мусульманский батальон». — С. К.). Бойцов отбирали только двух 
призывов, прослуживших год и полгода. Особые требования предъявлялись к 
физической подготовке кандидатов. Поскольку эксплуатация боевой техники 
предполагает специальные знания, людей отбирали в мотострелковых и танковых 
частях соединений обоих азиатских округов. Эту работу выполняли офицеры 
пятнадцатой и двадцать второй бригады. В основе, конечно, лежал принцип 
добровольности, но при отсутствии волонтеров данной военно-учетной 
специальности хорошего спеца могли зачислить в отряд даже помимо его воли. 
Через полтора месяца отряд был сформирован. В каждой роте был переводчик, 
курсант Военного института иностранных языков, направленный для стажировки. Но 
при таком национальном составе отряда практически не было проблем с языковой 
подготовкой, поскольку все таджики, примерно половина узбеков и часть туркменов 
владела фарси — одним из основных языков Афганистана. Не удалось найти только 
офицера-зенитчика требуемой национальности. Из положения вышли, подобрав 
темноволосого капитана Паутова, который терялся в общей массе, когда молчал. 
Батальон возглавил майор Х. Халбаев, исполнявший до этого в пятнадцатой бригаде 
должность заместителя командира одного из отрядов спецназа по 
воздушно-десантной подготовке.



154 ооСпН (мусульманский батальон). Сформирован в мае-июне 1979 года на базе 15 
обрСпН. При комплектовании отбирали только жителей Средней Азии. Первый 
командир батальона — майор Халбаев. В декабре того же года введен в ДРА. В 
операции по штурму дворца Тадж-Бек — резиденции Амина, выполнял основные задачи.
 В начале января 1980 года личный состав отряда выведен в Союз. В том же году 
отряд вновь доукомплектован личным составом и введен в ДРА, однако до 1984 года 
осуществлял охрану трубопровода. В 1984 году отряд переведен в г. Джелалабад. С 
этого момента приступил к выполнению специальных задач в зоне своей 
ответственности. Однако на первых порах, пытаясь применять тактику засад, отряд 
успеха не имел. В последствие отряд выработал тактику, максимально эффективную 
в местных условиях. Наиболее применяемая тактика отряда — налет. Руководство 
батальона довольно успешно сотрудничало с органами контрразведки ДРА (ХАД). 
Результативность налетов, проводимых по информации ХАД, была довольно высокой. 
В 1985 году отряд за успехи в боевой деятельности награжден вымпелом Министра 
Обороны СССР. Последние подразделения отряда вышли из ДРА в феврале 1989 года. 
Отряд остался в составе 15 обрСпН. В 1993 году бригада была передана 
вооруженным силам Узбекистана, а позднее была преобразована в 
десантно-штурмовую бригаду.




Район действий — Афганистан


Сформированный отряд в течение июня-августа занимался боевой подготовкой. В 
августе отряд проверяла комиссия Генштаба и признала уровень боевой подготовки 
вновь сформированного отряда хорошим. Иначе и быть не могло, так как в отряд 
отобрали лучших специалистов двух округов. Комиссия уехала, а отряд продолжил 
совершенствовать боевую подготовку.

А в это время на личный состав батальона в Москве уже шили униформу Афганской 
армии, а также готовили необходимые документы. Каждый военнослужащий отряда 
имел легализационные документы установленного образца на афганском языке. С 
именами мудрить не пришлось — каждый пользовался своим. Это не должно было 
бросаться в глаза, поскольку в Афганистане, особенно в северных районах, много 
и таджиков, и узбеков, да и туркмены тоже не редкость.

В ноябре девятнадцатого-двадцатого числа отряд был переброшен самолетами в 
Баграм. Личный состав, а также имущество отряда и предметы материального 
обеспечения, включая дрова, перевезли на Ан-12. Вся тяжелая техника была 
доставлена на Ан-22 «Антей». Эта операция заняла не более суток.

Выполнив эту задачу и разместив отряд в Баграме, я убыл в Москву. Отряд 
находился в Баграме почти месяц, где адаптировался к новым условиям.

Забегая вперед скажу, что согласно первоначальным планам руководства, отряд 
должен был выдвинуться из Баграма и с ходу захватить резиденцию Амина, которая 
первоначально находилась в Кабуле. Тадж-Бек был недавно отстроенной новой 
резиденцией Амина, которую он для себя создал после неудачного покушения на 
него в городе. Видимо, в связи с изменением места резиденции в планы внесли 
изменения.




На Кабул


Приблизительно тринадцатого декабря отряду была поставлена задача совершить 
марш своим ходом и прибыть в Кабул для усиления охраны дворца главы государства,
 такова была легальная задача отряда. Этот марш чуть не стоил Халбаеву 
должности. По дороге, как это часто случается, одна из машин вышла из строя. 
Для того чтобы не задерживать отряд, Халбаев оставил с неисправной машиной 
необходимые средства техпомощи, назначил руководить ремонтом своего заместителя 
по техчасти, и колонна отряда продолжила движение. Факт прибытия в Кабул отряда 
в неполном составе был негативно воспринят главным военным советником 
генерал-полковником С. К. Магомедовым. Конфликт усилился еще и из-за того, что 
Халбаев не любил оправдываться и не старался показать себя лучше, чем он есть. 
Такое поведение сразу настроило против него Султана Кекезовича, по-восточному 
любившего чинопочитание.

Шестнадцатого декабря я получил задачу вновь вылететь в Афганистан. В помощники 
взял подполковника Олега Ульяновича Швеца. Семнадцатого загранпаспорта нам 
привезли прямо к самолету. Вместе с нами в Афган летели генерал Дроздов Юрий 
Иванович и капитан второго ранга Козлов Эвальд Григорьевич. Мы познакомились и 
выяснили, что летим делать одно дело. Они курировали деятельность 
спецподразделений «Гром» и «Зенит» по линии КГБ.

Кроме нас в гермокабине Ан-12 летел экспедитор, сопровождавший груз парфюмерии 
для посольства. Вылетев из Чкаловского, борт спустя несколько часов приземлился 
в Баграме. Здесь мы переночевали, а утром выехали в Кабул.




Во втором кольце охраны


В Кабуле я представился Главному военному советнику и он мне сразу высказал 
свое недовольство командиром батальона. Обвинив Халбаева в неумении грамотно 
организовать марш отряда, он настоятельно порекомендовал мне его снять с 
должности и назначить другого офицера. Однако Халбаева я знал давно как вполне 
подготовленного офицера, поэтому я постарался убедить в этом вспыльчивого 
генерала. Опираясь на факты, я доказал ему, что действия комбата в данной 
ситуации были абсолютно верными. Поняв, что доводы мои логичны, Султан 
Кекезович несколько успокоился и приказал мне организовать боевую подготовку 
отряда в соответствии с вновь полученными задачами, которые заключались в 
охране дворца Тадж-Бек.

Непосредственно дворец охраняла рота личной охраны — это считалось первой 
линией охраны. Вторую линию должны были составить мы, а третьей была бригада 
охраны, которую возглавлял майор Джандат — главный порученец Амина. На 
следующий день мы поехали к нему знакомиться. Он некогда закончил иностранный 
факультет нашего воздушно-десантного училища в Рязани, а позже прошел обучение 
в Военной Академии имени Фрунзе и поэтому говорил по-русски очень хорошо, хотя 
поначалу это не афишировал. Я представился как начальник штаба батальона майор 
Колесов. Познакомившись, мы определили в общих чертах, как будем решать 
поставленные задачи и организовали связь. Для этого он дал мне небольшую 
радиостанцию «Уоки-токи», которая позволяла мне с ним легко связаться в любой 
момент. Также он показал, где можно организовать стрельбище и где проводить 
занятия. Для этого мы с ним объехали все вокруг.

Каждый батальон бригады имел свою казарму, и лишь танковый жил вместе с первым 
пехотным батальоном. Его казармы не так давно начали строить. Кто бывал в 
Кабуле в расположении роты спецназа, должен был видеть находившиеся по 
соседству здания разведцентра. Это и есть казармы, которые строились для 
танкового батальона. Их тогда передали нам.

Батальон разместился в недостроенном двухэтажном здании, которое имело только 
стены и крышу. Но окна мы завесили плащ-палатками, поставили печки-буржуйки, 
затопили дровами, которые привезли с собой, и в помещении стало тепло. Кровати 
поставили в два яруса и таким образом разместили весь личный состав. В отряде 
по штату были автоперевязочная, врач-анестезиолог и хирург. Для них оборудовали 
помещение медпункта. На все у нас ушло не более суток. Когда я доложил о 
проделанной работе Магомедову, он приказал мне составить с афганцами план 
совместной охраны дворца, отработать порядок взаимодействия, ну, а для того, 
чтобы наладить личные контакты, предложил организовать торжественный вечер, на 
который пригласить командование бригады.




Под русскую водочку


Поскольку узбеки умеют прекрасно готовить, с поварами проблем не было. На рынке 
купили зелень и все необходимое. Посольство выделило для этих целей водку и 
различные деликатесы. Мы поставили палатку УСБ, где накрыли великолепный стол. 
Афганцы меня уже знали как начштаба, Олега Ульяновича Швеца мы представили как 
начальника разведки, «комитетчиков» тоже залегендировали под офицеров батальона.
 Дроздова, например, представили как зампотеха. Поскольку наши гости были 
мусульманами, возникла проблема с тем, как подавать к столу коньяк и водку. Но 
потом напитки налили в чайники и поставили на столы.

Гостей было человек пятнадцать. Налили. Смотрим, пьют. А под русскую водочку 
всегда очень душевно беседуется. Замполит бригады, видимо, не рассчитал свои 
силы и утратил «революционную бдительность». Полагая, что за этим столом все 
друзья, он в порыве откровенности рассказал, как Джандат, начальник связи и он 
подушками удавили Тараки. Когда комбриг услышал, что несет его комиссар, он 
пришел в ярость, схватил его за грудки, но потом быстро пришел в себя и 
извинился перед нами, сказав, что его заместитель выпил лишнего и сам не 
понимает, что говорит. Конечно, мы и виду не подали, что нас это высказывание 
пьяного афганца каким-то образом заинтересовало, но на следующий день в Москву 
ушло сообщение о факте убийства Тараки как по линии КГБ, так и по нашей линии. 
Информация была очень важной, поскольку Амин, ведя переговоры с руководством 
СССР, использовал жизнь Тараки, как козырную карту. Он обещал сохранить ему 
жизнь в обмен на ввод наших войск в то время, как Тараки был уже мертв. Думаю, 
что эта информация помогла нашему правительству действовать более решительно.




Штурм вместо охраны


Днем нас вызвал главный военный советник. Здесь же присутствовал и главный 
советник КГБ генерал-лейтенант Иванов. Они довели до нас информацию, что 
планируются мероприятия по свержению режима Амина. В соответствии с их планом 
отряд должен был направить взвод на бронетранспортерах на аэродром, а также к 
Генеральному штабу, на узел связи, в ХАД и «Царандой». При таком раскладе на 
основной объект — дворец Тадж-Бек — оставалась рота и два взвода.

Они должны были нейтрализовать роту личной охраны, находившуюся внутри дворца, 
и бригаду, состоящую из трех пехотных батальонов и одного танкового, охранявшую 
резиденцию по периметру. Кроме того, нельзя было забывать про зенитный полк, 
прикрывавший дворец от ударов с воздуха, поскольку на его вооружении находилось 
двенадцать 100 мм зенитных пушек, а также шестнадцать зенитных установок, 
представлявших собой спаренные крупнокалиберные пулеметы ДШК. Учитывая его 
расположение и вооружение, он мог стать серьезной помехой в осуществлении 
планов руководства. Вдобавок ко всему за дворцом было зарыто три танка. 
Соотношение сил и средств было явно не в нашу пользу. Поэтому даже на основании 
самых грубых расчетов я усомнился в возможности осуществить план, предложенный 
руководством.




Новый план


Тогда Магомедов предложил мне и советнику командира бригады охраны полковнику 
Попышеву разработать свой план. Занявшись этим вопросом более серьезно, я понял,
 что даже имеющихся сил недостаточно для взятия дворца. Кроме того, нельзя было 
забывать и про две танковые бригады, которые стояли под Кабулом. Когда пришло 
время, первым докладывал Попышев. Видимо, он не очень напрягался, поскольку к 
непосредственному выполнению этого плана он отношения не имел, и поэтому с 
планом руководства согласился. За ним докладывал я. Произведя расчет сил и 
средств, а также их соотношение, я повторил, что план руководства неприемлем и 
предложил свой. Магомедов с Ивановым переглянулись, объявили перерыв и, 
пообещав собрать нас через пару часов, удалились. Однако это случилось намного 
позже, около восемнадцати часов. Собрав нас вновь, Магомедов объявил, что мой 
план утвердили, и я назначен руководителем операции. Кроме этого, он сказал, 
что мне необходимо переговорить с Огарковым. Для этого Султан Кекезович и я 
поехали на узел связи, откуда я по «Булаве» связался с Москвой и попросил к 
телефону Огаркова. Москва поинтересовалась, кто у телефона. Я попросил передать 
начальнику Генерального штаба, что звонит полковник Колесник по его приказу. 
Спустя некоторое время я услышал в трубке: «Здравствуй, полковник! Что ты мне 
можешь доложить?».

Я начал докладывать, что объект находится на господствующей высоте, задачу по 
его охране и обороне выполняют рота личной охраны, бригада охраны, и от ударов 
с воздуха дворец прикрыт зенитным полком. Орудия и пулеметные установки полка 
находятся на позициях, которые позволяют вести огонь по наземному противнику в 
случае такой надобности. Общая численность данных воинских частей составляет 
около двух с половиной тысяч человек. Кроме того, не исключена возможность 
вмешательства двух танковых бригад, расквартированных под Кабулом. Я сказал, 
что в случае прибытия к дворцу, пусть и с некоторым опозданием, хотя бы одного 
танкового батальона, остановить его будет нечем ввиду отсутствия 
противотанковых сил и средств. Я объяснил, что батальоны бригады 
расквартированы в трех городках. Для блокирования каждого нужно не менее роты, 
а также рота для штурма дворца. Заканчивая доклад, я сказал, что, исходя из 
вышеизложенного, мне необходима рота десантников и взвод ПТУРС.

Выслушав мой доклад, Огарков пообещал выделить в мое распоряжение необходимые 
силы и приказал подготовить и передать, используя ЗАС, решение на штурм, 
которое должно было быть подписано мной и Магомедовым. Решение было готово к 
трем ночи. Я и Султан Кекезович поставили свои подписи, и оно ушло в Москву.




Распределение задач


С этого момента началась непосредственная подготовка к операции. Я разработал 
конкретный план захвата дворца, а также зенитного полка, поскольку не выполнив 
эту задачу, нельзя было надеяться на успех при осуществлении основного замысла. 
Согласно моему плану полк должен был захватить инженерный взвод, усиленный 
двумя расчетами АГС-17. Гранатометчики должны были огнем отсечь личный состав 
от средств ПВО на позициях, а саперы, под их прикрытием, должны были выйти к 
орудиям и пулеметным установкам и уничтожить их подрывом. Этой группой 
руководил подполковник Швец.

Заместителю командира отряда (в. зв.) Сахатову я поставил задачу отобрать 
личный состав для захвата танков, закопанных у дворца. Для выполнения задачи 
требовались люди, способные водить танки и вести огонь из них в случае 
необходимости. Кроме танковых экипажей в эту группу вошли четверо 
«комитетчиков», два снайпера и два пулеметчика. Всего двенадцать человек. На 
автомобиле ГАЗ-66 они должны были выдвинуться мимо расположения третьего 
батальона и захватить три закопанных танка.

Вторая и третья роты отряда, а также приданная рота десантников под 
командованием старшего лейтенанта Востротина, должны были блокировать 
расположения второго, третьего и расположение первого и танкового батальонов, 
которые дислоцировались вместе, и не допустить их выхода из ППД.

Первая рота под командованием В. Шарипова должна была доставить на своих плечах 
группы «Грома» и «Зенита» ко дворцу. Непосредственно штурм здания должны были 
осуществить группы спецназа КГБ совместно с двумя группами первой роты.




От подписи отказались


План, отработанный на карте и подписанный мною, я принес для подписи Магомедову 
и Иванову. Однако, утвердив план устно, ни тот, ни другой свою подпись на план 
не поставили. Ясно было, что в то время, когда мы решали, как выполнить задачу, 
поставленную руководством страны, эти хитрецы думали о том, как избежать 
ответственности в случае неудачи нашей акции. Тогда я в их присутствии на плане 
написал: «План устно утвержден Главным военным советником Магомедовым С. К. и 
Главным советником КГБ Ивановым Б. И. От подписи отказались», поставил время, 
дату и свою подпись, после чего направился в батальон, чтобы поставить задачи 
участникам предстоящего штурма. Вместе со мной в батальон прибыл и генерал 
Дроздов, который был назначен моим заместителем по руководству группами 
спецназа КГБ.

Никто из исполнителей, кроме нас и Халбаева, не был посвящен в истинные планы, 
которые нам предстояло осуществлять. Дроздов коротко доложил обстановку, сказал,
 что Амин является агентом ЦРУ. После этого я поставил задачи.

Поскольку комитетские группы не имели бронежилетов, мы отдали им свои. 
Подготовили штурмовые лестницы для того, чтобы в случае вывода из строя БМП 
огнем противника, можно было продолжить штурм дворца по склонам, которые, 
кстати, были заминированы.

Двадцать седьмого числа время штурма было перенесено на более ранний срок из-за 
того, что возникли подозрения по поводу того, что афганцы догадываются о наших 
планах. Как потом выяснилось, подозрения были небеспочвенными.




Штурм


В связи с этим в девятнадцать часов пятнадцать минут группа Сахатова согласно 
замыслу за пятнадцать минут до начала штурма, выдвинулась к своему объекту. Но, 
проезжая через расположение третьего батальона, они увидели, что в батальоне 
объявлена тревога. В центре плаца стояли комбат и его заместители. Личный 
состав получал оружие и боеприпасы. Мгновенно оценив обстановку, Сахатов принял 
решение захватить командование третьего пехотного батальона. Двигаясь на полном 
ходу, автомобиль с нашими разведчиками внезапно остановился возле афганских 
офицеров, и через считанные секунды они лежали в кузове ГАЗ-66, который рванул 
вперед, оставляя за собой шлейф пыли. В первые минуты солдаты батальона даже не 
поняли, что произошло, но потом открыли огонь вслед удаляющейся машине. Однако 
было поздно. Из-за пыли, которая скрывала машину, он оказался неэффективным. 
Сахатов же, проехав метров двести, остановил машину, спешил личный состав, 
который тут же залег и открыл огонь по атакующим солдатам охраны. Оставшись без 
управления, они наступали толпой и представляли собой прекрасную мишень. Два 
пулемета и восемь автоматов спецназовцев оставили на поле боя убитыми более 
двухсот человек. Снайперы тем временем сняли часовых у танков.

Услышав стрельбу в расположении третьего батальона, я дал команду на начало 
операции, запустив серию ракет. Две «Шилки» открыли огонь по дворцу, а еще две 
— по расположению танкового батальона для того, чтобы не допустить его личный 
состав к танкам. Расчеты АГС-17 открыли огонь по расположению второго батальона,
 не позволяя личному составу покинуть казармы. Вторая, третья и рота 
десантников на броне выдвинулись для блокирования батальонов бригады охраны, а 
первая рота совместно с группами спецназа КГБ устремилась к дворцу. Дворец 
стоял на холме, возвышаясь над окрестностями метров на шестьдесят. К нему вели 
серпантинная дорога и пешеходная лестница шириной метра полтора. Под прикрытием 
огня «Шилок» рота Шарипова на БМП шла к дворцу по серпантину. Охрана дворца 
открыла по наступающим ураганный огонь. Боевая машина пехоты шедшая впереди 
была подбита. Десант, сидевший в ней, покинул машину и при помощи штурмовых 
лестниц начал взбираться на холм. Машина, шедшая сзади столкнула подбитую, 
освобождая путь наступающим. Продолжив путь, девять БМП первой роты через 
двадцать минут после начала штурма оказались на площадке перед дворцом. Двери 
десантных отделений распахнулись и бойцы спецназа КГБ и ГРУ ворвались во дворец.
 Завязался жестокий бой с личной охраной Амина, состоявшей в основном из его 
родственников. К моменту проникновения во дворец штурмовых групп «Шилки» должны 
были прекратить огонь. Но в этот момент один из бронетранспортеров упал в 
канаву, и его командир своими просьбами о помощи «забил» нашу рабочую частоту. 
Управление временно было потеряно. Для прекращения огня «Шилок» пришлось, как в 
старину, отправить посыльного. Из-за этой заминки «Шилки» некоторое время били 
по дворцу, когда в нем уже работали наши группы. Еще минут через двадцать 
дворец был взят. Охрана дворца практически вся погибла, в живых осталось около 
десяти человек.

Пока шел бой во дворце, Сахатов со своей группой захватил один из танков и 
двинулся к Генштабу, но был обстрелян нашими десантниками, которые его к этому 
времени уже захватили. Поскольку спецназовцы были одеты в афганскую униформу и 
ехали на афганском танке, десантники без лишних слов шарахнули по танку из 
«Мухи». Сахатов со своими спешился и, нещадно матерясь, объяснил, что они свои. 
Услышав родную речь, десантники огонь прекратили.

Как погиб Амин, я не знаю. После боя его тело в одном из окопов похоронил 
замполит батальона. Остальных убитых защитников дворца похоронили их пленные 
товарищи немного позже и в другом месте. Хотя значительная часть солдат бригады 
охраны сдалась, бой после взятия дворца не прекратился. Часть подразделений 
продолжала оказывать сопротивление. В частности, с остатками третьего батальона 
наш отряд воевал еще сутки, после чего афганцы ушли в горы. Основная часть 
афганских солдат и офицеров сдалась в плен. Так, например, практически без боя 
сдался зенитный полк. Танковый батальон также не оказал сопротивления. Всего 
было пленено около тысячи семисот человек. За весь штурм с нашей стороны 
погибло десять человек: пять в батальоне и пятеро в группах «Зенита» и «Грома». 





Кабул тоже наш


Одновременно со штурмом дворца Тадж-Бек группами спецназа КГБ при поддержке 
десантников из состава батальона 345 парашютно-десантного полка, находившегося 
до описываемых событий в Баграме, были захвачены Генеральный Штаб, Узел связи, 
здания ХАД и МВД. Важную роль в том, что части Кабульского гарнизона не были 
подняты по тревоге, сыграла диверсия, проведенная «Зенитовцами» непосредственно 
перед штурмом. Они подрывом уничтожили узел коммуникаций города, находящийся в 
специальном бетонном колодце. Так, минимальными силами с минимальными потерями 
был осуществлен государственный переворот в Афганистане. Члены семьи Амина 
находились под охраной батальона еще сутки. У нас же находились некоторые члены 
будущего Афганского руководства. Операцию по прибытию в Афганистан Бабрака 
Кармаля осуществлял КГБ. Знаю только, что борт, доставивший его, садился в 
Баграме в обстановке секретности и повышенной маскировки. Даже огни, 
обозначающие ВПП, были потушены. Самолет заходил на посадку, подсвечивая 
взлетку своими прожекторами, а курс выдерживал по радиомаяку.




Спасибо за плохую подготовку


Вечером следующего после штурма дня всех руководителей операции чуть не уложил 
пулеметной очередью советский солдат. Возвращаясь на аминовском «Мерседесе» с 
банкета, посвященного успешному завершению операции, мы были обстреляны 
недалеко от здания Генштаба, которое охраняли десантники. Первым заметил 
странные вспышки на асфальте и сообразил, что они означают, О. У. Швец. Он 
выскочил из машины и покрыл часового отборным матом. Это было лучше, чем пароль.
 Вызвали начальника караула. Появившийся лейтенант для начала получил от Швеца 
в ухо, а лишь потом выслушал порядок применения оружия часовым на посту. Мы 
подошли к машине, в капоте которой зияло несколько пулевых отверстий. Немного 
выше, и ни меня, ни Эвальда Козлова в живых бы точно не было. Юрий Иванович 
Дроздов подошел к лейтенанту и негромко сказал: «Спасибо тебе, сынок, за то, 
что ты своего солдата стрелять не научил». После этого инцидента мы приехали в 
наше расположение и для того, чтобы снять нервное напряжение, выпили четыре или 
пять бутылок водки. Но стресс был настолько сильным, что водка нас не взяла. 
Несмотря на две бессонные ночи и бой я так и не смог заснуть.




«Батя»


Первого числа восьмидесятого года мы закончили передачу частям сороковой армии 
боевой техники и тяжелого вооружения отряда. Второго января личный состав 
«мусульманского» батальона со стрелковым оружием был переброшен двумя Ан-22 в 
Ташкент. Второго же я попрощался с личным составом отряда, поблагодарил их за 
службу. Тогда я впервые услышал в свой адрес «Батя». Я увозил в Москву мой план,
 отчеты об операции, написанные участниками и списки для награждения. Прибыв в 
столицу, я сразу доложил о результатах и ходе операции Ивашутину Петру 
Ивановичу, который руководил тогда ГРУ. Он выслушал меня, забрал все 
подготовленные мной документы, закрыл их в свой сейф и сказал, чтобы я без его 
ведома никому ни о чем не рассказывал. Но на следующий день он снова вызвал 
меня, дал своего порученца, машину, вручил мой план и сказал, чтобы я прибыл на 
доклад к Устинову.




У Министра Обороны


В приемной Министра ожидали генерал-полковники, генералы армии. Трудно передать 
любопытство и изумление, появившееся на их лицах, когда они увидели, что 
полковника встречает порученец министра, который сам был генерал-лейтенантом, и 
помогает ему снять шинель. Порученец, повесив мою шинель, сказал: «Проходите, 
Вас ждет Министр». В кабинете Устинов меня обнял, расцеловал после посадил за 
стол и, достав Marlboro, предложил закурить. Я извинился и сказал, что курю 
только «Беломор», но папиросы оставил в шинели. Устинов попросил порученца 
принести их, мы закурили, и я начал рассказывать. Когда я достал план для того, 
чтобы объяснить, как мы действовали, министр увидел, что он не утвержден, и 
надпись, которую я сделал в кабинете Магомедова. Покачав головой, он сказал: «Я 
понимаю, почему осторожный кавказец Магомедов не поставил свою подпись на твоем 
плане. Но почему Иванов не расписался, я понять не могу». Тактично промолчав, я 
продолжил рассказ. Министр слушал очень внимательно, его интересовало все, но 
особенно он интересовался техникой. Как она вела себя в бою, насколько 
эффективны оказались ЗСУ и АГС-17, инженерные боеприпасы. Тогда появились 
первые РПГ-18 «Муха», и он поинтересовался, как они себя показали в боевой 
обстановке. Когда я закончил рассказывать об операции, он попросил меня 
рассказать о себе. Я рассказал, что родители во время войны были партизанами, и 
их на моих глазах расстреляли фашисты, рассказал, что закончил суворовское, а 
затем пехотное училище, по распределению попал в спецназ, где и служу до сих 
пор. Окончил академию Фрунзе, командовал бригадой, сейчас являюсь заместителем 
начальника направления по спецразведке. Министр спросил, почему я не поступаю в 
Академию Генерального Штаба, моя должность позволяла это сделать. Я ответил, 
что на должность назначен недавно и сейчас, когда мне исполнилось сорок четыре 
года, уже, наверное, не подхожу по возрасту. Предельный возраст для поступления 
в Академию ГШ — сорок пять лет. Министр сказал: «Передай Ивашутину, что я 
разрешаю тебе поступать вне конкурса». С этими словами он проводил меня до 
дверей. Увидев это, маршал Соколов, бывший тогда первым заместителем министра, 
сказал: «Ну, полковник, еще никого из нас Министр до дверей не провожал».




Награды


Из приемной Устинова я снова прибыл к Ивашутину, где подробно передал о чем шел 
разговор, в частности и о том, что мне Министр разрешил поступать в этом году 
вне конкурса в академию Генштаба. Ивашутин поблагодарил меня за доклад и 
сказал: «Пиши рапорт в Академию», что я и исполнил на следующий день. 
медкомиссия выявила у меня паховую грыжу, которую я заработал в Кабуле. При 
проведении рекогносцировки наш УАЗ застрял на горной дороге. Видимо, втаскивая 
его, я перенапрягся. Пришлось лечь на операцию.

Тут начались проблемы с награждением участников операции. Меня обо всем 
информировал замполит. То сообщит, что меня представляют к ордену Ленина, то к 
Герою, в конечном итоге, указ был подписан двадцать восьмого апреля. Героя 
присвоили мне, Эвальду Козлову и еще нескольким спецназовцам Комитета, погибшим 
при штурме посмертно. Орденом Ленина наградили семь человек, в том числе 
Халбаева и Сахатова, хотя я его представлял к званию Героя Советского Союза. 
Двадцать человек были награждены орденом «Красное Знамя», среди них был и О. У. 
Швец. Около шестидесяти человек наградили орденом «Красная звезда» и еще почти 
триста человек медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги». Всего же было 
награждено триста семьдесят человек.




...и проблемы


Каждый год в начале мая список поступающих в Академию Генерального Штаба 
подписывает сам начальник ГШ. Через своих людей в Главном управлении кадров я 
узнал, что в списках поступающих в восьмидесятом году меня нет. Испросив 
разрешения у начальника Управления, я обратился к Ивашутину, напомнив, что мне 
поступать в этом году разрешил Министр Обороны, списки поступающих утверждены, 
но меня в них нет. В связи с этим я просил у начальника ГРУ разрешения 
обратиться по этому вопросу к Устинову. Ивашутин сначала спросил, откуда мне 
это известно, но я напомнил ему, что всю жизнь прослужил в разведке. После 
этого он начал меня отговаривать от поступления в Академию ГШ, предлагая 
поступить вместо этого в Дипломатическую Академию. По окончании ее он обещал 
направить меня на работу за границу. Но Академия Генштаба была моей давней 
мечтой, впрочем, о ней, я думаю, мечтает каждый командир, поэтому я уперся. 
Поняв, что переубедить меня не удалось, он по телефону вызвал начальника 
Управления кадров генерала Изотова, а меня из кабинета выпроводил, пообещав 
сообщить решение по моему вопросу завтра. На следующий день я узнал, что 
зачислен в Академию. Ивашутин, видимо, это место хотел отдать кому-то другому, 
а поскольку я уперся, отношения наши резко испортились. С тех пор он меня не 
замечал.




Девять представлений


По окончании Академии я был назначен на должность начальника направления 
спецразведки — должность генеральская, однако представления на звание 
генерал-майор уходили наверх и бесследно пропадали.

В Афганистане шла война полным ходом. В начале восемьдесят четвертого было 
принято решение о начале активного применения спецназа в Афгане. Для этого 
передислоцировали первый и второй батальоны спецназ, имевшие штатную структуру 
аналогичную «мусульманскому», в Джелалабад и Газни. Из Лагодехи в Кандагар 
прибыл третий такой же отряд. К концу года вошел четвертый. В восемьдесят пятом 
в Кандагар и Лашкаргах прибыли штабы бригад с отрядами спецрадиосвязи и еще три 
батальона, разместившиеся в Лошкаргахе, Шахджое и Асадобаде. Чуть позже был 
создан восьмой. Все эти мероприятия, а также интенсивные боевые действия, 
которые вели две спецназовские бригады, требовали моего частого присутствия в 
Афганистане. Шло время, а я оставался полковником на генеральской должности. Но 
интересной работы было много, и о звании я особо не задумывался. Звание же 
генерала я получил, уже когда ГРУ возглавил Михайлов, а Генштаб — Моисеев 
Михаил Алексеевич, мой однокашник по Академии Генштаба. Мы с ним случайно 
встретились в Главном Мобуправлении. Увидев меня, он искренне удивился, что я 
до сих пор полковник. Я сказал, что представление на генеральское звание 
посылали девять раз, но безрезультатно. Мы вместе пообедали, и я прибыл в свое 
Управление. Вскоре меня вызвал Михайлов и начал отчитывать за то, что я ходил 
жаловаться к начальнику Генштаба. Я объяснил ему, что жаловаться я не ходил и 
далее, как все получилось. Михайлова я знал, еще когда он был Начальником штаба 
ТуркВО. Он и тогда своего мнения не имел. Информация о том, что Моисеев мой 
однокашник, явилась для него сигналом. Спустя некоторое время мне присвоили 
звание генерал-майор.




C. Козлов

173 отдельный отряд спецназ


173 отдельный отряд специального назначения (ооСпН) был сформирован в 
соответствии с Директивой ГШ ВС СССР от 29 февраля 1980 года в составе 12 
обрСпН, дислоцированной в г. Лагодехи Грузинской ССР (КЗакВО) специально для 
ввода на территорию ДРА. Примерно в это же время на территории Среднеазиатского 
военного округа был сформирован аналогичный отряд и укомплектован командным и 
личным составом по национально-религиозному принципу, аналогично тому, как был 
укомплектован «мусульманский батальон», созданный почти на год раньше и 
отличившийся при взятии дворца Амина в Кабуле. Цели и задачи вновь созданных 
подразделений объясняют необычную штатную структуру. Отряд в то время состоял 
из управления и штаба, отдельной группы связи и зенитно-артиллерийской группы, 
состоящей из четырех ЗСУ «Шилка», а также шести рот.

1-я и 2-я роты считались разведывательными, на их вооружении состояли девять 
БМП-1 и одна БРМ-1. 3-я рота считалась разведывательно-десантной и имела на 
вооружении БМД-1 вместо БМП.

Каждая из этих рот, помимо командира, замполита, заместителя по тех. части, 
старшего механика, наводчика-оператора БРМ, старшины и писаря включала в себя 
три группы специального назначения. Группу возглавлял командир, штатная 
категория — капитан, ему помогал заместитель, штатная категория — прапорщик. 
Правда, справедливости ради надо сказать, что должность эту исполняли 
прапорщики только в самом начале. В последующем заместителями командира группы 
были хорошо подготовленные сержанты срочной службы. В состав группы входило три 
отделения, каждое их которых состояло из командира отделения, старшего 
разведчика, механика-водителя, наводчика-оператора, снайпера, 
разведчика-санитара и двух пулеметчиков.

4-я рота — рота автоматических гранатометов состояла из трех огневых взводов по 
три отделения в каждом. Отделение состояло из двух расчетов АГС-17. 5-я рота 
состояла из огнеметной группы РПО «Рысь» и группы минирования. 6-я рота была 
транспортной.

В отличие от двух других отрядов, 173-й сразу в Афганистан введен не был. С 
момента формирования и до ввода в ДРА часть занималась боевой подготовкой и 
неоднократно отмечалась командованием, как одно из лучших подразделений в 
округе. В этот период отряд почти на 100% состоял из офицеров и прапорщиков, 
набранных при формировании из мотострелков и танкистов. Исключение составлял 
зам. командира по воздушно-десантной подготовке старший лейтенант И. Пак, 
выпускник Рязанского воздушно-десантного училища. Сержанты также готовились в 
мотострелковых учебных подразделениях. Отряд занимался боевой подготовкой по 
программе далекой от программы частей и соединений специального назначения. К 
указанному времени боевой пыл офицеров отряда, довольно высокий вначале, 
постепенно угас — пружина не может находиться долго в сжатом состоянии. 
Офицерский стаж основной массы командиров групп к концу 1983 года исчислялся 
8-10 годами. Это тот возраст, когда командира группы его подчиненные видят 
только на общем построении части. Уровень воинской дисциплины и боевой 
подготовки поддерживался сержантами. Отряд постепенно превратился в хорошо 
подготовленный мотострелковый батальон со странным штатным расписанием.

Летом 1983 года началось обновление офицерского состава отряда. Из 12 обрСпН 
были переведены лейтенанты Рожков и Козлов. Первого перевели пообещав должность 
командира роты, второго за строптивость. Осенью они провели с 1-й ротой первые 
в отряде спецназовские учения, которые позже отразились на общем уровне боевой 
подготовки этой роты. В это же время по замене в отряд прибыли офицеры 
десантно-штурмовых подразделений из Западной и Центральной групп войск. Это 
также влило свежую струю в боевую подготовку отряда, но с середины декабря 
отряд уже вовсю готовился к вводу в Афганистан, несмотря на то, что никаких 
официальных документов на этот счет еще не было. Действительно качественное 
обновление отряда произошло непосредственно перед его вводом в ДРА, когда на 
ряд командных должностей были назначены офицеры специального назначения из 
состава 12обрСпН. В последующем это положительно отразилось на боевой 
деятельности отряда. Произошли изменения и в вооружении отряда. БМД третьей 
роты, пришедшие в негодность и не способные самостоятельно покинуть бокс, 
заменили на БМП. 4-ю и 5-ю роты посадили на БТР-70.

Директивой ГШ ВС СССР №312/2/021 от 14.01.1984 года отряд был направлен в 
Афганистан для выполнения боевых задач на его территории. Отряд тремя эшелонами 
прибыл в г. Кушку по железной дороге, а 10.02.84 г. пересек государственную 
границу с ДРА, прибыв своим ходом 14.02.84 г. к новому месту постоянной 
дислокации г. Кандагар. Здесь отряд получил месяц на обустройство, 
акклиматизацию и изучение местных особенностей этой войны. Это время прошло в 
напряженной работе и боевой учебе, каждый понимал, что здесь все «по-взрослому».
 Повысилась дисциплина личного состава и без того высокая по союзным меркам. В 
подготовке к боевым действиям отряду помогали капитаны Турунтаев и Иванов, 
офицеры уже отвоевавшие в Афганистане. Из кабульской роты спецназ армейского 
подчинения прибыл старший лейтенант Кривчиков со своей группой для 
практического натаскивания командиров групп отряда. Обустроившись, приступил к 
выполнению боевых задач в зоне ответственности «ЮГ». Не обошлось и без курьезов.
 Как говорится, у семи нянек дитя без глазу. Несмотря на плотную опеку высокого 
начальства и постоянные проверки хода боевой подготовки в течение этого месяца, 
был допущен серьезный просчет. Уделив основное внимание боевым подразделениям 
практически забыли про «нерв армии» — группу связи, которая согласно штата 
мотострелкового батальона была укомплектована средствами связи, не позволяющими 
работать на большие расстояния. Однако, выполняя первую же боевую задачу, 1-я и 
2-я группы первой роты действовали на удалении 260-270 километров от пункта 
постоянной дислокации. Для обмена опытом и обеспечения связи с Центром в группы 
были приданы заместители командиров групп — прапорщики — и радисты с 
радиостанциями Р-254 из кабульской роты. Незнание начальником связи отряда 
правил спецрадиосвязи сыграло злую шутку. Он разработал одну программу связи на 
две группы, а это означает, что обе группы будут работать в одно и то же время 
на одной и той же частоте и с одним и тем же позывным. В этой ситуации Центр 
никогда не догадается с кем именно с настоящий момент он связывается. Так и 
произошло. Когда командир РГ №312 обнаружил, что его десантировали с ошибкой 12 
километров, он сообщил об этом в Центр и запросил разрешения на перемещение, но 
вместо него указание на перемещение получил командир 311-й группы, который 
выполнив распоряжение Центра, оказался среди барханов пустыни Регистан вдали от 
караванных маршрутов. Когда в его группе кончилась вода, он попросил ее 
доставить, но воду привезли 312-й группе, которая особой нужды в ней не 
испытывала, и приказали оставаться на месте. Нет необходимости рассказывать обо 
всех последствиях этого просчета, скажу лишь, что все обошлось без жертв. Как и 
положено, первый блин получился комом, но на своих ошибках учатся быстрее и в 
последующем буквально с первых выходов отряд доказал, что по праву считался 
одним из наиболее боеготовых подразделений округа, начав свою боевую историю 
крупным результатом. В ночь с 13 на 14 апреля 1984 года РГСпН №312 под 
командованием лейтенанта С. Козлова, переодевшись в афганскую национальную 
одежду, провела засаду на караванном маршруте мятежников в районе отметки 1379 
и уничтожила 4 автомобиля «Симург», 47 мятежников, захватила автомобиль 
«Симург», большое количество оружия, боеприпасов, а также ценные документы. 
Ведя в течение пяти часов бой в окружении с превосходящим по численности 
противником без поддержки авиации группа потерь не имела. В течение долгого 
времени этот результат был рекордным в 40 ОА.

В мае 1984 года произошла реорганизация. В ротах специального назначения была 
упразднена должность заместителя командира группы — прапорщика, так как редкие 
представители этой категории в основном также набранные из пехоты перед вводом 
отряда в Афган, соответствовали этой непростой должности. Но была введена 
должность переводчика роты со штатной категорией «старший лейтенант». 4-я и 5-я 
роты были расформированы, из их личного состава в 1, 2, 3 ротах были 
сформированы 4 группы оружия. В 1-ю роту добавили три БМП-2, а в последующем 
ими полностью заменили БМП-1. 2-я и 3-я роты «пересели» на БТР-70. Группа 
минирования стала отдельной. В 1985 году в штат отряда был введен 
инженерно-саперный взвод, и на базе его и группы минирования была развернута 
4-я рота.

В ходе боевых действий отряд приобретал все больший опыт и в течение всего 
времени нахождения в Афганистане занимал лидирующие места в 40 ОА по 
результативности, неся, в то же время, незначительные, по сравнению с другими 
частями, потери.

Так, в ночь с 20 на 21 сентября 1985 года РГСпН №333 под командованием старшего 
лейтенанта С. Кривенко, проведя засаду на дороге н. п. Шерджанака — г. Кандагар 
уничтожила автомобиль и ехавших в нем четырех американских советников с охраной.
 Это стало ясно из захваченных документов одного из них — Чарльза Торнтона.

Весной 1985 года с вводом в ДРА двух отдельных отрядов СпН и штаба 22 обрСпН 
173 ооСпН вошел в ее состав.

Не прекращая засадных действий, отряд искал новые формы борьбы с моджахедами, в 
1986 году провел ряд эффективных налетов на крупные базовые районы мятежников, 
такие как «Горы Хадигар», «Васатичигнай», «Чинарту» и т. д. Данные районы были 
полностью очищены от мятежников, инфраструктура их была уничтожена, и в 
результате они перестали существовать как очаги противодействия существовавшему 
режиму. В результате этих операций было захвачено большое количество 
стрелкового и тяжелого оружия, а также огромное количество боеприпасов к ним. В 
ходе захвата укрепленного базового района «Васатичигнай» сержант Арсенов закрыл 
грудью командира 3-й роты старшего лейтенанта А. Кравченко. За свой подвиг он 
удостоен высокого звания Героя Советского Союза посмертно.

В апреле 1986 года отряд применил по сути новый способ борьбы с караванами 
мятежников. РГСпН №322 под командованием лейтенанта Бескровного организовала 
наблюдательный пункт на господствующей в районе высоте с отметкой 2014. 
Обнаружив в ночное время движение автоколонны моджахедов, разведчики навели на 
нее вертолеты огневой поддержки, а после их удара в район стремительно вышли 
бронегруппы отряда, блокировав противника. Так, по сути, без риска для жизни 
солдат и офицеров было захвачено 6 автомобилей «Симург» с большим количеством 
оружия и боеприпасов. Этот способ неоднократно успешно применялся и в 
последующем.

Вплоть до выхода из РА отряд не снижал боевой активности в зоне своей 
ответственности. В ходе вывода советских частей из зоны ответственности «ЮГ» 
через г. Кушка в 1988 году отряд обеспечивал их безопасность, находясь в 
арьергарде, и вышел последним в августе 1988 года. С выводом в Союз 
организационно-штатная структура отряда была приведена в соответствие со штатом 
обычного отдельного отряда специального назначения, который входит в состав 
каждой бригады. Техника и часть вооружения, не соответствующие новому штату 
были сданы на склады. В отряде помимо штаба и управления остались три роты 
специального назначения, рота связи, группа минирования, автовзвод, взвод мат. 
обеспечения и ремонтное отделение. Из г. Кушка отряд в составе 22 обрСпН прибыл 
в августе 1988 года к новому месту постоянной дислокации н. п. Перекешкюль 
Азербайджанской ССР (КЗакВО). Не успев обустроиться, 23 ноября 1988 года отряд 
был привлечен для выполнения задач по поддержанию конституционного порядка в г. 
Баку. Располагаясь в Кировском районе города — месте компактного проживания 
армян — отряд нес особую нагрузку по предотвращению актов насилия и грабежей, 
направленных против них. Особенно трудным был 1989 год. В период с апреля по 
июнь 1990 года и с мая по июль 1991 года отряд принимал участие в 
урегулировании конфликта в Нагорном Карабахе. Группы отряда, действуя на 
территории Армении в районе н. п. Наямберян и Шавар Шаван, уничтожили 19 
градобойных орудий, которые обстреливали населенные пункты Азербайджана. В июне 
1992 года 173 ооСпН в составе 22 обрСпН был передислоцирован в пос. Ковалевка 
Аксайского района Ростовской области (СКВО), где и располагается в настоящее 
время. Так же не успев обустроиться, отряд 6 ноября был привлечен для 
урегулирования осетино-ингушского конфликта. На его начальном этапе 
разведгруппы отряда вели разведку мест дислокации незаконных вооруженных 
формирований чеченских и ингушских боевиков на территории Северной Осетии и 
Ингушетии. В дальнейшем на отряд была возложена задача по охране Временной 
администрации, сопровождению грузов гуманитарной помощи, а также по эвакуации 
мирного населения из района конфликта. В августе 1994 года отряд вернулся в п. 
п. д, однако спустя три месяца вновь покинул расположение части и ко 2 декабря 
1994 года находился уже в Моздоке — начиналась Чеченская кампания. Разведорганы 
отряда участвовали в ней с самого начала, ведя разведку в интересах войск и, в 
частности, в интересах корпуса генерала Рохлина перед и во время штурма 
Грозного.

До июня 1995 года отряд вел активные боевые действия против незаконных 
вооруженных формирований Чечни, не имея в своем штате боевой техники. Но к 
указанному сроку неоднократные просьбы командования отряда были удовлетворены и 
батальон получил новое штатное расписание, согласно которому первая рота 
«садилась» на БМП-2, а вторая и третья на БТР-70. Как и в Афгане, в их штат 
включили группы оружия, которые состояли из двух отделений АГС-17 по три 
расчета в каждом и отделения ПТУР по три расчета ПТУР «Фагот» или «Конкурс». На 
базе взвода мат. обеспечения была развернута рота. В штат ввели 
инженерно-саперный взвод, но объединить его и группу минирования в роту так и 
не удалось. В отряде появился свой медпункт на 10 коек — автоперевязочная АП-66.
 Этот штат позволял отряду действовать вполне автономно.

В июне 1995 года подразделение отряда принимало участие в Буденовских событиях, 
патрулируя на вертолетах окрестности города и предотвращая отход из него 
боевиков.

Не менее славная страница в боевой истории отряда — участие его подразделения 
под командованием майора Недобежкина В. В. в операции по ликвидации 
бандформирований С. Радуева в с. Первомайское в январе 1996 года. Именно это 
подразделение приняло на себя удар прорывавшейся из кольца группы боевиков 
общей численностью около 200 человек. Сорок пять спецназовцев отряда уничтожили 
в бою 85 боевиков. Такого урона радуевцы не понесли даже в результате всех 
предыдущих действий штурмовых групп, артиллерии и авиации. За мужество и 
героизм, проявленные в этом бою, майор Недобежкин В., капитан Скороходов В., 
старший лейтенант Харин С. и лейтенант Зарипов А. удостоены высокого звания 
Герой России, а капитан Косачев С. удостоен этого звания посмертно.

В ходе последующих боевых действий разведорганы отряда вели активные засадные 
действия против боевиков Дудаева. Так, например, 8 мая 1996 года отделение 
группы №322 под командованием прапорщика Ветошкина организовало засаду в районе 
брода у н. п. Грушевое. Огнем стрелкового оружия были уничтожены: автомобиль 
УАЗ-469 и пять боевиков. Из-за невозможности вынести сожжено и подорвано, РПО-А 
— 8 шт., мины ТМ-62 — 4 шт., гранаты Ф-1 — 1 ящик, гранаты РГД-5 — 1 ящик, 
автоматы АК — 20 шт. Один из убитых был в камуфлированной форме НАТО с погонами 
полковника МО РФ, у него захвачены документы и фотографии, имевшие ценность. 
Командир отделения прапорщик Ветошкин получил ранение, но был эвакуирован в п. 
п. д.

Ни один полевой командир боевиков не мог быть спокоен при передвижении в ночное 
время в зоне ответственности 173 ооСпН.

Отряд покинул Чечню лишь в ноябре 1996 года, то есть спустя три месяца после 
окончания боевых действий. Но с марта 1998 года и по настоящее время отряд 
выполняет специальные задачи на территории Дагестана.

О высоком боевом мастерстве командования и личного состава отряда говорит тот 
факт, что за пятнадцать лет почти непрерывного участия в войнах и конфликтах 
различной напряженности отряд потерял только 124 человека убитыми, 82 — в 
Афганистане и 42 в Чечне. И это, учитывая то, что отряд постоянно находился в 
самых горячих точках каждого конфликта и выполнял наиболее рискованные и 
ответственные задания командования.

За мужество и героизм, проявленные при выполнении боевых задач, одна тысяча 
восемьсот сорок семь военнослужащих отряда награждено боевыми орденами и 
медалями, а шестеро удостоены звания Герой Советского Союза и Герой Российской 
Федерации. Двое из них посмертно.

За отличие при выполнении боевых задач отряду присвоено звание Донского 
казачьего отряда.

На настоящий момент 173 ооСпН — одно из немногих подразделений ВС РФ, имеющих 
такую богатую и славную боевую историю в период после окончания Второй мировой 
войны.




С. Козлов

Спецназом руководит Генштаб


В начале 1984 года наш отряд специального назначения прибыл в окрестности 
Кандагара для выполнения интернационального долга. В нашем распоряжении был 
месяц для того, чтобы пройти акклиматизацию на новом месте службы, а также для 
того, чтобы изучить особенности этой не совсем понятной войны. Мы с нашими 
бойцами честно трудились на оборудовании палаток, пытливо выспрашивали у 
пехотинцев и десантников, «как оно тут, на войне», учились у наших коллег из 
кабульской роты, специально прибывших для того, чтобы поделиться с нами своим 
опытом. Одним словом, все наши помыслы и чаяния были направлены на скорейшее 
овладение наукой побеждать в новых условиях. В течение всего месяца нас 
одолевали проверяющие и всевозможные комиссии, которых мы поначалу побаивались. 
Но спустя некоторое время мы поняли, что они просто приезжают «намыть» чеков и 
поставить отметку в личном деле о факте причастности к выполнению 
вышеупомянутого долга. Осознав это, мы перестали обращать на них внимание. Что 
они могли нам сделать? В наших условиях даже расхожая военная поговорка «Дальше 
Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут» была верна лишь наполовину — Кандагар 
южнее Кушки верст на семьсот.

Вообще, после Афгана, видимо, от избытка комиссий, у меня даже тот страх 
начальства, который и был-то в зачаточном состоянии, пропал совсем. Служить это,
 конечно, не помогает, но помогает сохранить себя. Однако я отвлекся.

Месяц подошел к концу и, как это водится в Красной Армии, на войну нас должны 
были допустить только через строевой смотр. После него должны были пройти 
контрольные занятия. Для проведения этого шоу прибыла действительно высокая 
комиссия во главе с целым генералом-лейтенантом. К сожалению, память не 
сохранила его фамилию, чтобы увековечить ее в истории Афганской войны. С ним 
прибыло человек двадцать полковников.

И вот строевой смотр. Жара — +40°С. На площадке для построения личного состава 
пыли по щиколотку. Мы в бронежилетах и касках с оружием и рюкзаками, уложенными 
на войну, построились в каре. За нами — наши боевые машины. В центре стоит 
комбат, всю жизнь прослуживший в спецназе. В руках у него флажки.

Если кто-то забыл, напоминаю, что войска управляются «флажком, свистком и 
матом», и неотъемлемый атрибут любого пехотного офицера — флажки. В спецназе 
они, конечно, тоже встречаются, но только на строевых смотрах для того, чтобы 
предъявить проверяющему. Пользоваться ими нам не приходилось.

Именно поэтому командование отряда нас — а мы своих бойцов — перед смотром 
заинструктировали «до слез»: «Комбат флажки поднимет — все по машинам. Поднимет 
и опустит — все к машинам». Других команд с флажками ни мы, ни наш комбат не 
знали...

Кто бы знал, какая это мука — влезать в люк БМП в бронежилете и каске с РД-54 и 
с оружием, выполняя при этом временной норматив. Впрочем, вылезать еще хуже. 
Проделав это раза два или три и пролив первую кровь на Афганской земле, 
ободравшись о броню, мы снова построились у машин. Генерал удовлетворенно 
хмыкнул и решил перейти ко второй части шоу под общим названием «что у вас, 
ребята, в рюкзаках?».

Я был командиром второй группы первой роты и поэтому генерал подошел именно ко 
мне. Это такой хитрый финт проверяющих. Они, наверное, думают, что в первой 
группе служат лучшие из лучших и поэтому — бац! — и «внезапно» проверяют вторую.
 Мы выложили перед ним все, что лежало у нас в ранцах: по полтора боекомплекта 
патронов и гранат, сигнальные средства, средства связи, одним словом, все, что 
нормальный человек берет с собой, собираясь автономно выполнять боевую задачу в 
течение трех-четырех дней. Вопреки нашим ожиданиям, его внимание не привлекли 
ни патроны, ни гранаты. Потоптавшись возле одного из бойцов, генерал вдруг 
изрек: «Боеприпасы и все прочее, это хорошо. Вижу фляжку комбинированного 
котелка и еще две полиэтиленовые. А где же у вас, товарищ солдат, сам котелок с 
поддончиком? Из чего вы в засаде есть будете?». Боец от этого вопроса впал в 
состояние, близкое к коматозному. Я решил вступиться за него: «Товарищ генерал, 
у нас специальные сухие пайки, чтобы не нести лишнего, мы едим прямо из банок». 
Генерал меня не дослушал: «Какие сухие пайки, комбат? Вы что, в засаде горячего 
совсем есть не будете? Необходимо продумать вопрос обеспечения засады горячей 
пищей!». После этого предложения комбат, как и я, был в шоке, но моя физиономия,
 по которой блуждала идиотская улыбка, видимо, была выразительнее его. Поэтому, 
увидев ее, генерал вспылил:

— Вы чему улыбаетесь, товарищ лейтенант? — вопрос был излишним, так как генерал,
 видимо, читал мысли.

— Вы думаете, я не знаю, что такое СПЕЦНАЗ? — мне хотелось утвердительно 
кивнуть. Но генерал опередил меня, снова продемонстрировав свои экстрасенсорные 
способности.

— Знаю! Поиск, налет, засада, наблюдение.

Этим он нас окончательно сразил. Но и это было еще не все.

— А где у вас полотенце, мыло, зубная паста, зубная щетка? Вы что же, в засаде 
и умываться не будете? Не готовы! — бросил генерал и ушел. Комбат стоял, как 
громом пораженный. Мне захотелось вывести его из этого состояния. Я подошел и 
спросил:

— Геннадий Леогенович, а бирки какого размера делать?

— Какие бирки, — не понял он.

— Ну, как какие? — искренне изумился я. — «Пункт мойки котелков», «Пункт выдачи 
горячей пищи», «Засада. Хозяйство лейтенанта Козлова», «Осторожно! Мины!».

— Пошел на х..! — вышел из оцепенения комбат, плюнул и ушел.

* * *

Нет, Вы не думайте, на войну нас пустили и долг, кем-то занятый, наш отряд 
афганцам вернул сполна. Но с тех пор я ни чему не удивляюсь, ибо знаю — 
спецназом руководит Генеральный Штаб.




С. Козлов

Они были первыми



О подвигах разведчиков отдельной роты специального назначения сороковой 
общевойсковой армии в первые годы афганской войны до сих пор ходят легенды, 
однако информации настолько мало и она порой весьма противоречива и 
недостоверна, что редакция журнала взяла на себя труд подготовить публикацию об 
истории создания и результатах первых лет войны этого прославленного 
подразделения. Источниками информации стали сами участники событий тех лет.




С бору по сосенке


В январе 1980 года 469 отдельная рота спецназ была сформирована на базе 
Чирчикской бригады и укомплектована личным составом и офицерами переведенными 
из бригад специального назначения трех южных округов: Закавказского, 
Туркестанского и Средне-Азиатского. Первым составом роты, вошедшей в Афганистан 
в феврале того же года, командовал Рафик Латыпов из 15 бригады дислоцированной 
в Чирчике (ТуркВО), его заместителем стал Виктор Боев из 22 бригады, 
расположенной в Копчегае (САВО), заместителем по политчасти стал прибывший из 
Закавказской двенадцатой бригады спецназначения, находившейся тогда в Лагодехи, 
Сергей Михальков. Группами командовали Григорий Иванов из Чирчика, Евгений 
Тишин из Лагодехи, Владимир Сомов и Михаил Лукомский из Копчегая. Заместителями 
командиров групп были прапорщики Дрек, Жендоренко и Рязанов из Чирчикской 
бригады — настоящие «рейнджеры»-фанаты и большие специалисты своего дела. 
Группу связи возглавлял Шаламов. Согласно штатному расписанию рота насчитывала 
сто двенадцать человек. Безусловная заслуга командира роты была в том, что он 
сумел в кратчайшие сроки сформировать подразделение и провести боевое 
слаживание. В течение месяца рота интенсивно занималась боевой подготовкой.




Боевое слаживание и обеспечение


Кроме того, в бригаду в начале января вернулся «мусульманский» батальон, 
получивший хоть и короткий, но боевой опыт, которого в то время ни у кого не 
было. Офицеры и прапорщики роты, которой предстояло начать повседневную боевую 
деятельность в Афганистане, пытливо постигали то, чему уже научила война героев 
штурма дворца Амина. Кроме этого, те рассказывали правду о том, что в 
действительности произошло в Афганистане. Из их рассказов становилась понятна 
реальная военно-политическая обстановка в Афганистане, а также климатические 
условия, что было немаловажно для тех, кому предстояло получить первый боевой 
опыт автономного выполнения боевых задач.

Осознавая всю сложность стоящей перед ними задачи, офицеры и прапорщики 
доукомплектовывали свое снаряжение на собственные деньги. Но и Родина их не 
забыла. На каждого военнослужащего было получено по три комплекта специального 
обмундирования, а также по комплекту униформы военнослужащих Афганской Армии. 
Поскольку Афганистан — страна горная, а в горах бывают морозы не слабее 
сибирских, была получена меховая спецназовская форма, предусмотренная для 
холодных районов. Все остальное вооружение и снаряжение соответствовало тому, 
что полагается иметь любой отдельной роте специального назначения. В Афганистан 
первоначально даже были вывезены парашюты и парашютно-десантная тара, поскольку 
никто не знал, как именно предстоит действовать.




Дорога в Кабул


В заботах и интенсивных занятиях январь пролетел как один день. В начале 
февраля группа солдат под командованием Михаила Лукомского на самолете убыла в 
Кабул для подбора места будущего расположения роты и установки палаток для 
личного состава, а также офицеров и прапорщиков роты. Основной состав роты 
должен был выдвигаться в Кабул в составе колонны сил и средств разведки 40-й 
Армии. В нее входил разведцентр, занимавшийся агентурной разведкой, узел связи 
и батальон РЭБ, который позже вывели за ненадобностью. Все перечисленные 
подразделения из пунктов дислокации пребывали самостоятельно, примыкая к колоне 
по ходу ее движения. На подъезде к Термезу колонна сформировалась полностью. 
Здесь стояли три дня, и поскольку из всего этого войска по-настоящему боевым 
подразделением была только рота, перед отправкой в Афганистан спецназовцам 
приходилось показывать, как обращаться с автоматом и гранатой даже офицерам.

Четвертого февраля пересекли границу с ДРА. Начались горы, и чем южнее 
продвигалась колонна, тем становилось холоднее. Местами поражало, по каким 
сложным участкам проходила трасса. В одном месте дорога шла вдоль реки, которая 
прорубила в горах узкий и глубокий каньон. Глубина его была потрясающей. Задрав 
голову, можно было увидеть рваный лоскут неба, который терялся где-то в вышине 
между отвесных склонов скал.

В Пули Хумри сделали остановку. К этому моменту в колонне кончились продукты.

Сороковая армия была доведена до штатов военного времени за счет срочного 
отмобилизования приписного состава. Этих мужиков, оторванных от своих семей, 
работы и других вполне мирных забот, в армии называют «партизанами» за внешнее 
сходство с иррегулярным воинством. Советским войскам очень повезло, что афганцы 
поначалу не оказывали организованного сопротивления, иначе пришлось бы туго 
этому неорганизованному и необученному войску.

Вот эти «партизаны» и бродили во множестве в месте остановки колонны. Владимир 
Сомов вспоминал: «К обеду у полевой кухни выстроилась очередь с котелками. 
Пользуясь неразберихой и отсутствием знаков различия на нашей форме, мы с 
Григорием Ивановым пристроились в очередь. Кашевар из „партизан“, имевший очень 
колоритную внешность, смерил нас взглядом и наполнил наши котелки кашей. В 
нашей же колонне вопрос питания продуман был плохо». 

Простояв почти сутки в Пули Хумри, двинулись дальше. Прошли знаменитый туннель 
на Саланге и без каких-либо приключений поздним вечером добрались до Кабула. 
Афганская столица производила впечатление прифронтового города, поскольку 
периодически слышалась стрельба, а в темное небо уходили цветные цепочки 
трассеров.




На новом месте


В новом месте дислокации снегу было по пояс. Жить, как и всему Ограниченному 
Контингенту, пришлось в палатках. В палатке же находилась столовая, которая при 
надобности становилась ленкомнатой. Главная проблема возникла с отоплением, 
поскольку печки-буржуйки имелись, но топить их было нечем. Собирали щепки, так 
как дрова в Афганистане большой дефицит. Их продавали на вес. В этой, казалось 
бы безвыходной, ситуации, сработала инженерная мысль Шаманова. Поскольку 
солярки было вдоволь, он предложил ее использовать в качестве топлива. Для 
этого над печью подвешивался бачок с дизтопливом. Из него вниз шла трубка, по 
которой поступала солярка, капая в алюминиевую миску с песком или камушками. 
Миска устанавливалась в печи, а количество поступающего топлива регулировалось 
путем сжатия плоскогубцами медной трубки на конце. Проведенные испытания 
показали жизнестойкость и надежность «изделия», однако при эксплуатации 
выявился серьезный недостаток. Сгоравшая солярка очень быстро забивала трубу 
«мохнатой» сажей и палатка наполнялась дымом и копотью, летавшей в воздухе. 
Хуже всего было то, что происходило это среди ночи. Для того, чтобы спящие не 
угорели, дневальные должны были своевременно чистить трубу. По утрам 
спецназовцы просыпались в копоти, но тем не менее проблема обогрева была решена.
 Дежурный по части периодически ночью заглядывал в палатки и, посветив 
фонариком, спрашивал: «Живы?». 

Другая проблема, серьезно осложнявшая жизнь, — это питание. Поскольку Кабул 
находится на высоте 1500 метров над уровнем моря, вода здесь, из-за 
разряженности воздуха, закипала не при ста, а при температуре около девяносто 
градусов. Из-за этого пища не проваривалась и была полусырой, даже в полевой 
кухне — скороварке, где пища готовится под давлением.




Горы ошибок не прощают


Но как бы то ни было, а надо было привыкать к новым условиям жизни и готовиться 
к выполнению боевых задач. В роте продолжились занятия по боевому слаживанию. В 
расписание занятий роты стали входить предметы, которые не были предусмотрены 
программой боевой подготовки частей и соединений специального назначения. 
Поскольку кроме лагодехцев, о горной подготовке никто представления не имел, 
начали активно ее осваивать. Благо местность позволяла проводить занятия 
недалеко от расположения роты. При отработке учебных задач выяснилось, что 
действовать в горах намного сложнее, чем на равнине. Например, ориентирование 
намного сложнее. Кроме того были свои нюансы и при ведении огня в горах, 
средства связи также работали иначе чем на равнине. Но основное внимание 
разведчики уделяли отработке тактического взаимодействия внутри группы, 
определили сигналы управления дозорами. На все это ушел февраль.




Охота на вертолетах


В марте из Штаба Армии пришел приказ, предписывающий из состава роты выделить 
три группы, которые совершая облет местности на вертолетах в зоне 
ответственности того или иного подразделения, должны были досматривать 
движущийся транспорт. Несмотря на то, что задача это была не совсем 
спецназовская, к ее выполнению отнеслись с энтузиазмом. Всем уже основательно 
надоело заниматься боевой подготовкой. Хотелось попробовать реальной войны. 
Поэтому командиры групп тянули на спичках, кто останется в расположении роты 
для несения службы. Службу нести выпало старшему лейтенанту Сомову и его группе.
 Вторая группа под командой Михаила Лукомского действовала на юге в районе 
Гардеза и Газни, а две группы под командованием Григория Иванова и Евгения 
Тишина должны были действовать на севере, в районе Кундуза и Мазари Шариф.

Первый результат дал Михаил Лукомский. Совершая облет на двух вертолетах Ми-8, 
с группой из шести человек он накрыл банду, которая перемещалась на автомобилях.
 Неожиданная атака с воздуха произвела на моджахедов должный эффект — духи 
разбежались и укрылись в близлежащих горах, не оказывая какого-либо 
противодействия. Видя, что машины груженые, Лукомский принял решение совершить 
посадку и досмотреть их. В двух ЗИЛах было большое количество оружия и 
боеприпасов, которое разведчики начали выгружать для последующей загрузки в 
вертолеты, которые находились в воздухе для прикрытия. Тем временем духи 
опомнились и, обнаружив всего лишь горстку храбрецов, открыли по ним огонь. В 
этот момент вскрылся серьезный просчет в подготовке разведчиков. Поскольку 
спецназовцы в Союзе редко использовали вертолеты для доставки и эвакуации групп,
 взаимодействие с ними не отрабатывалось, не говоря уже об отсутствии средств 
связи, позволявших связываться с пилотами и корректировать их огонь. Лукомскому 
повезло. Каким-то образом вертолетчики смогли разглядеть его отчаянную 
жестикуляцию и, самое главное, понять ее. Несмотря на огонь около тридцати 
стволов моджахедов, вертушка села и разведчики смогли, загрузив трофеи, 
эвакуироваться под огнем.

Лукомский был сразу представлен к ордену Красной звезды. Но пока он оформлял 
сдачу трофеев, сержант Литвиненко из его группы практически повторил его 
результат. В совокупности трофеи, захваченные второй группой, были самыми 
значительными в роте за первые два года. Одна из палаток была полностью ими 
забита. Тишину и Иванову повезло меньше.




Подготовка к первой спецназовской задаче


Весь март и часть апреля были посвящены досмотровым действиям. В апреле в 
Кабуле произошли антиправительственные выступления. В этот же период в первый 
раз в Афганистан прибыл начальник ГРУ ГШ генерал армии Ивашутин, а чуть позднее 
начальник разведки Сухопутных Войск генерал Гридасов. Ивашутин положил конец 
досмотровой эпопее, сказав: «Это не дело — летать на вертолетах. Мы по вашим 
действиям учебники пишем. Афганистан для Вас — обкатка. Мы планируем Вас 
применять дальше». К сожалению, где именно, он не сказал. По его приказу рота 
свернула досмотровые действия и все группы вернулись в пункт постоянной 
дислокации. Разведотдел Армии поставил задачу приступить к подготовке для 
работы спецназовскими методами. Поскольку все группы уже действовали, первую же 
задачу, поставленную Штабом Армии, предстояло решать Владимиру Сомову и его 
десяти бойцам. Она заключалась в ведении разведки не далеко от границы с 
Пакистаном в районе села Алихейль. Поскольку Начальник ГРУ решил писать 
учебники по действиям Кабульской роты, то и обеспечили их в соответствии со 
всеми требованиями приказов и наставлений. Из техники было выдано все, что 
полагалось иметь группе при действиях в тылу противника. Оружие — согласно 
штата, но кроме этого в группу был выдан пулемет ПКМ. Боеприпасов разведчики 
должны были взять три боекомплекта (БК). Однако тот, кто составлял такие нормы, 
сам ни разу не пробовал все это уложить в десантный ранец и тем более поднять. 
К примеру, три БК к автомату АКС-74 — это одна тысяча триста пятьдесят патронов.
 Поскольку они просто не помещались в ранец, решили взять только два 
боекомплекта. Но и с ними пришлось жертвовать продуктами. Уходя на пять суток 
бойцы брали один сухой паек на двоих на сутки, да и то не весь. Галеты пришлось 
оставить. Группе выдали все необходимые приборы наблюдения, средства связи, 
питание к ним основное и дополнительное, а также ПЗУ — переносное зарядное 
устройство, называемое разведчиками «солдат-мотор». Лямки рюкзаков трещали от 
такого груза.

Форма одежды была летняя специальная. Сверху спецназовцы одели суконные куртки 
афганской униформы.

Как и положено, в роте были проведены партийные и комсомольские собрания, 
посвященные предстоящему выходу группы. Командира лично инструктировал 
Командующий Армией и начальник штаба. Основной идеей инструктажа начальника 
штаба была мысль, которую он упорно внушал командиру, ссылаясь на свой опыт 
службы в Закавказье: «В ночное время ни в коем случае по горам не ходить, 
поскольку можно сорваться, потеряться и так далее». Одним словом: «Как бы чего 
не вышло!».




Гладко было на бумаге...


Согласно спецназовским нормативам, группу должны были десантировать в горах в 
пятнадцать километрах от района разведки, площадь которого составляла около ста 
квадратных километров. Площадки десантирования, как основную, так и запасную, 
руководство выбирало по карте.

Вечером в закрытой машине спецназовцы прибыли на аэродром, где их ждала пара 
Ми-8. Разведчики были настолько перегружены оружием, боеприпасами техникой и 
снаряжением, что в вертолет их приходилось подсаживать. Вылет планировался 
таким образом, чтобы десантирование произошло на границе дня и ночи. Подобное 
время, когда через минут пятнадцать после десантирования наступала темнота, 
лучшим образом обеспечивает скрытность высадки разведгруппы. Вертолетчикам 
никто задачи не ставил и место, где следует высадить группу, в целях соблюдения 
секретности, им не сообщалось, лишь указывался маршрут полета. Когда же старший 
офицер разведотдела Армии подполковник Шрамко, который отвечал за 
десантирование группы, указал им стык двух сухих русел в горах, где летчикам 
предстояло осуществить посадку, те наотрез отказались. Как стало ясно с их слов,
 в условиях высокогорья маломощные Ми-8т и так еле тянут. Совершить же посадку 
в таких условиях данная машина просто неспособна по своим техническим 
характеристикам. Услышав предложение Сомова зависнуть над площадкой для того, 
чтобы разведчики спустились при помощи горных веревок, вертолетчики замахали 
руками. Оказалось, что такие фокусы Ми-8т способен вытворять только на равнине 
в ходе какой-нибудь «показухи». То же самое произошло и на запасной площадке, 
до которой лету было минут десять. В поисках площадки время было упущено и с 
наступлением темноты о десантировании группы и речи быть не могло. Пришлось 
возвращаться назад.

Никто и предположить не мог какой переполох поднимется в штабе Армии при 
возвращении группы. Оказывается за первым выходом разведчиков Сомова следила 
целая цепочка начальников, начинавшаяся в Кабуле, а заканчивающаяся где-то в 
Москве. Первоначально была даже попытка сделать крайним командира группы за 
срыв высадки. В то время это было модно. Но, как ни крути, а виновным Сомов 
никак не получался, поскольку совершить посадку не смогли летчики, а это уже 
другое ведомство. В конце концов все «спустили на тормозах». 




Вход один и выход тот же


Сомов высказал здоровую мысль, что раз существуют такие сложности с 
десантированием, то неплохо было бы, чтобы вертолетчики заранее сами подобрали 
площадку в нужном районе. Так и было сделано. Однако, в данном сложном районе 
удалось найти лишь одну площадку более или менее пригодную для совершения 
посадки вертолета. О запасной уже и речи не шло. Но и на основной вечером 
следующего дня десантирование прошло удачно. Беда была в том, что эвакуировать 
группу можно было тоже только там, где ее высадили. Это шло вразрез с 
требованиями всех инструкций, но делать было нечего.

Высадившись разведчики до наступления темноты поднялись на близлежащую высоту, 
поросшую кустарником и невысокими деревцами, и заняли круговую оборону. 
Обстановка была непривычной и, хотя было абсолютно тихо, голова командира 
группы «вращалась на триста шестьдесят градусов». Для охраны группы были 
выставлены наблюдатели. В горах холодает также быстро, как и темнеет. Суконные 
курточки абсолютно не спасали от холода. О сне и речи не было по двум причинам. 
Во-первых боязно, а во вторых холодно. Как только забрезжил рассвет разведчики 
двинулись в путь. Идти по горам, поросшим лесом и кустарником, когда на крутом 
склоне сырая глина вперемешку с щебенкой плывет из под ног, — занятие не из 
легких. Изрядно устав, разведчики к полудню достигли только следующей высоты. 
Дозор, шедший на удалении зрительной связи, доложил, что впереди слышен стук 
топора. Но сколько не приглядывались разведчики, приблизившись к источнику 
звука, дровосека увидеть не могли. Лишь с падением дерева увидели они человека, 
одетого в зеленые одежды. Между тем афганец принялся за второе дерево. Фронт 
его работ лежал прямо на маршруте группы. Обойти его было невозможно из-за того,
 что вблизи находился небольшой кишлачок и разведчики рисковали быть 
обнаруженными. Пришлось ждать до темна, когда дровосек-ударник отправился домой.
 Вышла луна и командир группы с удивлением отметил, что вопреки инструктажу 
начальника штаба Армии, двигаться в горах ночью можно и даже нужно. На вторые 
сутки разведчики заметили вооруженный отряд общей численность до тридцати 
человек на лошадях, двигавшийся по ущелью. Несколько позже услышали звук боя, 
но кто и с кем воевал выяснить не удалось из-за сложного рельефа. В ходе марша 
группа регулярно выходила на связь в часы, определенные программой связи.




Группа обнаружена


Спустя трое суток выйдя рано утром в указанную точку, командир организовал 
наблюдение за дорогой, проходящей по руслу под горой. Часа в два дня тишину 
нарушил одиночный выстрел из пистолета на удалении метров семдесят-сто. В 
направлении его выдвинулся сам Сомов с одним из разведчиков и вскоре увидел 
двух своих перепуганных дозорных, а рядом с ними труп афганца без оружия. Бойцы,
 один из которых был таджиком, рассказали, что неожиданно для них на тропинке, 
где они находились появился местный житель. Столкнувшись с незнакомыми людьми, 
он спросил их кто они такие. Таджик стал отвечать, что они солдаты афганской 
армии и стал звать его к командиру. Но на сарбозов они похожи были мало. Видимо 
все поняв, афганец кинулся в ноги одного из разведчиков и выхватил нож, который 
был прикреплен к его ноге. Солдат успел среагировать и застрелил через чур 
резвого душмана из пистолета. В сущности на этом выполнение задачи прекратилось 
из-за того, что группа себя обнаружила. Спустя час или два появились трое, 
которые начали поиск пропавшего, оглашая окрестности криками, но так ничего и 
не нашли. Поскольку те, кто искал убитого духа, были вооружены, командир понял, 
что лучше будет, если они покинут данный район. Как раз и поисковики ушли 
прекратив свое занятие.

Командир решил, пользуясь тем, что начало вечереть, уйти на другую гору, а 
оттуда, совершив маневр, выйти к площадке эвакуации. Что и было предпринято. Но 
только они достигли ближайшей высоты и развернули радиостанцию для 
обязательного сеанса, как связь, до этого бесперебойная и четкая, пропала.




Отрыв от преследования


Ближе к полуночи Сомов увидел, как с горы, на которой они до этого находились, 
спускается группа людей с фонарями общей численностью человек 
тридцать-пятьдесят. Сомнений по поводу объекта их поиска не было. Не вызывал 
сомнения и конечный их результат, поскольку за группой оставался четкий след 
перемешанной глины со снегом. Все дело было только во времени.

Быстро свернув антенну, разведчики снова устремились в путь. Дорога становится 
на много короче когда на пятки наступают враги. Весь тот путь, который группа 
проделала за трое суток, она же проскочила за шесть часов, выйдя к площадке 
эвакуации. Для того чтобы сбить преследователей со следа, разведчики сделали 
петлю, пройдя через бурелом, где след был не так заметен. В конце концов 
достигнув площадки своего десантирования разведчики заняли круговую оборону. 
Дальше отходить было некуда да и не имело смысла поскольку вертушки забрать их 
могли только отсюда, в противном случае группу ждала гибель. В ряд ли десять 
человек, даже с двумя боекомплектами, могли бы выиграть этот бой без поддержки. 
Оставалось надеяться на эвакуацию или постараться продать подороже свои жизни. 
Примерно все это и объяснил командир группы своим бойцам, приказав первых 
приблизившихся уничтожать из бесшумного оружия. Если же атакующих много — 
открывать огонь из всего, что есть и держаться до последнего.

Преследователи приближались хоть и не очень быстро, но неумолимо. Хорошо что у 
них не было собак. В том месте, где спецназовцы сделали обманный маневр духи 
замешкались и потом видимо разделились на две группы. На какое-то время они 
потеряли след разведчиков. Это позволило выиграть хоть немного времени.




Невидимая граница


Отведя радистов в тыл группы, Сомов потребовал от них дать связь любой ценой. 
Радисты ответили, что связи с Кабулом нет и, вероятно не будет, поэтому они 
попытаются связаться с узлом связи штаба ТуркВО в Ташкенте. Укрывшись 
плащ-палаткой, командир спешно зашифровал радиограмму о создавшейся ситуации. 
На счастье радистам удалось связаться с Ташкентом, но к этому моменту 
преследователи уже приблизились к позициям группы настолько, что явственно 
слышен был хруст веток и голоса в непосредственной близости.

Заняв позицию рядом с бойцом, вооруженным автоматом с ПБС, Сомов увидел как из 
кустов вышло трое и осторожно, как бы раздумывая, двинулись в их сторону. 
Наметив мысленно рубеж, которым был ствол поваленного дерева, командир решил, 
что как только дух перешагнет его, он откроет огонь. Однако духи на вершину, 
где были разведчики не спешили. То ли они потеряли след, то ли идти дальше 
боялись. Потоптавшись вокруг с полчаса, но так и не перейдя невидимую границу 
Сомова, они удалились. Это было большой удачей как разведчиков, так и 
моджахедов, постоянно находившихся на мушке. Со временем голоса и шаги стали 
удаляться и в конце концов все затихло. С рассветом появилась связь. Сомов 
передал в Центр: «Группа обнаружена. Дальнейшее выполнение задачи 
нецелесообразно. Высылайте вертолеты. Координаты площадки». 

Через несколько часов пришли вертушки, но тут возникла еще одна сложность. Как 
связаться с ними для того, чтобы завести вертолет на посадку? К счастью, 
вертолетчики заметили шашку оранжевого дыма, которую задымили разведчики, и 
сели на обозначенную площадку.




В гостях у Ахромеева


Прямо с Кабульского аэродрома ободранного, грязного и уставшего Сомова 
доставили в резиденцию генерала армии Ахромеева, который был тогда первым 
заместителем начальника Генерального Штаба. Ахромеев принял командира группы 
по-домашнему, в спортивном костюме и попросил доложить задачу и как она 
выполнялась. Четко и по-военному лаконично Сомов изложил суть дела запнувшись 
только на том моменте, когда на разведчиков вышел афганец, обнаруживший их. 
Ахромеев коротко спросил: «Что Вы с ним сделали?». «Мы вынуждены были его 
убрать», — также коротко ответил командир группы. Кашлянув Ахромеев сказал: 
«Продолжайте». 

Когда Сомов закончил, Ахромеев спросил: «Ваши предложения?».

Командир группы сказал, что нужны более мощные средства наблюдения, средства 
связи с вертолетами, а также что следует включить в состав группы снайпера, 
выдав СВД. Кроме этого Владимир попросил обеспечить разведчиков камуфлированной 
формой одежды. Поскольку в Советской Армии о такой форме никто не слыхал, Сомов 
порекомендовал получить ее у Афганских коммандос.

Кстати сказать, камуфляж этот отличала универсальность и потрясающая 
возможность сливаться с любой местностью. К сожалению ни один из имеющихся 
сейчас в войсках вариантов камуфлированной одежды не способен по маскирующим 
свойствам сравниться с той формой.

Порученец все записал в блокнот. К конце разговора Ахромеев спросил: «Как Вы 
сами оцениваете выполнение задачи?». Владимир, будучи в душе уверен, что первое 
свое боевое задание он провалил, ответил обтекаемо. Он сказал, что считает, что 
группа приобрела опыт действий в горной местности, опробовала средства связи в 
боевой обстановке и отработала определенную тактику ведения разведки в горах. 
После этого его отпустили отдыхать. Но перед отдыхом командир группы, написал 
отчет, который закрыл оперативное дело, оформленное на группу перед боевым 
выходом.




Обычная боевая работа


Так началась настоящая боевая работа легендарной кабульской роты спецназ.

В последующем раз или два в течение месяца какая то группа совершала боевой 
выход. Первое серьезное столкновение с мятежниками было у группы Григория 
Иванова. Его группу высадили под горой, на которой сидели духи. Именно на нее и 
стали подниматься разведчики для того, чтобы сразу занять господствующую высоту 
и уж после этого осмотреться и поставить задачу дозорам и группе на совершение 
марша в район действий. Не дойдя метров сто до вершины, группа остановилась на 
привал для того чтобы дать связь в центр. Духи, которые видимо ждали когда 
разведчики поднимутся на вершину и там попадут под кинжальный огонь, не 
выдержали и начали стрелять. В результате первого же залпа трое разведчиков 
получили ранения. Одному из них пулей оторвало палец, когда он снимал подсумок 
с магазинами для пулемета РПКС-74, другому бойцу по фамилии Зиновьев пуля по 
касательной рассекла мягкие ткани груди. Третий разведчик был ранен в ногу. 
Группа заняла круговую оборону и вызвала вертолеты. Группу полетел вытаскивать 
сам командир роты, который получил тяжелое ранение когда с пулеметом прикрывал 
отход группы, заняв позицию у вертолета.

Духи дали понять, что они достойный противник и воевать с ними не так легко, 
как предполагал маршал Соколов, сказавший: «Что могут сделать эти мужики в 
широких штанах?». Чтобы побеждать их нужна была военная хитрость, способность 
мыслить и действовать нестандартно. Первым примером таких действий был выход с 
группой заместителя командира роты старшего лейтенанта В. Боева в мае 
восьмидесятого года. Заместителем командира группы был прапорщик Николай 
Рязанов. Боев, изучавший в училище китайский язык, решил это использовать. 
Поскольку форма спецназа не похожа на форму советского солдата, а скорее 
напоминает американскую, но для тех кто не понимает, могла сойти и за китайскую,
 Боев изображал китайского инструктора, которые уже тогда работали на стороне 
моджахедов. Группа организовала засаду на тропе, по которой духи съезжались на 
заседание исламского комитета. Ехали на ишаках по трое, по двое. Боев выходил 
из укрытия и обращался к ним на китайском языке. Пока духи соображали что к 
чему, он и прапорщик Рязанов «валили» их из бесшумных пистолетов. Ишаков 
отводили в сторону. Как вспоминал Виктор Боев, ишаков у них собралось целое 
стадо. Однако, в конце концов, группа была обнаружена и вела серьезный бой с 
противником. За этот выход Боев был награжден орденом Красное Знамя. Он был 
первым спецназовцем роты, удостоенным такой высокой награды.




Попытка взаимодействия с агентурой


Данный опыт был высоко оценен руководством и, исходя из него, было решено 
организовать взаимодействие спецназа с агентурой разведцентра. Группе Сомова 
был придан солдат афганского полка коммандос, который действуя под видом 
местного жителя должен был, при надобности общаться, как с жителями, так и с 
возможными мятежниками. Человек этот был подобран из того района, где 
предстояло действовать спецназовцам. По данным агентуры не далеко от шоссе, 
идущего на Гардез в районе Бараки действовала группировка мятежников общей 
численностью до тысячи человек. Сомов с группой должен был обнаружить ее, а 
также склад с оружием, принадлежащий моджахедам.

Однако дело с самого начала не заладилось. Подполковник Шрамко ошибся и 
десантировал группу не долетев до площадки десантирования километров 
десять-пятнадцать. Выходя в заданный район, группа выслала для разведки в 
населенный пункт своего агента, который пропал. Не дождавшись его на пункте 
сбора разведчики продолжили путь в район разведки, однако были обнаружены 
пастухами и им пришлось эвакуироваться. Агент несколько позже вернулся. Он смог 
обмануть моджахедов, находившихся в селе, используя подготовленную для него в 
разведцентре легенду, согласно которой он дезертировал из армии и направляется 
домой.

Этот выход показал малоэффективность такого взаимодействия, поскольку афганцы 
живут малыми общинами и знают друг друга. Любое появление чужака вызывает 
подозрение, которое может снять только время. При том, что продолжительность 
выходов групп специального назначения была ограничена несколькими днями, это не 
могло пригодиться.




Первые сигналы. Руководство против


Постепенно вырабатывалась более совершенная тактика, а также сигналы управления 
и взаимодействия. В частности, после очередного выхода группы Боева, когда ее 
окружили крупные силы душманов, которые атаковали в цепь, родилась идея не 
пользоваться шифроблокнотом, что весьма затруднительно под обстрелом, а 
передавать условный сигнал, который означал, что группа ведет бой и требует 
эвакуации. Радист «давил» в Центр 77777 и далее передавал квадрат и подквадрат 
по «улитке» например 46 09 7. Такой способ намного упростил передачу информации 
о необходимости эвакуировать группу и оказать ей поддержку. Позже эта таблица 
получила развитие и появились и группы троек, пятерок и так далее. Она 
устраивала всех разведчиков, но не их начальников, которым в свою очередь нужно 
было докладывать «наверх» о том сколько мятежников атаковало группу, откуда, 
есть ли раненные в группе и сколько. Поэтому летом восьмидесятого года Сомову, 
собиравшемуся «на войну», начальник разведки армии категорически запретил 
пользоваться установленным сигналом.




Разведчиков засекли на высадке


Группа, которую десантировали в районе Гардеза, имела задачу вести разведку и 
организовывать засады на малочисленные группы противника. Десантировавшись на 
границе дня и ночи, группа вышла к хребту на котором ей предстояло выполнять 
задачу и начала подниматься. Когда разведчики преодолели примерно половину 
подъема в кромешной тьме раздался дикий крик и после него грянул выстрел. Но в 
группе не пострадал никто, а кто стрелял и откуда в темноте выяснить было 
сложно. Подождав немного, но так и ничего не дождавшись, спецназовцы продолжили 
свой путь. На вершине, которой они достигли к двум часам, разведчики 
организовали круговую оборону и наблюдение. Около десяти часов слева на хребте 
появились духи. Их было сначала человека три-четыре, однако позже выяснилось, 
что всего их десять человек. Вели они себя крайне беспечно: не маскировались и 
не прятались. Над их вершиной парили орлы и душманы решили поупражняться в 
стрельбе по ним. Высота, где заняли позиции разведчики, была отделена от 
вершины, занятой душманами седловиной и расстоянием в шестьсот-семьсот метров. 
Вдоволь настрелявшись, духи продолжили движение по хребту в направлении позиций 
группы. Сомов предположил, что возможно в сумерках группу заметил кто-то из 
пастухов и теперь моджахеды выслали разведку для обнаружения группы. Он 
приказал постараться уничтожить душманских разведчиков из бесшумного оружия. Но 
из-за того, что они растянулись во время движения, всех уничтожить не удалось. 
Четверо или пятеро из них смогли отойти и скрыться. Однако командир решил до 
наступления темноты не покидать удобную позицию, да и об обнаружении группы он 
докладывать не спешил. А зря.




Незваные гости


Ближе к обеду на дороге, проходящей в километре от хребта, где расположились 
разведчики, и параллельно ему, показалась колонна моджахедов общей численностью 
до ста пятидесяти человек. Для атаки пятнадцати разведчиков это был явный 
перебор, однако духов это не смущало. Деловито, тремя колоннами, находясь на 
удалении исключающем поражение огневыми средствами разведчиков, духи охватили 
группу полукольцом. Командир группы в этой ситуации не мог передать в Центр, 
что ведет бой, боясь что начальство обвинит его в отсутствии хладнокровия, и 
ждал когда завяжется перестрелка. Первая стычка произошла на левом фланге 
группы, где бойцы прижали огнем атакующий отряд моджахедов. Место там было 
узкое и они не могли иначе выйти к позициям разведчиков. В это время два других 
отряда по пятьдесят человек начали атаку с фронта и правого фланга. По тому, 
как перебегали духи на поле боя, чувствовалось, что они неплохо обучены. В этой 
ситуации командир группы подумал, что плевать он хотел на начальника разведки и 
приказал радистам передать в Центр семерки. Около шестнадцати часов над группой 
была пара восьмерок и пара двадцать четверок. Командир навел их огонь на 
атакующие порядки мятежников после чего духи из охотников превратились в дичь. 
Стало смеркаться и Сомов связавшись с командиром восьмерок начал спуск на 
равнину. Тот кто бывал в горах понимает сколько времени занимает спуск с горы 
высотой три тысячи метров.




Мужество пилота


Пока разведчики шли к площадке ушла пара двадцатьчетверок, у которых запас по 
топливу меньше чем у Ми-8. Ближе к подножью командир увидел как от пары 
восьмерок отделилась одна из машин и пошла в направлении Кабула. Поняв, что 
скоро за первым уйдет и второй вертолет, Сомов на ходу вызвал «воздух». 
Командир борта запросил его обозначить себя, но армейский трехцветный фонарик 
отказался светить. В этой критической ситуации Сомов скомандовал: «Садись там, 
где ты сейчас». Машина зависла и осторожно села. Взмыленные бойцы забрались на 
борт, но пятнадцать разведчиков и шестнадцатый замком роты Боев, прилетевший 
для эвакуации группы, — это было многовато для одного вертолета. Счастье, что 
это были уже МИ-8мт с более мощным двигателем. Поднатужившись вертушка взревела 
и оторвалась от земли. Всю дорогу до Кабула полет сопровождался горением 
сигнальной лампочки, указывающей на то, что горючее на исходе. Когда вертушка 
плюхнулась на краю взлетки Кабульского аэродрома, к ней устремились УАЗики со 
всевозможными начальниками, которые накинулись на командира вертолета. 
Оказывается он нарушил все возможные инструкции. Во-первых когда вертолеты 
вылетали из Кабула им приказали слить излишки горючего. Этот летчик не слил и 
поэтому смог дольше находиться в воздухе. Когда у двадцатьчетверок кончилась 
«горючка», он отправил их в Кабул. Немного позже по этой же причине пришлось 
отправить и ведомого, а это уже по летным понятиям ни в какие ворота не лезет. 
Но тем не менее благодаря этим нарушениям группа Сомова осталась в живых, 
поскольку на равнине им пришлось бы туго.

О результатах Сомов докладывал начальнику разведки армии полковнику Дунцу и 
получил от него разгон за «семерки», которые дали в Центр радисты. Ни о каких 
наградах и речи быть не могло.




Первая награда, первая потеря


Первая награда пришла вместе горечью первой потери. К счастью единственной. 
Группа Сомова была десантирована с задачей выйти на вероятные пути отхода 
моджахедов после войсковой операции, проводимой против них. К указанному 
маршруту группа шла три дня, в ходе которых, ведя разведку, обнаруживала 
отдельные группы мятежников отходившие из района операции о чем немедленно 
уходило радио в Центр. На третью ночь, изрядно подустав, разведчики, не дойдя 
до вершины несколько сот метров, решили остановиться для сеанса связи. Пока 
радисты «качали» связь уснули все, включая командира. Выполнив задачу 
прикемарили и радисты. Владимир рассказывал, что отрубившись на какие-то минуты,
 он вдруг услышал голос: «Вот ты тут спишь, а твои бойцы все мертвые». От этого 
весь сон как рукой сняло. В лунном свете он увидел, что вокруг действительно 
все спят. Пинками он поднял бойцов и одним броском загнал на вершину.

Гора, которую они заняли, представляла собой прекрасную позицию: вершину, 
которую Сомов про себя назвал «Орлиным гнездом», венчала группа огромных 
валунов, ниже метров на пятьдесят по периметру также лежали валуны, но поменьше,
 которые были удобной позицией для занятия группой круговой обороны. Все 
подступы к вершине прекрасно просматривались. Владимир расположил радистов в 
«Орлином гнезде», а остальные попарно заняли оборону и приступили к наблюдению. 
На рассвете один из разведчиков, находившихся в охранении, прибыл в «Орлиное 
гнездо» для того, чтобы взять из ранца консервы сухого пайка. Надо было 
перекусить пока солнце не встало, поскольку на жаре тушенка не лезла в горло. 
Пока он копался, со стороны, где находился его напарник, послышались 
характерные хлопки бесшумного пистолета. Что это могло означать поняли все. 
Сомов, бросив шифровать радиограмму, с криком за мной устремился на выстрелы. 
Навстречу ему бежал боец охранения с перекошенным лицом, который еле выдавил из 
себя «Их там много, я..». дальше его заклинило, как и пистолет, из которого он 
положил двух духов из группы, вышедшей на вершину.




В упор


Когда Сомов выскочил на оставленную растерявшимся разведчиком позицию, до духов 
оставалось метров пятнадцать, не больше. Бросив в наступавших подряд две 
гранаты, командир группы открыл огонь. К этому времени подоспели радисты и 
разведчики с этой позиции. Пять стволов стали бить практически в упор. 
Последнего оставшегося в живых духа Сомов после короткой перестрелки достал 
гранатой. К этому времени окончательно рассвело и разведчики увидели у подножья 
их высоты целый лагерь моджахедов. Видимо они уничтожили охранение мятежников, 
которое должно было находясь на горе обеспечивать безопасность этого лагеря. 
Крупное бандформирование общей численностью до двухсот человек видимо выходило 
из зоны действия советских войск. Сомов, указав позицию пулеметчику, приказал 
открыть огонь. Моджахеды не ожидали такого поворота событий и заметались по 
лагерю. К сожалению лагерь был расположен не близко и эффективность огня 
пулеметчика была невысока.




Нужна ли помощь?


Тем временем радисты связались с Центром и Сомов передал радиограмму: «Нахожусь 
в районе таком то. Обнаружил банду численностью до двухсот человек. Веду бой». 
А бой уже начал принимать серьезный характер. Опомнившись и видимо поняв, что 
разведчиков немного, духи выслали на близлежащие высоты снайперов и под 
прикрытием их огня начали окружать позиции группы. Вскоре пришел ответ из 
Кабула. Когда Сомов расшифровал его, он буквально обалдел. Более дурацкой 
радиограммы в данной ситуации представить трудно. Она содержала единственный 
вопрос: «Нужна ли помощь?». Пришлось под огнем шифровать следующую радиограмму: 
«Вышлите вертолеты огневой поддержки». Плотность огня была настолько высокой, 
что когда Сомов для проверки приподнял на стволе свою кепи, в ней сразу 
появилось две дырки. Проверяя, как себя чувствуют под огнем бойцы, Владимир 
обнаружил отсутствие одного из разведчиков, который пошел прикрыть подходы к 
позициям, находившиеся в мертвой зоне. На зов он не откликался. Первоначальные 
поиски под огнем, на которые отправил командир сержанта Ляпушкина с бойцами, не 
увенчались успехом. Вскоре пришли вертолеты и начали обрабатывать склоны, на 
которых находились духи. Огонь стал стихать. Немного позже нашли и труп 
разведчика, получившего пулю в глаз. Это была первая и последняя потеря, 
которую понесла группа Сомова.

Пока группа спускалась с горы, у вертолетов кончилось горючее, но перед уходом 
они предупредили, что к ним на смену уже идут вертолеты. Смолк гул моторов и 
спецназовцы четко услышали, что параллельно с ними идут духи, которые видимо 
решили все-таки достать их. К счастью вертолеты появились вовремя. Сомов 
повторно навел их на противника, и обозначил площадку. Взлетели и, набирая 
высоту, бросали вниз гранаты.

В Кабуле Сомова вновь доставили к Ахромееву, после доклада которому ему 
передали, что он представлен к ордену Красной Звезды, а бойцы к медалям на 
усмотрение командира группы.




На Иранской границе


После ранения Латыпова исполнять обязанности командира роты было поручено Боеву,
 а его заместителем стал Сомов. В августе-сентябре восьмидесятого года Боев 
убыл в отпуск и Сомову пришлось возглавить роту. Именно в этот период проходила 
операция по зачистке города Герат. По распоряжению полковника Дунец рота была 
поднята по тревоге и в полном составе переброшена в Шиндант. Отсюда высылали 
группы для того, чтобы перекрыть отход мятежников в направлении Ирана. Снова 
отличился Лукомский со своей группой. Организовав засаду на горной тропе, он 
захватил пленного, который оказался связником руководителей душманов. У него 
при обыске были найдены очень ценные документы. Повторно были оформлено 
представление на орден Красной Звезды. Первое представление вернули за 
нарушения воинской дисциплины. Михаил на радостях запил и Сомову пришлось 
отстранить его от выполнения задачи непосредственно перед выходом группы.




Воюющий замполит


Вместо него на границу с Ираном с группой полетел замполит роты Сергей 
Михальков. Надо сразу оговориться, что роте с замполитом повезло. Сергей был 
хороший спортсмен, боксер. В отличие от своих «собратьев по цеху» он не 
пакостил командирам и не «стучал» на них в политотдел армии. С бойцами 
разговаривал просто и доходчиво а, если солдат забывался кто есть кто, мог 
запросто съездить в ухо. И у солдат и у офицеров он пользовался авторитетом 
поскольку неплохо был подготовлен и просто, как офицер. Поэтому Сомов не 
побоялся доверить ему группу.

В отличие от пакистанской границы, граница с Ираном отличалась равнинным 
ландшафтом. Группа Михалькова должна была обследовать три параллельных дороги, 
идущие в Иран и на наиболее накатанной организовать засаду. Как и положено, 
группа десантировалась в сумерках. Спустя несколько часов Центр уже получил от 
группы 77777 и координаты непосредственно у границы. Это было серьезным 
отклонением от маршрута. Было не ясно, что там делает Михальков. Ночью поднять 
ничего не удалось, но рано утром дежурная пара вместе с Сомовым вылетела в 
указанную точку. На подлете запросили командира группы об обстановке. Михальков 
доложил, что все спокойно. Взору прибывших предстали две горящие машины и куча 
душманских трупов. На вопрос Сомова — «Как дела?», Сергей ответил коротко: «У 
меня потеря». Владимир видел в каком состоянии замполит и не приставал с 
распросами. Загрузили захваченное оружие, документы, печати и даже знамя. Позже 
изучив трофейные документы, удалось выяснить, что Михальков с группой уничтожил 
целую банду, движущуюся в Иран, всего шестьдесят два человека.




«Наемники»


В роте, немного успокоившись, Сергей рассказал, что десантировали его недалеко 
от первой дороги, которую он должен был обследовать. Местность, как в песне: 
«Степь да степь кругом». У дороги наткнулись на двух пастухов: взрослого 
афганца и молоденького паренька. Деться было некуда и Михальков 
проинструктировал свой головной дозор, чтобы они представились пастухам 
наемниками выходящими из окружения в Герате, которые заблудились и теперь ищут 
дорогу, как лучше выйти в Иран. Разведчикам в группе замполит приказал бросать 
короткие фразы на тех языках, которые изучали в школе, сам говорил только 
по-немецки. Пастух, не знавший западных языков, подробно рассказал куда надо 
пройти, чтобы выйти к своим. Разведчики поблагодарили его и, вопреки всем 
законам спецназа, отпустили. Через некоторое время пастух догнал группу и 
сказал, что сначала он им не поверил, но коль его отпустили, он теперь понял, 
что они действительно свои и готов рассказать где в действительности проходит 
дорога по которой уходят моджахеды в Иран. Он рукой показал направление и 
сказал сколько примерно нужно идти. Разгорячившись пастух сказал, что если 
Запад поможет им оружием, то русские в Афганистане узнают, что такое настоящий 
«Джихад». Михальков, продолжая играть роль наемника, назначил время и место, 
где они будут выдавать моджахедам оружие. Довольные друг другом разведчики и 
пастухи расстались. Пастухи поспешили к своим рассказать о щедром немце, а 
Михальков с группой на указанную пастухом дорогу. Спустя некоторое время, 
недалеко от границы разведчики вышли на укатанную грунтовку. Однако место было 
совершенно открытое и спрятаться было негде, ко всему и ночь была лунная. 
Разведчики для маскировки решили использовать шары «перекати-поле». 




Дерзкая засада


Немного севернее виднелось кочевье из которого спустя некоторое время выехала 
машина. Машина шла тяжело и не очень быстро. Этим воспользовались спецназовцы. 
Михальков и один из разведчиков запрыгнули на подножку и застрелили из 
бесшумного оружия водителя и командира отряда, сидевшего рядом с ним. Тут же 
отогнали машину в сторону от дороги и окружив ее, потребовали сдаться 
находившихся в кузове. Тридцать моджахедов, застигнутые врасплох, сдались 
четырнадцати спецназовцам, которые их тут же перебили из бесшумного оружия и 
перерезали ножами. Тела сложили в сторону, оружие в другую. Оставили для 
допроса одного, который потрясенный скорой и бесшумной расправой решил обменять 
свою жизнь на информацию. Он сказал, что сейчас пойдет еще одна машина. 
Разведчики откатили трофейный ЗиЛ в сторону, залегли и снова стали ждать. 
Немного погодя показалась вторая машина. Ее остановили так же, как и первую, но 
тут случилось непредвиденное. Михальков сразу застрелил водителя, а у 
разведчика, который должен был убить второго душмана, произошло утыкание 
патрона. Воспользовавшись заминкой, дух успел выхватить пистолет и выстрелить 
разведчику прямо в сердце. Но это не спасло его, Михальков убил бандита вслед 
за водителем. Таиться разведчикам не имело смысла и они расстреляли машину из 
РПГ-18 «Муха». Вот после этого и ушли в Центр семерки. Михальков опасался, что 
из Ирана, до которого было рукой подать, подтянется помощь моджахедам, но до 
утра все оставалось тихо.

Уходя вертолеты расстреляли кочевье, где прятались машины с духами. Михальков 
за этот выход получил орден «Красной Звезды». 




Если останешься жив — станешь героем


За месяц до отъезда в Союз Сомов, который вместо полутора лет по плану замены 
уже дослуживал в Афганистане второй год, ведя с группой разведку в сложнейших 
климатических условиях смог обнаружить базу мятежников и навел на нее авиацию. 
За это Ахромеев приказал представить его к ордену «Красное Знамя». 

Крайнюю же свою задачу Сомов получил в декабре 1981 года по рекомендации того 
же Ахромеева. Задача была настолько сложной, что говорили, если Сомов останется 
жив, то станет Героем Советского Союза.

Однажды поздно вечером к Сомову подошел дневальный и сказал, что его срочно 
вызывают к начальнику разведки армии. Дунца к этому времени уже сменил 
подполковник Власенков, который на первых порах еще не вник в обстановку и 
всего боялся. Он и сказал Сомову, первоначально зайдя из далека, что несмотря 
на то, что он уже давно переслужил установленный срок и ждет замену, генерал 
армии Ахромеев для выполнения этой задачи назвал конкретную фамилию — Сомов. 
Известность не всегда бывает полезна. Задача должна была выполняться во 
взаимодействии с органами Государственной Безопасности. Услышав это, Сомов 
подумал: «Все. Я отсюда не уеду». Сути задачи начальник разведки не знал. 
Единственное, что он смог сообщить — это численный состав группы — одинадцать 
человек, а также, что для выполнения задачи потребуется побольше средств связи. 
Через три дня Сомов с группой должен был быть в Джелалабаде.

Он подобрал разведчиков в группу, но новый командир роты изъявил желание 
принять участие в операции. Сомов согласился, но на условиях, что командовать 
будет он, поскольку его назначил Ахромеев и отвечать за выполнение задачи ему. 
Ротный не спорил — в группе должен быть один командир.




Джелалабадское гостеприимство


В Джелалабад вылетели на «вертушках». Из-за бурно проведенного вечера перед 
вылетом, спецназовцы не выспались и всю дорогу до Джелалабада дремали, мерно 
укачиваемые вибрацией двигателя. Как ни странно, на аэродроме никто не встретил.
 Мужики пожали плечами и, найдя удобное место, завалились спать на травку 
недалеко от взлетки. Спустя некоторое время подъехала «Волга», за рулем которой 
сидел какой-то нерусский мужик, спросивший капитана Сомова. Как выяснилось, ему 
было поручено доставить разведчиков в расположение шестьдесят шестой 
мотострелковой бригады.

В бригаде Сомов поспешил к командиру для того, чтобы уточнить задачу, но тот 
отмахнулся от него, сказав, что ничего не знает об их задаче и знать не хочет. 
Его обязали обеспечить разведчиков жильем и питанием, а в остальное 
рекомендовали не совать нос. Становилось как в сказке: чем дальше, тем страшнее.
 Ничего не понимая, разведчики уже снова собрались спать, как прибыл снова 
какой-то нерусский, сказав, что он от полковника (допустим) Сидорова и 
предложил Сомову следовать за ним. Однако Сомов не рискнул ехать один: и 
посыльный и водитель в «Волге» нерусские. Поехали втроем. Проехав через 
субтропическую зеленку, прибыли на шикарную виллу-резиденцию начальника ХАД 
провинции Нангархар. Раньше эта вилла принадлежала сестре короля. В банкетном 
зале, где был сервирован стол, разведчиков ожидали: хозяин виллы, начальник 
отдела по борьбе с бандитизмом доктор Бах, прибывший из Кабула и сам полковник 
«Сидоров». Отмахнувшись от доклада Сомова, он пригласил всех к столу. Таких 
деликатесов и напитков разведчики не видели давно и с готовностью навалились на 
них пользуясь случаем. Вечер подошел к концу, а о задаче никто и не заикался. 
Было уже поздно возвращаться и разведчиков оставили ночевать на вилле.




Намеки, намеки


Только на следующий день «Сидоров» очень обтекаемо заговорил о задаче. Он не 
ставил ее, как это принято в армии, а говорил, что было бы неплохо, если Сомов 
со своими ребятами поможет им решить одну проблему.

Дело было в том, что главного советника по геологии украли духи вместе с женой, 
которую он встречал в аэропорту. Местное руководство Госбезопасности решило 
похитить одного из лидеров моджахедов для того чтобы в последующем обменять его 
на нашего советника с женой. Именно Сомова рекомендовал Ахромеев, как большого 
мастера по специальным задачам, поэтому «Сидоров» и его помощники возлагают на 
Владимира и его людей большие надежды. Услышав это, Сомов загрустил вторично, 
поняв, что нехорошее предчувствие его не обмануло. Однако полковник КГБ, 
несмотря на все вышесказанное, конкретизировать задачу не спешил. Сказал только,
 что помогать спецназовцам будет один из отрядов самообороны общей численностью 
около ста человек, который сформировал ХАД. Сомов же со своими людьми должен 
был за один-два дня научить это неорганизованное войско садиться в вертолеты и 
покидать их так, чтобы не попасть под винт и не стать куском фарша до того, 
пока по ним духи не откроют огонь. Где предстоит работать и что конкретно 
придется делать, комитетчик пока не говорил, мягко уклоняясь от все более 
настойчивых вопросов командира спецназовцев.

На следующий день приступили к тренировкам. Утешало Сомова, что с этим 
афганским отрядом под командой Амура, он уже действовал. Афганцы были 
действительно относительно неплохо подготовлены и достаточно преданы 
существовавшему режиму. Вечером заканчивались тренировки на аэродроме и 
начинался банкет на вилле. Так прошло три дня. Сомов все более нервничал и 
спрашивал, когда же его ознакомят с планом действий. Комитетчик по-прежнему 
отмалчивался, сказав правда, что в окружении нужного им лидера у него есть свой 
человек. В конце концов, когда Владимир настоял, сказав, что для работы он 
должен заранее знать план местности и замысел операции, чтобы спланировать и 
скоординировать работу всех подгрупп в налете, а также подобрать площадку 
десантирования для посадки вертолетов, которые также сесть могут не везде, 
«Сидоров» сдался и показал от руки нарисованную схему без привязки к конкретной 
местности. На схеме была изображена крепость, в которой, по информации агента, 
должен был находиться объект похищения. По замыслу полковника КГБ, захват его 
планировался на рассвете послезавтра.




Хитрость против хитрости


Поняв, что просто так ему «Сидоров» до последнего момента так ничего не 
объяснит, Сомов пошел на хитрость и стал основной упор в своих доводах делать 
на авиацию. Он сказал, что необходимо перед операцией пролететь в этом месте 
для того, чтобы вертолетчики сказали, смогут ли они сесть в данном месте. Для 
высадки ста человек «Сидоров „планировал три площадки, поэтому довод о том, что 
вертушки могут сесть далеко не везде, сыграли свою роль. Следующим утром Сомов, 
агент и „Сидоров“ полетели к месту операции. Увидев воочию площадку, 
вертолетчики дали добро на посадку только в двух местах, третье было непригодно.
 Сомов же, увидев крепость приказал готовить „кошки“ для штурма ее стен. 
„Сидоров“ всячески пытался исключить общение агента и командира группы спецназ. 
Только вечером перед вылетом Сомов смог поговорить с наводчиком, который должен 
был указать, где именно находится человек, которого они должны будут пленить. В 
разговоре Владимир выяснил, что охраняют его около тридцати человек, а также в 
какой из крепостей он находится. Когда же Сомов спросил агента, постоянно ли он 
там бывает, наводчик сказал, что ночует он у своего друга километрах в десяти 
от этих крепостей и бывает у себя в штабе только днем. Эта информация 
перечеркивала все предыдущие планы, которые основывались на том, что операция 
будет проходить рано утром на рассвете. Но „Сидоров“ неожиданно стал настаивать 
на сроках операции, сказав, что они утверждены „наверху“. Сомов стал упрекать 
его в том, что если бы он не „темнил“, то они бы все спланировали уже давно. В 
конце концов сошлись на том, что теперь придется проводить операцию по месту 
ночлега нужного им лидера. Откуда то принесли аэрофотоснимки того места. Здесь 
вместо одной крепости приходилось штурмовать уже пять, расположенных полукругом 
метров двести одна от другой. Все это осложняло задачу. Два вертолета 
одновременно могли сесть только в одном месте — перед крепостями, то есть под 
огонь охраны. Сомов уточнил где именно ночует нужный им человек. Картинка 
вырисовывалась очень не веселая: вместо одной крепости пять, вместо двух 
площадок десантирования — одна. Когда Сомов сказал об этом «Сидорову“ и добавил,
 что если духи на каждую крепость поставят хотя бы по одному пулемету, ни один 
из атакующих с площадки десантирования живым не уйдет. На что КГБшник только 
пожал плечами, дав тем самым понять, что это уже проблемы Сомова, на то он и 
спецназовец.




Налет


В конце концов Сомов решил распределить своих людей по подгруппам в основном 
для связи и организации взаимодействия. В головной машине лететь должен был он 
сам, наводчик и еще несколько афганцев. Часть сил должна была заблокировать 
четыре крепости, а основная подгруппа должна была захватить ту, где ночевал 
нужный им лидер моджахедов и в последующем пленить его самого.

Рано утром с джелалабадского аэродрома взлетела «армада» вертушек: семь пар 
Ми-8 и две пары Ми-24. Видимо это и спасло участников операции. Такого 
количества авиации в небе духи наверное просто не видели поэтому никакого 
противодействия с их стороны не было. Уже заходя на посадку Сомов спросил еще 
раз наводчика в какой именно из крепостей находится нужный им человек и тот 
неожиданно показал другое здание. Видимо он мог ориентироваться только 
визуально. Однако менять что либо было уже поздно, поскольку каждая подгруппа 
знала свой объект и задачу. После посадки вертолетов Сомов со своими людьми 
броском выдвинулся к массивным стенам крепости. Бойцы прикладами стали долбить 
в ворота, которые можно было выбить только взрывчаткой. Спецназовцы ожидали, 
что с той стороны сейчас ударит пулемет, но вместо этого ворота открылись и 
открывший их дух вежливо поздоровавшись спросил, чего угодно шурави. Шурави же 
не мешкая, поставили двенадцать здоровых мужиков вдоль забора в позиции «руки 
за голову» и начали обыск. В это время вертушки садились и взлетали выплевывая 
новую порцию десанта, который также устремлялся к очередной крепости. 
Противодействия не было никакого. Сомов связался с «воздухом» и дал указание 
находиться в ожидании нанести удар по указанному им объекту.

Обыск продолжался, бойцы перевернув все в доме дошли до хвороста, сложенного во 
дворе. Здесь и спрятано было оружие. К этому времени по радио поступил доклад о 
том, что необходимый им человек пленен. Там тоже все прошло спокойно. Лишь один 
ретивый охранник пытался оказать сопротивление, но его также без стрельбы 
успокоили, отвесив пару добрых пинков. В конце концов десант овладел всеми 
пятью крепостями. В плен было взято двадцать два человека из охраны лидера 
моджахедов и он сам. Сомов приказал всех доставить к нему.




Опасный пленник


Плененный лидер оказался очень авторитетным муллой. Высокий седой мужчина с 
большой белой бородой. Холеное породистое лицо выдавало в нем человека не 
простого происхождения. Но главным на его лице были поразительно умные глаза. В 
них не было и тени страха. Весь же облик этого человека источал уверенность и 
силу. Все это произвело на афганцев, пленивших его, неизгладимое впечатление. 
Сомов говорил, что у него было впечатление, что все они сейчас рухнут перед 
этим старцем на колени и если тот скажет: «фас!», то спецназовцы окажутся в 
весьма сложной ситуации. Нужно было минимизировать общение афганцев с 
захваченным муллой. Для этого пленных отвели в сторону, афганцев распределили 
по крепостям для обеспечения безопасности посадки вертолетов. Командир связался 
с авиацией и договорился о том, что первыми эвакуируются пленные и трофеи, а за 
ними и все остальные.




Защитники апрельской революции


Осмелев от своих успехов, афганский командир предложил Сомову пройти несколько 
километров и захватить склад с оружием, про который им рассказал кто-то из 
пленных. Но в это время от его наблюдателей поступила информация о том, что в 
направлении площадки приземления движется банда общей численностью до трехсот 
человек. Боевой дух ополченцев мгновенно улетучился и все неорганизованное 
войско кинулось к заходящим на посадку вертолетам. В этой ситуации Сомов собрал 
своих и приказал не церемонясь с ополченцами, обеспечить эвакуацию пленных и 
трофеев, а в последующем и остальных. После этого он связался с вертолетами 
огневой поддержки, чтобы те выяснили откуда движется банда. Но сколько 
вертолетчики не летали, не то что трехсот, а и тридцати духов обнаружить не 
смогли. Поистине у страха глаза велики. Однако никакие увещевания не могли 
подействовать на обезумевших от паники защитников апрельской революции. В ход 
пошли сначала кулаки и армейские ботинки, а когда этого оказалось мало 
паникеров били прикладами. Командир этого отряда Амур сорвал голос. В конце 
концов удалось навести порядок и организовать планомерную посадку в заходящие 
на площадку пары Ми-8.




Кто вы, мужики?


Не обошлось и без курьезов. Когда на посадку заходила последняя пара, откуда-то 
появилась группа из шести советских военнослужащих. Когда начали разбираться, 
оказалось, что это старлей и пятеро солдат из шестьдесят шестой джелалабадской 
мотострелковой бригады. Им приказали прибыть рано утром на аэродром и получить 
дальнейшую задачу. В рассветной дымке старлей увидел, что какие-то люди 
грузятся в вертушки и тоже дал команду своим садиться в последний вертолет, 
чтобы не дай Бог не опоздать. Так случайно они оказались в числе штурмующих. В 
ходе операции они даже захватили какие-то трофеи.

В Джелалабад прибыли без приключений. Сомов доложил о выполненной задаче, а 
«Сидоров», в свою очередь, на прощание закатил банкет. Поистине «кому война, а 
кому мать родна». 




Что еще нужно?


Прибыв в Кабул, Сомов узнал о том, что к нему на замену прибыл Игорь Вабул, а 
так же один из офицеров штаба Армии сказал, что по слухам Сомову светит «Герой» 
или, как минимум, орден Ленина. Но в отличие от предыдущих случаев его не 
пригласил Ахромеев, да и вообще никто не жаждал услышать подробности операции. 
Только через день начальник разведки армии, вызвав его к себе, сказал: «Ну что, 
Владимр Михайлович, „Красную Звезду“ ты получил, к ордену „Красное Знамя“ тебя 
месяц назад представили, заменщик к тебе прибыл, что еще нужно? Спасибо за 
службу». Ни о какой «Золотой Звезде» никто больше не заикался.

Капитан Сомов был последним заменившимся офицером первого состава кабульской 
роты специального назначения — людей из легенды. Позже, в восемьдесят четвертом,
 начали воевать батальоны и там были свои герои. Многие результаты роты на фоне 
их результатов кажутся незначительными, но следует помнить, что именно эти 
офицеры, прапорщики, сержанты и рядовые начали боевую историю спецназа. Они 
были первыми.




Н. Губанов

Солдат своей армии





Право на войну надо выбивать


Кажется, мечты начинают сбываться — из нашей части в Кабул отправляют роту для 
выполнения правительственных заданий. Однако все мои надежды рухнули. Четырех 
командиров групп назначила Москва. Это было хуже стресса при первом провале в 
училище. Двое из комгрупп мои однокашники из моего китайского отделения. Хоть 
этим можно гордиться. Миша Лукомский непонятно как попал сюда из Марьиной Горки.
 Еще двух тоже прислали из других бригад. Один из них, маленький старлей, 
попавший в спецназ из пехоты, выдержал «там» всего девять месяцев. Я обратился 
к комбригу с просьбой направить меня в Кабул на «старлеевскую» вакансию. 
Выслушав меня, он сказал, что пока он командует бригадой, мне Афгана не видать. 
Плохо он меня знал. Дойдя до начальника разведки округа, я выбил себе право 
«выполнить интернациональный долг». Моя отправка в Афган совпала с первой 
заменой солдат в кабульской роте, и мне поручили ее готовить. К этому важному 
делу я отнесся со всей ответственностью. Отобрав сорок человек из всей бригады, 
приступил к обучению. Программу ускоренного подготовительного курса составил 
сам. Ее в полном объеме утвердил округ, выбросив оттуда лишь вождение 
автомобилей.

Перед отъездом из части я успел заработать еще одно взыскание, опять от 
комбрига. За обращение «через голову» к вышестоящему начальству. Для обучения 
солдат стрельбе из автоматического пистолета я «пробил», как и планировал, по 
сорок патронов, вместо положенных трех. Это для них-то, идущих завтра на войну! 
Невзирая на то, что я воспользовался правом, данным мне в разведотделе округа 
обращаться, если что не так, напрямую, меня все равно наказали, объявив строгий 
выговор.

Отправляли нас через сухопутную границу. Вместе с нами в роту должны были своим 
ходом прибыть одиннадцать БМП для обеспечения вывода групп на близкие 
расстояния. Рота просила БТРы. При движении они создают меньше шума, а на 
подрыве БТР более живуч. При наезде на мину у него отлетает колесо, но на 
остальных он может двигаться дальше. Но наверху сидел вредитель, и нам прислали 
БМП. Это отличная машина, но для нас она не подходила по всем параметрам. 
Во-первых, ее лязг гусениц слышен за много километров, особенно ночью. 
Во-вторых, при наезде на мину, она мгновенно превращается в крупную мишень, так 
как разорванная гусеница не позволяет ей двигаться. И, в-третьих, она не такая 
вместительная. Так или иначе, но нам прислали именно БМП.

В Термезе мы встретились с солдатами из нашей теперь кабульской роты. Во главе 
с подполковником из разведотдела 40 армии, и прапорщиком Серегой, они ожидали 
нас и БМП с экипажами. Разместили нас в палатках, стоящих прямо на песке. Днем 
было жарко, несмотря на декабрь, но ночью, как и положено, было холодно. БМП 
прибыли на следующий день. С трудом удалось снять их с платформ. Никто из 
прибывших с машинами механиков-водителей, кроме Круглова, не знал, как заводить 
двигатель. Он-то экстренно и обучил остальных. Машины были опущены на землю. 
Такой же уровень подготовки имели и наводчики-операторы. Половина из них не 
знала, как заряжать пушку и пулемет, другая половина никогда не стреляла из 
пушки. К сожалению, об этом мы узнали уже в Афгане.

10 декабря начали 700-километровый марш. Прошли понтонный мост. Родная земля 
позади. До свидания, Родина, а может, и прощай!




Здравствуй, кабульская рота!


До Мазари-Шарифа дорога как стол. За штурвалом БМП чувствуешь себя прекрасно. 
Выжимаем из них все, скорость — 70. Ночуем в относительно безопасных местах. В 
горах ночью дикий холод. Не спасают даже все тряпки, надетые под куртки. БМП 
обогревается плохо, да и по ночам не будешь включать движки. Не спится. Целый 
день в движении вместо усталости приносит возбуждение. Неизвестная страна, где 
везде может быть опасность. Часовые обходят машины, охраняя наш сон. В ночной 
прицел рассматриваю ближайшие склоны. В его зеленоватом свете они кажутся 
подводными рифами. Все спокойно. Поражает беспечность стоящей на ночлеге метрах 
в ста от нас колонны топливозаправщиков. Ни одного часового. Бери их голыми 
руками.

На третьи сутки, 13 декабря въезжаем в Кабул. Жадно всматриваюсь в лица 
афганцев. Запоминаю одежду, манеру ходьбы, жестикуляцию. Везде базарчики с 
разнообразными фруктами, овощами. Дуканы со шмотками. На перекрестках к нам 
подбегают маленькие торговцы — «бачи». Бойко лопоча по-русски всю смесь 
известных им выражений, они предлагают купить сигареты, жвачку и наркотики — 
тонкие черные сигаретки — выкрикивая «чарс, чарс». Чарс нам не нужен. От него 
дуреет в голове и теряется бдительность, а это опасно. У нас свой чарс — ночные 
задания. От них можно не только забалдеть, но и вообще забыться в вечном сне. 
Все это знают и при подъезде к роте стихают. Прибыли! Десяток палаток, 
натянутых на склоне горы, и маленький автопарк, обнесенный колючкой. Вот тебе и 
рота спецназа армейского подчинения. Нас вышли встречать все. Местные бойцы со 
снисходительностью поглядывают на вновь прибывших, выглядывая среди них 
знакомые по Чирчику лица. Подходят офицеры, жмут руку, обнимаемся. Войска наши 
не велики, так что почти все мне знакомы. Представляюсь ротному. Он тоже на 
днях занял этот пост, а Рафика Латыпова отправили в Союз с простреленным 
позвоночником. На операции по эвакуации обложенной «духами» группы, его 
«угадал» снайпер.

Новый командир не обладал нужными качествами. В кратчайший срок его отправили 
домой. На его место заступил Володя Москаленко, и картина изменилась к лучшему.




В ожидании чудес невозможных


Когда же получу задачу, сколько ждать? Пока лишь ежедневно занимаемся в 
разрушенных афганских домах на горе Курук, на окраине Кабула. РД с гравием за 
плечами порядком надоел моим солдатам и мне тоже. Нашу повседневную 
деятельность скрашивали иногда посещения начальника разведки армии. Генерал 
приходил рано утром, определял количество «бычков» вокруг палаток. После этого 
проводилось краткое совещание, где он выносил свое определение текущему 
моменту: «Сегодня на три бычка меньше, чем вчера, но все равно, порядок не на 
высоте». Боеготовность складывается из многих параметров, в том числе и из 
количества бычков, наверное, эти знания вложили ему в голову в академии 
Генштаба в свое время. Плохо, что ничего другого, действительно помогающего 
действиям групп, он не делал. По моему личному убеждению основное его 
предназначение было все-таки мешать нам воевать. Как еще можно понять его 
«гениальный» приказ о том, чтобы группы обязательно брали с собой снайперские 
винтовки (при действиях в кишлаках, да еще ночью!). Он видно планировал их 
использование в качестве дубины, иного применения в этой ситуации «снайперке» 
мы не находили. Таких «ценных» указаний поступало в избытке, очевидно чтобы 
выполнение задач «медом не казалось». 




Первый выход


Вечером меня предупредили, чтобы в 8.00 был в разведотделе армии. В груди 
появляется холодок, хоть я с нетерпением жду этого задания. Утром я уже там, на 
втором этаже бывшей резиденции Амина.

Задача на первый взгляд не сложна. Исламский комитет, ведающий диверсиями на 
своем участке, соберется в определенное время в одном из кишлаков Чарикарской 
долины для координации дальнейших действий. Мы должны с помощью местного 
патриота (а проще, стукача) выйти на него и уничтожить, не забыв забрать 
документы. Сбор «комитета» назначен на два часа ночи. Это хорошо. Ночь наша 
спасительница и помощница, каждый разведчик ее любит и никогда на день не 
променяет. Совета от ребят по поводу действий я не получил. До этого дня все 
группы работали в горах, перехватывая «духовские» банды. Так что, в кишлачных 
эпопеях я буду первым. Прибыли в район действий. 177-й мотострелковый полк в 
Джабаль-Ус-Сарадже. Здесь нас разместили в деревянном модуле, вместе с 
полковыми разведчиками. Солдаты поставили свою палатку, с неизменной табличкой 
— «Вход запрещен». 

В полночь на бронетранспортере полка нас доставили в нужное место. Помахав на 
прощание укатившему «бронику» группа потерялась в складках местности предгорья. 
Не могу сконцентрироваться. Все это кажется нереальным и напоминает кадры кино, 
которого я еще не видел, только на экране я вижу себя со стороны. Это уже не 
ученья, здесь могут убить и не только меня. На мне ответственность за десять 
жизней молодых пацанов, хотя сам я на несколько лет старше самого младшего из 
них. Они доверяют мне, и я не могу расслабляться. Страха смерти нет, полностью 
контролирую ситуацию.

Впереди шел «стукач», указывающий дорогу. За ним сержант Сидоров, в задачу 
которого входило пристрелить «стукача» в случае измены. Не зная этого, 
информатор чуть было не поплатился жизнью, когда вдруг круто свернул с дороги 
по нужде. Вот и кишлак. В темноте невозможно определить его размеры, но это 
теперь не имеет никакого значения, без выполнения задачи хода назад нет.

Оговорили вроде бы все, но собаки... Их яростный лай предупредил охрану 
комитета о нашем появлении за полкилометра. В переулке раздался крик «Дреш!», 
что значит «Стой». Мы присели, прижимаясь к стенам домов, и вовремя. Не получив 
ответа духи принялись полосовать вдоль переулка из автоматов. Пули рикошетили 
от стен над головой не причиняя вреда. Сидоров успокаивает негостеприимных 
стрелков своей «лимонкой». Слышится какая-то возня, и все стихает. Подбегаем к 
дому. Комитет, естественно, разбежался, хотя одного все же удалось найти. Он 
попытался спрятаться под паранджой среди сбившихся в кучу женщин. У него был 
итальянский пистолет и кое-какие документы комитета. Оставив его лежать в доме, 
мы ушли, предупредив хозяев, что теперь укрывающие душманов будут наказываться 
смертной казнью. За нашими спинами поднималось зарево горящего дома. Двигаемся 
к дороге по другому пути, так безопаснее, меньше шансов наступить на мину, 
установленную для нас «духами». Подъезжает вызванный по радиостанции БТР. К 5 
утра мы в полку. Здесь в это время сонное царство — полк можно взять голыми 
руками. Даже у передовых позиций возле пушек и ящиков со снарядами нет ни 
одного часового. Мы беспрепятственно проходим охранение. У своей палатки 
встречаем единственного в полку часового. Бойцы оживленно разговаривают, 
засыпают не скоро.




Разведка — не искусство, разведка — это ремесло


За две недели было еще пять подобных задач, с разными результатами. Может, и 
было бы больше, но из-за последней нам пришлось сматываться в Кабул. Кто в этом 
виноват, неясно до сих пор. То ли разведцентр подставил нам 
наводчика-провокатора, то ли он сам ошибся в домах, но произошло следующее. 
Задача походила на первую, с той разницей, что приказ требовал уничтожения всех 
жителей дома, включая и женщин с детьми. Окружив стоящий в конце улицы дом, 
группа начала действовать. На взрывы осколочных мин, использованных вместо 
гранат, изо всех проломов дувала вокруг дома начали разбегаться люди. Тут и там 
слышались тихие хлопки «бесшумок». Ворвавшись в дом, мы обнаружили в нем еще 
пять мужчин. Они что-то пытались растолковать мне через переводчика. «Товарищ 
старший лейтенант, они говорят, что они коммунисты, из местной партячейки», — 
перевел солдат. В то время эта отговорка широко применялась душманами для 
обмана наших войск. Иногда она проходила. Но не здесь. Быстро обвязав их шеи 
детонирующим шнуром, один из бойцов поджег огнепроводный шнур.

Через несколько секунд прозвучал взрыв. На полу в оседающей пыли лежали 
обезглавленные трупы. После этого до конца выполнили указания отдавшего приказ.

На следующий день вся округа напоминала муравейник. Афганские части были 
подняты по тревоге. Слух о гибели местной партячейки дошел и до нас. Прямых 
доказательств нашей причастности не было, но я срочно доложил об этом в Кабул. 
Оттуда сразу пришел ответ, предписывающий нам немедленно убыть в роту. 
Уничтожение партячейки свалили на душманов, тем самым восстановив против них 
всю огромную Чарикарскую долину. Это, наверное, и нужно было командованию. С 
нехорошим чувством возвращались мы в Кабул. Об этом случае нельзя было 
распространяться даже среди своих. Наводчик-афганец, выведший нас на дом, исчез 
без следа, а ребята из разведцентра, не испачкав рук, поставили себе еще один 
плюс.




Забота Родины


Из техотдела ГРУ приехал дядя. Вскоре после его бесед с нами появилось «очень 
важное» дополнение в спецформе — сеточка под мышками и между ног, чтобы не было 
так жарко. Лучше бы они там понапрягали заплывшие салом извилины и пересмотрели 
кое-какие нормы снабжения. Например, сроки носки той же спецформы.

На двадцатикилометровом участке дороги Кабул-Термез строго в определенной 
последовательности «духи» обстреливают наши колонны. Особенно страдают от их 
засад машины с топливом. Такие колонны обычно не пропускаются без нападения на 
них, в результате вместе с людьми горит большое количество нашей техники, 
причиняя огромный ущерб экономике страны. Для борьбы с ними нас и направили. 
Объехав несколько частей, мы поняли, что засады духами устраиваются строго 
через день. Завтра как раз их день. Ночуем на ближайшем от места засады 
советском посту охраны дороги. В землянке с сырым глиняным полом и стенами 
сидит полупьяный старлей. Он тупо смотрит на меня, пытаясь понять, что я от 
него хочу. Хочу я от него немного — приюта для своих бойцов до двух часов ночи. 
Старлея обещали заменить три месяца назад, так что всего он в этой дыре около 
полугода. С ним еще шестеро солдат и должен быть прапорщик, но его увезли с 
аппендицитом два месяца назад, так и не прислав никого взамен. Его голубая 
мечта помыться в баньке и сменить завшивевшее белье. Как может быстро 
деградировать человек при определенных условиях! Хуже всего, что условия эти 
возникают благодаря «заботе» забывших про него начальников. С потолка падают 
кусочки глины, попадая в кружку с мутной жидкостью. Солдаты выменивают самогон 
у местных жителей за ящики из-под снарядов и, чего греха таить, мелкие 
боеприпасы. За это им платят их жизнями, не нападая на спящих ночами бойцов. 
Подвыпив, старлей выходит из своей землянки, чтобы дать пару очередей из 
башенного пулемета БМП, надо же показать, кто здесь все же хозяин. Его солдаты 
живут наверху, в БМП. Далее двадцати шагов они не рискуют отходить от поста, 
несмотря на торговлю с местными жителями. Много было приглашений в гости 
добродушными афганцами, а потом приглашенных находили без голов, и прочих 
торчащих частей тела. Бойцы это знают и побаиваются. Но ночью все равно они 
дрыхнут, положившись на русское «авось». Мы уходим отсюда, унося с собой 
очередную популяцию вшей, подхваченных в операциях.




Против засады


Выбрав полуразрушенный дом подальше от дороги, занимаем позиции для наблюдения. 
Ночь прошла спокойно, ничего подозрительного не замечено. Неужели нас засекли, 
и наживка зря заброшена? Светает. С четырех часов разрешено движение по дорогам.
 Проходит одна колонна, другая. Все спокойно. Вот показалась колонна 
«наливников». Идут с большой скоростью. Это своеобразные камикадзе. На 
700-километровом пути этим ребятам практически невозможно не попасть под 
обстрел. Впереди нас, метрах в ста левее нашего дома раздался мощный взрыв. 
Пылевое облако закрыло от нас место взрыва, но и так ясно, стреляли из 
гранатомета. Первая машина уже горит, а тут включились и «духовские» 
автоматчики. Колонна, не сбавляя скорости, обходит своих горящих собратьев и 
скрывается за поворотом. С ее стороны раздается несколько запоздалых очередей в 
нашу сторону. Стрельба стихла. Это хуже. Мы находимся уже где-то рядом с 
«духами». Выдерживая направление, движемся вдоль стен к небольшой площади 
впереди. Там стена делает небольшой поворот вправо. За ней неизвестность. Подаю 
сигнал, все пошли осторожнее. За поворотом на полянке увидели «духов». Человек 
двадцать в черных «пакистанках», сидя на земле, оживленно обсуждают проведенное 
мероприятие. Да, нас не ждали. Поэтому, когда некоторые из них начали вставать, 
прихватывая свои автоматы, мы с двумя дозорными влупили по толпе из трех 
стволов. Остальные бойцы не могут помочь нам, также рискуют попасть в наши 
спины. По моему сигналу они залегли, не создавая собой мишени для духов. 
Оставшиеся в живых «душки» рванули к развалинам, оставляя убитых. Гранатометчик 
тоже остался на поляне, не добежав до убежища, пуля моего сержанта Шурки 
Долгова попала ему в лицо. Сержант перевел огонь на одиночный и бил прицельно. 
То же сделал и Серега Тимошенко. Оставить гранатомет противнику было бы 
преступлением, и в штабе меня просто бы не поняли. Для помощи дозорным высылаю 
еще двоих. Это их первый бой. Парни выскакивают на полянку и, стоя в полный 
рост косят очередями по дувалам. Мой мат вперемешку с приказами лечь не доходит 
до них — силен запал первого боя. В лежачую мишень гораздо труднее попасть, чем 
в стоящую крупную фигуру. А их фигуры крупны. Оба борцы, под 85 кило весом. Сам 
отбирал их в Союзе.




Первые потери


Вначале падает Горяйнов. Потом зашатался и Солодовников. Он, пошатываясь, бежит 
в мою сторону. Перед смертью зовут маму, а мамы сейчас далеко, вот он и бежит 
ко мне, я сейчас ему за мать. Автомат зажат в руке, изо рта бьет кровавая пена. 
«Песочка» на груди окрасилась в красный цвет. Дырочка в ней говорит о ранении в 
легкое. Вот и первая кровь, получи, командир. У меня нет сил выругать его, хотя 
злость на него переполняет меня. Прислушайся он к моему приказу, жил бы, может, 
до сих пор. Укол промедола, сделанный кем-то из бойцов, не спасает положение. 
Теперь наша задача усложнилась. Помимо гранатомета надо забрать убитого Генку с 
его пулеметом. Отправляю за ним двух солдат. Они сбрасывают рюкзаки и оставляют 
автоматы, им они сейчас не нужны. Их действия будут прикрываться огнем всей 
группы. Здесь не стрельбище, поэтому лица парней бледны. Знаю это и я. Мозг 
лихорадочно работает, я не имею права ошибаться. «Вперед!». Генкино тело и 
оружие у нас. Духи усиленно огрызаются. Но нам теперь не до них. Побросав в 
дувалы с десяток гранат, мы отходим, жизнь еще живого Солодовникова мне важнее 
этих людей в черном. Вместо них завтра будут еще сто, а его еще можно спасти. 
Двое прикрывают наш отход, двое бегут впереди, ограждая нас от возможных 
неприятностей. Остальные тащат два тела, сменяя друг друга. «Песочки» промокли 
от пота, солнышко уже жарит немилосердно. Не зря заставлял вас часами таскать 
рюкзаки с камнями, где бы вы были без этой тренировки.

Вовремя мы покинули место стычки. Появившиеся в небе «вертушки» обрабатывают 
это место, используя все свое вооружение. О нас они не знают. Наши действия 
держат в тайне. Если «вертушки» примут нас за «духов», это может стоить нам 
жизни. На месте засады грохочут взрывы НУРСов, видны столбы пыли. «Душкам» там 
не сладко, но и нам тоже. Один из вертолетов заходит на боевой разворот и 
замечает группку людей, бегущих по развалинам. Изменяя курс, он разворачивается 
в нашу сторону. Если не опознает, конец, мелькнула в мозгу мысль. Его плоское с 
боков тело неумолимо приближается к нам. Быстро достаю из рюкзака ракетницу. 
Выхожу на центр улочки, прятаться уже бесполезно. Даю выстрел ракетой в сторону 
приближающегося вертолета, машу пилоту рукой. Он проходит над нами на бреющем, 
обдав вихрем смешанного с гарью воздуха. Пилот направляет курсовой пулемет на 
нас, пристально вглядываясь в наши лица. Бежать к дороге духи не могут, это 
ясно пилоту, и он отваливает к своим.

Вызываем технику. Возле нас в пятидесяти метрах пылают пять бензовозов. Людей 
не видно. Оказывается, что раненых уже эвакуировали в местную санчасть. Вот и 
за нами пришла БМП. Осторожно загружаем Солодовникова и Генку. Мать должна 
получить своего сына в любом случае, иного у нас быть не могло. Наконец, 
санчасть полка. В наличии прапорщик-санинструктор и капитан-зубной техник, и 
это в полку, ведущем боевые действия. Опять наверху не хочет шевелиться 
извилина. Где наши профессора, где медики, желающие получить богатейшую 
практику? Они есть, я знаю, но сюда почему-то не могут попасть.

В санчасти уже пятеро обожженных водителей бензовозов. Некоторые из них 
напоминают персонажи фильмов ужасов. Полностью обожженные, голова без единого 
волоска, распухшие кровоточащие губы. Они просят доктора убить их. Кожа 
пластами свисает с тела. Мучения, очевидно, достигли последнего предела. 
Доктора мечутся среди них, ставя им капельницы. Тут еще мы с нашим воином. Его 
кладут на раскладушку, затыкая ваткой дырку в груди. Он хрипит, с надеждой 
глядя на белый халат врача. «Жить будет», — говорит прапорщик. Мы выходим из 
санчасти. Бойцы стоят в стороне, вопросительно глядя на нас с Серегой. Серега 
его друг по школе, вместе они и выступали на соревнованиях по борьбе. Ему не 
стоится на месте. Он снова заходит внутрь. Через секунду он вылетает оттуда: 
«Товарищ старший лейтенант!». Забегаю за ним в помещение. Солодовников спокойно 
лежит на раскладушке с полузакрытыми глазами. Хватаю его руку. Пульса нет! 
Серега выхватывает пистолет и с проклятиями направляется по коридору. Догоняю 
его у входа к врачам. Он вырывается, что-то кричит докторам. Они испуганно 
бросились врассыпную. Это удваивает силы Тимошенко, он вырывается. Подбежавшие 
солдаты помогли мне скрутить его. Серега ослабевает и плачет. Кризис злости на 
врачей прошел. Тем более что винить их не за что.




В Афганистане, в «Черном тюльпане»


Трупы тут же выносят на улицу, заворачивают в блестящий целлофан. Целлофан 
напоминает обертку шоколада. Такой же хрустящий. Груз «200» загружается в 
вертолет и отправляется в Кабул. Там его ждет «консервный заводик», мрачно 
шутят бойцы, так называя полевой морг. Морг располагается в нескольких больших 
палатках, установленных прямо на высохшей траве. Лежащим на земле уже все равно.
 Комфорт их не интересует. К сожалению, приходится посещать это заведение. Надо 
опознать здесь своих, дать данные в местную администрацию. Но прежде их еще 
надо отыскать здесь. А среди этих оборванных ног, искалеченных тел и каких-то 
непонятных обгорелых кусков мяса их отыскать не просто. Наконец, они найдены. 
Солдат в десантной форме с запахом самогона шариковой ручкой пишет на их 
твердой задубелой коже фамилии, и я с облегчением выхожу на воздух. Такого не 
увидишь и в кошмарном сне. Теперь их уложат в цинковые ящики, и они на самолете 
отправятся в круиз по родной стране. Ждите родные своих сыновей, вам их 
доставят обязательно.

Опустошенный виденным, сажусь в УАЗик. Глаза мои открыты, но я ничего не вижу. 
Мой мозг отказывается воспринимать окружающее. Это напомнило первый выход на 
задание. Шок скоро проходит. Здесь вообще долго ничего не длится, и жизнь 
товарищей в том числе. Долго только ждешь замены. Кажется, тебя не заменят 
никогда, и ты будешь вечно торчать на этой войне, которая тоже не кончится 
никогда. Где в мире еще найдутся желающие рисковать своей жизнью за 23 доллара 
в месяц. Оплата не зависела от того, лежишь ли ты на койке целыми неделями или 
пытаешься выжить, прыгая ночью по дувалам с автоматом в руках. Те же деньги 
получают работники штабов, повара, машинистки и прочий контингент, слышавший 
стрельбу и взрывы издалека. Иногда эта тема поднималась в нашей среде, особенно 
после очередной отправки домой кого-то из нас грузом «200». Она, как правило, 
затихала после двух-трех минут крепких матерных выражений в адрес начальства в 
Союзе. «Зомби» не должны много рассуждать. Их удел выражен четырьмя емкими 
выражениями: «в любом месте, в любое время, любое задание, любыми средствами», 
остальное их не должно касаться. В конце концов, мы не наемники, мы воюем во 
имя Родины.




Гладко было на бумаге...


Следующей нашей операцией был рейд в крупный кишлак, откуда совершались 
нападения на наши войска. Кишлак располагался в предгорье, и на технике туда не 
проедешь. С воздуха можно перебить мирных жителей, а это недопустимо.

Начштаба армии разработал план, согласно которому моя группа ночью выходит к 
кишлаку со стороны гор. Со стороны дороги нас прикрывает разведрота полка, а с 
воздуха вертолеты огневой поддержки. То, что из всей разведроты в наличии 
только двенадцать солдат, два офицера и два бронетранспортера, начштаба удивило,
 но решения не изменило. Он так красиво размалевал свой замысел на карте, что 
не хотел ничего портить из-за того, что надо что-то менять. Пошли. Ночью 
оцепили кишлак с тыла насколько хватило сил. К рассвету двинулись вперед. Не 
доходя до него метров ста, по нам врубили из чего-то крупнокалиберного, судя по 
редкому звуку выстрелов. Перебежками подбираемся к ближайшим дувалам, прячась в 
мертвое пространство. Уже пять утра, через полчаса должны быть вертолеты 
поддержки, которые мы наведем на цель. Вертолетов нет. Нет их и в шесть. Мы 
носимся по кишлаку, отыскивая стрелков. Разве за день можно перевернуть более 
тысячи халуп, имеющих кучу подвалов, сараев и всяких закутков. Перевернули 
несколько куч дров. Ничего. На дороге находим стреляные гильзы от буров. Значит,
 здесь должно быть и стрелковое оружие. Уже десять часов. Бойцы взмыленные, 
поиски ни к чему не приводят. Разведроты тоже нет. Один ее БТР сломался при 
выезде из полка, второй засел на рисовых полях далеко от нашего кишлака. Десять 
человек ненавистных «шурави» носятся среди мрачно смотрящих жителей. Если бы не 
наши автоматы в руках, нам бы здорово не повезло.

Нужен результат. Его будет требовать наш «главком». Полномочия получены, надо 
выполнять. Сгоняем на площадь всех жителей, кто мог двигаться. Они стоят, 
угрюмо глядя на нас. Через переводчика обращаюсь к ним с требованием указать, 
кто стрелял и где спрятано оружие. Требование абсурдно и заранее обречено на 
неудачу. Тогда приходиться принимать меры пожестче. По-моему указанию из толпы 
выхватывают одного жителя. Страха в его глазах нет, только ненависть. Условия 
им известны. Если в течении двадцати секунд не называют стрелков, вызванный 
погибает. Солдат-таджик громко начинает считать: «Як, ду, се...». Никто не 
издает ни звука. Выстрел из пистолета в голову, и несговорчивый падает. 
Указываю на следующего. Та же картина. Сержант перезаряжает пистолет, гора 
трупов постепенно растет. С толпой у нас психологическая борьба. Никто не 
скажет ни слова. Это ясно. Можно перебить хоть всех, но мы ничего этим не 
добьемся. Над площадью веет ужас. Мои солдаты присмирели перед лицом такой 
самоотверженности. Для нас это непонятный феномен. Для них — это долг веры, 
долг перед исламом. Даю команду на отход. Уходим из кишлака, предупредив, что 
еще вернемся, если стрельба не прекратится. Но каждый знает, что возвращаться 
сюда опять — хуже смерти.

К вечеру, наблюдая в бинокли, мы видели вереницу афганцев, несущих своих 
погибших жителей. Само собой, эта акция любви к нашей армии им не добавила.




Осторожно, мины!


Выполняя мелкие указания разведотдела, моя группа «шастает» по ночам, изучая 
район действий. Много ящиков «с гранатами», «патронами» — нашими сюрпризами — 
оставлено на «духовских» тропах. Вообще-то не стоит открывать такие ящики, если 
жить не надоело.

Из штаба пришло распоряжение на организацию засады. Выезжаем днем к месту, где 
планируется «засадить». Местность гладкая, как стол. Кое-где видны камни 
величиной с куриное яйцо. Укрыться абсолютно негде. Предлагаю начальству через 
своего наблюдателя оповестить десантников о появлении «духовских» машин. 
Десантура на своих БМДшках разнесет в пух и прах любую автоколонну. Это гораздо 
безопаснее в этой пустыне и намного эффективнее — никто не уйдет. Но 
разведотделу нужны баллы, поэтому десантников привлекать не хотят. «Духовская» 
скрытная тропа пересекает асфальтовое шоссе. В этом месте под ним имеется 
небольшая труба для стока воды. В эту трубу я и думаю затолкать ночью группу, 
иначе в свете фар нас заметят за километр. Перед входом в трубу осторожно 
переходим с сержантом по торчащим камням. Так меньше вероятность наступить на 
мину. Установив несколько десятков всяких ловушек, поневоле будешь шарахаться 
от подозрительных мест. Оказалось, не зря мы наступали не на землю. Лейтенант, 
присланный недавно из Союза, решил тоже осмотреть место. Спустившись с дороги, 
он, к сожалению, пренебрег правилами безопасности. Столб взрыва 
«противопехотки» возник за нашими спинами, сорвав с голов шапки. Игорь лежал 
между камней в оседающей пыли. Между камнями слой грунта был сорван взрывом, и 
виднелось шесть черных резинок ПМНок. Мы с сержантом посмотрели друг на друга. 
Он был бледен, я, наверное, не краснее его. Сколько бы стрессов не было 
пережито, к ним все равно невозможно привыкнуть. Просто это ощущаешь не так 
остро и быстрее все забываешь. Серега спустился к Игорю. Осторожно двигаясь по 
камням, он подтащил его к дороге. Я лег на край дороги и подал вниз руки. 
Ухватив Игорька за куртку, вытаскиваю его наверх. Вокруг сошлись солдаты. У 
Игоря оторвана пятка. Из куска ботинка торчит окровавленный обломок кости, 
пульсируя, выходит кровь. Он еще в шоке, поэтому способен шутить. На его вопрос 
о танцах с бабами, отвечаю ему: «Вряд ли». Вызываем вертолет. Он прилетает 
через полчаса. Игоря с перетянутой пистолетным шнуром голенью загружаем в 
кабину. Скоро он будет в Кабуле.




Не надо дергать судьбу за хвост


Я задумываюсь над его судьбой. С первых дней его пребывания, я исподволь 
почувствовал, что Игорьку здесь не выжить. Причиной моим мыслям послужили два 
произошедших с Игорем случая. И первый, и второй были на моих глазах. 
Возвращаясь с осмотра района, Игорь ехал впереди меня на своей БМП. Наверное, 
механик превысил скорость, потому что его машину резко кинуло вправо с дороги. 
БМП на полном ходу срезала своим острым носом один из тополей, растущих вдоль 
дороги. Тополь рухнул на БМП. Чудом ствол не пришиб сидящего по-походному Игоря,
 упав между ним и башней. Наблюдая сзади эту картину, у меня пошли по коже 
мурашки. Подумалось, не лихо ли он начал подставляться? Следующий случай 
произошел с ним два дня спустя. Мы возвращались из разрушенного кишлака, где 
брали кое-какие доски для бани. Вши до того замучили, что невозможно было спать.
 Хотелось хоть как-то помыться. Возвращались в сумерках, невзирая на приказ по 
армии. В это время «духи» и подкараулили нас. Выстрел из гранатомета прошел 
между БМП моей и Игоря. Сидевшие сверху бойцы мгновенно оказались внизу за 
спасительной броней. Вовремя, так как тут же по броне затарабанил град 
автоматных очередей. В триплекс смотрю на переднюю БМП. На машине никого нет, 
только Игорь торчит по пояс в люке, осыпая дувалы из своего автомата. Вокруг 
него летят трассеры, чудом не причиняя ему вреда. Проскочив опасный участок, 
крою по всем правилам наводчика своей машины. Ведь, используй он вооружение 
башни, «душки» не посмели бы так нагло себя вести. Наводчик сидит, понурив 
голову. Забыл я, что это всего-навсего советский солдат-узбек, окончивший с 
дипломом свое учебное подразделение. Его знания были пропиты приемной комиссией,
 как и многое другое в нашей системе военного образования. После шести месяцев 
обучения, он даже не умел зарядить пушку, не говоря о работе с электронным 
прицелом и вычислениями поправок на стрельбу. Тут же «костыляю» Игоря, твердо 
уверовав в душе, что он здесь долго не протянет. Впоследствии так и оказалось. 
Не прошло и двух недель, как он наступил на противопехотную мину. Ему отрезали 
ногу и отправили в Союз. Его рапорт о желании продолжить службу подписал 
Министр Обороны, и Игорек служит в одном из военкоматов Москвы.

Офицеры из ДШБ с удивлением узнали у меня, что карты минных полей нашего района 
действий мне никто не выдал. Оказалось, что в течение десяти суток мы бороздим 
в ночное время окрестности, нашпигованные советскими минами. На одну из них 
«посчастливилось» наступить Игорьку. В разведотделе со мной была проведена 
успокоительно-извиняющаяся беседа, но Игорь-то от этого бегать все равно больше 
не будет. Слава Богу, это была моя крайняя, сорок шестая операция. Вскоре я 
торжественно облачился в бронежилет для следования на аэродром. Бронежилеты 
хранились на складе, и на операциях группами не использовались. Это считалось 
зазорным, проявлением трусости. Хотя кое-кому, возможно, удалось бы спасти свою 
жизнь, не будь у нас этого правила. Позже рота «обмельчала», и на задания 
начали ходить в бронежилетах. У нас же его одевали, чтобы избежать коварного 
случая при следовании на аэродром для замены, отправки в отпуск и т. д. Закон 
подлости у нас уважался в полном объеме. Нельзя бриться перед заданием! А 
переводчик-двухгодичник нарушил это правило. С задания вернулся без ноги. 
Нельзя после получения приказа о замене идти на очередное задание! Не выполнил 
это правило Генка, зам. ком-ра второй группы, а через два дня его привезли с 
дыркой в голове от выстрела своего же солдата. Нельзя дергать судьбу за хвост!




Прощай Афганистан!


Прощай, Афганистан, такая чужая и такая родная страна, живущая по древним, но 
справедливым законам ислама. Навсегда ты врезалась кровавыми следами в мою 
память. Прохладный воздух скалистых ущелий, особый запах дыма из кишлаков и 
сотни бессмысленных смертей всегда будут помниться.

* * *

Старший лейтенант Губанов, заменившись, попал в бригаду спецназа, 
дислоцированную в г. Вильянди. Уже в Союзе получил досрочно звание капитан, 
позже получил в подчинение роту, однако служить по законам мирного времени не 
захотел, вступил в конфликт с начальством. За это в течение года его увешали 
взысканиями, как рождественскую елку игрушками, и сослали в пехоту. Из пехоты 
он ушел служить в военкомат, но и это не смогло удержать его в армии. Он подал 
рапорт об увольнении в запас и просьбу его удовлетворили. Сейчас мы понимаем, 
что это обычная ситуация и судьба многих «афганцев» и «чеченцев». Это сейчас. А 
тогда он был одним из первых.

С. Козлов




С. Козлов

Привет от Козлевича



Засадные действия спецназа отличает стремительность удара, скоротечность 
огневого налета и такой же стремительный отход. Целью засады, как правило не 
ставилось уничтожение крупных сил противника, а лишь замедление его продвижения,
 внесение паники и дезорганизации на его коммуникациях, ну а если повезет, то 
выведение из строя транспортируемой ракеты путем обстрела из стрелкового оружия 
ее головной части. В Афганистане этого было явно недостаточно. Движущийся 
транспорт с оружием мало было просто обстрелять, да и ущерба таким образом 
душманам не нанесешь. Полностью уничтожить караван тоже было недостаточно из-за 
того, что любые действия требовали подтверждения в виде трофеев. Уж больно лихо 
развернулись с докладами об уничтожении душманов, а также их оружия и 
боеприпасов, командиры подразделений ограниченного контингента советских войск 
в Афганистане в первые годы. Согласно их отчетам население Афганистана было уже 
уничтожено. Для того, чтобы полностью захватить караван с оружием, который 
охраняло до сотни душманов уже недостаточно было иметь в составе группы десять 
— пятнадцать человек, как это было в кабульской роте. Успешные засады 
малочисленных групп против крупных сил, скорее были исключением, чем правилом.

В связи с этим увеличился численный состав групп специального назначения, 
выходящих для организации засад на караванных маршрутах мятежников. Кроме того, 
невозможность сразу покинуть место засады из-за того, что на базу следует 
доставить трофеи, заставила командоров групп изменить и тактику действий и 
боевой порядок в засаде. Главным теперь было при выборе места для засады, 
помимо обеспечения скрытности, подобрать удобную позицию для занятия круговой 
обороны поскольку духи без боя бросать перевозимое имущество не хотели. Теперь 
в засаде примерно три четверти разведчиков, располагавшихся фронтом к дороге, а 
иногда и больше, составляли огневую подгруппу. Разведчики прикрывавшие тыл 
группы являлись подгруппой обеспечения. Наблюдателями были разведчики, 
находившиеся на флангах засады. Подгруппа захвата вообще не выделялась, а 
вместо нее, после прекращения противодействия со стороны моджахедов, выделялась 
подгруппа досмотра каравана, которая под прикрытием основных сил группы входила 
к обездвиженному транспорту и отбирала оружие, боеприпасы, снаряжение, одним 
словом то, что считалось военным трофеем. Их доставляли в батальон прибывшая 
бронегруппа или вертолеты. Остальное готовилось к уничтожению. Иногда 
отбирались и наиболее ценные вещи, перевозимые в караване для того, чтобы в 
последующем использовать их для оплаты агентуры отряда.




В начале славных дел


Это был уже шестой выход моей группы в течение первого месяца войны. Несмотря 
на такую высокую интенсивность выходов, с духами по-настоящему мы еще ни разу 
не сталкивались. Мелкие схватки не в счет. Настоящих результатов, которыми 
прославился кандагарский спецназ, тоже еще не было. Все как то по мелочи. То 
бронегруппа под командованием капитана Лютого спалила пару болшегрузных фур с 
контрабандным барахлом, которое везли в афганские дуканы, то бронегруппа второй 
роты нашла двух бредущих ишаков без наездников. В притороченых вьючных мешках, 
перевозимых ими, было найдено несколько пистолетов. Седоки, видимо увидев броню,
 скрылись бросив свой транспорт.

Отсутствие серьезных столкновений с противником действовало расслабляюще на 
бойцов и на офицеров. Началось тихое роптание: «Месяц ходим, а духов все нет». 




Задача


Командир отряда майор Рудых вызвал меня и командира роты к себе десятого марта 
и показав на карте дорогу, идущую меж гор в «зеленую зону» сказал: «По данным 
агентуры здесь каждую ночь возят оружие». Я это слышал уже не первый раз и с 
недоверием посмотрел на карту. Комбат, показав три горы, прилегавших к дороге, 
сказал: «Выберешь наиболее удобную и организуешь засаду. Для того, чтобы вас 
при выдвижении никто не заметил, пойдете днем, когда все духи от жары прячутся».
 Я вяло ответил: «Есть!» и вышел. Идея переться по горам на солнцепеке меня не 
радовала. Хорошо, еще, что я получил на вещевом складе на всю группу 
«национальную» афганскую одежду. Совершив в ней всего один выход я сумел 
оценить достоинство этих, необычного покроя, штанов — в них было не жарко и 
довольно свободно. Национальная в кавычках она была по тому, что шили ее в 
Ташкенте на какой-то фабрике, выполнявшей видимо военные заказы, поскольку вся 
одежда была нашего любимого «защитного» цвета. Правда чалмы были настоящие — 
сирийские, но тоже все сиреневые. В этих шмотках мы были похожи на очень 
военных душманов.

Времени на подготовку у нас было меньше суток, но мы уже привыкли к такому 
темпу и не жаловались. Остальных комбат запускал очень осторожно.

Примерно в четырнадцать часов наша бронегруппа высадила нас в двенадцати 
километрах южнее нужной нам дороги и ушла. Головной дозор, во главе с младшим 
сержантом Веригиным по кличке «Пачка», не теряя времени поднялся на гору, под 
которой «загорала» группа. Когда броня достаточно удалилась, я построил 
разведчиков и мы начали первый подъем.




Доктор Стечкин


Когда мы, изрядно взмокнув, достигли вершины, произошел курьезный случай.

Рядовой Мамедов внезапно сказался больным. Было ясно как Божий день, что он 
«косит». Объяснив ему, что поскольку броня ушла далеко, а возвращать ее сейчас 
к подножью нашей горы — это значит демаскировать группу и тем самым сорвать 
выполнение боевой задачи, я попросил одного из сержантов принести 
автоматический пистолет Стечкина с глушителем. Просьба была исполнена в миг. 
Далее я сказал Мамедову, чтобы он снял ранец с боеприпасами и отдал его вместе 
с пулеметом командиру отделения. Мамедов, думая, что теперь пойдет налегке, с 
радостью выполнил мое распоряжение. После этого я сказал ему, наведя пистолет в 
голову, что раз нет никакой возможности его излечить, а бросать его здесь — это 
значит подвергать его риску попасть в плен, где он наверняка «расколется», 
придется его по законам военного времени расстрелять. После этого я взвел курок.
 Краска моментально покинула смуглое лицо Мамедова и видимо переместилась куда 
то в ноги потому, что вскочил он очень резво. В результате довольно бурного 
объяснения я понял, что «смертельный» недуг прошел кризисную фазу и больной 
стремительно пошел на поправку. Группа продолжила путь. Можно было «вылечить» 
мнимого больного, более простым и радикальным способом, отвесив ему пару 
хороших оплеух. Но в этот раз с группой увязался парторг батальона старший 
лейтенант Виктор Мовенко, сказав, что результат он чувствует пятой точкой опоры.
 Надо сказать, забегая вперед, что этот орган его не подвел.




Сложный марш


Марш в район засады был очень сложным. Из-за жары два человека получили 
тепловой удар и нам пришлось отпаивать их водой и смачивать чалму, делая 
охлаждающий компресс, а так же намочить их одежду. У этих бойцов забрали 
тяжелые ранцы, оставив только оружие и боеприпасы в нагрудниках. Слава Богу, 
дальше они шли сами. Эти двенадцать километров через горы мы шли почти 
двенадцать часов. Около двух ночи, когда мы приблизились к дороге, послышался 
характерный треск мотоцикла, а в небо несколько раз светонул луч фары. Мотоцикл 
ехал по «пересеченке». Оставив с основной группой ранцы с боеприпасами, я 
отобрал нескольких разведчиков, взял с собой пару пулеметчиков и мы рысцой 
двинулись наперерез движению мотоциклиста. Однако, когда мы оказались на 
крайней вершине горного массива, казавшего нескончаемым, нам стало ясно, что 
бежали мы зря. До дороги, по которой ехал мотоцикл, было не меньше километра 
ровной степи. Через минут двадцать подошли и основные силы группы. Мы 
предполагали, что это был головной дозор каравана и поспешили уйти вправо, где 
гора подходит ближе к дороге, а после и вовсе перешли на другую сторону и 
расположились в непосредственной близости от дороги. Но больше в эту ночь никто 
не проехал.




В поисках воды


Под утро мы поднялись на вершину отметки 1379. Здесь заняв круговую оборону мы 
расположились на дневку. Радист развернул радиостанцию и мы дали дежурный сеанс 
связи. Проблемы начались когда встало солнце. От запаса воды, который мы несли 
с собой, осталось не больше половины. При обычном потреблении, составлявшем 
минимум литр в сутки, мы до конца срока выполнения задачи явно не дотягивали. 
Что бывает когда в группе кончается вода, я знал по печальному опыту группы 
Леонида Рожкова. Надо было что-то делать. Разведчики, посланные для поиска воды,
 вернулись ни с чем. С нашей горы прекрасно просматривался мутно-коричневый 
изгиб реки Аргандаб, до которого было не более пяти-шести километров. Но там 
была «зеленка». Сунуться туда без риска быть обнаруженными мы не могли. В 
очередной раз осмотрев окрестности, в общем без особой надежды на успех, я 
вдруг зацепился взглядом за неестественно ярко-зеленый куст и такую же траву, 
растущую возле него. Куст находился в сухом русле, по которому в период дождей 
стекала вода с горы. В период подготовки к началу боевых действий я очень 
внимательно перечитал книгу Воловича «Человек в экстремальных условиях 
окружающей среды». Там, в частности, описывался способ нахождения водоносного 
слоя. Отправив туда разведчиков, я приказал им взять лопату и, если земля 
влажная, попробовать выкопать ямку глубиной до одного метра. Если там есть вода,
 то ямка постепенно должна была заполниться ей.

Эксперимент удался. Теперь мы были обеспечены живительной влагой на все время 
выхода.




Без связи


В течение дня по дороге прошло несколько человек, но без оружия. Двое из 
прошедших тщательно осматривали дорогу и обочину в поисках возможных следов. 
Хорошо, что наши тыловой дозор тщательно замел специально для этого заранее 
сорванной веткой какого-то азиатского травянистого кустарника. Не задолго до 
темноты случилась неприятность: вышла из строя радиостанция Р-143, 
обеспечивающая нашу связь с Центром. Восстановить связь по дублирующей 
радиостанции Р-159 не удалось, поскольку радист Абубекеров не взял с собой 
антенну бегущей волны, поленившись ее нести. Я же тоже «прощелкал» и не 
проверил его. В результате группа осталась без связи. На войне это самое 
поганое, что может случиться, поскольку до той поры, пока группа может 
попросить о помощи, даже в самой безвыходной ситуации есть надежда, что ей 
помогут. Однако делать было нечего. Ближе к вечеру те разведчики, которые 
входили в состав огневой подгруппы, спустились ближе к дороге и расположились 
для засады. Вместе с ними спустился и я, расположившись в центре засады.




Бить или не бить?


Около двенадцати ночи я закемарил на какие-то минуты и во сне увидел бородатых 
духов, лезущих ко мне. Духи почему-то не кричали, а пищали. Внезапно 
проснувшись, я услышал, что это пищит тональный вызов моей радиостанции Р-392, 
предназначенной для связи внутри группы. Левый наблюдатель докладывал, то видит 
свет фар трех приближающихся машин. Я передал: «Всем приготовиться!». Повернув 
голову влево их увидел и я, но какой-то посторонний шум привлек мое внимание. 
Взглянув на дорогу я обомлел. По ней пешком шла толпа духов общей численностью 
около восьмидесяти человек. Духи шли не таясь. Они громко разговаривали и 
перекликались между собой. Вслед за ними по узкому серпантину в ущелье въехали 
три автомобиля, а за ними появилась следующая толпа. Так они чередовали друг 
друга. Колонна была настолько длинной, что шедшие впереди, уже давно вышли из 
ущелья, а хвост колонны в него еще не вошел. Открывать огонь было равносильно 
самоубийству. Нас было всего двадцать два человека, а духов только пеших мы 
насчитали около трехсот. Если учесть, что на десяти автомобилях, по самым 
скромным прикидкам, ехало хотя бы еще человек по десять, то соотношение 
получалось почти один к двадцати. При абсолютной необстрелянности группы и, 
главное, в условиях отсутствия связи исход боя был предрешен. Последние духи, 
что-то голося и будто бы издеваясь надо мной, покинули ущелье, а я все смотрел 
в темноту. После очнувшись, вместе с моим заместителем сержантом Сергеем 
Сычевым поднялся на вершину. Радиста хотелось прибить. Грохоча на ухабах, по 
дороге из «зеленки» проехала пустая машина. Дернувшись сначала, решили ее не 
трогать. Утро застало меня кемарящего на склоне горы вблизи выбранной для 
засады позиции. На противоположном склоне ущелья показались три пастуха, 
гнавшие через гору нескольких верблюдов. Увидев меня, они что-то стали кричать 
и махать руками. Я приветственно махнув им в ответ, удалился за большой валун 
для того, чтобы не быть втянутым в диалог. Пастухи, продолжая перекликаться 
между собой и радоваться жизни, скрылись вместе со своими верблюдами.

Настроение было хуже некуда. Целый месяц ходить в засаду, отдыхая по одному-два 
дня, для того, чтобы пропустить караван, о котором и мечтать не смел. Вообще 
«кабульцы», обучавшие нас, рассказывали, что караван это — две, максимум три 
машины с охраной человек тридцать. А тут десять машин и триста духов 
безнаказанно прошли, как по Красной площади Первого Мая. Эти невеселые мысли 
прервал рокот вертолета. Появившись над нами, вертушка стала ходить кругами на 
высоте километра два. Я понял, что это прилетели наши, обеспокоенные 
отсутствием связи в обязательный сеанс. Связавшись по милицейской радиостанции 
«Ромашка», я объяснил, что рация вышла из строя поэтому, если командование 
отряда желает, чтобы мы продолжали выполнять задачу, пусть придумают, как нас 
обеспечить связью, а если не придумают, то пусть снимают группу, поскольку 
толку от нас без связи нет. Прилетевший на вертолете офицер, спросил, было ли 
что-нибудь интересное ночью. Я рассказал все как было. Поболтавшись еще немного 
над нами, с вертолета передали «гениальное» решение командования отряда: «Тебе, 
согласно приказа, еще сутки выполнять задачу. Вот и сиди на своей горе и не 
рыпайся». Сообщив эту душевную новость, вертолет улетел восвояси. Плюнув, я 
подумал, что был прав, когда не дал команду на открытие огня прошлой ночью. На 
часах было половина двенадцатого. С нами нет связи семнадцать часов, а они 
только очнулись. Начнись бой в полночь, духи за двенадцать часов, даже без 
подкрепления из «зеленки», до которой было всего четыре километра, нас бы 
«накрошили в мелкий винегрет».




Есть связь!


Около двух часов дня мои разведчики, включив радиостанцию Р-392, внезапно 
услышали переговоры командира третей группы нашей роты старшего лейтенанта 
Александра Корнева с его дозором. В Саниной группе видимо тоже начались 
проблемы с водой и он отправил дозор на ее поиск. Я попробовал связаться с ним 
и это удалось, хотя расстояние между нами было километров тридцать. Это было 
приятной неожиданностью, поскольку дальность связи Р-392 по тактико-техническим 
данным составляет десять километров с антенной Куликова. Выяснив есть ли у 
Корнева связь с Центром, я попросил его быть с двадцати трех часов на связи, 
поскольку в полночь у нас духи ходят как по Бродвею. Группа Корнева должна была 
по моему замыслу исполнить роль ретранслятора, передавая полученную от нас 
информацию в Центр. Настроение у меня да и у бойцов, которые заметно скисли, 
поднялось. Все нетерпеливо ждали наступления темноты.

По дороге снова прошло несколько человек и движение на этом прекратилось. Но 
около семнадцати часов из «зеленки» вышел человек, который двигаясь по дороге, 
снова пытался обнаружить посторонние следы. Тем не менее, шел он довольно 
быстро. У Веригина при появлении этой личности явно зачесались руки и он стал 
меня уговаривать взять этого духа в плен, но я был неумолим. Однако спустя 
минут сорок-пятьдесят этот же человек вновь показался на дороге, теперь он 
возвращался в «зеленку». «Пачка», прозванный так за абсолютное несходство с 
Аленом Делоном, начал вновь уговаривать меня разрешить взять «языка». Немного 
подумав я дал согласие.




Молчаливый «язык»


Группа захвата, состоявшая из младшего сержанта Веригина, который был назначен 
старшим, сержанта Налетова, придаваемого в группу из группы минирования и 
таджика рядового Давлатова, знающего фарси, имела довольно комический вид. 
Вместе эта троица напоминала Моргунова, Никулина и Вицина в «Кавказской 
пленнице». Было жарко и рубахи они сняли оставшись в широченных штанах, чалмах 
и жилетах, поверх которых были надеты нагрудники с магазинами и гранатами. Для 
того, чтобы ввести пленного в заблуждение по поводу нашей истинной 
принадлежности, я порекомендовал Налетову и особенно Веригину закрыть их 
абсолютно славянские физиономии свисавшим концом чалмы. Разведчики двинулись к 
выходу из ущелья, где и планировалось взять «языка». Мы наблюдали за их 
действиями сверху. Для того, чтобы предупредить их о возможном появлении на 
дороге какого-либо транспорта или людей, в подгруппу захвата была выделены 
радиостанция, находившаяся на приеме в течение всего времени выполнения ими 
задачи.

На самом выходе из ущелья, непосредственно у дороги, находилась небольшая скала 
и несколько валунов почти в рост человека. Именно отсюда и появилась перед 
разведчиком моджахедов наша троица. Дух от неожиданности остановился как 
вкопанный. «Инджибио бача» — позвал его Давлатов ласково. Дух заулыбался и 
двинулся к нему, но когда до «ряженых» оставалось три-четыре шага, порывом 
ветра сдуло конец чалмы, которым прикрывало лицо младшего сержанта Веригина. 
Взглянув на него и встретившись с ним глазами, дух, как подкошенный, упал на 
колени. Не дав ему опомниться «Пачка» поднял его за ворот и поставил на ноги 
одной левой. Здоровья он был отменного и имел первый разряд по боксу в тяжелом 
весе. Как и условились заранее, по-русски никто не говорил. Пытаясь 
использовать опыт Сергея Михалькова, мы выдавали себя за наемников, однако это 
у нас видимо плохо получалось. Дух сидел и улыбался во все свои тридцать два 
зуба. Он был молодым, холеным парнем с длинными немного вьющимися волосами, 
черными как смоль. Одет был, как и все афганцы, но сверху рубашки вместо 
традиционного жилета на нем был пакистанский форменный френч без знаков 
различия. На фарси он разговаривать отказался кое-как объяснив, что он пуштун и 
поэтому «Фарси на фамиди». Устав изображать американского наемника, а больше 
всего разозлившись от того, что пленный откровенно над нами издевался, я 
попросил Веригина: «Толик, он меня достал. Дай ему разок, но смотри не убей». 

«Пачка», ощерился улыбкой людоеда и пробормотав под нос, что правой он и 
действительно зашибить может до смерти, несильно выбросил вперед левую руку, 
попав духу в подбородок. Впечатление было такое будто в пленного приехал 
грузовик. Он влип головой в скалу, у которой сидел, и тихонько начал 
«отъезжать». «Дурак», — сказал я. «Пачка» запереживал и предложил похлопать 
пленного по щекам для того, чтобы привести его в чувство. Опасаясь, что так он 
его действительно убьет, я запретил ему прикасаться к пленному. В чувство духа 
привели брызнув в лицо водой. Больше он не улыбался. Самое странное оказалось 
то, что из всего многонационального состава группы, пленный более менее нашел 
общий язык с пулеметчиком Гусейновым, который был по национальности телаш. Есть 
такая народность в Нахичевани, граничащей с Ираном. Дух сказал, что он ищет 
корову с рыжим пятном на боку и спиленным левым рогом. Услышав это, я засмеялся 
и просил ему перевести, что эту корову уже лет сорок ищут советские 
партизанские разведчики. Дух видимо внимательно изучал опыт наших партизан по 
книгам «Подпольный обком действует», «Это было под Ровно» и другим. То, что 
здесь его допрашивать бесполезно было ясно, поэтому ему связали руки и передали 
под охрану подгруппе обеспечения, которая находилась под командой парторга. С 
наступлением сумерек мы начали спускаться к своим позициям. Перед уходом, я 
заставил «Абу» для пробы связаться с группой Корнева. Связь была устойчивой.

Примерно в двадцать три тридцать, слева из за гор, в направлении «зеленки» в 
небо поднялась трасса, выпущенная из ДШК. Это был сигнал, разрешающий движение 
каравану.

Как рассказывал разведчик Какабаев, которому было поручено охранять духа, его 
заставил строить для себя укрепление Мовенко, а сам обещал присмотреть за 
пленным. Однако парторг охранял его невнимательно, в следствие чего дух 
неоднократно пытался удрать. А после того, как он увидел разрешающий сигнал для 
движения каравана, пленный, пользуясь тем, что ноги его связаны не были, 
вскочил и, подбежав к обрыву, сиганул со скалы, высотой с четырехэтажный дом. 
Пролетающее мимо тело заметил сержант Орлов, который хотел было выяснить, что 
это рухнуло вниз, но через несколько минут после героического полета моджахеда 
пошел караван.




Бой


Ровно в полночь в ущелье появились духи. Как и прошлой ночью они шли впереди 
машин. Снова что то кричали друг другу. Пешими в этот раз мы насчитали 
семьдесят четыре человека. Когда люди уже почти вышли из ущелья, в него въехало 
одна за другой пять машин. Машины шли тяжело, надсадно рыча двигателями. Когда 
последняя машина спустилась по серпантину в ущелье, я засадил длинную очередь 
по головной из автомата. Это был сигнал для всех к открытию огня. Ущелье 
наполнилось звуками боя. Головная машина прибавила газу пытаясь выйти из ущелья,
 но в результате правильно распределенного огня, на первом этапе весь правый 
фланг сосредоточенно долбил по ней. Остановив ее на дороге, мы запирали выход 
из ущелья. Однако это не удалось. Видимо понимая наш замысел, водитель головной 
машины у которой были пробиты колеса, направил ее в русло, выбрав более пологий 
склон. Машина съехала, ударилась о валун, лежащий в мандехе, и заглохла. 
Водитель и духи, ехавшие на второй машине, оказались менее мужественными. Попав 
под плотный огонь, они просто бросили машину, а сами отошли с глубину 
спасительного сухого русла реки. Маневрировать на узкой дороге, идущей вдоль 
него было рискованно. Четвертая машина, попытавшись развернуться, упала в русло 
прямо на крышу. Это было очень кстати, поскольку у нее в кузове стоял ДШК. Духи,
 ехавшие на других машинах, отошли и укрылись на противоположном склоне ущелья, 
пытаясь оказывать противодействие. Против моего левого фланга и центра начал 
работать крупнокалиберный пулемет, установленный группой проводки каравана на 
одном из противоположных склонов. Однако вели огонь они не долго. Командир 
отделения гранатометчиков сержант Фролов прицельной очередью своего АГС-17 
заставил их замолчать. Он же накрыл огнем духов, пытавшихся, вести огонь в 
хвосте колонны.




Пулеметчик Батаев


Моджахеды, которые шли впереди, теперь остановились в недоумении, глядя на 
темнеющий проем между скал, из которого они только что вышли. Затрудняюсь 
сказать, какие мысли им лезли в голову, но только их течение прервал пулеметчик 
Батаев, который находился на правом фланге группы, где командовал сержант Орлов.
 Он-то и отправил Батаева на запасную позицию, прикрывавшую правый склон нашей 
горы. Батаев, несмотря на то, что служил первые полгода, был парнем очень 
устойчивым в психологическом плане, действовал всегда спокойно и уверенно. Так 
и в этот раз он не спеша залег на позиции, установил нужный прицел и открыл 
огонь из своего ПКМ по колонне духов, остановившейся на дороге. Моджахеды, 
выйдя из оцепенения, заметались. Часть их осталась лежать, остальные успели 
укрыться, кто в русле, идущем вдоль дороги, а кто за изгибом невысокого холма, 
на котором мы занимали позицию в первую ночь. Спустя некоторое время, видимо 
оценив обстановку, командир или мулла духов, вооруженный мегафоном, стал 
вдохновлять их на атаку. Он что-то вопрошал, а остальные отвечали ему хором. В 
конце, доведя боевой дух подчиненных до нужной кондиции, обладатель мегафона 
решительно «каркнул», видимо отдав команду. Толпа человек в тридцать-сорок 
устремилась наверх по склону навстречу огню Батаевского пулемета. Боевой пыл 
сразу остыл и атака захлебнулась. Откатившись назад под прикрытие холма, духи 
стали готовиться к очередной атаке. Всего их было пять или шесть. В ходе 
четвертой или пятой пробежки на гору, духи смогли засечь позицию наглого 
пулеметчика, но Батаев сменил ее и скрытно ушел на запасную. На том направлении 
ни один дух не прошел.




Маскировка и наоборот


Пытаясь огнем поддержать атаки своих, ударила безоткатка группы проводки, 
установленная на противоположном склоне у выхода из ущелья. Она сделала еще 
несколько выстрелов, но огонь ее был редким и не эффективным. Видимо у них было 
мало снарядов и они не видели в темноте цель. Вообще в ходе этого боя я понял, 
что всегда надо располагаться не на вершине горы, а значительно ниже. Противник,
 не видя в темноте откуда по нему ведут огонь, чисто психологически начинает 
стрелять по вершине горы, поскольку это единственное, что он отчетливо видит. 
Глупо стрелять просто в огромную черную гору, хотя именно в результате такого 
огня можно было случайно в кого-то попасть.

Как нас учили в училище, нанеся основное огневое поражение противнику, я дал 
команду прекратить огонь, запустив зеленую ракету, но сразу пожалел об этом. 
Подгруппа захвата, которая во главе со мной должна было выдвинуться к машинам 
«для захвата образцов вооружения, документов, техники и пленных», была 
буквально прижата шквалом огня мятежников, наконец обнаруживших хоть какую-то 
цель. От бредовой идеи идти к машинам я сразу отказался, да и позицию пришлось 
сменить. Налетов позже рассказывал, как его напарник — молодой сапер Михайленко,
 заменив пустой магазин, по ошибке вставил с трассерами, лежавший в нагруднике 
для возможной необходимости дать целеуказание. Стрельнуть он успел только раз, 
после получил от Налетова в ухо и огонь прекратил. Но ДШК начал методично, 
подобно гигантской пиле, спиливать слой за слоем валун, за которым они лежали, 
пока пулемет не подавил Фролов. Береженого Бог бережет и, нещадно матерясь, 
саперы переползли в другое место.




Незваные гости


Интенсивность стрельбы духов со стороны дороги заметно ослабла, да и мои 
подчиненные стреляли только по видимому противнику, экономя боеприпасы. У 
передней машины хлопнула дверь. Я попросил Веригина, вооруженного ночным 
биноклем, посмотреть, что там происходит. «Пачка» взглянул в прибор и, не 
отрывая глаз от него, сообщил: «По машине кто то ходит». Я попросил его 
уточнить сколько там народу и зарядил подствольный гранатомет. Толик насчитал 
сначала троих, а когда духи взяли то, что им было нужно в кузове, и вытянувшись 
в две колонны, стали отходить, сказал, что всего их шестеро. Взглянув в бинокль,
 я увидел в зеленоватом свечении действительно шесть человек, которые что-то 
несли на плече и двигались ближе к берегам русла. Выбрав подходящий ориентир в 
виде одиночного куста, я отдал Веригину бинокль и прицелившись выстелил. 
Поскольку стрелял настильно, взрыв раздался через пару-тройку секунд после 
хлопка выстрела.

«Класс!» — воскликнул Толян. «Вы попали прямо в центр между ними», — 
прокомментировал стрельбу он. «Жди, сейчас встанут», — сказал я и зарядил 
следующую гранату. «Нет, не встанут», — сказал уверенно «Пачка», продолжая 
наблюдать в бинокль, — «По-моему Вы их насовсем убили». Я довольно крякнул, но 
на всякий случай отправил по тому же адресу еще одну гранату.




Трусость и героизм


А в это время духи, наконец осознав тщетность атак на правый фланг, решили 
обойти группу и зайти в тыл нашему отделению АГС-17, которое воевало на левом 
фланге. Группа мятежников общей численностью человек десять-пятнадцать начала 
движение к своей цели вдоль тыльного подножья нашей горы. Их перемещения 
наблюдали разведчики подгруппы обеспечения и доложили об этом парторгу, 
предлагая открыть огонь. Однако Мавенко, испугавшись, категорически запретил 
открывать огонь, действуя по принципу: «Авось пронесет». Духи беспрепятственно 
вышли в тыл гранатометчикам, который прикрывали злосчастный пулеметчик Мамедов 
и снайпер Максудян. Увидев духов, первым покинул позицию Максудян. Оставшись 
один ретировался и Мамедов. Духи вышли в тыл гранатометчикам и открыли огонь. 
Ситуация была в апогее драматизма. Если бы не Фролов, который один схватив АГС, 
весящий в сборе под сорок кило, перенес его на новую позицию и в упор 
расстрелял духов, подошедших метров на сорок. Именно ему мы все обязаны жизнью. 
В противном случае духи, овладев их позицией, которая была господствующей на 
всей горе, нас бы «раскатали в папиросную бумагу». 

Обо всем этом, я узнал только когда поднялся на вершину. Там меня и поднявшихся 
со мной бойцов поразил голос, идущий откуда то чуть ли не из-под земли: 
«Осторожно! Здесь стреляют!». Такое предупреждение в то время, когда стреляли 
везде, звучало странно, но мы присели, чтобы не проецироваться на фоне неба. 
Тут я увидел «картину, достойную пера». Голова и плечи Мовенко торчали из какой 
то норы у подножья трехметровой скалы, которая располагалась строго на вершине. 
Подойдя ближе и присмотревшись, я увидел что парторг снял с себя спортивный 
свитер, называемый в народе «олимпийкой», и наполнил его извлеченным в 
результате земляных работ грунтом. Та же участь постигла и РД-54, из которого 
были вытряхнуты патроны. Судя по всему, нора уходила под скалу. Как потом 
выяснилось, когда началась стрельба, Мовенко алюминиевой ложкой и консервной 
банкой вырыл эту нору в скальном грунте не более, чем за час. Все бы ничего и 
такое усердие в инженерном оборудовании позиций можно было только поощрить. Но 
то, что оборудовал парторг, на позицию в системе обороны группы никак не тянуло.
 Из этого чудо-укрепления, находящегося на вершине горы, можно было бы вести 
огонь только по воздушным целям. Мовенко оборудовал для себя не позицию, а 
убежище, где он и пребывал во время боя. Мне стало гадко и стыдно, что из норы 
торчит голова человека, носящего офицерские пагоны. Рядом стояли сержанты и 
рядовые, на лицах которых отразились те же мысли.




Последние выстрелы боя


Часы показывали уже половину пятого. Абубикеров сообщил, что Корневские радисты 
начали «давить связь», сразу, как только мы завязали бой, но до сих пор 
связаться с Центром не смогли. Картина была ясной, как Божий день. По Союзной 
привычке Центровики спали ночью, как убитые.

Поговорив лично с Саней я сказал, несколько сгустив краски, что если он хочет 
выпить еще водки в моей компании, а не за помин моей души, пусть связывается с 
Центром и просит их прислать ко мне броню и вертушки. «Корня» уговаривать было 
не нужно, он и так все понимал.

Тем временем снова заработала безоткатка, а справа снизу начали бить из 
нескольких автоматов. Попросив у Гусейнова пулемет, я аккуратно вылез на 
вершину скалы и огляделся. Вспыхнул свет на противоположной горе и грянул 
выстрел орудия, за которым последовал свистящий звук пролетевшего над нами 
снаряда. Взрыв грохнул за нашей горой внизу. Перелет. Решив не дожидаться, 
когда духи начнут брать нас в «вилку», я дал несколько длинных очередей в то 
место, где заметил вспышку. Снизу снова заработали автоматчики. Судя по всему, 
их было двое-трое и сидели они тоже вместе. Я хорошенько прицелился и снова дал 
несколько очередей по тому месту, где по моему разумению была их позиция.
 Странно, но после этой очереди наступила тишина. Духи отошли, стремясь до 
рассвета вынести убитых и раненых.




Снайпер


Светало. На всякий случай я расположил бойцов так, чтобы и в светлое время 
суток они были укрыты от огня противника. Чем черт не шутит. И оказался прав. С 
другого склона ущелья грянул одиночный выстрел. Взвизгнув, пуля ударилась в 
полуметре от меня. Я плюхнулся на живот и пополз. Снова прозвучал выстрел, и 
снова пуля ударила рядом со мной. Я повторил маневр. Можно было уйти за гребень,
 но тогда я терял возможность наблюдать за изменением обстановки. Я боялся, что 
духи, пользуясь отсутствием у меня поддержки, вернутся. Наверное, я бы долго 
так ползал, но все решил мой заместитель сержант Серега Сычев, которому за 
соколиный глаз я вручил вместо автомата СВД. Перекуривая за камнем, он с 
интересом наблюдал, как я извиваюсь ящерицей. «Товарищ лейтенант, по-моему, он 
Вас достал», — наконец молвил Сыч, — «Можно я его убью?». «А ты его видишь?», — 
совершая очередной кульбит, спросил я. «Конечно! Только Вы еще малость 
поползайте. Он сейчас встанет, и я его грохну», — спокойно отозвался Серега. 
Так все и случилось. Сыч не стрелял по одной цели больше одного раза, несмотря 
на то, что дух был от нас метрах в шестистах-семистах. Как потом он объяснил, 
духа, видимо, научили менять позицию в бою, что он исправно и делал после 
одного-двух выстрелов из винтовки. Когда он поднялся в очередной раз, Сычев его 
снял. «Все!», — уверенно сказал он, — «Можно вставать», — и сам подал пример. 
Встал и я.

Внизу, в ущелье, в свете встающего солнца открывалась прекрасная картина: пять 
автомобилей, застывших на дороге и в русле реки. Ощущение гордости за то, что 
мы все-таки это смогли сделать, не потеряв никого даже раненным, наполнило мою 
грудь подлинным счастьем.




«Своевременная» помощь


Подошел Абу и сказал, что триста тринадцатая все же связалась с Центром и скоро 
над нами будут вертушки, а также к нам вышла бронегруппа нашей роты.

Это была новость, которая добавляла хлопот, поскольку вертолетчики не знали, 
что мы в национальной одежде и могли сдуру отработать по нам. Я приказал на 
флангах и в центре группы приготовить сигнальные дымы, а сам достал «Ромашку» и 
зеленую ракету. Вскоре с юга зашла пара «полосатых». Видимо увидев нас, 
вертушки хищно клюнули носами и задрав хвосты изготовились для атаки. Я тут же 
запустил ракету и связался с ними по радио. Предупредив, что мы переоделись под 
духов, я попросил посмотреть вокруг, нет ли настоящих моджахедов. По моей 
команде разведчики обозначили наши позиции. Командир ведущего сказал, что он 
все понял и пошел на разведку. Вернувшись он сказал, что вокруг все чисто. К 
этому времени я отобрал несколько человек, которые должны были вместе со мной 
идти для досмотра каравана и я попросил летчиков прикрыть нашу работу. Кроме 
того я, оставив за главного в группе сержанта Сычева, приказал ему организовать 
наше прикрытие во время работы и охранение позиций группы, особенно с тыла.




Досмотр


Машины были гружены под завязку. Кроме оружия, боеприпасов и различного 
инженерного вооружения в них была куча различного барахла, листовок, Коранов в 
дорогих переплетах, которые отбрасывали в сторону. Искали документы и то, что 
относится к боевым трофеям. Их складывали отдельно. Вскоре появилась броня, 
которую привел командир роты капитан Лихидченко. Но кроме наших солдат на броне 
прибыла целая толпа офицеров, прапорщиков и бойцов подразделений обеспечения. 
Им трофеи были безразличны. Они приехали пограбить забитый нами караван. 
Лихидченко начал психовать из-за того, что не был в состоянии остановить этот 
беспредел. Пришлось примерно половину трофейных боеприпасов уничтожать на месте.
 Их сложили в кузов одного из «Симургов» из которого они возвышались горой. 
Перед отъездом их вместе с машиной подожгли. На борт одной из разбитых машин я 
прикрепил листок с надписью «Привет от Козлевича». Это была моя курсантская 
кличка. Часть трофеев погрузили на броню, а часть в один из «Симургов», который 
меньше всех пострадал и был на ходу. На нем в составе бронегруппы я и несколько 
моих бойцов въехали в батальон. За рулем сидел Вовка Налетов улыбаясь во весь 
рот.




Награда или тюрьма?


Когда огромную гору трофеев сложили возле склада РАВ, подошел комбат. Сияя, как 
начищенный самовар, я нагло спросил: «Ну что, дырку для ордена колоть?». Комбат 
пробурчал что-то невнятное и отошел. Это было более, чем странно. Подошедший ко 
мне начальник разведки отряда Мишка Вороницкий сказал, что комбат, видимо, не 
знает еще, как себя вести, поскольку за то, что я пропустил первый караван, на 
меня приказали завести уголовное дело.

Вскоре меня вызвали к телефону ЗАС. Звонил старший офицер по специальной 
разведке разведотдела армии майор Михайлов. Я доложил о результате, но когда я 
перечислил то, что мы захватили, он не поверил и потребовал от меня, чтобы я 
доложил только реальные цифры. Я ответил, что все, о чем я рассказал, сейчас 
лежит возле склада РАВ, поскольку внутрь пока не помещается. Если он мне не 
верит, то может прилететь и пересчитать все сам. В конце концов не на 
Кандагарском рынке же я все это купил. Я сказал, что половину пришлось 
уничтожить, но цифры эти я не называл. Михайлов помолчал немного и спросил, 
почему я не бил первый караван. Я ответил, что при отсутствии связи это было бы 
самоубийством. Если бы была связь, можно было бы сковать моджахедов боем до 
подлета авиации и подхода брони. А без нее... Я сказал, что звание Герой 
Советского Союза, конечно почетное, но посмертно оно мне ни к чему.




Эпилог


Позже действительно рассматривался вопрос о присвоении мне этого звания, но 
поскольку это был мой первый результат, а в большей степени из-за пропущенного 
первого каравана, ограничились орденом «Красное знамя». Почти вся моя группа 
была награждена орденами и медалями. Сержанта Фролова я представлял тоже к 
«Знамени», но штабные крючкотворы урезали представление до «Красной звезды». 

Парторг обиделся на меня за то, что его обошли при «раздаче подарков». Весь 
батальон знал, что Мовенко струсил — бойцы о таких вещах не молчат. Через 
несколько месяцев его перевели на повышение в Газни замполитом отряда.

После этого случая в разведотделе штаба армии меня иначе не называли кроме как: 
«кандидат в герои Советского Союза». 

С тех пор записку «Привет от Козлевича» я частенько оставлял на разбитых 
машинах и на груди убиенных духов, под задницу которым неизменно подкладывал 
гранату без чеки. Но несмотря на это, я так и остался только кандидатом.

Разобрав захваченные нами документы, «агентурщики» выяснили, что мы «засадили» 
формированию иранских наемников, которые находились в Пакистане на доподготовке.
 Вводил их в Афган офицер Пакистанской разведки. Узнав это, нам стало ясно 
почему пленный и Гусейнов смогли понять друг друга. Видимо этот парень был из 
Южного Азербайджана, который находится на севере Ирана.




С. Козлов

Солдатская смекалка


Бытует расхожее мнение, что в спецназ отбирали лучших из лучших. Но это не 
совсем так. В спецназ отбирали просто нормальных парней, да и то не всегда.

Смекалка русского солдата — понятие легендарное. Кто только ее не описывал. Но 
порой она идет рука об руку с такими, на жаргоне тех же солдат, «корками» и 
«пенками», а говоря литературным языком, курьезами, что, право слово, диву 
даешься.

Из-за частых обстрелов дневальных, несущих службу в небольших гарнизонах, 
разбросанных вдоль коммуникаций Афганистана, циркулярным приказом по Армии было 
определено, что во всех ее частях под «грибком» они должны стоять с оружием, в 
каске и бронежилете. И, если в малых гарнизонах это решение командования Армии 
имело и смысл, и логику, то в гарнизонах типа Кандагарского, где протяженность 
периметра охранения составляла около тридцати километров, а до ближайшего к 
противнику дневального, исключая, конечно, дневальных батальона охраны, было не 
меньше километра, приказ этот был довольно глупым. Но приказы в армии не 
обсуждают, а выполняют, поэтому в Кандагаре, как и во всем Афганистане, 
дневальные летом изнывали не только от жары, но и под тяжестью доспехов. Зимой 
хотя бы было не жарко, но ни каска, ни бронежилет, весивший двенадцать 
килограммов, легче не становились. А жаль!

Во всяком случае, этого очень хотелось любому заступающему в наряд по роте. 
Выручала солдатская смекалка. Бронежилет, надетый на солдатский бушлат, 
вдобавок ко всему сковывал движения. Поэтому бойцы догадались одевать его под 
бушлат. Чего только они не выдумывали для того, чтобы облегчить себе жизнь. В 
частности, спустя некоторое время офицеры нашего отряда стали замечать, что 
бронежилеты заметно «похудели». Проверка подтвердила наблюдения. Смекалистые 
дневальные стали вытаскивать из жилетов бронепластины. Первыми забили тревогу 
старшины и командиры рот. Оно и понятно. Бронежилет — это ротное имущество, 
которое стоило по тем временам около полутора тысяч рублей. Деньги совсем не 
малые, которые платить вышеуказанным категориям совсем не хотелось, но так или 
иначе пришлось, поскольку львиная доля удаленных бронепластин исчезла 
безвозвратно. С другой стороны, и офицеры, и прапорщики оказались в дурацком 
положении, когда, несмотря на то, что «приказы не обсуждаются», бойцы начинали, 
вполне логично, интересоваться, почему они вынуждены стоять у «грибка» в железе,
 если до ближайшего духа не один километр. Прекрасно осознавая, что требование 
это — очередная дурь и перестраховка, приходилось плести подчиненным про 
постоянную боеготовность и прочую ерунду, так как командование отряда, в свою 
очередь, прекрасно понимая всю бредовость этого приказа в нашем гарнизоне, 
вынуждено было требовать его исполнения, так как с них тоже требовали. И так 
далее. Как это в таких случаях часто бывает, солдаты и командиры были втянуты в 
глупую и бесконечную игру, в которой одни стремятся незаметно нарушить и тем 
самым облегчить свое существование, а другие стремятся не допустить нарушения 
для того чтобы не получить взыскание. Зачастую это так увлекает участников, что 
ни те, ни другие не задумываются об истоках этой «борьбы», машинально играя 
свою роль в этом спектакле. В этом противостоянии каска была единственным 
атрибутом, с которым ничего поделать было нельзя. Летом ее одевали просто на 
голову, а зимой из-за холода на шапку.

Можно представить себе удивление командира третей роты Андрюхи Кравченко, когда 
он увидел под «грибком» дневального своей роты без каски и бронежилета. Он уже 
хотел было наорать на дежурного по роте, но потом подумал, что так не может 
быть. Слишком все противоестественно выглядит. Да и дневальный не какой-нибудь 
«Рекс спецназа», который может себе позволить такую наглость, а молодой боец, 
недавно прибывший из Союза. Подойдя поближе к дневальному, Андрюха не очень 
сильно, но вполне ощутимо ткнул кулаком в грудь солдата. Надетый под бушлат 
бронежилет отозвался глухим стуком.

— Ага! — удовлетворенно сказал командир роты. — Бронежилет на месте, а где же 
ваша каска, товарищ солдат?

— Видите ли, товарищ старший лейтенант, — солдат невинно поморгал глазами, — 
бронежилет под бушлат оделся. А вот шапка на каску никак не налазит.

Вдруг осознав, что солдат докладывает о бесплодных попытках борьбы с головным 
убором на основании опыта, и представив, как «это чудо» пытается натянуть шапку 
на каску, руководствуясь простой логикой, что раз бушлат сверху, то и шапка 
должна быть так же, Андрюха, закатившись в беззвучном хохоте, тихо сполз на 
землю, держась за столб «грибка». 

Дневальный продолжал недоуменно хлопать ресницами.




С. Козлов

Борьба умов



Кстати именно из-за «одаренности» отдельных бойцов у героя нижеследующего 
повествования, с которым мы в ту пору очень дружили, была кучу неприятностей. В 
результате все его заслуги были отмечены более чем скромно.




Против спецназа


В Афганистане действия групп специального назначения создавали большие проблемы 
для моджахедов при проводке караванов с оружием. Поэтому в зонах 
ответственности бандформирований создавались из их же числа специальные группы, 
которые должны были противодействовать засадам спецназа. На первых порах 
душманы пытались бороться с группами силовым путем. Буквально через полгода 
после начала активных боевых действий Кандагарским батальоном спецназ духи 
сформировали отряд для борьбы с его группами. Отряд состоял из ста пятидесяти 
человек и имел в своем распоряжении транспортные средства, позволявшие 
оперативно прибыть в место, где их разведчиками была обнаружена группа спецназа.
 Однако окружение и последующий штурм позиций разведчиков к успеху не приводил. 
Духи же в результате таких действий несли серьезные потери, а спецназовцы, как 
правило, не имели даже раненых. В конце концов этот отряд был расформирован. 
Позже духи еще как минимум дважды создавали подобные подразделения, но с 
одинаковым успехом.

Наиболее эффективным способом борьбы со спецназом было ведение разведки 
душманами в районе участка маршрута каравана, за который отвечал конкретный 
командир бандгруппы. Наблюдатели из числа пастухов были главной головной болью 
для спецназа. Как только в районе появлялся вертолет, осуществлявший посадку, 
туда устремлялись пастухи с отарами овец. Рискуя жизнью, они вычисляли 
расположение группы, сообщали об этом своему командиру и маршрут на время 
закрывался. Зная по опыту, что продолжительность действий группы спецназ 
ограничена несколькими сутками, духи терпеливо дожидались, пока разведчики не 
покинут их район.

В такой ситуации главное было скрыть десантирование группы. Если это удавалось, 
можно было рассчитывать на успех, естественно, при соблюдении правил маскировки 
и в последующем.




Кто кого перехитрит


Наиболее ярким примером действий командира группы по обману противника, которые 
принесли ощутимый результат, можно считать выход разведгруппы специального 
назначения №333 под командованием старшего лейтенанта Кривенко в сентябре 1985 
года.

Вечером восемнадцатого сентября группа в составе двадцати пяти человек из 
которых трое были офицерами, десантировалась в районе кишлака Тахсильдар 
провинция Кандагар. Однако высадка сразу была обнаружена пастухами. Маршрут был 
закрыт и группа провела ночь в засаде безрезультатно. Кривенко прекрасно знал, 
что до тех пор, пока он не покинет этот район, движение на дороге не 
возобновится. Поэтому он, связавшись с Центром, предложил имитировать его 
эвакуацию вертолетами, но на самом деле только перебросить его в расположение 
афганской зенитной батареи, которая находилась на плотине водохранилища 
Аргандаббанд. Командир планировал работать оттуда как с базы, выходя на ночь в 
засаду к дороге, проходящей в трех-четырех километрах от расположения афганских 
зенитчиков. Но и эту хитрость духи сумели разгадать. Они перекрыли выход 
разведчиков к дороге и группа Кривенко не смогла скрытно выйти к ней. Проведя 
вторую ночь в бесплодном наблюдении за дорогой, Кривенко решил вторично 
имитировать эвакуацию группы. Для этого он снова вызвал вертолеты, но группа, 
имитировав посадку, вернулась скрытно в расположение афганской воинской части, 
где и провела весь день, укрываясь в ее помещениях. Как только стемнело, 
разведчики скрытно вышли к дороге. Однако душманы не были в полной мере уверены 
в безопасности маршрута и для проверки отправили из Кандагара в направлении 
кишлака Шерджанака два пустых автомобиля «Симург» с интервалом минут сорок. 
Кривенко разгадал их уловку и обе машины пропустил беспрепятственно.




Стоила ли овчинка выделки?


Полагая, что за два дня, пока дорога не работала, у духов скопилось немало 
машин, он рассчитывал, что пойдет караван с оружием и боеприпасами, состоящий 
из нескольких машин. Однако в двадцать один час слева от позиций группы, 
которая расположилась на одиночном холме вблизи дороги, показался свет 
одиночной машины. Она шла осторожно и тяжело. Наблюдатели доложили, что машина 
груженая, а на крыше у нее горят огни, как у автопоезда. Кривенко подумал, что 
идет большегрузный грузовик, и когда машина поравнялась с позициями огневой 
подгруппы, дал команду на открытие огня. До машины в тот момент было не более 
шестидесяти метров. В результате короткого, но мощного огневого налета всякое 
противодействие было подавлено. К машине выдвинулась подгруппа захвата под 
командованием старшего лейтенанта Грищенко. Сухая трава вокруг машины горела, 
воспламенившись видимо от попадания трассирующей пули. Из бака на землю 
вытекало дизельное топливо. Разведчики попытались вытолкать автомобиль из зоны 
огня, но тяжело груженая машина не поддавалась. Тем временем вытекшая солярка 
воспламенилась, а затем загорелась и машина. Тушить было бесполезно, да и нечем.
 Обыскав два трупа, которые валялись рядом с автомобилем (остальные были в 
кузове и кабине горящей машины) и подобрав автомат и сумку с какими-то 
документами, подгруппа захвата отошла к основным силам разведчиков. Результат 
был слабенький и не соответствовал затраченным усилиям для его достижения.




Верное решение


Посетовав на невезение, Кривенко, рассудив, что удерживать здесь нечего, принял 
решение покинуть место засады и укрыться на одном из холмов в нескольких 
километрах от дороги. Искать в темноте группу — занятие отнюдь небезопасное, и 
духи вряд ли решились на это. Отойдя километра на два, группа заняла круговую 
обороны и стала наблюдать за развитием событий. А посмотреть было на что. Духи 
ориентируясь на горящую машину, подошли с трех сторон к месту засады и начали 
интенсивный обстрел предполагаемых позиций группы. Наблюдая эту картину, 
Кривенко вызвал пару вертолетов огневой поддержки, и когда они прибыли, навел 
их на противника, у которого в темноте вышло недоразумение. В результате 
несогласованности действий духи начали воевать друг с другом, приняв своих за 
спецназовцев. Вертушки добавили им огонька и спалили два автомобиля, на которых 
душманы прибыли «на разборку». 




Что у Вас ребята в рюкзаках?


Наблюдая это шоу, Кривенко заинтересовался, из-за чего же духи устроили столько 
шума, и начал рассматривать содержимое сумки. В ней оказался фонарик. 
Прикрывшись «дождем» («Дождь-1» — надувной матрац с прорезиненным покрывалом и 
подушкой — один из элементов экипировки разведчика специального назначения), 
Кривенко с его помощью стал рассматривать документы, находящиеся внутри. Он 
обнаружил тетрадь, оказавшуюся, к его немалому удивлению, дневником некоего 
Чарльза Торнтона, который вел его, естественно, на английском языке. Вспоминая 
английский, Кривенко начал читать. В дневнике Торнтон описывал свое прибытие в 
Пакистан, с кем он общался, переход границы с ДРА, контакты с местными 
главарями. Все, вплоть до своего последнего выезда в район Кандагара. Там же 
оказалась карта с маршрутом его движения, а также фотопленки. Ради такого улова 
стоило напрягаться три дня. Кривенко дал радио в Центр о своем трофее. Утром к 
нему пришел вертолет, который забрал трофей в батальон и только спустя пару 
часов из расположения афганской батареи эвакуировали группу.




С КГБ надо держать ухо востро


По этому поводу в расположение батальона прибыл командир бригады подполковник 
Герасимов. Шуму вокруг захваченных документов было много. А когда проявили 
пленки и напечатали фотографии, на них смогли увидеть и автора записок и его 
попутчиков.

В связи с трофеем даже вышел один неприятный случай. Советники КГБ попросили 
дневник Торнтона на время для того, чтобы ознакомиться с ним. Наш комбат отдал 
его, не ожидая подвоха. Комитетчики же решили результат приписать себе. Для 
этого они на ближайшем самолете отправили своего представителя в Москву вместе 
с документами Торнтона. Но перед вылетом об этой подлости чекистов стало 
известно нашему командованию. Самолет был остановлен на взлетке и документы у 
нарочного были изъяты.




Резонанс в СМИ


Несколько позже в советской прессе появилась статья «Душман из Аризоны», где 
разоблачалось участие американских спецслужб в афганской войне. Правда, там не 
писали, что американцы попали в спецназовскую засаду. По поводу того, как все 
произошло, советская пресса напустила тумана, написав, что наемники из США 
погибли в результате столкновения двух враждующих банд и даже указывался 
командир бандгруппы, который организовал эту засаду — некий мулла Нагиб. 
Кривенко после этого так и называли.

Агентура же подтвердила, что кроме Торнтона, погибли еще два американских 
наемника. Охране из двенадцати человек, которая спешно ретировалась, удалось 
вынести одного раненного из американцев. Позже их расстреляли, а спасенный 
американец описал свои переживания во время той командировки. В частности, он 
написал, что, судя по почерку, это действовал советский спецназ.

Ну что ж, мастерство не пропьешь и на базаре не купишь.




Два результата в одной засаде


Другим примером очень грамотных действий может служить засада лейтенанта 
Шишакина, которую он организовал на дороге, идущей из Ходжамулька в Хакрез. Эта 
дорога очень интенсивно использовалась мятежниками, поскольку в Хакрезе 
находился один из крупнейших и наиболее укрепленных базовых районов моджахедов 
в провинции Кандагар. Параллельно ей в десяти-пятнадцати километрах севернее 
проходила другая, тоже важная для духов дорога. Вот на нее и была десантирована 
группа №312. Как только спецназовцы высадились в районе дороги, моджахеды, 
используя установленные сигналы, ее сразу закрыли, а на поиски разведчиков 
выслали пастухов. Но группа и не собиралась проводить здесь засаду. Совершив 
марш в южном направлении, разведчики вышли на хакрезскую дорогу и расположились 
в одном из сухих русел вблизи дороги. У дороги установили новую в то время мину 
МОН-90 с оптическим датчиком. Все, что попадало в поле зрения этого датчика, 
вызывало подрыв мины. Для того, чтобы мина не срабатывала в светлое время, 
специальное реле отключало ее при превышении установленной нормы освещенности 
местности. День прошел спокойно, но в начале шестого вечера, когда только 
стемнело, со стороны Ходжамулька показалась одиночная машина. Шишакин приказал 
огонь не открывать без дополнительной команды. В результате подрыва мины 
погибли все пассажиры, ехавшие в машине. Машина была гружена в основном 
боеприпасами. Сверху в кузове стоял мотоцикл HONDA. Спустя несколько минут со 
стороны Хакреза послышался шум двигателя идущего трактора. Командир дал команду 
огневой подгруппе переместиться вправо и приготовиться к открытию огня. Как 
только показался трактор, в прицепе которого сидело пятнадцать человек, 
вооруженных автоматами и гранатометами, Шишакин открыл по ним огонь. Это было 
сигналом. Моджахедов расстреляли в упор. После этого, собрав все стрелковое 
оружие и гранатометы, разведчики подожгли и машину и трактор, а сами ускоренным 
маршем ушли от дороги, которая теперь представляла опасность для них. В течение 
ночи моджахеды искали разведгруппу, но безрезультатно. Разведчики, отойдя от 
дороги на семь-восемь километров, расположились на ночь в заброшенных 
развалинах. Под утро, наблюдая за «зеленой зоной», им удалось выявить несколько 
огневых точек моджахедов. Когда пришли вертолеты для эвакуации группы, 
лейтенант Шишакин, связавшись с Ми-24, указал им цели, по которым немедленно 
был нанесен бомбоштурмовой удар. Группа вернулась без каких-либо потерь.




К. Таривердиев

Конец «блуждающей» РСЗО


Из-за разнообразия рельефа, а также климатических зон и плотности населения в 
провинциях Афганистана тактика действий батальонов специального назначения 
также была разнообразной и часто отличалась от тактики соседнего отряда спецназ.


В начале зимы 1985 года я проходил службу в отряде специального назначения в 
районе города Газни на юго-западе Афганистана. Плоскогорье, на котором был 
размещен наш отряд, находилось на высоте более 2000 метров, и поэтому зимой у 
нас было очень холодно. А при подъеме в горы, окружающие плоскогорье, наши 
группы, высланные для проведения засад, особо страдали от холода. К утру 
полуторалитровые фляги с водой промерзали почти на треть, как их ни пытались 
уберечь от мороза. Приходилось раздалбливать лед через горлышко шомполом.

Из-за сильных снегопадов горные перевалы были непроходимы для автомобильной 
техники «духов», а вьючные караваны в нашей местности встречались редко. Наша 
провинция находилась в глубине страны, и тащить оружие и боеприпасы в такую 
даль на верблюдах командование мятежников, по-видимому, считало 
нецелесообразным. Поэтому в основном отряд занимался разведкой на себя, а 
основным видом боевых действий стала чистка кишлаков и базовых районов 
противника в горах силами всего отряда.

Однако совсем прекратить засадные действия было нельзя, да и штаб армии этого 
бы не позволил. И наш командир, майор Попович, решил проводить 
засады-однодневки. Перед наступлением темноты группа в составе 20 человек 
(норма загрузки двух Ми-8 в нашей местности) десантировалась в район, в котором 
была отмечена или предполагалась активность ночных перемещений противника, как 
правило, на удалении 5-10 км от места предполагаемой засады, а с рассветом 
вертолетами или бронегруппой эвакуировалась в пункт постоянной дислокации. 
Следующим вечером другая группа, как правило, той же самой роты вновь 
высаживалась, но только в другом месте. Естественно, при проведении таких 
«куцых» засад особых результатов ждать не приходилось.

Некомплект личного состава в ротах из-за ранений, болезней и прочих причин 
достигал 40-50% численности, и поэтому от роты могло работать не более двух 
групп попеременно. Одна с утра вернулась, вторая готовится к вечернему 
десантированию.

В довершение наших бед все источники информации — агентурные группы войсковой 
разведки, органы ХАД и Царандоя — точных разведданных предоставить нам не могли,
 и приходилось полагаться исключительно на результаты собственных наблюдений за 
противником.

Интенсивных действий противник тоже не вел (как мы шутили — у нас с мятежниками 
зимнее перемирие до весны), но одна блуждающая реактивная установка залпового 
огня все же нам досаждала. Так же, как и мы, она вела «одноночные» действия. 
Выйдет ночью на дальность полета эрэсов, даст залп и к рассвету спрячется 
где-нибудь в кишлачной зоне или в горах. Информации о ее базировании не было 
никакой, огневые позиции она меняла постоянно, и пока наши артиллеристы 
отдельного мотострелкового полка, расположенного вместе с нами, придут в себя, 
да дадут ответный залп, расчет пусковой установки мятежников уже далеко.

25 ноября я получил задачу на проведение засады в горах к юго-востоку от Газни, 
Моя разведгруппа №212 в составе 16 человек от первой роты (включая меня и моего 
заместителя прапорщика Зюханова) с двумя радиотелеграфистами группы связи и 
двумя минерами должна была десантироваться посадочным способом из двух 
вертолетов Ми-8 в ущелье, пересечь узкий горный хребет, отделяющий нашу 
провинцию от провинции Гардез, которая тоже входила в сферу нашей 
ответственности, и провести засаду в восточных предгорьях этого хребта.

Первоначально предполагалось выбрать площадку десантирования в восточных 
предгорьях севернее района засады, чтобы движение группы осуществлялось по 
более ровной местности и было более безопасным. Однако в итоге решили 
десантироваться именно в ущелье в самом центре горного массива, чтобы скрыть 
место посадки от возможного наблюдения противника.

Летчики от перспективы подобной посадки были, конечно, не в восторге, но в 
итоге мне, пользуясь хорошими отношениями с командиром ведущего экипажа, 
удалось уговорить их провести полет и сесть именно так, как хотелось нам, а не 
было предписано инструкциями штаба ВВС. Полет проходил на предельно малой 
высоте — 2-3 метра над землей, и при входе (точнее, влете) в ущелье летчики не 
поднялись над горами, а по-прежнему продолжали держать ту же высоту. Я, 
признаться, сам испугался, когда увидел, что мы крадемся по дну ущелья, слева и 
справа от нас поднимаются каменистые склоны и ущелье далеко не прямое. Причем 
скорость движения около 140 км в час. Однако в 1985 году с нами 
взаимодействовала такая эскадрилья вертолетчиков, пилоты которой действительно 
могли летать «на бревне», и наш полет прошел удачно, хотя один раз мы все-таки 
зацепили какой-то камень колесом. При нашей скорости и при том, что я весь 
полет удивлялся, как винт нашего вертолета вмещается между склонами, — ощущение 
было не из приятных.

Высадились мы в сумерках, и с наступлением темноты двинулись на восток. Шли по 
руслам сухих ручьев. Риск, конечно, был, и не малый. Выслать боковое охранение 
было невозможно: не из кого. Кроме того, при движении по ровной местности 
боковой дозор двигается с той же скоростью, что и основная группа, а попробуйте 
двигаться так по горному хребту!

Кое-какие меры безопасности при движении мы, конечно, принимали — был выслан 
головной дозор, участки местности, вызывающие подозрение, осматривались, но 
движение было организовано с целью обеспечения скорейшего выхода в район 
проведения засады, а не с целью обеспечения максимальной безопасности. Расчет 
оказался правильным, и часа через четыре мы достигли выхода на Гардезскую 
равнину.

Дорога, ведущая из кишлачной зоны к югу от Гардеза вглубь горного массива, в 
который мы десантировались, оказалась незаезженной. Карты масштаба 1:10000 
издания 1976 года, которыми мы пользовались, были весьма неточны, и такие 
неувязки у нас возникали постоянно. Район засады выбирался по карте без 
предварительной рекогносцировки с воздуха, поэтому я заранее обговорил в штабе 
отряда свое право изменить район засады, в разумных пределах, по обстановке. 
Подобное изменение считалось в порядке вещей, и если ты давал координаты своего 
местонахождения, не очень сильно отличающиеся от указанных в боевом приказе, 
ничего страшного в этом не было. Командиру группы на местности виднее, где 
действительно лучше организовать засаду.

Дорога, на которую мы вышли, «имела место быть». Однако в колее успела прорасти 
и занять трава (почему-то данная местность не была покрыта снегом, как в 
западных предгорьях). То есть этой дорогой не пользовались минимум лето и осень.
 Было маловероятно, что именно в ночь, когда мы вышли на засаду, ей 
воспользуются. Поэтому, я, расположив группу в боевом порядке, посчитал 
необходимым выслать дополнительный разведдозор в составе из трех человек во 
главе с сержантом Алышановым, которому доверял, с тем, чтобы они все-таки 
определили, есть ли на этом участке дорога, которая действительно используется 
для движения с востока на запад. Я был уверен, что такая дорога есть.

И подгруппа Алышанова такую дорогу обнаружила в нескольких километрах южнее. 
Когда сержант Алышанов доложил мне о своей находке, я решил изменить место 
засады. Для начала, не трогая основные силы группы, я под охраной одного 
разведчика присоединился к Алышанову у обнаруженной дороги (на карте она не 
была обозначена) и, проверив его наблюдения, связался по Р-392 с прапорщиком 
Зюхановым, оставшимся с основными силами.

Зюханов организовал минирование старой дороги на всякий случай минами с 
суточным сроком самоликвидации — все-таки мы находились в районе, где проживали 
и мирные жители, а поэтому ставить минные поля без срока самоликвидации нам 
было категорически запрещено — и вывел группу в новое место.

Новое место представлялось для засады очень перспективным. Дорога была сильно 
накатана, причем, судя по следам, движение активно осуществлялось как из 
равнины в горы, так и в обратном направлении. Следы были свежие.

Так как мы не знали, откуда могут пойти мятежники, я решил разделить группу на 
две части. Группу из двенадцати человек с прапорщиком Зюхановым во главе я 
отправил ближе к горам с задачей расположиться на первой же удобной в 
тактическом отношении высоте над дорогой, по возможности имея в секторе огня и 
выход из ущелья.

Сложность поиска такой высоты заключалась в том, чтобы она была расположена на 
достаточном удалении от ближайших горных вершин, заняв которые мятежники могли 
бы получить преимущество в случае обнаружения подгруппы Зюханова.

Сам же с оставшимися людьми и радиотелеграфистом расположился на равнине в 
сухом русле, тянущемся вдоль дороги на удалении 15-20 метров от нее.

В случае если мятежники появятся из ущелья, подгруппа Зюханова пропускает 
головную машину, обстреливает все, что попадает в зону действительного огня 
АГС-17 и двух пулеметов ПК; моя подгруппа занимается головной машиной, открывая 
огонь с близкого расстояния. Если машины будут двигаться в обратном направлении,
 мы пропускаем на Зюханова столько машин, сколько успеет пройти мимо нас до 
открытия огня по головной машине, — сами же, по обстановке, расправляемся с тем 
противником, который оказался в пределах досягаемости нашего огня.

В любом случае, головная или единственная машина (сколько их там ни будет) 
должна была припускаться для поражения средствами полгруппы, дальней по 
маршруту движения.

На случай неблагоприятного развития боя из-за численного преимущества 
противника были предусмотрены пути отхода. Я сразу же связался с центром 
боевого управления отряда и передал свои пожелания дежурной паре вертолетов 
огневой поддержки Ми-24.

Подлетное время «двадцатьчетверок» составляло 20 минут, и вопросы 
взаимодействия с ними и целеуказания в ночное время были отработаны заранее. 
Так что особого беспокойства по поводу неблагоприятного развития событий я не 
испытывал. Главное было не дать себя окружить превосходящим силам противника 
непосредственно на местах расположения подгрупп, но это было слишком 
маловероятным.

В третьем часу ночи мы услышали шум тракторного двигателя, направляющегося из 
кишлачной зоны в горы. Наблюдатель, высланный от моей подгруппы вдоль дороги, 
доложил, что в тракторе находится 6 человек, все вооружены. Мер безопасности 
противник не предпринимал. Посты наблюдения не засекли посадки вертолетов, и 
нас в районе никто не ждал.

Я отдал приказ не обнаруживать себя. Сообщив прапорщику Зюханову сведения о 
противнике, с тем чтобы он заранее мог организовать огонь полгруппы, 
ориентируясь именно на такую цель, я поставил задачу группе наблюдать за 
окраиной кишлачной зоны — вдруг за трактором последуют еще какие-нибудь 
транспортные средства.

Зюханов выдвинул к подножью высоты несколько разведчиков, вооруженных 
автоматами с прибором бесшумной стрельбы. В случае, если бы им не удалось 
быстро уничтожить мятежников внезапным огнем с близкого расстояния, то в дело 
включались пулеметчики, расположенные на тактическом гребне.

Нам очень не хотелось сразу же обнаруживать свое местонахождение огнем 
пулеметов, во-первых, потому что это было небезопасно и близрасположеннные 
бандформирования могли предпринять меры по нашему поиску и уничтожению, а 
во-вторых, если бы засаду не удалось провести бесшумно, можно было рассчитывать 
в оставшиеся три часа темного времени дождаться еще и дополнительного 
«результата». 

Автоматчикам удалось огнем ПБС уничтожить четверых мятежников в прицепе, пятому 
же удалось скрыться. Кроме того, тяжело раненный водитель сумел не потерять 
управления и, развернувшись, попытался выйти из зоны огня. Пришлось одному из 
пулеметчиков уничтожить его несколькими короткими очередями.

То, что ПК дал несколько очередей, меня не очень смутило — в горах по ночам 
часто стреляли и на это противник мог и не обратить внимание, но то, что одному 
из охраны удалось сбежать, представляло опасность. Сбежал он в сторону 
кишлачной зоны, и в ближайшем же кишлаке, до которого от моей подгруппы было 
всего 1000-1200 метров, поднял бы тревогу. Это грозило неприятностями.

На нашу удачу, вышла луна, и местность хорошо просматривалась в бинокли ночного 
видения. Достаточно удалившись от места гибели трактора, сбежавший почувствовал 
себя в безопасности и вышел на дорогу. О том, что между ним и ближайшим 
кишлаком расположена еще одна подгруппа, он не подозревал. Первоначально я 
хотел приказать группе захвата взять его в плен, но в бинокль было хорошо видно,
 что в руках у него заряженный гранатомет и двигается он достаточно осторожно, 
готовый немедленно отреагировать на опасность. Как таковой задачи добыть 
пленного перед группой не ставилось, и я решил не рисковать. Мы уничтожили его 
из пистолета ПБ.

Удостоверились, что все тихо. Никакого движения в ближайших кишлаках и на 
дороге не происходит. Я разрешил Зюханову выслать с высоты досмотровую группу 
для осмотра трактора. Через некоторое время получил доклад, что в прицепе 
обнаружена двенадцатиствольная установка залпового огня. По тем временам это 
был очень ценный результат, держать группу разделенной в ожидании чего-нибудь 
еще, было неразумно. Гораздо разумней было соединить все силы на высоте, 
занимаемой подгруппой прапорщика Зюханова, и организовать там круговую оборону 
на случай попытки мятежников отбить захваченную установку.

Мы установили на дороге мину-сюрприз, взрыв которой мог послужить для нас 
сигналом, что со стороны кишлачной зоны кто-то двигается, и отошли на высоту.

Надо сказать, что время до рассвета оказалось достаточно беспокойным, так как 
со стороны ущелья явно прослушивалось какое-то движение. Но в поле зрения 
наблюдателей противник не попадал. По всей вероятности, пулеметные очереди 
все-таки не остались без внимания мятежников, находящихся в горах, и они 
суетились вокруг с целью выяснить обстановку. Я категорически запретил 
открывать огонь без крайней на то необходимости, дабы не открывать заранее 
позиций наших огневых точек. Установив связь с Центром, мы доложили обстановку 
и свои выводы по ней. Дежурные вертолеты огневой поддержки были приведены в 
готовность №1.

По-видимому, у противника в данный момент на данном участке не оказалось 
достаточных сил и решимости навязать нам ночной бой. С их стороны это было 
явной ошибкой, так как с наступлением рассвета район сразу же был взят под 
патрулирование армейской авиацией. Летчики по нашей просьбе осуществили пуски 
ракет по окружающим наше расположение высотам, откуда мы могли подвергнуться 
обстрелу и все стихло. Ввязываться в драку, при наличии у себя над головой 4 
Ми-24, да еще 2 Су-25, круживших над кишлачной зоной, на необорудованных 
заранее позициях, для мятежников было явным самоубийством, их командование это 
понимало.

Эвакуация группы из района засады прошла спокойно, если не считать того, что 
первая попытка поднять в воздух вертолет с нашим трофеем на борту едва не 
закончилась плачевно. Подъемной силы у Ми-8 не хватило, и он упал на землю. К 
счастью, высота была небольшая и никто не пострадал. Вторая попытка оказалась 
более успешной, и мы с захваченным «результатом» добрались до нашего городка.

Установку через неделю затребовала Москва, куда она и была отправлена самолетом.





С. Козлов

На трофейной технике


Поиск также, как и засада, в Афганистане претерпел серьезные изменения. 
Во-первых, засадные действия стали в Афганистане называть поисково-засадными. 
Но это название было верным только в отношении бронегрупп, совершавших рейды по 
своим районам ответственности, то есть вели поиск, но засадные действия у них 
удавались не часто и то в результате исключительной халатности моджахедов на 
начальном этапе боевых действий. Броня была слишком заметна да и слышна за 
версту. Для успеха нужны были трофейные машины. Впервые применить трофейную 
технику попытался Ваш покорный слуга в мае 1984 года.

Именно тогда я со своей группой, оседлав трофейные «Симург» и два мотоцикла 
«Ямаха», первый раз выехал на свободную охоту в район русла реки Аргастан. 
Однако сразу оговорюсь, что улов был минимальным из-за действий афганского 
«наводчика», который обстрелял разведчиков моджахедов, ехавших на мотоцикле и 
проверявших безопасность маршрута. Один из них был убит, а другой пленен, 
захвачен мотоцикл. Но это было слишком мало по сравнению с надеждами, которые 
на меня возлагало командование отряда. Пытаясь реабилитироваться, я совершил 
аналогичный рейд в район горы Таргар. В период выдвижения наша одежда и машина 
сыграли нам на руку. На расстоянии афганцы принимали нас за моджахедов и махали 
руками, а когда мы застряли, попытались даже нам помочь. Бросив работу в поле, 
они поспешили к машине. На наше счастье мы обошлись собственными силами 
поскольку, как в песне поется: «за афганцев нас не примешь даже скрытых 
паранджой». Но в месте засады «Симург» нам явно мешал, демаскируя нас перед 
местными жителями и перед духами, охранявшими этот маршрут. В конце концов 
спустя три дня группу обнаружили душманы, и мы вели бой в течение нескольких 
часов.

На какое-то время все, включая и меня, к этой идее охладели. Но осенью того же 
года я с отрядом из тридцати человек выехал на трех «Симургах» в район севернее 
дороги, идущей на Калат. В головном дозоре у нас шли два мотоцикла. Этот выход 
также не увенчался успехом поскольку ехать надо было по дорогам, проходящим 
через кишлаки, в которых находились люди, участвовавшие в проводке караванов. 
Обнаружив машины, не останавливающиеся там, где останавливаются все, и не 
отвечающие на сигналы, установленные на данном участке маршрута, духи 
заподозрили неладное и на время закрыли маршрут. Днем у меня возникли те же 
проблемы. Куда спрятать машины? Загнали их в сухое русло и замаскировали 
тентами, но это не обеспечивало скрытности в полной мере. В конце концов мы 
пришли к выводу, что использование трофейных машин в нашем районе 
бесперспективно.

Спустя примерно полгода в Лошкаргахе вместе со штабом бригады разместился 
шестой отряд. Я со своей группой летал к ним на вертолетах для того, чтобы 
передать приобретенный за год войны опыт. Именно тогда и была высказана мысль о 
том, что для них наиболее перспективным способом борьбы с караванами мятежников 
могут быть поисково-засадные действия на автомобилях. Я порекомендовал 
запросить в Союзе несколько УАЗ-469 с установленными на них пулеметами или 
АГС-17. Дело было в том, что зоной ответственности шестого отряда были пустыни 
Дашти Марго и западная часть Регистана. Здесь не было, как у нас в Кандагаре, 
конкретных караванных маршрутов, а были только направления движения. По ровной 
как стол пустыне Дашти Марго духи на своих «Тойотах» и «Симургах» могли ехать 
где угодно и делать на них засаду при таком положении дел было занятием 
абсолютно бесперспективным. Я это прекрасно знал, поскольку свой первый выход с 
группой совершил именно в этом районе. Находясь в засаде, я видел огни фар 
движущихся автомобилей, но каждый раз в разных местах. В такой ситуации можно 
было двигаться им наперерез, только имея такую же машину. Все это я рассказал 
командованию батальона и командирам рот и групп. Однако комбат майор И. Крот 
проигнорировал эту идею. Отклонил он ее и тогда, когда его офицеры вслух 
заговорили о ней спустя полгода бесплодного сидения в пустыне в ожидании одного 
шанса из тысячи.

Когда же по прошествии еще полугода начальник штаба округа генерал-лейтенант 
Гусев обратился к офицерам нашего отряда с просьбой пояснить, почему результаты 
нашей двухмесячной деятельности многократно превосходят годовой результат 
шестого отряда, мы с начальником разведки нашего батальона старшим лейтенантом 
Кривенко подошли к нему и начали объяснять, что все дело в неверной тактике. Мы 
рассказали, как Крот уклоняется от реализации предложенной нами идеи. С Гусевым 
рядом стоял наш комбриг подполковник Герасимов, от которого после этого нам 
очень здорово досталось. Особенно «драли» Кривенко. Мне же, как человеку 
заслуженному, жестко разъяснили, что мы просто не осведомлены, и что в шестом 
отряде уже стали применять для глубоких пустынных рейдов автомобили «Урал». С 
тех пор в шестом отряде все чаще и чаще действовали именно так. В конце концов 
ими была выработана своя тактика.




Г. Должиков

«Погонщики» караванов


Боязнь материальной ответственности, как фактор боевой эффективности...

Пустыня. Огромная песочница, в которой есть все: горы и холмы, долины и овраги, 
сухие русла рек и озер. Где-то ноги проваливаются по колено в песок, а где-то 
даже разрыв гранаты оставляет только пыльное пятно. Где-то она совсем мертвая, 
а где-то есть жизнь и буйная растительность.

Над всем этим солнце. Страшное солнце, которое может свести с ума, парализует 
волю, заставляет думать только о воде, о глотке воды. Жить в пустыне тяжело, 
тем более воевать. Но ко всему можно привыкнуть. Нужно только желание.

Наш 370-й отдельный отряд специального назначения 22-й отдельной бригады 
располагался в провинции Гильменд на окраине кишлака Лашкаргах. Зона 
ответственности лашкаргахского батальона спецназа по плану командования 40-й 
армии находилась в пустынях Регистан и Дашти-Марго, простираясь на 300 км по 
фронту и более 200 км в глубину. Конечно, силами одного батальона перекрыть 
такой участок было нереально. Долгое время результативность батальона была 
низкой, особенно на фоне соседних Кандагарского и Шарджойского батальонов. 
Причин, на мой взгляд, было несколько. Основная, конечно, это специфика района 
наших действий, его большая протяженность и, как следствие — распыление сил 
батальона. Очень много времени и сил уходило на сбор информации. Практически 
отсутствовала агентурная разведка, или же данные были мало достоверными.

Отрицательное влияние на результативность боевых действий оказывал и штаб 
бригады, находящийся в расположении части. Особенно политотдел. Постоянная 
опека со стороны вышестоящего штаба лишала наше командование и офицеров 
инициативы и свободы в действиях.

Обстановка в батальоне начала меняться с осени 1986 года. Командование накопило 
достаточно информации по зоне ответственности, были выявлены районы дислокации 
бандформирований и основные направления передвижений караванов. Можно сказать, 
набили шишек.

Началась плановая замена офицеров первого состава, вновь прибывшие энергично 
взялись за реализацию опыта предшественников. Сильный коллектив подобрался в 
первой роте. И дело не только в том, что офицеры были хорошо профессионально 
подготовлены, но главное — стремились добиться наилучшего результата при 
выполнении боевой задачи.

Лидером среди офицеров первой роты стал лейтенант Алексей Панин. О нем можно 
смело сказать — это и есть «Солдат удачи». Он постоянно искал противника, 
часами просиживал над картой, впитывал всю информацию и анализировал ее. На 
боевых выходах вел постоянный поиск, не жалел ни себя, ни подчиненных. Солдаты 
группы гордились своим командиром, и это давало возможность увеличивать 
требовательность к подготовке группы и дисциплине. Все это в конечном итоге 
привело к увеличению результативности.

Опыт показал, что действие пеших групп в пустыне не эффективно, так как 
автомобильный и вьючный караваны практически беспрепятственно могут следовать 
во всех направлениях, строго не придерживаясь дорог или троп. Проводники 
старались избегать движения по одному и тому же следу. Где это было невозможно, 
организовывалась тщательная разведка. Скрыть на песке присутствие группы очень 
сложно, следы на подходе к месту засады являлись основным демаскирующим 
признаком.

Группам часто (особенно в ночные бинокли) приходилось наблюдать караваны, 
идущие мимо засад, на удалении недосягаемости стрелкового оружия. Попытки пешим 
броском выходить на перехват были малорезультативны и опасны, так как ставили 
группу в невыгодное положение. Вся она совершать бросок не могла. Приходилось 
делить ее на части, оставляя тяжелое вооружение, ПКМ и АГС во второй подгруппе, 
что снижало огневую мощь первой, которой приходилось вступать в бой с ходу и с 
неподготовленных позиций. Все это приводило к низкой результативности огня и 
потерям.

Перехватить движущийся караван в пустыне нелегко. Физические нагрузки на 
разведчиков достигали предела, особенно в летние месяцы. Страшная жара и 
отсутствие волы затрудняли путь. Оставался вариант блокирования переправ через 
реку Гильменд, которая рассекала пустыню на две части. Но и тут были свои 
трудности. Подойти группе к переправе незамеченной было очень трудно, так как 
они охранялись и находились в основном в крупных кишлаках. И тем не менее, 
наиболее результативные операции были проведены именно в районах переправ 
Палалак, Дари, Богат. Идея поиска и перехвата караванов душманов группой, 
замаскированной под такой же караван, но следующей в обратном направлении, была 
опробована осенью 1986 года лейтенантом Сергеем Лежневым из Кандагарского 
батальона. Он использовал вьючных верблюдов.

Операция носила больше разведывательный характер, так как огневые возможности 
группы были сильно ограничены. Первый выход результата не дал, но как опыт был 
очень полезен.

К сожалению, Сергей Лежнев погиб через полгода. Из его рассказов мы поняли, что 
такой способ ведения поиска и организации засад может быть достаточно 
эффективным при четком использовании фактора внезапности. Это было учтено при 
организации боевых групп с использованием трофейных автомобилей в лашкаргахском 
батальоне.

Кроме того, к использованию именно трофейной техники нас подталкивала на первый 
взгляд банальная причина — боязнь материальной ответственности. Каждый офицер, 
которому хоть раз приходилось действовать на штатных машинах (БТР, БМП) в 
отрыве от основных сил знает, насколько трудна и опасна эвакуация вышедшей из 
строя боевой техники. Хочу напомнить, что группам лашкаргахского батальона 
приходилось совершать рейды на удаление до 200 км. И очень часто решение боевой 
задачи сворачивалось из-за поломки машин. О том, чтобы ее бросить, не могло 
быть и речи. Кстати, предложение использовать в рейдах УАЗ-469 не нашло 
поддержки у младших командиров по той же причине. К сожалению, проблемой 
сохранения матчасти командиры были настолько связаны, что это лишало их желания 
рисковать.

Мне до сих пор приятно вспомнить, как легко и спокойно я себя чувствовал, когда 
на одной из «Тойот» полетела коробка передач и мы за 30 минут сняли с машины 
все, что можно было снять. А оставшееся со спокойной совестью превратили в 
мишень. И совсем по-другому вспоминаю операцию по эвакуации подорвавшегося 
«Урала», когда в мае 1987 года одна из машин разведгруппы подорвалась на мине в 
нескольких километрах от кишлака Дари, в котором находилась банда моджахедов. 
Они попытались захватить машину, и группа была вынуждена вступить в бой, 
который продолжался целый день.

У командира группы не поднялась рука уничтожить автомобиль. Командование 
батальона тоже не дало такой команды. Никто не хотел брать на себя 
ответственности. И только по прибытии бронегруппы под прикрытием авиации, 
удалось эвакуировать машину, рискуя людьми, тратя кучу времени и сил. А машина 
все равно была списана и пошла на запчасти, на радость зампотеху.

В декабре же 1986 года группа лейтенанта Сергея Дымова захватила караван, 
состоящий из 9 автомобилей «Тойота», груженных наркотиками. Благодаря грамотно 
выбранной позиции, из девяти машин только одна была повреждена. Их доставили в 
расположение батальона. Появилась возможность использовать трофейную технику 
для создания маневренных групп.

Замысел был следующим. Машины внешне оборудовали как у моджахедов. В кузовах 
установили крупнокалиберные пулеметы, в основном трофейные ДШК (в первую машину 
обязательно). В другие, машины устанавливались либо 12,7-мм пулеметы «Утес», 
АГС-17 «Пламя». Борта завешивали бронежилетами. В экипаж входило шесть человек: 
два разведчика (они же гранатометчики), вооруженные штатным вооружением и 
РПГ-22 или (РПО «Шмель»): расчет пулемета — два разведчика со штатным оружием; 
водитель; командир экипажа, обеспеченный радиосвязью. Уместно вспомнить 
штурмовой автомобиль на котором позирует Кейт Айдема («Солдат удачи», 1995 г., 
№7). Прекрасный автомобиль, но нам бы он не подошел с тактической точки зрения.

Отряд состоял из трех «Тойот» и одного или двух грузовых автомобилей типа 
«Урал-4520» с прекрасной проходимостью в песках. «Уралы» оборудовались 14,4-мм 
пулеметом Владимирова, или ЗУ-23-2, или автоматическим минометом «Василек» (с 
минометом были трудности организационного плана, так как эта система не стояла 
у нас на вооружении). Борта машин также завешивались бронежилетами, на дно 
кузова укладывались мешки с песком для зашиты в случае подрыва на мине. В 
некоторых случаях применялись БТР-70.

Использование техники дало возможность пребывать разведгруппам в районе поиска 
более двух недель.

Для маскировки экипажи «Тойот» были переодеты в одежду моджахедов. Отряд, 
передвигаясь по пустыне в районе переправ, имитировал движение каравана. 
Впереди шли «Тойоты», за ними в 2-3 км грузовики.

Ставка делалась на необычность ситуации. Головной дозор моджахедов, ожидая 
встречи с армейской боевой техникой, должен был растеряться, увидев себе 
подобных.

Такая встреча произошла в районе кишлака Богат в январе 1987 года. Моя группа 
успешно использовала ее. Еще до наступления рассвета наши наблюдатели заметили 
в приборы ночного видения отблески фар автомобилей, движущихся в нашем 
направлении. С рассветом наблюдение было усилено и вскоре замечен шлейф пыли — 
признак двигающихся машин. Каравану оставалось пройти около 10 км до кишлачной 
зоны, где они могли укрыться от авиации.

Колонна из пяти автомобилей «Симург» спешила пройти оставшееся расстояние. 
Машины разведчиков двинулись на перехват. Встреча произошла на равнинном 
участке местности, на дне сухою озера. Какие-либо укрытия вблизи отсутствовали. 
Моджахеды заметили выходящую из песчаных барханов колонну и остановились.

Расстояние, разделявшее караван и разведгруппу, составляло около 1-1,5 км. 
Машины разведчиков продолжали движение, увеличивая скорость и меняя направление,
 показывая тем самым, что хотят избежать встречи. Этим маневром командир 
рассчитывал сократить дистанцию и прижать караван к гряде песчаных барханов, по 
которым движение затруднено, и к находящемуся там в засаде «Уралу». 

Маневр удался почти полностью, расстояние сократилось до 700-800 м. Восходящее 
солнце светило в спину группе, ослепляя моджахедов. Наиболее трудным был момент 
остановки и открытия огня. Времени, необходимого для прицеливания было 
достаточно, чтобы противник заподозрил неладное. Огонь нашей группы был 
достаточно эффективным. Две машины замерли сразу, третья прошла метров 200 и 
загорелась. Последние две машины развернулись и начали уходить в обратном 
направлении.

Преследовать разведчики их не могли, так как сами стали мишенями. Со стороны 
моджахедов открыли огонь ДШК, несколько гранатометов, более десятка автоматов. 
Огневая дуэль оказалась скоротечной, возможности стрелкового оружия на таком 
расстоянии ограничены. А снайперские возможности 12,7-мм пулемета «Утес» 
позволили очень быстро уничтожить расчет ДШК моджахедов. Появление с фланга 
«Урала», ведущего огонь из КПВТ, внесло панику в ряды моджахедов. Они начали 
отходить к ближайшим укрытиям, но до них было далеко. В плен никто сдаваться не 
захотел, отстреливались до конца и были уничтожены.

Результат боя: уничтожено 26 моджахедов, три автомобиля, захвачено 2 ДШК, 3 РПГ,
 около 30 автоматов. Потери: РГ-612, трое раненых.

По экипировке душманов и грузу машин нами был сделан вывод, что это не грузовой 
караван, а, скорее всего, меняло место дислокации подразделение моджахедов. 
Проводники караванов ведут себя значительно осторожней, не допускают 
скученности, открытые участки пересекают поодиночке, тем самым не допуская 
попадания под огонь засады всего каравана.

В дальнейшем боевые действия с использованием трофейных машин успешно 
продолжались, вплоть до вывода батальона в Союз.




С. Козлов

На земле и в небесах





Без крыльев, как без рук


В наше время, изобилующее техникой, трудно представить себе человека, который 
бы захотел оспорить роль авиации на поле боя. Любому военному ясно, что, 
завоевав превосходство в воздухе, одна из противоборствующих сторон получает 
неоспоримое преимущество при ведении боевых действий. Именно поэтому в 
современной западной концепции ведения широкомасштабной войны авиации отводится 
главенствующую роль. Это подтверждает характер боевых действий, которые вела 
Коалиция против Вооруженных сил Ирака, а также недавняя война на Балканах.

Авиация на поле боя способна выполнять различные задачи — от нанесения 
массированных бомбоштурмовых ударов по противнику до решения вопросов 
материального обеспечения, а также спасения и эвакуации.

Опыт локальных конфликтов последних десятилетий, имевших место в различных 
регионах мира, показывает, насколько эффективны действия авиации против 
различных партизан и повстанцев.

Важная роль отводится авиации в проведения специальных операций. Именно авиация 
позволяет спецподразделениям наносить стремительный удар по объекту в тылу 
противника или по базе повстанцев и также стремительно покинуть поле боя, 
выполнив задачу.

Обращаясь к мировому опыту борьбы с партизанами, следует отметить, что наиболее 
массировано авиация применялась американцами во Вьетнаме. К сожалению, их опыт 
взаимодействия авиации и наземных войск нами слабо изучен. Несколько позднее 
наш собственный опыт, вынесенный из Афганистана, Чечни и Дагестана, показал 
насколько эффективны действия авиации при умелом ее применении и четком 
взаимодействии с наземными войсками. Что ни говори, а победа, в конечном итоге, 
добывается на земле.




Что имеем, не храним


К сожалению, подобно герою известного анекдота, мы частенько наступаем на одни 
и те же грабли. Опыт Афганской войны к началу Первой Чеченской был начисто 
забыт всего за шесть лет. Это, в частности, касается и опыта взаимодействия с 
авиацией, накопленного за девять лет ошибок и потерь. В сущности, он был для 
нас уникален, поскольку нигде до этого Советская Армия не применяла армейскую 
авиацию столь массово и для решения таких задач.

Численность вертолетов различного назначения в Советских ВВС и в лучшие годы 
значительно уступала численности аналогичных машин Вооруженных сил США — 
потенциального противника СССР. Наше военное руководство при появлении первых 
винтокрылых машин не смогло по достоинству оценить их возможности на поле боя. 
Когда спохватились, было, как всегда, поздно. Попытка идти всегда своим путем, 
игнорируя мировой опыт, привела к тому, что вертолет на поле боя виделся 
советским маршалам, как прекрасное противотанковое средство и только. Поэтому 
вертолетные подразделения на маневрах отрабатывали, главным образом, 
противотанковые задачи.

С началом афганской компании сороковая армия, будучи самой оснащенной 
вертолетами в Вооруженных Силах СССР и численно превышая американский 
вооруженный контингент во Вьетнаме, все же уступала ему по количеству как 
вертолетов, так и стоящих на вооружении моделей. Да и имевшиеся в наличии не 
вполне соответствовали южному театру.




На чем летали в Афгане


Поскольку воевать собирались в Европе, боевые вертолеты Ми-24 не были 
рассчитаны на действия в горах. В условиях разряженного воздуха на больших 
высотах и при высоких температурах эта машина становится неустойчивой. Более 
пригодными для условий Афгана оказались транспортно-боевые вертолеты Ми-8, да и 
то не все. Ми-8т страдал теми же болезнями, что и «двадцатьчетверка». Поскольку 
Ми-6 изначально был создан как чисто транспортная машина, единственным 
вертолетом, способным выполнять задачи в сложных условиях высоких гор и таких 
же температур оказался на то время Ми-8мт. Других моделей вертолетов, если не 
считать «Камовские» палубные вертушки, в Союзе просто не было.

Особенности партизанской войны вынудили наше командование начать, подобно 
американцам, массово использовать вертолеты во взаимодействии с наземными 
войсками.




Порядок подчинения


Однако, сделав это, мы снова не обратили внимание на то, что подчинение 
армейской авиации у американцев завидно отличается от нашего. В армии США 
вертолеты стоят на вооружении подразделений армейской авиации, которые входят в 
состав армейских соединений и объединений, начиная с дивизии. Поэтому решение 
на их применение принимает комдив в соответствии со стоящими перед ним задачами.


Вертолетные подразделения у нас были и остаются составной частью ВВС, что 
значительно осложняет их взаимодействие с наземными войсками.

Поскольку предполагалось, что в общевойсковом бою приданная авиация будет 
действовать на указанных рубежах, то вопросы тесного взаимодействия не 
отрабатывались. Стоит ли удивляться, что на начальном этапе войны всевозможные 
межведомственные согласования очень осложняли взаимодействие «земли» и 
«воздуха». И если личные контакты командиров наземных частей с командирами 
авиационных полков и эскадрилий со временем налаживались и в последующем 
позволяли решать стоящие перед ними задачи, обходя инструкции, запрещающие 
многое из того, что было необходимо, то запреты на полеты, наложенные 
командующим ВВС в силу тех или иных обстоятельств, преодолеть было нелегко.

Сложность организации взаимодействия с авиацией вызывала недоверие к ней у 
командиров подразделений наземных войск. Чего греха таить, я и сам, на 
начальном этапе своей службы в Афганистане, относился к авиации с опаской, 
полагая, что больше шансов погибнуть от ошибочного огня своей авиации, чем от 
огня духов, окруживших группу. Летчики же, в свою очередь, не понимали тех, кто 
воевал на земле, считая порой их требования чрезмерными и неграмотными. 
Недоверие к авиации иногда усиливали ошибочные действия авианаводчиков, 
выделенных в распоряжение наземных подразделений для организации взаимодействия 
с воздухом. Действовать на земле часто отправляли провинившихся или списанных 
пилотов. Многие из них грамотно организовать взаимодействие не могли или не 
хотели.




Трудности взаимодействия


Спецназ эта проблема касалась в меньшей степени, поскольку и в бою и при 
эвакуации разведчики сами наводили «вертушки». Но в начале активного применения 
в Афганистане подразделений спецназа, вынужденных из-за специфики их 
деятельности чаще пехоты общаться с авиаторами, проблем тоже возникало 
достаточно. Спецназовские группы ежедневно по несколько раз вылетали на облет 
своей зоны ответственности. Эти действия требовали слаженности, но зачастую 
летчики не понимали для чего нужно делать именно так, а не иначе. Это приводило 
к недоразумениям, а иногда и к трагическим случаям.

Так погиб мой друг и сослуживец Виктор Головко. Группа, находившаяся на борту 
пары Ми-8, обнаружила движущийся автомобиль моджахедов. Восьмерки отработали по 
машине и, поскольку духи разбежались, не оказывая сопротивления, ведущий стал 
садиться, передав паре Ми-24, их прикрывавшей, чтобы огонь прекратили. Однако, 
по непонятным причинам, когда группа досмотра приблизилась к машине, 
«полосатые» отработали точно по ней. Залп НУРСов накрыл группу. Погибло 
несколько человек, в том числе и Виктор, остальные были ранены и контужены. 
Летчики «двадцатьчетверок» недавно прибыли из Союза и, в отличие от экипажей, 
летавших на Ми-8, тактики действий досмотровых групп не знали, а команду по 
радио то ли не услышали, то ли неправильно поняли. Эта трагическая случайность 
произошла в 1987 году, когда вопросы взаимодействия спецназа с авиацией были 
уже отработаны. Но всякое случается, тем более, что нестыковки в работе, а 
из-за них взаимные упреки, возникали даже между летчиками, летавшими на Ми-8 и 
Ми-24.

Для ведения засадных действий группы также выбрасывали на «вертушках». 

Довольно часто противоречия возникали из-за того, что летчики отказывались 
лететь по маршруту, указанному командиром группы, мотивируя это тем, что он 
пролегает через опасные районы, либо их не устраивал высотный режим. Как-то раз 
один из пилотов после нескольких минут спора о том, как мы полетим, сказал мне 
напрямик: «Послушай, старлей, если будешь спорить, вообще никуда не полечу. У 
меня инструкций, запрещающих летать в таких условиях, столько, что я могу весь 
год колеса от взлетки не отрывать и никто слова мне не скажет». Как я потом 
выяснил, это было действительно так.




Со своими работать проще, но...


Все разногласия возникали, главным образом, из-за того, что мы по-разному 
видели войну. Летчики выполняли задачи со спецназом эпизодически, поэтому наши 
требования были для них «чушью собачьей» и «бредом дилетантов». Ситуация 
изменилась, когда в начале восемьдесят пятого в распоряжение отряда были 
выделены вертолеты, работавшие только в наших интересах. Начали мы нашу 
совместную деятельность с обсуждения задач, которые нам предстояло решать. В 
ходе обсуждения выяснили, кто и на каком этапе выполнения задачи главный. Мы 
объяснили, что нам от пилотов нужно. Они в свою очередь, рассказали про 
возможности вертолетов, чтобы мы понимали, что от них можно потребовать, а что 
нельзя. Такое совместное совещание благотворно сказалось на нашей работе. Хотя, 
как это обычно водится, не обошлось и без эксцессов. О том, как меня с группой 
бросил капитан Асташкин, я писал в «Солдате удачи» в девяносто пятом году. 
Тогда, слава Богу, обошлось без жертв. Значительно хуже было в шестом отряде, 
где ведомый отказался садиться для того, чтобы забрать погибших и оставшихся в 
живых из сбитого ведущего вертолета. Из-за его малодушия духи замучили раненых 
и надругались над убитыми. Экипаж, совершивший такую подлость, командование 
сразу же отправило в другой гарнизон, чтобы уберечь пилотов от расправы 
озверевших спецназовцев. С другими экипажами отношения были прежние, но некая 
трещина в них наметилась. Несколькими днями позже этой трагедии я прилетел за 
какой-то надобностью в Лашкоргах, где дислоцировался шестой батальон и штаб 
бригады. Вечером в каптерке одной из рот ребята по законам гостеприимства 
накрыли стол. В застолье принимали участие летчики. Эскадрилья прилетела не так 
давно из Телави. Хорошо запомнился правый летчик, грузин по национальности, 
кажется, звали его Гоча. Когда выпили «кишмишовки», за столом возник спор, и 
кто-то из моих друзей с горечью сказал: «Если что, вы же нас бросите, как это 
было недавно. К тому же у вас парашюты, а у нас нет». Грузин тогда разгорячился,
 уверяя, что не прыгнет. Ему не поверили, но спустя еще пару недель другой 
трагичный случай подтвердил его слова. Около полудня группа возвращалась с 
облета. Ведомым шел экипаж, с которым мы не так давно сидели за столом. Это 
произошло на глазах у всего батальона. Не берусь точно назвать причину аварии. 
Говорят, что летчик резко задрал несущий винт, который стал рубить хвостовую 
балку вертолета. Командир «двадцатьчетверки», шедшей за ними, сразу сообщил ему 
об этом, но было поздно. Машина, как говорят, посыпалась и, клюнув носом, стала 
падать. Ребята мне потом прокручивали кассету последних переговоров в эфире 
руководителя полетов и экипажа борта №051.

Руководитель: Ноль полсотни первый, прыгайте!

Командир: Не могу, у меня десант на борту.

Руководитель: Ноль полсотни первый, я приказываю, прыгайте!

Командир: У меня на борту шестеро пацанов. Не могу!

Руководитель: Прыгай!

Правый летчик: (С грузинским акцентом) Прощайте, мужики!

До сих пор при воспоминании его спокойного голоса меня охватывает озноб.

Кстати сказать, ребята погибли не зря. После этого случая и досмотровые группы, 
да и пассажиры стали летать с парашютами.

Как видно из приведенных примеров, отношения и здесь складывались непросто, но 
в целом со своими экипажами задачи решать было намного легче, поскольку они 
знали особенности нашей работы, сигналы, которыми мы пользовались, организуя 
взаимодействие. Кроме того, важную роль играл тот факт, что прикрывая в бою или 
осуществляя эвакуацию группы под огнем, летчики делали это не для безымянного 
командира группы, а для конкретного Лехи или Мишки. В делах, связанных с риском,
 личный фактор играет немалую роль.




Переэкзаменовка


Пять лет войны потребовалось военному руководству страны, чтобы осознать 
необходимость придания спецназу своей авиации. Казалось бы, опыт войны вполне 
разумно внедрить и внести определенные изменения в штатное расписание 
соединений СпН. Однако Афган — это одно, а Союз — это другое. Поэтому в Союзе 
на учениях вопрос выброски групп в нужном районе с использованием вертолетов до 
сих пор решается в штабе Округа.

Но время расставляет все на свои места. Двоечникам история устраивает 
переэкзаменовку в виде новой войны, правда, участвовать в ней и изобретать 
велосипед заново приходится совсем другим людям.




Чтобы не изобретать велосипед


Итак, что же необходимо помнить командиру для организации грамотного 
взаимодействия с авиацией. Рассмотрим это применимо к каждому конкретному виду 
действий.

Спецназ в Афганистане выработал ряд тактических приемов борьбы с повстанцами, 
которые были довольно эффективны. Жаль, что, как и многое другое, они были 
попросту забыты. Одним из таких приемов были так называемые «досмотровые 
действия». Более верное название — облет зоны ответственности. В сущности облет 
— это поисковые действия разведывательной группы, которые ведутся путем 
патрулирования на вертолетах района ответственности подразделения специального 
назначения с целью воспрепятствования свободному перемещению партизан и их 
транспортных средств на его территории. Как правило, такие действия 
осуществлялись в светлое время суток, поскольку вертолеты не оснащены 
аппаратурой, а их экипажи не обучены садиться ночью на неподготовленную 
площадку. Кроме того, в темное время суток действовал комендантский час и 
боевые вертолеты, вылетавшие на свободную охоту, обнаружив любое транспортное 
средство, могли уничтожить его и без досмотра.

Для совершения облетов приказом по части отдавалась одна из групп специального 
назначения. Численность ее колебалась от двенадцати до восемнадцати человек. 
Вооружение и оснащение согласно штата: автоматы, пулеметы и приборы наблюдения. 
Боеприпасов брали лишь столько, сколько потребуется на непродолжительный бой. 
Автоматчики — шесть-семь магазинов, пулеметчики — по две три ленты из ста 
патронов. На начальном этапе группы имели лишь радиостанции УКВ для связи 
внутри группы и с вертолетами, а также сигнальные средства, позволяющие 
обозначать себя и давать целеуказания вертолетам. Однако некоторые события 
показали, что боеприпасов порой нужно не меньше, чем при ведении засадных 
действий, да и радиостанция, обеспечивающая устойчивую связь с Центром отнюдь 
не лишняя.




Планирование


Облет группа совершала не реже двух раз в сутки. Время для таких действий 
выбирали произвольное, но предпочтение отдавали утренним и вечерним часам, 
поскольку в это время возможность обнаружить противника была более вероятной. 
Вечером для того, чтобы успеть провести затемно караван с оружием, духи порой 
шли на риск и начинали движение из исходного пункта несколько раньше, поэтому 
иногда оказывались в зоне ответственности спецназа, когда еще не стемнело. 
Велика также была вероятность столкнуться с группой обеспечения безопасности 
каравана, которая спешила на свои позиции. Рано утром объектом могли стать они 
же, если поздно покинули свои позиции. Припозднившихся караванов на своем веку 
не припоминаю, хотя попадались отдельные машины, отставшие по причине 
неисправности.

Маршрут облета командиру группы определял штаб накануне предстоящих действий. 
Уяснив его, командир досмотровой группы уточнял у начальника разведки сведения 
о противнике в районе патрулирования для того, чтобы не попасть под огонь 
средств ПВО крупных базовых районов мятежников. Наметив опасные участки, 
командир определял участки маршрута, где встреча с противником наиболее 
вероятна. Исходя из этой информации, он намечал высотный режим полета, то есть, 
где следует лететь на высоте две-две с половиной тысячи метров для того, чтобы 
быть неуязвимым для средств ПВО мятежников, а где идти на предельно малой 
высоте, чтобы быть менее заметным и более неслышным. После этого он ставил 
задачу подчиненным, определяя, в какое время досмотровая группа должна 
подняться и получить оружие, время построения для проверки готовности и посадки 
в транспортное средство, а также указывал пофамильно, кто летит в ведущем 
вертолете, кто в ведомом, порядок покидания вертолета, назначал рабочие и 
запасные частоты, позывные и сигналы, а также старшего ведомого борта.




Организация взаимодействия


Прибыв на аэродром за тридцать минут до вылета, командир согласовывал с 
командиром ведущего борта маршрут полета и его высотный режим, напоминал 
порядок действий при встрече с противником и указывал районы наибольшей 
вероятности встречи с ним, а также его зоны ПВО, уточнял рабочие частоты и 
позывные, сигналы опознавания и целеуказания.

В случае взаимодействия с незнакомыми экипажами было очень важно подробно 
согласовать действия вертолетов, как транспортных, так и боевых, при встрече с 
противником, а также после десантирования группы для досмотра подозрительного 
транспорта.

Осуществив посадку личного состава и уточнив задачи, командир досмотровой 
группы, как правило, занимал место в пилотской кабине ведущего вертолета. Здесь 
он имел хорошие возможности для обзора и принятия решения в случае обнаружения 
подозрительных транспортных средств или транспортных средств противника. В ходе 
облета местности группа вела разведку. Каждый спецназовец наблюдал в свой 
блистер в указанном секторе и при обнаружении предмета, представлявшего интерес,
 сообщал своему сержанту, а тот, убедившись в важности информации, докладывал 
командиру. Командир наносил на карту вновь обнаруженные, хорошо накатанные 
дороги, места столкновения с противником и позиции его средств ПВО, а также 
места досмотра транспорта.

После приземления на аэродроме командир группы вместе с пилотами проводил 
краткий разбор совместных действий. Прибыв с личным составом в расположение 
отряда, он докладывал комбату полученную развединформацию. С личным составом 
разбор проведенного облета командир проводил уже в роте, после доклада 
командиру части.




Тактика облета


Совершая облет, вертолеты обычно имели следующий боевой порядок.

Впереди шла пара Ми-8 с досмотровой группой на борту, а сзади и чуть правее шла 
пара или звено вертолетов огневой поддержки Ми-24.

Обнаружив подозрительное транспортное средство, командир группы через командира 
вертолета давал команду «двадцатьчетверкам» зайти на цель и дать 
предупредительную очередь перед машиной. Обычно после этого обстановка 
прояснялась. «Мирняк» останавливался, из него выходили пассажиры, размахивая 
руками. Машина с «духами», как правило, ускорялась, едва завидев или услышав 
вертолеты. При заходе «двадцатьчетверок» на такую машину духи разбегались в 
разные стороны и нередко открывали ответный огонь. В этом случае вертолеты 
огневой поддержки начинали работать на поражение противника. В зависимости от 
обстановки, командир принимал решение садиться одним или двумя «бортами» для 
досмотра транспорта. Пока Ми-24 продолжали «обрабатывать» сопротивляющегося 
противника, «восьмерки» совершали посадку не ближе трехсот-четырехсот метров от 
объекта, дабы не угодить под огонь противника.




Тактика досмотра


Первыми покидали борт вертолета два пулеметчика, которые удалялись от него не 
менее, чем на тридцать метров перпендикулярно курсу, и разбегались вправо-влево.
 Выбрав удобную позицию, они залегали на флангах, прикрывая вертолет и выход 
группы. Вслед за ними высаживались остальные разведчики, стремительно 
разбегались в цепь, занимающую по фронту сто-сто пятьдесят метров и залегали по 
двое.

Если противник не оказывал сопротивление, то пулеметчики перемещались, занимая 
позицию, позволяющую им одновременно охранять подступы к вертолету и прикрывать 
действия группы при досмотре остановленной машины. С пулеметчиками оставался 
радист, который поддерживал связь с командиром группы, а при необходимости мог 
связаться с Центром. После этого группа поднималась и цепью двигалась к объекту,
 приближаясь к нему метров на семьдесят-сто. Здесь разведчики залегали сохраняя 
боевой порядок, а подгруппа досмотра с командиром группы во главе под их 
прикрытием приближалась к объекту для поиска и сбора трофеев. Если противник 
оказывал сопротивление, командир группы наводил на него вертолеты огневой 
поддержки. В ходе всех действий командир поддерживал связь как со своим бортом, 
так и с командиром звена «двадцатьчетверок», управляя их огнем. Для связи 
использовались милицейские радиостанции «Ромашка» или Р-392. Выполнив задачу и 
уничтожив транспортное средство противника, группа последовательно возвращалась 
к вертолету. Сначала отходили разведчики группы захвата, затем подгруппа 
прикрытия и последними поднимались на борт радист, пулеметчики и командир. Если 
противник оказывал жестокое сопротивление, не давая досмотровой группе 
приблизиться к машине, то командир давал команду вертолетам огневой поддержки 
на ее уничтожение.

Если машина перевозила мирных жителей, то проверив ее груз, разведчики 
разрешали им продолжать движение.




Знание — сила, незнание — смерть


От умения четко организовать взаимодействие с авиацией часто зависела жизнь 
всей группы, поскольку часто вертушки были ее единственной огневой поддержкой в 
районе действий.

Думаю, будет нелишним привести простейший прием наведения авиации на цель. Это 
может пригодиться и в современных условиях.

В Афгане группа разведчиков специального назначения, проведя успешную засаду на 
караван мятежников, часто сталкивалась с сильным противодействием охраны или 
групп, обеспечивавших проводку каравана через их территорию. Противник под 
прикрытием огня и под покровом темноты пытался отбить караван. В этих условиях 
группа занимала жесткую круговую оборону, а для отражения нападения 
превосходящего по численности противника вызывала вертолеты огневой поддержки.

Центр Боевого Управления ставил задачу дежурной паре и указывал координаты 
группы. Определив курс, вертолетчики взлетали и начинали двигаться в 
направлении группы, находясь постоянно на приеме. Поскольку обнаружить группу в 
темноте невозможно, командир группы помогал летчикам быстрее найти его. Получив 
сообщение из ЦБУ о том, что к ним пошли вертолеты, командир рассчитывал 
примерное подлетное время и по его прошествии начинал вслушиваться. Если группа 
вела бой в светлое время суток, то слушание дополнялось наблюдением за воздухом.
 Услышав шум двигателей приближающихся вертолетов, командир определял по 
компасу примерное направление на них и к полученному азимуту прибавлял сто 
восемьдесят градусов. В результате получался курс, с которым должны были лететь 
вертушки для того, чтобы оказаться над группой. Связавшись по радиостанции, 
командир уточнял курс полета командиру звена. Когда, судя по звуку, вертолеты 
приближались настолько, что могли наблюдать световые сигналы, командир давал 
команду бойцам зажечь пирофакелы. Для того чтобы не попасть под огонь 
моджахедов, разведчики после воспламенения пирофакелов отбрасывали их от себя в 
сторону так, чтобы не подсветить себя и товарищей. В светлое время суток для 
этих целей использовались дымы. Получив по радио подтверждение о том, что с 
воздуха его наблюдают, командир группы приступал к целеуказаниям. Для этого он 
указывал от себя курс на цель и примерное удаление. У меня для этого был 
отличный финский жидкостной компас с фосфорной подсветкой шкалы. Компас 
Адрианова не позволяет в темноте быстро определить азимут. Поэтому для 
целеуказания многие мои товарищи использовали трассирующие боеприпасы, указывая 
ими направление на противника, а удаление сообщали по радио. Для того, чтобы 
уменьшить вероятность обнаружения при подаче целеуказания трассерами, не 
следует стрелять очередями. Лучше сделать несколько одиночных выстрелов с 
интервалом две-три секунды и сменить позицию.

Дальнейшее целеуказание ведется относительно разрывов и курса вертолета.

Например: «Воздух, я — Земля. Отработал левее сто с перелетом пятьсот». Сто и 
пятьсот — это расстояние в метрах. Или «Воздух, я — Земля. Работайте дальше 
триста, правее по курсу — сто пятьдесят. На вершине позиция ДШК». 

В тех случаях, когда противодействие моджахедов было слишком сильным, командир 
группы для того, чтобы прикрытие в воздухе было непрерывным, просил командира 
звена заблаговременно вызывать следующую пару и производить смену над позициями 
группы. Если же воздействие противника было слабым или его вообще не было, то 
для прикрытия досмотра машины противника командир, объяснив ситуацию командиру 
звена, просил его экономно расходовать боеприпасы для того, чтобы вертолеты 
находились над группой максимально возможное время.




Маленькие хитрости


Помимо вышеописанных действий, спецназовцы тесно взаимодействовали с авиацией 
при заброске групп в заданный район и при эвакуации их после выполнения задачи. 
Здесь также были свои нюансы, которые полезно знать.

Перед вылетом для выброски группы в район предстоящих действий необходимо было 
согласовать с вертолетчиками меры по маскировке места высадки группы. Дело в 
том, что моджахеды быстро поняли, что спецназовцы попадают в район проведения 
засады либо на «вертушках», либо на «броне». Поэтому, как только где-то садился 
вертолет, к месту посадки направлялись разведчики. Как правило, это были 
пастухи, якобы «выгуливавшие» своих овец в сумерках. Чтобы избежать обнаружения,
 место высадки группы маскировали, совершая ложные посадки. Офицер, 
ответственный за десантирование, перед вылетом указывал летчикам маршрут полета,
 его высотный режим, сведения о противнике в районе, количество и места ложных 
посадок. Особое внимание обращалось на то, что посадка вертолетов для реального 
десантирования группы должна производиться с первого захода на площадку. При 
этом Ми-24 должны были следовать далее по маршруту, создавая иллюзию 
непрерывности движения строя вертолетов, а не становиться в круг над местом 
высадки, как это нередко бывало раньше.

Группы старались высаживать в сухих руслах рек, ущельях и других местах, 
обеспечивавших скрытность десантирования. Разведчики покидали вертолеты за 
считанные секунды и, выставив наблюдателей, залегали до наступления темноты. 
Ми-8 после посадки пристраивались за «двадцатьчетверками» и совершали еще 
несколько ложных посадок. Категорически запрещалось после десантирования группы 
сразу набирать высоту, чтобы этим не демаскировать группу.




Стрекоза ли вертолет?


Не менее важным этапом в действиях группы была эвакуация. Выбирая место засады, 
командир группы сразу подбирал и площадку приземления вертолетов. Причем делал 
это с учетом того, что эвакуация может проходить под огнем противника, а значит,
 площадка должна быть прикрыта от него. Кроме этого командир должен был 
учитывать требования, предъявляемые к площадке. Многие полагают, что вертолет 
может сесть и взлететь где угодно. Но это не так. Вертолет может взлетать 
по-вертолетному и по-самолетному. В последнем случае вертолет способен поднять 
больше, но в обоих случаях все равно нужна площадка, на размеры которой влияют 
различные факторы, такие как высота над уровнем моря, температура и ветер у 
земли. Минимальные размеры площадки для посадки и взлета по-вертолетному в зоне 
влияния земли, при отсутствии препятствий на подходе, должны составлять 50х50 м,
 а при наличии препятствий высотой до 15 м на границах площадки:

— на высотах до 1500 метров — 50х120 м;

— на высоте 2000 метров — 50х165 м;

— на высоте 3000 метров — 50х255 м;

— на высоте 3500 метров — 50х300 м;

— на высоте 4000 метров — 50х345 м.

При посадке и взлете по-самолетному в зоне влияния земли при наличии 
препятствий высотой до 15 метров на границах площадки на высотах:

— до 1500 метров минимальные размеры площадки должны составлять 50х160 м;

— до 2000 метров — 50х225 м;

— до 3000 метров — 50х350 м;

— до 3500 метров — 50х410 м;

— до 4000 метров — 50х475 м.

Подбирая площадку для посадки и взлета по-вертолетному без выключения 
двигателей после приземления следует знать, что минимальные величины уклонов не 
должны превышать:

— носом под уклон — 5%;

— носом на уклон — 7%;

— правым бортом под уклон — 2,5%;

— левым бортом под уклон — 7%.

При посадке вертолетов командир сначала наводит их на себя, как было указано 
выше, после чего обозначает площадку сигнальными средствами любым из способов 
(«треугольник», «линия», «конверт», «заячий след» и т. д.). Выбирая площадку и 
ее направление, следует помнить, что вертолет всегда садится против ветра. 
Командир перед посадкой сообщает на борт направление и скорость ветра у земли.




Если нельзя, но очень нужно


В случаях крайней необходимости, как правило, для эвакуации тяжелораненых, 
вертолеты осуществляли посадку и ночью. В темное время суток в расположение 
группы вертолет садился крайне редко. Это было обусловлено тем, что группа, 
имевшая недавно столкновение с противником, не могла в полной мере обеспечить 
безопасность посадки. Однако в тех редких случаях, когда это происходило, 
командир всеми имеющимися средствами подсвечивал площадку и, кроме информации 
обычно сообщаемой на борт, указывал размеры площадки, а также наличие 
неровностей и препятствий, примерный уклон, поскольку летчик визуально 
определить это не мог. Пирофакелы выкладывали в линию метрах в пяти от 
предполагаемого курса посадки, чтобы они не мешали пилоту. Вертолет садился, 
подсвечивая площадку своим прожектором.

В расположение бронегруппы, как правило, с той же целью, вертолеты садились 
чаще. Это было обусловлено тем, что «броня» могла легче выбрать площадку и 
лучше обеспечить безопасность посадки. Так был эвакуирован командир третей роты 
нашего отряда старший лейтенант В. Шараевский, получивший сквозное пулевое 
ранение в голову. Площадку подсветили прожекторами бронетранспортеров, направив 
их по курсу посадки вертолета для того, чтобы не ослепить летчика. Тем не менее,
 на посадке вертолет угодил передней стойкой в яму и повредил ее. Только 
мастерство летчика позволило предотвратить катастрофу, забрать раненого, 
взлететь и приземлиться на аэродроме. Благодаря мастерству пилота и, конечно, 
золотым рукам хирурга, Василий Шараевский жив и ныне здравствует.




Когда десант массовый


При проведении контрпартизанских действий часто требуется высадить тактический 
десант. Подбирая площадку, для этого следует знать размеры площадок для посадки 
вертолетов Ми-8.

Без препятствий; С препятствием на границах площадки высотой 25 метров

день ночь день ночь 

Одиночный вертолет 50х50 75х100 75х200 100х300

пара 160х170 200х220 200х320 200х420

Звено при посадке:

в пеленге пар 350х350 400х450 400х550 400х700

в колонне пар 160х350 200х450 200х550 200х700




Старая песня о главном


Теперь, наверное, следует сказать о наиболее спорном, но важном моменте. Кто же 
главный при выполнении совместных действий авиации и наземных сил. Я думаю, что 
все зависит от того, кто в данный момент выполняет основную задачу.

Должность и воинское звание в этой ситуации роли не играет. Глупо было бы, если 
бы командир вертолетного звена в звании капитана указывал лейтенанту командиру 
группы, какую машину подвергать досмотру, а какую нет. Равно как если бы 
командир десантной дивизии вмешивался в управление вертолетом. В любом случае, 
мне кажется, надо искать разумный компромисс, поскольку если он не будет найден,
 задача может быть не выполнена, а жизнь спорящих может оказаться в опасности.

Примером генеральских амбиций может служить недавний случай, когда в начале 
дагестанских событий мятежниками на одной и той же стоянке было уничтожено по 
очереди два вертолета. Эти кадры транслировались по телевидению. Характерен 
случай со вторым вертолетом, который доставлял в район боевых действий одного 
из генералов. Увидев с воздуха подходящую площадку, генерал приказал садиться 
именно там, но вертолетчики предупредили о том, что несколько дней назад именно 
здесь выстрелом ПТУР был уничтожен вертолет. Однако их доводы показались 
генералу малоубедительными и он приказал садиться именно в этом месте. Не смея 
ослушаться генерала, который уже начал терять терпение, вертолетчики посадили 
борт на злополучную площадку. Результат мы также видели на экранах наших 
телевизоров.

Некоторые ярые противники передачи вертолетных подразделений в оперативное 
подчинение бригад специального назначения, а также соединений и объединений 
Сухопутных войск сочтут, что приведенный пример в их пользу. Отнюдь нет. Такого 
случая можно было бы избежать при более частом и тесном взаимодействии с 
авиацией, поскольку при этом были бы отработаны все нюансы совместной работы.




А. Иллариошин

Авиация и спецназ



Взгляд на проблему глазами пилота вертолета




Летать или выполнять инструкции?


Подготовка летчиков в мирное время, наверное, также и спецназа, велась для 
решения глобальных задач, то есть враг, как правило, — США. Лозунг был один: 
«Догоним, задавим, перегоним». Что такое спецназ, чем занимается, какие 
выполняет задачи — знал, наверное, только Генеральный штаб. Летчики об их 
существовании узнали только на войне, да и то не все. Подготовка летчиков в 
мирное время к ведению боевых действий до Афганистана, можно сказать, вообще не 
велась, да и в настоящее время она не сильно изменилась. Меня всегда «добивало» 
то, что при выполнении полета, допустим, по маршруту, нельзя отклониться от 
линии заданного пути ни вправо, ни влево, нельзя сделать лишний маневр, 
отработать какой-то прием ухода от ПВО противника, отработать какой-то 
придуманный прием атаки, так как все это ведет к изменению режима полета. Я 
понимаю, что за мной на временном интервале идет следующий экипаж, но военный 
летчик, обязан готовиться к войне, а мы готовились и готовимся к полетам по 
маршруту Москва-Сочи. Загонят «вертушку» на 900-1200 м и идешь до полигона на 
этой высоте, а на своих рабочих предельно-малых высотах практически не летали. 
И запрещено это не командиром отряда, звена, полка, а инструкциями сверху. В 
них лозунг один: «Как бы чего не случилось при моем правлении». А когда это 
самое случалось, то идет стандартная фраза: «По недоученности...». Вертолетчики 
боялись летать на максимальных кренах, скоростях, так как за малейшее 
превышение такое взыскание получишь... А если вдруг что-то происходит в воздухе 
с машиной, например, отказ двигателя, то летчик тянет до последнего, пытаясь 
совершить посадку. И разбивается... После этого говорят, что он пытался спасти 
машину. Зачем? Не спорю, машину жалко. А жизнь? Но в большинстве случаев 
причина здесь не в героизме, а в том, что летчик боится, что его могут обвинить 
в неправильных действиях в особых случаях полета. Летчик всегда виноват — это 
негласное правило погубило многих пилотов.

Вот с такими проблемами в летной подготовке мы оказались на войне. Не 
удивительно, что некоторые летчики отказывались летать по маршруту, указанному 
командиром группы. Запрещающих инструкций было столько, что действительно от 
бетонки колеса лучше не отрывать.




О планировании взаимодействия.


Из-за чего происходили разногласия? Из-за того, что задачи ставят разные 
командиры. Спецназу ставится задача досмотра зоны, а летчикам — повозить 
немного спецназ, без самодеятельности, согласно наставлений, инструкций и 
приказов, и домой. Единого замысла выполнения задачи нет. Что хочет спецназ от 
летчиков, а летчики от спецназа порой до конца не ясно. Часто бывает так, что 
летчики одной эскадрильи, но из разных звеньев, не знают чем кто занимается. 
Видимо по этой причине и произошла трагедия, при которой погиб Виктор Головко. 
То же самое происходило и при огневой поддержке «земли» с воздуха.

Если посмотреть в корень проблемы, то станет ясно, что эти ошибки заложены 
самой программой обучения, которая организации взаимодействия авиации и 
наземных сил не предусматривает. Несогласованность в военное время — следствие 
того, что, а в мирное время межведомственность мешала и мешает организовать 
боевую подготовку таким образом, чтобы учить людей, действительно, тому, что 
необходимо на войне. Был такой лозунг в семидесятые годы. К сожалению так 
лозунгом и остался. Одной из основных задач вертолетный полк морской авиации в 
котором я служил, была поддержка действий морской пехоты. Практически ни разу 
ни на одних учениях полк реально не взаимодействовал с ней. То же можно сказать 
и о бригаде специального назначения Черноморского флота, которая находилась от 
нашего аэродрома в шести километрах на острове Первомайский. Причина кроется не 
в нежелании летного состава. Мы, как раз, неоднократно выходили на свое 
командование с предложением организовать совместные занятия со спецназом, до 
которого было рукой подать. Все упиралось в целую цепь согласований на 
различных уровнях, вплоть до Москвы. Это было непреодолимой преградой. Поэтому 
мы реально ни разу не отрабатывали такие темы, как «Эвакуация и спасение», а 
также «Подбор площадки для посадки вертолета без предварительной подготовки». 
Проблема остается нерешенной и по сей день.




Вертолет для спецназа


На вооружении морской авиации есть прекрасный вертолет огневой поддержки, 
который с большим успехом мог бы взаимодействовать с уже применяемыми Ми-24 и 
Ми-8. Однако, складывается такое впечатление, что в руководство Вооруженных Сил 
не знает о нем, или не желает знать, поскольку применяется он очень ограниченно,
 несмотря на его прекрасные качества.

Высокая энерговооруженность вертолета Ка-29 обеспечивает его применение в 
широком диапазоне повышенных температур наружного воздуха в условиях высокой 
влажности. Он обеспечен современными комплексами пилотажно-навигационного и 
специального оборудования. Вертолет обеспечивает высокий уровень автоматизации 
полетов. Данная машина применяется в транспортном и боевом варианте, причем на 
вертолетах последних выпусков в обоих вариантах остаются встроенные 
четырехствольный пулемет и пушка, что позволяет выполнять самостоятельные 
боевые задачи. Применяемые двигатели с высотным корректором обеспечивают 
большой запас мощности при посадках и взлетах с высокогорных площадок. Боевой 
вариант Ка-29 оснащается мощным набором ракетного, бомбового и 
стрелково-пушечного вооружения, кроме того, имеет броневую защиту кабины 
экипажа и силовых установок. Простой в управлении и очень маневренный вертолет. 
Дистанция его предпосадочного торможения до точки приземления, по сравнению с 
Ми-8, примерно в 3-4 раза меньше. Он менее зависим от скорости ветра при взлете 
и посадке. Можно сказать, что Ка-29 практически не зависит, с какой стороны 
дует ветер, а на «Ми» нельзя этим пренебрегать. На «Ми» нельзя летчику резко 
брать ручку управления на себя, чтобы не обрубить хвостовую балку. На «Ка» 
такой болезни нет. Применение соосной схемы позволяет вертолету иметь на много 
меньший радиус винтов, что делает пилотирование вертолета в горных каньонах 
более безопасным.

Броневая защита кабины экипажа очень мощная, но если все же летчик будет ранен, 
бортовая ЭВМ позволяет вернуться в точку базирования с зависанием над точкой 
приземления в автоматическом режиме без вмешательства летчика. В транспортном 
варианте возможна перевозка 16 десантников со штатным снаряжением. Герметизация 
кабины позволяет выполнять задачи в любой загазованности внешней среды. Малый 
шум от несущих винтов (а это примерно в 3-4 раза меньше чем у Ми-8) позволяет 
подходить к предполагаемой зоне выполнения поставленной задачи более скрытно. 
Двустворчатые двери, которые находятся слева спереди и сзади справа по 
направлению полета, позволяют группе спецназа за секунды покинуть вертолет. В 
закрытом положении нижней створки двери имеется возможность ведения прицельного 
огня по противнику из штатного оружия группы спецназа. В свою очередь створка 
является защитой для стреляющего.

Бортовой комплекс вертолета позволяет вывести машину в темноте в заданную точку 
и обеспечивает зависание машины над поверхностью на высоте двадцать метров. Это 
обеспечит скрытность десантирования группы специального назначения при помощи 
горных веревок в заданном районе в абсолютной темноте. Вертолет оборудован 
приборами, позволяющими зависать вертолету над площадкой на высоте полметра, а 
это значит, что при предварительном подборе площадки, не имеющей препятствий, 
группа может быть десантирована и без использования горных веревок. По словам С.
 Козлова, недавно узнавшего о боевых возможностях Ка-29, это увеличило бы 
результативность боевых выходов разведгрупп в Афганистане не менее, чем в два 
раза. В Ми-8 для увеличения радиуса полета в салон устанавливали один или два 
дополнительных бака. Это уменьшало количество десантников на борту и, кроме 
того, увеличивало уязвимость вертолета при обстреле и его пожароопасность. 
Запас топлива во встроенных баках Ка-29 обеспечивает возможность совершать 
полет на дальность пятьсот километров без дозаправки. Их конструкция не 
позволяет взорваться или возгораться топливу при попадании в них пуль.

По свидетельству спецназовцев, воевавших в Афганистане, радиус действия групп 
ограничивался сто двадцатью километрами из-за того, что вертолеты огневой 
поддержки имели запас топлива, позволявший им на таком удалении работать над 
группой в течение не более двадцати минут. Ка-29, имеющий броневую защиту и 
вооружение, не уступающее Ми-24, способен самостоятельно поддерживать действия 
группы, ведущей бой в окружении и, при определенных условиях, эвакуировать ее. 
Ми-24 это сделать не способен, а Ми-8 не способен обеспечить необходимую 
огневую поддержку. На мой взгляд Ка-29 является идеальной машиной для 
обеспечения действий спецназа.




Спецназу — собственные вертолеты


Безусловно, введение в штат бригады специального назначения вертолетной 
эскадрильи позволило бы решить многие проблемы, описанные выше. А главное 
увеличило бы мобильность и боевые возможности бригад специального назначения, 
являющиеся в настоящий момент наиболее подготовленными соединениями для ведения 
контрпартизанской войны на территории Чечни. Однако, надо понимать, что этот 
факт возложит на командира бригады и его заместителя по тылу дополнительную 
ответственность, но дело в целом только выиграет. Причем ничего сложного или 
неразрешимого в этой идее нет. Вопросы согласования в Центре Управления 
Полетами времени и места для совершения полетов вертолетов эскадрильи решались 
бы, как с отдельным подразделением Округа. В штат отдельной эскадрильи, помимо 
обслуживающих подразделений, могли бы войти три звена по четыре Ка-29 и одно 
звено с четырьмя Ми-6.

Для осуществления этой идеи и разрешения описанной выше проблемы требуется ее 
понимание на уровне руководства Вооруженными Силами страны и его добрая воля. 
Конечно, на переучивание летчиков, закупку необходимого количества машин на 
заводе «Камова» и «Миля» нужны деньги. Но разве жизни молодых ребят ничего не 
стоят?




С. Козлов

Цена миномета


25 сентября 1985 года я получил задачу провести разведку маршрута, проходящего 
приблизительно в 50-40 километрах на северо-запад от Кандагара. Район этот 
назывался у нас «Краем непуганых идиотов». Духи там могли запросто пойти на 
«броню» в психическую атаку. Мы должны были патрулировать район разведки и 
препятствовать любому передвижению противника, а также досматривать мирные 
транспортные средства. Именно так была поставлена задача мне и командиру звена 
капитану А. Асташкину перед вылетом. Наш начальник разведки старший лейтенант С.
 Кривенко предупредил меня, чтобы я был осторожен с этим летчиком, так как он 
трусоват. Я поблагодарил его, не придав его словам особого значения, а напрасно.


И вот мы над районом, где вечером придется работать. Высота 2500 метров. Много 
не разглядишь, но мои разведчики засекают в бинокль автомобиль «Симург», 
мчащийся по дороге на большой скорости. «Духи», видимо, не ожидали, что рано 
утром в небе может появиться советская «вертушка». Я знаками показываю Астакину,
 что надо снизиться для атаки, но он реагирует вяло. Ору на него, чтобы он 
пошевеливался. Мы медленно снижаемся. Асташкин говорит, что машина быстрее не 
может (как будто я не знаю, как может пикировать Ми-8мт когда за штурвалом 
нормальный летчик). Совершенно очевидно, что машина «духов» уйдет в кишлак, 
прежде чем мы снизимся для атаки. Одно дело бить машину на дороге и 
досматривать ее под прикрытием «вертушек», совсем другoe лезть в кишлак группой 
из десяти человек средь бела дня. Духов мы упустили. Позже на аэродроме после 
моего доклада наш комбат Т. Мурсалов спросил: «Что же ты, Саша? А мог бы 
„Красную звезду“ получить. Мы бы ходатайствовали». На что Саша спокойно 
ответил: «Мне вторая ни к чему». Этой фразой было все сказано — летчик «лег на 
грунт». После этого я напрягся, но видимо, недостаточно.

И снова мы в воздухе. Около 18.00. зашли с севера на двух тысячах и упали на 
«бреющий», идем меж гор.

Перед вылетом комбат уточнил задачу: «Если кого-то встретите на дороге (имеются 
в виду транспортные средства „духов“) — бейте, собирайте трофеи и домой. Раз уж 
нашумели, то не до засады». Идем на пределе высоты. Горы, глушат звук, поэтому 
нас слышно только когда видно. «Духам» деться будет некуда когда они нас увидят.


Выходим к дороге с севера. По ней ползет грузовик из тех, что в Афгане зовут 
«барбухай». Услышав и увидев нас, моджахеды начинают разбегаться от машины, 
пытаясь укрыться в глубоком сухом русле, проходящем параллельно дороге. Я 
оборачиваюсь, вижу ошалевшие глаза Асташкина, — который вопрошающе кивает: «Что 
делать?». Ору: «Мочи!». В критической ситуации даже самый последний трус 
становится отчаянным. Ему ничего иного не остается, кроме как «мочить». 
Асташкин отрабатывает НУРСами по машине, я молочу по «духам» из курсового ПКТ. 
Вслед за нами ведомый и два «крокодила» — Ми-24. Через Асташкина передаю, чтобы 
ведомый с «двадцатьчетверками» встали в «карусель» на прикрытие, а сами идем на 
посадку для досмотра машины.

Ох уж этот Асташкин! Он сажает вертолет не как обычно в 300—400 метрах от 
автомобиля, а приблизительно в полутора тысячах, может быть, чуть ближе. В этой 
ситуации дорога каждая секунда. Оставив у вертолета пулеметчика для прикрытия, 
выскакиваем налегке — у автоматчиков только нагрудники, у пулеметчиков только 
то, что в пулемете. Поскольку собирались высаживаться для засады, радиостанция 
«Ромашка» для связи с авиацией лежит в ранце. В горячке не до нее. Бежим к 
машине. Вместе со мной бежит ответственный за наше десантирование старший 
лейтенант Леха Рожков — мой давний сослуживец. Леха — парень ответственный, он 
посылает одного из радистов рядового Соколова за радиостанцией «Ангара» для 
связи с центром и просьбой к летчикам подлететь поближе.

У машины вступаем в короткий бой с «духами», а на тех, кто укрылся на высотке в 
трехстах метрах, наводим авиацию, обозначая цель трассирующими пулями. 
«Крокодилы» — парни смышленые, они начинают работать по нашим целеуказаниям. 
Тем временем досматриваем машину. В кузове лежит 82-мм миномет китайского 
производства и мешок с минами и дополнительными зарядами. Недурно! Миномет в 
батальоне еще никто не брал. Сгружаем это все с машины. Под машиной находим 
заряженный РПГ-2 также китайского производства.

Прибегает Соколов и передает, что летчики просили поторопиться, ему же сказали 
станцию не брать, так как они все равно нас дождутся. Подлететь же ближе нельзя,
 так как уже темнеет, и, взлетев, они не смогут сесть. Все это, конечно, сказки.
 Просто «вертушка» села за бугром и при любом раскладе «духи» в нее не попадут.

Торопясь, начинаем отход. Ухожу последним, подрывая гранатой двигатель машины. 
Бойцы, потея, тащат трофеи, до бугра осталось метров двести пятьдесят, а там 
еще с полкилометра до вертушки. Рожков дергает меня за рукав и тычет пальцем в 
небо — четыре наших «вертушки» поднялись уже примерно на 1000 метров и 
продолжают набирать высоту. Очевидно, что мы им ни к чему. Обозначаю себя 
огнями, запускаю сигнальные ракеты — все тщетно, «вертушки» уходят. Нас бросили.


Лихорадочно начинаю соображать, что делать. До батальона около 70 километров, 
между нами печально известная «Кандагарская зеленка», а до нее еще километров 
тридцать пути по территории, полностью контролируемой «духами», которые уже, 
кстати, поняли, что нас бросили. Занять близлежащую высотку и принять бой? 
Патронов у нас осталось минут на 15-20 хорошей войны, половину того, что у нас 
было, мы расстреляли. Выход один — уходить. Но куда? Бросаем мешок с минами, 
сейчас он обуза. Так как гранат мало, даже не минирую его, что обязательно 
сделал бы в любой другой ситуации. Миномет и гранатомет бросать жалко. Хоть 
ситуация и пиковая, все же хочется верить в удачу.

Решение проблемы находит Леха. Он предлагает идти на водохранилище Аргандаб, 
там находится афганская зенитная батарея. И хотя ни я, ни Леха никого там не 
знаем, есть надежда на успех. Совсем недавно две наши группы работали оттуда 
как с базы. До батареи по прямой около двадцати километров, а через горы выйдет 
все двадцать пять-тридцать, но деваться некуда — на хвосте «духи». 

Перекладываю одну из гранат в карман на крайний случай. Леха откалывает 
старлеевские звездочки от «афганки»«. Как он поясняет, чтобы над офицерским 
трупом не глумились. Мысли в общем мрачные. Вместе с Соколовым ухожу в головной 
дозор. Вспоминаю карту. Стемнело, и без подсветки много не увидишь (в 
сложившейся ситуации фонарем светить нежелательно, да, в общем, и светить-то 
нечем, фонарь, как и все остальное остался в „вертушке“). Мысленно прикидываю, 
где находимся мы, и где батарея. Вычисляю примерно азимут 30 градусов и дай Бог 
ноги. Благо, компас у меня классный, финский, жидкостный, с фосфорной 
подсветкой. Еще в Союзе мой друг спер его из комплекта топопривязчика, а в 
Афгане подарил мне.

За двадцать километров, которые мы преодолели за пять часов, мы присели лишь 
трижды, два раза по минуте и один раз на пять. Воды нет. Хорошо, что бойцы 
захватили из кузова машины три граната. По-моему, я еще так быстро никогда не 
ходил. За все время лишь раз нарвались на кишлак в ущелье, но быстро отвернули 
в сторону — хотя мы были на горе, пес в кишлаке нас учуял и провожал с лаем 
примерно километр.

Но вот горы кончились, уже видны огни зенитной батареи. До нее не более пяти 
километров. От преследования мы уже давно оторвались, но проверять, так ли это, 
у меня нет ни малейшего желания. Счастливые, выходим к батарее по дамбе 
Аргандабского водохранилища, запускаем сигнальные ракеты. Я по-русски, а 
боец-таджик на фарси орем до посинения: «Это мы, „шурави“, не стреляйте!». В 
ответ невнятные вопли аскера, по-моему, он обкурился чарса. Мы вопим дуэтом, а 
в ответ нам длинная очередь трассерами из счетверенного ДШК. Град трассирующих 
пуль калибра 12,7 мм проносится над нами, как рой светящихся, зло гудящих 
шершней. Вовремя успели упасть.

Лишь к утру мы выясняем отношения с командованием афганских зенитчиков. 
Разобравшись, наконец, кто есть кто, нас принимают как гостей, офицеры 
приглашают за свой стол. Ребят тоже кормят, но отдельно. Едим с Лехой очень 
сдержанно. Дело в том, что, когда наши группы работали с этой батареи как с 
базы, командира группы Гусева и переводчика Богдатьева недели три кормили 
пловом с каким-то странным привкусом. Только в самый последний день перед 
эвакуацией они наконец узнали тайну этого привкуса. Оказывается, это был плов с 
крысиным мясом. Тайна раскрылась, когда они случайно забрели на 
продовольственный склад. Там над мешками с рисом и мукой висели свежеободранные 
крысиные тушки, их шкурки валялись рядом. Самое смешное, что сразу после этого 
ребят пригласили на прощальный ужин. За столом они переглянулись, рассмеялись и 
начали наворачивать пресловутый плов — не обижать же хозяев. К счастью, меню 
сегодня постное.

После завтрака связываемся по афганской Р-109 с аэропортом Кандагар и просим 
передать нашему комбату о месте нашего нахождения. С батареи мы видим, как нас 
ищут «вертушки». Связываемся повторно, но лишь к обеду нас наконец эвакуируют. 
За штурвалом вертолета опять Асташкин. С большим трудом удерживаю Леху, 
потомственного казака, у которого кулак с асташкинскую голову, от 
смертоубийства. А зря. Мы еще не знали тогда вторую половину этой истории.

Разгружаемся на аэродроме Кандагар. Нас встречает комбат: «Нашлись пропащие!». 
Но вот у него округляются глаза, он ошалело смотрит мне за спину, где из 
«вертушки» вытаскивают миномет и гранатомет. Когда же до него доходит, что это 
трофеи, которые мы даже в критической ситуации не бросили (а надо отметить, что 
такие случаи в других частях, как правило, заканчивались трагически), с его уст 
срывается восхищенное: «Ну, жлобы!». Жлобы не жлобы, а миномета до нас в 
батальоне никто не брал, как никак — тяжелое оружие.

В роте узнаем вторую половину истории. Когда Асташкин решил нас бросить из-за 
того, что темнеет, и он не сможет взлететь, он дал команду ведомому сесть 
(значит можно не только взлетать, но и садиться) и высадить вторую половину 
группы. Бойцов буквально пинками вытолкали из вертолета, который сел за бугром, 
разделявшим нас. Соответственно, нас они не видели, а мы их. Хорошо, что группа 
состояла в основном из опытных разведчиков и сержантов. Сержант Козлаускас 
принял на себя командование и решил занять круговую оборону на одном из холмов 
у дороги. Ребята быстро окопались, развернули АГС-17 (они-то высадились со 
своими ранцами в отличие от нас).

Когда на аэродром вернулись вертолеты, и из ведущего выбросили наши РД-54 и 
радиостанции для связи с центром, комбат понял, что что-то не так, и отправил 
для связи вертолет с нашим офицером на борту и с УКВ-радиостанцией Р-392. 
Козлаускас, услышав над собой вертолет, вышел на связь. Когда его запросили, 
все ли у него в порядке, ответил, что все в норме и попросил улететь, чтобы не 
пугать «духов». Сержант еще надеялся забить караван на этой дороге, но «духи» 
закрыли ее. Ночь прошла спокойно, а утром «духи» начали обстреливать позиции 
группы из двух минометов, так что ребятам пришлось эвакуироваться под обстрелом.


Каково же было изумление офицера, ответственного за эвакуацию группы, когда он 
поднял на борт всего 12 разведчиков. На его вопрос, где остальные, ему ответили,
 что вчера улетели в батальон. Ребята были в полной уверенности, что так оно и 
есть и, естественно, поминали нас с Лехой незлым солдатским словом. Хотя им 
самим в это плохо верилось. За полтора года войны они не раз убеждались, что в 
самые опасные места мы лезли сами, рискуя своей головой вместо солдатской, 
вытаскивали раненых и убитых из-под обстрела, ни разу не бросив их, не говоря 
уже о живых. Когда командование батальона поняло, что половина группы во главе 
с командиром и еще одним офицером пропала, началась паника. Были высланы 
вертолеты для поиска, которые мы и наблюдали с позиции зенитной батареи. К 
обеду наша повторная радиограмма все же попала по назначению и нас успешно 
эвакуировали.

Если кто-то думает, что капитана Асташкина «постигла суровая кара закона» за 
создание предпосылки к гибели разведгруппы и захвату противником секретного 
шифроблокнота специального назначения, то он ошибается. Насколько мне известно, 
он даже не получил дисциплинарного взыскания. Нас же с Лехой по-отечески 
взгрели, когда прошла эйфория от того, что все мы остались живы. Леху взгрели 
за то, что он вместе с нами покинул вертолет, хотя делать этого офицеру, 
ответственному за десантирование группы, категорически запрещено, меня же за то,
 что выскочил из «вертушки» без «Ромашки» — станции для связи с бортом 
вертолета. По-моему, даже если бы я охрип от крика в гарнитуру «Ромашки», 
Асташкин все равно бы нас бросил. Если человек трус — то это на всю жизнь.

После этого случая командиров досмотровых групп инструктировали «до слез» о 
необходимости иметь при себе «Ромашку» и карту. В досмотровые группы стали 
включать радистов для связи с центром, а личный состав обязали брать на облет 
ранцы с боекомплектом и запас воды.

Отрицательный опыт — тоже опыт. Обжегшись на молоке, на воду дуют. За всю мою 
двадцативосьмимесячную практику в Афганистане случай этот уникальный, и 
произошел он тогда, когда вертолетный полк выделял для выполнения наших задач 
вертолеты, экипажи которых летали с нами от случая к случаю, в специфику нашей 
деятельности они не вникали, да и не хотели вникать. Когда же у нас появились 
собственные «вертушки», о подобных инцидентах не было речи. Наши летчики 
постоянно с нами взаимодействовали, знали особенности и трудности, с которыми 
нам приходилось сталкиваться. Работать стало намного легче. Это еще раз 
доказывает верность идеи (статья «Какой спецназ нужен России», «Солдат удачи», 
1995, №7) о том, что в бригаде специального назначения должно быть свое 
подразделение вертолетов.




С. Козлов

Спецоперация «Захват»





Изменения в тактике диктуют условия


В конце декабря 1999 года исполняется 20 лет с момента ввода советских войск в 
Афганистан. Эта дата явилась точкой отсчета периода локальных конфликтов, в 
которых принимали непосредственное участие Вооруженные Силы СССР, а затем и 
России. Угроза глобальной войны отошла на второй план, зато борьба сначала с 
афганскими, а затем и со своими (или бывшими своими) моджахедами приобрела 
первостепенное значение для поддержания престижа страны и даже сохранения ее 
государственности. Боевые действия в этих конфликтах носили в основном 
противоповстанческий характер, и это не могло не сказаться на тактике войск, 
ведущих борьбу с партизанами.

Афганская война показала, что наиболее действенной силой в борьбе с повстанцами 
являются войска специального назначения, несмотря на то, что это абсолютно не 
их задачи.

Спецназ ГРУ создавался для ведения разведки и уничтожения путем проведения 
налетов и засад, в первую очередь, мобильных пусковых установок 
оперативно-тактических ракет, а также штабов, пунктов управления.

В зависимости от сложности, разведывательные и специальные задачи выполняются 
силами группы или отряда, то есть численность колеблется от 5 до 50 человек.

В руководстве по боевому применению частей и соединений специального назначения 
сказано, что действия органов спецразведки не должны быть связаны с захватом и 
удержанием каких-либо рубежей или объектов. Однако из-за слабой обученности 
мотострелковых подразделений и неспособности их вести эффективные боевые 
действия в отрыве от основных сил командование Вооруженных Сил вынуждено было с 
1984 года широко применять армейский спецназ для выполнения несвойственных ему 
задач.

Спецназ быстро освоился с особенностями новых задач и наносил внезапные удары 
по караванам моджахедов из засад, а также проводил стремительные налеты на 
исламские комитеты и отдельные склады оружия и боеприпасов. Осознав опасность 
нового противника, «духи» были вынуждены размещать их в базовых районах, где 
численность боевиков достигала порой нескольких сотен. Столкнувшись с крупными 
силами противника, спецназу пришлось видоизменить тактику. Называя своих 
действия по-прежнему налетом, командиры отдельных отрядов по сути выработали 
методику проведения специальной операции, которую я бы назвал «захват». Боевые 
действия, в которых принимают участие силы не только отдельного отряда спецназа,
 но и подразделения мотострелковых десантников, танкистов, а огневое поражение 
наносится артиллерией и авиацией, трудно назвать специальным мероприятием. Да и 
цель операции более масштабна. Она заключается не во временном выведении из 
строя крупного объекта, а в захвате и полном его уничтожении. Я бы определил 
захват как специальную операцию, планируемую частями и соединениями специальной 
разведки и осуществляемую их силами при поддержке авиации и артиллерией, 
приданных подразделений сухопутных войск, а также сил и средств 
радиоэлектронной разведки и радиоэлектронной борьбы.

Хочу сразу оговориться, что я лишь взял на себя смелость систематизировать и 
описать то, что уже имело место в ходе боевых действий. Многие не захотят 
увидеть разницы между налетом и захватом. Но их отличие заключается, в целях, 
привлекаемых силах и средствах и, пожалуй, что является определяющим, во 
времени и месте проведения операции.

Налет, как правило, проводится на чужой территории и поэтому скоротечен. Захват 
применяется в противопартизанской войне, то есть на контролируемой 
правительственными войсками территории. Время, требуемое для завершения 
спецоперации «захват», может исчисляться не одними сутками. Эти различия 
предполагают изменение боевого порядка, а также задач некоторых элементов 
боевого порядка схожих с налетом.

Боевой порядок при проведении операции «захват» состоит из следующих групп: 
планирования и управления; наблюдения; блокирования; обеспечения; нападения; 
захвата; уничтожения; доставки и огневого обеспечения; огневого подавления; 
радиоэлектронной разведки и радиоэлектронного подавления.




Группа планирования и управления


В эту группу входит командир подразделения (соединения) спецназа либо 
должностное лицо, на которое возложено руководство операцией; его заместители, 
органы планирования, разведотделение штаба (либо лица, которым поручена 
организация разведки, сбор и анализ добытых разведсведений), а также 
подразделение связистов, выделенное для обеспечения связи руководства со всеми 
исполнителями. Задачи группы — организация разведки, планирование операции, 
управление элементами боевого порядка в ходе ее проведения.

Для руководства операцией из состава группы планирования и управления может 
выделяться подгруппа общего руководства и одна-две подгруппы непосредственного 
управления. В состав подгруппы общего руководства входит руководитель операции, 
необходимое количество офицеров штаба и подразделение связистов. Подгруппа 
осуществляет общее руководство операцией.

Для непосредственного управления элементами боевого порядка на поле боя из 
состава группы планирования и управления выделяется подгруппа непосредственного 
управления №1. В ее состав может входить либо руководитель операции, либо один 
из его заместителей, необходимое количество офицеров штаба и связистов, 
оснащенных носимыми УКВ средствами связи, офицер-артнаводчик и 
офицер-авианаводчик.

Подгруппа может находиться либо на наблюдательном пункте группы наблюдения, 
либо на воздушном командном пункте. Подгруппа непосредственного управления №2 
может выделяться из группы управления и планирования для руководства действиями 
колонны боевой техники (группа доставки и огневого обеспечения, группа захвата 
и уничтожения и, возможно, другие элементы боевого порядка), а также управления 
входящими в нее элементами боевого порядка при выполнении ими своих задач. В ее 
состав выделяется один из заместителей командира, а также один-два офицера 
штаба или подразделений специального назначения.

Руководитель операции в зависимости от ситуации может находиться либо в составе 
подгруппы общего руководства, либо в подгруппе непосредственного управления №1.




Группы наблюдения


Если в налете наблюдатели выставляются на путях вероятного подхода противника 
для своевременного предупреждения командира о его появлении, то в специальной 
операции захват эта задача становится не такой актуальной, поскольку «захват» — 
операция, проводимая против партизан, которые не способны открыто противостоять 
регулярным войскам. Конечно, нельзя сбрасывать со счетов возможность подхода 
подкрепления к мятежникам и попытку прорыва кольца, как это было в Первомайском.
 Однако более актуально ведение наблюдения в целях выявления попыток отхода 
основных сил противника с объекта и наведение на него авиации и артиллерии, а 
также корректирование огня артиллерии и бомбоштурмовых ударов. Эту задачу можно 
возлагать как на одну-две группы спецназа, расположенные в удобных для 
наблюдения местах, так и на офицера спецназа, находящегося в самолете 
(вертолете)-разведчике.




Группа блокирования


Организует засады на путях вероятного отхода основных сил противника и вывоза 
оружия, боеприпасов. Функции группы частично могут возлагаться на наземную 
часть группы доставки и огневого обеспечения, которая блокирует противника с 
фронта, если в данной ситуации его возможно так назвать.




Группа обеспечения


Располагается на вероятных путях подхода противника. Цель: связать его боем и 
обеспечить беспрепятственное проведение операции. В группу должно выделяться 
оптимальное для выполнения боевой задачи количество личного состава, а также 
тяжелого вооружения (АГС-17, пулеметы ПКМ, НСВ). Для этого группа должна 
оборудовать в инженерном отношении выбранную позицию (отрыть окопы, выложить 
каменные брустверы в горах, поставить минно-взрывные заграждения) таким образом,
 чтобы иметь возможность противостоять атаке превосходящего по численности 
противника в течение нескольких часов.




Группы нападения


Количество этих групп, как правило, должно соответствовать количеству ключевых 
позиций, занимаемых противником (позиций ПВО, огневых точек на господствующих 
высотах, ДОТов, опорных пунктов). При овладении группами нападения этими 
позициями сопротивление основных сил противника теряет смысл. Десантирование 
групп нападения на объект должно осуществляться сразу вслед за бомбоштурмовым 
ударом. В сущности, эти группы осуществляют основной этап операции. От 
успешности проведения этого этапа зависит выполнение боевой задачи в целом.

Действия групп блокирования, обеспечения и нападения могут быть поддержаны 
вертолетами огневой поддержки из состава подгруппы доставки и огневого 
обеспечения.




Группа захвата и уничтожения


В эту группу, помимо подразделений спецназа, могут входить подразделения 
мотострелков, десантников, а также саперов. Их основная задача — проникновение 
на объект под прикрытием групп нападения, подавление оставшихся очагов 
сопротивления противника. После чего группы приступают к поиску элементов 
инфраструктуры объекта: складов, штаба, жилых и других помещений. Захваченные 
объекты подлежат в случае необходимости разминированию. Если объектом захвата 
является базовый район, а не населенный пункт, саперы после отхода подгруппы 
захвата уничтожают его подрывом.




Группа доставки и огневого обеспечения


В ее состав входит боевая техника, вертолеты огневой поддержки, на которых 
группы выдвигаются к месту проведения операции. Главная задача — доставка 
основных групп и обеспечение их огнем в ходе боя. После выполнения задания — 
своевременная эвакуация групп и доставка их в пункт постоянной дислокации. По 
мере необходимости на эту группу может возлагаться задача по эвакуации убитых и 
раненых с поля боя. Как правило, на боевую технику, входящую в состав этой 
группы, возлагаются задачи по транспортировке захваченных трофеев в пункт 
постоянной дислокации.




Группа огневого подавления


Предназначена для нанесения массированного удара по объекту непосредственно 
перед высадкой групп нападения (а также при необходимости и в последующем), 
чтобы сломить сопротивление противника. Она может состоять из нескольких 
звеньев штурмовиков (СУ-25) и смешанной группы артиллерии: ствольной и 
реактивной. При необходимости эта группа может решать задачи по постановке 
дымовых завес и применению спецсредств.




Группа радиоэлектронной разведки и радиоэлектронного подавления


Предназначена для ведения радио и радиотехнической разведки противника в ходе 
всей операции, а также активного подавления радио и радиотехнических средств, 
выявленных у противника, в целях обеспечения работы других элементов боевого 
порядка спецопераций. Включает в себя подразделения РЭР и радиоэлектронной 
борьбы.




Группа зачистки и фильтрации


Может выделяться при проведении «захвата» в населенных пунктах для его 
«зачистки», организации фильтрационных пунктов для проверки мирного населения, 
выходящего из УР мятежников. Должна состоять из подразделений внутренних войск 
МВД.




Резерв


В распоряжении группы планирования и управления должен находиться резерв, 
предназначенный для решения внезапно возникающих задач на различных этапах 
операции. Это может быть усиление группы обеспечения или блокирования, а также 
выполнение задач одной или двух групп нападения, по каким-либо причинам не 
способных выполнить свою задачу (гибель группы, повреждение вертолета огнем ПВО 
противника на подлете к объекту и т. д.). Резерв может десантироваться для 
уничтожения засады противника на путях следования боевой техники. В состав 
резерва должны выделяться лучшие группы спецназа, которыми командуют наиболее 
подготовленные командиры, чтобы этим группам в кратчайший срок можно было 
поставить любую из вышеперечисленных задач и быть в полной уверенности, что 
задача будет выполнена.




Последовательность действий элементов боевого порядка


Всю операцию можно разделить на следующие этапы: подготовительный, выдвижение 
на исходные рубежи и позиции, захват и уничтожение объекта, отход, разбор 
действий участников.

Подготовительный этап — сбор информации об объекте, разработка операции, 
постановка задач подразделениям, их подготовка к действиям. Основная роль на 
этапе отводится группе планирования и управления.

Начало операции немыслимо без исходной информации о месте нахождения объекта и 
характере его деятельности. Как правило, она поступает от агентурных источников 
ГРУ ГШ, ФСБ или МВД, но может являться результатом действий РЭР и авиаразведки. 
С получением информации подразделение штаба части, отвечающее за ведение 
разведки, сбор и обработку разведданных, приступает к разработке объекта. 
Осуществляется аэрофотосъемка как самого объекта, так и путей подхода и отхода, 
вероятных мест засад противника и маршрутов движения помощи к нему. Изучается 
обстановка в районе, отношение населения к партизанам (мятежникам), 
используются данные агентуры ГРУ, ФСБ и МВД. На основе этой информации 
вскрываются система ПВО, система охраны и обороны объекта, его ключевые 
элементы. Необходимо разработать и осуществить мероприятия по прикрытию 
направленности разведки, то есть дезинформировать противника.

На основании данных разведки руководитель операции оценивает противника, 
местность, погодные условия, рассчитывает необходимое количество привлекаемых 
сил и средств. После этого принятое решение докладывается вышестоящему 
командованию, с которым согласовывается придание спецназу десантных, 
мотострелковых, артиллерийских подразделений, саперов и авиации, сил и средств 
РЭР и РЭБ. Получив «добро», руководитель операции отдает боевой приказ, на 
основании которого начинается подготовка к боевым действиям.

При разработке программы связи следует обратить особое внимание на тот факт, 
что в операции будут задействованы и авиация, и мотострелки, и артиллерия, и 
спецназ, а возможно, и подразделения МВД и ФСБ, у каждого из них будет своя 
радиосеть, и главная задача в том, чтобы увязать эти радиосети в единую систему.


Командиру необходимо пригласить для согласования командиров подразделений, 
принимающих участие в операции, довести общий замысел и динамику действий, 
временной график операции, программу связи, а также сигналы опознавания 
«свой-чужой», что в предстоящей операции немаловажно. Очень важно довести до 
сознания экипажей транспортных вертолетов, что заходить на площадку 
десантирования они должны сразу за бомбоштурмовым ударом — пока противник не 
опомнился. Командирам мотострелков или десантников определить жесткие рамки, в 
которых будут действовать их подчиненные.

Командиры всех степеней должны постоянно находиться на связи для того, чтобы 
иметь возможность оперативно выполнять распоряжения руководства.

В установленное время приказ доводится до исполнителей и в ночь перед операцией 
колонна боевой техники начинает движение к объекту. Вести колонну должна вторая 
подгруппа непосредственного управления.




Выдвижение


Подгруппа непосредственного управления №1 и группа наблюдения десантируется в 
вечернее время и скрытно выдвигается к месту организации НП с тем, чтобы за 2-3 
часа до рассвета занять свои позиции и организовать связь с подгруппой общего 
руководства, которая с момента выдвижения ПНУ №1 на аэродром, занимает свои 
места в Центре Боевого Управления и начинает осуществлять руководство. С 
рассветом колонна техники должна достичь исходного рубежа, где артподразделения 
занимают огневые позиции и изготавливаются к артналету. С рассветом 
десантируются и занимают свои позиции группа обеспечения и группа блокирования. 
Группы нападения находятся на аэродроме.

Ко времени «Ч» начинает работать артиллерия группы огневого подавления и 
одновременно с этим с аэродрома поднимается штурмовая авиация (СУ-25). Вслед за 
ней взлетают вертолеты группы доставки и огневого обеспечения с группами 
нападения на борту. Как только прекращает свой огонь артиллерия, начинает 
работать авиация огневого подавления. Радио— и радиотехнические средства 
противника к этому моменту должны быть подавлены группой радиоэлектронного 
подавления. Действиями групп руководит подгруппа непосредственного управления 
№1 с наблюдательного пункта. Вслед за БШУ высаживаются группы нападения, 
которые добивают на площадках приземления противника, оставшегося в живых и, 
захватив ключевые позиции на объекте, начинают уничтожать противника, 
пытающегося отойти или оказывать сопротивление. В случае необходимости их 
поддерживают вертолеты огневой поддержки из подгруппы доставки и огневого 
обеспечения. К этому времени группы захвата и уничтожения прибывают к объекту 
на боевой технике и под прикрытием ее огня начинают проникать на объект, 
подавляя сопротивление противника.




Захват и уничтожение объекта


Как правило, в этой ситуации противник, чтобы сохранить основные силы старается 
отойти, оставляя на объекте свои подгруппы обеспечения, прикрывающие его отход. 
Именно в это время вступает в действие группа блокирования, которая 
препятствует отходу противника, и взаимодействуя с авиацией, уничтожает его.

Захватив объект, группа захвата и уничтожения под прикрытием групп нападения 
приступает к поиску складов и других элементов объекта, выносит к боевой 
технике трофеи. Убедившись в том, что все, что необходимо, изъято, они отходят 
и позволяют работать саперам, которые готовят объект к подрыву.




Отход


После окончания работы группы уничтожения, эвакуируются группы нападения, 
отводится боевая техника с группой захвата, эвакуируется группа блокирования, 
после чего осуществляется подрыв объекта. Боевая техника с группой захвата 
выводится на исходный рубеж. После этого эвакуируются группа обеспечения и 
наблюдения с подгруппой непосредственного управления №1.

Колонна боевой техники, к которой присоединяются артиллерийские подразделения 
под прикрытием вертолетов огневой поддержки выдвигаются в ППД.

Спецоперация «Захват» может осуществляться так, как описано выше, но может 
осуществляться и без применения боевой техники. В этом случае группы захвата и 
уничтожения прибывают на объект также на вертолетах.




А ты помнишь, все уже было


Афганистан. В августе 1986 года 173-й отдельный отряд спецназначения проводил 
специальную операцию «захват» (тогда ее назвали «налетом») объекта «Чинарту». 

«Чинарту» — базовый район муллы Маланга, лидера Исламской партии Афганистана в 
южных провинциях. Особенно сильны были его позиции в Кандагаре. Маланг 
пользовался популярностью и его группировка была наиболее мощной на юге.

Осуществляя подготовку к операции, руководство отряда запустило дезинформацию о 
том, что готовится захват базового района «Апушела», а чтобы все выглядело 
достоверно, мотострелкам подкинули идею о возможности операции в «Апушеле» 
силами 70 ОМсБр. Командование бригады начало активно готовиться к действиям, а 
поскольку с сохранением военной тайны у мотострелков всегда были трудности, 
Маланг, как и планировалось, узнал о том, что операция будет нацелена не против 
него. Тем не менее, он не поверил до конца этой информации и решил поступить по 
принципу «береженого бог бережет». Учитывая, что, как правило, в операции 
участвуют мотострелки, прибывающие на объект на боевой технике, он решил 
воспрепятствовать движению колонны к объекту. «Чинарту» находится примерно в 80 
км к северу от Кандагара, и путь к нему идет по проселку и пересеченной 
местности. Маланг вывел свои основные силы на маршрут для минирования и 
организации засад. На объекте осталась только охрана — около 70 человек. Но 
старания его оказались напрасными. Участия в захвате 70 ОМсБр не принимала. 
Командование батальона решило обойтись своими силами. Группы прибыли на объект 
на «вертушках». 

Боевой порядок был следующим:

— подгруппа непосредственного управления;

— группы: нападения, уничтожения, захвата, огневого подавления (только СУ-25), 
доставки и огневого обеспечения, резерв.

К указанному сроку СУ-25 нанесли БШУ по средствам ПВО на объекте, и сразу же на 
господствующие высоты высадились спецназовцы. В короткое время было сломлено 
сопротивление противника, после чего к работе приступили группы захвата и 
уничтожения. Захваченные трофеи загрузили в вертолеты, а то, что не удалось 
вывезти — было уничтожено. Вся операция заняла около восьми часов. Рассказывали,
 что после этого Маланг пребывал в состоянии глубокой депрессии и около месяца 
ни с кем не разговаривал.

Потерь у отряда не было. Это пример четко спланированной специальной операции, 
когда строгое исполнение грамотного плана гарантирует успех.




А. Сухолесский

Карера


Это рассказ не о знаменитой фирме «Карера», специализирующейся на выпуске 
горного снаряжения, а о налете на одноименный укрепрайон афганских моджахедов 
специальными подразделениями ГРУ ГШ СССР в марте 1986 года.

* * *

Укрепленный район «Карера» был оборудован афганской вооруженной оппозицией в 
начале 80-х годов в двадцати километрах южнее административного центра 
провинции Кунар г. Асадабада на стыке границ Афганистана и Пакистана. По 
имеющимся разведданным, гарнизон укрепрайона насчитывал 80-100 боевиков, 
принадлежавших партии Исламский союз освобождения Афганистана (ИСОА), одной из 
семи наиболее непримиримых кабульскому правительству партий оппозиции. 
Размещался укрепрайон на высокогорной местности (высота около 2000 метров), 
северные склоны и лощины ущелий которой были покрыты вечнозеленым кустарником и 
лесом, занимая территорию Афганистана и Пакистана. Основными боевыми порядками 
укрепрайона являлись опорные пункты, сторожевые посты предупреждения, 
оборудованные в инженерном отношении, располагавшиеся на вершинах и гребнях 
горных хребтов, связанные единой системой огня, радио— и телефонной связью.

Один из подобных укрепленных базовых районов на северо-западе провинции 
Нангахар — Гошта был захвачен и полностью уничтожен подразделениями спецназа 
ГРУ в январе 1986 года. Операция по его захвату была настолько удачной, что 
фактически без потерь нам удалось уничтожить около 60 мятежников, все склады с 
боеприпасами и снаряжением, захватить в качестве трофеев три 14,5-мм зенитные 
пулеметные установки ЗПУ-1, семь 12,7-мм пулеметов ДШК, одно 82-мм безоткатное 
орудие БО-82, три 82-мм миномета (все оружие китайского производства) и свыше 
тридцати единиц стрелкового оружия, в том числе и американскую 7,62-мм 
снайперскую винтовку М-21, весьма редкую в Афганистане, а также один ПЗРК 
«SA-7» (аналог «Стрелы-2»).

После такого головокружительного успеха командованием 15-й отдельной бригады 
специального назначения, в которую организационно входило несколько отдельных 
отрядов спецназа (ооСпН), было принято решение на захват и уничтожение в ходе 
проведения налета укрепленного базового района «Карера». 

* * *

Согласно решению командира бригады налет проводился силами двух отдельных 
отрядов (батальонов) при огневой поддержке приданной артиллерийской батареи 
122-мм гаубиц Д-30 и огневого взвода РСЗО БМ-21 «Град». 

Основной замысел операции заключался в скрытном выходе двух рейдовых отрядов 
(100-й и 500-й ооСпН) по отдельным направлениям с задачей блокировать и 
уничтожить к рассвету 29 марта 1986 года опорные пункты моджахедов с 
последующим захватом складской зоны и дальнейшей эвакуацией отрядов с 
захваченными трофеями, транспортно-боевыми вертолетами. Специальную операцию 
планировалось провести менее чем за сутки, включая время на выдвижение из 
пункта постоянной дислокации, Подразделения, привлекаемые для проведения 
операции, совершив на бронетехнике девяностокилометровый марш, 28 марта прибыли 
к 20.00 в исходные районы и, с наступлением сумерек переправившись через р. 
Кунар на канатном пароме челночным способом и преодолев с помощью местных 
военнослужащих ХАДа (МГБ Афганистана) неизвестно кем и когда установленное 
противопехотное минное поле, начали выдвижение к пограничному хребту, обходя 
укрепрайон справа.

500-й отряд, охватывая противника слева, на южных склонах хребта Спинацука 
(северные склоны хребта без спецснаряжения непроходимы), ближе к полуночи был 
остановлен огнем крупнокалиберных пулеметов с позиций опорного пункта «Мамунда» 
(здесь и далее названия ОН условные), где, по разведданным, размешался лишь 
небольшой сторожевой пост. До рассвета оставалось не более часа, когда 100-й 
отряд в количестве 126 человек, продираясь сквозь заросли кустарника и, стирая 
до боли ногти, карабкаясь по скалам, преодолел 16-17 км высокогорной местности, 
вышел к указанному при постановке боевой задачи участку афгано-пакистанской 
границы. Отсюда хорошо просматривался весь базовый район, в том числе и позиции 
ДШК в опорном пункте «Мамунда», ведущих огонь по 500-му отряду трассирующими 
пулями.

Предвидя вопрос о том, почему до сих пор не были подавлены огневые точки 
моджахедов. отвечу: открой артиллерия огонь, весь укрепрайон стоял бы на ушах и 
ни о какой скрытности и внезапности действий даже 100-го отряда не могло быть и 
речи. Не ввязываясь в огневой бой, 500-му отряду удалось, не понеся потерь, 
закрепиться под огнем противника на западных и южных отрогах хребта Спинацука и 
даже продвинуться на один километр вперед, несмотря на огневое противодействие 
с самого хребта.

После короткого уточнения задач командиром 100-го отряда между ним и командиром 
1-й роты возник небольшой спор из-за порядка предстоящих действий, так как 
задержка 500-го отряда вносила существенные изменения в расстановку сил. Теперь 
нашему отряду предстояло не только блокировать участок государственной границы 
протяженностью около четырех километров, но и захватить по меньшей мере два 
опорных пункта противника — «Мамунду» и «Основной», расположенный на высоте с 
отметкой 2180. Несмотря на настойчивый совет командира 1-й роты капитана Олега 
М. «не распылять силы» и без того не крупного отряда (менее 50% от штатной 
численности), командир батальона все же принял решение действовать отрядом по 
трем отдельным направлениям с задачами:

1-й роте в количестве 26 человек занять оборону в районе высоты с отметкой 2182 
с задачей: не допустить отход противника в сторону Пакистана и подхода оттуда 
его резервов;

2-й роте с группой управления отряда (всего около 40 человек) захватить опорный 
пункт «Основной»;

3-й роте захватить опорный пункт «Мамунда» и обеспечить, при необходимости, 
огнем выход 500-го отряда к пограничному хребту.

При подходе 1-й роты к высоте 2182 артиллеристы неизвестно по чьему указанию 
начали пристреливать плановые цели, и нас в сотне метров от указанной высоты 
«накрыло» 122-мм зажигательно-дымовым (пристрелочным) снарядом. От 
разорвавшегося в двадцати метрах снаряда никто не пострадал, но спустя 
несколько секунд с «нашей» горки раздался усиленный громкоговорителем тревожный 
крик афганца — чего мы совсем не ожидали и чему были удивлены более, чем 
разрыву снаряда. Командир роты, вызвав меня к себе, поставил задачу занять 2-й 
группой соседнюю высоту и быть в готовности поддержать огнем штурм 1-й группы 
позиций моджахедов. На полпути до высоты к нам присоединились начальник 
разведки отряда лейтенант Вадим О. с четырьмя бойцами в качестве усиления моей 
группы (двое с 7,62-мм пулеметами ПКМ).

Наши передвижения под самым носом у «духов» скрывала предрассветная мгла и 
легкий туман, 1-я группа заняла исходный для штурма рубеж в 40-50 метрах от 
противника. Две наши группы отделяло 200-250 метров, но благодаря такому 
размещению противник попадал под перекрестный огонь. Моя группа, 
рассредоточившись попарно, заняла круговую оборону, причем три четверти личного 
состава имели возможность вести огонь и в сторону Пакистана. С занимаемой 2-й 
группой высоты просматривались все подступы к укрепрайону на глубину до 
нескольких километров.

Проверив с помощью шомпола, не заминировано ли оборудованное кем-то на высоте 
вершины стрелково-пулеметное сооружение (СПС), я устроил в нем свой 
командно-наблюдательный пункт, где со мной находились снайпер и санинструктор.

Несмотря на все наши старания, моджахеды скорее всего вычислили наши маневры и, 
услышав канонаду штурма опорного пункта «Мамунда», начали отходить в сторону 
Пакистана, незаметно обойдя 1-ю группу, но были остановлены огнем с моей 
стороны и засели за валунами в расщелине. Я вызвал по радиостанции 1-ю группу и 
попросил обработать «духов» подствольными гранатометами ГП-25 (мои не доставали 
— дальность более 400 метров). Указав азимут и дальность до цели, я около 
минуты ждал результатов огня в готовности его подкорректировать, так как 
противник со стороны 1-й группы не просматривался. Наблюдая точный разрыв 
гранаты подствольника, я испытывал радость, но она длилась ровно столько, 
сколько требуется гранате РПГ-7 для преодоления расстояния в 450 метров... 
Разорвалась граната в 10 метрах впереди моего СПС, но, теперь точно зная, где 
засел гранатометчик, я даю группе целеуказание трассирующими пулями. 
«Дух»-гранатометчик успел сделать еще один выстрел в нашу сторону, но совершил 
большую ошибку, забыв сменить огневую позицию — моя группа сосредоточенным 
огнем смела его.

Такая же участь постигла еще нескольких человек из отходящей группы, но все же 
двум или трем боевикам удалось прорваться в Пакистан, о чем немедленно было 
сообщено руководителю операцией.

Убедившись, что противник оставил свой опорный пункт, 1-й группе ничего не 
оставалось, как осмотреть брошенные позиции, обнаружив готовые к бою 12,7-мм 
ДШК и 14,5-мм ЗПУ-1, а в трех пещерах с пристройками складированные для 
указанного выше оружия боеприпасы, 107-мм реактивные снаряды — PC и... полевой 
телефонный коммутатор. После захвата 1-й ротой узла связи, не считая 
перерезанных при выдвижении ночью телефонных кабелей, противник лишился 
телефонной связи между опорными пунктами и руководством базы в Пакистане.

В предрассветных сумерках 3-я рота в ходе скоротечного налета штурмом овладела 
опорным пунктом «Мамунда», уничтожив около пятнадцати боевиков, захватив два 
крупнокалиберных пулемета ДШК, одну спаренную ЗПУ-2, 82-мм миномет, а в 
последующем и складскую зону базы в нежилом кишлаке Мамунда. Несколько 
моджахедов, контуженных в блиндаже разрывом ручной гранаты, были захвачены в 
плен. При штурме опорного пункта погиб один военнослужащий 3-й роты.

Отсутствие запаса темного времени не позволило 2-й роте захватить опорный пункт 
«Основной», поэтому сразу же после разделения отряда рота заняла оборону на 
пограничном хребте в районе перевала «Гулпрай», расположившись значительно ниже 
высоты 2180, на которой находился опорный пункт противника, что является 
грубейшей ошибкой при ведении боевых действий в горах...

Подводя итоги первого основного этапа операции, следует отметить, что задача 
двух отрядов была выполнена почти полностью (не считая захвата пункта 
«Основной») лишь подразделениями 100-го отряда. В ходе налета ранним утром 29 
марта было уничтожено около 20 мятежников, захвачено две ЗПУ, три ДШК, миномет, 
пленные, а также арсеналы с боеприпасами и снаряжением — чего было более чем 
достаточно при проведении операции. После успешных действий 1-й и 3-й рот 
100-го отряда наступает относительное затишье (самое неприятное в операциях 
подобного рода). Добросовестно выполняя команду — «Готовиться к эвакуации», мы 
«уничтожали» консервы сухпайка, выданного с расчетом лишь завтрака, и ждали к 8.
00 вертолеты, наспех закрепившись на достигнутых рубежах.

Моя группа, соорудив легкие СПС, пригодные разве что для ночной засады, 
отдыхала после ночного марша, а дежурные наблюдатели не без интереса 
рассматривали в бинокли и оптические прицелы территорию Пакистана. Укрывшись от 
холодного ветерка на дне СПС, сквозь легкую дрему я услышал сухой щелчок 
выстрела со стороны Пакистана в нашу сторону, а затем стон раненого. Ранило 
пулеметчика Шагарова — нужен промедол, а шприц-тюбики с обезболивающим только у 
меня. Позабыв второпях о лежащем рядом со мной санинструкторе отряда, прошу 
прикрыть меня огнем из соседних СПС и перебегаю двумя короткими перебежками к 
раненому. Едва успеваю упасть за камень рядом с Шагаровым, как тут же чуть 
позади шмякает пуля снайпера. Под огнем противника перевязываю рану лежа на 
боку, предварительно разрезав ножом обмундирование — пуля вошла чуть выше 
ключицы и вышла, раздробив кости, через лопатку, к счастью, не задев легких и 
крупных кровеносных сосудов. Израсходовав два перевязочных пакета (свой и 
раненого), прошу снова прикрыть меня огнем и возвращаюсь обратно, но из-за 
плотного ответного огня — снайперу помогают несколько автоматчиков — залегаю в 
СПСе Кононенкова и Бузы. Их СПС сработано качественно, но «духи» бьют прицельно,
 одиночными выстрелами сбивая верхние камни укрытия, и мы, ведя ответный огонь, 
быстро окапываемся, орудуя лишь ножом и шомполами.

Под прикрытием огня 2-3 снайперов и нескольких автоматчиков, вынуждающих нас 
ослабить наблюдение за полем боя, противник подтягивает силы и небольшими 
группами обходит нас с флангов, в чем ему способствует густой кустарник и 
горный лес, находящийся между нашими позициями и пакистанской долиной. Спустя 
некоторое время по всей долине и гребням хребтов появляются группы по 8-15 
моджахедов, бегущих в колонне по одному в нашем направлении, но их существенно 
сдерживает вызванный и корректируемый нами огонь артиллерии.

Сзади и правее нас непрерывным потоком с дистанцией 20-30 метров (с целью 
достижения минимальных потерь от разрывов наших артиллерийских снарядов) «духи» 
накапливаются на высоте 2180, откуда по 2-й роте ведут огонь безоткатка и 
крупнокалиберные пулеметы. За весь последующий период пребывания в Афганистане 
(26 месяцев) мне ни разу не приходилось видеть такое большое количество 
моджахедов...

Противник, блокировав огнем 1-ю и 2-ю роты, подтянув с пакистанских лагерей 
резервы, просочился в глубь укрепрайона, отрезая нашим ротам путь отхода. Менее 
чем через 2 часа боя стала ощущаться катастрофическая нехватка боеприпасов к 
стрелковому оружию (мы брали в налет по 800-1200 патронов на ствол).

Объяснение такому «крупному нашествию» моджахедов дали радиоразведчики, 
перехватившие радиопереговоры о том, что в район боя из центра подготовки 
боевиков ИСОА был переброшен автотранспортом полк Саяфа — личная гвардия лидера 
оппозиционной партии — в количестве 360 человек, а боевым группам моджахедов, 
находящимся в приграничных районах, поставлена задача на блокирование 
командного пункта и бронегруппы.

Как и следовало ожидать, «духи» полностью окружили 2-ю роту и, связав огневым 
боем все остальные наши подразделения, пошли на штурм позиций роты 
«сверху-вниз» при огневой поддержке атаки с опорным пунктом «Основной». 
Какое-то время противника сдерживали огонь миномета и пулемета ДШ К с позиций 
3-й и 1-й рот, но запас мин был исчерпан, а в ДШК от перегрева разорвало ствол. 
На помощь роте вышла часть сил 3-й роты, но пробиться ко 2-й роте группа под 
командованием заместителя командира отряда капитана Василия Ф. смогла лишь 
ближе к вечеру.

Захватить позиции 2-й роты моджахедам так и не удалось. Поняв тщетность своих 
усилий, они сосредоточили все основные силы на 1-й роте, понимая, откуда 
корректируется губительный огонь артиллерии и с захватом позиций которой все 
наши подразделения, находящиеся в УР, оказались бы в огневом мешке.

Надо отдать должное тактическому искусству противника — контратака проводилась 
им профессионально. Но моджахеды не учли одного — против них воевали 
профессионалы не хуже. Обладая значительным превосходством в живой силе, но, 
неся огромные потери от артиллерийского огня, «духи» действовали по своей 
классической тактике — «захватили нас за пояс» (сблизились на расстояние, не 
позволяющее нам в целях безопасности применять артиллерию), а затем применили 
способ разгрома противника, называемый мной «поеданием пирога» — расчленив наши 
боевые порядки, последовательным сосредоточением усилий уничтожали очаги 
сопротивления точно так же, как поедается предварительно разрезанный на 
маленькие кусочки пирог. Причем, когда «духам» не удалось проглотить первый 
кусок пирога — 2-ю роту, они принялись за второй — 1-ю роту.

Мою группу от боевиков оппозиции отделяло чуть более пятидесяти метров, так как 
подойти ближе к противнику «мешали» разрывы наших ручных осколочных гранат. 
Интенсивность огня моджахедов была настолько высокой, что мы, находясь выше 
противника, не имели возможности даже на мгновение выглянуть из буквально 
тающих на глазах СПС (благо достаточно укрепленных к этому времени) — именно 
такая интенсивность огня предшествует броску в атаку. Ожидая атаку противника, 
находясь под кинжальным перекрестным огнем, я пытался вызвать с началом атаки 
огонь артиллерии «на себя», ведя радиопереговоры об этом с командиром 
артбатареи, но командир отряда, выйдя в эфир, запретил это делать, после чего 
мы оставили по последней ручной гранате в каждом СПС на известный случай — 
попасть в лапы «духов» желающих среди нас не было. Именно в эти критические 
минуты в небе появились «сталинские соколы» — так окрестил вертолетчиков в эти 
минуты командир 500-го отряда майор Григорий Б. «Кобра» — и это был самый 
«лестный» эпитет на данный момент...

Мы так и не узнали правду о более чем трехчасовой задержке вертолетов, при 
двадцатиминутном времени полета с аэродрома базирования (а/п Джелалабад). Среди 
многих названных нам причин были и такие нелепости, как нелетная погода — при 
ясном погожем дне, а также запоздалое приготовление завтрака в летной столовой 
— что у вертолетчиков иногда и случалось, но задержка в таких случаях не 
превышала одного часа. Вертолетчики выручали нас десятки раз, благодаря их 
снайперским ударам управляемыми ракетами «Штурм» был захвачен двумя месяцами 
ранее УР «Гошта», но что произошло 29 марта 1986 года для большинства из нас 
осталось загадкой.

Вертолеты появились на максимальной высоте полета, и вертолетчики, выслушав 
наши упреки, попросили нас обозначить себя сигнальными дымами и ракетами, но 
заметить их с высоты более чем 3000 метров они смогли не сразу, а спускаться на 
меньшую высоту категорически отказались. На боевой курс вертолеты заходили 
почти вертикально и, сделав один-два залпа из пушек или НУРС (неуправляемые 
реактивные снаряды), снова взмывали на максимальную высоту. Как бы там ни было, 
но с появлением вертолетов «духи» прекратили интенсивный обстрел наших позиции.

Убедившись, что сегодня необходимой огневой поддержки с воздуха ждать не стоит, 
мы с начальником разведки отряда приняли решение на отход для воссоединения с 
1-й группой, так как противник уже вклинивался между нашими группами и 2-й 
группе грозило полное окружение.

К этому времени в моей группе были двое ранены, но они могли самостоятельно 
передвигаться. Мы прекрасно понимали, после того, как вертолеты улетят, «духи» 
расправятся с нами за несколько минут, хотя и на отход без потерь шансов не 
оставалось. Сделав перекличку и определив порядок отхода, мы начали вытягивать 
на себя располагавшихся ниже всех по склону раненого Шагарова и Москвинова. 
Отход раненого мы прикрыли огнем и оранжевым сигнальным дымом, но с Москвиновым 
возникла задержка — отходить под огнем противника, несмотря на слова приказа и 
даже угрозы тех, чей отход он явно задерживал, — Дмитрий категорически 
отказывался, его последние слова: «Отходите — я прикрою»... Медлить было опасно 
— каждая секунда решала судьбу всей группы. Отходя по одному и прикрывая друг 
друга, мы сосредоточились на непростреливаемом пятачке вершины, отсутствовали 
лишь рядовые Буза и Москвинов. Александр Буза был сражен автоматной очередью, 
едва поднявшись следом за мной из СПС, а длинная очередь из пулемета, 
остававшегося у Москвинова, оборвалась разрывом гранаты...

Отправленный посмотреть, что с отсутствующими, младший сержант Войцеховский был 
встречен «духовскими» очередями с расстояния 20-30 метров, едва успев 
откатиться за камень.

Вся группа молча уставилась на меня: «Что будем делать, командир?». Как можно 
короче объясняю бойцам, что на прежние позиции нам не возвратиться, но, даже 
заняв их с боем, потеряем еще несколько человек, и, не имея достаточного 
количества боеприпасов, в конечном итоге погибнет вся группа, так как 
единственный путь отхода будет отрезан. «Бузу и Москвинова, кто останется жив, 
подберем ночью», — делаю в конце заключение. После моих слов у кого еще 
оставались ручные осколочные гранаты, метнули их по «духам», крики команд 
которых были слышны в нескольких десятках метров, и по предварительной 
договоренности всей группой рассыпным строем бросились к «узлу связи», куда к 
этому времени успели отойти начальник разведки и рядовой Егоров и предупредить 
1-ю группу о нашем отходе.

После разрыва наших гранат «духи» выскочили на вершину горки, когда мы 
преодолели большую половину пути. Их автоматные очереди лишь заставили нас 
петлять, так как укрыться от пуль на травянистом склоне хребта было негде. В 
нескольких десятках метрах от конечной точки маршрута отхода противник 
открывает по нам огонь справа — «духи» успели вклиниться между нашими группами, 
сбив часть 1-й группы с горки, которую она заняла рано утром.

Все больше и больше «фонтанчиков» и «царапин» появляется на земле у меня перед 
ногами, начинает казаться, что бежишь слишком быстро, рискую напороться на пули 
и... падаю, притворившись убитым. Мысль притвориться убитым пришла неожиданно, 
словно голос свыше, но проделывать подобный трюк лишний раз никому не 
рекомендую, т. к. в бою по сраженному противнику большинство делает контрольный 
выстрел. Чуть позади меня падает Войцеховский, умудряясь втиснуться в небольшую 
промоину, которую я даже не заметил, и шепотом спрашивает, жив ли я. Вместо 
ответа я вскакиваю и бегу к сараю, из-за которого нас прикрывает рядовой 
Кириллов. Взбежав на горку, я вваливаюсь в сарай и, запнувшись у входа, падаю 
руками на навозную подстилку, на меня налетают бегущие следом. Наша попытка 
выглянуть из сарая и прикрыть отход остальной части группы вызывает интенсивный 
огонь моджахедов по входу сарая. Выйти на связь с Войцеховским я не могу — 
радиостанцию с разрядившимися батареями он разбил и бросил в СПС перед отходом 
«как лишний груз». На секунды выглядывая из сарая, мы никого обнаружить не 
можем, но по звукам боя слышно, что «духи» ведут огонь только по нам, а 
стрельба со стороны Войцеховского слышна значительно ниже по склону. Осматриваю 
сарай: стены более полуметровой толщины сложены из плоских колотых камней, 
выдержат не только попадание гранаты РПГ-7, но и безоткатного орудия — делаю в 
конце осмотра громкий вывод. В подтверждение моих слов спустя несколько минут с 
наружной стороны раздаются один за другим четыре разрыва, после которых в стене 
появляются просветы, а на нас сыпется глиняная обмазка потолка. На этом обстрел 
сарая на некоторое время прекращается, и «духи» переносят огонь безоткатки по 
СПС, оборудованным первой группой вокруг «узла связи». После прямого попадания 
снаряда в одно из сооружений погибают переводчик роты старший лейтенант Розиков 
и радиотелефонист рядовой Якута, а чуть позже получает смертельное осколочное 
ранение в живот рядовой Виктор Эйнорис. Не имея возможности противостоять огню 
безоткатных орудий, 1-я группа частью сил отходит к расположенному ниже по 
хребту скальнику. При отходе погибает рядовой Егоров, пытаясь прикрыть дымами 
отход товарищей...

«Духовское» СПС, которое я приспособил утром под свой КНП, скорее всего, был 
подготовленной позицией БО-82, а само орудие и боеприпасы, вероятно, находились 
в одной из построек, которые мы обнаружили с рассветом недалеко от своих 
позиций. После отхода части 1-й группы к скальнику «духи» снова открыли огонь 
по нашему сараю, и я предлагаю сменить укрытие, перебежав в находящиеся выше по 
склону пещеры, от которых нас отделяет площадка-терраса высотой более одного 
метра. Решение мое рискованное, так как противник простреливает с 30-40 метров 
выход из сарая, который, не имея смотровых отверстий (бойниц), не позволяет 
определить точное местонахождение «духов», которые, как оказалось позже, заняли 
часть оставленных первой группой укрытий. Первым на попытку прорваться к 
пещерам решаюсь сам. При преодолении уступа террасы облако взбиваемой пулями 
пыли и песка и грохот автомата над головой вызывают парализующий ужас — над 
входом в пещеру стоит в полный рост «дух» и расстреливает меня, ведя огонь из 
автомата от пояса. Выпустив непрерывной очередью 10-15 пуль, он резко садится, 
а я, оторвавшись всем телом от земли, буквально влетаю в пещеру. Позже я узнал, 
что вставшего в полный рост «обнаглевшего духа» снял метким выстрелом наш 
снайпер со стороны скальника. Оказавшись в пещере, кричу своим бойцам, чтобы 
оставались в сарае и никуда не дергались, так как сверху над пещерами «духи». 

Мое новое убежище представляет собой узкую расширяющуюся в глубину до полутора 
метров и длиной до четырех метров пещеру, перегороженную железным шкафом-сейфом,
 имеющую высоту немногим более полутора метров. Пол пещеры застлан куполом 
парашюта авиабомбы, на котором разбросаны упаковки с медикаментами, мотки 
телефонного кабеля, небольшие аккумуляторные батареи, а в боковой нише уложены 
в штабель около тридцати 107-мм PC. Реактивные снаряды — имея аккумуляторы и 
провода — можно было бы с успехом применять по «духам», подготовься мы к 
обороне, а не к эвакуации вертолетами...

Осмотрев себя с ног до головы, я обнаружил пропажу боевого ножа, сигнального 
пистолета и антенны радиостанции (вместо последней болтается кусок перебитого 
тросика), а также насчитал в обмундировании и снаряжении три пулевые рваные 
дырки. Вместо антенны вставляю отрезок подобранного на полу кабеля, заклинив 
его в антенном гнезде пулей калибра 5,45 мм (доставая пулю, насчитываю в 
единственном магазине лишь 14 патронов). Найденным в шкафу бинтом перевязываю 
слезящийся после попадания осколка пули глаз — тугая повязка снимает особенно 
резко усиливающуюся в момент моргания боль. Роясь в шкафу, в поисках бинта, 
нашел несколько пачек 7,62 мм автоматных патронов китайского производства и еще 
раз убедился в причине большой популярности 7,62-миллиметрового «Калашникова» 
среди военнослужащих боевых подразделений 40-й Армии, После этого боя «на 
войну» я ходил только с АКМС, применяя в основном трофейные патроны с 
бронебойно-зажигательной пулей, которые мы называли «разрывными». 

Реанимировав свою радиостанцию, прислушиваюсь к радиоэфиру, забитому 
несколькими более мощными, чем у меня, радиостанциями — пытаюсь связаться с 
командиром роты или отряда, но моя попытка сообщить о себе и группе даже с 
помощью выброшенного наружу конца «антенны» ни к чему не приводит — село 
питание радиостанции, но некоторое время она еще работает на прием.

Во второй половине дня моджахеды, не имея возможности захватить «узел связи», 
подтянули тяжелое оружие и обрушили на наши позиции шквал огня безоткатных 
орудий и минометов, лишив нас возможности активного сопротивления. В это время 
в небе появились «Грачи» — штурмовики Су-25 и самолеты прикрытия ПВО МиГ-23 
(после появления патрульного вертолета «Пума» не исключалось и появление 
авиации ПВО ВВС Пакистана и зоне боевых действий), Теперь к «духовской» 
канонаде прибавились разрывы авиабомб, которые пилоты мастерски клали в 
двух-трех сотнях метров от наших позиций. Воздушные налеты сменялись 
артиллерийским огнем дивизиона Д-30 и батареи «Град» 66-й отдельной 
мотострелковой бригады, которые прибыли по тревоге в район боевых действий 
после радиоперехвата переговоров моджахедов об их решении «уничтожить всех 
неверных собак». 

Постоянный грохот разрывов, ожидание штурма наших укрытий подошедшими на 
дальность броска гранаты моджахедами и отсутствие каких-либо шансов к активному 
противодействию — вызывает холодящий душу страх, заставляющий думать лишь о 
легкой смерти (очередь в «духов» и...). Не знаю, что чувствуют в такие минуты 
другие люди, но я, уставши от страха, стал испытывать большие, чем страх, 
злость и обиду одновременно, но это отдельная тема, касающаяся психологии 
экстремальных ситуаций.

Около 16.00 мое одиночество прервал вбежавший из соседней пещеры рядовой Алиев, 
а следом за ним ввалился смертельно раненный Сергей Косичкин. Оставшиеся в 
сарае бойцы, после того как «духи» стали монотонно долбить по нему с безоткатки,
 вчетвером (!) бросились к пещерам, но проскочил к ним лишь бегущий первым 
Кириллов, двое следовавших за ним (рядовые Подолян и Великий) были сражены 
автоматными очередями, а четвертый — рядовой Реутов — вернулся обратно в сарай. 
Тела погибших ребят мы подобрали после наступления темноты, причем на СВД, 
принадлежавшей Подоляну, было пять пулевых пробоин — «духи» расстреляли 
винтовку, не имея возможности подобрать ее.

До самой ночи, не имея информации о гибели Егорова, Подоляна, Великого и о 
других наших потерях (радиостанция окончательно «затухла»), более всего меня 
беспокоила судьба той части моей группы, которая осталась с Войцеховским. 
Оказавшись под перекрестным огнем, командир отделения ползком по промоине вывел 
группу к расположенному ниже по склону кустарнику, после чего группа с боем 
пробилась к 3-й роте, наблюдая как «духи» расстреливали с безоткатки сарай, 
Войцеховский пришел к выводу, что мы погибли, о чем и сообщил командиру 3-й 
роты, после чего участь взятых утром в плен моджахедов была решена известным 
способом...

В течение более чем десятичасового боя моджахедам лишь незначительно удалось 
потеснить 1-ю и 2-ю роты. Не добившись тактического успеха, огонь их тяжелого, 
а затем и стрелкового оружия постепенно затих — на более решительные действия у 
боевиков оппозиции, видимо, не хватило ни сил, ни средств, ни времени.

С наступлением темноты, установив между собой звуковой контакт (пересвист), мы 
начали, соблюдая меры предосторожности, покидать свои укрытия, в этот момент из 
окопа, где стояла ЗПУ, небо прочертила длинная автоматная очередь трассирующих 
пуль — мы приготовились к отражению атаки, но, скорее всего, это был сигнал 
отхода. Моджахеды по религиозным и техническим причинам за очень редким 
исключением не воевали в ночное время.

Спустя несколько минут к нам подошла группа 3-й роты, после чего командиром 
бригады было принято решение эвакуировать погибших (семь человек) и раненых 1-й 
роты в кишлак Мамунда, куда к этому времени подошел 500-й отряд, затем 
совместно с ним искать пропавших без вести.

Не имея достаточного количества личного состава для эвакуации раненых и убитых, 
последних пришлось тащить по склону волоком, пока навстречу нам не вышла одна 
из рот 500-го отряда. Во время сбора и эвакуации погибших более всего меня 
поразил холод мертвых тел, при сравнительно теплой погоде у меня мерзли руки, 
когда мы поочередно одного за другим стаскивали погибших вниз. Выбиваясь из сил,
 страдая от жажды, на пределе физических и психических возможностей, 1-я и 2-я 
роты к рассвету 30 марта эвакуировали всех раненых и погибших за пределы 
укрепрайона на площадку, безопасную для посадки вертолетов.

Личный состав десантно-штурмового батальона 66-й ОМСБр, высадившись с 
вертолетов, с сочувствием и, кажется, со страхом смотрел на восьмерых укрытых 
окровавленными плащ-палатками погибших и на группу готовящихся к эвакуации 
раненых в оборванном и измазанном кровью обмундировании. Мы поделились с 
офицерами ДШБ информацией о противнике, высказав ряд пожеланий и советов, как 
лучше организовать оборону, так как батальону была поставлена задача 
блокировать хребет Спинацука.

Нашу и вторую роты после эвакуации раненых и погибших перебросили вертолетами в 
район КП, где нам устроили что-то среднее между допросом и промыванием мозгов, 
из чего следовало, что мы и только мы несем ответственность за случившееся (?)..
.

Последующие двое суток операции противник активных действий не предпринимал. К 
исходу 30 марта были обнаружены считавшиеся пропавшими без вести тяжелораненый 
старший лейтенант Дмитрий А. и рядовой 3-й роты, укрывшийся вместе с ним в 
расщелине скалы. Поиски пропавших без вести Москвинова и Бузы результатов не 
принесли — «духи» утащили их трупы.

Несколько месяцев спустя базовый укрепрайон «Карера» боевиками был полностью 
восстановлен. Через агентурный источник было установлено, что моджахеды 
потеряли убитыми и пропавшими без вести свыше ста человек — «трупы загрузили в 
три большие грузовика». Этот же источник сообщил, что мертвые тела Москвинова и 
Бузы «духи» унесли в ближайший пакистанский кишлак, куда прибыл Расул Саяф с 
несколькими европейцами. Из-за протеста местных жителей тела советских солдат 
якобы были отнесены на то место, где их подобрали, а затем присыпаны камнями. 
Решить проблему перезахоронения останков я попытался в 1991 году, но получил 
отказ на проведение такого мероприятия со стороны органов контрразведки.

При совершении налета на УР «Карера» 29 марта 1986 года наши общие потери 
составили: восемь человек погибшими, двое пропавшими без вести и около двадцати 
человек ранеными, шесть из которых так и не вернулись в строй (подполковник 
Анатолий Петунин умер от полученного ранения в 1989 году во время очередной 
операции).

Потери такого масштаба для советского спецназа в Афганистане были крайне редки 
— в силу отличной подготовленности личного состава, тщательного планирования и 
умелого руководства боевыми действиями. Как и следовало ожидать, оргвыводы 
последовали немедленно. Спецназу отныне запрещалось проводить налеты на 
укрепрайоны, вести боевые действия в пятнадцатикилометровой приграничной полосе,
 а все решения на налет утверждались только штабом 40-й Общевойсковой Армии. 
Итогом налета на УР «Карера» стало несправедливое, по мнению большинства 
офицеров, смещение с должности командира бригады, а также наказание всех 
участвовавших в операции офицеров (за исключением погибших и раненых) в виде 
возврата представлений к правительственным наградам. Так же, как и в статье 
Сергея Козлова «Цена миномета» («Солдат удачи», 1995 г., №12), вертолетчиков, 
кажется, никто даже не пожурил — «потерь у них не было». 

Сотни раз анализируя описанную боевую операцию, я прихожу к выводу — знай мы 
заранее о задержке вертолетов, роты смогли бы хорошо подготовиться к обороне, 
используя захваченное оружие и боеприпасы, зная, что «кунарские духи», имея под 
боком Пакистан, обязательно пойдут в контратаку.

России, желающей иметь высокоэффективные части и подразделения специального 
назначения, а в идеале войска как самостоятельный вил ВС, следует по примеру 
большинства государств позаботиться об оснащении этих войск собственными 
вертолетами, чтобы исключить возможность повторения специальных операций, 
сорванных из-за «ведомственной» разобщенности, а таких примеров в нашей 
новейшей истории более чем предостаточно.




С. Козлов

Карера: новый взгляд



Материал, приведенный ниже, написан по воспоминаниям четырех участников 
операции в Карере. Двое из них — майоры А. З-н и А. П-ц (фамилии не указаны в 
связи с тем, что эти люди служат в Вооруженных Силах России) — были в то время 
в составе 500-го отряда спецназа (500-й или пятый отряд — афганская открытая 
нумерация 334-го отдельного отряда специального назначения, который был введен 
на территорию Афганистана в марте 1985 года. Пункт постоянной дислокации — 
Асадобад. 100-й или первый — аналогичный номер 154-го ооСпН, дислоцированного в 
Джелалабаде), а майоры запаса Н. Зубков и В. Особенко — в 100-м отряде занимали 
должности оперативного дежурного-заместителя начальника штаба и начальника 
разведки отряда соответственно. Схема действий составлена по воспоминаниям 
участников и на топографическую достоверность не претендует.

Ущелье Карера в провинции Кунар, в 20 километрах юго-западнее Асадобада, было 
пунктом постоянной дислокации исламского полка имени Абдул Вакиля. Укрепрайон 
располагался на пограничном хребте в непосредственной близости от пограничной 
заставы Пакистана. Со стороны Пакистана к нему вели подъездные пути, со стороны 
Афганистана его окружала труднопроходимая местность. В укрепрайоне постоянно 
находились 500 боевиков, из состава которых выделялись диверсионные группы для 
минирования дорог, нападения на воинские гарнизоны, устройства засад и 
проведения других диверсионно-террористических актов.




Предыстория


До января 1986 года командование отряда конкретными данными об укрепрайоне не 
располагало, за исключением того, что, по данным ОАГр (ОАГр — оперативная 
агентурная группа), в этом районе имелась группировка моджахедов большой 
численности.

В августе 1985 года был организован разведвыход в ущелье Карера численностью 50 
человек под командованием капитана Г. Быкова. Из-за отсутствия проводника и 
сложного рельефа отряд вышел в район поиска под утро, в результате чего был 
обнаружен. Принял бой, в ходе которого понес потери и отошел, тем не менее, 
собрав информацию о количестве огневых точек и путях подхода к ним. После этого 
была разработана операция по налету на УР, но в связи с приказом командующего 
40 ОА о запрещении боевых действий в пятикилометровой приграничной зоне 
разрешение на проведение операции получено не было.

Горя жаждой мести за погибших, командир 334-го ооСпН, несмотря на запрет, 
принял решение провести налет на укрепрайон в ущелье Карера. Для осуществления 
операции пришлось прибегнуть к хитрости.




Военная хитрость, и не только против противника


Для утверждения в штаб армии было отправлено решение о проведении засады на 
переправе через реку Кунар на выходе из ущелья Карера. Штаб дал «добро», и две 
роты общей численностью 45 человек в пешем порядке ночью выдвинулись в ущелье 
Карера. Выйдя на эти позиции, передали в Центр боевого управления отряда, что, 
находясь в засаде, вступили в бой с противником и, преследуя его, углубились в 
ущелье Карера. Зная, что противник значительно превосходит отряд в живой силе и 
вооружении (на вооружении гарнизона УР имелись минометы, безоткатные орудия, 
ДШК, зенитные горные установки), решили ограничиться налетом на два передовых 
поста моджахедов. Отряд разделился на три группы: первая осталась на хребте для 
обеспечения прикрытия и отхода, а вторая и третья должны были совершить налет 
на два поста.

В непосредственной близости от постов выяснилось, что к одному из них трудно 
подойти из-за сложной местности. Поэтому на ходу приняли новое решение: группа 
лейтенанта К. атаковала пост, имевший удобные пути подхода. После начала налета 
на втором посту охрана вышла из укрытий выяснить причину стрельбы — и 
подставила себя под огонь группы лейтенанта 3. Второй пост также захватили.

Посты были оборудованы по всем правилам военного искусства: заглубленные 
бункеры, склады с оружием и боеприпасами и продовольствием. Все предусмотрено 
для автономного ведения боевых действий. Как и положено, помимо радиосвязи была 
телефонная связь.

Весь налет занял 10 минут, после чего разведгруппы, забрав образцы вооружения и 
взорвав остальное, начали отход. Темное время суток и группа обеспечения, 
которая отвлекла на себя огонь остальных постов укрепрайона, позволили группам 
беспрепятственно отойти.




Подготовка к операции


В январе 1986 года органами безопасности Афганистана отряду был передан «язык» 
из укрепрайона Карера, который подтвердил имеющуюся информацию и дал 
дополнительные сведения о численности личного состава, вооружения и 
расположении исламского полка имени Абдул Вакиля. Командованием 334-го и 154-го 
отрядов специального назначения, дислоцированных в Асадобаде и Джелалабаде 
соответственно, был разработан план проведения совместного налета на УР Карера.

Вспоминает майор Н. Зубков: «За неделю до операции приезжает Рома (командир 
154-го ооСпН к-н Роман Абзалимов) и говорит: „Готовьте операцию на Кареру. Чуть 
позже Гриша подъехал (командир 334-го ооСпН к-н. Г. Быков). А надо сказать, что 
после Гошты, когда мы двумя батальонами при содействии ДШБ из 66-й 
мотострелковой бригады взяли укрепрайон, у всех была сильная эйфория, потому 
что там столько взяли трофеев... Короче, опираясь на положительный опыт, решили 
проводить совместные налеты. Гришкиному батальону к такой войне не привыкать, 
они вообще только в составе отряда воевали и в этой Карере с переменным успехом 
не раз бывали, мы же воевали иначе. Ходили в основном в налеты на объекты в 
„зеленой зоне“ по наводке МГБ ДРА: высадился, полтора-два часа отработал и на 
«вертушках“ обратно. Это потом, в ходе действий, сказалось.

Ну начали планировать операцию, подготовили карту. Комбриг с комбатами решение 
принимают, я на карту наношу то, что мне Рома говорит. Отработали 
взаимодействие с 66-й омсБр. Из огневых средств придали нам огневой взвод 
122-мм гаубиц Д-ЗО и «Града» одну машину. По задумке, Гриша с батальоном 
выдвигался по одному хребту, где они бывали ранее, чтобы отвлечь духов на себя, 
а мы должны были скрытно выдвинуться по другому. К утру следовало соединиться 
на главном хребте Спина в районе вершины Спинацука. В ходе движения 
планировалось уничтожить противника и его укрепления, захватить оружие и 
боеприпасы, после соединения день держаться и отойти под покровом темноты.

Как назло, в то время в батальоне была вспышка желтухи, и народу, даже когда в 
строй поставили поваров, хлеборезов и прочих, наскребли для войны сотни полторы 
от силы. Самая полнокровная была 3-я рота Олега Мартьянова: человек семьдесят, 
вторая по численности была 3-я рота, которой командовал замкомроты Удовиченко, 
а от 2-й роты, которая шла вместе с управлением батальона, оставалось всего две 
группы.




Путь к... победе?


Ночью выехали на броне и к утру прибыли к переправе через реку Кунар. Начали 
переправляться. Броня и артиллерия остались, а остальные пошли на другой берег. 
Вся переправа заняла часа четыре: дохленький паром способен был вместить не 
больше группы. Сразу за Кунаром начиналось плато, недалеко стоял кишлачок, и 
дальше шли горы. Подъем там очень крутой: с 600 м на плато до 2000 м над 
уровнем моря в горном укрепрайоне. До 1000 метров горы лысые, а выше — 
«волосатые»: деревья, альпийские луга.

Когда переправлялись, откуда-то появилась информация, что плато до гор 
заминировано. Поехали искать, кто минировал. Искали до темноты, но, так и не 
найдя никого, двинулись в горы. И никто не подорвался. У командира второй 
группы 1-й роты после гепатита печень разыгралась. По согласованию с комбатом я 
возглавил эту группу. «Ласку-2» (наш позывной) усилили двадцатью ХАДовцами и 
поставили в арьергард.

Начался подъем. Нам всем без привычки было тяжело, но больше всех досталось 
арьергарду. В горах первым идти нормально, последним же приходится «лошадью 
скакать». Но оказалось, что еще хуже нас к восхождению были готовы местные 
жители — «ХАДовцы». Они первыми начали «сдыхать». Постоянно останавливались без 
команды, делали привалы. Бросить я их не мог, но не мог и отставать от главных 
сил. Когда эти воины меня вконец достали, я связался с Романом и доложил 
ситуацию. Рома, долго не размышляя, приказал: «Бросай их на х... !», что я 
дословно и с удовольствием передал нашим «афганским друзьям». Перемены 
произошли разительные. Жалобы прекратились, и ХАДовцы полезли вверх наравне с 
нами.

Рельеф был сложный. В некоторых местах для преодоления рубежа приходилось 
вставать друг другу на плечи.

Несмотря на то, что нам дали проводника из асадобадского батальона, мы в 
темноте все же заблудились и стали подниматься по другому хребту, правее. Как 
оказалось, к лучшему, поскольку асадобадцы по своему хребту продвигались с боем.
 Духи, по опыту зная, что те будут неотвратимо идти вперед, долбили их из ДШК и 
ЗГУ и на направлении их движения, и с хребта, по которому предстояло 
подниматься нам. 

Своими впечатлениями о работе 334-го отряда делится майор В. Особенко: «На 
хребте, по которому шли асадобадцы, около полуночи разгорелся бой. Из кишлака 
работали безоткатные орудия, ЗГУ, ДШК. Радиостанции и у нас, и у 500-го отряда 
для связи внутри подразделения были одинаковые, Р-392, и мы прослушивали их 
переговоры. Если можно так сказать, асадобадцы шли красиво. В переговорах — 
никакой нервозности, суеты, — чисто рабочие моменты. Не знаю, кто у них шел в 
головном дозоре, но как сейчас помню его фразы: „Первый, я Второй. По мне 
работает ДШК, попробую подойти поближе...“. Пауза. Потом: „Первый, я Второй, 
работаем гранатами...“. Пауза. Опять: „Первый, я Второй, идем дальше“. И вот 
такая спокойная работа в море огня.

С хребта, по которому мы поднимались, весь бой был как на ладони, и было до 
слез обидно, что мы ничем не можем помочь мужикам. Так получилось, что духи 
увлеклись 500-м отрядом и занялись только им. Ну, а оттуда, где мы поднимались, 
нас и вовсе никто не ждал...». 

Так же, как и воевали, по-деловому сухо, описывают эти события асадобадцы 
майоры А. П-ц и А. З-н:

334-й отряд с наступлением темноты по мосту в районе населенного пункта Новобад 
перешел на левый берег реки Кунар и, пройдя по течению 10 км, начал подъем по 
северному по отношению к укрепрайону отрогу пограничного хребта. Задача 334-го 
отряда была: подняться на господствующую высоту 2170 Спинацука и закрепиться 
там. При подходе к высоте 1917 головной дозор обнаружил выносной пост 
противника с флангов, зажимая его в тиски. Оставив безоткатное орудие и двух 
убитых, духи отошли на 50 метров на оборудованные запасные позиции. С огневых 
точек укрепрайона был открыт огонь из безоткатных орудий и крупнокалиберных 
пулеметов. Тем не менее, 334-й отряд продолжил силами трех групп сбивать 
противника с хребта и неуклонно продвигался к высоте 2170. В это время 154-й 
ооСпН вышел незамеченным к укрепрайону и обнаружил работающие огневые точки...».
 Снова майор Н. Зубков: «Когда лезли в горы, было темно, а вышли на хребет — и 
глазам открылась совершенно непривычная картина: вся долина в огнях, вдалеке 
самолеты какие-то летают, на посадку заходят. Здесь XIV век, а там XX. Хребет, 
на который мы поднялись, назывался Спина. Когда мы на него залезли, справа от 
нас осталась господствующая высота, которую Роме предложили занять, но он по 
непонятным причинам отказался. 

Дополняет майор запаса В. Особенко:

Незадолго до рассвета наконец выбрались на хребет Гулирай (по схеме 
Сухолесского, а в действительности на хребет Спина). Сидим, решаем, что дальше..
. Спор зашел из-за того, что командир 1-й роты Мартьянов предложил оставить 
одну группу на высоте, Абзалимов же уперся и сказал, что взять мы ее всегда 
сможем. Именно с этой высоты нас потом духи долбили из минометов.

...Сидим, кумекаем. Как вдруг прямо над ухом заорал мулла. Сначала не поняли, в 
чем дело, а потом дошло, что это громкоговоритель: наступило время утреннего 
намаза. Нас здесь по-прежнему никто не ждал. 3-я рота пошла на штурм огневых 
точек, выявленных ночью, а мы тем временем стали перекрывать хребет Спина. 
Выдвинулись, закрепились, сидим. Тихо и спокойно. Вскоре вышла на связь 3-я 
рота: «Задача выполнена. Сидим дальше. 

Н. Зубков:

3-я рота захватила бункер с ДШК. ДШК вмурован в пол. Бункер полон цинков с 
боеприпасами, от бункера идут ходы сообщения и траншеи бетонированные. Это была 
суббота, и поэтому духи в основном были у жен в кишлаке... И мы, и асадобадцы к 
4.00 утра 30.03.86 в основном свои задачи выполнили. Результаты оказались 
вполне приличные: захвачены и ДШК, и ЗГУ, и РПГ, и большое количество 
стрелкового оружия. Доложили командиру бригады и запросили дальнейших указаний. 


В. Особенко:

Начинало рассветать. Уходить поздно. Решили закрепиться, то есть действовать по 
прежнему плану. Ближе к концу подъема Зуб (Н. Зубков) передал группу мне, так 
как после желтухи чувствовал себя нездорово. Группу принял я. Посоветовались с 
О. Мартьяновым и решили, что нам лучше выдвинуться на высоту, что на схеме 
Сухолесского обозначена «красная» под цифрой 6. Это уже — территория Пакистана, 
но именно с этой высоты можно было контролировать все подходы к укрепрайону со 
стороны Пакистана. Благо дело, недалеко, метров 700.

Рассвело. Тишина, солнышко припекает. Примерно где-то в 7.30 Вася Войцеховский 
(заместитель командира группы) толкает меня и говорит: «Товарищ лейтенант, 
духи!». Смотрю — точно, из Пакистана прямо на нас поднимаются по тропочке 
мужики, человек сорок. Связываюсь с комбригом: «Идут! Что делать?». Он мне: 
«Бей!». А мужики, кстати сказать, шли расслабленно: кто автомат на плечо 
положил и держал за ствол, у кого и вовсе оружие за спиной болталось. Идут, 
треплются между собой. Они и не думали, что в укрепрайоне может быть кто-то, 
кроме своих. В общем, подпустили мы их метров на 70 и дали из всех стволов. Кто 
попадал, кто успел за камни прыгнуть. Снова тишина. Комбриг запрашивает: «Ну 
что?». Я говорю: «Нормально, человек 15 завалили». В общем, духи соображали 
минут сорок. Смотрю, в Пакистане засуетились. Несколько грузовиков из кишлака 
пошли в сторону хребта, на котором мы сидели. Опять связываюсь с Бабушкиным (по 
приказу комроты я работал напрямую с ним), говорю: «Тут народ собирается». 
Комбриг спрашивает: «Артиллерию навести сможешь?». — «Смогу!». — «Ну, давай!». 
Я и дал. И полетели снаряды на пакистанскую территорию, и вроде бы удачно.

Тем временем «мужики», которых мы вначале пугнули, перегруппировались, 
усилились — и началось... Плотность огня была такой, что головы не поднять. 
Лежим с Войцеховским ничком и чисто наугад, высовывая автомат за камни, 
огрызаемся. Остальные бойцы также.

Наверное, все же есть внутренний голос. Что-то меня заставило посмотреть в щель 
между камнями. А там, метрах в 30 от нас, духовский гранатометчик на колене, 
труба в мою сторону смотрит, а второй номер в трубу гранату заталкивает. Тут 
как что-то подхватило. Высунулся по пояс и ударил из автомата навскидку: к 
счастью, попал.

Дальше — больше. Чувствую, что уже невмоготу становится, патроны тю-тю, огонь 
по нам шквальный. Связался с Мартьяновым, говорю: «Теперь, Олег, я тебя 
понимаю». В феврале 1985 группа Олега была окружена «Черными аистами» и 
практически полностью уничтожена. В живых остались только Олег, замкомандира 
группы и раненый радист. В общем, попрощались мы с ним. Звоню комбригу: «Давай 
артиллерию на меня!». Он мне: «Ты что, обалдел?!». Я ему матом. Секунд 20 в 
эфире тишина, а потом севший голос: «Ну, сынок, лови!». Артиллерия начала 
работать по нам, а мы решили испытать свой последний шанс. Сначала мы с 
Войцеховским перебрались на вершину сопки (до того сидели метрах в двадцати). 
На вершине, само собой, огонь еще сильнее. Добавляют духи с высоты, которую 
асадобадцам так и не удалось взять. Принимаю решение отходить. Говорю 
Войцеховскому: «Васька, бери одного человека и отходи». Он мне: «Нет, Вадим, ты 
первый». Так мы «беседовали» минуты три. Потом вижу, что, если я не пойду, 
никто не пойдет, так здесь все и ляжем. Звоню Олегу: «Прикрой!». А как он может 
прикрыть? До нас метров 700. Короче, побежали мы перебежками. Дистанция 
приличная, да еще на подъем. Где-то на середине по нам уже пристрелялись хорошо.
 Боковым зрением вижу: бойца рядом убили. Помочь ничем не могу. Местность 
абсолютно голая, ни кустика, ни камня крупнее куриного яйца. Так вот и бежал. 
Метров 20-30 пробежишь — падаешь. И не просто, а со всего разбегу, раскинув 
руки, чтобы подумали, что попали... Олег потом рассказывал, что несколько раз 
сам думал: «Все, не встану. Попали». Но все-таки добежал. Олег с еще живым 
тогда переводчиком роты Розыковым (царство ему небесное), укрывшись за каменной 
стеной, как могли, прикрывали мой отход огнем. Я буквально свалился на них. 
Олег: «Иди в дувал, оклемайся!». Я ему: «Группу вытаскивать надо». Тут мне Олег 
сообщил, что группа отходит по лощине с Войцеховским. Забежал я в дувал, там 
бойцов человек пять раненых и семеро живых. Вбежали еще несколько бойцов, 
радист Мартьянова, бригадный медик. Думаю, пойду к Олегу, группа на связь не 
выходит. Выбежал — и попал под сильный огонь. Лежит переводчик, Олега нет. Я за 
скалу — там духи, я — обратно. Еле проскочил. Олега духи вынудили отойти. Лежим 
в дувале, считаем патроны. Картина получается грустная. 




Все хуже и хуже


Н. Зубков:

Особенко вызвал огонь на себя. Одновременно с этим на горку, которую мы не 
заняли, вышли духи и начали долбить наш КП сверху. В результате нам пришлось 
перемещаться по хребту в сторону 500-го отряда. Прилетевший «борт» сообщил, что 
«Ласки-2» больше нет. Там все лежат и не шевелятся... Но «Ласка-2» была жива...

Все это время духи продолжали долбить по нашему КП. Две группы 2-й роты, 
прикрывавшие КП, начали работать по этой вершине, одновременно передав 3-й роте 
команду комбата перебросить две группы для помощи, 3-я рота даже не дернулась. 
Не знаю, кто виноват, Удовиченко или заместитель комбата Вася Ф., но команду 
комбата даже никто и не пытался выполнить. На плечах отходящей «Ласки-2» духи 
ворвались на позиции 1-й роты и через 2,5 часа ее как боевой единицы не стало. 
В разрыв между нашим и 5-м батальоном также вклинились духи.

Связь КП с подразделениями была утрачена, и Роман послал меня и еще одного 
бойца за 3-й ротой. От помощи бойца я отказался: если с ним что-то случится, то 
я его не брошу, и тогда мы оба не дойдем. Одному проще.

Меня прикрыли огнем, и я побежал в сторону 3-й роты. Нарвался на духов, которые 
погнались за мной. Петлял, как заяц. В конце концов они прижали меня огнем. 
Пришлось укрыться за огромным валуном. Отстреливался. Когда духи поняли, что 
меня так просто не взять, стали долбить из РПГ-7 по камню. Сначала вроде бы 
ничего: камень надежно прикрывает, но через несколько выстрелов из ушей пошла 
кровь, стал плохо соображать. От валуна отойти некуда, дальше обрыв... 
Последнее, что помню: лечу с этого обрыва.

Очнулся — несут. Пригляделся — свои. Притащили меня на пункт сбора на базе 3-й 
роты. К этому времени духи уже по нему долбили. «Вертушки», вызванные для 
эвакуации, сесть не могли, так как им пришлось бы садиться между нами и духами, 
а это всего-то метров 200-250. Активного противодействия там не было, просто 
сидели духовские снайперы и методично долбили, добивая раненых. Некоторые из 
них уже на пункте сбора получили еще по 2-3 ранения. 




Низкий поклон пилотам


В. Особенко:

Лежим в дувале, тоскуем. Тут гремят вертолеты. Связался с ними — у меня же 
оказался радист Олега. Духи в это время всерьез занялись нашим убежищем. Пока 
снаряды попадали в стены, было более-менее ничего, но тут один из них влетел в 
окно и улетел вместе с углом стены, под которой я лежал. Потом мы так и ползали 
от стенки к стенке, периодически откапывая друг друга. Так вот, когда 
«вертушки» пришли, комбриг говорит: «Работай с „воздухом“ сам». Я — 
«крокодилам»: «Бейте так и так». Отвечают: «Не имею права, госграница». В общем,
 заходят на боевой, но не работают. И таких заходов было шесть или семь. Я уже 
не выдерживаю. И тут спокойный «отмороженный» голос: «Я борт 25-й, начинаю 
работу, укажи цель». Говорю: «Дувал видишь?». Он: «Духи где?». Я: «На крыше». — 
«А вы где?». — «Под крышей...». А духи и в самом деле забрались на крышу, 
«эфки» нам забрасывают. Перед входом — «ба-бах!». Слава богу — все целы. Кто-то 
из бойцов в ответ кидает гранату в окно, но граната, ударившись о стену, упала 
между нами. Навсегда запомнил этот момент... Крик: «Конец!». Лежу ничком и 
судорожно соображаю, что закрывать руками: лицо или пах.

Снова «ба-бах!». Опять все целы, только слегка поцарапало своими же осколками. 
Так и перекидывались, пока «вертушки» работать не начали, и работали не так, 
как писал Сухолесский, с верхнего предела, а по-нашему, как надо. Если бы не 
они, не писать бы мне эти строки... Они на боевой заходят — духи весь огонь на 
них, выходят — огонь на нас, и так по очереди.

Наводил «вертушки», пока мог, потом, ближе к концу дня, крыша начала ехать от 
разрывов, ударов и прочего. Отдал радиостанцию медику. Я, говорю, больше не 
могу. Он начал работать с авиацией, а мне дал таблеток каких-то, укол сделал, и 
я отрубился.

А почему летуны сразу не работали, я уже много позже узнал, когда в апреле 
руководящий состав обоих батальонов, бригады и авиаполка вызвали в Кабул «на 
ковер». Стоим на аэродроме в Джелалабаде в ожидании вертолета, перекуриваем, 
судачим о том, о сем. Ну, я и спрашиваю летчиков: «Мужики, что за козел у вас с 
бортовым номером 25 летает?». Смотрю, лица как-то изменились. А подполковник 
Целовальник говорит: «Вообще-то это я, а в чем проблема?». Я говорю: так, мол, 
и так, столько боевых заходов делал, а работать начал только через полчаса. 
Почему?

Тут он мне все и объяснил. Мы, говорит, только на перезарядку прилетели, а нас 
уже мужики с щитами и мечами в петлицах встречают. Говорят: «Объясните, 
подполковник, по какому праву вы вели боевые действия за пределами госграницы?».
 Летуны им — удивленные глаза: не может этого быть. А представители 
прокуратуры: «Так ведь группа за границей, а вы ее огнем прикрывали!». Не может 
такого быть, говорят, послушайте пленки объективного контроля. Проверили, а на 
них «запрос» — «отказ», снова «запрос» и снова «отказ»... То есть они сначала 
переговоры записали, а потом работать начали. Так что низкий мой поклон всем 
летчикам джелалабадского полка, принимавшим участие в той операции, за мудрость 
и снайперскую работу. Не просто, думаю, комполка было принять такое решение, но 
он это сделал.




Уносим ноги, считаем потери


Так вот, очнулся от того, что Рома меня по щекам бьет, спрашивает: «Вадим, 
живой? Живой?». Выполз из дувала — темень, слышно, что рядом много людей. Это 
наши собирали раненых и убитых. Голова гудит, всего трясет в ознобе. Забрался в 
соседнюю пещеру, там духи убитые лежат, растолкал их, улегся между ними и опять 
отрубился. Чисто случайно опять нашли, растолкали, начали отход. Встретил 
Войцеховского с остатками группы. Им повезло. Когда духи отвлеклись на мой 
отход, Васька сумел вывести оставшихся в живых по лощине ко 2-й роте». 

Майоры А. З-н и А. П-ц: Лишь благодаря поддержке авиации и артиллерии 154-й 
отряд не был полностью уничтожен. Командир 334-го отряда запросил у 
руководителя операции подполковника Бабушкина разрешение частью отряда 
выдвинуться для оказания помощи 154-му отряду, но получил его только с 
наступлением темноты. Соединившись с джелалабадцами, сразу начали эвакуацию 
убитых и раненых на хребет с выходом на высоту 1917, где была подготовлена 
площадка для вертолета. 

Вспоминает Н. Зубков: Ночью две роты асадобадцев начали нас вытаскивать. У них 
не хватало рук, чтобы нести нас по горам километров десять, к месту, где могут 
сесть вертушки. Полдороги меня на себе тащил Саша Кистень, пока я не оклемался 
и сам не пошел. Вышли на этот маленький пятачок — все равно, что на край крыши 
небоскреба... Внизу наша броня стоит... Вертушка сесть не могла, она цеплялась 
колесом, и в люк просто закидывали убитых и раненых. Асадобадцы разделились: 
одна рота нас прикрывала, так как уже рассвело, и духи могли помешать эвакуации,
 а другая искала убитых и раненых. Они еще более суток выполняли задачу и все 
там обыскали. Позже к ним высадился десантно-штурмовой батальон 66-й омсБр, но 
до вершины так и не смог дойти. 

Асадобадцам в горах цены не было. Снова говорят майоры А. З-н и А. П-ц: Когда 
вытащили джелалабадцев к отметке 1917, пересчитались. Выяснилось, что четверо 
пропали без вести. Решили эвакуировать 154-й отряд вертолетным способом с 
одновременной высадкой на хребет дшб 66-й бригады. Наш батальон должен был 
находиться на отметке 1917 и с наступлением темноты вернуться в укрепрайон для 
поиска пропавших без вести. Движение приказано было начать после того, как дшб 
закрепится на хребте у подножья г. Спинацука. Еще наблюдая высадку, мы 
усомнились в возможности десантников, тяжело груженных различным вооружением, 
бронежилетами, касками и всевозможными боеприпасами, своевременно выйти на 
указанный рубеж. Поэтому было решено начать движение с наступлением темноты, не 
дожидаясь дшб. Весь день наводили артиллерию и авиацию на укрепрайон, чтобы 
воспрепятствовать возврату в него противника. С наступлением темноты начали 
поиск. Как и предполагалось, десантники в течение всей ночи брели по хребту, 
периодически запуская сигнальные ракеты, собирая отставших и заблудившихся. 
Ночью мы обнаружили раненого офицера и с ним солдата, который не бросил 
командира. Спрятавшись, они наблюдали, как, несмотря на огонь артиллерии и 
работу авиации, духи вернулись в укрепрайон и отошли лишь с приближением нашего 
отряда, не вступая в бой.

Поиски были трудными. Две группы 334-го отряда вышли на восточную сторону 
укрепрайона, которая находилась в непосредственной близости от пограничной 
заставы Пакистана. Пакистанские пограничники ее от греха покинули. С 
наступлением рассвета поиск был прекращен...




Эпилог


По возвращении в пункт постоянной дислокации начался сбор разведывательной 
информации о результатах операции в укрепрайоне Карера. По агентурным данным, в 
ходе операции было уничтожено более 300 боевиков. Командир душманского полка и 
его заместители были арестованы и впоследствии расстреляны в Пакистане. Для 
руководства боевыми действиями в укрепрайон 31 марта прибыл лично председатель 
ИПА (Исламской Партии Афганистана) Гульбетдин Хекматиар.

Удалось установить, что два разведчика, которых не удалось найти, погибли в бою 
и были перенесены духами в кишлак Нова, но местные жители, опасаясь возмездия 
со стороны «шурави», вынесли убитых на отметку 2118, где подорвались на мине. С 
поста Цорандоя наблюдали этот подрыв, о чем доложили в штаб нашего отряда. 
Командование 334-го отряда подготовило две группы для эвакуации тел погибших и 
запросило наверху разрешение на действия. Но ввиду непосредственной близости 
госграницы был наложен запрет на какие-либо действия в нашумевшем районе.

И хотя операция завершилась разгромом укрепрайона Карера, командир 15-й ОБрСпН 
подполковник Бабушкин был снят с занимаемой должности и отправлен в Союз...

Духи служили в укрепрайоне по 3 месяца, после чего их отпускали в краткосрочный 
отпуск домой. Одного из таких отпускников и удалось захватить органам МГБ 
Афганистана, а после его передали в штаб 334-го ооСпН в г. Асадобад.




С. Козлов

Налет на реке Лора


За несколько дней до описываемых событий в группе Кривенко во время засадных 
действий произошел трагический случай. Молодой боец по ошибке застрелил 
замполита роты, приняв его и командира группы, которые поднимались от дороги к 
позициям группы, за моджахедов. Сам Кривенко спасся только чудом. Однако, 
несмотря ни на что, «руки ему крутили», как будто это он убил замполита. Для 
того, чтобы он всегда был под рукой для следственных органов, но не уклонялся 
от боевых действий, его с группой назначили для совершения облетов.

Четырнадцатого июня 1985 года в долине реки Лора на удалении сто двадцать 
километров от города Кандагар был сбит вертолет Ми-8 из состава ВВС ДРА. 
Отправленный в этот район для разведки истребитель МиГ-21 также был сбит, 
однако пилоту удалось катапультироваться. В связи с данными событиями Кривенко 
поставили задачу найти и эвакуировать пилота до того, как он будет пленен. 
Разведывательной информации по данному району практически не было. Из-за 
пересеченной местности броня туда не могла пройти, а вертолеты могли только 
десантировать группу или только ее эвакуировать. Удаление не позволяло пилотам 
поддерживать группу, ведущую бой, с воздуха более пятнадцати-двадцати минут. В 
связи с этим группы отряда там не работали.

Поскольку задача была непростой, группу усилили двумя радистами и расчетом 
АГС-17. Всего под командой Кривенко находилось двадцать человек. Когда 
вертолеты со спецназом на борту были в районе, увиденное поразило и летчиков и 
разведчиков. Предполагалось, что и самолет и вертолет были сбиты случайными 
моджахедами. Но ни о какой случайности и речи быть не могло. Вдоль всего хребта 
на протяжении нескольких километров тянулась укрепленная зона ПВО мятежников, 
которая, как потом выяснилось, прикрывала исламский комитет ДИРА. Зона состояла 
из очагов ПВО, которые в свою очередь включали забетонированные позиции ЗГУ и 
двух-трех ДШК. И окопы и огневые точки были хорошо укреплены, находясь либо в 
вырубленных в скальной породе окопах, либо отрытых, но забетонированных. Все 
это встретило незваных гостей плотным огнем. Обалдевший от увиденного пилот 
обернулся на командира группы, сидевшего справа и сзади от него и спросил: «Ну 
что, братан, садиться будем или ну их на х...?».

Позже Кривенко рассказывал, что если бы его так не доставали следователи и 
дознаватели, он бы не один раз подумал, высаживаться или нет. А в данном случае 
он махнул рукой и скомандовал: «Садись!». Вертушка круто развернулась и зашла 
прямо на хребет, где находились позиции ПВО, но не на сам гребень, а на 
террассу, проходящую под ним. Группу спасло то, что и ДШК и ЗГУ были 
приспособлены для стрельбы по воздушным целям. Приказав прижать духов огнем, 
которые несколько растерялись от такой наглости советских спецназовцев, 
Кривенко, захватив с собой пулеметчика, обошел слева позиции моджахедов и занял 
высотку, которая господствовала на данном хребте. После этого они огнем от туда 
сбили духов с их позиций. Когда группа заняла забетонированные окопы, она 
открыла огонь по соседним очагам ПВО. Моджахеды понесли потери и отошли. 
Прекрасно понимая, что духи его не оставят в покое, Кривенко распределил свой 
личный состав по позициям укрепрайона с тем, чтобы иметь возможность 
максимально его контролировать. Моджахеды предприняли попытку отбить 
захваченный укрепрайон, но понесли потери и отошли. Поскольку группа, которой 
командовал Кривенко, была досмотровой, то и боеприпасов у разведчиков было 
немного. У пулеметчиков по одной-две дополнительных ленте, а у автоматчиков 
только то, что помещалось в нагрудный подсумок, то есть магазинов шесть-семь, 
да по четыре гранаты. Тот, кто воевал, знает, что в сложившейся ситуации этих 
боеприпасов явно недостаточно. Поэтому командир группы запросил командование 
доставить ему патроны и гранаты к подствольникакам и АГС-17. Однако спустя 
некоторое время, когда командование вышло с ним на связь и поинтересовалось, 
сколько он еще продержится потому, что были какие-то проблемы с авиацией, 
Кривенко сообщил, что он нашел и трофейные боеприпасы и оружие, и пока 
затруднений с амуницией не испытывает.

Моджахеды возобновили попытку отбить район, но с прежним успехом. Единственными 
успешными действиями атакующих можно считать то, что они подсадили двух 
снайперов, которые смогли легко ранить двух разведчиков. Других потерь у 
Кривенко не было. Командованию Кривенко доложил, что парашют они нашли, но 
самого пилота обнаружить не удалось. Для поддержки спецназовцев несколькими 
километрами южнее на том же хребте, проходящем вдоль реки, вечером была 
высажена усиленная десантно-штурмовая рота под командованием заместителя 
командира дшб. Идя всю ночь, десантники к утру с грехом пополам смогли дойти до 
позиций, занятых спецназом. По дороге они нашли брошенный духами ДШК. Теперь их 
всех ждала награда. Заместитель комбата несколько позже рассказывал мне, 
насколько он был потрясен, увидев то, что сделали разведчики столь малыми 
силами. Когда же он узнал, что высоту, которую по его разумению должен был 
оборонять как минимум взвод, обороняют всего два спецназовца, ему чуть не стало 
плохо. А когда с другой высоты, где, по понятиям общевойсковой тактики должно 
располагаться отделение, поднялся всего один разведчик, капитан сказал, что он 
вообще не понимает как спецназ воюет. Внизу в ущелье находились входы в пещеры, 
где по предположению Кривенко были склады. Для того чтобы их обследовать, он 
предложил командиру десантников занять позиции, которые удерживала группа до их 
подхода. Услышав это, десантник наотрез отказался, сказав, что надо скорее 
вызывать вертолеты и уносить отсюда ноги, пока они все тут не полегли. Никакие 
увещевания на него не действовали. Так, собрав только то, что находилось на 
позициях и спецназовцы и десантники были эвакуированы в пункт постоянной 
дислокации.

В этой истории для Кривенко было лучшей наградой то, что от него отстали 
наконец следственные органы.




С. Козлов

Как взяли первые «Стингеры»


Одной из самых знаменитых операций спецназа ГРУ во время войны в Афганистане 
стал захват зимой 1987 года новейшего в то время американского оружия — только 
что переправленных духам «стингеров». Впоследствии эта история обросла 
множеством подробностей, которые присочинили высокие военные начальники ради 
новых звездочек на погонах. Якобы «стингеры» разведка отследила еще в США и 
затем пристально следила за всеми этапами их пути. На самом деле всю операцию 
от начала до конца разработали и осуществили бойцы седьмого отряда спецназа. Он 
был сформирован в Изяславле (Прикарпатский военный округ), введен в Афганистан 
в 1985-м и расквартирован в г. Шахджое. Читайте рассказ участников событий.

Владимир Ковтун, на 1987 год заместитель командира 2 роты 7 отряда специального 
назначения ГРУ:

В январе 1987 года я собирался на выход снова на стык зон ответственности с 
Кандагарским отрядом (в Кандагаре располагался 173 отряд спецназа ГРУ, прим. 
ред). По дороге на Кандагар, недалеко от Калата, в районе кишлака Джилавур есть 
солидная «зеленка». Почти перпендикулярно дороге, на юго-восток шло 
Мельтанайское ущелье. И нам, и кандагарцам туда летать было далековато. 
Пользуясь этим, духи чувствовали себя в этом районе довольно вольготно. Сергеев 
задумал очередную авантюру — поработать там. План был такой. Выбрать место для 
засады, отработать и несколько недель больше вообще не появляться в этом районе,
 чтобы духи успокоились. Потом снова отработать и снова на время пропасть. Так 
и щипать потихоньку.

Под видом досмотровых действий мы полетели на разведку местности. Досмотровой 
группой командовал Вася Чебоксаров. Мы с Сергеевым летели выбрать место засады, 
десантирования и дневки.

Евгений Сергеев, в 1987 году заместитель командира батальона 7 отряда спецназа, 
планировавший операцию:

Именно все так и было. Мы с Ковтуном летели на ведущем вертолете. С нами было 
еще два или три бойца. Я сидел за пулеметом на месте борт-стрелка. В ведомом 
вертолете летел лейтенант Чебоксаров со своими бойцами.

Владимир Ковтун:

Сначала летели на юго-запад вдоль бетонки. Потом свернули влево и вошли в 
ущелье. Внезапно на дороге обнаружили трех мотоциклистов. Увидев наши вертушки, 
они быстро спешились и открыли огонь из стрелкового оружия, а также сделали два 
беглых пуска из ПЗРК. Но мы сначала эти пуски приняли за выстрелы из РПГ. Это 
был период, когда слаженность действий экипажей вертолетов и групп специального 
назначения была близка к идеальной. Летчики сразу сделали резкий вираж и 
подсели. Уже когда покидали борт, командир успел нам крикнуть: «Они из 
гранатомета стреляют». Двадцать четверки (вертолеты Ми-24 прим. ред.) 
прикрывали нас с воздуха, а мы, высадившись, завязали бой на земле.

Евгений Сергеев:

Как только увидели мотоциклистов, сразу открыли огонь. Мотоциклисты в 
Афганистане — однозначно духи. Жму на гашетку пулемета. Командиром вертолетного 
отряда был Соболь. Он успевает отработать НУРСами и сразу уходит на посадку. И 
тут такое ощущение, что по нам сделали выстрел из РПГ. Я успел «завалить» 
стрелка. Садились только ведущим бортом. Еще в воздухе я заметил странную трубу 
у одного из мотоциклистов. На земле по радио услышал, что по одной из 
«двадцатьчетверок» тоже выстрелили из гранатомета. По радио даю команду ведомой 
«восьмерке» оставаться в воздухе. Динамика боя высока, а духов не так много. 
Решил, что пока ведомый сядет, пройдет время и все уже будет кончено. В воздухе 
его огонь был для нас нужнее. В случае, если обстановка каким-то образом 
осложнится, я смогу высадить десант в том месте, где мне в тот момент он будет 
нужнее. На земле мы разделились. Я с одним бойцом побежал по дороге. Володя с 
двумя разведчиками побежал вправо. Духов забили почти в упор. На земле 
мотоциклы. К одному из них приторочена труба, завернутая в одеяло. Внутренний 
голос спокойно говорит: «Это ПЗРК». Тут смотрю, обратно Ковтун едет на 
мотоцикле.

Владимир Ковтун:

В том бою мы «завалили» шестнадцать человек. Видимо, на высотке сидела группа 
моджахедов, подошедшая ранее из кишлака. Не могли же они все приехать на трех 
мотоциклах. Возможно, они пытались организовать засаду ПВО с наземным 
прикрытием и заодно опробовать поступившие недавно «Стингеры». 

За одним из духов, у которого в руках была какая-то труба и кейс типа 
«дипломат», погнался я и двое бойцов. Он меня интересовал, прежде всего, из-за 
«дипломата». Еще и не предполагая, что труба — это пустой контейнер от 
«Стингера», я сразу почувствовал, что там могут быть интересные документы. Дух 
был от нас метрах в ста-ста пятидесяти. «Двадцатьчетверки» взяли его «в круг», 
обстреливая из счетверенных пулеметов, и не давали уйти. На бегу кричу в 
«Ромашку»: «Мужики! Только не упустите!». Дух, видимо понял, что убивать его не 
хотят, и стал убегать отстреливаясь. Когда он удалился уже метров на двести, я 
вспомнил, что я мастер спорта по стрельбе. Нет уж, думаю, я тебя не упущу. 
Сделал полный вдох-выдох, присел на колено и в затылок «догнал» его. Когда 
подбежал, в глаза бросилась странная труба. Явно не гранатомет. ПЗРК, хоть наши,
 хоть вражеские, имеют много сходства. И, несмотря на то, что антенна не была 
развернута, мелькнула догадка: «Может, „Стингер?“. Кстати, не попали они в нас, 
хоть и стреляли дважды, именно потому, что времени на подготовку комплекса у 
них не было и антенну так и не развернули. По сути, били, как из гранатомета, 
навскидку.

Но особо рассматривать трофеи было некогда. Пули посвистывали. Схватил автомат, 
трубу, «дипломат» и к вертушкам. Подбегаю к Сергееву. Он спрашивает: «Что?».

Отвечаю: «ПЗРК». Он, несмотря на то, что мы недавно здорово поругались, 
расплылся в улыбке и полез руки жать. Кричит: «Володя!». Остальные эмоции без 
слов.

Евгений Сергеев:

Радость, конечно, была большая. И не оттого, что мы практически заработали себе 
геройские звезды. Об этом тогда никто не думал. Главное — есть результат, и 
кажется, неплохой. Несмотря на эмоции, я заметил, как отходят трое духов. Дал 
команду ведомому подсесть и взять их в плен. Досмотровая группа высадилась, но 
духов взять не смогла. Уничтожили.

Весь бой длился не более десяти минут. Раненому духу вкололи промедол и 
загрузили в вертолет. Место это было опасное, поэтому задерживаться там не было 
резона.

Владимир Ковтун:

Бой занял не более двадцати минут. Дали команду на отход. Бойцы принесли еще 
две трубы. Одну такую же пустую и одну не использованную. Вертушка взлетела и 
взяла обратный курс. В салоне я открыл дипломат, а там полная документация по 
«Стингеру». Начиная от адресов поставщиков в Штатах и заканчивая подробной 
инструкцией по пользованию комплексом. Тут уж мы вообще от радости обалдели. 
Все знали, какой ажиотаж создало командование Армии вокруг закупок моджахедами 
«Стингеров». Знали и то, что тому, кто возьмет первый, хотя бы один образец, 
вручат звезду Героя.

Евгений Сергеев:

Опыта к этому моменту у нас было достаточно. Я знал, что после боя духи 
обязательно придут своих забирать. Хоронить-то нужно до захода солнца. Поэтому 
часа через полтора-два можно смело наведываться туда же и иметь второй 
результат.

Так и сделали. Только залетали в этот раз в ущелье с юга. Я поднял две 
восьмерки и четыре двадцатьчетверки. Людей взял побольше. Правда, на месте боя 
никого больше не обнаружили. Ущелье прочесали еще раз. Искали станцию 
опознавания «свой-чужой», но безрезультатно. Потом доставили все захваченное и 
раненого духа в Кандагар. Дух тот лежал в госпитале сначала в Кандагаре, потом 
в Кабуле. Как рассказывали, там он внезапно скончался, хотя еще в Кандагаре 
практически поправился.

Владимир Ковтун:

Шуму вокруг этого было много. Прилетел командир бригады полковник Герасимов. К 
Герою решили представить меня, Сергеева, Соболя — командира борта, на котором 
мы летели, и одного сержанта из досмотровой группы. Для оформления 
представления на Героя положено фотографировать кандидата. Нас четверых 
сфотографировали и... В конце концов, ничего не дали. По-моему, «Знамя» получил 
сержант. У Женьки было не снятое партийное взыскание, а на меня было заведено 
уголовное дело. За что не дали вертолетчику Героя, до сих пор не знаю. Наверное,
 он тоже был в опале у своего командования.

Хотя, на мой взгляд, ничего особо героического мы тогда не совершили, но факт, 
остается фактом. Первый «Стингер» взяли мы.

Евгений Сергеев:

Как потом выяснилось из документов, захваченных Ковтуном, эти «Стингеры» были 
первые из партии в 3000 штук, которую закупили моджахеды в Штатах. Конечно, 
одной из основных причин, послужившей такому ажиотажу вокруг «Стингеров», была 
необходимость получить вещественные доказательства активной поддержки душманов 
американцами. Захваченные документы четко свидетельствовали об этом.

Когда в Кабуле я рассказал, как получилось реально, мне высокие начальники 
удивленно возразили, что уж больно все просто. После этого меня стали 
обрабатывать и усложнять. В результате получалось, что наша агентура засекла 
загрузку партии ПЗРК в Штатах, отследила ее разгрузку в Пакистане и так далее 
«пасла» ее до самого Афганистана. Как только «Стингеры» попали в Афганистан, 
были подняты по тревоге Кандагарский и наш отряды. Ждали, когда духи со 
«Стингерами» окажутся в зоне досягаемости. И, как только они туда попали, мы 
быстренько взлетели и отработали. Но это все «сказки венского леса». Хотя за 
сказки наградили уйму народа до «самого верха». 

Правда, она всегда жестче и проще. Все произошло примерно в девять-пол десятого 
утра. В это время обычно никакого движения духов не бывает. Нам просто повезло, 
а духам нет.

Хотя надо признать, что в то время наши спецслужбы различными путями пытались 
достать образец «Стингера». Насколько мне известно, КГБ, который в то время был 
очень мощной организацией, через свою агентуру тоже пытался их добыть. Однако 
сделал это советский спецназ.




Часть IV. Развал Союза и потери спецназа





С. Козлов

Не давите на солдата


Вывод войск из Афганистана для многих казался окончанием времени войны и 
наступлением времени мира. Однако «мудрое руководство» М. С. Горбачева в период 
перестройки уже подтолкнуло политические процессы на окраинах Советского Союза, 
которые в конце концов и довели Союз до краха. Но в начале была борьба с 
пьянством и заигрывание с Западом.



Историю эту мне рассказал Серега Иванов, бывший мой старший товарищ по 
Рязанскому десантному училищу, когда мы служили в Крыму.

Это случилось в разгар перестройки. Серега тогда командовал одной из рот 
специального назначения армейского подчинения в ГСВГ. Не так давно назначенный 
Министр Обороны товарищ Язов, сокращенно МОТЯ, прибыл в Германию для того, 
чтобы лично ознакомиться с положением дел в Группе. Как никак, форпост 
Варшавского договора. Объезжая войска, добрался он, наконец, и до армии, в 
состав которой входила Серегина рота.

Рота специального назначения — самое элитное подразделение, находящееся в 
распоряжении начальника разведки и начальника штаба армии, многие из которых, к 
слову сказать, понятия не имели, для чего она им нужна и использовали ее как 
Бог на душу положит. В мирное время, то есть находясь в пункте постоянной 
дислокации, некоторые роты использовали как комендантское подразделение, а в 
военное, то есть на учениях, — даже как противотанковый резерв. Было это не 
везде, но встречалось.

Серегина рота занималась боевой подготовкой. Не зайти в такое замечательное 
подразделение новый министр не мог, это понимали все. Как водится, расположение 
роты и прилегающую территорию бойцы буквально вылизали. В день прибытия высокой 
комиссии всех бойцов вместе с их командирами, дабы исключить их общение с 
Язовым, отправили на полевые занятия. Так спокойнее. В роте остался только 
суточный наряд, заинструктированный до умопомрачения, и командир роты с 
замполитом. «На стреме» был выставлен впередсмотрящий, дабы своевременно 
сигнализировать о появлении маршала со свитой. С нарядом отработаны все их 
действия, выполняемые в случае прибытия в расположение роты старшего начальника.
 На тумбочку поставили рослого, туповатого, но громкоголосого бойца, чтобы 
командой «Смирно!» на время контузить прибывших. Чтобы сразить внешним видом, 
но не напороть глупости, дежурным по роте поставили красавца сержанта. Он 
должен был только представиться, а уж доложить и завершить впечатление, 
рапортуя Язову, должен был сам Серега, здоровяк около двух метров роста.

Министр прибыл, как и полагается, в окружении свиты. Потряс пальцем в ухе, 
оглушенный криком дневального, принял доклад от командира роты и начал бродить 
по расположению, задавая периодически кое-какие вопросы. Но, видимо, было ему 
скучно. Везде порядок и ни единого живого солдатика, кроме дневального. Свита 
ему, видно, уже порядком надоела. А время, напоминаю, было перестроечное. 
Хождение в народ одобрялось. И решил МОТЯ поговорить по душам с дневальным. А 
как говорить, если не знакомы. Подошел министр к солдату и остановился напротив.
 У бойца, хоть от волнения по телу и прошла вибрация, но представился он, как и 
положено. Настала очередь Язова. МОТЯ, наверное, решил, что глупо будет, если 
министр обороны страны будет представляться солдату. Кого-кого, а уж его-то все 
военные должны знать в лицо. Но, видимо, чтобы устранить все недомолвки по 
этому вопросу, Дмитрий Тимофеевич спросил:

— Ну, а меня ты знаешь?

— Так точно! — не моргнув глазом, гаркнул боец. Ободренный маршал продолжил 
беседу:

— Ну, и кто я? — и сделал это явно напрасно, так как дневального после такого 
прямого вопроса заклинило. Заработавшая мысль исказила его лицо, но 
безрезультатно. Возникла неловкая пауза.

— Так кто же? — решил подбодрить бойца министр. В ответ боец покрылся пятнами, 
но не проронил ни звука. Ситуация начинала принимать неприятный оборот. 
Произведенное первоначально благоприятное впечатление начало исчезать. Солдат 
Советской Армии не знает своего министра — это вам не шутки! Замполит понял, 
что за это спросят с него, и попытался подсказать солдату:

— Вспоминай, мы же с вами на политзанятиях учили, — и начал за спиной Язова, 
бесшумно раскрывая рот, произносить его должность.

Боец мучительно пытался прочитать по губам, но то ли у замполита с артикуляцией 
было плохо, то ли Серегин пудовый кулак за спиной замполита испортил все дело и,
 вместо того, чтобы, набрав полную грудь воздуха, гаркнуть: «Министр Обороны 
СССР!» — боец шумно выпустил воздух и начал потеть. Язов, желая выйти из 
неловкой ситуации, решил подсказать солдату:

— Ну, вспоминай же! Мой портрет висит у Вас в ленкомнате.

Боец с надеждой посмотрел на министра, мысль его лихорадочно заработала и, 
вполне возможно, что он бы в конце концов вспомнил, но тут его взялись 
подбадривать и сопровождающие министра офицеры и генералы:

— Ну, же!

— Давай вспоминай!

— Ну, что же ты?! — возгласы раздавались один за другим и вместо того, чтобы 
ободрить солдата, они окончательно его смутили.

— Ну, кто я? — наконец, более строго спросил начавший терять терпение МОТЯ. Это 
было каплей, переполнившей чашу. Брови, ордена, маршальские звезды поплыли 
перед глазами дневального. Лицо исказила гримаса и он, наконец, дрожащими 
губами выдавил из себя:

— Б-Б-Брежнев! — и заплакал.

Такого финала не ожидал никто. Сопровождающие министра застыли, изобразив немую 
сцену из «Ревизора». Язов, придя в себя, махнул рукой, плюнул в сердцах и ушел. 
За ним все остальные. Оставшийся в роте Серега, посмотрев на замполита, видимо, 
лихорадочно соображающего, что ему теперь скажет Член Военного Совета Армии, 
сказал: «А так все хорошо начиналось! Вызываем в Москву!». Дневальный зарыдал в 
голос.




С. Козлов

В теплой дружественной обстановке


Другая забавная история приключилась с тем же бойцом, но некоторое время спустя,
 когда стал он более опытным воином.

Служить он старался и если бы не его заторможенность, цены бы ему не было. 
Кстати, не все было в этом отношении потеряно, так как туповатость свою он 
осознавал. В конце концов, не всем же быть Келдышами, кто-то должен уметь 
хорошо выполнять и более простую работу. Парень он был здоровенный и на учениях,
 когда надо на большие расстояния тащить на себе по тридцать с гаком 
килограммов груза, был незаменим.

В ту пору Советский Союз начал вести политику сближения с Западом, которая 
предполагала открытость во многих вопросах. На учениях войск в ГСВГ cтали 
присутствовать военные наблюдатели из Северо-Атлантического блока. И, если 
раньше факт существования в Советской Армии спецназа вообще отрицался, то 
теперь «вражеские» офицеры могли на учениях даже полюбоваться на разведчика 
специального назначения во плоти. Мало того, они могли с ним побеседовать. Но, 
как говорится, дружба-дружбой, а табачок врозь. Поэтому перед предстоящими 
учениями всех участников и, в первую очередь, солдат отцы-командиры, замполиты 
и сотрудники особого отдела армии проинструктировали, чтоб не вздумали ляпнуть 
сдуру, чего не следует. Тем не менее, советский солдат не должен был выглядеть 
в глазах Запада как некое зашоренное существо, неспособное к свободному общению 
и изложению своих мыслей. В общем, солдаты по задумке «политрабочих» должны 
были, при необходимости, свободно общаться с иностранными наблюдателями, но 
четко знать грань, которую в разговоре переходить нельзя. Задача отнюдь не 
простая, учитывая образовательный уровень наших солдат, некоторые из которых не 
способны были даже сказать, сколько в СССР союзных республик. Естественно, 
серегиных подчиненных инструктировали особо тщательно. Больше всего переживал 
по поводу предстоящего возможного общения наш герой. Наученный горьким опытом 
разговора с министром, он боялся, брякнув что-нибудь не то, подвести своих 
командиров. Серегу он любил и уважал, как отца родного. Узнав о его 
переживаниях, «отец родной», поговорив с ним еще раз, ободрил его и напомнил, 
что общаться с иностранцами надо легко и естественно, тем не менее, всегда надо 
помнить, чего говорить не следует. Ободренный командирским участием, солдат 
заверил Серегу, что, если что, то так и поступит. Иванов, конечно, не особо ему 
поверил. Он больше надеялся на то, что, авось, обойдется.

Учения для спецназовцев должны были начаться прыжком с парашютом в тыл 
условного противника. Это, пожалуй, был самый ответственный этап и не потому, 
что прыжки связаны с риском для жизни. Нет. Именно на этом этапе наблюдатели 
НАТО могли пересечься с разведчиками, так как находились на площадке 
приземления. На последующих этапах учений НАТОвцы их могли искать, как ветра в 
поле. Поэтому здесь же находился бдительный командир роты, который, наблюдая из 
своего УАЗика за прыжками, готов был упредить «супостата» и не дать ему своими 
каверзными вопросами выведать у доверчивого «русского Ивана» военную тайну. Но 
не упредил. Прыгнули все удачно и так же удачно приземлились.

Не помню, что отвлекло Серегу, но когда он снова решил посмотреть, что там 
поделывают офицеры вероятного противника, то не обнаружил их на трибуне. К 
ужасу своему, поискав глазами, он нашел их столпившимися на поле возле одного 
из только что приземлившихся разведчиков. Командирское сердце упало, когда в 
голову пришла страшная догадка. Серега скомандовал водителю «Вперед!» и машина 
рванула по площадке приземления, подлетая на кочках. От нетерпения он готов был 
выскочить из машины и бежать впереди нее.

Предчувствие его не обмануло. НАТОвцы обступили нашего знакомого и наперебой 
что-то спрашивали, используя переводчика. Их интересовало, что он думает о 
перестройке, нравится ли ему служить и когда он увольняется в запас. В общем 
все, что составляет тайну государственной важности. Но недаром герой нашего 
рассказ был уже солдатом второго года службы, молчать, подобно первогодку, было 
несолидно. Поэтому, как часовой на посту, отмахиваясь автоматом, он бубнил 
басом: «Не подходи! Не лезь ко мне! Говорят вам, когда прыгал, головой 
ударился! Не помню ничего! Заморочки у меня!». В общем, как и учили, беседа 
Востока и Запада непринужденно протекала в теплой и дружественной обстановке, и 
за военную тайну можно было не волноваться.




С. Козлов

Противостояние





Противоречит ли новая присяга старой?


Развал и последующий дележ Вооруженных Сил Союза разрушил некогда отлаженный и 
жизнеспособный организм, вырвав по живому у правопреемника Советской Империи 
необходимые органы. Вновь образованные суверенные государства не захотели 
отдавать то, что находилось на их территории. Украина, некогда первая среди 
равных пятнадцати республик, самая, казалось бы, близкая с Россией по духу 
страна, «натянула одеяло на себя». Россия же в этой ситуации, еще надеясь на 
добрососедские отношения и, стараясь не усложнять и без того непростую 
обстановку, проявила недальновидность и недопустимую слабость. Она буквально 
подарила «младшему брату» три сухопутных и одну морскую бригаду специального 
назначения. Тем, кто попытается возражать, де мол ничего сделать нельзя было, 
приведу пример, как десантники увели из под носа у украинских представителей 
всю технику Болградской Воздушно-десантной дивизии, оставив им только парашюты, 
срок эксплуатации, которых истек или заканчивался через год-два. В передаче 
техники украинским десантникам, разворачивающим на базе дивизии 
воздушно-десантную бригаду, принимали участие офицеры Крымской бригады спецназ, 
уже проданной Украине, русские по происхождению. По их словам, они просто 
закрыли глаза на то, как все ценное грузилось и было отправлено в Россию. 
Представители Украинских Аэромобильных Сил оказались недостаточно компетентны, 
и сделать это было несложно. Аналогичным образом из Закавказья была выведена 
двенадцатая бригада специального назначения и передислоцирована на Урал. 
Командирам бригад, расположенных в Старом Крыму, Кировограде и Изяславле на 
запрос, сделанный в начале 1992 года о том, как поступать в связи с требованием 
Министерства Обороны Украины принять новую присягу, московское руководство 
специальной разведкой хитро ответило, что принятие новой присяги не 
противоречит старой. В результате три бригады, каждая из которых потенциально 
способна осуществить военный переворот в любой банановой, да и не только 
банановой республике, были подарены стране, не собиравшейся, в ту пору, дружить 
с Россией. Об этом свидетельствовала срочно начатая украинизация Вооруженных 
Сил, которая вычистила из армии и флота всех неукраинцев. Да и украинцы 
остались только готовые сложить голову за желто-голубое знамя. Например, 
заместитель командира Изяславской бригады, ныне покойный, Герой Советского 
Союза подполковник Я. Горошко по прибытию в часть украинских офицеров для 
замещения вакансий, образовавшихся после увольнения всех неукраинцев, спрашивал 
«в лоб»: «С москалями воевать будешь?». В списки части зачислялся только офицер,
 давший положительный ответ.




Очаков. Год 1992


Семнадцатая бригада специального назначения Черноморского флота по определению 
должна была остаться в составе этого флота, а значит и в составе Вооруженных 
Сил России. Однако этого не произошло.

Подробности закулисных игр, приведших личный состав бригады к украинской 
присяге, до сих пор остаются тайной. Немаловажную роль в этом сыграл командир 
бригады капитан первого ранга Карпенко, имевший в Очакове дом и связи, которые 
пропадали при передислокации бригады в Россию. Поддержал идею перехода во флот 
Украины и начальник штаба капитан второго ранга Удов, позднее уволенный из 
Вооруженных Сил и ныне проживающий в городе Москве. Как бы там ни было в один 
из дней на остров Первомайский прибыл подполковник, представитель Генерального 
Штаба Украины. Через два-три дня на утреннем построении бригады Карпенко 
сказал: «Россия от нас отказалась! Посему тот, кто не примет присягу Украине, с 
завтрашнего дня может считать себя уволенным из Вооруженных Сил». После него 
выступил подполковник Незалежной Украины, непривычный к такому количеству 
спирта, которым все эти дни его поил Карпенко, а потому еще пьяный. Речь его 
была краткой. Икнув, он сказал: «Ну, решили, так решили». Далее началось 
принятие присяги. Значительная часть офицеров присягать повторно отказалась. 
Желая служить России, они перевелись на Балтику, а также на Север и Тихий Океан.
 Это были наиболее подготовленные офицеры. Часть мичманов и офицеров, в 
основном молодых, которых ничего не держало во Флоте, просто уволилась. В 
бригаде остались те, кому оставалось немного до пенсии и привязанные к Очакову 
родственными узами, то есть женатые на местных. Одним из таких офицеров был 
капитан третьего ранга Александр. На момент перехода бригады в состав 
Вооруженных Сил Украины он командовал отрядом, имевшим очень ответственные 
задачи. Александр был одним из наиболее опытных и знающих офицеров, оставшихся 
тогда в бригаде. Женитьба на местной девушке, которая отказалась ехать с ним на 
Север, и возможность через год уйти на пенсию по выслуге лет, вынудили его 
присягнуть Украине вопреки его желанию.




Профессионализм — в жертву национализму


Украинизация быстро принесла свои плоды. С уходом ряда грамотных офицеров их 
вакансии заполнили люди, далекие от специфики работы бригады боевых пловцов. 
Уровень боевой подготовки стал падать.

Вскорости директивным распоряжением обязали всех военнослужащих говорить, 
командовать и вести документацию на украинском языке. Спустя некоторое время 
пришел и устав на украинском. Но как проводить занятия по спецдисциплинам, если 
все руководящие документы написаны на русском? Кроме всего прочего, новые 
«хозяева жизни» вмешались и в святая святых — мобилизационную готовность 
бригады, а также изменили принципы ее комплектования. Раньше в части служили 
физически крепкие ребята, прошедшие предварительную подготовку в ДОСААФ и 
жившие в Одесской и Николаевской областях Это позволяло в угрожаемый период в 
кратчайший срок доукомплектовать часть до штатов военного времени уволенными в 
запас моряками, приписанными к бригаде. Теперь РУХовские (РУХ — 
националистическое движение на Украине) идеологи настоятельно требовали, чтобы 
часть комплектовалась уроженцами Западной Украины, известной своими 
националистическими настроениями и в советские времена. Самое страшное было то, 
что началось расслоение в офицерской и мичманской среде. Участились 
высказывания отдельных офицеров в адрес их русских коллег: «Уезжайте в свою 
голодную Россию!». Буквально на глазах стало все разваливаться и бригада, 
славившаяся на все Вооруженные Силы СССР уровнем своей боевой подготовки, уже 
не способна была отрабатывать ряд наиболее сложных тем программы водолазной 
подготовки из-за отсутствия необходимого количества специалистов 
соответствующего уровня.




Один взгляд назад


А во времена Союза семнадцатая бригада была своеобразным центром обучения 
водолазной и морской подготовке подразделений специального назначения различных 
ведомств. Александру доводилось руководить учебными сборами, проводимыми с ними.
 На Тендеровскую косу, где находился полигон бригады, приезжали и группы 
«Вымпела», и охраны Президента СССР с мыса Форос, и офицерская рота, входившая 
в состав Белорусской бригады специального назначения. Кроме того, для 
прохождения программы морской подготовки, пребывали подразделения морской 
пехоты, а также Крымской бригады специального назначения, отрабатывавшие 
морской способ вывода своих групп в тыл противника. Бригада по уровню боевой 
подготовки заслуженно считалась одной из самых боеспособных частей специального 
назначения Мира. Ее офицеры выполняли всевозможные испытательные и 
исследовательские задания. В частности, демонстрировали сотрудникам «Альфы», 
как можно нейтрализовать террористов, захвативших морское судно с заложниками.




Абхазская командировка


Не случайно Командующий Черноморским Флотом адмирал Касатонов, когда возникла 
необходимость посетить Абхазию, где уже обстановка была очень напряженной, 
приказал выделить для своей личной охраны семерых офицеров с «Майского» острова.
 Сопровождая Командующего, офицеры прибыли в Поти. В результате отсутствия 
объективной информации об обстановке в районе, планируемого пребывания 
Командующего флотом, ни он сам, ни его охрана не были должным образом 
экипированы. В то время, когда в городе осуществлялись нападения на военные 
городки, захватывались и расхищались склады с оружием, боеприпасами и другим 
военным имуществом, вся прибывшая группа была одета в белые рубашки, как будто 
адмирал прибыл на дипломатический прием. Тем не менее это не помешало офицерам 
обеспечить безопасность Касатонова в сложнейшей обстановке.

В городе творился беспредел. Из квартир выгоняли на улицу жителей, имущество же 
разворовывалось. Военные машины останавливали прямо в городе. Пользуясь тем, 
что военным стрелять на поражение не разрешалось, да и оружия на начальном 
этапе конфликта у них не было, водителя и пассажиров выбрасывали из машины, а 
автомобиль угоняли. Хорошо, что не доходило до убийства. Но нередки были случаи,
 когда мародеры врывались в квартиры военных и, пользуясь тем, что женщины были 
одни дома, насиловали их. Один из флотских офицеров рассказывал, что, заступив 
начальником патруля, в обед зашел домой перекусить и стал свидетелем группового 
изнасилования собственной жены у него же в квартире. Патруль, в соответствии с 
обстановкой, был вооружен автоматами. Непосредственного насильника офицер 
застрелил на месте, остальных задержал и сдал милиции.

Участились случаи нападения на воинские части. Попытку захвата одной из них 
предотвратил дежурный по части. Дело в том, что этот офицер, заступая в наряд, 
всегда брал не один пистолет, а два. Один пистолет он носил в кобуре, а другой 
клал на стол и прикрывал каким-нибудь журналом. Причем, в нарушение всех 
требований и инструкций, патрон досылал в патронник, а пистолет снимал с 
предохранителя. Бывает у людей пунктик на бдительности. В данном случае это 
спасло всю часть. Когда нападавшие ворвались в комнату дежурного, они сразу 
изъяли его пистолет, который, как и положено, хранился в кобуре. Бандиты, 
разоружив офицера, отогнали его к стене, у которой стоял стол. Видимо решив, 
что дежурный не представляет больше опасность, они расслабились, но явно 
напрасно. Офицер схватил пистолет, лежавший под журналом, и открыл огонь на 
поражение. Тем самым он спас часть от разграбления, за что был представлен к 
награде.

Обеспечив безопасность Касатонова при посещении некоторых объектов флота и в 
частности склада, который еще не был разграблен, офицеры вместе с ним вернулись 
в Севастополь. Их высокий профессионализм исключил возникновение даже малейших 
неприятностей для подопечного.




О компетентности руководства


Осознание того, что часть, еще недавно способная решать самые сложные задачи, 
постепенно разваливается, действовало удручающе. Ко всему добавилась еще одна 
проблема — кадровая, но на более высоком уровне. Особенности деятельности 
частей специального назначения требуют специальных знаний. Особенности 
деятельности частей специального назначения ВМФ требуют этих знаний вдвойне. 
Для этого недостаточно прочитать книжку о разведчиках или посмотреть кинофильм 
«Соммаndo». Тем не менее, на ряд командных должностей в разведотдел Штаба Флота 
были назначены люди, прибывшие из России и желавшие служить Украине, но 
никакого отношения к спецназу, да еще флотскому, не имевшие. Что может знать о 
порядке применения органов спецразведки ВМФ офицер, до этого занимавшийся 
планированием боевой подготовки бронетанковой дивизии? Тем не менее, именно 
такие люди стали отдавать распоряжения командиру части, о специфике работы 
которой они имели представление только по американским кинобоевикам. 
Насмотревшись сказок о том, как Рембо камнем сбивает вертолет или, как 
Шварценеггер выпрыгивает из взлетающего реактивного самолета, эти люди стали 
вносить свои коррективы в военные нормативы, обильно политые солдатским потом. 
Например, берет такой «умник» руководящий документ на русском языке, где 
написано, что группа специального назначения должна совершать 
тридцатикилометровый марш-бросок по пересеченной местности за двенадцать часов, 
и думает: «Ну и ленивые же эти „москали!“. Средняя скорость движения человека — 
пять километров в час. Тридцать делим на пять, получаем шесть часов. Накидываем 
два часа на пересеченку, привалы и получаем восемь часов». Так рождается новый 
норматив, выполнить который невозможно. Все от того, что данный «специалист» 
сам ни разу в жизни не совершал этот марш бросок. На основании таких расчетов 
спецназовцам и задачи ставили физически невыполнимые.




Все это только усугубляло и без того тяжелый нравственный климат в части


Ко всем неприятностям добавилось то, что в часть из сухопутного спецназа прибыл 
новый заместитель командира бригады полковник Ершов, офицер опытный и грамотный,
 сразу невзлюбивший Александра, который как-то в споре быстро доказал ему свое 
превосходство в знании специальных вопросов. Не каждый начальник способен это 
пережить спокойно. Ершов не был таким начальником, поэтому начались 
систематические придирки.

Нараставшее ощущение безысходности укрепляло уверенность в том, что надо бежать 
из этого дурдома.

Решение дозрело, когда начался раздел флота, который чуть не закончился войной.




Если завтра война?


Мало помалу конфликт, связанный с дележом Черноморского флота, родившись на 
дипломатическом уровне, стал перетекать на уровень военных исполнителей. 
Война — продолжение политики. Начался, так называемый, «угрожаемый период» 
перехода политики из одного состояния в другое. И Александр и такие же, как он 
офицеры, еще недавно служившие под одним знаменем с российскими моряками и, 
мало того, под одним командованием адмирала Касатонова, были потрясены тем, что 
разговоры о вероятной войне с Россией, ведущиеся командованием бригады, 
становятся нормой. В реальность возможной войны верить не хотелось, и в душе 
теплилась надежда, что разум победит, тем более к девяносто пятому году было 
более чем достаточно негативных примеров вооруженных конфликтов на территории 
бывшего Союза не принесших ничего кроме смерти и разрушений. Однако на верху 
полагали иначе. В один из дней начала лета 1995 года в штаб бригады поступило 
боевое распоряжение о подготовке и выводе пятнадцати групп в район базирования 
Черноморского флота, а также непосредственно в город Севастополь, для 
демонстрации силы перед российскими моряками. Группы, получили столько 
взрывчатых веществ и боеприпасов, общего количества которых хватало бы для того,
 чтобы разнести в пыль весь Город Славы русских моряков. Имея при себе этот 
арсенал, спецназовцы приступили к отработке учебных задач: водолазным спускам 
под воду в непосредственной близости от стоянок кораблей Российского флота. 
Понятно, что это не способствовало разрядке. Но кроме демонстрационных задач, 
спецназовские группы имели вполне конкретные боевые на случай попытки вывести 
российские корабли в море. Если кто-то наивно полагает, что пятнадцать групп 
специального назначения из состава. Семнадцатой бригады Черноморского Флота — 
это мелочь, то он очень ошибается. Даже одна группа способна серьезно осложнить 
работу порта, выведя из строя подводные коммуникации, элементы системы охраны 
акватории и нарушив целостность заградительных сетей. Все это может обеспечить 
работу подводных лодок, но и без них группа водолазов-разведчиков способна 
заминировать корабли, находящиеся в порту, и в этом им помешать не сможет никто.
 Теперь представьте, сколько проблем могут создать пятнадцать групп в одном 
порту.




Особая группа


Александр, как самый опытный специалист, получил под свое начало наиболее 
боеспособную группу. В нее не входили моряки срочной службы, как это было в 
остальных. Десять офицеров и мичманов на время выполнения боевой задачи 
становились простыми разведчиками. Саму задачу же никто не знал, поскольку 
группа Александра поступала в непосредственное распоряжение Командующего Флотом 
Украины. Но судя по тому, в чье распоряжение поступала группа и кто входил в ее 
состав, можно было предположить, что задача будет не из простых.

Оружием и боеприпасами группу обеспечили сверх всякой нормы. Достаточно сказать,
 что в распоряжении разведчиков находилось сто семьдесят пять килограммов 
тротила, ящик сосредоточенных зарядов СЗ-6, коммулятивных зарядов КЗ-7, КЗ-5 
всего двенадцать штук (при обозначении зарядов — СЗ-1э, например, цифра 
означает вес взрывчатого вещества (ВВ) в килограммах) и ящик магнитных мин СПМ.

В состав группы входили два снайпера, вооруженные винтовками СВД. Остальные 
разведчики были вооружены 7,62 мм автоматами Калашникова (АКМС) с приборами 
бесшумной и беспламенной стрельбы (ПБС-1). Группа могла вести эффективный бой 
ночью, поскольку на каждую единицу оружия имелся ночной прицел НСПУ. Каждый 
член группы, помимо основного оружия, имел бесшумный автоматический пистолет 
Стечкина и нож разведчика стреляющий (НРС). При наличии такого вооружения 
группа могла действовать бесшумно. Но если бы пришлось пошуметь, то для этого у 
них имелось два ящика гранат и десять РПГ-22. Каждому спецназовцу был выдан 
бронежилет.

Располагалась группа на территории штаба Флота Украины. Факт нахождения этой 
группы в Севастополе, в отличие от других групп, демонстрирующих силу, 
старались всячески скрыть. Все они были одеты в гражданскую одежду. Выход 
разведчиков в город был ограничен, документы, удостоверяющие личность изъяты. 
Взамен выданы были карточки, в которых говорилось, что «предъявитель принимает 
участие в учениях». Документы, вооружение и техника досмотру не подлежат. В 
случае надобности Командование Вооруженными Силами Украины могло легко 
отказаться от спецназовцев, поскольку на этих карточках не было фотографий 
предъявителя. Всегда можно сказать, что карточки подделаны, а печать, стоящая 
на ней, утеряна три месяца тому назад и в настоящий момент недействительна.




В ожидании задачи


Группа постоянно находилась при штабе и совершенствовала свою физическую форму 
и боевую выучку. Некоторые сначала возмущались: «Мы же не матросы!». Однако 
Александр сразу пресек попытки офицеров и мичманов игнорировать занятия. Каждый 
день, как и положено, начинался с физической зарядки и далее все шло по плану. 
Александр проводил с группой абсолютно все занятия, вплоть до тактико-строевых. 
В конце концов и его подчиненные поняли, что от того, насколько четко и 
буквально до автоматизма они отработают все элементы боевой задачи, зависит, 
будут ли живы они, в первую очередь. В свободное время занимались спортом, 
плавали в море. Все были в прекрасной физической форме.

Так прошел месяц, в течение которого все средства массовой информации, не 
умолкая твердили о надвигающейся войне между Россией и Украиной. Жители города 
Севастополь стали спешно покидать его. Александр, как командир группы, имел 
право выхода в город. Не поставив еще конкретную задачу, командиру группы 
приказали изучить его, как свои пять пальцев, для того, чтобы знать, где можно 
проехать, а где пройти пешком в нужный район города. Занимаясь этим, Александр 
с тоской наблюдал пустые Севастопольские пляжи в разгар курортного сезона, где 
в другой год яблоку негде было упасть.

Пружина не может находиться постоянно в сжатом состоянии. По прошествии месяца, 
спецназовцы, умудренные неким жизненным опытом, сделали вывод, что скорее всего 
ничего не произойдет и им дадут команду «Отставить!».

Поэтому, получив распоряжение прибыть к Командующему Флотом Украины, Александр 
предполагал услышать именно эту команду.




Задача поставлена


Но вместо этого, в присутствии группы старших офицеров и адмиралов ему, не 
указывая пока сроков исполнения, поставили задачу подготовиться к захвату штаба 
Черноморского Флота России и удержанию его до подхода главных сил. Обалдев от 
такой задачи, но козырнув и сказав «Есть!», Александр отправился в расположение 
своей группы. Здесь царило чемоданное настроение. Разведчики были в полной 
уверенности, что очередные игры «в войнушку» закончились и через день-два они 
будут дома. Командир, доведя задачу, их огорошил. Такого расклада никто не ждал.
 Но спецназ есть спецназ. Задача поставлена и надо ее выполнять, какой бы 
сначала неисполнимой она не казалась. Штаб ЧФ охраняла российская морская 
пехота. В распоряжении усиленного караула находилось два бронетранспортера.

Но это бы не спасло штаб от захвата. Александр раньше неоднократно бывал в 
штабе и знал как план здания, так и расположение постов. Блокировать караульное 
помещение и снять часовых в предутренние часы, после захватить штаб со всей 
документацией и лишить на время Черноморский флот управления не представляло 
большой сложности для таких специалистов своего дела. Конечно, с удержанием 
захваченного объекта до подхода главных сил начальники явно погорячились. Вряд 
ли десять даже отлично обученных спецназовцев смогли бы противостоять батальону 
морской пехоты. Но Александр и не собирался удерживать штаб. На этот счет у 
него были совсем другие планы.




Чтобы овцы были целы и волки сыты


Четко осознав, что пришло время выбора, Александр собрал своих подчиненных. 
Изложив замысел выполнения задачи, с которым каждый был согласен, командир 
спросил в лоб, понимают ли разведчики, что им придется убивать своих же парней 
и готовы ли они к этому. При этом он сразу оговорился, что сам он этого делать 
не желает. Подумав, спецназовцы с ним согласились. Однако командир, да и все 
остальные, прекрасно понимали, что и не выполнить задачу они не могут. В случае 
их перехода на сторону России на Украине заложниками остаются их семьи. В этой 
ситуации Александр принял поистине Соломоново решение. Он предложил выполнить 
задачу по захвату штаба, бесшумно разоружив охрану и не беря грех на душу, 
заминировать имевшимся тротилом и зарядами здание штаба, после чего взорвать 
его и уйти своим ходом в часть. На том и порешили.

Как они будут уходить, он не сказал никому. Сам же решил, что уходить будут 
морем. Там их поймать не сможет никто. Захватить, при надобности, какую-нибудь 
«посудину» с их навыками было проще простого.

Для того, чтобы данный план стал реальностью, необходимо было провести 
доразведку штаба и его системы охраны и обороны. Как-никак, охрана штаба была 
усилена в связи с угрожаемым периодом, поэтому могли быть выставлены 
дополнительные посты, а на некоторых могли находиться два часовых. Неделю 
разведчики уточняли маршруты выдвижения смен и движения часовых, вычисляли 
удобные подступы к постам и караульному помещению. Несмотря на повышенную 
бдительность морских пехотинцев, по опыту было ясно, что скоро она ослабнет. 
Как правило, спустя три дня начиналась «расслабуха». Именно ей и планировали 
воспользоваться спецназовцы. Александр постоянно напоминал своим подчиненным, 
что главное не суетиться и выдержать паузу. Кроме этого, Александр для 
выполнения задачи попросил обеспечить его двумя ящиками ЯДГ — ядовитых дымовых 
гранат. Они нужны были именно для бескровного выполнения задачи.

По замыслу Александра, каждый разведчик имел свою конкретную задачу. Подгруппа 
нападения, сняв часовых, забрасывала ЯДГ в бронетранспортеры и караульное 
помещение. После того, как морпехи, обливаясь слезами, покинут их, разведчики 
подгруппы минирования устанавливали на силовое отделение каждого БТРа по 
средней прилипающей мине (СПМ), минировали здание караульного помещения 
сосредоточенными зарядами, установив взрыватели на минимальный срок. Это должно 
было обеспечить практически моментальный подрыв мин и зарядов после их 
установки и отхода. Далее минеры под прикрытием других разведчиков, должны были 
установить семь ящиков с тротилом и оставшиеся заряды в уязвимые места здания и 
подорвать их после отхода к автомобилю, ожидавшему их в условленном месте.




Без комиссии не обошлось


В целях повышения боевой готовности все оружие, боеприпасы и снаряжение 
хранилось в той же комнате, где жили разведчики. Бронежилеты и автоматы висели 
на спинках коек. Ящики с минами, зарядами и тротилом хранились под кроватями. 
Все было в готовности к тому, чтобы начать действовать в любой момент. Как 
говорил Александр: «Команда: „Фас!“ И мы пошли». При тренировочных действиях по 
тревоге загрузка в автомобиль, стоявший под окном, производилась за десять 
минут. Спустя полтора месяца после начала Севастопольской «эпопеи» приехала 
комиссия из Киева, в составе которой находился и представитель службы 
ракетно-артиллерийского вооружения. Его чуть не разбил паралич, когда он увидел 
все возможные нарушения по хранению оружия и боеприпасов сразу в одной комнате. 
«Вы что, не понимаете, что сидите на бочке с порохом?» — кричал он. «Понимаем», 
спокойно ответил Александр, который, наверное, больше этого полковника 
осознавал степень риска, поскольку лично взорвал столько взрывчатки, что 
полковнику и не снилось. «Да кто Вы такие?» — визжал полковник, — «Сдать все 
немедленно в ружейную комнату, на склад!». Александр возразил ему, сказав, что 
ничего сдавать не собирается, а если ему действительно интересно, кто они такие,
 то пусть узнает об этом у Министра Обороны, а пока на эту тему может 
пообщаться с Командующим Флотом, но с глазу на глаз. Полковник ушел и больше не 
возвращался.




Все тайное становится явным


Страсти в Севастополе все накалялись. Жителям, оставшимся в городе, при помощи 
СМИ довели, что за пойманного украинского диверсанта на объекте будет выплачена 
денежная премия. За рядового и сержанта — пятьсот долларов США, за офицера — от 
двух до пяти тысяч. Несмотря на то, что сами спецназовцы соблюдали строжайшую 
секретность при ведении разведки объекта и подготовке к выполнению поставленной 
задачи, по тому, как их «пасли» в городе, было ясно, что группу «сдали» 
российской стороне. В частности, у КПП постоянно дежурила милицейская машина. 
Но все это были признаки косвенные. Однажды обнаружились и явные. Как-то 
вечером Александра вызвали на КПП. Сам факт удивил и насторожил командира. О 
его нахождении именно здесь, в Севастополе никто не знал. Выйдя на КПП, он 
увидел мужчину, внешне производившего впечатление интеллигентного человека. 
Незнакомец поздоровался и уточнил, тот ли Александр человек, которого он ждал. 
Александр подтвердил это. Тогда мужчина предложил отойти и поговорить. Отошли в 
парк, присели на скамейку. Незнакомец открыл «кейс», «упакованный» импортным 
баночным пивом, которое в то время на Украине было редкостью, и предложил 
угощаться.

«Как Вы думаете, кто я?» — спросил незнакомец, когда они отхлебнули из банок. 
«Полагаю, что представитель Службы Беспеки» (Служба Беспеки — Служба 
Безопасности Украины (укр.) — ответил Александр. «Видимо теперь пришла очередь 
проверки по Вашей линии».

«Отнюдь» — ответил незнакомец, «Я — человек Поденева. Слыхали про такого?».

Про Поденева слыхали все. Крупнейший криминальный авторитет Крыма, человек с 
огромными связями, бывший КГБшник Поденев владел маленькой армией с вертолетами 
и даже подводной лодкой. На него работали некоторые офицеры бригады, 
уволившиеся после развала СССР. Немного позднее его расстреляли в ресторане из 
двух автоматов. Но в ту пору он был жив и здравствовал и, судя по тому, что от 
него с каким-то предложением прибыл человек, умирать не собирался.




Предложение, от которого нельзя отказаться


Внешность не обманула Александра — его собеседник действительно оказался 
довольно интеллигентным и довольно осведомленным человеком. Для начала он 
пофамильно перечислил состав группы, ее вооружение и оснащение, а затем 
подробно изложил Александру задачу, которую не так давно поставил группе 
Командующий. Александр был в шоке, но виду не подал. Далее незнакомец начал 
выяснять отношение командира группы к предстоящей войне, готов ли он сражаться 
с Россией или эта задача ему не симпатична. В таком разговоре ухо надо было 
держать востро, тем более, не понятно было, тот ли он, за кого выдавал себя 
собеседник Александра, или, действительно, это — проверка СБУ. Лишнее слово 
могло стоить головы. Мысли работали лихорадочно: «Раз он все знает, значит, 
кто-то продался. Но кто?». А тем временем собеседник перешел к подробному 
рассказу биографии своего визави, а также изложению его способностей, как 
специалиста в этом деле, признав, что поставленная задача, несмотря на всю ее 
сложность, может быть выполнена Александром и его группой. И тут он задал 
вопрос: «Саша, а зачем Вам это нужно? Допустим, штаб Вы захватите, но 
оборонять-то вы его не станете, — это же ясно, как Божий день. Штаб Вы взорвете,
 а затем начнете уходить к своим. Но куда? В Крыму мы перекроем все дороги, все 
выезды из Крыма. В горах мы Вас выловим. Вам не уйти». Александр продолжал 
напряженно молчать. «Допустим», — продолжал незнакомец — «Что Вам удалось уйти. 
Допустим, Вы спрятались и Вас не нашли, но взгляните сюда». И он показал фото 
жены Александра и маленького сына, — «Вам все ясно?». В этот момент Александр 
был готов его убить и незнакомец это понял, потому, что сразу стал его 
успокаивать и объяснять, что глупостей делать не надо, поскольку он всего лишь 
посредник между Поденевым и самим Александром, что встреча эта — шанс сохранить 
свою жизнь и жизнь своей семьи.

Незнакомец предложил выполнить следующее. Как только Александр получает команду 
на выполнение задачи, он должен позвонить по указанному телефону и, сказав 
время, назвать номер маршрута, по которому группа будет выдвигаться к объекту. 
Таких маршрутов было всего три. На этом маршруте их будет ждать засада, которая 
должна пленить разведчиков. «Если Вы сомневаетесь в моих полномочиях, я могу 
устроить Вам встречу с Командующим Черноморским флотом», — сказал посланник. 
Как потом выяснилось, эту встречу он бы действительно организовал, но только не 
с командующим, а с начальником штаба Флота, который был личным другом Поденева.




Нарыв прорвался


Александр, не ответив ни да, ни нет, попросил время подумать. Побеседовав со 
своими подчиненными, он пришел к выводу, что утечка информации произошла не 
здесь. На счастье, через два дня приехал Карпенко. Александр доложил ему о 
посещении представителя российской стороны и спросил в лоб: «Мы что Вам — 
пушечное мясо? Нас продали с потрохами!». Капитан первого ранга Карпенко — 
человек, отличающийся вспыльчивым нравом. Узнав обо всем, он, прокричавшись, 
приказал всем сниматься и готовиться к убытию домой. Зарядив пистолет, он 
убежал разбираться с «продажными крысами в Штабе Флота», пообещав всех 
перестрелять. Карпенко, из-за неадекватности его поведения, побаивались даже 
адмиралы. В Штабе, не стесняясь в выражениях, он обрисовал ситуацию и, сказав, 
что на всех он плевал, приказал все корабли и группы вернуть в Очаков. Что и 
было исполнено. После этого напряженность резко стала спадать, как прорвавшийся 
нарыв. Договаривающиеся стороны сели за стол переговоров для подписания 
соглашений.

Александр же, съездив в отпуск, подыскал себе место «на гражданке» и написал 
рапорт об увольнении в запас.




Эпилог


После описанных событий уровень боевой подготовки частей специального 
назначения Украины продолжал стремиться к нулю из-за слабого финансирования. 
Отдыхая в 1996 году в Крыму, встретил одного из старших офицеров бригады, 
который с горечью поведал, что часть не стреляла на полигоне уже полгода. Из-за 
задолжности по электроэнергии местные власти отключили электричество на 
полигоне. Теперь полевыми выходами называют полевые занятия, которые проводятся 
крайне редко. В настоящее время крымская бригада специального назначения и 
вовсе стала воздушно-десантным полком.

Если на подготовку сухопутных разведчиков не хватает денег, то что говорить о 
части с острова Первомайский, где уровень профессионализма из-за отсутствия 
средств для организации учебных спусков под воду упал ниже некуда. По 
свидетельству одного из старых мичманов, которые сейчас являются последними 
квалифицированными водолазными специалистами, под воду кроме них никто не ходит.
 Проблема та же — нет денег для обучения. О работе на носителях и говорить не 
приходится.

Александр уехал в Россию и неплохо устроился. Работая в охране, он зарабатывает 
хорошие деньги — специалисты высокого класса стоят дорого. Но сидя за рулем 
дорогой машины, он частенько вспоминает времена службы в Военно-морском Флоте 
СССР, ушедшие безвозвратно. Если бы можно было поменять сегодняшнюю безбедную 
жизнь на ту пору, полную тревог и лишений, он сделал бы это не задумываясь, 
вновь обретя смысл жизни.




С. Козлов

На ридной мове


Было это в десятой бригаде специального назначения, которая дислоцируется в 
Крыму. В начале 1992 года бригаду «продали» Украине. Всех офицеров, кто хотел 
остаться в ее рядах, вынудили присягнуть на верность желто-голубому знамени. 
Некоторое время спустя заменили командира части и даже начальника политотдела 
подполковника Камбарова, узбека по национальности. Вот уж у кого явно не было 
москальских корней. Но не спасла его даже готовность употреблять, вопреки 
Корану, «украинский наркотик» — сало, а также писать это священное слово с 
большой буквы. Бригаду возглавил подполковник Якубец. За души личного состава 
стал отвечать полковник, фамилию которого я забыл, и слава Богу. Это был 
матерый политотделец по кличке «Клоун», за годы своей службы изрядно 
поднаторевший в искусстве подковерной борьбы. Ленинские комнаты, за которые еще 
недавно он радел, были срочно переделаны в «Видповидальни святлицы» с молитвами 
на стенах и прочей соответствующей атрибутикой. На политзанятиях вдруг 
выяснились интересные подробности истории Российской империи. Например то, что 
основную роль в Крымской войне сыграли запорожские казаки, которые, орудуя на 
своих челнах, нанесли непоправимый ущерб флоту союзников. Офицеры в то время 
процентов на семьдесят были русскоязычными, и, конечно, плевались, но вынуждены 
были терпеть всю эту ахинею. Хуже было то, что в части стал насаждаться 
украинский язык. Командование бригады сначала внедряло его личным примером, 
обращаясь к подчиненным исключительно на «ридной мове», причем нельзя сказать, 
что это у них здорово получалось. Клоун язык знал неплохо, а вот командир, по 
свидетельству очевидцев, многие нюансы языка Шевченко не улавливал. Тем не 
менее, он своим волевым решением узаконил то, что докладывать о смене дежурные 
по части должны по-украински. Прекрасно понимая, что свободно изъясняться на 
новом государственном языке могут единицы, командир приказал перевести текст 
рапорта и записать его в инструкции дежурного по части, мол-де, несколько слов 
заучить сможет любой.

Для тех, кто не служил в армии, сообщу, как записан вариант рапорта дежурного 
по части в Уставе внутренней службы: «Товарищ подполковник! За время моего 
дежурства происшествий не случилось (или случилось то-то, то-то). Капитан 
Иванов дежурство по части сдал». Вот этот текст и был полностью переведен на 
украинский язык, то есть: «Пан пидповковник!» и так далее, включая и «то-то, 
то-то». Казалось бы, проблема решена, сдвиги в сторону украинизации личного 
состава явно налицо. Дежурные рапортуют на украинском и, не дай Бог, по-русски. 
Но как доложить, если это «то-то» вдруг случилось? Якубец, никогда до этого не 
служивший в спецназе, забивать голову разными «если», видимо, не привык.

Сначала все шло хорошо, но вот однажды утром в солдатском туалете нашли 
повешенного бойца, который, не вынеся «тягот и лишений воинской службы», 
наложил на себя руки. Смена дежурных производилась в девять утра, когда все 
офицеры уже стояли в строю. К несчастью, познания и старого и нового дежурного 
в украинском ограничивались переведенной записью в инструкции. Спросить было не 
у кого. По-русски докладывать нельзя, но как-то ведь надо. Первая часть рапорта 
прошла отлично, а вот когда возникла необходимость по-украински произнести «за 
исключением» и далее изложить суть происшествия, возник непреодолимый языковый 
барьер. Но ведь не зря в частях специального назначения изучали иностранные 
языки. Доклад был произведен на наречии из смеси всех в какой-то степени 
известных языков, которое должно было заменить язык Великого кобзаря. 
Естественно, что Якубец из этого рапорта даже и предположить не мог, что у него 
в части ЧП и спокойно разрешил офицерам смену. Подивившись такой выдержке 
командира, они пошли каждый по своим делам, один сдавать оружие, другой нести 
службу. Спустя пару часов из штаба Одесского округа раздался звонок. Начальник 
разведки, уже «обласканный» начальником штаба, на чистом русском языке с 
использованием идиоматических выражений интересовался, доколе это будет 
продолжаться и почему своевременно не доложили. Бедный Якубец не знал, что 
сказать, так как вообще не понимал о чем речь.

Дело в том, что командир после доклада дежурных должен звонить в округ и 
докладывать, (желательно) о том, что «в бригаде все спокойно». Что и было 
сделано. Но, по старой коммунистической традиции, его доклад по-русски 
дублирует начальник политотдела, которого его подчиненные своевременно 
проинформировали также на чистом русском языке. Информация из политуправления 
округа попала к командующему, где высекла гром и молнии, вызвавшие целую лавину 
негодования и взысканий, которая росла по мере достижения адресата.

Конечно, дошло дело и до дежурных, которых также по-русски спросили:

— Поч-ч-чему не доложили?!

— Мы докладывали, — ответили дежурные.

— Как это докладывали? — заорало вышедшее из себя начальство.

— Как сумели, так и докладывали, — потупясь, ответили дежурные.

С тех пор в части рапорты и доклады производились по-русски, пока все офицеры 
не «дошли до полной учености». 




С. Колосов

Восток — дело тонкое



Таджикские заметки командира отряда




Из битвы в драку


Осень 1992-го наш батальон встречал в «битве за урожай». В конце сентября 
телефонным звонком вызвал меня начальник штаба бригады и поручил возглавить 
колонну машин — к завтрашнему дню батальон должен быть в ППД. Я понял, что 
намечается что-то серьезное. Через сутки батальон был в части. Здесь стало 
известно, что нас перебрасывают для выполнения ответственного задания. Куда мы 
готовим людей, для каких задач — не знаем. Вышестоящее командование, похоже, 
тоже в неведении. В войсках царит рабочее возбуждение. Это тот миг, когда 
каждый офицер, прапорщик, солдат по-своему осознает: наступило время, когда 
твои навыки затребовала страна. Ни с чем не сравнимое чувство собственной 
нужности порой выше любых наград.

Последнего солдата в строй батальона поставили за 15 минут до начала движения 
колонны на аэродром. Около 22 часов трогаемся, к 5 утра на аэродроме. Предстоит 
еще выдача личному составу боеприпасов, бронежилетов и другого имущества. К 7 
часам утра командиры рот и взводов завершают организацию учета и подготовку 
корабельных списков. Все труды заканчиваются строевым смотром. Нет только 
задачи. Но это дело наживное.

Наконец поступила команда на погрузку техники и личного состава первого 
батальона из двух. Начинается дождь, но это не мешает нормальной работе.

Доходит информация, что, видимо, придется захватывать какой-то аэродром. 
Получаю два листа карты-«сотки»: Таджикистан. Уже легче: климат, местность, 
менталитет населения вроде бы знакомы по Афганистану. Первый батальон улетел. 
Он будет действовать отдельно от нас. Организую погрузку своего батальона. 
Двумя самолетами вылетаем. Около двух ночи идем на дозаправку на какой-то 
промежуточный военный аэродром. Стоим около полутора часов. Прикидываем, какой 
аэродром нам могут назначить для работы. На карте, которую мне выдали, таковых 
не обнаружили. Тут летчики нам сообщают, что идем на Кокайты, это аэродром в 
Узбекистане. На всякий случай распределяем роту на подгруппы захвата КДП, 
караульного помещения, обеспечения, захвата и охраны самолета, определяем 
порядок взаимодействия и управления, место подгруппы управления. Обстановку в 
Кокайты летчики не знают. У солдат предбоевой блеск в глазах. Это хорошо, 
значит, дело будет.

Примерно в 5 утра идем на посадку. Все как струна. С командирами подгрупп 
наблюдаем в иллюминаторы за аэродромом, определяем маршруты выдвижения к 
объектам. Думаю: или через летчиков дадут команду, или кто-то встретит и 
передаст, что делать.

Командир взвода Андрей Чуньков докладывает: «Вижу машину, идет к нам». Приехал 
офицер нашей части с первого «борта». Нас, оказывается, уже заждались. 
Разгружаемся и едем на место, где уже расположились первый батальон и полторы 
моих роты. Все это на территории аэродрома. Встречаю заместителя командира 
нашей части, который является старшим над первым и моим батальонами. Он говорит,
 что сегодня должен подъехать один большой чиновник из министерства обороны 
дружественного Узбекистана, тогда, может, ситуация прояснится. Мелькнула 
шальная мысль: может, опять Афган? Но при чем здесь карта Таджикистана? С этой 
мыслью отправляюсь спать.

На другой день около двенадцати прибывает «сам» — министр обороны Узбекистана. 
В свите замечаю знакомое по Афганистану лицо. Задаю ставший уже сакраментальным 
вопрос: «Что будем делать?». Он шепчет про 201-ю дивизию, которая оказалась в 
крайне затруднительном положении в Таджикистане. Два полка, в Курган-Тюбе и 
Кулябе, из-за отсутствия солдат и малого количества офицеров будто бы 
блокированы местными жителями. Из краткой речи министра уясняю, что нашим 
батальонам придется на вертолетах убыть в эти полки и усилить их.

Ну, хоть что-то проясняется. Моему батальону определен Курган-Тюбе, первому — 
Куляб.




«Вовчики» и «юрчики»


Курган-Тюбе. Зрелище, отдаленно напоминающее Сталинград: тут и там дымящиеся, 
разрушенные дома, ни одного человека на улицах, кучи мусора, покосившиеся 
столбы электропередач, сожженные автомобили. Приземляемся в центре города, в 
полку, на футбольное поле. Вижу военного невысокого роста, узнаю: командир 
дружественной части полковник К. Бежим к одноэтажному зданию недалеко от 
футбольного поля. Заходим в комнату, садимся на кровать, и тут я получаю самый 
короткий и емкий инструктаж в моей жизни: «Будешь работать здесь. Командир 
полка толковый. Запомни: здесь таджики разделились на „вовчиков“ и „юрчиков“. 
„Вовчики“ — пидоры, „юрчики“ — за наших. Дальше разберешься сам. Пошли, я 
представлю тебя командиру полка». 

В кабинете под тусклой лампочкой, питаемой «простуженным» бензоагрегатом, за 
столом сидят командир полка Меркулов, какой-то генерал без знаков различия и 
еще два офицера. Разговор сразу заходит о том, как будем применять мой батальон.
 В полку осталось около 50 офицеров и прапорщиков, солдат крайне мало, но и они,
 начиная с 1991 года, регулярно разбегались, потому что почти все были местные. 
Семьи офицеров и прапорщиков живут за забором полка в городке, охрана только из 
самих же офицеров, но они крайне ограничены в действиях, поскольку стоит 
проявить себя агрессивно, как тут же последуют провокации против семей, что уже 
имело место в этом году. У кого было куда отправить семьи, уже отправили, 
остальные привязаны к квартирам, вещам и надеются, что ситуация изменится.

На данный момент технику, оружие, продовольствие, НЗ, боеприпасы на почти 2,5 
тысячи человек охранял караул из 15 офицеров. Местное население вынашивает 
планы захвата этих средств. Но в случае нападения на склады возможности для их 
обороны крайне ограничены.

Наш разговор прерывает стук в дверь. Заходит старший лейтенант, судя по лицу — 
из местных. Сразу видно, он не в себе. Начинает рассказывать командиру о своем 
друге, которого изнасиловали и убили «вовчики». Кричит: надо убивать «вовчиков»,
 надо мстить. Тут я замечаю, что он что-то держит в правой руке за спиной. Он в 
таком состоянии, что себя не контролирует. Генерал и командир пытаются его 
успокоить. Я в это время под столом достаю пистолет и снимаю его с 
предохранителя, патрон уже в патроннике. Слава богу, у него в руке ничего не 
оказалось. Его успокоили, и один из офицеров вывел его из кабинета.




Русские офицеры


Слабым звеном нашей обороны был единственный мост через Вахш, контроль над 
которым мог обеспечить бандитам достаточное количество времени для захвата 
оружия и техники на складах. Поэтому было принято решение одной ротой 
обеспечить охрану моста. Вызываю командира роты Ильдара Ахмедшина, ставлю 
задачу на трехсменную охрану моста и организацию пропускного пункта. Все 
обнаруженное у проходящих и проезжающих через мост оружие изымать.

На следующий день выезжаю со второй ротой на склады. На мосту делаем короткую 
остановку. Ильдар все организовал грамотно. Перед мостом сожженный танк с еще 
не разложившимися трупами — итог недавних стычек оппозиционеров. Ахмедшин 
показывает результаты несения службы: ящик различного калибра таджикских ножей. 
Теперь местному населению нечем будет даже картошку чистить. Ножи изымать 
запрещаю.

Вот и склады. Знакомимся с настоящими русскими офицерами, которые, рискуя своей 
жизнью, продолжают защищать российское оружие и технику на клочке территории, 
которая для них и есть воплощение России. Чего им только не предлагали за 
оружие и боеприпасы, угрожали, пытались проникнуть на территорию складов, но 
ребята остались верны присяге.

Осматривая территорию складов, с удивлением обнаруживаю стоящие на хранении 
тачанки времен Буденного. Вместе с командиром роты Игорем Весниным и офицерами 
полка решаем, как лучше организовать охрану и оборону. Разделили территорию на 
сектора, отметили места для оборудования основных и запасных огневых позиций 
для огневых средств, места для взводных опорных пунктов, их полосы огня, 
основные и дополнительные сектора обстрела, определили ориентиры, место КНП 
роты, систему огня и порядок организации управления и взаимодействия. Все это 
для нас было непривычно, поскольку тактика наших подразделений значительно 
отличается от мотострелков. Но если надо, то мы и это можем.




«Туземцы»


Пришло время познакомиться с местными лидерами. Не знаю, было ли это связано с 
нашим появлением и активностью, но после переданного местным «вовчикам» 
предупреждения, что в случае нападения на полк и военный городок у нас будут 
развязаны руки, стрельба в городе стала слышна крайне редко. У них прошел слух, 
что в полк прилетел спецназ аж на 32 вертолетах (они, видимо, сложили 16 
приземлившихся и 16 взлетевших из полка), что, по их подсчетам, составило около 
500 человек. Задумались. На следующий день к полку подошли около ста русских, 
живущих в Курган-Тюбе и близлежащих селах, в основном женщины и старики, 
которым уезжать некуда. Со слезами они благодарили нас за то, что мы прилетели, 
просили сделать так, чтобы стрельба и беспредел прекратились. Я подумал, что 
среди них наверняка можно найти людей, которые могли бы рассказать много 
интересного и нужного для нас.

Выделил троих мужчин. Один бывший летчик, капитан, давно на пенсии, служил в 
Душанбе, второй работал на азотно-туковом комбинате, третий работает на 
Вахшской ГЭС. Им в среднем 50-60 лет. Ситуацию знают и лично знают многих 
боевиков, ведь те почти все местные. Русские здесь люди второго сорта, особенно 
для «вовчиков». Про них ни один из русских не сказал доброго слова. Про 
«юрчиков» информация была более мягкая, но имели место факты глумлений, 
насильного выселения, грабежей. От этих троих мне стали известны некоторые 
особенности поведения, характера и детали биографий лидеров оппозиционных 
сторон.

Контакт с полковым руководством ищут обе стороны. Прихожу к выводу, что если 
сейчас войти в контакт с местными «юрчиками», то появится возможность увеличить 
фактор угрозы противоположной стороне, что как-то стабилизирует обстановку в 
городе, а может, и в районе. Командир поддержал идею. Выбор пал на местного 
лидера самой боевой и вооруженной группы «юрчиков» — Файзали. Его отряд около 
300 человек единственный имел на вооружении несколько БМП, БРДМ, один танк Т-80,
 десяток грузовых машин, обитых стальными листами, и, как я позже убедился, 
высокую дисциплину и чисто армейский уклад. Все бойцы были вооружены 
автоматическим оружием.

Первая наша встреча проходила в полку, куда Файзали приехал вечером на своем 
микроавтобусе из Калининобада, что в 6-7 километрах к востоку от Курган-Тюбе. 
Невысокого роста, с чуть выступающей нижней челюстью, сухощавый, с насмешливыми 
темными глазами, коротко подстриженный, с сознанием собственной важности, одет 
в джинсы и камуфлированную куртку от КЗС. Он начал сразу, что называется в лоб:

— Мне нужно оружие и боеприпасы.

— А мне нужно познакомиться со всеми полевыми командирами «юрчиков», которые 
контролируют либо хотят контролировать Вахшскую долину. Насчет твоего вопроса я 
проконсультируюсь со своим командованием, а дружить будем, сейчас вы должны 
быть заинтересованы именно в этом. И если узнают об этом ваши оппоненты, ваша 
позиция резко укрепится, — отвечаю я.

— Идея мне нравится, я оповещу пацанов, и тебе передадут время и место.

— Место здесь, в полку, и пока не днем.

— Ладно, устраивает. Меркулов будет об этом знать?

— Не думаю. — встаю, показывая, что разговор закончен. Все идет по плану. 
Вечером после проверки постов садимся у командира и за рюмкой «чая» допоздна 
обсуждаем проблемы.

На другой день знакомлюсь с политическим лидером (по крайней мере, его 
окружение так говорит) Сангаком. 26 лет он провел в тюрьмах, в основном за 
воровство, на вид ему за 50 лет, коренной кулябец, ярый сторонник социализма, 
противник фундаментализма, оратор, с развитым навыком выживания, жесткий, ярко 
выраженный лидер, хитрый и мудрый. Широкому смуглому лицу придавал некоторую 
суровость шрам на верхней губе. Речь то очень высокопарная и витиеватая, то 
простая и понятная. Я видел, как заворожено слушают его речи местные жители. Он 
был действительно «маленьким Лениным» в Вахшской долине, а обликом сильно 
походил на цыганского барона. Сангак рассказывает о проблемах города, Вахшской 
долины, о врагах и друзьях. К последним относится Россия, которая его вырастила,
 воспитала, дала хлеб, жену, детей, внуков, друзей. О тюрьме ни слова. Хотел в 
старости посвятить себя воспитанию внуков, но «вовчики» помешали. Уже с 1978 
года фундаменталисты организуют отправку молодых ребят на учебу в страны 
мусульманского мира, где помимо религиозных наук они проходили науку убивать в 
специальных лагерях, а вернувшись в Таджикистан, становились той базой, на 
которой выросло нынешнее противостояние между таджиками.




Ракетой по Душанбе


Утром на выходе из нашей казармы были обстреляны офицер и солдат. Работает 
снайпер. Чуть позже мы понимаем, что сидит где-то рядом, метров триста, уловили 
и место: общежитие за парком боевой техники полка. Вместе в командиром полка 
решаем поймать этого негодяя. Из офицеров штаба батальона и солдат внутреннего 
наряда формирую отряд. Получилось около 25 человек. Выходим из казармы через 
окна с противоположной стороны. Один БТР в готовности к прикрытию. Двумя 
группами блокирую общежитие, двумя прочесываю этажи. На третьем этаже 
обнаруживаем «лежку», в парапете балкона проделана дыра для винтовки. Снайпер 
ушел через подвал. Ставим мину-ловушку на балконе и на входе в подвал. Уходим. 
При возвращении в полк нас обстрелял снайпер из здания «Детского мира». 
Приблизительно определив, откуда ведется стрельба, БТР обрабатывает этаж. 
Посылаю группу в «Детский мир». Через 30 минут поступает доклад: обнаружены 
место стрельбы, следы крови и остатки индивидуального перевязочного пакета. 
Судя по количеству крови, снайпер ранен тяжело. Ставлю задачу на минирование 
возможных мест размещения снайпера.

В один из дней в городе убили офицера дивизиона тактических ракет, 
дислоцированного на территории полка. Он помогал женщине грузить вещи в машину. 
Убили зверски. Его вывели из машины, расстреляли и бросили в канаву. Два 
«источника» подтвердили — опять «вовчики». Негодованию офицеров не было предела.
 На следующий день на стадионе развернута тактическая ракета в сторону Душанбе. 
Командир дивизиона потребовал представить виновников, в противном случае он 
обещал запустить ракету. Телефон у командира полка раскален, как уголь в печи. 
Через несколько дней командира дивизиона уговорили отказаться от этой затеи.

Поставлена задача взять под охрану узел связи и банк в городе, а также Вахшcкую 
ГЭС и азотно-туковый комбинат. Через сутки объекты взяты под охрану и 
подготовлены боевые расчеты, а еще через сутки закончены оборудование мест для 
несения службы, организация охраны, обороны и противодиверсионные мероприятия. 
Вечером у командира полка в кабинете встречаю Сангака. Он волнуется за банк, 
там аж 800 миллионов рублей. Как бы не достались «вовчикам!». Успокаиваем его: 
все будет нормально. В личной беседе Сангак благодарит за поддержку. Я 
удивляюсь: за какую? Взятием под охрану объектов мы, оказывается, высвободили 
часть формирований для решения задач на юге Курган-Тюбе. Ну что же, Аллах в 
помощь.




Кино у Файзали


Вечером Файзали пригласил на ужин. Командир полка дал добро. Выезжаю на БТР, 
беру личную охрану, двух своих «головорезов», экипаж и радиста. Предупреждаю 
бронегруппу Ахмедшина, которая находится в 10 минутах от места. База Файзали 
находится в Калининобаде, на западной его окраине, в бывшем кинотеатре. 
Приезжаю, открывается шлагбаум, охрана предупреждена. Заезжаю на территорию, 
разворачиваю БТР в направлении выезда (чем черт не шутит), два бойца на броне, 
остальные внутри, ведут наблюдение, радист на связи. Встречает хозяин, 
обнимаемся по-восточному. Смотрю — стоит строй, человек 70.

— А это что, почетный караул?

— Нет, Сергей, провожу строевой смотр, хочешь посмотреть?

— Пошли.

Идем вдоль строя. Боевики обалдели от объятий их командира и русского офицера. 
Понимаю: хочет показать, на какой короткой ноге он с русскими. Это вписывается 
в нашу схему. Бойцы у него хорошо одеты, выправка армейская, несмотря на 
различную форму одежды. Замечаю несколько грязных автоматов. Файзали 
невозмутимо выводит их хозяев из строя, берет их автоматы и бьет ими по головам.
 Бойцы стоически выносят командирский гнев. Остальные испуганно смотрят на свои 
автоматы, кое-кто втихаря начинает ногтем очищать ржавчину и грязь. Файзали 
выводит командиров боевых групп, я так понимаю, ставит задачу на чистку оружия. 
Через 15 минут чистка оружия организована в лучших армейских традициях.

Прошли в кинозал — спальное расположение. Сплошные ряды по-армейски однообразно 
заправленных кроватей и тумбочек. Место для дневального, телефон, дежурный. 
Смотрю столовую. Молодец Файзали, все по науке. Не зря у него самый боевой 
отряд. Техника: Т-80, БМП-1, БРДМ, автомобили с усиленными металлическими 
листами бортами. Правда, техника в затрапезном состоянии. Словно почувствовав, 
Файзали говорит, что ищет толкового зампотеха, вроде уже нашел, бывший капитан 
Советской Армии, воевал в Афгане.

— А есть у тебя среди бойцов такие, кто воевал в Афгане?

— У меня 5 человек афганцев, они все командиры.

Смотрю на его капитанские звезды на погонах. — А ты давно капитан? — Да, — не 
стесняясь, отвечает он. Но я уже знаю, что до войны он работал экспедитором на 
какой-то базе, а в армии служил в стройбате.

Через месяц он уже был в погонах подполковника, а когда мы уехали из 
Таджикистана, — присвоил себе звание полковника. Но за свое войско он был 
действительно достоин минимум звания капитан, если быть честным до конца.

С тыльной стороны кинотеатра, там, где служебные помещения, располагался штаб. 
Заходим в комнату, устланную яркими коврами. Восток! Охрану оставляю у входа в 
комнату, в коридоре. Дверь прошу держать открытой, а то душно. Посреди комнаты 
стоит стол, у стены диван и армейская кровать, столик с телевизором и 
компьютером. Через пять минут на столе появляется чай, через десять — плов, 
овощи и лепешки, бутылка водки. Тост за дружбу. Жду, когда хозяин выпьет. 
Следом за ним тоже пью. Файзали улыбается.

— Думаешь, отравлю? Нет, ты же брат, ты нам друг. — Спасибо за доверие. 
Разговор, как и положено, дальше идет о «вовчиках», о тех операциях, которые 
Файзали организовывал, о гражданской жизни, работе, о том, как он неоднократно 
привлекался к ответственности, но, по его словам, ни разу ни сидел. В дверях 
замечаю высокого, спортивного вида мужчину. Файзали встает, они обнимаются. 
Знакомимся. Это Якуб, командир аналогичного отряда из Вахша. Это на юг от 
Калининобада, около 15-20 км. Якуб бывший спортсмен, до войны работал тренером. 
Спокойный, уравновешенный, рассудительный. Так, во всяком случае, мне 
показалось. Он полная противоположность неугомонному Файзали. Разговор 
продолжается, в основном говорит хозяин. Через три часа его помощник заводит 
какого-то перепуганного мужчину, что-то говорит по-таджикски. Файзали начинает 
с ним разговаривать, видимо в чем-то обвиняет.

— Видишь, Сергей, как только началась война, этот пидарас убежал в Россию, а 
сейчас, когда пролиты реки крови в войне с «вовчиками», он прибежал и хочет 
урвать кусок потолще.

Далее Файзали кричит на мужика, тот падает на колени, о чем-то просит. Файзали 
достает свой пистолет, я мгновенно достаю свой ПМ и снимаю его с предохранителя.


— Э-э, не волнуйся, — с этими словами Файзали присоединяет насадок для 
бесшумной стрельбы и стреляет в мужика. Тот падает, тараща глаза и еще не 
понимая, что с ним произошло.

— Пидарас два раза, уберите его, — кричит Файзали своим нукерам.

Уже неживое тело два человека бодро вытаскивают из комнаты. Моя охрана 
вопросительно смотрит на меня. Показываю им — спокойно. Я представляю их 
состояние: они впервые стали свидетелями такого. Якуб сидит молча, судя по 
выражению его лица, он не очень-то доволен ситуацией. У меня тогда промелькнула 
мысль, что он не вписывается во всю эту смуту в регионе. Мне показалось, что он 
занимает и будет занимать более высокое положение по сравнению со всеми 
деятелями, которых я уже повстречал. Когда Файзали вышел из комнаты, Якуб 
осторожно высказал свое негодование действиями своего коллеги. Позже прощаемся. 
Хозяина благодарю за хлеб и соль. Тот просит провести пару занятий с его 
бойцами.




Таджикская рулетка


В начале ноября Сангак и остальные руководители открывают рынок в Курган-Тюбе, 
на улицах все больше и больше людей, убирают мусор, открывают магазинчики, 
работают в поле. Помогаем с разминированием и проверкой на минирование. Когда 
наш патруль проезжает по дорогам, жители радостно машут нам руками. Какая-то 
доля в этом мирном параде есть и наша, это радует. Стрельба в городе 
прекратилась, люди даже вечером могут ходить друг к другу в гости.

В полку появился какой-то таджик. Заводит разговоры с моими солдатами и 
«миротворцами» о переходе с оружием к «юрчикам» в отряды, обещает большие 
деньги и блага. Еду к Сангаку. Его «офис» располагается в бывшем городском 
комитете партии. Воистину, такие метаморфозы — примета нашего времени. С 
негодованием рассказываю о попытках вербовки солдат, намекаю, что дружбе нашей 
может прийти конец, если такие факты повторятся. Мало того, у меня есть 
информация, что одного офицера и солдата уже «охмурили» на угон боевой техники 
из полка. Сангак мне говорит:

— Я старый, больной человек, никогда не держал пистолет в руках, никого за свою 
тяжелую жизнь не убил, но, клянусь, я разберусь и виновник будет наказан.

Прощаемся, я замечаю под курткой у «старого, больного человека» в деревянной 
кобуре «стечкина». «Восток, Петруха, дело тонкое».

Через три дня этого «вербовщика» хоронили с почестями. Сангак у могилы 
вспоминал о том, какой это был воин и как героически пал он от рук «вовчиков». 

Приехал к Файзали обсудить возможность взаимодействия в случае нападения на 
азотно-туковый комбинат. Он во дворике кинотеатра упражняется в стрельбе из 
пистолета. Народу человек двадцать. Подхожу. Он только что вставил магазин в 
пистолет. Оборачивается, улыбаясь, и вдруг поднимает пистолет к моей голове. За 
долю секунды соображаю, что это такие у них шутки. Он не успевает вывести 
пистолет на линию стрельбы, выхватываю из его руки пистолет, удерживая левой 
рукой его правую кисть, трижды стреляю в коробку для гранат от АГС-17 в пяти 
шагах. Разряжаю пистолет и возвращаю ему. В коробке три дырки. Говорю, что 
шутки с оружием могут привести к трагическим последствиям. Вижу, это впечатлило 
не только его, но и его людей. Через мгновение замешательство прошло, и он 
предлагает пострелять «на пиво». Разозленный, предлагаю сыграть в «русскую 
рулетку». Вытаскиваю у него из-за пояса наган, высыпаю все патроны, говорю ему, 
что один в барабане. Кто первый? Улыбка спадает с его лица. Он предлагает мне. 
Кручу барабан, приставляю к виску, отвожу курок и произвожу спуск. Видели бы вы 
его глаза. Отдаю ему пистолет. Он осматривает его, хочет увидеть патрон. Патрон 
на линии ударник — барабан — канал ствола не виден, у остальных закраины гильз, 
особенно с противоположной стороны барабана, увидеть можно. Он раздумывает 
считанные секунды, потом смеется и предлагает попить чайку. Все дружно смеются, 
и мы идем к зданию.

По дороге я забираю пистолет, снова заряжаю его патронами и отдаю Файзали. 
Вместо чая я с удовольствием выпил водки. После этого случая у нас возникли 
очень доверительные отношения.




Искусство дипломатии


Завтра прилетает в полк Козырев — министр иностранных дел, а с ним куча 
генералов и посол в Таджикистане. С командиром полка обсуждаем, какую помощь мы 
можем ему оказать в связи с этим. Сценарий простой: прием вертолета с гостями, 
доклад командира об обстановке, встреча с местными лидерами, посещение вокзала 
с беженцами, живущими в вагонах, и возвращение в полк, отлет. Сангак будет 
встречаться с министром. У него сильнейшее влияние в Кулябе и Курган-Тюбе — 
двух из трех крупнейших регионов Таджикистана. Правда, есть еще Рахмонов из 
Дангары, но у него позиции по популярности в народе слабее.

Утром все в ожидании. Взяты под контроль все высотные здания в радиусе 300-400 
метров, готова группа сопровождения и группа обеспечения маршрута. Правда, 
указаний на этот счет мы никаких не получали, но береженого бог бережет. Вот и 
он, наш самый главный дипломат страны. Оказывается, он не то что небольшого 
роста, а просто миниатюрный, особенно в сравнении с высоченным командиром полка.
 В кабинете Меркулов вводит министра в обстановку: что делали, что делаем, что 
будем делать, чем занимаются оппозиционные стороны. Говорит, что из местных 
лидеров приглашен Сангак. «А, это тот, который по тюрьмам сидел?». Меркулов 
предупреждает: не спрашивать об этом Сангака, он этого не любит. Пригласили 
Сангака. Министр начал с вопроса: «Скажите, вот у вас за спиной столько лет по 
тюрьмам, как вам удалось повести за собой народ?». Сангак сразу же обиделся и 
перестал называть Козырева «министр», а перешел на «товарищ генерал». И сколько 
его не поправляли, это было бесполезно. Разговор не пошел.

Козырев на «Волге» Сангака поехал на железнодорожный вокзал. Позже местные 
лидеры хотели его пригласить в одно место, где обнаружили много трупов мирных 
жителей-кулябцев, как в качестве доказательства жестокости «вовчиков», но лимит 
времени был исчерпан. После короткого интервью прессе гости улетели. Мы так и 
не поняли, для чего он прилетал: дипломатия — дело темное.




Бой


В один из дней на полпути к комполка на совещание меня догоняет дежурный. 
«Товарищ майор, Басалыго на связи, у него что-то случилось». Иду на ЦБУ. Что 
может случиться? Случайный выстрел, солдата убило током или еще что-нибудь. Он 
докладывает: «Около узла связи со стороны парка наблюдаю вооруженных людей. 
Человек пятнадцать». «Займи оборону, жди, если будет угроза применения оружия, 
открывай огонь». — «Вас понял». На всякий случай поднимаю дежурную бронегруппу. 
Иду к командиру полка. Докладываю обстановку. В это время звонок из Душанбе, 
кажется, замминистра обороны. Доложили обстановку. Он приказал сидеть в полку и 
ждать команды. Я был поражен: какого черта, сидя в Душанбе, принимать решение 
на тактическом уровне? Басалыго на связи. «Веду бой, узел связи окружен». 
Ответа из Душанбе все еще нет. «У меня кончаются боеприпасы», — передает 
Басалыго. «Опять ведут огонь очередями, насмотрятся боевиков, ничем не 
выкорчуешь, пока в жопе не побывают», — тихо злюсь про себя. Командиру полка 
говорю, что у меня нет времени ждать, пока они там дозвонятся до Москвы. «Бери 
танк и БМП и выезжай, беру все на себя», — говорит командир полка. Добрейший 
Александр Иванович, спасибо за поддержку, но мы так привыкли к подобным финтам, 
что в любом случае броня выехала бы. С этими мыслями выезжаем.

Танк первый, БМП и замыкают три БТР. Еду на первом БТР, солдаты в люках по 
своим «двойкам» и «тройкам» в готовности к ведению огня. Расчет такой: справа 
по борту под контролем огневых средств правая сторона улиц, одна «двойка» с 
каждого БТР контролирует первые этажи и подвальные окна, вторая — третьи и 
четвертые, третья — верхние крыши с чердаками; слева по борту та же схема. 
Пулеметы БТР: первый — влево, второй — вправо, последний — тыл колонны, и одна 
«двойка» с автоматами. На первом БТР — «двойка» прикрывает впереди идущую БМП. 
На БМП «тройка» контролирует правую и левую стороны и впереди идущий танк. На 
танке «тройка» контролирует улицу в направлении движения и в стороны. Таким 
образом создано круговое наблюдение по секторам и трем уровням. Каждый солдат и 
офицер с РПГ-18, расчет АГС-17 и СНГ-9 со мной.

Подъезжаем, спешиваемся, под прикрытием танка и БМП выдвигаемся по улице. 
Контроль по уровням сохраняется. Самое важное, чтобы в случае открытия огня по 
одному уровню остальные продолжали контролировать свой до команды или сигнала о 
поддержке. Люки на технике после спешивания закрыты на случай гранатометания в 
них с этажей. По одной «двойке» для прикрытия на каждую единицу техники. В этой 
ситуации связь организована на одной частоте: механики-водители, пулеметчики и 
наводчики-операторы и старшие «двоек» и «троек», поскольку все находятся на 
расстоянии зрительной связи в секторе моего контроля.

Техника движется в шахматном порядке ближе к домам, чтобы было прикрытие для 
пехоты и техника не находилась бы на линии огня, который вероятнее вдоль улицы. 
При этом сектор огня из зданий удобен только по технике, двигающейся по 
противоположной стороне улицы. Чтобы контролировать этот слабый момент, 
«пехота» обращает особое внимание на противоположную от техники сторону улицы, 
которая надежно защищает ее своей броней от стрелкового оружия.

Танк таранит забор, отделяющий нас от узла связи. «Вовчики» открывают огонь 
слева из парка. Даю команду одной подгруппе залечь в сторону парка и открыть 
огонь, один БТР направляю для усиления этой подгруппы. Вторую подгруппу посылаю 
обойти узел связи и отсечь противника от примыкающей к нему улицы «вовчиков». 
Через несколько минут узел связи деблокирован.




«Наши» берут власть


В один из ноябрьских дней заезжаю к Файзали. Он сияет. Вчера вечером «юрчики» 
взяли власть в Душанбе. Правда, об этом уже знаю, но искренне поздравляю.

Вечером у командира полка обсуждаем события прошедших дней. Стук в дверь. У нас 
в гостях один из гражданских лидеров кулябцев Рахмонов. Он просит сопроводить 
его машину до Дангары, что на северо-востоке от Курган-Тюбе. Уже поздно, 
сумерки, а дорога не простая, и в одиночку рискованно. Меркулов говорит — надо. 
Надо так надо. Забираю бронегруппу с ГЭС и с Ахметшиным выезжаем. Дорога 
серьезная, много хороших мест для засад. Ощущения, как обычно в таких ситуациях,
 не из приятных. Предлагаю Рахмонову пересесть в ВТР, а то «Волга», да еще 
белая, — очень аппетитная мишень. Круговое наблюдение и готовность к ведению 
огня, головной дозор впереди в 1,5-2 км. Приезжаем. 22 часа. Прошу Рахмонова 
распорядиться покормить ребят. Идем в какое-то здание. Видимо, здесь и заседает 
хозяин со своим руководством. Разговор с его командирами о проблемах оружия и 
боеприпасов. Поступает просьба помочь разобраться с «вовчиками» на дороге 
Дангара-Нурек. Отвечаю уклончиво, но не отказываю. Подумаем. Мы ведь не «отряд 
гусар летучих» — то там, то здесь. Вместе с Эльдаром приглашены на ужин к 
Рахмонову. Разговор очень интересный, после ужина выезжаем обратно. Тут узнаю, 
что ребят не покормили. Иду к Рахмонову. Он кого-то «задирает». Приносят 
лепешки и мясо. Возвращаемся уже поздно.




Как делается телерепортаж


Как-то к нам приехали журналисты с центрального телевидения. Очень хотят 
отснять что-нибудь интересное. А недавно у Файзали я видел много беженцев из 
Афганистана, которые за определенную мзду пересекают границу через наши 
погранзаставы. Еду к нему. Файзали говорит, что беженцев уже отправил, но 
должны его «пацаны» привезти из-под Колхозбада пленных духов от Гульбеддина 
Хекматияра, которые помогают здесь «вовчикам». Договорились о времени. Вечером 
приезжаю с журналистами. Они чувствуют себя свободно, думая, что раз наши 
войска здесь, то все будет нормально. Тут и Якуб приехал. Журналисты включили 
камеру, начинаю задавать вопросы «афганцу», один, второй, конечно через 
переводчика. Начинаю соображать, что это такие же «афганцы», как я японец. Это 
же начинают понимать и журналисты, но они реагируют по-своему. Начинают кричать 
на Файзали, мол, что ты нам подсовываешь, ты нас за кого принимаешь и т. д. 
Файзали понимает, что оказался в дурацком положении, а он этого не любит. 
Пленного «афганца» уводят. Файз говорит, что сейчас будет другой. Слышу 
какой-то разговор между ним и Якубом. Но ничего не понимаю. Приводят следующего 
пленного, начало диалога многообещающее, он из провинции Гильменд, пуштун. 
Журналисты просят назвать его столицу провинции, он несет какую-то чушь. 
Журналисты снова пытаются выяснить отношения с Файзали. Подхожу к Якубу. Он мне 
тихо говорит, что Файз решил этих журналистов грохнуть. Вот те на! Я знаю, что 
если Файзали решил, то сделает. Прошу Якуба повлиять на «коллегу». Тот говорит, 
что бесполезно, он уже пытался. Отвожу Файзали в сторону: — Ты что, рехнулся? — 
Они мне не нравятся, они ведут себя неправильно.

— Файз, они же гражданские, журналисты, они приехали со мной и уедут со мной, 
ты сам хотел журналистов, но не обеспечил настоящими духами. Это только твоя 
вина. Ну ладно, я с ними договорюсь, чтобы, как только у тебя снова будут 
афганцы, они приехали, ладно?

Нехотя он соглашается. Ну, таджикский Чапаев, и только.




Домой!


Познакомился с одним интересным узбеком. Богатое уголовное прошлое, но очень 
хитрый и мудрый человек. Он оказался одним из хранителей рашидовского золота. 
Он все ждет, когда за этим золотом придут от Рашидова. Есть все-таки честные и 
порядочные люди на этом свете! А в тюрьме, которая примыкает к полку и откуда 
давно убежали все «наказуемые», остался один зэк, которому до освобождения 
оставалось недели две. Вот он и ждет, когда вернется власть и официально 
освободит его. Дисциплинированный оказался.

Принято решение о нашем возвращении домой. Очередная страница истории спецназа 
перечеркнута. Правда, она очень странно отражена в историческом формуляре 
бригады: «В период с 28 сентября по 23 ноября 1992 года сводный отряд от 
бригады в количестве 402 человек выполнял задачу по усилению охраны и обороны 
военных и государственных объектов в Республике Таджикистан». Было-то два 
отряда. Ну да ладно.

В декабре я позвонил полковнику Меркулову. Узнал, что Сангак Сафаров и Файзали 
погибли. По телевизору показывают траурные процессии по этому поводу. К власти 
в Душанбе пришел Рахмонов со своим руководством. Эльдар Ахметшин 
прокомментировал: «Наши в городе». 




А. Сухолесский

Перевал Шар-Шар


11 ноября 1992 года. Около одиннадцати часов дня меня попросил зайти в штаб 
командир местной воинской части. Кивнув на телефон, что стоял на рабочем столе, 
комполка сказал, что на том конце провода вновь назначенный председатель 
Кулябского облисполкома Эмомали Рахмонов (ныне президент Республики 
Таджикистан). Не скрывая волнения, очень эмоционально Рахмонов объяснил 
ситуацию, которая заключалась в том, что сегодня утром боевики ИПВТ (Исламской 
партии возрождения Таджикистана) полевого командира Муло Аджика захватили 
перевал Шар-Шар в 50 км юго-восточнее Душанбе, на автодороге, связывающей 
столицу республики (находившейся в руках оппозиции) с городом Куляб. Как позже 
выяснилось, охрана перевала — около 10 милиционеров и боевиков Народного фронта 
— после празднования Дня советской милиции была застигнута врасплох и захвачена 
без сопротивления подъехавшими на двух Камазах «вовчиками» (местное название 
боевиков ИПВТ). Подразделения Народного фронта, блокированные в Кулябской и 
Курган-Тюбинской областях, были вынуждены вести боевые действия на нескольких 
оперативно-тактических направлениях, распыляя и без того некрупные силы. В 
районе перевала Шар-Шар они имели в общей сложности не более 40 человек, 
несущих постовую службу.

Учитывая строгий запрет на вмешательство во внутренние дела республики со 
стороны 201 мсд, Рахмонов обратился за помощью к нашей группе (неофициальным 
советникам руководителя фронта Сангака Сафарова). Мы, по сути, руководили 
боевыми действиями Народного фронта в Вахшской долине. Наше вооружение 
составляли лишь стрелковое оружие, автоматический гранатомет АГС-17 и два 
«подаренных» Народным фронтом автомобиля УАЗ-469.

Оценив обстановку и свои возможности, я и Олег Г. Обратились к командиру одного 
из подразделений Российской армии Сергею К. с просьбой дать нам несколько БТР 
для выдвижения в район перевала Шар-Шар. Рискуя очень многим, Сергей выделил 
нам три БТР-80, СПГ-9 (станковый противотанковый гранатомет) и 82-мм миномет с 
одним обязательным для нас условием — «присутствовать лично и не допустить 
каких-либо потерь». 

Бронегруппу первоначально предполагалось использовать лишь для выдвижения в 
район боевых действий и огневой поддержки. Старшим бронегруппы был назначен 
Игорь В. На случай самых непредсказуемых обстоятельств наша группа имела 
санитарный вертолет Ми-8тс на одной из баз ВВС, подлетное время которого 
составляло около одного часа. Там же имелись и боевые вертолеты Ми-24, но их 
боевое применение санкционировалось на уровне министра обороны.

Оставив часть своей РГ на базе для связи с центром и вертолетами, прихватив 
необходимые средства КВ— и УКВ-радиосвязи, наша группа в составе трех человек 
(я, Олег Г. и Юра П., нештатный водитель нашего видавшего виды уазика) 
возглавила колонну бронегруппы.

Совершив марш в 100 км, колонна прибыла в Дангару, один из райцентров Кулябской 
области, где, встретившись с председателем райисполкома и начальником милиции 
района, мы уточнили обстановку в районе перевала, находящегося в 26 км от 
райцентра. Перевал удерживали около 40 боевиков, вооруженных легким стрелковым 
оружием и подствольными гранатометами. О наличии у противника противотанковых 
средств, что нас больше всего интересовало, информация отсутствовала. Попытка 
отбить перевал у противника не предпринималась никем. На полпути к перевалу, в 
кишлаке Себистон, к нашей колонне присоединились около 20 бойцов НФ на 
автомобиле МАЗ и «бронеавтомобиль» Камаз с 23-мм пушкой на самодельной (как и 
броня) турельной установке.

Как следовало из разговора с Рахмоновым и предрайисполкома Камилем 
Абдукадыровым (по местному — «раисом»), в районе перевала находится 
радиолокационный пост ПВО, с которого нас должны поддержать огнем БМП-2 
кулябского мсп 201 мсд, но еще утром, позвонив в штаб дивизии, мы поняли, что 
это маловероятно.

На исходный рубеж прибыли часа в четыре дня, чуть не потеряв БТР на одном из 
разрушенных участков горной дороги, а всему виной спешка, которая нужна лишь во 
всем известных двух случаях...

По правде говоря, мы спешили лишь по одной причине — успеть сделать работу 
засветло, так как за ночь противник сможет хорошо закрепиться, а имея в столице 
и центральных районах республики почти двухтысячную группировку, «хлынуть» с 
перевала и захватить южные районы Кулябской области и переполненные беженцами 
из соседней Курган-Тюбинской области и центральных районов.

Оставив БТРы за поворотом, вне зоны наблюдения противника, мы выдвинули вперед 
«бронеавтомобиль» и дали команду на ведение огня с пушки по перевалу и 
обнаруженному автомобилю с фургоном в полутора километрах северо-восточнее 
перевала. «Вовчики» ощетинились огнем СО. Скрытно заняв позиции, я, Олег и 
Игорь вскрыли огневые точки противника, «клюнувшие» на огонь броневика, и 
провели рекогносцировку местности.

Надо сказать, что расчеты АГС, СПГ и миномета, укомплектованные разведчиками 
Игоря В., времени зря не теряли — развернули нештатное оружие к бою, перекрывая 
все известные нормативы. Огневая подготовка штурма началась внезапно открытым 
огнем из гранатометов, миномета, 23-мм пушки и трех пулеметов чуть позже 
выскочивших из-за поворота БТРов. Буквально через несколько минут весь перевал 
заволокло пылью и дымом, на склонах загорелась высушенная южным солнцем трава и 
крыша дома, с чердака которого предположительно работал пробивший стекло 
стоящего рядом «ненашего» УАЗа снайпер. Наблюдая за противником, мы установили, 
что оборона была им занята лишь непосредственно у дороги, и весь шквал огня 
пришелся на пятачок площадью чуть более гектара.

Дым и пыль были нам явно на руку. Уточнив задачи и перегруппировавшись, мы 
начали штурм перевала в лоб (вдоль дороги), так как рельеф местности и дефицит 
времени не позволяли произвести более безопасный обход противника слева или 
справа. Одни из бронетранспортеров подгруппы обеспечения на максимальной 
скорости выдвинулся на 300 м вперед, оставаясь недосягаемым для прицельного 
огня из РПГ-7, и открыл огонь по восточному склону перевала, не 
просматриваемому со стороны огневой подгруппы. Два других БТРа, двигаясь со 
скоростью 5-7 км/ч на расстоянии 40-60 м друг от друга, ведя упредительный 
огонь из пулеметов короткими очередями, пошли на сближение с противником. Я 
руководил действиями головной машины и следовавшими под прикрытием брони 
бойцами Народного фронта (около 10 человек) и несколькими разведчиками.

Через открытый верхний десантный люк я управлял огнем пулемета (наводчик — 
лейтенант, командир группы), причем мы не применили прием «ножницы» — если 
пулеметы БТР вели огонь по левому флангу, то я, лежа за башней, вел огонь с 
пулемета ПКМ по правому и наоборот. Свой АКСУ я поменял на ПКМ перед атакой. По 
мере приближения к противнику интенсивность огня со стороны огневой подгруппы 
возросла, а огонь миномета и АГС переносился в глубину по обратным скатам высот.
 Не имея сведений о наличии у противника противотанковых гранатометов, мы с 
пулеметчиком БТРа обстреливали каждый куст и камень, пригодный для позиции 
гранатометчиков, пытаясь упредить их...

При подходе к перевалу на 300-400 метров духи открыли огонь из подствольного 
гранатомета почему-то по второму БТРу, одна из гранат даже взорвалась в 8-10 
метрах позади машины. Но, убедившись, что это не разрывы РПГ-7, Олег Г. 
(находящийся на втором БТР) не придал этому значения, сообщим мне об этом уже 
после захвата перевала, не желая засорять эфир.

Активный радиообмен происходил лишь между двумя атакующими БТРами и огневой 
подгруппой, возглавляемой Игорем В., и мог являться классическим примером 
управления боем. При подходе головного БТРа на 50-80 метров к перевалу огневая 
подгруппа по команде прекратила огонь, держа в прицелах передний край обороны. 
Воцарившаяся тишина могла говорить или об отсутствии противника, или о его 
намерении открыть внезапный кинжальный огонь. Эти последние десятки метров 
стали самыми трудными. Дорога шла под нависшим слева обрывом, отлично 
просматриваемым задними БТРами и огневой поддержкой, но исключающим какой-либо 
маневр «пехотой» НФ. Последняя категорически отказывалась выйти из-за БТРа 
(разведчиками я рисковать не собирался) и наступать впереди машины. Угрозы не 
помогали, а на уговоры времени не было (типичный пример управления «чужими» 
бойцами). БТР стал медленно забираться на вершину перевала, подставляя под 
огонь брюхо. Но, к счастью, на перевале уже никого не было, и «пехота» вначале 
медленно, а затем быстрее «пошла в атаку». 

Давая указания на осмотр строений и прилегающей местности, мы увидели 
поддерживающие нас БМП, стоящие на вершине горы, перевал с которой был виден 
как на ладони, и толпу зрителей на броне. Подъехавший на третьем БТРе Игорь В. 
предложил съездить на радиолокационный пост и набить морду старшему. Но мы с 
Олегом эту затею не поддержали, а зря...

Наше внимание привлекли крик и стенания в одном из расположенных поблизости 
строительных вагончиков. Увиденное омрачило радость победы. В вагончике лежали 
расстрелянные (на полу валялись 5,45-мм автоматные гильзы) дети: два мальчика 
лет пяти-восьми и девочка лет двенадцати со следами изнасилования — братья и 
сестра атаковавшего перевал бойца НФ. Еще в нескольких местах были обнаружены 
трупы расстрелянных мирных жителей, не знавших о захвате «вовчиками» перевала и 
отправившихся рано утром в поездку. Вся их вина была в том, что они оказались 
кулябцами.

Менее чем через час, выставив на перевале пост НФ и дав указание на организацию 
его обороны, мы вернулись в Дангару, поужинали в местной чайхане и убыли в 
Курган-Тюбе. Заканчивался еще один удачный день войны, ставший таким благодаря 
взаимопониманию, взаимовыручке и опыту (для меня, Олега, Игоря и Сергея эта 
война была не первой) ну и, конечно, везению — госпоже Удаче. Все наши потери — 
это простреленный магазин, пристегнутый к автомату одного из разведчиков 
штурмовой группы.

О потерях противника мы узнали позже — 4 убитых, около 10 раненых. «Вовчики» не 
выдержали атаки и «чухнули» кто куда, так как среди их потерь числились и 
пропавшие без вести, что нас несколько удивило, — убитых и раненых боевиков на 
перевале мы не обнаружили.




С. Козлов

Какой спецназ нужен России?





Все хуже


Сегодня часть подразделений и соединений спецназа, оставшихся на территории 
Белоруссии, Украины и Узбекистана отошли к вооруженным силам этих государств. 
Россия лишилась пяти сухопутных и одной морской бригады спецназа (последняя, 
кстати, была самой подготовленной бригадой морского спецназа СССР).

Некогда лучшие подразделения и соединения спецназа, выведенные из Восточной 
Европы, в настоящее время поглощены собственным обустройством, так как выведены 
были зачастую в чисто поле. Части, которые попали в военные городки, занимаются 
их переоборудованием. В этих условиях, естественно, уровень боевой подготовки 
падает. Прочие подразделения и соединения спецназа, дислоцированные на 
территории России, также не блещут боевой подготовкой, Дело в том, что 
укомплектованы они на 40-60 процентов, вследствие чего количество нарядов 
увеличивается в два раза. Как результат — невыполнение программы боевой 
подготовки, которая и без того не позволяет подготовить солдата на уровне.




С пустыми руками


Людям, далеким от современных нужд армии в целом и спецназа в частности, 
наверное, приятно читать в газетах и журналах, какое замечательное оружие 
имеется у русских диверсантов. От одних названий «Вал», «Винторез», «Гюрза» дух 
захватывает. Вот это оружие! Но где оно? В наличии в бригадах их по нескольку 
единиц, а то и вовсе по одному образцу для показа. В Афганистане наш батальон 
вооружили бесшумными автоматическими пистолетами Стечкина только после моей 
личной просьбы об этом начальнику штаба ТуркВО генерал-лейтенанту Гусеву. 
Пистолеты эти поступили к нам после капремонта, и половина из них скоро вышла 
из строя. Мало того, что в подразделения не поступает новое вооружение: не 
обновляются ружейные парки, состоящие из старых образцов АКС-74, АКС-74У, СВД, 
РПГ-7, ПМ. В аналогичном состоянии находится и парашютно-десантная техника. Для 
спецназа разработан специальный парашют «Лесник», а войска прыгают с Д-5 и Д-6. 
Я знаю, что на «Леснике» новичок десантироваться не сможет, а программа 
воздушно-десантной подготовки предполагает 6 прыжков в год. Это означает, что 
солдат даже к увольнению в запас не сможет выполнить нормы 
парашютиста-отличника.

Новые средства спутниковой связи, как и новые образцы вооружения, в бригадах 
существуют в единственном числе, а новые приемо-передающие центры, о которых я 
слышал еще в 1989 году, до сих пор остаются слухами. Снаряжение, описанное в 
3-м номере вашего журнала за этот год — такая же мечта каждого спецназовца, как 
мечта Остапа Бендера о Рио-де-Жанейро. По-прежнему за плечами наших солдат и 
офицеров спецназа болтается неудобный и малоемкий РД-54 (54 — это год 
разработки). Камуфлированной формы хватает на 1-2 недели боевых действий.




Картошка или учеба


Организационно-штатная структура соединений спецназа такова, что не позволяет, 
планомерно занимаясь, выполнять даже существующую ныне убогую программу боевой 
подготовки. Главная беда, о которой знает всякий сколько-нибудь грамотный 
офицер спецназа (это общая беда нашей армии), заключается в отсутствии 
полноценных тыловых подразделений, задачей которых являлось бы обеспечение 
нормального выполнения программы боевой подготовки. Редкий командир может 
похвастаться отсутствием «мертвых душ» в его подразделении. «Мертвые души» — 
это внештатные свинари, огородники, строители и т. д. В роте они числятся по 
штату, но ротный порой их и не видел. Что это за солдаты, думаю, объяснять нет 
необходимости.

Совершенствуя организационно-штатную структуру, надо учитывать требования 
современности и ближайшего будущего. Еще в 1990 году я предлагал офицерам ГРУ, 
осуществляющим руководство спецразведкой, изменить задачи, решаемые спецназом, 
и провести четкое деление на задачи мирного и военного времени, создать силы 
специальных операций с единым руководством, а всевозможные ведомственные 
спецназы упразднить.

Известно, что руководство ГРУ столкнулось с определенными трудностями при 
планировании операций спецразведки в Чечне. Это было обусловлено тем, что 
Чеченская республика, являясь субъектом Российской Федерации, не может быть 
объектом, на который направлена деятельность агентурной и специальной разведки. 
Для начала их ведения необходим был Указ Президента. Если бы задачи спецназа в 
мирное время были закреплены в его руководящих документах и инструкциях, этой 
проблемы бы просто не возникло.




Война и мир


Безусловно, выполнение задач нельзя возлагать на одну группу военнослужащих. 
Поэтому целесообразно провести распределение задач по структурным 
подразделениям.

Наиболее сложные задачи, особенно в мирное время, лягут на военнослужащих роты 
особого назначения, способных действовать агентурными методами с частичной 
легализацией.

Все остальные задачи должны выполняться подразделениями спецназа. Солдаты 
спецназа должны уметь вести разведку различными способами, наводить авиацию на 
стационарные и движущиеся объекты противника, устанавливать радиомаяки на 
обнаруженные объекты; знать систему охраны и обороны объектов противника, 
контрразведывательные меры, применяемые противником, способы обмана противника 
для сохранения боеспособности, способы обеспечения жизнедеятельности и 
выживания в экстремальных условиях, уметь маскироваться как при нахождении на 
месте, так и на марше: знать и умело проводить засады и налеты как в военное 
время, так и в мирное время для освобождения заложников и борьбы с террористами,
 применять ВВ и СВ, штатные мины и заряды, находящиеся на вооружении как своих 
войск, так и противника, уметь изготавливать ВВ из подручных материалов, — и 
многое, многое другое.




Новая армия


Создавая новый род войск, а именно — силы специальных операций, необходимо 
законодательно закрепить в руководящих документах ВС России тот факт, что 
специальные операции — это вид самостоятельных боевых действий, а силы 
специальных операций — это отдельный род войск, Командующий должен быть, как 
минимум, генералом армии и подчиняться непосредственно министру обороны и 
президенту.

Надо изменить принцип комплектования. Призыв проводить раз в год в ноябре, 
соответственно программа должна быть рассчитана на годичный цикл. Срок службы 
увеличить до трех лет. Эта мера необходима на переходном этапе к контрактной 
системе, т. к. контрактников надо будет набирать из тех, кто прошел срочную 
службу в «спецназе». 

Вышеперечисленное касается только боевых подразделений: рот спецназа, 
подразделений связистов (как «центровиков», так и «маломощников»), рот 
минирования и радиотехнической разведки. В прочих подразделениях срок службы 
прежний, а в роте обеспечения (повар, кухонные рабочие и т. д.) — лица, 
проходящие альтернативную службу. В батальон обеспечения должны входить: 
комендантская рота, несущая гарнизонную службу, авторота, а также рота 
обеспечения, несущая службу в наряде по столовой и выполняющая всевозможные 
хозяйственные функции. Военнослужащие спецназа должны нести только внутреннюю 
службу по своему подразделению.

Поскольку действия групп спецназа должны опираться на агентурные сведения и 
четко взаимодействовать с органами агентурной разведки, необходимо иметь 
подразделение, которое в полной мере должно быть способно решать эти задачи. 
Это должна быть рота специального назначения, состоящая из офицеров и 
прапорщиков, обучающихся по отдельной программе. Кроме того, в роте должен быть 
взвод переводчиков-специалистов по ведению агентурной разведки, которые 
придаются в обычные группы спецназа для того, чтобы эти группы также могли 
взаимодействовать с агентурой. Готовить их должен штат преподавателей, которые 
в военное время становятся оперативными офицерами и осуществляют руководство 
своими группами.




Психология и атака


Не следует забывать, что одним из видов спецопераций является «психологическая 
война». Чечня показала, как и Афганистан ранее, полную неспособность 
существующих ныне подразделений вести психологическую войну. Оборудование, 
имеющееся на вооружении агитподразделений, — устаревшее, большей частью 
неисправное. Укомплектованы они бывшими политработниками, неспособными даже 
своего солдата уговорить что-либо сделать. Подразделение психологической войны 
должно входить в состав бригады спецназа и комплектоваться кадровыми 
разведчиками, постоянно и кропотливо изучающими общественно-политическую 
обстановку в регионе возможного воздействия, отрабатывающими в мирное время все 
наиболее эффективные варианты воздействия,

Вопрос вывода групп в тыл противника остается открытым. Ни один из офицеров ГРУ 
ГШ, занимающийся проблемами спецназа, не даст членораздельного ответа, как 
будут выводиться группы спецназа в тыл противника в военное время. Необходимо 
создать в бригаде спецназа отделение вывода групп в тыл противника, в которое 
должны входить: 

— воздушно-десантная служба;

— служба сверхлегких летательных аппаратов (мотодельтапланов и т. д.);

— служба морского вывода, на оснащении которой должно быть все как для 
надводного (надувная лодка «Стриж» с мотором, ласты, комбинезоны, мешки ОГК-4, 
чехлы для оружия), так и подводного варианта (аппараты АВМ-5, ИДА-71, компасы, 
гидроакустические станции, спецносители), а также тренажеры для подготовки;

— служба специальных транспортных средств (багги, джипы и т. д.);

— вертолетная секция, имеющая звено Ми-6 и три звена Ми-8мт.

Помимо этого, в бригаде должен быть учебный батальон, где проходят службу все 
разведчики в первый год, и батальон, который должен являться базой для обучения 
резервистов с полным штатом офицеров и прапорщиков.

Отдельно хочется остановиться на структуре управления ССО, подготовке 
офицерских кадров. Координацией всех сил спецопераций должен заниматься штаб 
ССО. Для этого необходимо создать командование сил специальных операций во 
главе с командующим (генерал армии). Командующему подчинен штаб, в который 
входит разведотдел, плановый отдел, исследовательский отдел с подчиненным НИИ 
«Спецназ». 

Исследовательский отдел также должен курировать объединенное ВВУЗ Сил 
спецопераций. Объединенное ВВУЗ должно состоять из 3-х составных частей:

1. Батальон курсантов, который готовит офицеров для войск спецназа по отдельной 
программе.

2. Курсы усовершенствования офицеров по типу 7-х курсов усовершенствования 
офицеров разведки — с той лишь разницей, что на эти курсы должны направляться 
офицеры из войск при выдвижении их на вышестоящую должность.

3. Академическая группа офицеров, которая также должна заниматься по отдельной 
программе.

Все это замыкается на единый учебный отдел и преподавательский состав. 
Программа построена на единой доктрине применения Сил СО. Такая система 
обучения отрабатывает четкую и стройную, поэтапно развивающуюся систему знаний 
офицеров Сил СО.

Плановому отделу, как и штабу в целом, подчинены бригады спецназа — как морские,
 так и наземные.




Часть V. Первая чеченская





С. Козлов

Несостоявшийся переворот


Наверняка многие помнят историю с двумя танковыми колоннами, которые вошли в 
Чечню в октябре-ноябре 1994 года. Помнят наверное и то, что сформированы они 
были органами военной контрразведки из офицеров Кантемировской и Таманской 
дивизий. Думаю, не забылось то, что танки, вошедшие в Чечню тогда, были почти 
все сожжены, танкисты погибли, а оставшиеся в живых попали в плен к боевикам. 
Их показывали по телевиденью, демонстрируя Миру «агрессивную сущность 
российского руководства, желающего свергнуть законно избранное правительство и 
президента независимой Ичкерии». Думаю, свежо в памяти и то, как это самое 
руководство отказалось от пленных, назвав их наемниками. Но об участии спецназа 
в этих событиях думаю, что знают очень немногие.

Как то вечером, когда я уже два года как расстался с Вооруженными Силами 
Украины, ко мне домой в Москве зашли мои товарищи по службе и учебе в Рязани. 
Выпили за встречу и спустя некоторое время разговор перетек в неожиданное русло.
 Без обиняков меня спросили, остался ли еще порох в пороховницах и не желаю ли 
я немного повоевать. Я ответил, что все зависит от того, где воевать, против 
кого и в чем конкретно состоит задача. Также я, будучи теперь совершенно 
штатским, задал и «шкурный вопрос»: «А что я с этого буду иметь?». Ребята 
рассказали, что Федеральная служба контрразведки формирует из бывших 
спецназовцев, имеющих боевой опыт, отряд общей численностью сорок человек. Этот 
отряд должен скрытно прибыть в Чечню, и не куда-нибудь, а в Грозный, где во 
время «Ч» произвести обстрел дворца Дудаева из реактивных огнеметов РПО-А, 
больше известного, как «Шмель». После этого они должны скрыться. Больше мне о 
задаче ничего не сказали из соображений секретности. Понятно, что если бы я 
согласился, задачу бы довели более подробно. За сей подвиг каждому обещали по 
одной тысяче «зеленых денег». Я вслух начал сопоставлять все плюсы и минусы 
предложенного мероприятия.

Проникновение на территорию Чечни русских без взаимодействия с агентурой, а 
также прибытие в Грозный сорока человек незаметно для ДГБ Дудаева мне 
показалось сразу маловероятным. Мне было неясно, что давал обстрел дворца 
«Шмелями». Если в том была необходимость, то его можно было бы просто 
разбомбить авиацией без участия спецназа. И что больше всего меня волновало, а 
как собственно мы должны были выбираться из Грозного после такого шума. По 
моему разумению для того, чтобы все это спланировать и провести операцию без 
потерь, надо было хотя бы недельку походить по городу и наметить основные и 
запасные пути подхода к дворцу и отхода от него, а также огневые позиции для 
стрельбы из огнеметов. Поскольку это все было «писано вилами по воде», я решил 
все не имеющее в настоящий момент какого-то объяснения отнести к минусам. Также 
в этот разряд попадало и то, что контрразведка вербует спецназовцев ГРУ из 
«бывших», от которых всегда можно отказаться. Из плюсов была только тысяча 
долларов, которой как раз бы хватило на мои похороны. Я сказал, что это чистой 
воды подстава и я в такие игры играть не собираюсь. Прошло немного времени и я 
узнал из СМИ о танковых колоннах, проданных духам, но не провел параллели между 
предложением, которое мне было сделано и событиями осени 1994 года.

Лишь когда закончилась Первая Чеченская компания, судьба свела меня с одним из 
участников тех событий.

Если бы мне лично не предлагали принять участие в этой авантюре, я бы подумал, 
что человек этот просто вешает мне лапшу на уши. Оказывается, этот отряд был 
сформирован, оснащен и прошел доподготовку в одной из воинских частей 
Московского Военного округа. Руководила деятельностью отряда служба 
контрразведки. Отряд был разделен на две группы по двадцать человек. В состав 
одной из этих групп и входил мой собеседник. Он рассказал, что предварительно 
они прошли по всему маршруту предполагаемого движения танкистов. Результаты 
разведки были не утешительными. Было совершенно очевидно, что боевиков кто-то 
предупредил о готовящейся акции и подробно ознакомил с маршрутом движения 
танковых колонн. Вблизи дорог, по которым должны были пройти танки, находились 
опорные пункты и засады. Дороги были заминированы управляемыми минами и 
фугасами. Зная по своему опыту, чем это может грозить танкам, спецназовцы 
провели разведку маршрута, где бы танки могли беспрепятственно достигнуть 
Грозного и прибыть к указанному сроку к дворцу. Результаты разведки были 
доложены руководству, но должного действия не возымели. Решив, что все здесь 
повязаны, «бывшие» решили хотя бы предупредить командира одной из танковых 
колонн. Рассказав, что его ждет на маршруте, они показали танкисту безопасный 
маршрут, разведанный ими. Однако информация на командира колонны не произвела 
должного впечатления. Судя по тому, как он реагировал на предупреждение, ему 
было строго настрого указано по какому именно маршруту вести танки.

Спецназовцы в указанное время были у дворца и даже сделали несколько выстрелов 
по его окнам, однако не все из них попали в цель. Отстрелявшись, разведчики 
отошли в пункт сбора. К дворцу из всей колонны удалось прорваться только одному 
танку. Экипаж, обалдевший от мясорубки, из которой ему удалось вырваться, 
спецназовцы забрали с собой и вывели за пределы Чечни.

Военному и политическому руководству страны этого урока оказалось недостаточно. 
Когда органы государственной безопасности, вместо того, чтобы перессорить между 
собой чеченские тейпы и привести к власти в Чечне силами оппозиции нужного 
человека, попытались решить проблему силовым путем. Поэтому спустя пару месяцев 
началась чеченская кампания, не имеющая в новейшей советской и российской 
истории аналогов по бездарности ее начала, а также по продажности на всем ее 
протяжении от начала до конца.




В. Недобежкин

Война или игра в солдатики?





Генерал Рохлин


В расположение 8-го гвардейского корпуса в Толстой-Юрт мы прибыли 20 декабря. 
По численности этот корпус равнялся полку, его полки — батальонам. Командовал 
соединением генерал Лев Рохлин. Первой задачей он поставил нам ведение разведки 
вокруг корпуса. Кроме того, он, видимо, предполагал, что придется лезть в город,
 поэтому приказал разведать не менее трех маршрутов выдвижения. Выполняя приказ,
 мы облазили Северный и Ханкалу.

Рохлину надо отдать должное. Из всех командиров своего ранга он, пожалуй, был 
самым здравомыслящим, огромное внимание уделял разведке. Сказался, наверное, 
афганский опыт.

Одно то, как он вошел в Чечню, говорит о многом, 8-й шел через Дагестан, где 
его тормознули и блокировали. Рохлин отступил и исчез на сутки, соблюдая полное 
радиомолчание, ушел на север и через пустынные районы вышел в Толстой-Юрт.

Разведку Рохлин буквально лелеял. Мне очень нравилось, как он в отличие от 
других пехотных военачальников ставил задачу. Сначала определял, что надо 
сделать, а потом предлагал подумать, как мне удобнее ее выполнить, реально это 
или нет, и выслушивал предложения. Что в спецназе особенно ценят — он не душил 
инициативу. Благодаря такому отношению результативность нашей деятельности была 
очень высокой. Три маршрута мы разведали, буквально исползав все на пузе. 
Последняя группа вернулась 31 декабря в 5.00, а в 6.00 уже началось движение. 
Маршруты были «пробиты» вплоть до того, где сможет пройти только уазик, а где 
тяжелая колесная техника.




Запоздалый свет


Нас перевели в Ханкалу с задачей вскрыть группировку противника. Говорили, что 
у дудаевцев там стоит усиленный батальон, техника закопана, танки. Работали из 
расположения «двести семьдесят смешного», как мы его прозвали, мотострелкового 
полка. Полк этот только-только вошел в Чечню.

Буквально перед ними здесь забили десантников «Градом», который лупил прямой 
наводкой. Десантура еще не успела раны зализать — а тут пехота, как в мирное 
время, идет парадной колонной. Комдив десантников определяет им место. Полк 
выстраивается в девять колонн, машина к машине. Вот он, лесок, из которого 
десантников били. Охранение ставят: лейтенант и два солдата, остальные спят.

Свежий пример пострадавших их ничему не научил. Но работать-то надо. Мы начали 
налаживать взаимодействие с артиллеристами. Спрашиваем: привязывались к 
местности? Нет. А задачи какие-нибудь получали? Нет. А разворачиваться-то хоть 
будете?! Опять — нет! Пришлось организовывать прикрытие работающей группы на 
личных контактах. Отловил командира батареи и упросил помочь: мол, так и так, 
мне ночью работать, давай, согласуем действия. Развернули они две «Гвоздики». 
Указал я им огни, объяснил, что, когда наши выйдут в район, надо пострелять 
осветительными, чтобы объекты подсветить (задача группы была чисто 
разведывательная), а уж когда возвращаться — по путям отхода заградительным, 
«хвосты отсечь». Группа из двух майоров, старшего лейтенанта и трех срочников 
вышла в Ханкалу, «пошарила» и обнаружила инженерные сооружения. Батальона там, 
правда, не было, но «Грады» действительно имелись. Группа вышла на связь, 
попросила дать подсветку. Я к артиллеристам:

— Ну, ребята, давайте! А они:

— Нам комбат, отходя ко сну, шуметь запретил.

Я к комбату. На входе лейтенант с двумя бойцами меня не пускают:

— Командир сказал его до утра не беспокоить!

Пришлось применить силу. Ребята мои бойцов убрали и сами встали у дверей. 
Лейтенант добросовестно пытался сопротивляться, получил в ухо и успокоился.

Бужу комбата, спрашиваю:

— Что случилось, мы же с тобой договорились? А он:

— Мне задачу сверху никто не ставил, боевого распоряжения не было, вот я и 
подумал, что стрелять мы, пожалуй, не будем.

— Кто тебе должен распоряжение отдать?

— Комдив.

— Что же ты молчал? Где комдив?

— В соседней машине.

Короче говоря, подсветили цель минут через сорок. Мои к этому времени уже с 
духами сцепились. Ребята света не дождались, пошли домой и натолкнулись на 
парный патруль, охранявший железную дорогу. Задача у группы была — огневого 
контакта с противником избегать, главное — ведение разведки. Но соблазн 
оказался слишком велик.




Ночной бой


Начали бить из «Винтореза». Патруль находился за насыпью, так что, по сути, 
огонь велся по грудной фигуре. Первая пуля попала в рельс. Искры, звон, а 
выстрела не слышно. Вторая ударила в насыпь. В патруле шли гранатометчик и 
пулеметчик. Пулеметчик, наверное, от страха и неопределенности начал поливать 
все кругом. Тут уже пришлось его убрать, используя все оружие группы.

Закон старый, как мир: группа жизнеспособна до первого выстрела. Началась охота.
 Группа отошла в сад. С трех сторон в нее начали бить из гранатометов. Надо 
отдать должное духам: били профессионально, не по низам, а верхом, над садом. 
При такой стрельбе граната попадает в ветки, разрыв происходит высоко над 
землей, в результате чего площадь поражения увеличивается.

Ребята стали уходить дальше. Выскочили на проселочную дорогу, а там «Град» на 
позиции, БТР в охранении, ЗУшка. И снова отмечу профессионализм противника. 
Ночь, полная тишина, в считанные минуты «Град» сворачивается, и колонна без фар 
на полной скорости исчезает. Действия четкие, слаженные, ни криков, ни суеты.

Когда группа вернулась, командование высказывало претензии: почему, мол, не 
уничтожили «Град»? На мой взгляд, все было сделано верно. Если бы группа 
ввязалась в бой с охраной БМ-21, уже бы не выбралась. Слишком силы неравные, да 
и на хвосте сидели духи. Я же при всем моем желании реальной помощи оказать не 
мог. Техника, которую мне тогда выделили, была просто «убитая». Что говорить, 
если выделенный БТР приходилось таскать по дорогам «Уралом». 

К утру группа вышла, правда, на три часа задержалась. Ребята уходили от 
преследования по глубокому снегу, к тому же, чтобы от противника оторваться, не 
сразу к своим — так бы их перехватили, а сначала в противоположную сторону. 
Когда они к нам вышли, вымотались так, что последние 200 метров до машины я их 
буквально тащил. Но вот спецназовский дух! Отдышались у БТРов, покурили, 
оклемались, доложили результаты разведки, кстати довольно ценные. Разделись по 
пояс, растерлись снегом, умылись, поели, оружие смазали и только после этого 
отсыпаться. У зачуханных пехотинцев, которые в Чечне, по-моему, вообще не 
умывались, глаза были как полтинники.

Изучив полученные данные, решили мы на той дороге, где «Град» видели, 
организовать на него засаду. Доложили наверх. Нам дали добро, но приказали 
согласовать действия с комдивом. Согласование тянулось два дня, и все это время 
по открытым каналам связи решался вопрос: стоит или не стоит, а если стоит, то 
как?

В самом начале я попросил комдива, чтобы он мне дал связиста и артиллериста, и 
мы с ними все согласуем. Нет, комдив собирает служебное совещание и начинает 
обсуждать задачу. Результат такой «скрытности планирования боевых действий» не 
заставил себя ждать. Группа вышла к формальной линии соприкосновения и, как 
положено, стала проводить доразведку. Наблюдают: там — БН, тут — БН, там огонек 
— курят, здесь кашлянули, там чихнули. В общем, понаблюдали, понаблюдали и 
вернулись. Позже мы осмотрели эту опушку. Вот они, лежки: патроны россыпью, 
граната (кто-то, видимо, в темноте обронил). То есть лежали и нас ждали. И это 
был не единственный случай, когда нас «продавали». 

Вернувшись в корпус, доложил все Рохлину, в том числе об «убитых» БТРах, 
выделенных нам. Рохлин на меня: «Что же ты мне не доложил? Все, что тебе надо, 
я выделю! Надо будет танковый батальон придать — придам!».




Танк на МТФ


И действительно, для решения следующей аналогичной задачи мне выделили 
исправные бронетранспортеры, а для усиления два танка и «Тунгуску». 

Мы работали с базы 104-и ВДД в Бенирт-Юрте, «пробивали» маршрут выдвижения 
бронегруппы. В принципе всех-то дел — проехать и посмотреть трассу, по которой 
движутся наши войска, и выяснить, пройдет техника или нет. Проехали. Точно! 
Танк загнали на МТФ, ствол опущен. От трассы метров двести. Неясно, как его до 
нас никто не обнаружил, тем паче десантники, которые стояли почти напротив.

Запросили комдива:

— Танк в МТФ не ваш?

— Да вы что, у меня вообще одни бээмпешки, а за дорогой — противник.

— Разведку ведете?

— Да, наблюдаем.

Как уж они наблюдали, что в трехстах метрах от своего КП танк не обнаружили, не 
знаю.

Пока шло согласование, стало вечереть. Мы хотели начать работу перед рассветом, 
но комдив настоял на вечере. В состав отряда Рохлин попросил включить четырех 
офицеров корпусного разведбата чтобы они поучились нашей тактике. В лагере 
потренировались, что называется «пешие по-машинному». Отработали вход в 
помещение: сначала граната, потом взрыв (если надо, то еще), потом очередь из 
автомата по углам, а уж потом входим.

Подошли к МТФ тремя подгруппами нападения без огневого воздействия. Я со своими 
двинулся к боксу, где стоял танк, а подгруппа, в которую входил замкомандира 
разведбата, — к двери. Но вместо того чтобы бросить гранату, он просто вошел и 
тут же получил очередь. Пули вошли в сердце и в шею. Ребята его оттащили. 
Подгруппа обеспечения стала долбить по двери. Выдвинулся наш танк, ударил 
духовскому под башню и начал из пулемета поливать. Тем временем ребята раненого 
за броню уже вынесли. Но до медиков мы его живым не довезли. С тех пор зарекся 
чужих с собой брать.

Первая потеря, конечно, сильно на бойцов повлияла, но хорошо, офицеры опытные 
были, Афган прошли: не дали им раскиснуть. Солдат всегда смотрит на то, как в 
сложной обстановке себя офицер ведет. Если он нормально работает, то и боец 
всегда сработает.

К утру решили мы все же задачу завершить. МТФ была обнесена забором, который 
закрывал обзор танку, да и мне не видно было, что там творится. Но ведь у меня 
есть «Тунгуска»!

Запрашиваю экипаж установки:

— Забор видите? Видим.

— Он мне мешает.

— Понятно.

«Тунгуска» не стреляет — плюется огнем. Шар-р-рах! Пыль осела — забора нет.

Начали наши танки бить. Мы тоже подключились. Огневой налет закончился, подошли 
подгруппы захвата. Танк в боксе уничтожили, пошли чуть дальше за МТФ — 
обнаружили гаубицу на огневой позиции. Закопана полностью, маскировка 
изумительная — с дороги не видно вообще. Разведчики на нее чуть ли не свалились.
 Боекомплект на грунт выложен, гаубица готова к бою. Сектор обстрела не больше 
10 градусов, но в секторе изгиб дороги. То есть гаубица накрывает голову 
колонны на пристрелянном повороте, в это время танк начинает долбить саму 
колонну. Гаубица переносит огонь и не даст подойти к подбитым машинам, 
расчистить пути движения.

Прошли чуть дальше — на позиции миномет. Боеприпасы также готовы к бою. Вот вам 
и разведка у пехоты. Неделю уже по этой дороге наши войска ездили — и хоть бы 
кто почесался.

Вернулись мы нормально, без эксцессов. Танкистам наш выход очень понравился. 
Они убедились, что духов можно и нужно бить.




Новогодняя ночь


Проведя разведку маршрутов выдвижения в интересах 8-го корпуса, мы свою задачу, 
по сути, выполнили и 31 декабря должны были возвращаться в Моздок. Связываюсь с 
командованием, а мне сообщают: действие боевого распоряжения продлено до 10 
января, но в город не входить. В 5 утра я прибыл к Рохлину с докладом. Он мне 
сразу:

«Пойдете в Грозный в составе первой штурмовой группы». Объясняю, что мне 
руководство вход в город запретило. Спокойно, без крика и эмоций Рохлин снял 
трубку, тут же все переиграл, и нам уже приказано — идти в Грозный.

Единственное, что я спросил:

— На чем? На «Уралах»?

Мне подтвердили:

— Да, на «Уралах». 

Вот так: штурмовая группа на «Уралах». Правда, пригнали нам потом БТРы, но 
какой же командир отдаст хорошую машину — «На тебе, Боже, что нам негоже!».

Определили нас, к счастью, не в штурмовую группу, а в бронегруппу, как-никак 
люди только из разведки вернулись.

К этому времени и пехоту, и десантников уже били хорошо, первые потери 
появились и в корпусе. На фоне этого поражало отношение армии к войне: ее никак 
не воспринимали всерьез. Что еще хуже, верхние штабы тоже ничего не хотели 
видеть.

Ближайшей задачей был консервный завод, последующей — 2-й больничный комплекс. 
Консервный завод мы проскочили быстро. Я сам на «Урале» ехал, впереди мои парни 
на двух БТРах. По дороге к больничному комплексу по радио приказ: пропустить 
броню, колесные в сторону. А как ее пропустить — улочки-то узкие. Связался со 
своими, говорю: «До перекрестка дойдете, там ждите». В колонне бардак, где тылы,
 где что, непонятно. Машины с боеприпасами друг другу в задницу стоят — одна 
рванет, и всем привет.

Ночка новогодняя! Договорились мы со своими в 24.00 хоть по пять капель, но за 
Новый год выпить. Суета, то да се, но кое-как собрались.

Я говорю:

— Ну, давайте, за праздник!

А мне:

— Командир, да ты что? Время уже 5 утра!

Оказывается, у меня часы остановились, и шел я до этого перекрестка с 10 вечера 
до 5 утра.

Одно хорошо: нужда — лучший учитель. За эту ночь научились мои парни слышать 
мины. Раздался хлопок на огневых, шелеста нет, они мигом сигают за укрытие. 
Пехотные офицеры только диву давались.

Маршруты выдвижения командирам частей спускали сверху, как на маневрах. Рохлин 
и тут действовал по-своему. Когда рано утром 1 января корпус вышел ко 2-му 
больничному комплексу, согласно приказу дальше следовало идти по Первомайской 
улице. Мы проверили ее: застройка девять этажей и выше. Тогда Рохлин повел 
корпус по параллельной, Лермонтовской. Нельзя сказать, что нам не 
противодействовали. Били! И били очень хорошо, но пока духи сообразили, что 
корпус идет не там, где ему приказано и где они его ждут, основные штурмовые 
группы уже прошли.

Особо толково было то, что на каждый пройденный перекресток Рохлин ставил свой 
блокпост. Таким образом, он взял под контроль все районы, по которым двигался, 
в то время как остальные бестолково мотались по Грозному, и их вдруг начинали 
бить в местах, которые они только что прошли.




Работаю спасателем


К утру меня с ребятами передали в распоряжение командира 20-й дивизии, а тот 
задачу конкретизировал — охрана командного пункта дивизии. Очень он сожалел, 
что нас всего 22 человека. Я было возразил, что охрана не входит в задачи, 
решаемые спецназом. Тут он буквально взмолился: «У тебя хоть офицеры опытные, 
бойцы обученные!». Стали организовывать им охрану и оборону 2-го больничного 
комплекса. Штаб дивизии разместили в подвальных помещениях, а в верхние этажи 
посадили наблюдателей.

В первые дни я приказал мирных жителей к расположению дивизии вообще не 
подпускать. Предупредительными выстрелами отгоняли. И спокойно было. Никаких 
обстрелов. Но приехали «политрабочие» из корпуса и начали бухтеть: «Да что же 
вы делаете? Это же мирные! Их надо пропускать». Ну и понеслось. Проходит 
бабулька или старичок — через 15 минут минометный обстрел. А технику поставили, 
как на учениях, ровненько и кучно. В результате обстрела у техники колеса 
пробиты, машины повреждены.

Проходит бабушка с мальчиком. Через 15 минут — обстрел позиций минометной 
батареи. Минометчики не менее грамотные, чем все остальные, поэтому зажали свои 
минометы между машинами с боеприпасами. Накрыли их четко. Один снаряд попал в 
машину с минами. Машина горит. Отважные минометчики во главе с командиром 
бросили все и всех — технику, убитых, раненых — и разбежались. Пришлось нам 
растаскивать их технику, выносить убитых и раненых. Правда, минометы мы их 
подавили.

Пошел к комдиву, а у него все офицеры собрались, как цыплята вокруг наседки. 
Штабные, командиры до комроты включительно. Техника и люди брошены. Батальон 
БМП-1 пригнали в Грозный механики. У них даже операторов нет.

Я говорю:

— Надо закапываться, готовить оборону.

А мне в ответ:

— А зачем? Всего ведь на одну ночь! Я им:

— Ну ладно, вам плевать на технику, на личный состав, но о себе-то подумайте. 
Их сметут, потом вас, как крыс из подвала, выкуривать будут.

Вроде зашевелились. Тут опять обстрел начался. Смотрю — два майора бегут. 
Спрашиваю:

— Куда? Отвечают:

— Боеприпасы кончились.

Отстегнул я у одного магазин от автомата, а он полный. Ни единого выстрела не 
сделано. У меня в отряде был сержант, сам по себе мужик здоровый, да и выглядел 
солидно. Так он их буквально пинками на позиции загнал. В спецназе на войне 
знаков различия не носят. Кончился обстрел, подходят эти двое к нему:

— Разрешите обратиться?

Он на меня недоуменно смотрит. Я ему говорю:

— Командуй, командуй!

Майоры спрашивают:

— Разрешите людей кормить?

Он им важно:

— Кормите!

Потом уже, когда уезжали, увидели они его в общем строю. Ко мне подошли:

— Кто это у вас?

— Это, — говорю, — сержант войск специального назначения.

Видели бы вы их рожи.

Война приняла позиционный характер, а пехота за десять дней так ничему и не 
научилась. Сидят бойцы вокруг костра, жуют кашу. Начинается минометный обстрел: 
сидят, как сидели. В центр падает мина. Из двенадцати девять убитых и раненых. 
Остальные встали, тела вытащили и опять сидят, как ни в чем не бывало. Они даже 
не бегали под обстрелом. Вели себя как бараны на заклание, убьют так убьют.

Мой отряд уже двадцать дней выполнял задачу без отдыха, но менять нас или 
отзывать и не думали. Пришлось применить хитрость. Сообщил я, что у меня 
эпидемия дизентерии. Отозвали сначала на консервный завод, где попытались опять 
заслать куда-то, но я воспротивился. Так и вернулись в Моздок, на базу. А там 
один из генералов мне и говорит:

— Плохо отработали! Спрашиваю:

— Почему? А он отвечает:

— Потерь нет. Вот 255-й полк воюет, столько-то убитых, столько-то раненых. 
Сразу видно, воюют хорошо!

* * *

Можно удивляться цинизму последней фразы, но остается фактом то, что критерием 
результативности для наших генералов является наличие потерь. Видимо, этим и 
объясняется то, как умудрились за два года положить столько наших парней.




В. Дмитриев

Кавказские пленники





Или рождественские «каникулы»


В январе 1995 года весь мир с замиранием сердца следил за трагедией, 
разыгравшейся в Чеченской республике. Уже горели танки на улицах Грозного, 
усыпанного трупами солдат и офицеров Российской армии. Сама армия по всем 
правилам военной науки по сантиметру вгрызалась в российский город на 
российской, но не подконтрольной нашему правительству территории. Россия 
вползала в Чеченскую войну. Телевизионные программы новостей всего мира 
начинались репортажами о тех грозных событиях. Но кроме этой огромной трагедии, 
затмившей собой все остальные, была еще одна, менее заметная на фоне 
грозненских событий, но от этого не менее трагичная и ломающая людские судьбы. 
Для специалистов в военной области она говорила очень многое. Информационные 
программы, лишь мельком, не заостряя внимания, передали, что в горах, на юге 
Чечни, боевикам удалось взять в плен около полусотни российских десантников.

Только все, кто имеет хоть какое-то отношение к военной разведке знали, что это 
были не десантники. Это был армейский спецназ. Его еще называют спецназом 
Главного Разведывательного Управления Генерального Штаба.

Что могут полсотни спецназовцев? Их, конечно, мало, чтобы взять штурмом, даже 
взводный опорный пункт, но в определенных условиях и при хорошем руководстве 
они могут совершить переворот в какой-нибудь банановой республике или борющейся 
за право называться ею, как, например, Чечня. Тогда почему они ничего не смогли 
сделать в горах, выполняя задачу по своему прямому назначению? Наверное, пришло 
время рассказать о тех событиях правду.

Думаю не раскрою военной тайны, назвав настоящие фамилии некоторых участников 
тех событий, поскольку не стоит скрывать от товарищей по оружию то, что давно 
известно врагу. Лишь фамилии некоторых участников, продолжающих службу в 
военной разведке, я привожу с изменениями.

31 декабря 1994 года посадочным способом в горах недалеко от села Комсомольское 
была высажена группа 22-ой бригады Специального Назначения под командованием 
майора Холодова с задачей вести разведку путей подхода боевиков из горных 
районов к Грозному, проведения диверсий (подрыва ЛЭП), постановки засад и 
минирования дорог.

Неприятности начались сразу же при десантировании с вертолета посадочным 
способом, потому что во-первых: вертолетчики не пытались ввести в заблуждение 
чеченцев, скрывая ложными посадками точное место десантирования группы; 
во-вторых: вертолеты сели совсем не там, где планировалось, из-за чего у группы 
ушло некоторое время на то, чтобы сориентироваться на местности и определить 
свою точку стояния; и третье, самое неприятное: группа сразу же была замечена 
местными жителями, которые не замедлили сообщить в ближайший отдел Департамента 
Государственной Безопасности Чечни о высадке диверсионной группы федеральных 
войск.

За неделю до нового года в горах выпал снег, и следы группы, куда бы она ни 
направилась, не заметить мог разве что слепой. Днем слегка подтаивало, а ночью 
мороз схватывал железной хваткой все в округе. Снег покрылся ледяной коркой, и 
продвижение группы стало очень медленным, поэтому нет ничего удивительного, что 
в скором времени на хвост группе сели сотрудники ДГБ. Теперь уже ни о каком 
выполнении задания не могло быть и речи. Начались гонки.

Изматывающими личный состав переходами пытались оторваться от преследования, но 
это было невозможно сделать по нескольким причинам. Нагруженные боеприпасами и 
взрывчаткой под завязку, не считая теплых вещей и валенок и ватных спальных 
мешков, люди едва передвигали ноги, а, упав в снег, не могли встать без 
посторонней помощи. Преследовавшие их чеченцы были у себя дома и шли налегке, 
отчего имели большую скорость передвижения при меньшей затрате сил. Но больше 
всего делала невозможным уйти от преследования «бизонья тропа», остававшаяся за 
группой. Оторвись они хоть на сутки пути, их все равно бы настигли.

На каждом привале командир группы майор Холодов слал в центр радиограммы 
следующего содержания:

— Ухожу от преследования, выполнение задания невозможно, требую срочной 
эвакуации!

В первый день ответа на радиограммы не последовало. Затем пришла 
обескураживающая шифровка:

— Продолжайте выполнение задания, поздравляем старшего лейтенанта Исаакова с 
присвоением очередного звания капитан досрочно.

Все последующее время переговоры напоминали разговор слепого с глухим.

Группа:

— Требуем эвакуации!

Ответ:

— Продолжайте выполнение задания.

По прошествии нескольких лет после тех событий, с нынешним опытом, я понимаю, 
что будь майор Холодов похитрее и дай радиограмму об успешном выполнении 
задания, да еще о дополнительно проведенной засаде, его бы незамедлительно 
эвакуировали, встречая на большой земле как героя. Никто бы даже разбираться не 
стал, правда это или нет. Армии нужны были герои, а перед Москвой нужно было 
прогнуться, поскорее доложив о своих успехах.

Майор Холодов, этого-то как раз и не понимал, а сообщить ему об этом напрямую 
никто не решался.

В Моздоке заместитель командира по воспитательной работе по кличке Хрюша даже 
провел по этому поводу собрание, обвинив майора Холодова в пассивности, чуть ли 
не в трусости.

Когда стало ясно, что от Холодова нужных радиограмм не дождешься, в срочном 
порядке подготовили еще один отряд из двух групп, в состав которого вошли 
командир батальона майор Иванов и почти все управление батальона.

Нагрузив боеприпасами еще больше, чем группу Холодова, через двое суток после 
Нового Года этот отряд также на вертолетах забросили в горы для соединения с 
группой Холодова и выполнения совместных разведывательных задач.

Во главе отряда теперь был опытнейший майор Иванов, отвоевавший в свое время 
два срока в Афганистане и очень неплохо. За Афган он имел три ордена Красной 
Звезды.

Кроме него в управление отряда вошли майор Хопров, тоже имевший опыт 
Афганистана, и майор Дмитриченков. Дмитриченков был заместителем командира 
батальона по воздушно-десантной подготовке. Его присутствие в отряде было 
совершенно ни к чему, он поехал туда потому, что рядовой Попов был ранен на 
занятиях, проводимых именно этим майором. Естественно, этого командир бригады 
Дмитриченкову не простил и попрекал при каждом удобном случае. Последнему 
хотелось как-то загладить свой проступок и он попросился в этот отряд. Командир 
батальона относился к нему с уважением и не отказал.

Такое усиление положительно сказалось на боевом духе, но мобильность отряда 
стала совсем плохой. Людей стало больше. Во главе отряда теперь стояли опытные 
люди, возраст которых был далеко за тридцать. Правда, особым здоровьем они не 
отличались. Командир отряда вообще хромал из-за полученного в Афганистане 
ранения.

Еще не обнаружив открытого преследования, у разведчиков появилось ощущение 
нависшей опасности: странные тени и звуки ночью, заставляли разведчиков 
открывать огонь из бесшумного оружия, а срабатывание мин, поставленных на тропе 
за отрядом, говорили о том, что хвост не отставал ни днем, ни ночью. Наконец 
преследовавшие отряд чеченцы совсем обнаглели и в открытую приблизились к 
отряду на дальность до 200 метров.

Это была наглость, которой командир батальона терпеть не стал. Тыловому дозору 
была поставлена задача провести засаду и задержать преследователей.

Группа старшего лейтенанта Быстробегова, находившаяся в тыловом дозоре, 
замаскировавшись в удобном месте, стала ждать преследователей. Вскоре появилось 
двое чеченцев пешком, в белых маскхалатах. Вооружены они были охотничьим ружьем 
и карабином СКС.

Неожиданно появившийся перед ними Быстробегов поверг их в шок, а завалить на 
землю и связать двух человек для специалистов не представляет особого труда. 
Рослый гигант, прапорщик Паршонков, стукнув их лбами друг о дружку, завалил в 
снег, крикнув солдатам: — Ну что вылупились? Связывайте!

Быстро связав, чеченцев отволокли к командиру батальона. Допроса не было, они 
сами рассказали, все что знали. Эта информация была нерадостной для отряда. Они 
сообщили, что об отряде давно известно, и что за ним следят представители ДГБ и,
 якобы представители оппозиции, которые хотят провести отряд в Урус-Мартан, где 
находится их Центр.

Кроме этого, они рассказали еще много интересного об организации вооруженных 
формирований на юге Чечни. Все это было немедленно зашифровано и отправлено в 
центр.

Полученные данные заставили начальника разведки принять решение об эвакуации 
отряда. В Москву уже было о чем докладывать. Поэтому отряду дана была 
радиограмма о выходе в точку эвакуации. Это была ровная поляна на вершине одной 
из небольших гор.

Получив шифровку, спецназовцы обрадовались и двинулись в сторону площадки 
эвакуации, по чистой случайности проскочив между двумя отрядами ДГБ. Продукты 
питания почти закончились, костров, чтобы не обнаружить себя, не разводили, а 
спать ночью в спальном мешке, когда от дыхания он становится влажным, а затем 
мокрым, невозможно. Бойцы и командиры вымерзали до такой степени, что, 
проснувшись, с трудом могли пошевелить замерзшими руками и ногами, а спальный 
мешок превращался в сплошной ледяной кокон, выбраться из которого очень трудно. 
Даже пленные чеченцы были удивлены теми условиями, в которых приходилось 
действовать спецназовцам. Сами они имели легкие спальные мешки из лебяжьего 
пуха, и через двое суток в горах у них шла замена.

К полудню 06.01 отряд вышел на указанную вершину для эвакуации. Небо было 
чистым и оставалось таким еще три часа. Площадка позволяла посадить 
одновременно три «вертушки». Радист «продавил» в Центр: «К эвакуации готовы!». 
Центр ответил: «Ждите!». Ждали два часа. Эфир молчал. Наконец, новое радио: 
«Эвакуация невозможна ввиду отсутствия погоды». Посоветовавшись с командиром 
группы, командир отряда принял решение — пока есть погода в районе площадки 
эвакуации, подняться на ближайшую вершину Тамыш (отм. 835) и на ней дождаться 
улучшения погоды на аэродроме взлета. Если же погода не изменится к лучшему, 
было решено двигаться в направлении на юг или юго-запад с целью поиска новой 
площадки эвакуации, более удаленной от Комсомольского и Алхазурово. Однако к 
вечеру 06.01 погода ухудшилась в районе ожидания. Сутки шли без происшествий. 
Погоды не было, в округе было тихо. Все это укрепляло в мыслях о том, что, 
может, обойдется, чеченцы нападать не решатся. Так далеко в горы они не полезут,
 пока они соберут по аулам ополчение, мы будем уже на большой земле. Может, они 
вообще не захотят лезть в горы штурмовать каких-то диверсантов, присутствия 
которых никто, кроме пленных, не почувствовал.

Мороз на следующую ночь усилился, один солдат получил обморожение. Посты 
охранения по-прежнему не сообщали ни о чем подозрительном, поэтому комбат 
разрешил разжечь костры для обогрева личного состава. Ночь была очень тяжелая, 
за сутки бойцы съели по банке тушенки на пятерых и галете, запив чаем из 
топленого снега. Теперь к холоду, добавился еще и голод. Утро приближалось 
очень медленно. Постепенно небо становилось из черного серым. Все с надеждой 
смотрели на него, как будто ждали пришествия Христа, но оно по-прежнему было 
затянуто свинцовыми тучами, а вместо гула вертолетов тишину разорвал гул 
выстрела. За ним последовала автоматная очередь. Даже в предрассветной мгле 
было видно, как вытягиваются у всех лица от удивления и страха.

При окружении отряда чеченцы использовали старый партизанский способ: 
блокирующие группы прибывали и пробирались к отряду очень скрытно, маскируясь 
под людей, прибывших для заготовки леса, и несмотря на то, что они были 
обнаружены дозором разведчиков, контроль над ситуацией перешел к ним.

С поста первого охранения прибежал сержант Тупольский. Рукав его бушлата намок 
от крови, она крупными каплями падала на снег. Он сообщил:

— Товарищ майор, я ранен, рядовой Луговенко убит. Отряд, по-видимому, окружен!

Пока ему вкалывали промедол и перевязывали, отряд занял круговую оборону. То 
здесь, то там вспыхивали перестрелки. Надев белые маскхалаты, разведчики 
готовились к бою. Туман был густой, нападавшие не видели разведчиков, лежавших 
на открытой местности, но и нападавших не было видно за деревьями. Тяжелые 
мысли лезли в голову разведчикам. Они думали, что этот первый бой будет для них 
последним. Помощи ждать неоткуда, а в плен спецназ не сдается.

Так прошло полчаса, затем снизу кто-то крикнул:

— Эй, десантники! Вы окружены. Предлагаем вам сдаться. Иначе вы все будете 
убиты!

Другой голос продолжал:

— Нас здесь более тысячи человек! Вам не уйти! Сейчас подтащим минометы и 
сделаем из вас фарш!

Такое развитие событий никого из разведчиков не радовало. Комбат дал команду 
офицерам и радисту собраться в центре поляны, для принятия решения о дальнейших 
действиях. Выбор был невелик — либо плен, либо пусть радист передает, что все 
они там в Центре козлы, а мы хотим умереть известными героями России. Можно еще 
было попробовать прорваться, но, имея на руках двух раненых и тела двух убитых, 
это было нереально, а бросать их нельзя.

В Центр пошла радиограмма:

— Веду бой в окружении, прошу помощи и эвакуации.

В Моздоке, получив радиограмму, забегали все. Начальник разведки с командиром 
бригады требовали от командования авиации выслать вертолеты для эвакуации и 
поддержки огнем попавшего в тяжелое положение отряда.

Если бы наши вертолеты были оборудованы приборами, позволяющими производить 
посадку и вести огонь в тумане, отряд бы был эвакуирован, а чеченцев бы так 
проутюжили, что во всех ближайших аулах был бы объявлен траур. Но, увы, наши 
вертолеты таких приборов не имеют, зато имели год выпуска более ранний, чем 
года рождения солдат срочной службы. В авиации по погодным условиям было 
отказано.

В таких условиях Центр отряду помочь не мог, о чем немедленно отправили 
шифровку:

— Держитесь, эвакуируем при первой же возможности!

Получив радиограмму, комбат задумался, долго молчал, а затем произнес:

— На переговоры пойдет майор Холодов! Постарайся выиграть время! Хотя бы сутки.

Парламентер начал медленно спускаться на встречу с чеченцами. Полученного 
инструктажа для ведения переговоров было явно недостаточно, но что поделать. В 
состав отряда входили порядочные офицеры, которые отлично умели отдавать и 
выполнять приказы, но они совершенно не умели вести переговоры. Их этому просто 
не учили за ненадобностью. Чеченские полевые командиры наоборот, имели богатый 
опыт в подобных процессах, межклановая борьба, бандитские разборки и 
традиционный кавказский менталитет давали им огромное преимущество.

Произошел короткий, но жесткий разговор, с элементами уголовных понятий, в 
результате которого разведчики не смогли использовать свои преимущества. В 
особенности пленных, которых можно было использовать в качестве заложников и 
шантажировать чеченцев тем, что в случае штурма заложники будут немедленно 
убиты. Чеченцы стали давить на то, что они окружили десантников тройным кольцом 
окружения. Рассказывали о минометах, которых на лошадях скоро будут подвезены 
сюда.

— Если через полчаса не сдадитесь, то вас начнем расстреливать из минометов, 
потом штурмуем, не оставив никого в живых.

— В случае сдачи в плен гарантируем жизнь и возвращение на родину!

Поднявшись к своим, Холодов рассказал обо всем командиру отряда. Споров не было.
 Комбат выслушал мнение каждого, подавляющее большинство решило, что необходимо 
сдаться.

В центр послали шифровку:

— Плен!

После чего уничтожили шифроблокноты, прострелили из автомата радиостанции. 
Перекурили, и медленно, в колонну по одному начали спускаться с горы, складывая 
оружие и снаряжение к ногам чеченских полевых командиров.

Разведчиков, складывавших оружие и снаряжение, встречали очень настороженно, 
под недремлющим оком сотни стволов. Боевикам не верилось, что разведчики 
согласились сдаться в плен, они побаивались подвоха со стороны разведчиков, 
поторапливали спускающихся, вслушивались в шум леса. Может быть, ожидали 
подлета вертолетов, хотя при всем желании из-за сильного тумана прицельного 
удара вертолеты нанести бы не могли, а может быть, думали, что это отвлекающий 
маневр, и сейчас другая группа разведчиков заходит им в тыл, чтобы уничтожить. 
Разговоров между разведчиками и боевиками не происходило, они молча смотрели 
друг на друга, пока не сдал оружие последний разведчик. Это был рядовой 
контрактной службы Юрин. Когда он встал со своей позиции всего в двадцати 
метрах от главного полевого командира (к сожалению, его имя осталось 
неизвестным) со снайперской винтовкой, аккуратно положил ее возле кучи оружия и 
начал снимать с себя снаряжение, полевой командир спросил его:

— Ты все это время держал меня на мушке?

— Да.

— А почему не стрелял?

— Команды не было.

Не знал Юрин, что эти слова впоследствии спасут ему жизнь.

Когда боевики убедились, что все разведчики разоружены, то мгновенно осмелели, 
приказав разведчикам ждать чуть в стороне одной группой, начали стягивать 
блокирующие отряды. Всего боевиков оказалось более 200 человек, и вооружены они 
были довольно разнообразно, от дедовских двустволок до пулеметов и РПГ. 
Снаряжение тоже было разным. Были боевики, опоясанные пулеметными лентами в 
стиле революционных матросов, а были и в современных разгрузках, какие в то 
время носили только элитные подразделения МВД России. Когда все отряды боевиков 
собрались, двинулись в путь. Погибших сначала несли с собой, но когда в воздухе 
послышался рокот вертолетов, чеченцы занервничали, разведчикам было приказано 
закопать тела погибших Дьяконова и Луговенко, однако сделать это было 
невозможно из-за промерзшей земли, поэтому разведчики смогли только закидать их 
снегом, местные жители позже их похоронили. Забрать то, что осталось от их тел, 
удалось родителям только в конце зимы.

Через час приполз грузовой фургон, которым перевезли всех пленных в село 
Алхазурово, в подвал дома одного из полевых командиров. Здесь разведчикам 
грозила расправа местных жителей, когда разведчиков переводили из фургона в 
подвал, собралась огромная толпа, которая порывалась избить пленных разведчиков,
 а когда они увидели майора Дмитриченкова в форме летчика, то озверели совсем. 
Охране не удалось сдержать натиск толпы, и она с криками «Летчик! Летчик!» 
бросилась на бедного майора и начала рвать на нем одежду и избивать. С трудом 
удалось охране отбить капитана у местных жителей и завести в подвал. Досталось 
также контрактнику Юрину, когда спросили, есть ли среди пленных контрактники, 
Юрин смело вышел вперед. Местные жители стали требовать расстрелять его. Надо 
отдать должное Юрину, он не упал перед ними на колени, не просил пощады, а 
спокойно сказал:

— Раз надо, то стреляйте.

Но тут вышел полевой командир, тот самый, которого Юрин держал на мушке, и 
произнес короткую, но эмоциональную речь на чеченском языке, показывая руками 
на Юрина, после этого толпа несколько остыла, и Юрин был препровожден в подвал 
к товарищам по несчастью. (К сожалению, в последующем он вел себя не так 
стойко).

Надо заметить, что в начале войны, чеченцы больше всего ненавидели летчиков и 
контрактников. Первых за то, что эти, как они считали, щуплые интеллигенты, 
сидя в своих самолетах и вертолетах, бомбили все подряд, убивая вместе с 
защитниками Чечни ни в чем не повинных женщин и детей, видя с высоты только 
красивые разрывы бомб и снарядов, и совершенно не задумываясь о том, какое горе 
и страдание они несут людям. А контрактники вызывали ненависть, потому что они, 
по мнению чеченцев, пришли на эту войну добровольно, в отличие от солдат 
срочной службы и офицеров, обязанных выполнять приказы командования.

Неизвестно, чем бы закончилось противостояние местных жителей и боевиков, 
охранявших пленных, и как долго бы те смогли удерживать взбесившуюся толпу. 
Внезапная погрузка пленных в автобус прервала это противостояние.

Под усиленным конвоем автобус с зашторенными окнами тронулся в путь.

«Грозный, Грозный...» — это были единственные реплики охраны, понятные пленным, 
поэтому все решили, что их везут именно туда. Глаза у бойцов повеселели, хотя у 
каждого в душе шевелилась страшная мысль: «Добровольная сдача в плен — это 
предательство...». На одной из остановок из автобуса вывели офицеров и впервые 
задали вопрос:

— Зачем Вы к нам пришли?

Немного «поговорив по душам», задали следующий вопрос:

— Кто командир?

Прихрамывая, вышел из строя Иванов. Его отвели от строя, и больше к остальным 
он не возвращался. Вслед за ним вывели одного из радистов, который также к 
остальным больше не вернулся. Их все время держали и допрашивали отдельно.

До Грозного автобус так и не доехал, конечной точкой его маршрута стал СИЗО 
Шалинского ДГБ (бывший СИЗО РОВД Шали), где пленные были «радушно» встречены 
начальником Шалинского отдела ДГБ Абу Мовсаевым (сейчас зам. министра 
Шариатской безопасности республики Ичкерия). Прием был достоин «клиентов», так 
щедро снабдивших местных боевиков оружием, боеприпасами и снаряжением, которых 
после «приветственной» речи Мовсаева сразу развели по камерам в лучших 
традициях армейской гауптвахты, офицеры отдельно, солдаты — отдельно.

Сразу же по горячим следам начались допросы, людей забирали по одному из камеры,
 и товарищи прощались с ними, как навсегда. Возвращавшимся задавали один 
вопрос:

— Били?

С первыми допросами, первыми синяками и кровоподтеками приходило осознание, что 
это, увы, серьезно и надолго. Первоначально разведчики выдавали себя за 44 ПДБ 
из Волгограда, однако скрыть что-либо от чеченских следователей было трудно, 
потому что, во-первых, работать они умели, ведь половина из них в недавнем 
прошлом была частью огромного и мощного аппарата КГБ СССР. Надеюсь, никто не 
будет отрицать, что одна из лучших спецслужб мира имела хорошо подготовленных 
следователей, во-вторых, когда допрашивается около полусотни человек, любая 
ложь неминуемо будет раскрыта, для этого достаточно сопоставить показания 
допрашиваемых. Но главная причина в том, что в бою и в плену разные люди ведут 
себя по-разному. И безразличие к своей жизни меняется на страх ее потерять. 
Нашелся предатель. Не вызывает сомнения, что в скором времени следователям было 
известно даже количество крыс на продуктовом складе в пункте постоянной 
дислокации бригады специального назначения. А вот с майором Дмитриченковым у 
следователей получалась нестыковка, потому что никто толком не знал, с какой 
целью он находился в отряде. Показания же самого Дмитриченкова, что он пошел с 
отрядом за компанию, следователей не устраивали. Они хотели во всем найти 
логику. Раз он является заместителем командира батальона по воздушно-десантной 
подготовке, то, следовательно, он занимается поиском площадок десантирования и 
требовали от него показать их на карте, но майор упорно отвергал эту версию и 
настаивал на своей.

Крепкий орешек, не колется, решили следователи и продолжали вести допросы. 
Иногда людям казалось, что главное во всех этих допросах не военные тайны и 
секреты, а «промывание мозгов». 

— Зачем вы сюда приехали?

Тем, кто уже побывал на допросах, «промывали» мозги в камерах силами охранников.
 Удар в дверь и окрик:

— Зачем вы сюда пришли?

После такой интенсивной обработки, разведчики задавали себе и друг другу только 
один вопрос. Нет не тот, что им задавали чеченцы. А другой, более важный для 
них:

— Чем все это закончится?

Через день уже с утра «отряд» поджидали корреспонденты, которых ДГБ успело 
оповестить и собрать за ночь. Вопросы, вопросы, вопросы, на разных акцентах, но 
суть их одна и та же:

— Зачем вы сюда приехали?

Пленных выстраивали во дворе СИЗО, затем допускали корреспондентов. После 
вступительной речи представителя ДГБ (обычно был Мовсаев) корреспондентам 
разрешали вести съемку и брать интервью под бдительным надзором охранников. Так 
прошло примерно две недели. Однажды днем пленные были выведены в тюремный 
дворик, затем загружены в открытый КАМАЗ и вывезены в новое место содержания — 
городок бывшего Шалинского танкового полка, где были размещены в одном из 
подвалов уцелевших домов. На подъезде к полку все наблюдали, как пара Су-25 
разгрузилась на гауптвахту, где планировалось разместить пленников. Смену места 
нахождения боевики объяснили заботой о жизни военнопленных, которые могут 
попасть под бомбежки своей же авиации, хотя на самом деле это были попытки 
замести следы отряда, во избежание проведения федеральными силами специальных 
мероприятий по освобождению пленных.

Упрятав пленных в подвал, сотрудники ДГБ решили попробовать завязать радиоигру 
с центром, но у них ничего не получилось, потому что хоть и много им удалось 
узнать, но программы радиосвязи были уничтожены сразу. Затея с радиоигрой 
провалилась. На людей пытались давить методом «воспитания через родителей». Все 
были обязаны написать домой письма с указанием места нахождения и требования 
прибыть к ним родителей.

В один из дней в подвал спустились люди с видеокамерой в гражданской цивильной 
одежде — представители прокуратуры Чеченской республики. Каждый из пленных был 
снят на видеокамеру и каждому были предъявлены обвинения согласно уголовного 
кодекса Чеченской республики в геноциде, массовых умышленных убийствах и др. 
Таким образом, нависла реальная опасность быть убитым или, в лучшем случае, 
провести остаток своих дней за решеткой. Все это имело огромный моральный 
эффект, накладываясь на информацию, забивавшуюся ранее в головы военнопленных. 
Впрочем, само понятие «военнопленные» боевики не применяли, так как считали, 
что война не объявлена, и поэтому все военнослужащие Российской Федерации на 
территории Чеченской Республики являются преступниками.

За все эти и последующие дни пресса не обходила отряд вниманием, иногда в день 
было по два позирования. Отряд становился «отдельной показательной ротой 
военнопленных». 

С возвращением в СИЗО спустя несколько дней возобновились допросы. Хотя 
отношение охраны к своим опекаемым было относительно лояльным, ведь большинство 
ее составляли мужчины старше тридцати лет, всю жизнь прожившие в СССР, 
отслужившие в армии, некоторые из них даже воевали в Афганистане, но и они не 
упускали момента задать извечный вопрос и изложить свою точку зрения на эту 
войну:

— Зачем вы пришли к нам? Не с войной, а с деньгами к нам надо было идти, тогда 
бы мы согласились остаться в составе России, но лучше войти в состав Америки, 
там зарплата в долларах.

Но вот охранникам из числа молодежи было необходимо утвердиться (иногда после 
выкуренного косяка) и мишенью этих «утверждений» становились охраняемые. Очень 
им хотелось сломить волю пленных, унизить их личное достоинство, особенно 
офицеров. Потому, что они значительно превосходили их по физическим и 
интеллектуальным качествам. Самым изощренным способом считалось вывести 
кого-либо из пленных на расстрел, заставить копать себе могилу, а затем, 
«разочаровав» тренировочным заходом, завести в камеру. Копать, конечно, копали, 
плен, есть плен, ничего не поделаешь, но пощады не просил никто. Через 
некоторое время, по-видимому, поняв безнадежность своей затеи, охранники от 
подобных мер отказались, и даже начали относиться с некоторой долей уважения к 
своим подопечным. Самым авторитетным представителем из пленных был майор 
Холодов. В связи с тем, что Иванов содержался отдельно, он взял на себя всю 
ответственность командира, к тому же он проходил службу в Афганистане в одно и 
тоже время, и в одной провинции, что и брат Абу Мовсаева. Холодов почти каждый 
день вызывался на допросы, и все свежие новости доходили до камер именно через 
него и от него. Каждое возвращение Холодова с допроса ждали как пришествия 
Христа:

— Что же скажет он на этот раз?

В один из вечеров Холодов принес новость:

— Приехали родители!

Приехали мамы и папы за своими великовозрастными детьми. Среди пленных стали 
поговаривать об освобождении при помощи родителей. Боевики достигли своего: 
встреча с родителями широко освещалась корреспондентами. Слезы, слезы, слезы — 
на видеозаписях того времени хорошо видны стыдливые взгляды ребят:

— Простите нас, родители, за доставленные унижения и трудности.

Встреча с родителями, тем не менее, укрепила моральные и физические силы людей. 
Кое-что из продуктов родители смогли привезти. Ведь скудный тюремный паек 
помогал разве что только не умереть от голода.

Тем не менее, Абу Мовсаев заявил, что не сможет отдать детей родителям. Горе 
последних от этих слов невозможно описать. Но разве они могли знать, что 
переговоры об обмене разведчиков на задержанных боевиков, уже давно велись 
между представителями федеральных сил и чеченским руководством, и 
договоренность об этом была достигнута. А родители были нужны лишь для того, 
чтобы лишний раз показать всему миру какие чеченцы великодушные, а российскую 
армию представить «военизированным детским садом». Сказать нечего, 
пропагандистский трюк на грани гениального.

Захлопнулась дверь за спиной майора Холодова.

— Завтра обмен! — сказал он, не скрывая свой радости.

Эта короткая фраза привела пленных в ликование, в эту ночь уже никто не спал. 
Утром всех опять построили во внутреннем дворике, но уже с матрасами и шинелями.
 Заставили все это тщательно вытрясти и вновь занести в камеры. После этого 
всех погрузили в автобус с зашторенными окнами, и он повез разведчиков на 
встречу возвращавшую в жизнь.

Доехав до условленного места обмена, пленных расположили в здании школы. Ждать 
пришлось несколько часов. В это время шли окончательные переговоры и уточнялись 
списки обмениваемых. Неожиданно пленных перевели в подвал для «безопасности», а 
оттуда сразу в автобус. В автобусе на первом сидении сидел командир бригады и 
Ким Македонович Цоголов. Освобождение!

Доехав до моста автобус замер. Через мост переходили в колонну по два, казалось,
 мост будет тянуться вечно. Тяжела дорога из небытия в жизнь. Кто-то плакал...

На другой стороне моста бывшие пленные грузовиком были доставлены на площадку 
приземления к вертолетам. Винты закрутились. Однако одиссея отряда майора 
Иванова не закончилась: в плену продолжал оставаться один человек — майор 
Дмитриченков. Но в спецназе своих не бросают. В апреле 1995 года обменяли и его.


Так закончился один из самых трагических эпизодов армейского спецназа. Эта 
история имела счастливый конец. Поэтому винить в случившемся никого не надо, да 
и не вправе мы это делать. Мне часто приходилось слышать вопросы:

— Почему Басаев в Буденовске и Радуев в Первомайском в плен со своими отрядами 
не сдавались? Хотя против них была брошена вся мощь федеральных сил.

Ответ на этот вопрос прост:

— Для них это была война без правил. А мы пытались воевать, имея в одной руке 
свод законов Российской Федерации, а в другой боевой устав сухопутных войск. 
Это все равно, что играть в футбол по шахматным правилам. Потому и проигрывали. 
А что касается отношения общества к участникам данной истории, то оно будет 
меняться еще не раз. Они будут превращаться то в героев, то в предателей, в 
зависимости от отношения общества к своей армии и к чеченской войне. Но 
остались еще и сами участники этих событий, один на один со своими 
воспоминаниями. Днем они говорят себе:

— Всё! Забыли, перелистнули!

Но ночью, в кошмарных цветных снах, опять приходят горы, плен, допросы, Абу 
Мовсаев, и то, как они копают себе могилу... Но не копаем ли мы все сейчас одну 
большую могилу? Спецназу, армии, стране... Не находимся ли мы все в плену? 
Плену собственных заблуждений, полагая, что все это никогда больше повториться 
не может? Может. Потому, что чеченская война еще не закончилась, она просто 
затаилась. Потому, что время осознания взаимных ошибок еще не пришло. А значит, 
и не пришло время прощения взаимных обид. Сейчас линия фронта пролегает не на 
поле боя, а в душах людских. И победит в этой войне тот, у кого первым 
заговорит голос разума.

* * *

Кто виноват в случившемся? Правильно или нет поступил командир отряда, приняв 
решение о сдаче в плен? Есть ли вообще виноватые в случившемся? Окончательный 
ответ на этот вопрос сможет дать только время. Но провести анализ случившегося, 
чтобы не повторять прошлых ошибок, надо.

Задача, поставленная перед отрядом, полностью соответствовала боевому 
предназначению частей и подразделений специального назначения. Но со времен 
Великой Отечественной Войны подобные подразделения не выполняли таких задач ни 
разу. Да, был Афганистан, были боевые задачи, но там они, в основном, 
ограничивались поисково-засадными действиями. Там была своя бронегруппа, 
поддержка артиллерии и авиации. Кроме этого, плотность населения была более 
низкой, местность полупустынной, погодные условия совершенно другие. Мало того, 
здесь ситуация по сравнению с Афганской изменилась на 180°. В Афгане в «лысых» 
горах кто выше, тот и прав. В данной ситуации противников разделял туман, 
однако тех, кто внизу, практически не видно, а силуэты тех, кто выше, 
просматривались на фоне неба. Значит, опыт Афганской войны был мало пригоден 
для Чечни.

Теперь посмотрим уровень подготовки личного состава 22-ой бригады по состоянию 
на зимний период 1994-95 годов. Были ли солдаты до этого в горах?

Ответ: Ни разу.

Сколько было проведено зимних полевых выходов с ночевкой?

Ответ: Ни одного.

Ну, а тренировки в десантировании с вертолетов по-штурмовому, или хотя бы 
посадочным способом были?

Ответ: Тоже нет.

С уровнем боевой подготовки все понятно. А как дело обстояло с предварительной 
подготовкой непосредственно по поставленной задаче? Может быть, хоть тогда 
выезжали в горы и отрабатывали варианты ведения боевых действий? Тем более, что 
горы от Моздока недалеко.

Ответ: Нет, вся подготовка прошла на аэродроме.

Даже такого краткого обзора достаточно, чтобы сделать вывод, что к выполнению 
поставленной задачи отряд был слабо подготовлен.

Но кроме профессиональной стороны вопроса, была еще и морально-психологическая. 
Несмотря на присутствие вооруженных конфликтов на Кавказе до Чеченской войны, 
никто из представителей народов бывшего СССР не вписывается в образ врага, 
предлагаемый нашей идеологией. А чем отличается бандит от добропорядочного 
гражданина, наши Вооруженные Силы не учили. Но с этой проблемой можно было бы 
справиться, поведи наши средства массовой информации работу в необходимом 
направлении.

Главная проблема в низшем звене нашей армии. Восемнадцатилетний юноша не может 
стать хорошим бойцом даже за два года службы, а бойцом спецподразделения тем 
более.

Пора создавать профессиональную армию. Она будет стоить дорого, но она того 
стоить будет. Конечно, в нынешнем положении в стране невозможно перестроить всю 
армию, но спецназ-то перевести на профессиональную основу можно.




В. Дмитриев

Грозный 95-го



Тяжелый град и снег, и мокрый гной

Пронизывают воздух непроглядный;

Земля смердит под жуткой пеленой.

    Алигьери Данте

Для спецназа Чеченская война началась неудачно. Один отряд попал в плен в горах 
из-за невозможности быть эвакуированным, другой почти полностью погиб в 
результате диверсии. Несколько групп, входивших в Грозный в новогоднюю ночь, 
было уничтожено боевиками. К такому повороту событий мы не были готовы. 
Пришлось на ходу переучивать бойцов воевать в новых условиях. Времени было мало,
 но все понимали, что от того, как мы сумеем приспособиться к новым условиям 
войны, зависит наша жизнь. Такого энтузиазма в овладении наукой побеждать я 
больше не встречал. Мою группу к войне готовили всей бригадой. Кто успел 
повоевать в Афганистане или Карабахе делились секретами войны. За неделю группа 
была готова. В ней было два офицера, два прапорщика, один из которых связист, и 
восемь солдат. В случае необходимости группа могла разделиться на четвёрки, 
тройки или двойки, которые могли самостоятельно выполнять задачи и принимать 
ответственные решения. Связь была доведена до каждой двойки, снабженной 
радиостанцией.

Перед отправкой в Грозный выступил комбриг. Запомнились его последние слова:

— Мы на вас надеемся, не подведите бригаду!

После чего прозвучала команда «По машинам», и мы отправились в путь.




Консервный завод


Первая остановка в Грозном была на консервном заводе. Из колонны, прибывшей 
туда, моя группа и группа Бердской бригады — единственные, кто прибыл не на 
бронетехнике, а в кузове обычного армейского «Урала». Настоящей войны, а тем 
более в городе, из нас никто не видел, поэтому непонятно было, как действовать 
и чего бояться.

Выгружались под минометным огнем. Бойцы хватали максимум имущества и что есть 
силы бежали в бывшее здание склада, имевшее бетонные перекрытия, за которыми 
можно было укрыться. Минут через 10 минометный огонь прекратился.

Поставив бойцам задачу на обустройство базы, я с заместителем отправился 
осмотреть консервный завод. Он представлял из себя ряд помещений барачного типа,
 но построенных очень основательно. В некоторых из них находились штабы частей, 
в некоторых подразделения, выведенные из боя, и их бронетехника, но кое-где ряд 
помещений оставался заполненным консервированными соками и компотами. К ним 
постоянно тянулся людской ручей, уносивший консервные банки.

Возле забора, разделявшего консервный и молочный завод, из разбитого 
газопровода вырывался горящий газ. У огня сидели и грелись пьяные солдаты 
разведроты одного из полков. Они только что вернулись с передовой и то ли от 
водки, то ли от избытка впечатлений вели себя довольно развязно. Одному из них 
мне захотелось дать в морду, но, учитывая его возможные военные заслуги, я 
воздержался.

Некоторое время нас донимал минометный обстрел, от которого не было спасения. 
Так продолжалось до тех пор, пока не поймали корректировщика. Кто-то из часовых 
заметил человека славянской наружности в форме капитана Российской армии, 
который в одиночку то заходил, то опять покидал территорию консервного завода. 
Его проверили, номер части в документах не совпадал ни с одним номером воинских 
частей, вошедших в Грозный, а артиллерийская буссоль и японская радиостанция 
рассеяли все сомнения. При допросе выяснилось, что он украинский наемник. 
Дальнейшая судьба его неизвестна. Одни говорили, что его отправили в Моздок на 
фильтрационный пункт МВД, другие, что расстреляли его здесь же, за бараками. В 
тех условиях правдой могло быть и то, и другое.

Передав на базу о своем местонахождении, вместе с оперативным офицером, 
капитаном Нетто, и командиром Бердской группы мы отправились в штаб Рохлина, в 
подчинение которого прибыли. С обстановкой нас познакомил его начальник 
разведки. Утром моя группа отправлялась в распоряжение командира 276-го 
мотострелкового полка.




На передовой


Рано утром на своём «Урале» отправились к центру города в расположение полка. 
Там, в подвале одного из домов, нам была поставлена первая боевая задача. По 
тому, как это было сделано, стало ясно, что командование полка не имеет ни 
малейшего представления о специфике боевой работы спецназа. Один из его 
руководителей поразил нас своим идиотизмом: «Вы должны заскакивать в здания, 
занятые боевиками, и ножами их там всех, ножами...». Тогда я посчитал это 
глупой шуткой.

Для введения в боевую обстановку нас вывезли на передовую. На месте задачу 
ставил молодой крепкий подполковник с позывным «Слово». Его БТР-80 буквально 
прыжками от дома к дому доставил нас на край нашей обороны. Здесь группа была 
разделена на две подгруппы: одна вместе со мной осталась в здании «Кредо-банка»,
 другая с капитаном Рахиным — в одном из многоэтажных домов.

Кратко объяснив где наши, а где боевики, подполковник вскочил на БТР и умчался. 
Мы огляделись. Этот участок был относительно спокойным. Осмотрели здание банка, 
оно было двухэтажным, его заняли совсем недавно, поэтому все сохранилось в 
целости. Столы, диваны и другая мебель даже не успели покрыться пылью. Казалось,
 что работники просто ненадолго вышли. Только выбитые стёкла и артиллерийская 
канонада говорили о том, что идёт война. Оборону этого участка должна была 
держать рота 276-го мотострелкового полка, но в здании банка никого, кроме 3-х 
морских пехотинцев, не оказалось. Поставив АГС-17 на полированный стол в 
угловой комнате, морпехи приготовились к бою. Они были без офицеров, 
предоставлены сами себе, к тому же успели принять на грудь. Поначалу они даже 
не хотели подчиняться, но после того как разведчики привели их в чувство, 
превратились в очень хороших солдат.

День прошёл спокойно. Если не считать стрельбы по нашим окнам. Кто воевал 
против нас, мы не видели. Иногда казалось, что впереди никого нет. Время от 
времени раздавались крики «Аллах акбар», и в окна влетали пули. На крики мы не 
обращали внимания, на выстрелы отвечали огнем АГСа и РПГ-18, которых у нас было 
в достатке. Наш перекресток находился кварталах в пяти от дворца Дудаева. По 
улице впереди просматривался остов сгоревших «Жигулей» и разбитые витрины 
дорогих магазинов. На многих дверях висели замки.

К вечеру мы ощутили нехватку воды. Водки кругом было море, ею мыли руки, 
умывались, обрабатывали ссадины, иногда пили, но только высококачественную. 
Такой у нас считалась «Смирновская». Также много было вина и шампанского. Всё 
это тащилось из магазинов. Вот только с водой была проблема, она подвозилась с 
консервного завода, но не до всех подразделений доходила из-за обстрелов.

Мы вылили остатки воды в котелки, приготовили ужин и стали готовиться к ночи.




Тревожная ночь, и о том, как утром бойцы спецназа едва не стали миллионерами


Ночью город погрузился в сплошную темноту. Ни одного огонька, ни единого звука. 
И вдруг тишина взрывается разрывами артиллерийских снарядов, автоматными и 
пулемётными очередями. Небо в росчерках осветительных ракет. Так продолжается 
минут пять, затем всё стихает. Какое-то время спустя все повторяется вновь.

В это время где-то в центре загорается пятиэтажное здание. Свет его пожара 
отбрасывает неровные тени на улицах. Всё приобретает какой-то неземной вид. 
Откуда-то издалека доносится шум барабана и музыка. Это чеченцы-смертники 
танцуют зикр. От такой какофонии невольно по коже пробегают мурашки.

Ночью никто не отдыхает, все внимательно всматриваются в темноту. У одного 
бойца не выдерживают нервы, и он открывает огонь. Чтобы разобраться, 
подсвечиваю осветительной ракетой место, куда стрелял разведчик. Там никого нет.
 Оставшееся до рассвета время проходит в относительном спокойствии.

Утром, выйдя во внутренний дворик, вижу, как какой-то офицер или прапорщик, 
построив местных жителей, раздаёт им деньги. Спрашиваю его:

— Ты что, помирать собрался?

— Нет, деньги не свои, из банка. Там много.

Тут я вспоминаю про сейфы, имевшиеся в помещениях, и даю команду осмотреть их. 
Большая часть сейфов уже вскрыта, на полу валяются какие-то бумаги, но денег 
нет. Осматривая комнату за комнатой, доходим до подвала. Он заминирован. 
Прапорщик Орлов и два разведчика, братья-близнецы, сняв две гранаты на 
растяжках и одну мину ОЗМ-72, спускаются в подвал. Больше мин и гранат нет, 
зато в одном из коридоров обнаруживаем два больших сейфа. Борозды на полу 
говорили о том, что занесли их сюда недавно. Решено было вскрыть эти сейфы на 
месте. Попробовали гранаты, бесполезно. Хотели расстрелять из гранатомёта, но 
узость коридора не позволяла этого сделать.

Я связался со своим оперативным офицером и затребовал пластит. Естественно, по 
радиостанции я не мог объяснить истинных причин, для чего он мне понадобился, 
потому капитан Нетто и не поспешил его мне доставить. Вскоре он приехал вместе 
с подполковником «Слово», но лишь за тем, чтобы объявить о том, что мы 
перебрасываемся на другой участок, где готовится штурм. Я собрал группу и мы 
отбыли.

В здание «Кредо-банка» вернулись лишь через три дня, когда там уже находились 
представители военной контрразведки. В одном из сейфов в подвале обнаружили 
около 300 тысяч долларов и акции на десятки миллионов. Это было учтено и 
опечатано. Нас не отблагодарили никак.




Первый штурм


БТР привез нас в один из дворов, выходящих на улицу Космонавтов. На этом 
участке наступали североморцы. Ребята все крепкие, прямо-таки богатырского 
телосложения. Чувствовался и какой-то особый, залихватский дух, который бывает 
только на флоте. Многих из них незадолго до отправки в Чечню сняли с кораблей и 
перевели на службу в морскую пехоту. Здесь же я соединился с подгруппой Рахина, 
и теперь моя группа опять была в полном составе.

Для них эта ночь прошла беспокойнее, чем для нас. Они ходили в разведку, но, 
пройдя полквартала, были обнаружены боевиками, которые стали забрасывать их 
гранатами.

Гранаты рвались почти под ногами, но никого не задело. Пришлось вернуться в 
расположение морских пехотинцев. Затем куда бы ни выдвинулись, везде натыкались 
на сплошную оборону боевиков. Это означало, что штурм неизбежен.

Здания по одну сторону улицы занимали морские пехотинцы, по другую — боевики. 
Их разделяли какие-то 30 метров: ширина улицы и тротуара. На таком расстоянии 
противники отлично слышали друг друга. Шла настоящая словесная перепалка. Со 
стороны боевиков кто-то кричал:

— Пацаны, я из Подмосковья! Земляки есть?

— Есть, высуни рожу, я в неё пулю всажу! — отвечал кто-то из морпехов.

В это время подполковник, который нас привёз на БТРе, собрал командиров для 
доведения плана штурма. Не знаю, сам он его придумал или получил команду сверху,
 но план мне не понравился сразу. Моя группа должна была под прикрытием морских 
пехотинцев броском преодолеть улицу и, заскочив в арку дома напротив, войти 
внутрь здания. За нами следом пойдет штурмовая группа морпехов. Огневую 
поддержку будут осуществлять два танка и две ЗСУ «Шилка». 

Здесь же организовали взаимодействие и связь. Наши радиостанции по частотам не 
совпадали, поэтому командир роты морских пехотинцев ввел в действие резервную 
радиостанцию на нашей частоте. Его позывной был «Монах». Радист спросил, какой 
у меня позывной. Я задумался, свой позывной давать не хотелось. Выручил один из 
моих бойцов, он предложил дать группе позывной «Гоблин». На том и порешили. Так 
я стал «Гоблином». 

Подполковник торопил с началом штурма, и мы разошлись на боевые позиции. Задача 
осложнялась еще тем, что первый этаж здания, которое мы должны были штурмовать, 
был зарешёчен. Вместе с командиром морпехов мы попытались сбить решётки огнем 
«Шмелей», но безуспешно. Только мы подошли к арке и кинули туда дымовые шашки, 
как к нам прилетела граната из подствольника, и заработал пулемёт. Попробовали 
зайти со стороны скверика вдоль дома под прикрытием танков. Ближе всех подошёл 
я, но когда спрятался за небольшим выступом, ограждавшим ступеньки в подвал, 
перед ним разорвалась граната РПГ-7. Какая-то неведомая сила отодвинула меня на 
два метра назад, а из разбитого носа потекла кровь. Пришлось вновь отойти.

Зашли с другой стороны дома. Тихо. Спрятавшись за ларьком, подтягиваю к себе 
группу. Подходит и штурмовая группа парашютно-десантной роты. «Слово» требует 
броска вперёд, но мы медлим, тщательно изучаем местность. Заранее показываю 
бойцам их места после броска и объясняю план действий:

— Врываемся в проём выбитых окон магазина, там дверь, ведущая внутрь. Через неё 
проникаем в здание.

Здание напротив явно таило опасность. Там было тихо, но что-то подсказывало мне,
 что тишина эта обманчива.

— «Слово», я — «Гоблин»! Нужно «Шилкой» обработать и взять под контроль здание 
на противоположной стороне улицы слева от меня.

Но в ответ я услышал только требование броска вперёд. Я бы продолжал требовать 
«Шилку», но тут командир взвода морских пехотинцев бросается вперёд, за ним три 
морпеха. Мне ничего не остаётся делать, как дать команду: «Вперед!» разведчикам.
 Перебегаем улицу, занимаем позиции. Остальные морпехи бегут за нами.

Я лежу в небольшом проёме, прижавшись к стене здания. Вдруг из окна, прямо надо 
мной открывают огонь из автомата. Несколько человек, залёгших на середине улицы,
 дернулись и затихли. Ранило в руку рядового Откидычева, лежавшего рядом со 
мной. Понимая бесполезность «Винтореза», выхватываю из рук оцепеневшего солдата 
автомат и, прижавшись к стене, открываю огонь по окнам. Первый этаж затихает. 
Воспользовавшись паузой, даю команду заскочить в здание. Влетаем в бывший 
магазин и дальше — к заветной двери. Тут нас ждало жестокое разочарование. 
Дверь, через которую мы собирались пройти в здание, оказалась дверью туалета. 
Все оказались в западне. Находясь как на ладони перед противником, мы были 
хорошей мишенью. Но тут заработала «Шилка», буквально по кирпичам разбирая 
здание, из которого палили боевики. Все, кто находился в магазине, тоже начали 
стрелять. Вслед за этим с двумя пулемётчиками к нам прибежал подполковник. Я 
понял, что надо скорее входить в здание. Наскоро перевязав раненых Откидычева и 
Шелепова, отдав морпеху его автомат, выходим на улицу. Найдя подходящее окно, 
решаем проникнуть через него. Повесив за спину ненужный «Винторез», достаю 
пистолет Стечкина, с ним в узком пространстве намного удобнее. Под прикрытием 
тройки прапорщика Орлова по живой лестнице проникаю внутрь. За мной 
подтягиваются остальные бойцы. Из разбитой комнаты попадаем в коридор. За 
стенкой явно слышны голоса. Все приготовились, врываемся внутрь. Кричу:

— Бросай оружие!

Но среди сидящих на лестнице чеченцев никого с оружием нет. Они заявляют нам, 
что мирные жители, что боевики убежали. Вскоре подходит штурмовая группа ПДР и, 
осмотрев дом, находит много брошенного оружия.

Позже мы поняли тактику боевиков, которые при опасности бросали оружие, 
представлялись мирными жителями. Тогда, впопыхах, мы даже ни у кого не 
проверили документы.




Зачистка


Немного переведя дух и подсчитав потери, приступаем к зачистке квартала. 
Необходимо осмотреть, как минимум, десять многоэтажных домов. В это время 
стемнело, и дальнейшее движение мы были вынуждены продолжать в темноте. 
Проходим один дом. Тишина. Дошли до исламского центра. Там тоже тихо. Впереди 
большой двор, по периметру которого девятиэтажные и пятиэтажные дома. Если в 
них «чехи», то это — настоящий огневой мешок. Прижимаясь к стене, медленно 
двигаемся от подъезда к подъезду. Вдруг ясно вижу какое-то движение. Это 
человек. Вся группа укрывается в подъезде. Я ложусь на живот так, что мое тело 
находится в подъезде, а голова и оружие на улице. Окликаю силуэт:

— Медленно подними руки и иди сюда!

Но стоящий по прежнему остается без движения.

— Считаю до трёх! После этого стреляю!

— Раз!... Два!... Три!

На счёте два у меня гаснет лампочка подсветки сетки прицела ПСО-1. Бросок 
силуэта в подъезд и отсекающий три патрона выстрел из «Винтореза» произошли 
одновременно. Кажется, не попал.

Приготовив гранаты, подходим к подъезду, где находился человек. Со стороны 
лестницы, ведущей в подвал, заметен узкий лучик света. Приготовившись открыть 
огонь, начинаем спуск по лестнице. За лестницей небольшой коридорчик и 
просторное помещение. На входе стоит женщина и расширенными от ужаса глазами 
смотрит на нас.

— Пожалуйста, не стреляйте! Здесь только старики и женщины! — говорит она 
испуганным голосом.

Всё ещё не веря её словам, осторожно входим в темное и сырое помещение. При 
тусклом свете свечи замечаем около пятнадцати человек, которые здесь находились.
 Кроме стола, стульев и кроватей, принесённых из дома, там ничего не оказалось. 
Это русские. В этом доме они жили. Уезжать им некуда. Всю тяжесть этих событий 
они переносили в подвале, собравшись вместе.

— А где боевик?

— Какой боевик? — спросили меня.

— Тот, в которого я стрелял возле подъезда.

— Так это был не боевик. Это Михаил Филиппович. Наш сосед по квартире, — тихо 
сказала одна из женщин. — Он решил выглянуть, что происходит на улице, как его 
тут же ранили.

Нам показали пожилого мужчину, державшегося за руку. Он был ранен в мягкие 
ткани бицепса. Пуля лишь краем коснулась мышцы, распоров кожу. Быстро обработав 
рану и перевязав, прапорщик Орлов спросил его:

— Почему вы не подошли, когда мы вас звали. Хорошо, что ранили, могли и убить.

— Испугался я очень! Сейчас все с оружием, и все стреляют.

Оставив находившимся в подвале немного продуктов, бинты и лекарства, наша 
группа двинулась дальше. Впереди горели пятиэтажные дома, языки пламени 
вырывались из окон с первого и до последнего этажей. Нас обдавало жаром, будто 
из раскаленной духовки, словно грешников перед вратами ада.

Дальше идти было бессмысленно, и мы вернулись к морским пехотинцам, доложив о 
результатах зачистки подполковнику «Слово». 




К президентскому дворцу


Мы очень устали, сказывалось напряжение двух последних дней. В группе было двое 
раненых, которые до сих пор оставались в строю. Я хотел вывести группу на 
консервный завод для отдыха, но БТР «Слова» доставил нас к зданию театра юного 
зрителя, только что занятого подразделениями 276-го мотострелкового полка. 
Командир полка дал нам несколько часов на отдых.

Связист настроил радиостанцию, связался с бригадой в Моздоке и доложил 
обстановку. Удивительное дело, не имея связи с подразделениями, находящимися в 
двухстах метрах от нас, мы поддерживали устойчивую связь со своей бригадой, 
находящейся в двухстах километрах отсюда.

Примерно через двадцать минут пришла радиограмма из Моздока, командир бригады 
приказал немедленно вывести группу на консервный завод. Он был прав: группе 
требовался отдых, отправка раненых в госпиталь, и мы не должны выполнять 
несвойственные РгСпН функции.

Но в три часа ночи всех командиров собрал подполковник «Слово» и поставил новую 
задачу. Требовалось дойти до высотного здания, которое стояло на подходе к 
президентскому дворцу. Дело осложнялось тем, что перед зданием площадь, на 
которой негде спрятаться. План не отличался от предыдущего: первыми идёт группа 
РгСпН, за ними подразделение морской пехоты. Тихо подойдя к зданию, мы должны 
ворваться внутрь и захватить его.

Я докладываю, что моя группа не пойдёт, что я только что получил из центра 
радиограмму, предписывающую мне вернуться на консервный завод. Подполковник 
требует, чтобы группа осталась, угрожает доложить об этом Рохлину, обвиняет в 
трусости. Но я остаюсь непреклонен. Тогда он пытается уговорить старшего 
лейтенанта Рахина, не помогает и это. Морские пехотинцы заметно приуныли, они и 
так про себя окрестили этого подполковника черным ангелом смерти. Где он 
появляется — это означает движение вперёд, значит потери и смерть. «Слово» в 
тылах не прятался, всегда на самом трудном участке. Без него штурм Грозного 
заметно бы замедлился. Сам он был из 276-го МСП, но наступает силами морпехов и 
нас. Сейчас я тоже знаю это неписаное правило войны. Ругать будут за потери в 
своём подразделении, потери в приданных подразделениях особого значения не 
имеют, поэтому их смело можно ставить на самый опасный участок. Бойтесь быть 
приданными!

Ко мне подошел командир пдр и попросил остаться, его и остальных морпехов после 
штурма мы уважали. Я заколебался. А когда подполковник заявил, что пойдёт 
первым, решил посоветоваться с группой. В разведке каждый имеет право голоса. 
Было решено, что мы идём. Только раненых Откидычева и Шелепова отправили в 
госпиталь.

Вперёд послали тройку Рахина с целью осмотреть площадь и подступы к зданию. За 
ними пошли мы. Подполковник, как и обещал, пошёл первым, все мои попытки 
уговорить его стать в середине не увенчались успехом.

Ходить ночью в стреляющем Грозном было непросто. Под ногами много мусора, 
битого стекла, которое предательски хрустит под ногами. Медленно продвигаемся 
вперед. Расставив подгруппы на противоположных сторонах улицы, стараемся 
держать дистанцию. За нами идут штурмовые группы ПДР. Дошли до последнего 
перекрёстка, где просматривается площадь. Спрятаться негде. От зданий на левой 
стороне остались одни стены. Группа с трудом укрывается за небольшими кучами 
мусора. Морпехи ложатся прямо на перекрёстке, да так плотно, что в темноте 
становятся похожи на баррикаду. Лежим без движения. Вызываю тройку Рахина. Он 
говорит, что дошел почти до здания и возвращается к нам. Через минуту вижу, как 
пять темных фигур что есть духу несутся через площадь. Успеваю подумать: 
«Странно, почему их пятеро? И зачем бежать через всю площадь, когда можно тихо 
пройти вдоль здания? Так нас всех могут обнаружить...». 

Первые двое, перепрыгнув через лежавших на перекрёстке морпехов, не 
останавливаясь, скрылись в боковом проулке. Бежавшие следом за ними трое резко 
останавливаются и подбегают к нам. Дело происходило на углу здания возле 
светофорного столба. Увидев нас, они остолбенели, стали как вкопанные. В 
камуфлированной форме, вооружённые автоматами Калашникова, за спиной — вещмешки.
 В темноте отчетливо видно, как сверкают белки их глаз. На вопрос моего 
пулемётчика «Вы кто?» ответ на ломанном русском: «Мы свои...». 

На секунду у меня шевельнулась мысль «Может быть и правда свои. Может это 
„Вымпел“. 

Но «стволы» этих троих медленно поворачиваются в нашу сторону. Откуда-то справа 
раздается крик:

— Духи!

Стоявший напротив меня с криком «Аллах акбар» прыгает в сторону, дав длинную 
очередь из автомата.

Одновременно с ним нажимаю спусковой крючок и я. Слева звучит длинная 
пулемётная очередь. Двое боевиков падают, а третий, развернувшись, успевает 
сделать три шага. Но тут огонь открывают морские пехотинцы, буквально разрубив 
его тело пулями. Все трое мертвы. Спрашиваю:

— Наши все живы?

Быстрая перекличка подтверждает, что все. Даю команду осмотреть тела боевиков. 
К самому дальнему ползу сам. Быстро изымаем оружие и документы. Мое внимание 
привлекает кожаная коробка на шее боевика, думая, что это радиостанция, снимаю 
ее. В это время откуда-то с высотного здания взлетает осветительная ракета. 
Бойцы, лежавшие прямо на перекрестке, становятся видны как на ладони. Туда, в 
самую гущу, падает минометная мина. Короткая вспышка и вверх летят человеческие 
тела. Затем кромешная тьма. Раздаются громкие крики и стоны. Бросаемся туда, 
где взорвалась мина. Даже в темноте видна ужасная картина. Разорванные 
человеческие тела и торчащие белые кости. Подполковник дает команду на отход. 
Сделав импровизированные носилки из дверей шкафов и холодильников, оттаскиваем 
раненых в сторону. Отойдя примерно на квартал, «Слово» дает команду моей группе 
и взводу морпехов прикрыть отход остальных. Когда вынесут убитых и раненых, он 
пришлет еще взвод.




В доме перед площадью


Вернувшись почти на прежнее место, закрепляемся в угловом доме перед площадью. 
Дом почти не тронут. И даже в свете карманного фонарика видно, что очень 
богатый. Телевизор на всю стену, резная деревянная мебель, большие зеркала, 
хрустальные люстры. Комнаты большие, с высокими потолками. Только очень богатые 
люди могли позволить себе такие хоромы. Распределив людей по комнатам, 
обозначив сектора обстрела, позволяю себе и другим немного отдохнуть. 
Связываюсь по рации с подгруппой Рахина. У них всё в порядке. Благополучно 
вернувшись на позиции морской пехоты, они доложили командиру 276-гоМСП 
обстановку. Количество боевиков они посчитать не смогли, но их там очень много. 
Обнаружили две позиции БМП и танк Т-72. Без артиллерии туда соваться нечего. 
Тут же на связь вышел командир полка уральцев и попросил скорректировать огонь 
артиллерии. Выйдя на угол дома, пытаюсь управлять артиллерией. Дело осложняется 
тем, что планы города у нас были разные. Единственное что я мог, это кричать по 
станции:

— Левее! Правее! Ближе! Дальше!

Но и этого оказалось достаточно. После того, как первый снаряд улетел за Сунжу, 
а второй грохнулся возле нашего дома, остальные стали попадать в цель. 
Возвращаюсь в дом. Усевшись в удобном кожаном кресле, рассматриваю документы и 
то, что я вначале принял за радиостанцию. Документы сразу приводят меня в 
изумление. Это иорданцы. Один из документов выводит на маршрут их попадания в 
Россию, через подставную фирму одной из кавказских республик. В кожаном футляре 
оказался фотоаппарат. Радист немедленно доложил об этом в бригаду.

Прибыл обещанный на усиление взвод морпехов. Они сказали, что на ближайшие три 
квартала мы одни. Наши отошли назад, чтобы выровнять оборону. Главное — 
продержаться до утра. Я их через балкон провёл к морской пехоте. Познакомился с 
командирами взводов. Мы оказались из одного училища. Через десять минут 
выяснилось, что в прибывшем взводе пропало два бойца. Пытаюсь отослать за ними 
командира взвода, но он ещё с теми, кто на месте не разобрался, поэтому беру у 
него одного бойца, который знает пропавших и отправляюсь на поиски сам.

Выйдя из дома, начинаем двигаться по маршруту, которым прошли морпехи. Проходим 
один дом, заглядывая в подъезды, никто не отвечает, второй дом. На пути 
небольшая арка и внутренний дворик, решаем посмотреть и там. Медленно выхожу на 
середину дворика. Вдруг каким-то внутренним чутьем ощущаю чьё-то присутствие 
слева. Да так чётко, что в ухе зазвенело. Боковым зрением замечаю человека в 
оконном проёме. Резко оборачиваюсь к нему, вижу человека с наведённым на меня 
оружием. Я уверен, что это морской пехотинец. Говорю ему:

— Мартышка, убери ружьё! А то пулю между глаз всажу.

И уверенно подхожу к окну. Силуэт убирает оружие и отходит в глубину комнаты. 
Тут я понимаю, что неплохо бы спросить пароль. Прижавшись к стене возле окна 
называю пароль:

— Мишка!

В ответ молчание. Немного подождав, опять повторяю. В ответ тишина. Только 
слышно напряжённое дыхание человека в комнате. Я серьёзно засомневался, что это 
свой.

— Отвечай, или бросаю гранату!

Пытаюсь вытащить гранату из заднего кармана бронежилета. Армейский бронежилет 
сделан крайне неудобно, карманы под гранаты находятся сзади в районе поясницы. 
Вытащить её мне не удаётся, прошу помочь сопровождающего меня морпеха. Но он 
говорит:

— Товарищ капитан! Это наши! Я уверен, они просто очень боятся. Не бросайте 
туда гранату, пожалуйста.

Хоть и не убедили меня его доводы, но про себя я решил — пусть лучше уцелеет 
боевик, чем я убью своего. Морпеху сказал:

— Ладно, возвращаемся, придёшь сюда с командиром взвода. Если это ваши то 
заберёшь их.

Вернувшись к своим и найдя командира, потерявшего бойцов, говорю ему, чтобы шёл 
их забирать. Но оказывается, что они давно на месте, просто при проверке зашли 
в спальню и уснули на удобной кровати. Я беру трёх своих, возвращаюсь в тот 
дворик. Но там уже никого. Вернувшись в дом, решили перекусить. На столе лежали 
консервированные продукты и шоколад. В шкафу нашлась бутылка коньяка и почти 
ящик шампанского. Поскольку воды все равно не было, отдаю бойцам шампанское 
вместо компота. С офицерами и прапорщиками пьём коньяк, заедая шоколадом. 
Теперь я понимаю приказ Дудаева: дома не закрывать, на столах оставить продукты.
 Боевики могли вести огонь практически из любого дома, при этом абсолютно не 
заботясь о пропитании.

Под утро пошёл снег. Рассвело. Рассматриваю высотное здание. После ночной 
работы артиллерии оно стало заметно ниже. У всех, находившихся в доме, сели 
батареи питания на радиостанциях. Связи не было ни у нас, ни у морпехов. 
Батареи на новых Р-163-1У и Р-163-05р садились ещё быстрее, чем на станциях 
старого образца. Поэтому когда мы услышали танковый рокот, то не сразу 
разобрались наши это или нет. Это были наши. Дальше развернулась очень 
интересная картина. Сначала на скорости выскакивал танк-Т-80. Сделав выстрел по 
зданию, разворачивался и быстро уезжал. За ним следом выскакивала «Шилка» и, 
расстреляв боекомплект, тоже уезжала. Мы вместе с морпехами стали прикрывать 
действия бронетехники, не давая боевикам сделать выстрел по ним из гранатомёта. 
Подобным образом работала бронетехника на улицах, идущих параллельно нашей. 
Руководил ими «Слово». В военной смекалке подполковнику не откажешь.

Под вечер начали подходить части морской пехоты и 276-й МСП. Нас отправили на 
отдых на консервный завод.




На отдыхе


Отоспавшись почти сутки, приведя себя в порядок, докладываю капитану Нетто о 
проделанной работе. Он доволен, но говорит, что командир бригады ругается. От 
групп из Бердска, мол, доклады идут постоянно, а вы как в воду канули. 
Радиограммы ваши еле расшифровали. Завтра прилетает начальник разведки округа, 
все трофеи необходимо передать ему. Но главное, для координации наших действий 
прибудет заместитель командира бригады по боевой подготовке подполковник 
Харенко. Это нас не обрадовало, но и не огорчило. Зато очень порадовала встреча 
с лидером группы «ДДТ» Юрием Шевчуком. В армейском камуфляже и такой же 
небритый, как и все мы, он походил скорее на офицера артиллерии или медицинской 
службы, чем на певца, пока в его руки не попала гитара. Играл он в одном из 
бывших цехов консервного завода. Это был настоящий акустический концерт. Затаив 
дыхание, бойцы слушали его песни. Звук, отраженный от стен цеха, разносился по 
залу. Звучали песни «Грянул майский гром», «Осень, в небе жгут корабли» и «Не 
стреляй». Последнюю песню его просили исполнить многие. Эта наполненная 
ненавистью к войне песня стала чуть ли не гимном того периода штурма Грозного. 
Я попросил его расписаться на ствольной накладке моего АКМСа, которым я заменил 
«Винторез». Сначала он отказался, сказав, что не оставляет автографов на вещах, 
несущих смерть, но после того как я сказал, что может именно его роспись 
удержит от необдуманных выстрелов и поможет сохранить кому-то жизнь, он 
согласился. Этот автомат и сейчас находится в оружейной комнате одной из рот 
бригады спецназа. Он передаётся от одного поколения солдат другому, как 
реликвия Чеченской войны.

Прилетел начальник разведки, вместе с ним и замкомбрига, который сразу же 
принялся приводить нас в чувство по правилам мирного времени, но мы были уже не 
те, и дело едва не закончилось конфликтом. Передав начальнику разведки трофеи, 
мы получили новую задачу. Нам предстояло действовать вдоль реки Сунжа в 
интересах мотострелковой дивизии. На следующий день моя группа и группа 
Бердской бригады под общим руководством Харенко отправилась в расположение 
дивизии.




На Сунженском направлении


Штаб дивизии находился в здании какого-то учебного заведения. Но своим составом 
дивизия едва могла сравниться с полком. А после того, как при входе в Грозный 
по ней с математической точностью отработала наша авиация, стала и того меньше. 
Присутствие замкомбрига сыграло свою роль. Штурмовать нам больше ничего не 
пришлось. Нам была поставлена задача провести разведку маршрута наступления 
дивизии. Поделив маршруты движения для нашей группы и группы Бердской бригады, 
мы начали медленно продвигаться в частный сектор. В отличие от центра города 
здесь было место для маскировки от огня противника, но и определить его наличие 
было сложнее. Спокойно проходим несколько кварталов, постоянно ожидая встречи с 
противником, пока не доходим до добротного кирпичного дома на углу улицы. 
Решаем досмотреть и его. Когда мы зашли во двор, нашему взору предстала ужасная 
картина: во дворе лежало шесть трупов наших солдат, все они были убиты 
выстрелами в затылок. Оружия и документов при них не было. По всей вероятности 
это были бойцы, попавшие в плен в новогоднюю ночь. Об этой страшной находке мы 
сообщили по радиостанции командованию дивизии и двинулись дальше.

Поразило нас еще и то, что небольшие группы по два три человека постоянно 
перемещались с мест, находящихся под контролем боевиков, в расположение наших 
войск и обратно. При проверке они показывали документы жителей города и 
говорили, что идут за гуманитарной помощью на консервный завод. Туда прибыли 
колонны МЧС и начали раздачу гуманитарной помощи. Были открыты гуманитарные 
коридоры, благодаря которым боевики получили возможность детального изучения 
позиций наших войск. Мы прошли вперёд ещё полквартала, вдали стали видны 
пятиэтажные дома. С одного из них по нам открыл огонь пулемёт. Огонь его был 
неточный, но ждать пока стреляющий внесёт поправки, мы не стали и вернулись в 
расположение дивизии.

Ночью моей и Бердской группе предстояло провести засады. Задачу нам ставил 
подполковник Харенко. Это было намного лучше, чем получать задачу от чужих, 
поэтому дело у нас пошло быстро и слаженно. Мотострелки выставили слабо 
охраняемый блок-пост в указанном нами месте. Духи обязательно должны были на 
него клюнуть. Перекрыв подходы, мы создали огневой мешок.

Мы спешили, необходимо было занять позиции сразу же, как только стемнеет, иначе 
можно было опоздать. Быстро собравшись, начинаем выдвигаться на позиции, 
внимательно просматривая перед собой местность в бинокль ночного видения. 
Добравшись до места засады, занимаем позиции в угловом доме. Бердская группа 
запаздывала с выдвижением. Наконец по радиостанции передали, что и они начали 
выдвигаться. Им отвели также угловой дом, но на соседней улице.

Через пять минут пулемётная очередь разорвала тишину. В то же мгновение 
заработали автоматы, было видно, как на параллельной нам улице идёт бой. В 
радиостанции раздался крик:

— Бр-р-роню сюда-а! Срочно!!!

Впрочем, его было слышно и без радиостанции. Вскоре одна БМП рванула вперёд, 
под прикрытием двух других, начавших вести прострел вдоль улицы. Разорвалось 
две гранаты и всё стихло. Набравшая скорость БМП, проскочила место боя, был 
слышен только удаляющийся рокот её двигателя.

— Оттаскиваем раненых и отходим! — раздался в наушниках голос Влада, командира 
Бердской группы.

Мы сидели тихо на своих позициях, единственное, чем мы могли помочь в этом 
случае, это не мешать. Но было непонятно, куда уехала БМП. Вскоре опять ожила 
радиостанция:

— «Центр», я — «Лиана». Не пойму, где нахожусь. Тут какая-то площадь, костёр и 
какие-то люди!

— Это духи! — ответил «Центр». 

— Ты когда ехал, никуда не сворачивал?

— Не-ет!

— Ну, так быстренько разворачивайся и дуй назад!

Вскоре послышался шум приближающейся БМП, которая вернулась в расположение 
дивизии. Только десанта внутри неё уже не было. Четырех контрактников из 
Бердской бригады, проинструктировали, что в случае остановки машины необходимо 
спешиться и занять круговую оборону. Что они и сделали. Каково же было их 
удивление, когда БМП развернулась и рванула назад, а они остались одни на 
площади возле духов. Вернуться к своим они смогли только к утру.

Для нас эта ночь прошла тихо. У ребят из Бердска было двое раненых. Пулемётчику 
прострелило ноги, и командиру группы Владу рассекло бровь осколком. Произошёл 
встречный бой. Группа, выдвигавшаяся на проведение засады столкнулась с группой 
боевиков, шедших к блокпосту. Благодаря биноклям ночного видения разведчики 
обнаружили боевиков раньше и первыми открыли огонь. Во встречном бою, кто 
первым откроет огонь и развернётся в боевой порядок, тот и выиграет. Выиграли 
разведчики.

После обеда следующего дня дивизия перешла в наступление. Задачи были 
поставлены грамотно. Но в среднем звене управление терялось начисто. Поэтому 
дивизия наступала по одной улице. Дистанция между машинами не соблюдалась. 
Солдаты прижимались друг к другу от страха настолько плотно, что превращались в 
большую мишень, по которой невозможно промахнуться. Чтобы воспрепятствовать 
движению такой массы людей, у боевиков сил не было. Но пощипали они её 
достаточно.

На легковых машинах с вырезанным верхом они выскакивали на перекрёстки 
параллельных улиц и, произведя выстрел из гранатомёта и пару очередей из 
автоматов в самую гущу людей, быстро скрывались. Дивизия несла потери, не успев 
ответить огнём по юрким легковушкам, водители которых отлично знали местность. 
В некоторых местах огонь вели пешие боевики. Также сделав пару очередей из 
автоматов, они оставляли свои позиции. Решаем перекрыть одну из улиц, с которой 
боевики ведут огонь. Вкатив в один из дворов приданную БМП, занимаем удобную 
позицию. Прижатые к берегу Сунжи боевики не могут безнаказанно вести огонь, а 
пятеро человек оказываются зажатыми в одном из переулков. Метнувшись сначала в 
сторону дивизии, они резко разворачиваются и решают перебежками проскочить 
участок, простреливаемый группой. От сосредоточенного огня группы не ушёл никто.
 Изымать оружие и документы у них мы не стали. Это слишком опасно и в нашу 
задачу не входило.

Троллейбусный парк дивизия заняла. Мы вернулись на консервный завод.




Пропажа «Ориона» и взятие дудаевского дворца


Все очень устали, из-за немыслимого напряжения наступило истощение душевных и 
физических сил. Многих время от времени пробивала нервная дрожь, нападала 
бессонница. Группе требовался продолжительный отдых. Подполковник Харенко это 
понимал, и по его требованию в бригаде нам уже готовили замену. Больше наше 
участие в боевых действиях не планировалось. Группа готовилась встретить замену 
и убыть в Моздок. Вечером офицеры и прапорщики решили немного снять напряжение. 
Когда солдаты, получив по кружке шампанского в качестве лекарства от стресса, 
были отправлены отдыхать, офицеры и прапорщики собрались за импровизированным 
столом. Под закуску из сухого пайка «Смирновская» водка пьётся очень хорошо. 
Запивать тоже было чем. Хоть и поубавились за это время запасы соков на 
консервном заводе, но их всё еще хватало всем желающим. Когда все немного 
оживились, и напряжение стало спадать, к нам подошел подполковник «Слово», 
выглядел он очень озабоченно.

— Мужики, «Орион» пропал. Вчера ночью они ушли на гостиницу «Кавказ» и через 
час связь с ними пропала. Нужно идти искать.

Наше настроение враз переменилось, желания куда-то идти у нас не было, но и 
отказать в подобной ситуации мы не могли. Вмешался подполковник Харенко.

— Они никуда не пойдут! Здесь принимаю решения и командую я!

Не буду описывать жёсткий разговор двух подполковников. Харенко настоял на 
своём, мотивируя тем, что ни позывные, ни опознавательные сигналы не отработаны.
 Можно легко напороться на боевиков, или, ещё хуже, погибнуть от огня того же 
«Ориона». Поиски были отложены до утра. Как оказалось, правильно: «Орион» 
нашёлся сам. Ситуация была самая банальная — сели батареи на радиостанциях. Но 
взяли они не только гостиницу «Кавказ», но и президентский дворец. Подойдя и 
заняв гостиницу, они долго наблюдали за президентским дворцом. Там никого не 
было видно. Решили его осмотреть. Осмотр подтвердил, что там пусто. Командир 
решил не оставлять выгодной позиции до подхода основных сил. Доложить 
обстановку они не могли из-за отсутствия радиосвязи, вот и сидели там ожидая 
рассвета.

Весть о взятии дворца разлетелась по войскам мгновенно. Тут же наверх пошли 
доклады от различных военачальников. Естественно, подразделения осуществившие 
штурм назывались разные. Оставалось водрузить знамя на развалинах дворца. Для 
охраны знамени пришлось выделить часть группы. Старший лейтенант Рахин и три 
бойца выехали с соответствующими начальниками для его водружения. Военное 
телевидение этот момент запечатлело, но это уже были официальные версии событий.


* * *

Дождавшись замены, мы благополучно вернулись в Моздок. Такого ада я больше не 
встречал ни разу за время Чеченской кампании. Половина бойцов срочной службы, 
бывших со мной, разбежалась, а через полгода уволились и остальные. 
Контрактники, прапорщики и офицеры честно дотянули лямку этой войны. По её 
окончании уволились и они. Сейчас из тех, кто был со мной в Грозном, в 
Вооружённых Силах не осталось никого. Передачи опыта не произошло. Я тоже ушёл 
из армии. Служил не за деньги, да их и платили немного, просто нравилась служба 
в спецназе. Государство нас за смертельный риск не отблагодарило никак. Ни 
жилья, ни приемлемой для жизни зарплаты. Сплошной обман. Но тогда об этом никто 
из нас не думал, мы были готовы воевать и рисковать своими жизнями.

Командир группы, сменившей нас в Грозном, Вова Черников, погиб через два дня от 
пули снайпера при попытке подорвать огневым фугасом штаб боевиков в районе 
троллейбусного парка. Подполковник с позывным «Слово» под Аргуном получил 
сильнейшую черепно-мозговую травму. Больше не воевал, из армии уволился.

Военную разведку в дни штурма хвалили мало, лишь артиллерия создала ей 
нерукотворный памятник, превратив метким выстрелом надпись «СЛАВА ТРУДУ!» на 
одном из высотных зданий в районе площади Минутки в надпись «СЛАВА ГРУ...!» 
Весь период пребывания наших войск в Грозном она оставалась без изменений, 
возможно, на месте и сейчас.




В. Дмитриев

В логове волка





Обстановка и оперативная информация


В начале лета 1995 года в Объединённой группировке войск в Чеченской республике 
чувствовался радостный подъём, казалось, что приближается развязка, уже 
порядком затянувшейся Чеченской войны. Город Грозный и вся территория равнинной 
Чечни находились под контролем Федеральных сил. Оперативные сводки стали мягче 
и спокойнее, уменьшилось количество обстрелов на блокпостах. Основная часть 
войск двинулась на юг, где ещё оставались загнанные в горы отряды дудаевских 
сепаратистов. На тот момент они полностью контролировали лишь Шатойский район. 
В самом Шатое находилась основная группировка боевиков, для ликвидации которой 
было решено провести операцию силами 7-ой воздушно-десантной дивизии.

На этом война должна была закончиться, но, чтобы навсегда сломить сопротивление 
мятежников, нужно было уничтожить символ чеченского сепаратизма — генерала 
Дудаева и его штаб. Сделать это пытались авиацией, артиллерией, агентурными 
группами, а также силами специальной разведки. Для этой цели из состава, 
батальона спецназа, базировавшегося на Ханкале, был выделен отряд в составе 
четырёх групп общей численностью около сорока человек. Какими способами была 
получена информация о месте нахождения штаба и проверялась ли ее достоверность 
перед тем, как послать на ее выполнение людей, наверное, навсегда останется 
секретом, однако задача, поставленная отряду, была конкретна. Километрах в пяти 
юго-восточнее Шатоя есть село Асланбек-Шерипово. В этом селе лишь одно большое, 
двухэтажное каменное здание, бывшая школа. По данным разведки, именно там 
находился штаб. Оперативный офицер, разрабатывавший операцию, говорил, что это 
здание находится на краю села, возле склона горы, покрытого густым кустарником, 
это позволяло беспрепятственно подойти к зданию на очень близкое расстояние, 
провести налёт и благополучно уйти на пункт эвакуации. Кроме того, густые 
заросли на склоне горы представляли из себя удобную позицию для группы 
обеспечения. Согласно замыслу, отряд должен был высадиться вместе с 
десантниками на склонах гор, окружавших ущелье, в котором находилось село Шатой,
 затем уйти на юго-восток до села Асланбек-Шерипово и, когда десантники начнут 
штурм Шатоя, ночью провести налёт на штаб с целью его уничтожения, захвата 
Дудаева, его приближённых, а также документации и вооружения... Утром на пункт 
эвакуации должна была прибыть бронегруппа отряда. После выполнения задачи отряд 
в полном составе должен был присоединиться к колонне 7-й дивизии и вместе с ней 
прибыть в Шатой.




Подготовка отряда


Командовать отрядом был назначен заместитель командира батальона по боевой 
подготовке майор Беглов, опытный и грамотный в тактическом отношении командир. 
Его заместителем, и одновременно командиром группы захвата — капитан Кислицин, 
командир роты, на базе которой был сформирован основной состав отряда. Это был 
командир, уже успевший провести несколько удачных операций. Командиры групп 
были не менее опытные. Отряд больше чем наполовину состоял из офицеров, 
прапорщиков и контрактников. Отбирали лучших. Для координации действий с 
командованием 7-й дивизии и одновременно старшим бронегруппы был назначен 
подполковник Сидоров из разведывательного управления объединённой группировки 
войск в Чеченской республике.

Ознакомившись с поставленной боевой задачей, стало ясно, что выполнить ее будет 
не так легко, как пытались это представить разработчики. Было над чем 
задуматься. Проводить реальный налёт, а тем более на двухэтажное здание им не 
приходилось ни разу. О системе охраны и обороны штаба ничего не было известно. 
Это нужно было разведать на месте. Кроме того, точной гарантии, что бронегруппа 
сможет прийти в пункт эвакуации, не было ни у кого. Опоздай десантники хоть на 
сутки со штурмом Шатоя, спецназовцев ждёт гибель.

На подготовку отряда времени практически не было. Провели лишь одну тренировку 
на отдалённо похожем здании в Ханкале, дополучили необходимое оружие и 
боеприпасы. Капитан Кислицин планировал провести захват штаба бесшумно, поэтому 
разбитые на тройки бойцы группы захвата и уничтожения кроме основного оружия 
получили специальное: автоматы Калашникова с ПБС-1, бесшумные автоматические 
пистолеты Стечкина, снайперские винтовки «Винторез» и НРСы. Для связи с центром 
предполагалось использовать переносную радиостанцию космической связи со 
специальным блоком кодирования информации. Передаваемая этой станцией 
информация принималась одновременно, как в центре на Ханкале, так и в Москве в 
ГРУ.




Начало операции


Загрузив имущество, утром следующего дня отряд на четырёх БМП-2 отправился в 
расположение десантников. Их группировка находилась на площадке для посадки на 
вертолёты недалеко от села Элистанжи. Прибыв и расположившись на месте, 
приступили к организации взаимодействия. Были уточнены все вопросы предстоящей 
операции, согласованы частоты радиостанций, позывные, порядок действий в 
различных ситуациях, а также сигналы и способы авианаводки и арткорректировки 
(последнее сыграет немаловажную роль в судьбе отряда).

Всё шло по плану, но перед самым началом операции испортилась погода. Низкая 
облачность закрыла намеченные площадки десантирования. Авиация в таких условиях 
работать не могла. Потянулось томительное ожидание. Спустя двое суток поступила 
команда всем участникам операции переместиться на новую площадку для посадки в 
вертолёты, которая находилась в четырех километрах севернее населённого пункта 
Пионерское. Здесь просидели ещё сутки. Наконец, утром 11 июня к 10:00 прибыло 
шесть вертолётов Ми-8 для выброски первой волны участников операции. Всего их 
должно было быть две. В небе над площадкой кружила одинокая пара вертолетов 
огневой поддержки Ми-24.

С этого момента операция началась. Командир десантников в последний момент, 
переместил отряд спецназа из первой волны во вторую. Первая волна десанта, 
погрузившись в вертолёты, полетела в горы. В ее составе были минометчики, 
которые чувствуя, что под Шатоем будет жарко, решили, что боеприпасы лишними не 
бывают. Летчики неоднократно в ходе погрузки предупреждали, что машина 
перегружена, но операцией руководил десантник и к их замечаниям остался глух. В 
результате перегруженная вертушка на посадке зацепилась за склон и рухнула. 
Погибла часть десантников и экипаж. Второй вертолет был сбит после высадки 
десанта. Прошитый пулеметной очередью вертолет упал метров с четырех. Экипаж не 
пострадал.

Дальше авиация работать отказалась, и операцию временно приостановили. Из-за 
этого одна половина десантников осталась в горах, а другая вместе с отрядом 
спецназа на площадке для посадки в вертолеты. Те, что были в горах, сразу же 
перешли к активным действиям, выбили группы боевиков, находившиеся возле 
площадки, блокировали подступы к Шатою и начали беспокоить оборонявших его 
миномётным огнём.

Операцией руководили грамотные люди, которые понимали, что промедление в 
подобных случаях неизбежно ведёт к поражению, и утром следующего дня 
десантирование продолжилось. Пара Ми-8 приняла на борт спецназовцев и тяжело 
отвалила с площадки.




В горах


Десантирование прошло успешно. Спецназовцы за несколько секунд покинули 
вертолеты, заняв круговую оборону, едва те коснулись колесами вершины горы. 
Теперь операция началась и для них. Быстро определив своё место расположения, 
отряд направился по хребту в сторону Асланбек-Шерипово. Двигались по всем 
правилам военной науки. Группа старшего лейтенанта Тимова в головном дозоре. 
Ядро отряда, состоящее из группы минирования и группы специального назначения, 
возглавляли Беглов и Кислицин, за которыми шел радист. В тыловом дозоре шла 
группа старшего лейтенанта Хаджиева. Идти было трудно, сказывалось высокогорье 
и тяжесть переносимого на себе снаряжения. К вечеру подошли к горе Хайкалам, 
где должна была находиться разведрота десантников. И действительно, на горе 
было замечено какое-то движение.

— «Истина», я «Спец»! Как слышишь меня? Приём. — Но «Истина» почему-то молчала. 
Тогда решили задействовать опознавательные сигналы. Дали две зелёные ракеты. Но 
и в этом случае ответа не последовало. Мнения у Беглова и Кислицина разделились.
 Кислицин был уверен, что это десантники, просто у них сели батареи на 
радиостанции, а опознавательные сигналы до всех могли и не довести. Беглов не 
разделял эту уверенность.

— По всей видимости, это духи, разведрота сюда не дошла.

Темнело. Беглов дал команду переждать ночь на одной из удобных гор, а утром, 
разобравшись кто там находится, встретиться с ними или навести туда авиацию и 
артиллерию.

Ночь прошла в тревожном ожидании. Заняв круговую оборону, разведчики ждали 
дальнейшего развития событий. Связь была хорошая, причём не только по 
космической станции, но и по коротковолновому «Северку». Через Ханкалу 
установили, что там находятся боевики. Утром решено было нанести по их позициям 
удар авиации. Но духи были учёные и ночью позиции оставили, поэтому авианалёт 
не потребовался. Разведчиков это устраивало, поскольку позволяло без помех 
дойти до Асланбек-Шерипово. К обеду отряд добрался до места, откуда отлично 
просматривалось это село. В лесу на склоне горы, с которой хорошо было видно 
объект налёта, организовали базу и два наблюдательных пункта.

Со стороны Шатоя доносились отзвуки боя. Что именно там происходило, видно не 
было. Но по ущелью потянулись колонны отходящих боевиков. Их безжалостно 
громила наша авиация. Звено вертолётов Ми-24 сменяли штурмовики. Так 
продолжалось до тех пор, пока дорога в ущелье не стала закрыта густым дымом и 
пылью от разрывов снарядов.

Вскоре от наблюдательных пунктов стала поступать информация о происходящем в 
селе и на объекте налёта. В селе жизнь то замирала, то оживала тревожной суетой.
 Везде бегали вооружённые люди. К зданию школы подъезжали автомобили и грузили 
в спешном порядке какое-то имущество. Беглов с Кисилициным решили посмотреть на 
это лично, выйдя на один из наблюдательных пунктов.

— Похоже, наш штаб съезжать собрался, — заметил Беглов.

— Вижу, — ответил Кислицин.

— Да и многовато их что-то там...

Вообще, на местности всё выглядело совсем не так, как это описывали 
разработчики. Здание находилось в самом центре села, с восточной стороны 
(стороны склона, на котором находился отряд), разведчиков и здание разделяла 
река с глубоким каньоном, с севера был большой открытый пустырь, а с юга и 
запада вплотную прилегали жилые дома. Кроме того, возле самого здания школы по 
периметру были отрыты окопы, а рядом находилась заброшенная ферма.

— Что будем делать? — спросил у Кислицина Беглов.

— Нужно проводить налёт! — ответил тот.

— Нам судьба даёт такой шанс, который нельзя упускать, надо рисковать. Бойцы 
настроены решительно. Контрактники говорят, что возможность взять самого 
Дудаева надо использовать, иначе им будет стыдно в батальон возвращаться.

— Ладно, рассказывай, как собираешься действовать, — согласился с доводами 
Кислицина Беглов.

— Целесообразно перейти реку севернее, затем вдоль неё дойти до пустыря и 
производить налет прямо через пустырь, зайдя с северо-востока, две подгруппы 
нападения расположив вдоль заброшенных ферм. Под прикрытием их огня подгруппы 
захвата и уничтожения броском преодолеют пустырь и проникнут в здание. Если 
получится бесшумно, то и далее постараемся действовать тихо, пользуясь только 
бесшумным оружием, а если не получится, то задействуем всю огневую мощь, 
включая гранатомёты, огнемёты и ручные гранаты. Отход осуществим тем же путём. 
Ваши две группы обеспечения поддержат нас огнём. По необходимости вызовем налёт 
авиации и артиллерии.

— Согласен! — дал добро командир.

— Начинай готовиться.

Последние приготовления затянулись до темноты. Все максимально разгрузились. 
Тяжёлые десантные ранцы было решено оставить в тайнике, замаскировав и 
заминировав от нежданных гостей. С собой брали только самое необходимое. По 
девять магазинов на автомат, четыре гранаты, по одной реактивной гранате РПГ-26 
или огнемёту РПО-А («Шмель»). На бесшумное оружие по два магазина — больше не 
понадобится. Сухой паёк на один приём пищи и воду. Радиостанции — на каждую 
тройку.




Ночной налёт


С наступлением темноты начали выдвижение на исходные позиции. Ночью ходить по 
горам тяжело. Если они покрыты лесом, ещё труднее. Но это становится на грань 
невозможного, когда задача усложняется боевой экипировкой и ожиданием в любую 
секунду встречи с противником. В ночной бинокль ничего не видно. Оступиться и 
упасть нельзя — не дай Бог кому-нибудь сломать или вывихнуть ногу. Срыв 
операции неизбежен. Головной и тыловой дозоры постоянно терялись, поэтому 
Кислицин дал команду идти всем вместе на расстоянии вытянутой руки. На спуск и 
выход к горке возле самого села ушло вместо запланированных двух все четыре 
часа. Дальше Кислицин с двумя группами должен был идти один. Беглов с группами 
обеспечения оставался на этой высотке прикрывать его действия. Командиры 
обнялись, пожелали друг другу удачи.

— Время два часа ночи. Головной дозор, вперёд!

Трое контрактников в зелёной горной форме растворились в призрачно-жёлтом свете 
луны. За ними пошли все остальные, включая и тыловой дозор. Идти было легче, 
чем по горам, но опаснее. Некоторые участки пути преодолевали перебежками, а 
некоторые ползком. Все понимали, что входят в село, занятое боевиками, и от 
того, обнаружат их или нет, зависит не только успех операции, но и собственная 
жизнь. Чтобы войти в село, необходимо было спуститься в каньон и перейти реку 
вброд, благо неглубокая, и опять подняться почти по отвесной стене каньона. На 
это ушло почти два часа. Шум быстрой горной реки позволил спокойно дойти до 
заброшенной фермы. Время уже было около пяти утра. Вот она школа. Тихо. Охраны 
снаружи не обнаружено. Только наглотавшимся сиднокарба бойцам мерещилось по 
10-15 человек охраны даже на крыше. Но командиры сиднокарб не употребляли и 
отлично видели, что по периметру пусто. Слабый свет в дальнем крыле говорил о 
том, что там кто-то есть. Но кто и сколько?

— Подгруппам захвата и уничтожения приготовиться к скрытому проникновению в 
здание, — раздался в наушниках радиостанций голос Кислицина.

Впереди был самый опасный участок — пустырь. Преодолеть его помогла случайность,
 на пустырь резко, как это бывает в горных долинах, опустился густой туман, 
который позволил дойти подгруппам до стен школы незамеченными.

Со стороны Шатоя всю ночь доносилась канонада, а под утро стал слышен 
отдалённый гул моторов. Это дошла до Шатоя сводная колона десантников, а еще 
через некоторое время, как раз когда разведчики были под стенами школы, в 
наушниках радиостанций раздался голос подполковника Сидорова.

— «Спец», я — «Броня», как слышишь меня? Прием.

Беглов ему ответил:

— Слышу тебя хорошо. «Донец» работает.

— Я рад что вы на подходе, — отозвался Кислицин. — Теперь я спокоен за 
эвакуацию.

— Внимание, даю отсчёт! Десять, девять, восемь... — вновь раздался в наушниках 
напряженный голос Кислицина.

— ...Ноль! — как только прозвучало это слово, разведчики ворвались внутрь 
здания и приступили к зачистке комнат. В наушниках слышались взволнованные 
доклады:

— Пусто!

— Пусто!

— Пусто!

Вдруг прерывистый от нервного напряжения и учащённого дыхания голос сообщил:

— Здесь, в дальнем крыле, два человека, сопротивления оказать не успели, мы их 
разоружили! — это докладывала первая тройка.

— Хорошо! Находитесь на месте, иду к вам, — уже спокойно отозвался Кислицин. — 
Остальным осмотреть второй этаж!

Больше в здании людей не оказалось. Кратко допросив пленных, командир понял, 
что они опоздали. Все, кто здесь находился, уехали, как только десантники 
начали штурм Шатоя. Двое местных жителей из отряда самообороны оставлены были 
не столько для охраны штаба, сколько для поддержания порядка и защиты от 
разграбления и без того скудных остатков школьного и военного имущества. 
Пленных, хотя ценности они не представляли, решено было не отпускать до 
выяснения обстановки. Один из них был возраста более чем пенсионного, а второй, 
его родственник, выглядел на лет шестнадцать и, что немаловажно, являлся 
племянником председателя поселкового совета села.




«Пустышка» становится ловушкой


Светало. Вершины гор уже были освещены солнцем. Туман рассеялся и подгруппа 
нападения возле фермы стала хорошо видна, поэтому Кислицин дал команду перейти 
в здание школы и ей тоже. Село просыпалось. Со второго этажа было видно, как 
меняются посты на окраине села. Пели петухи. Пастух гнал коров на пастбище.

— Чудеса, да и только, — подумал Кислицин.

Везде война, разруха, а здесь всё продолжало жить, какой-то нереальной мирной 
жизнью.

Отходить было поздно, группу немедленно бы обнаружили и уничтожили. Двигаясь по 
любому их возможных маршрутов отхода, разведчики неминуемо попадали под 
перекрёстный огонь постов. К тому же с первым выстрелом в селе сразу жё объявят 
тревогу и количество огневых средств у обороняющих село увеличится. Можно, 
конечно, попросить огневой поддержки авиации и артиллерии, но на открытой 
местности неминуемо накроет и группу, а Беглов с двумя подгруппами обеспечения 
необходимой огневой мощью не обладал. Поэтому Кислицин решил действовать по 
другому. Он собрал командиров подгрупп и объявил:

— Остаёмся здесь, занимаем оборону в этом здании, и ждём подхода наших войск.

— Как здесь? В центре села, полного духов? Надо уходить отсюда пока нас не 
обнаружили! — возмущались командиры подгрупп.

— Уходить уже поздно. А здесь самая лучшая позиция. Единственное каменное 
здание, да еще двухэтажное. Попробуй выбить нас отсюда. Мы контролируем всё 
село, при необходимости можно вызвать удар авиации и артиллерии прямо на себя. 
Каменные стены нас укроют, чего нельзя сказать о боевиках. Им укрыться будет 
негде.

С такими доводами согласились все. Организовав оборону здания, Кислицин 
разрешил отдыхать трети личного состава, доложил обстановку Беглову и 
отправился осматривать здание.

На втором этаже всё оставалось нетронутым с того момента, как прекратились 
занятия в школе, стулья, парты, доски и даже ученические тетради лежали там, 
где их оставили в последний раз владельцы. Тетради были датированы 1992 годом. 
Несмотря на то, что с той поры прошло три года, и всё было покрыто толстым 
слоем пыли, кабинеты продолжали хранить тот неуловимый запах школы, знакомый 
каждому человеку с детства. Вот кабинет директора, крутанув глобус, Кислицин 
поднял с пола объяснительную, в которой какой-то старшеклассник Ахмед описывал, 
за что он избил учительницу английского языка. Это несколько испортило 
сентиментальное настроение. Чтобы окончательно не расстроиться, командир 
отправился на первый этаж осматривать, что осталось от штаба. Половина первого 
этажа была переоборудована под общежитие, по словам пленных здесь жили 
иорданские наёмники, лишь два классных кабинета служили в штабных целях, здесь 
же проводились совещания. Из документов почти всё было вывезено. Была, теперь 
уже ненужная, схема обороны Шатоя, составленная с военной точки зрения 
неграмотно, какие-то списки на чеченском языке и листовки религиозного 
содержания на русском. Дословное содержание листовки сейчас вспомнить 
невозможно, но суть её была такова: «Воюйте сыны Чечни, и Аллах вас не забудет, 
при этой жизни вы, конечно, ничего не получите, но если представится случай 
поменять миры, то вы сразу отправитесь в рай строевым шагом, ибо день в джихаде 
равен году славных дел в мирной жизни, а в раю встретят вас пятьдесят райских 
гурий». 

— Всё понятно, — подумал Кислицин.

На образованного человека такая пропаганда не подействует, но если уровень 
образования низкий, а люди верующие, то лучшего способа воздействия на них не 
придумать.

Со второго этажа доложили:

— Товарищ капитан! К зданию направляются два человека, по видимому, для смены 
наших пленных.

— Как войдут внутрь, задержать и ко мне!

Вошедших чеченцев мгновенно разоружили и обездвижили, положив лицом на пол. 
Нервы у них оказались слабее, чем у первых двух. Они стали умолять, чтобы их не 
убивали, и тут же согласились рассказать всё, что знают о боевиках. Их 
доставили к командиру. Много нового к сказанному двумя первыми пленными они 
добавить не смогли. В селе боевиков много, но чёткое управление отсутствует. 
Только местный отряд самообороны села имеет командование в лице сельского 
совета. В школе штаба как такового не было, просто полевые командиры собирались 
в этом здании для проведения совещаний, иногда на них приезжал Дудаев.




Из каждого безвыходного положения есть, как минимум, два выхода


Разработчики операции ошиблись, причём значительно. Это на Ханкале штаб 
группировки постоянно находился на месте, чеченский же штаб постоянно 
перемещался, по тому, что Дудаев знал, какая на него ведётся охота федеральными 
войсками, и что для его уничтожения достаточно знать его точное место 
расположения. Он, бывший лётчик, знал возможности нашей военной авиации. 
Поэтому его штаб постоянно менял своё расположение. Если бы отряд спецназовцев 
пришёл к этому зданию на сутки раньше и решился на штурм, то встретил бы 
организованный отпор со стороны иорданских наёмников. Тогда об успешной 
операции не могло быть и речи. Пришлось бы задействовать авиацию и артиллерию, 
что привело бы к жертвам среди мирного населения и не гарантировало уничтожения 
штаба. Но сейчас, нужно было думать, как отсюда выбираться. Для этого надо было 
вступать в переговоры с боевиками. Кислицин связался по радиостанции с Бегловым 
и спросил:

— Мне нужна будет поддержка авиации и артиллерии.

— Да, они все готовы работать в наших интересах.

— Тогда пусть будут в готовности нанести удар по противоположному склону. Чтобы 
видно было всему селу.

С большим трудом Беглову удалось уговорить командование на Ханкале подготовить 
удар установками «Град» в указанное место. Это место не входило в планы нашей 
артиллерии. Командиру отряда пришлось прибегнуть к хитрости, сказав, что там 
обнаружено скопление техники дудаевцев. Когда артиллерия была готова дать залп, 
он сообщил Кислицину о готовности артиллерии.

Тот взяв с собой пулемётчика и одного из пленных, который являлся родственником 
председателя, сказал:

— Веди к вашему главному, разговор есть.

Процессия, состоящая из Кислицина, пулемётчика и пленного, двинулась к центру 
села, по дороге никто не встретился. Лишь на подходе к дому сельского совета 
навстречу вышел один человек в камуфляжной форме.

— Доброе утро, — поздоровался в ним Кислицин.

— Доброе утро, — машинально ответил тот и спросил что-то у пленного. 
По-видимому, он принял разведчиков за кого-то из наёмников. Но, получив ответ, 
схватился за голову и стал что-то громко кричать по-чеченски. Кислицин подошел 
к нему и сказал:

— Чего орёшь? Утро так хорошо началось. Давай не будем его портить.

Как ни странно, но эти слова подействовали, и парламентёры без помех дошли до 
дома председателя. Дом был добротный, каменный, с большим двором, в углу 
которого скромно притулился огромный лимузин серебристого цвета. Посреди двора 
стоял стол, за которым сидели местные старейшины, лица их были понурыми и 
усталыми.




Переговоры


— Доброе утро, я представитель Российских Вооружённых Сил. Предлагаю во 
избежание кровопролития сопротивления Федеральным силам, которые скоро сюда 
прибудут, не оказывать. В противном случае, по селу будет нанесён удар 
артиллерии и авиации, — сказал Кислицин и попросил по радиостанции в 
подтверждение своих слов дать один залп по склону горы. Установки «Град» тут же 
выплюнули порцию смертоносного груза по указанному месту. Раздалась серия 
оглушительных взрывов.

Сначала воцарилось молчание, затем старейшины начали горячо спорить, забыв о 
присутствии спецназовцев. Через некоторое время встал председатель и сказал 
обиженным тоном:

— Пусть приходят, пусть всё забирают, только людей не трогают.

Это было не лучшее, что он мог сказать, но разведчиков это устраивало.

— Хорошо, тогда этот молодой человек, в подтверждение ваших слов, побудет с 
нами, — сказал Кислицин, показывая на родственника председателя. Возражений не 
последовало и парламентеры спокойно вернулись в здание школы, прихватив с собой 
пленного.

Слух быстро облетел всё село, и возле школы стали собираться местные жители. 
Среди них были и боевики, но с оружием не приходил никто. Если бы не 
появившийся на чердаке ближайшего дома пулемёт, и не пара гранатометчиков в 
соседнем дворе, занявших боевые позиции в сторону разведчиков, то намерения 
местных жителей можно было считать искренне мирными. Но присутствие их перед 
школой, разведчиков устраивало. Селяне, сами не подозревая того, становились 
заложниками данной ситуации и их присутствие делало невозможным открытие огня 
по разведчикам. Вскоре подошли старейшины и подъехал мулла Хал-Килойской мечети 
Такудавлаев Сайдулла, который представился имамом и уполномоченным вести 
переговоры с представителями Федеральных сил. Это был одетый во всё белое ещё 
крепкий пожилой человек. Его возраст выдавали седые волосы и борода. Глаза 
излучали спокойствие, уверенность и разум. Начались напряжённые переговоры. С 
первых слов стало понятно, что мулла не так прост, как это показалось с первого 
взгляда. Он заверял, что боевые машины могут спокойно зайти в село и забрать 
разведчиков. В это время к селу уже подходила бронегруппа отряда. Она вышла на 
связь с находящимися в школе разведчиками. Кислицин заверил, что можно спокойно 
подъезжать к ним, но как только первая БМПшка появилась из за пригорка, с 
противоположной стороны склона по ней открыл огонь крупнокалиберный пулемёт. 
Резко развернувшись, машина спряталась за бугор. В наушниках раздалась ругань 
подполковника Сидорова. Заняв боевые позиции, машины начали из скорострельных 
пушек обрабатывать то место, откуда был открыт огонь. Над селом начали летать 
снаряды. Напряжение среди переговорщиков достигло критической точки. Кислицин 
уже начал просить у Беглова удара артиллерии, по селу. Но Такудавлаев стал его 
уверять, что село здесь не причём, что это один из отошедших из Шатоя отрядов 
открыл огонь, а артиллерия погубит много мирных жителей. Жители 
Асланбек-Шерипово могут быть благодарны своему мулле как человеку спасшему их 
от смерти. Стоило Кислицину дать команду, на нанесение бомбоштурмового удара по 
селу, и в ход бы пошли не только установки залпового огня «Град», но и более 
мощные «Смерчи» и «Ураганы». После этого можно бы было брать в руки резинку и 
стирать с карты село Асланбек-Шерипово. На территории Чечни больше такого села 
бы не было. Но разум взял вверх над эмоциями. Старейшины смогли уговорить 
прекратить огонь боевиков, и Кислицин воздержался от вызова огня артиллерии.




Теперь можешь надеяться только на мою порядочность!


Казалось, что ситуация зашла в тупик. Бронегруппа не могла подойти к селу, 
разведгруппы не могли оттуда выйти. Боевики находились в растерянности, не зная 
истинных намерений спецназовцев. Выход, сам того не подозревая, нашел помощник 
председателя поселкового совета Саид. Он предложил выехать на переговоры в 
расположение десантников. На одном автомобиле совместно. В этом случае есть 
гарантия, что огонь не откроет ни та, ни другая сторона. Кислицин на эти 
условия согласился, связался с Бегловым, а тот в свою очередь с десантниками. 
Получив добро на выезд, командир обратился к старейшинам:

— Подгоняйте КАМАЗ к школе. Сначала сядут ваши представители, а затем наши.

Старейшины не возражали, и через пять минут КАМАЗ с открытым кузовом стоял у 
центрального входа здания. За это время Кислов успел проинструктировать 
разведчиков о том, чтобы при подходе машины они со всем имуществом скрытно 
собрались у выхода. Как только старейшины сядут, необходимо быстро загрузиться 
в машину и ни кого не выпускать.

Все прошло успешно. Как только старейшины загрузились, разведчики выскочили из 
здания и мгновенно запрыгнув в кузов, перемешались с чеченцами.

Возражать по этому поводу было поздно, да и некому. Всё руководство боевиков 
находилось в тесном контакте с разведчиками, что отбивало всякую охоту к 
возражениям. Вести огонь по разведчикам никто из боевиков не мог из-за боязни 
попасть в своих. Кислицин разрешил только Такудавлаеву сесть в «Жигули» и ехать 
впереди КАМАЗа, выставив из окна белый флаг.

— Теперь можешь надеяться только на мою порядочность! — сказал он ему. Колонна 
двинулась в сторону Шатоя.




А в это время...


Командир группы захвата сдержал своё обещание. Часть старейшин и тех, кто не 
желал ехать в Шатой, он высадил за селом. После чего к колонне подсоединилась 
бронегруппа. Доехав до первого блокпоста десантников, разведчики пересели из 
КАМАЗа на БМП и отряд благополучно вернулся на базу.

Цель операции — Дудаев — опять ускользнул, но к чувству досады примешивалось 
чувство удовлетворения, что все обошлось без потерь со стороны разведчиков и 
без жертв среди мирного населения. Ни командиры, ни их подчиненные еще не знали,
 что в то же самое время Басаев расстреливал в Будёновске ни в чём не повинных 
людей...




С. Козлов

Всем приготовиться! Десять, девять...


Первая Чеченская компания ознаменовалась очень немаловажным фактом. Партизаны 
для достижения своих целей стали применять методы террористических групп, 
захватывающих заложников. В следствие этого и борьба с терроризмом стала 
приобретать формы войсковой операции с элементами спецназовской тактики. Но все 
это произошло после.

В этом разделе я привожу разбор наиболее нашумевших спецопераций первой 
чеченской компании в которых спецназ ГРУ также играл определенную роль. Но 
первой скрипкой были подразделения антитеррора и борьбы с организованной 
преступностью. Для того, чтобы читатель смог понять насколько разная тактика 
применяется при обезвреживании одиночного террориста или небольшой группы при 
освобождении заложников и при штурме укрепленного здания или даже населенного 
пункта, где заняли оборону боевики численностью до батальона приведу 
нижеследующий материал.



Суббота 27 марта 1999 года выдалась в Краснодаре тихая и солнечная. Уставшие от 
зимы горожане старались выехать на дачи, либо просто за город, чтобы провести 
денек на природе. Из города потянулись легковые автомобили и пригородные 
автобусы. Примерно в час дня при въезде в Краснодар, на одном из постов милиции 
для проверки документов пассажиров был остановлен автобус, следовавший по 
маршруту Ростов-на-Дону — Темрюк. Как обычно в таких случаях, в автобус вошли 
два милиционера и попросили предъявить документы.

Проверка уже близилась к концу, когда на просьбу сотрудника милиции предъявить 
документы, один из пассажиров внезапно выхватил нож и нанес ему резаный удар. 
Через секунду в его руке уже был обрез охотничьего ружья двенадцатого калибра. 
Приставив обрез к голове хрупкой девчушки лет шестнадцати, преступник закричал, 
что все пассажиры являются заложниками и потребовал, чтобы сотрудники милиции 
покинули автобус, сопровождая свою речь непристойной бранью. Для того, чтобы не 
подвергать риску жизни пассажиров, милиционеры подчинились террористу, однако, 
выйдя из автобуса, заблокировали дорогу перед ним металлическими лентами с 
шипами. Но обрез был в руках опытного бандита. Продолжая угрожать убийством 
девушки, он заставил ее мать выйти из автобуса и убрать выставленные 
милиционерами заграждения, а водителя продолжать движение автобуса через 
Краснодар в направлении Славянска-на-Кубани. Но путь автобуса был не долог. 
Городская милиция остановила его на пересечении улиц Дзержинской и Стахановской,
 преградив ему путь двумя грузовыми автомобилями и прострелив колеса. Поняв, 
что мышеловка захлопнулась, террорист открыл огонь по сотрудникам милиции.

В городе был введен план «Гроза», согласно которому все спецподразделения 
Краснодара были подняты по тревоге. Для проведения специальной операции по 
освобождению заложников был создан Оперативный Штаб, который возглавил 
начальник Управления ФСБ России по Краснодарскому краю генерал-лейтенант Е. Л. 
Воронцов.

В срочном порядке дежурная группа Регионального отдела специальных операций 
Управления ФСБ России по Краснодарскому краю, называемого по привычке «Альфой», 
в составе семи сотрудников выехала на Дзержинскую. К этому времени сотрудники 
отдела борьбы с терроризмом УФСБ края совместно с коллегами из уголовного 
розыска вступили в переговоры с преступником. Удалось установить личность 
бандита. Им оказался Константин Романов, тридцати трех лет от роду, дважды 
судимый за разбой и вымогательство, разыскиваемый в настоящее время Ростовским 
ГУВД за совершение ряда заказных убийств. Полученная информация говорила сама 
за себя. Вопреки обычному набору требований выдвигаемых террористами при 
захвате заложников Романов не просил ни валюту, ни наркотики, ни самолет для 
вылета за рубеж. Требования его были проще и приземленней: сменить колеса 
автобуса, простреленные милицией, и позволить автобусу продолжить движение в 
город Славянск-на-Кубани, там находилась его семья. Преступник заявил, что 
кроме обреза у него имеется граната Ф-1 и что терять ему уже нечего.

Дежурная группа РОСО на месте ознакомилась с обстановкой и приступила к 
рекогносцировке для проведения возможной операции по освобождению заложников. 
Снайперы первыми заняли позиции, позволявшие вести наблюдение за преступником и 
контролировать ситуацию в автобусе. Не прошло и часа после объявления тревоги, 
как к месту захвата заложников прибыло необходимое для проведения специальной 
операции количество сотрудников РОСО.

В результате длительных и сложных переговоров Романов выпустил из «Икаруса» 
двух женщин, чье психическое состояние было близко к истерике. Остальных 
заложников он выпустить отказался. Несмотря на то, что обстановка немного 
разрядилась, в заложниках по-прежнему оставалась шестнадцатилетняя девушка с 
матерью и четверо мужчин.

Обе женщины, опрошенные порознь, подтвердили то, что террорист, видимо, 
действительно вооружен гранатой. Их предположения основывались на том, что в 
правой руке у него обрез, а левую он постоянно держит в кармане куртки. Также 
они сообщили о том, что Романов, опасаясь огня снайперов, постоянно 
прикрывается девушкой, как щитом, сидит ли он на месте или передвигается по 
автобусу.

Между тем в процессе переговоров бандит несколько изменил свои требования. 
Теперь он настаивал на том, чтобы ему подали другой автобус.

Начальник РОСО полковник А. В. Волосников распорядился подготовить такой 
автобус, куда террорист должен был перейти вместе с заложниками. В то же время 
снайперам была поставлена задача на уничтожение террориста в момент его 
перехода из одного автобуса в другой, если это не будет угрожать жизни 
заложников. Внутри автобуса скрытно разместились четыре бойца «Альфы» с задачей 
нейтрализовать преступника в момент его посадки в автобус. Водителем этого 
«троянского коня» был назначен сотрудник РОСО, который перед обезвреживанием 
бандита должен был произвести отвлекающий взрыв светозвуковой гранаты, 
закрепленной под бампером автобуса у передней двери. Все было готово, когда в 
последний момент Романов отказался от другого автобуса и потребовал, чтобы двое 
водителей, находящихся в заложниках, заменили пробитые колеса. Видимо, мозг 
преступника лихорадочно искал подвоха со стороны сотрудников правоохранительных 
органов. Вышедшие для замены колес водители автобуса подтвердили, что террорист 
вооружен обрезом ружья 12 калибра и, возможно, ручной гранатой, а также то, что 
настроен он очень решительно.

Находившийся на месте событий губернатор Краснодарского края Николай 
Кондратенко очень переживал за жизнь заложников. Для уменьшения опасности их 
жизни он предлагал руководителям операции располагать всеми имеющимися в его 
распоряжении средствами.

Неожиданно для всех из автобуса вышла мать девушки, которую проголодавшийся 
бандит отправил за бутербродами и водкой. Романов не сомневался, что мать 
вернется к своему ребенку.

Приняв спиртного и закусив, он объявил, что если через тридцать минут не 
закончат ремонт автобуса и не пропустят его в Славянск, он начнет убивать 
заложников. Переговоры явно зашли в тупик. Слова террориста: «Все мои 
требования, гражданин начальник, — дай возможность сдохнуть», — окончательно 
развеяли надежду на мирный исход операции. И тут Романов впервые с момента 
захвата отпустил девушку, которой он постоянно прикрывался. Это было четко 
отфиксировано снайпером РОСО, но стрелять он не мог, так как зашторенные окна 
автобуса ограничивали обзор.

Было уже около шести часов вечера. Еще немного и начнет темнеть, и тогда штурм 
будет невозможным. Противостояние длилось уже несколько часов. Полковник 
Волосников прекрасно понимал, в каком напряжении находятся его ребята, 
ожидающие команду на штурм, ведь именно от них зависит исход операции, а значит,
 и жизни людей. Доклады от снайперов о всех перемещениях террориста поступали 
регулярно, но он по опыту знал, как начинают слезиться глаза от длительного 
наблюдения в оптику.

Наконец, после отказа Романова обменять девушку-заложницу на начальника 
уголовного розыска полковника Таракулова, штаб операции получает «добро» на 
проведение захвата автобуса.

Голос командира в наушниках бойцов: «Всем приготовиться к штурму!», вызвал 
прилив адреналина в кровь. Мобилизован каждый мускул, каждый нерв. Именно за 
эти ощущения они и любят свою работу. Доклады командиров групп о готовности 
следуют один за другим. И вот, словно при запуске космического корабля, 
начинается отсчет:

— Десять! Девять! Восемь!...

Волнение, пришедшее с первой командой, уходит. Все максимально собраны и 
настроены лишь на четкое выполнение своей задачи.

По команде «Ноль!» начинается штурм. Из-за КАМАЗа к автобусу бросается 
отвлекающая группа. В лобовое стекло бьет длинная автоматная очередь. Как и 
было рассчитано, террорист поворачивается и стреляет в ответ. Но основная 
штурмовая группа к этому моменту уже под левым бортом «Икаруса». Здесь у 
каждого своя локальная задача, отработанная до автоматизма. Вслед за взрывом 
светозвуковой гранаты, на мгновение парализующей террориста, один из 
сотрудников разбивает стекло бокового окна автобуса, тут же отходит и приседает 
под бортом. Едва в разбитое окно бойцы вставляют трап, как по нему буквально 
взлетают их товарищи. Первый сотрудник РОСО оказывается в полуметре от бандита, 
когда тот успевает развернуться в его сторону и нажать на спуск обреза. К 
счастью, заряд поражает лишь вытянутую ладонь. В ответ почти одновременно 
звучат четыре выстрела бойцов «Альфы». Обмякшее тело террориста безжизненно 
валится на сидение автобуса. Пахнет порохом. В салоне плохо видно из-за дыма 
светозвуковой гранаты. Опасаясь взрыва гранаты, о которой говорил Романов и 
освобожденные заложники, его тело спешно вытаскивают из автобуса. Освобожденные 
заложники, не веря, что все уже позади, выходят на улицу. На их лицах радость, 
женщина плачет... От тела бандита все отходят на безопасное расстояние, к 
работе приступает взрывотехник. Через некоторое время следует доклад: «Все 
чисто!». Романов блефовал, гранат у него не было. Его тело уносят на носилках в 
машину скорой помощи.

Сотрудникам РОСО потребовалось несколько секунд на штурм автобуса, то есть 
значительно меньше времени, чем требуется на то, чтобы прочесть его описание. 
Зеваки, которых с трудом удерживало тройное кольцо, даже не поняли, что все 
закончилось.

Напряжение нескольких часов прошло, и на бойцов «Альфы» навалилась усталость. 
Машинально они принимали поздравления с успешно проведенной операцией, ехидно 
отвечая на все вопросы киношной фразой: «Ну, что вы! Все нормально, ведь это 
наша работа». 




С. Козлов

Кабул брал, дворец брал. Буденовск?



Операция по взятию дворца Амина в Кабуле силами «Альфы», «Вымпела» и 
«мусульманского батальона» спецназа ГРУ является образцом и хрестоматийным 
примером при подготовке наиболее известных спецподразделений мира. В 1985 году 
многие специалисты, да и не только они, задавали себе вопрос: почему те же 
подразделения («Вега» — это переименованный «Вымпел» после передачи его в МВД) 
спустя пятнадцать лет не смогли взять больницу в Буденновске. Как всегда, 
редакция постаралась подробно разобраться в том, как и почему произошла эта 
трагедия. В этом нам любезно помогли участники событий: Константин Никитин, до 
недавнего времени служивший в спецподразделении «В», офицер группы «А», 
командовавший тогда одним из подразделений, сотрудники Краснодарского 
Регионального Отдела Специальных Операций, а также офицеры бригады специального 
назначения Северо-Кавказского Военного округа, фамилии которых по известным 
причинам мы назвать не можем.



К. Никитин.Басаев! — оценка «отлично»:

Самого Басаева и его отряд готовили в период войны в Абхазии сотрудники ГРУ. 
Готовили против Грузии, а подготовили против России. Басаев оказался способным 
учеником. Почерк профессионала чувствуется по тому, как тщательно все, включая 
психологию людей, было просчитано.

По агентурной информации за 3 месяца до налета на Буденовск чеченский 
кооператив «Ирбис» арендовал у больницы подвальное помещение под склад. В 
течение трех месяцев они туда завозили какие-то ящики, судя по всему боеприпасы.


Чеченская диаспора Буденовска насчитывала около 10000 человек. Часть участников 
штурма была из их числа, часть приехала не задолго до штурма и поселилась в 
гостинице. Примерно за сутки до известных событий основная масса местных 
чеченцев пропала. В городе осталось сотни три, не более. Очевидно, что все они 
были предупреждены о готовящихся событиях.

Отряд Басаева прибыл на двух КАМАЗах и на машине «скорой помощи». Не буду 
утверждать, но, по-моему, впереди этой колонны шла милицейская машина с 
мигалками. Боевики ехали в разгрузочных жилетах и с оружием. Милицейские посты 
колонна, видимо, где-то объезжала, где-то откупалась деньгами. Пост в поселке, 
не доезжая Буденовска, они просто проскочили, сымитировав специальную колонну, 
сопровождаемую милицией, но на следующем посту перед въездом в Буденовск их 
остановили, получив, видимо, информацию о движении непонятной колонны. Басаевцы 
прикрывались легендой о том, что они везут тела погибших российских солдат для 
передачи военным властям. Сотрудники милиции предложили им проехать в 
Управление для того, чтобы разобраться. Судя по тому, как развивались 
дальнейшие события, это входило в планы террористов. По дороге к отделению 
милиции, «скорая помощь» потерялась. КАМАЗы достигли ОВД и тут же с ходу 
начался штурм. В это время основная часть сотрудников милиции была на 
стрельбище. В отделении находилась только дежурная смена, но и эта горстка 
милиционеров оказала бандитам достойное сопротивление. Басаев потерял в этом 
столкновении двенадцать боевиков. На такой отпор он не рассчитывал.



Командир подразделения «Альфы»:

Мы прилетели в Буденовск около полуночи. Нас встретил командующий Воздушной 
армии генерал-лейтенант Михайлов. В начале первого прибыли в здание УВД. 
Картина, представшая перед нами, была удручающей. Везде были видны следы 
недавнего боя. У одной стены тела наших погибших милиционеров. Человек 
десять-двенадцать. У другой — столько же «чехов». 

Штурм здания боевики начали с ходу, буквально только подъехав. Басаев, видимо, 
хотел сразу устранить наиболее вероятное препятствие, которое могло возникнуть 
на пути при осуществлении его планов. Как никак, а в Управлении числилось около 
пятисот сотрудников. К счастью, их не оказалось в то время в здании. Иначе 
жертв было бы больше. Не исключаю вероятности, что Басаев знал о том, что 
именно в это время сотрудники милиции уедут на стрельбище, а после этого их 
распустят на обед.

Захватив здание УВД, боевики зачистили его символически, даже не пытаясь 
выкуривать милиционеров, закрывшихся в кабинетах и продолжавших оказывать 
сопротивление. Нанеся удар по УВД, басаевцы прекрасно понимали, что его 
сотрудники теперь вряд ли смогут помешать их планам. Решив эту задачу, боевики 
рассредоточились по городу. Вяло обозначив штурм зданий городской администрации 
и ФСБ, они захватили здание военкомата и банк, который в то время осуществлял 
все проводки по Чечне. Поэтому он был одним из наиболее важных объектов в 
планах террористов, изъявших все денежные документы, касающиеся этого вопроса. 
После этого на рынке, у дома пионеров и в других местах скопления народа они 
открыли беглый огонь по беззащитным людям.



К. Никитин:

Басаевская банда рассредоточилась в городе и началась просто бойня. Как 
рассказывала позже в больнице одна местная жительница, она с мужем и детьми 
ехала на машине по городу. Вдруг на дороге появились чеченцы и начали 
останавливать машину. Муж, сидевший за рулем, объехал их и прибавил скорость, 
но вдогон открыли огонь. Мужа убили на ее глазах. Сама она, получив ранение в 
ногу, попыталась скрыться, но не успела. Подошедшие террористы схватили ее и 
доставили в больницу, как уже известно, не для оказания медицинской помощи. 
Безусловно, боевики, устроив разбой в городе, сознательно спровоцировали 
массовую доставку раненых в больницу. Но основная масса потенциальных 
заложников пришла к больнице самостоятельно для того, чтобы поглазеть на 
раненых и убитых.

В это время у больницы дежурила машина «скорой помощи», прибывшая с Басаевым и 
около двадцати боевиков. Как только собралось достаточное количество народу, 
боевики достали из машины оружие и приказали всем собравшимся зайти в больницу. 
В больнице отфильтровали мужчин и заперли в подвал, во избежание эксцессов. Из 
мужчин отобрали и сразу расстреляли трех вертолетчиков, двух милиционеров и 
двух пожарных, то есть тех, кто имел какое-то отношение к силовым министерствам 
и мог оказать сопротивление или организовать его. В сущности, этим они решили 
еще одну задачу. Расстреляв, не раздумывая, семь человек и выбросив их тела во 
двор на всеобщее обозрение, они нагнали страху на остальных и дали понять, что 
это не шутки.

Говоря в интервью, что цель его — это Москва, Басаев просто «надувал щеки». 
Буденовск и был его целью, заранее выбранной и четко спланированной. В целом, 
за налет на Буденовск по тактике ему можно поставить пятерку.



К. Никитин.Срочный вылет:

В начале июня народ наш прибыл из командировки в Чечню и потихоньку рассосался 
по отпускам и по отгулам. У нас и без этого в боевых отделах было всего человек 
сорок с небольшим. Часть людей в это время выполняли задачи личной охраны 
различных генералов. «Вега» на тот момент подчинялась официально Ерину, но 
оперативно — ГУОПу и конкретно генерал-полковнику Егорову. В конце концов, не 
министр же нам задачи ставит.

14 июня был обычный день. После обеда мы с другом решили заняться спортом и 
только приступили к этому, как объявили «сбор по тревоге». Выругались мы, что 
кайф обломили, но службу мы любим именно за неожиданности. Мы и не думали, что 
это тревога боевая. Оказывается Егоров позвонил нашему шефу и сообщил, что в 
связи с такими-то событиями он через час вылетает из Чкаловского в Буденовск и 
он будет очень огорчен, если мы не успеем составить ему компанию. Просьба 
начальника — приказ для подчиненного и, естественно, хоть и взмыленные, мы 
успели. Всего нас собралось около 30 человек. На аэродроме нас ждал Ан-72, 
имеющий всего 32 посадочных места. Стали грузиться: Егоров, наш генерал, еще 
кто-то, в конце концов, троим места не хватает. Оставили двух офицеров из 
нашего штаба и еще одного парня. Вылетали из Чкаловска 26 боевиков. Через два с 
половиной часа в девятнадцать часов тридцать минут мы первые сели на аэродром 
Буденовска. Причем, пока летели, информация поступала самая разноречивая. В 
частности, сначала нам сказали, что захвачен аэродром Буденовска, где мы 
собирались приземлиться. Покумекав, мы решили, что при приземлении придется 
высаживать иллюминаторы и открывать огонь сходу. Начали к этому готовиться, но, 
к счастью, перед посадкой выяснилось, что захвачена больница, а не аэродром.

Генералы с полковником Лысюком уехали в город, а мы остались на аэродроме. Пока 
сидели, прилетели и краснодарская, и московская «Альфа». Их быстро погрузили в 
автобусы и увезли. Мы же, так и оставались на аэродроме до четырнадцати часов 
пятнадцатого июня. Наконец, нас привезли к больнице, где уже находились 
«Ашники», которых часть наших поменяла на постах наблюдения. Другая же часть, в 
том числе и я, находились в резерве.



К. Никитин.«Обстановочка»:

Что творилось вокруг больницы — это особая история. Бардак и полная анархия, с 
которыми никто не боролся. Да и кому, собственно, наводить порядок, если менты 
сами «на голову пробитые»?

Поступила команда огонь не открывать. Вдруг слышим рядом очередь из автомата. 
Прибегаем, а там сотрудники родной милиции. Оказывается, по ним стрельнули. 
Объяснили им, что если стреляют, то нечего «отсвечивать» перед больницей, 
спрячься за дом и сиди там. Только мы ушли, снова послышалась стрельба. 
Прибегаем. Опять все то же. Ну, тут уже, не стесняясь в выражениях, пообещали 
мужику голову оторвать. После этого все прекратилось. Что поделать, особенность 
нашего национального восприятия в том, что ей явно не хватает эмоциональности 
для убедительности. Хотя, когда народ в подпитии, тут и мата для убедительности 
мало. Если смотреть на схему, дорога, проходящая справа от больницы, 
простреливалась басаевцами. Именно на этой дороге собралась толпа человек 
триста. Половина мужиков пьяных. Митингуют. Некоторые приходят и советуют. 
Одного очень активного еле уняли. Говорит: «Пойдемте, мужики, духов резать, у 
меня нож есть. Знаю, где подземный ход в больницу. Покажу, если камуфляж 
дадите». Наобещали ему с три короба, лишь бы отстал.

В конце концов, спровадил я их очень просто. Говорю: «Знаете, где у Вас УВД? 
Вот идите туда, там все руководство заседает!». Подействовало, и человек двести 
отвалило.



Командир подразделения «Альфы»:

Руководство операцией было поручено Ерину. Степашин исполнял обязанности 
заместителя, а несколько позже штаб операции возглавил генерал Егоров. Из 
руководителей «Альфы» в Буденовске находились два начальника отдела, начальник 
штаба Савельев Анатолий Николаевич и новый командир, генерал Гусев, назначенный 
месяц назад на эту должность. Бывший комендант Кремля был неплохим командиром, 
но, к сожалению, он совершенно не еще знал ни тактики подразделения, ни его 
возможностей. Хуже всего было то, что «Альфа» в то время входила в состав ГУО, 
поэтому и для Ерина, и для Степашина она представляла идеальный инструмент 
вытаскивания каштанов из огня чужими руками. Напомню, что после 1993 года 
«Альфа» была в опале. Исходя из этого, перед вылетом начальник Главного 
Управления Охраны генерал Барсуков сказал Гусеву, что если поступит приказ 
штурмовать, то штурмовать придется.

Мы понимали: ситуация складывается так, что исключить вероятность принятия 
руководством такого решения нельзя. Поэтому в течение двух часов был 
подготовлен анализ сложившейся ситуации по имеющейся информации, а также 
спрогнозированы последствия возможного штурма. Результаты были неутешительными, 
но, несмотря на это, наши выкладки без прикрас легли на стол руководства. Надо 
сказать, что мужское население Буденовска очень активно пыталось нам помочь. 
Некоторые приходили с дельными предложениями, но ими можно было воспользоваться 
при подготовке штурма. Штурм же, по всем прикидкам, был утопией.



К. Никитин:

Вообще, Буденовск тогда напоминал растревоженный улей. Чеченцев оправдывать в 
сложившейся ситуации взялся бы либо безумец, либо человек, которому очень 
хорошо заплатили.

Степень продажности нашей прессы и отдельных государственных служащих, таких, 
как С. А. Ковалев — это притча во языцех. Наверное, только в нашей стране, в 
городке с населением тысяч сорок, где захвачено в заложники чуть меньше десяти 
процентов населения, может появиться государственный муж, правозащитник, и, 
обращаясь к возмущенной толпе, попытаться доказать, что черное — это белое, а 
террористы — это не террористы, а агнцы Божии, и их надо возлюбить и простить. 
Благо русские женщины своими действиями пресекли эти выступления. В первый раз 
он получил удар ногой в промежность, а во второй, раза три схлопотал по 
физиономии, пока его не уволокли охранники. После этого выступления 
прекратились.



В. Дмитриев.В окрестностях Буденовска:

В то время, пока руководство решало вопросы стратегического характера, а бойцы 
«Веги» и «Альфы» дежурили в оцеплении, сменяя друг друга, отряд спецназа ГРУ, 
прибывший из-под Ростова, на вертолетах патрулировал окрестности Буденовска. 
Спецназовцы должны были при обнаружении подозрительных лиц, произвести их 
задержание, проверку документов, а также досмотр личных вещей задержанных.

На второй день после захвата больницы один из наземных постов МВД сообщил, что 
в сторону чеченской границы по полям движутся два человека. При попытке 
задержания они открыли огонь из стрелкового оружия, и применили ручные гранаты. 
Для перехвата бандитов была поднята досмотровая группа, которая вскоре 
обнаружила их, пробирающихся вдоль посадки. Высадившись из вертолетов, 
разведчики окружили преступников, которые пытались бежать. Отходя они бросили 
две гранаты, но шансов уйти у них не было. Когда спецназовцы начали 
приближаться, боевики подорвали себя гранатами. При обыске у них обнаружили 
паспорта жителей Чечни. В вещмешках лежали два автомата, один без патронов, в 
другом — три патрона. Судя по всему, покойники активно помогали Басаеву на 
начальном этапе его акции.



Командир подразделения «Альфы».В ожидании «прессы»:

Басаев связывался с внешним миром по радиостанции машины скорой помощи 
прибывшей с ним. Около семнадцати часов он попросил доставить детское питание 
для пациентов родильного отделения. Спустя некоторое время его заявку 
удовлетворили. О том, что Басаев желает встретиться с журналистами, мы узнали 
от посредника, роль которого взял на себя один из лечащих врачей. Пользуясь 
этим моментом, мы через него предложили Басаеву проложить прямой провод для 
осуществления переговоров. Басаев дал согласие. Еще через час с небольшим после 
этого к нам вышли три медработника. Они сообщили, что Басаев настаивает на 
встрече с журналистами, и если они вернутся ни с чем, то расстреляют их и еще 
несколько человек. Не вернуться же вовсе они не могли так, как в этом случае 
также погибли бы заложники. Парламентеров на машине мы отправили к руководству. 
Пока они в штабе докладывали требования Басаева, мы проложили телефонный кабель 
к нему. Спустя некоторое время один из офицеров Управления Правительственной 
связи, дежуривший у телефона, сказал, что на связи Басаев. К телефону подошел 
начальник одного из отделов и представился полковником Петровым. С явной обидой 
он заявил примерно следующее: «Как же так, мы в течение нескольких часов держим 
в заложниках столько народа, а со мной, таким героем, никто даже разговаривать 
не хочет?». Офицер, представившийся Петровым, попытался успокоить его и начал 
уговаривать освободить рожениц, женщин и детей, которые к войне в Чечне не 
имеют никакого отношения. Басаев сказал, что Российская Армия в ходе всей войны 
уничтожала чеченских женщин и детей. Теперь он и его люди сделали так, чтобы 
эта же Армия уничтожала свой народ. Он заявил, что ему терять нечего, так как в 
результате недавно совершенного артналета погибло все его многочисленное 
семейство. (Это действительно так. Сам Басаев чудом уцелел). Главное его 
требование было прекратить войну и вывести войска из Чечни. Он предупредил, что 
все подступы к больнице простреливаются. «Петров» пообещал ему ускорить процесс 
подготовки журналистов, а также, что против него в настоящий момент никаких 
активных действий предпринято не будет. О разговоре с Басаевым немедленно 
доложили в штаб.

В оцеплении, где находились милиционеры, действительно порядка не было. Через 
некоторое время со стороны тубдиспансера кто-то выстрелил и ранил одного из 
боевиков. Сразу после этого Басаев, вызвав «Петрова» к телефону, начал упрекать 
его в неумении держать слово офицера. Тот обещал разобраться. Около девяти 
вечера прибыли журналисты. Всего около двадцати человек.



К. Никитин.Пузырь:

Когда появились журналисты, произошел курьезный случай, чуть не ставший 
трагическим. Едва я отправил основную массу местных митинговать под окна ГУВД, 
и только все стало успокаиваться, как тишину прорезал дикий вопль: «Дайте мне 
автомат!». Орал вусмерть пьяный мужик карикатурного вида — маленького роста 
толстяк. Про таких говорят: «Проще перепрыгнуть, чем обойти». Он, исполненный 
праведного гнева, основательно подогретого алкоголем, рвался на штурм больницы 
освобождать свою жену и детей. Наверняка, все, кто имел опыт общения с пьяным 
человеком, представляют, что отговорить его выполнить намеченное невозможно. 
Так и этого «освободителя», попытавшись объяснить опасность реализации его 
планов, просто завернули назад. И в тот самый момент, когда в больницу шли 
журналисты и кто-то из врачей, этот «пузырь», как-то пробравшись, выскочил к 
больнице и начал высказываться в адрес басаевцев, предлагая им выйти «на 
разборку». Бедолаге просто повезло. Думаю, если бы не было журналистов, «чехи» 
его бы замочили, а так, видимо, не желая ненужного резонанса в средствах 
массовой информации, его просто обстреляли. Мужик скатился в овраг, где сидели 
наши. Они еще раз ему попытались объяснить всю его неправоту, и на первый 
взгляд, вроде бы подействовало — дядька лег спать. В надежде, что он проспится, 
на него перестали обращать внимание, но через пять минут он вновь выскочил из 
оврага и попытался продолжить свое общение с террористами. Его успели стащить 
обратно в овраг, где уже рыло начистили от души. На наше счастье, на позиции 
вышел еще один местный. Вот с ним-то мы и отправили «героя-освободителя».



Командир подразделения «Альфы».Разведка:

Прекрасно понимая, что мы будем просматривать видеоматериалы, отснятые 
журналистами, Басаев, тем не менее, разрешил съемку. Видимо, желая избежать 
штурма, которого боялся, он решил нам показать насколько бесперспективна эта 
идея. Материалы, отснятые журналистами, подтвердили правильность наших 
прогнозов в отношении штурма. Стало абсолютно ясно, что у Басаева не пять и не 
десять человек. Позже было установлено, что в больнице находилось двести-двести 
пятьдесят человек. Каждый второй был вооружен подствольным гранатометом ГП-25. 
Из тяжелого вооружения боевики имели три-пять крупнокалиберных пулеметов, 
скорее всего, ДШК и десять-двенадцать пулеметов ПК.

В состав отряда входила очень серьезная группа снайперов, а также группа 
арабских наемников, бывших боевых пловцов. Об этом свидетельствовала 
оставленная ими на стенах больницы надпись. Желая увековечить себя наемники на 
арабском и русском языках написали свои имена, какие-то угрозы в наш адрес и 
начертали свою эмблему. Видеосъемка показала, что боевики подготовили больницу 
к серьезному штурму.

Помимо примерной численности налетчиков, удалось установить также примерное 
число заложников и места их расположения. Люди, которых было тысячи две-две с 
половиной, находились в коридорах больницы, палатах и кабинетах. Это 
подтверждало абсурдность вероятного штурма, в ходе которого были бы огромные 
жертвы среди заложников. Помимо всего этого, Басаев заминировал обороняемый им 
больничный корпус.

Журналисты вернулись около одиннадцати вечера.



К. Никитин.Нормальный российский бардак:

В двадцать два часа прибыли нам на смену два автобуса с «Альфой». На этих же 
автобусах нас отвезли на аэродром. На аэродроме мы, уезжая, оставили двоих. К 
нашему прибытию они поставили палатки, установили кровати, постелили матрацы, 
естественно, без белья, но в такой ситуации не до комфорта — лишь бы было, где 
«кости бросить». Народ за день на жаре в «броне» и в касках намаялся. Поужинали.
 Хлеб, колбаса, сосиски и теплый лимонад. Помылись и упали спать. С утра нас не 
трогали. Позавтракали и ждем. А надо сказать, что к этому моменту войск 
понагнали из Чечни немерено. Ну, и представьте ситуацию. Народ вырвался с войны,
 а здесь магазины работают. Разумеется, тот магазин на аэродроме план по водке 
выполнил на пятилетку вперед. Периодически к нам в палатку засовывали пьяное 
мурло какие-то контрактники, то в поисках нашего командира, то в поисках 
собутыльников, или халявной выпивки. В общем, нормальный российский бардак. В 
этом бардаке чуть нас не арестовал какой-то десантный комполка, перепутав 
спецподразделение «Вега» со злоумышленниками, разбившими стекла в магазине, 
видимо, в поисках все той же водки. Слава Богу, разобрались.

Дело к обеду. Единственный раз за все время нас покормили нормальной горячей 
пищей и сразу после обеда отвезли в какое-то детское учреждение в городе. К 
нашему приезду «Альфа» и московская, и краснодарская были уже там и отдыхали, 
как белые люди, на кроватях, застеленных постельным бельем, нам же, как 
опоздавшим, достались лишь одеяла, матрацы и подушки — все тот же 
джентльменский набор. Между делом прошла информация, что в пять утра будет 
штурм, дату обещали уточнить позже.



К. Никитин.Перед штурмом:

Около двадцати трех часов приехали автобусы и привезли СОБРовцев, которых 
собрали, наверное, со всей России. Прибывшие сразили нас вопросом: «Мужики, а 
что вообще случилось?». Напомню, что вопрос задали шестнадцатого июня за час до 
полуночи, то есть тогда, когда уже трое суток вся страна стоит на ушах. Исходя 
из того, что вновь прибывшие вообще обстановки не знают, я решил, что штурма 
сегодня ночью не будет. Пообщавшись с вновь прибывшими, я решил лечь спать. 
По-своему разумению я прикинул, что для штурма нас, наверное, сначала соберут, 
хотя бы пальцем на песке что-то начертят, поставят задачи, а уже потом...

Слишком я был хорошего мнения о нашем руководстве.



Командир подразделения «Альфы»:

Шестнадцатого вечером, после смены на блоках у больницы мы прибыли для отдыха в 
детский интернат. Здесь же нам сообщили, что около девятнадцати часов 
руководители операции Ерин, Степашин и оба Егорова прибудут для встречи с нами.

Однако не прибыли они ни в назначенный срок, ни позже. Около двадцати трех я 
скомандовал своим «отбой», а во втором часу ко мне подошел дежурный и сообщил, 
что с начальниками отделов и отделений желает встретиться наш командир и Егоров 
Михаил Константинович, исполнявший обязанности начальника штаба операции. Через 
десять минут мы собрались и Егоров без обиняков заявил, что обстановка очень 
сложная. Басаев на уступки не идет (как потом выяснилось, с ним до штурма никто 
и не пытался договориться), поэтому штабом операции принято решение о штурме 
больницы. Он сказал, что все понимают сложность задачи, но учитывая наш опыт и 
уровень подготовки, он предполагает, что в ходе штурма погибнет не более 
десяти-пятнадцати заложников. На наш вопрос есть ли приказ об этом, Гусев 
ответил утвердительно. После этого, даже прекрасно понимая гибельность этого 
решения, нам ничего не оставалось, кроме попытки штурма с минимальными потерями.
 Но и тут фортуна повернулась к нам задом. Егоров сказал, что штурм назначен на 
четыре утра. Мы попытались его убедить, что названный им срок нереален, даже 
если мы сейчас поднимем людей, срочно экипируем и бегом, а не скрытно, будем 
выдвигаться на исходные рубежи. Однако выкроили лишь один час. Михаил 
Константинович обещал, что к пяти утра в нашем распоряжении будут все 
необходимые нам силы и средства. Для проведения штурма мы запросили пятнадцать 
боевых машин, дымовые шашки, необходимые спецсредства и штурмовые лестницы. 
Дело в том, что окна так называемого нулевого уровня больничного корпуса 
находились на высоте метр двадцать и представляли собой настоящие бойницы, 
расположенные друг от друга на расстоянии двадцать-тридцать метров. Окна 
первого этажа были зарешечены и начинались уже на высоте примерно два метра. 
Окна второго этажа были забаррикадированы мебелью.

Егоров объявил перекур для того, чтобы мы смогли все обсудить, собираясь после 
этого поставить нам конкретные задачи. Пообещав вернуться минут через сорок, он 
не появился вовсе. Думаю, что он понимал всю бесперспективность этого штурма, 
но из-за давления сверху сделать ничего не мог.

Нас спасло то, что даже не веря в возможность штурма, мы прикидывали на бумаге, 
как бы действовали, случись штурмовать. Пятнадцатого генерал Михайлов заказал 
аэрофотосъемку больничного корпуса и мы пользовались этими снимками, а также 
доставленными в наше распоряжение поэтажными планами. Если бы не это и не 
высокий профессионализм бойцов подразделения, невозможно было бы подготовить 
штурм в такой короткий срок. Именно из-за недостатка времени не было 
организовано взаимодействие с приданными средствами и всеми поддерживающими 
подразделениями, а также не была проведена рекогносцировка. Участники штурма 
видели местность, на которой им предстоит работать, только на аэрофотоснимках, 
не зная реального расстояния до объекта атаки, а также не представляя, какие 
строения и посадки смогут их на самом деле прикрыть в ходе выдвижения на 
указанные рубежи. В действительности, посадки простреливались духами, и это не 
позволяло нам снизу засечь их огневые точки, строения же в основном оказались 
одноэтажными и также не вполне прикрывали наши действия.



К. Никитин:

Полтретьего меня разбудили. Ничего не понимая, я хотел было возмутиться, но 
увиденное вокруг, меня привело в чувство. Народ, уже одетый в «броню», деловито 
набивал магазины патронами. Быстренько собрали наших командиров и во дворике им 
на скорую руку что-то объяснили. Те, в свою очередь, пришли и поставили задачу 
нам.



Сотрудник краснодарской «Альфы»:

Когда была получена команда на штурм, группа находилась в общежитии ПТУ. 
Началась подготовка. Дополучили боеприпасы, еще раз проверили оружие. Получили 
пожарные лестницы, которые предполагалось использовать как штурмовые. Участок, 
на котором предстояло действовать группе, был очень сложный: 150 метров 
открытого пространства, через сетку-рабицу строительной площадки. Лишь два 
небольших бугорка и стройплощадка подземных гаражей позволяли укрыться.

В задачу отдела входило штурмом проникнуть в административный корпус больницы, 
подняться по штурмовым лестницам на второй этаж и, уничтожив боевиков, 
освободить заложников. Задача более чем нереальная. Нереальность ее подчеркивал 
тот факт, что никто из ставивших задачу не хотел на себя брать, даже моральной, 
ответственности за жизнь заложников. То, что в больнице начнется настоящая 
бойня, было ясно всем. Огневую поддержку отделу должна была оказать группа 
«Вега». Для подавления огневых точек и прикрытия выдвижения групп отделу были 
приданы три БТР-70.

Маршрут выхода отрабатывался по аэрофотоснимкам. Вопросы взаимодействия в 
полной мере были отработаны только с «Вегой» и бронетранспортерами. Каждому 
сотруднику была поставлена боевая задача.



К. Никитин. Мистер Фикс, есть ли у вас план?

План состоял в следующем. «Вега» должна была выйти к недостроенному корпусу 
больницы и занять в нем позиции. Краснодарская «Альфа» должна была штурмовать 
корпус с торца на нашем левом фланге. А левее их должно было действовать первое 
отделение второго отдела. Первый отдел и часть третьего отдела московской 
«Альфы» должны были занять исходные позиции для штурма в районе гаражей, 
выдвигаясь через инфекционное отделение, убедившись при этом, что оно не занято 
противником. Корпуса «инфекции» и «травматологии» после этого занимал СОБР. Еще 
до выхода подразделений на исходные рубежи снайперы занимали позиции в беседках 
детского сада, а также в недостроенном здании родильного отделения.

В пять утра двое наших ребят, вооруженных реактивными огнеметами «Шмель», 
должны были произвести залп по окнам, где, как доложила агентура, находился 
штаб Басаева и куда должны были сходиться электрические провода, идущие от 
зарядов взрывчатки, заложенных на первом этаже. Этот залп был для всех сигналом 
к штурму.

«Вега» должна была произвести огневой налет, хотя это громко сказано. Скорее, 
его имитацию. Окна второго этажа были забаррикадированы, да и там находилось 
родильное отделение, первый этаж был пустой. По окнам третьего этажа нам 
стрелять запретили, чтобы ненароком не попасть в заложников. Нам оставалось 
производить шумовой эффект, стреляя в проемы стены между окнами третьего этажа. 
Утешало то, что снайперы, занявшие свои позиции еще в два часа, могли бить 
более прицельно. По задумке руководства «тупые» чеченцы должны были все рвануть 
в нашу сторону, чтобы отразить нападение, а в это время «Ашники» Москвы и 
Краснодара со своих рубежей начинали движение к больнице.

Второе отделение должно было брать первый и второй этаж. Третий этаж 
предназначался первому отделению. Краснодарцы должны были занимать свой 
«аппендикс» с первого до последнего этажа. Второй отдел должен был штурмовать 
больничный корпус на левом фланге краснодарцев и с противоположного от нас 
торца здания. После того, как они войдут в больницу и начнут работу, мы должны 
были обойти больницу справа и начать штурм части корпуса, ближе расположенного 
к дороге. Первый отдел, соединившись с краснодарцами, должен был двигаться 
навстречу второму отделу.

Нас доставили к больнице на автобусах, и к четырем часам тридцати минутам мы 
уже занимали исходные позиции. Недалеко от нас, несколько левее находились два 
БТР-80. Остальную технику я не видел, но предполагаю, что она стояла по 
периметру. Изготовились к штурму. Наши парни навели свои «Шмели» на окна штаба.



К. Никитин.О рачительном отношении к боевой технике и не только об этом:

Минут за десять до начала штурма все духи уже были на позициях в готовности 
отражать атаку спецназа. И это вовсе не потому, что у них были свои люди в 
руководстве операцией, которые дали знать Басаеву «голубиной почтой». Все проще 
и банальнее. О технике, стоявшей по периметру, было сказано не случайно. Ее 
задача заключалась в том, чтобы при штурме огнем поддерживать «Ашников». 
Получив такую задачу, скажите, какой офицер перед атакой не прогреет вверенную 
технику? Строго в четыре сорок, как деревенские петухи, будя друг друга, начали 
заводиться БТРы и, что самое впечатляющее по звуку, — БМП. В результате такого 
рачительного отношения к технике первые же тройки «Альфы», которые к пяти часам 
должны были скрытно выйти к окнам больницы, на пути к ним были встречены огнем. 
Идущие вслед за ними тоже замедлили движение.



Командир подразделения «Альфы»:

Думаю, что Басаев смог догадаться о том, что готовится штурм, в первую очередь, 
потому что часа за два до его начала руководство операции стало собирать машины 
«скорой помощи», используя для этого их радиостанции. Такая же радиостанция 
была и у террористов, поэтому они легко могли прослушивать эфир. Кроме того они 
могли слышать и автобусы, доставившие нас к больнице. Во всяком случае, первое 
отделение первого отдела попало под огонь крупнокалиберного пулемета в момент 
выдвижения на исходные рубежи. Двигаясь метров на пятьдесят дальше одноэтажного 
здания «инфекции», они были прекрасно видны с третьего этажа главного корпуса. 
Один из наших бойцов получил ранение в бедро. К этому времени, то есть 
приблизительно в четыре часа пятьдесят минут, второе отделение уже накопилось 
за гаражами, а пять человек даже успело выдвинуться к пищеблоку. Головной дозор 
первого отдела из трех человек находился тогда у гаражей со стороны главного 
корпуса. Впереди шел Володя Соловов, а за ним на удалении метров пять снайпер 
Федор Л. и зам. начальника отделения Андрей Р. Второй отдел находился тогда в 
районе травматологического отделения. Вслед за ДШК, стрелявшим по первому 
отделению, духи обрушили на бойцов «Альфы» ураганный огонь. Плотность его была 
очень велика. В первой тройке Федор Л. сразу же получил ранение. Он укрылся за 
деревом. Гиганта Андрея Р. спасла куча щебня. Соловов продолжал двигаться вдоль 
гаражей переползая от укрытия к укрытию. Пятерку, оказавшуюся у пищеблока, духи 
отрезали от основных сил огнем и начали забрасывать гранатами.



К. Никитин:

В пять утра, как и договорились, влупили из двух «Шмелей» по указанным окнам, 
но сигналом к штурму эти выстрелы не стали, поскольку перестрелка шла уже минут 
пять-десять. Правда, огонь с нашей стороны стал более интенсивным, но это было 
лишь шумовым эффектом, из-за того, что, как я уже говорил, стрелять мы могли 
либо над окнами третьего этажа, либо между ними. После выстрелов «Шмелей», 
видимо, по замыслу командования, на пустырь справа от нас выскочили два БТР-80 
и тут по ним ахнули четыре выстрела из РПГ. Эффект был потрясающий. Нет, по ним 
не попали, но было такое впечатление, что они, даже не останавливаясь, как 
ехали вперед, так тут же поехали назад. После этого на нашем направлении 
началась рутинная перестрелка без каких-либо ярких событий. Да и какая это 
перестрелка, если в тебя противник лупит, а ты в него не моги. В окна духи 
выставляли женщин, а сами, расположившись между их ног, чувствовали себя очень 
комфортно. Над больницей стоял сплошной бабий визг: «Не стреляйте!». Надо 
сказать, что духи, даже прячась за женские юбки, не очень геройствовали. Видимо,
 все-таки опасались снайперов...



Командир подразделения «Альфы»:

Снайперов они опасались не напрасно. Басаев потерял в Буденовске убитыми 
пятьдесят восемь боевиков. В основном, это результат работы снайперов. Но и их 
снайперы не дремали. Второй отдел на своем направлении также попал по плотный 
огонь боевиков. Рябинкин погиб, когда стали вытаскивать из-под огня первые 
тройки. Прикрывая их отход, ребята сами попали под огонь и тоже стали отходить. 
Снайпер положил пулю сантиметров пять выше обреза шлема.



Заместитель командира подразделения краснодарской «Альфы».Как действовали 
краснодарцы:

Когда поступила команда о начале штурма мы побежали вперед, стараясь 
маневрировать. Но это было очень тяжело делать из-за неровностей местности, 
тяжести снаряжения и штурмовых лестниц, которые несли с собой. Когда террористы 
открыли огонь, показалось, что никто из нас не сможет добежать до укрытия, 
настолько он был плотный. Спасибо нашим снайперам, которые погасили часть 
огневых точек, и сотрудникам «Веги», которые своим огнем не давали террористам 
прицельно стрелять. А вот бронетехника подвела. Из трех БТР-70, которые должны 
были поддержать штурм огнем и расстрелять за это время, как минимум, по 
боекомплекту, на позицию выехал только один, и, сделав пять несмелых выстрелов 
в сторону больницы, развернулся и уехал. Возле небольшой возвышенности, за 
которой мы планировали укрыться от огня, меня что-то ударило в руку. Посмотрев 
на нее, я увидел, что ранен, а кость предплечья раздроблена. Дальше продолжать 
движение я не мог и остался прикрывать огнем товарищей. Через полчаса для моей 
эвакуации подъехал БТР, который здесь же и сломался. Хорошо, что пространство 
за бугорком не простреливалось. Я не стал ждать, пока его починят. Перебежками, 
придерживая разбитую руку, вернулся в тыл, где мне оказали медицинскую помощь.



Сотрудник краснодарской «Альфы»:

Началась перестрелка. Под прикрытием пулеметов ПК, ведя огонь всеми имеющимися 
огневыми средствами, личный состав штурмующих групп, короткими перебежками 
занял позицию в строящемся подземном гараже, находящемся на удалении 20-25 
метров от больницы. Здесь развернулась настоящая огневая дуэль.

Мы находились настолько близко от боевиков, что могли рассмотреть их лица. Но 
стрелять было трудно, так как они постоянно прятались за заложников. К тому же 
они переоделись в форму медперсонала, что мешало отличить их от заложников. Я 
старался стрелять мало, чтобы не обнаружить свою позицию. Через некоторое время 
ко мне подошел Роман и сказал, что один боевик высунул голову между двух женщин.
 Сам он стрелять по нему не решался из-за большой вероятности попасть в 
заложниц. Я стреляю довольно метко и решил его снять. С позиции Романа 
действительно была видна голова боевика. Его уверенное в своей безнаказанности 
небритое лицо постоянно ухмылялось. Тщательно прицелившись, я выстрелил. Голова 
исчезла. Несмотря на уверения Романа, что я попал, полной уверенности у меня не 
было. Через десять минут из этого окна на козырек подъезда спрыгнула женщина, 
пролежав на козырьке около получаса, она спустилась вниз и прибежала к нам. По 
ее словам боевик, находившийся с ними в комнате был убит выстрелом в голову.

Огневая дуэль продолжалась. Несколько раз перед нами и за нами взрывались 
гранатометные выстрелы. Солнце взошло и нещадно припекало... Из больницы 
потянуло липким сладковатым запахом разлагающихся трупов... Очень хотелось пить,
 поэтому все очень обрадовались, когда к нам каким-то невероятным образом 
удалось пробраться командиру. Он принес воду и крайне необходимые огнеметы РПО. 
Пока он шел, по нему работал пулеметчик, разбив стену гаража над его головой. К 
счастью, командира лишь обсыпало штукатуркой. С его приходом мы почувствовали 
себя увереннее и стали готовиться к броску в больницу.



Командир подразделения «Альфы».Штурм, захлебнувшийся, не начавшись:

Обстановка на восемь утра была не радостной. Тройка Андрея Р. оставалась под 
огнем. Борис Х. попытался оказать им помощь и сам получил ранение в бедро. Пять 
человек из второго отделения под командованием Юрия Д. у пищеблока по-прежнему 
было отрезанным. Запрашиваю «броню» для того, чтобы вытащить их из-под обстрела.
 Спустя некоторое время из-за стройки выскочили два бронетранспортера, но тут 
же попали под огонь гранатометов. Один из них тут же развернулся и ушел. Экипаж 
другого оказался более стойким. Первая граната прошла мимо, следующая упала 
плашмя перед ним. БТР продолжал движение, и она разорвалась под его днищем. 
Видимо, испугавшись, механик покинул машину и очередной выстрел поразил уже 
стоящую «броню». При этом был ранен сержант, командовавший ею.

А обстановка только ухудшалась. От Володи Соловова уже довольно долго не было 
докладов.



К. Никитин:

Позже Федор Л. рассказывал, как погиб Соловов. Они шли в одной тройке. 
Практически сразу Федор получил ранение и отполз за дерево, сам перевязался и 
«обширялся». Прижатые огнем, они с напарником, который лежал за кучей гравия, 
ждали, пока их оттуда вытащат. Соловов же ушел куда-то в сторону. Последнее, 
что от него слышали в радиостанцию: «П... ц, руки как не бывало». Как потом 
выяснилось, очередью пулемета ему практически оторвало руку. Мужик он был 
здоровый, и даже имея такое тяжелое ранение, он нашел силы и перевязал сам себя,
 но лежал Соловов практически на голом месте. То деревце, которое должно было 
его скрывать, укрытием назвать язык не поворачивается. Снайпер добил его, попав 
прямо в сердце. С расстояния меньше ста метров пуля прошила бронежилет. Нашли 
его только через сутки, так как действовал он один и лежал практически под 
огнем. Ашники передали Ковалеву, что если он не договорится о выдаче тела 
Соловова, то и он, и чеченцы из больницы не выйдут. Думаю, что это 
подействовало.



Командир подразделения «Альфы»:

Демин доложил, что Сергей М. получил ранение в глаз и истекает кровью. Снова 
запрашиваю руководство прислать «броню», но безрезультатно. Только к десяти 
откуда-то сзади подошел БТР и начал поддерживать нас огнем. После очередного 
запроса, около одиннадцати, из-за строящегося родильного отделения выскочила 
БМП-1 и устремилась в нашем направлении. Пятерка Юрия Д. надеялось отойти под 
его прикрытием, но связаться с экипажем не удалось. Когда машина миновала 
пищеблок, в нее выстрелили из гранатомета, но промахнулись. Когда она уже 
подъезжала к моргу, ее все-таки достали. Внутри находился майор, начальник 
службы артвооружения какого-то полка, которому командир приказал доставить нам 
боеприпасы лично и выдать под роспись. Глупое никчемное решение стоило человеку 
жизни. Эффект попадания гранаты усугубил сам майор, который вопреки советам 
закрыл люки и расположился ближе к башне, а не к корме машины. Машина 
загорелась и, хотя майора успели вытащить, он получил порядка девяносто 
процентов ожогов кожи и скоро умер.

В БМП немного погодя стали взрываться укладка и боеприпасы, которые вез майор.



Сотрудник краснодарской «Альфы». Локальный успех погоды не делает:

Штурм москвичей со стороны гаражей захлебнулся. Их командир связался с нашим и 
сказал, что теперь вся надежда на нас.

Капитан С. выстрелом из гранатомета выбил входную дверь и четверо сотрудников 
вплотную подошли к зданию. Но внутри делать было нечего потому что, как только 
бойцы подошли к первому этажу, боевики его покинули, предварительно заминировав.
 Лестница, идущая на второй этаж, простреливалась из двух пулеметов Боевики 
отлично понимали свое преимущество на больших и средних дальностях, когда, 
спрятавшись за спины женщин и детей, можно безнаказанно расстреливать 
штурмующих, находящихся на открытой местности. Но они панически боялись 
ближнего боя, в ходе которого сотрудники «Альфы», имеющие бронежилеты, каски и, 
главное, отличные навыки ближнего огневого контакта, получали неоспоримое 
преимущество. К окнам второго этажа подвели заложников, заставив кричать, чтобы 
штурм прекратили, иначе их убьют. В этих условиях и речи не могло быть о 
проникновении на второй этаж по штурмовым лестницам, а находиться на первом 
было не нужно и опасно. Из-за отсутствия связи с частью подразделений, 
осуществляющих огневую поддержку, риск погибнуть от своих был очень велик. 
Поэтому подошедшим вплотную к больнице была дана команда отойти на позиции 
отдела.



К. Никитин.Беглецы:

В разгар боя из больницы удрала медсестра, спустившись с третьего этажа. Видимо,
 воспользовавшись тем, что духам не до нее, она выбросила простыни в окно и 
начала спускаться. Не дойдя до конца импровизированной веревки, она разжала 
руки и прыгнула. Ее спасло то, что, падая, она пыталась зацепиться за карниз 
второго этажа. Естественно, удержаться ей не удалось, и ее сбросило на козырек 
над входом, и уже с него она упала на землю. В состоянии аффекта она встала в 
рост, когда в ее сторону работал КПВТ из «броника» и практически в полуметре от 
нее отваливал куски стены. Судя по всему, потрясение ее было настолько велико, 
что она, не пригибаясь, спокойным шагом пошла вдоль здания и завернула за угол. 
И ни единой царапины! Правда, я где-то читал, что ее позже подстрелили. Не то 
наши, не то духи.

Еще удалось уйти мужику лет сорока. Откуда он выбрался, я не видел. Видел 
только, как он, довольно заметный, поскольку по пояс голый, с пузом и в старых 
трикотажных тренировочных штанах, бежал, как молодой. Мы даже огонь прекратили 
и начали ему кричать, мол, мужик, давай к нам. Перед ним уже был овражек и 
бурьян, добежав до которых, он бы спасся. Но в это время, когда огонь стих, 
отчетливо прозвучал выстрел СВД. Мужика как скосило, он упал, не добежав 
буквально метры. Так нам стало его жаль. Закурили. Вдруг кто-то кричит: «Смотри,
 смотри! Живого ведут!». Видимо, мужик услышал выстрел и, как когда-то учили, 
рухнул на землю, прополз оставшиеся метры, далее по оврагу, нырнул в подвалы, а 
там его уже приняли ВВшники. Остался жив он, конечно, чудом, поскольку бежал, 
если не считать ряд деревьев, по простреливаемому участку.



К. Никитин.Басаев идет на уступки:

К одиннадцати Басаев выпустил из больницы человек сорок рожениц. Те, бедолаги, 
прошли полпути и остановились. Кругом стрельба. Вперед идти страшно, а назад 
возвращаться еще страшнее. Сориентировать их, чтобы они шли к нам, это значит, 
под огнем высунуться из окна. Кричим из-за укрытия: «Девки! Давайте к нам!». А 
они стоят в растерянности. Хорошо, медсестра скомандовала: «Девочки! Вперед!». 
И они потрусили к нам, обогнули стройку и вышли в безопасное место. Тут их 
эмоции и отсняли журналисты.

Около полудня БЗшками из КПВТ запалили крышу, которая благополучно сгорела. 
Больницу от пожара спасло то, что верхнее перекрытие здания было бетонным.



Командир подразделения «Альфы». Спасение?

К двенадцати подошла еще одна машина. Наши ребята вызвались проскочить на ней и 
вытащить второе отделение из-под огня. Для прикрытия их действий попросили 
снайперов сменить позицию и перейти в более удобное для ведения огня здание 
тубдиспансера. Оно находилось метрах в трехстах от корпуса, занятого 
террористами. Усилив огонь, «чехи» не дали снайперам совершить маневр. При 
смене позиции погиб Бурдяев. Чеченский снайпер влепил ему пулю в бок, не 
прикрытый бронепластинами. Напарник оказал ему помощь и вынес к своим, но умер 
он практически сразу.

В это время Юрий Д. принял решение — Сергею М. для его спасения в сопровождении 
Александра Х. броском преодолеть тридцать метров, отделявшие их от гаражей. 
Сергей парень крепкий, поэтому даже раненный и потерявший много крови, способен 
был сам бежать. Саша должен был ему помочь в случае необходимости. По команде 
они рванули и почти достигли угла гаражей, но в это время Сергей поскользнулся 
в луже воды, вытекающей из пробитых труб и упал. Их бег сопровождал шквал огня, 
поэтому, увидев упавшего товарища, Александр подумал, что в него попали и 
притормозил, чтобы оказать помощь. В эту секунду две пули попали в спину, 
прикрытую бронежилетом, а три — в автомат, который отбросило ударом метров на 
тридцать. До гаражей было совсем близко и их обоих смогли вытащить из под огня.

А в это время к трем бойцам, оставшимся у пищеблока, уже спешил БТР с нашими 
ребятами. Двигаясь по дороге вдоль гаражей, несмотря на интенсивный огонь, они 
подобрали Андрея Р. и раненного Федора Л., поэтому когда машина оказалась у 
стен пищеблока, места в десанте уже не было. Двое сели сверху на броню, а С-к 
решил отходить пешком, прикрываясь корпусом машины. Но когда БТР развернулся, 
он остался неприкрытым. Машина, вместо того, чтобы уйти в мертвую зону, 
образуемую гаражами, на всем ходу под огнем выскочила на дорогу и понеслась, 
подставляя под огонь тех, кого недавно спасли. Не справившись с управлением, 
водитель зацепил забор из сетки-рабицы, и в результате Юрия Д. и К-ва сбросило 
с брони. Юрий упал прямо под колеса бронетранспортера, который проехал по его 
бедру, а К-ов получил ранение и первое время даже не шевелился. Все думали, что 
он погиб. Пострадали, казалось бы, спасшиеся ребята. А вот оставшийся без 
прикрытия С-к благополучно добежал до укрытия, не получив ни одной царапины. 
Безусловно, судьба в этом бою его хранила. Еще до подхода БТРа к пищеблоку он 
выглянул из-за угла и получил несколько пуль, которые буквально разорвали 
бронежилет, но не причинили никакого вреда его владельцу.



Командир подразделения «Альфы».Горькая правда:

Когда раненым оказали помощь, мы доложили руководству о том, что штурм 
захлебнулся, не начавшись, и о понесенных потерях. Нам передали, чтобы мы не 
предпринимали никаких действий до особого распоряжения. Немного погодя, 
поступил приказ отойти. На позициях нас сменил СОБР. Полагая, что наши 
руководители не вполне понимают, что происходит у больницы, один из наших 
командиров решил доложить им лично. Возможно, то, что они узнали, повлияло на 
принятие ими последующего решения.

Спустя некоторое время Гусев сказал, что если и состоится второй штурм, то без 
нас. Трое убитых и двадцать четыре человека раненых составляли тридцать 
процентов потерь от участвовавшего в штурме личного состава «Альфы», что делало 
ее небоеспособным подразделением.



К. Никитин:

Стрельба практически прекратилась. Догорала подбитая БМП.

К часу принесли банку «тушняка» и водички, но по ходу дела предупредили, что в 
четырнадцать ноль начинаем повторный штурм по той же самой схеме.

В четырнадцать часов снова началась перестрелка. Не знаю, дергались «Ашники» в 
повторную атаку или нет, но мы как сидели на стройке, так и остались сидеть. 
Через полчаса я схлопотал в ногу пулю от АКМ и меня отправили в больницу.

К вечеру семнадцатого вся война потихоньку сошла на нет.



К. Никитин.Переговоры и их результат:

Восемнадцатого июня начались переговоры... «Шамиль Басаев, говорите громче» и т.
 д. Штурм, который в средствах массовой информации обозвали бездарным и 
ненужным, безусловно, сыграл свою роль. До штурма Басаев не шел ни на какие 
переговоры, нагло диктуя свои условия. Штурм показал ему, что вся его затея — 
это не просто убийство заложников. Судя по всему, он понес потери, на которые 
не рассчитывал. Для отправки в Чечню трупов «борцов за веру», Басаев потребовал 
рефрижератор. К девятнадцати часам тридцати минутам его подали, а также 
подогнали девять автобусов «Икарус» для живых и заложников. Видимо, Басаев до 
конца не верил, что ему удастся выехать в Чечню без приключений, поэтому 
боевики долго проверяли транспорт на предмет закладки в него минно-взрывных 
устройств либо спецсредств. Проверив, они начали заводить автобусы, трогаться с 
места и т. д. Лишь, полностью убедившись в том, что никакого подвоха не 
предвидеться, они начали погрузку личного состава, заложников и своих «жмуров». 
При посадке их в автобус бросилось в глаза то, что через одного боевики 
вооружены были либо пулеметом, либо автоматом с подствольником. Всего их 
погрузилось около сто пятидесяти человек. Если посчитать участников штурма, то 
есть «Альфу» Краснодара и Москвы и нашу «Вегу», то получится примерно та же 
цифра. Ни о каком трех-пятикратном численном превосходстве атакующих перед 
обороняющимися, которое предполагает военная наука, и речи не шло.



К. Никитин.О целесообразности штурма:

По официальным данным, Басаев захватил около 2000 человек в заложники. Однако 
когда мы были в Буденовске, фигурировала цифра 6000 человек. Если элементарно 
посчитать, то, наверное, более реальная цифра это — 3000 человек. Представьте, 
в трехэтажном корпусе, первый этаж которого пустой, было размещено 3000 человек.
 Это значит, что все коридоры и палаты забиты людьми на койках, каталках и 
вповалку. В этой ситуации штурм как таковой не принес бы ничего, кроме гибели 
основной массы заложников. Допустим, что «Ашники» все же вошли бы в больницу и 
вышли на второй этаж. Трудно даже предположить, как бы они выполняли задачу 
дальше, когда пространство между террористами и бойцами группы антитеррора 
забито заложниками. От чьих пуль больше бы пострадали они, и что бы началось, 
какая паника и сумятица в этой мясорубке? В этой ситуации проще было бы 
уничтожить больничный корпус артиллерией вместе с террористами и заложниками, 
во всяком случае, хотя бы остались живы подразделения антитеррора. В противном 
случае, там бы полегла «Альфа», «Вега» и СОБРы. Пехота бы добивала раненых 
духов и растаскивала трупы.

С. И. Лысюк, когда приехал, сразу сказал, что этот вопрос можно решить только 
переговорным путем. Штурм, как я уже говорил, сыграл роль чисто 
психологического прессинга. Басаев испугался и вступил в переговоры.



К. Никитин.Чем грозит безнаказанность:

Чем они закончились и как завершилась вся эта история известно. Безусловно одно 
— преступник, то есть Басаев со своей бандой, не должен был уйти безнаказанно. 
И долбить его надо было по дороге в Чечню, когда основную массу заложников он 
отпустил. Да, та часть заложников, которая в состоянии аффекта согласилась 
добровольно служить щитом террористам, вероятнее всего, пострадала бы. Однако 
был бы соблюден принцип, предполагающий наказание за всякое преступление. Если 
бы это случилось, не было бы трагедии Кизляра-Первомайского, да и исход войны 
возможно был иным, ибо с чеченцами можно разговаривать только с позиции силы. С 
чисто человеческой точки зрения, для тех, кто в состоянии «Стокгольмского 
синдрома» (это когда заложники по отношению к террористам начинают испытывать 
чувство симпатии по истечении нескольких дней) разделил бы участь преступников 
и для их родственников — это была бы трагедия, но с государственной точки 
зрения — это было объективной необходимостью. Да и чисто тактически в поле 
проще было решить эту задачу и, возможно, удалось бы выполнить ее малой кровью. 
Показателен в этом отношении пример Израиля, где наказание террористов является 
задачей, решаемой на государственном уровне. Каким бы фанатиком ни казался 
террорист, неотвратимость наказания зачастую действует отрезвляюще.



В. Дмитриев.Спецназ должен был поставить жирную точку:

После того, как была достигнута договоренность о предоставлении террористам 
автобусов для отъезда в Чечню, в Буденовск прибыл другой отряд из состава 
батальона специального назначения, находившегося в Ханкале. В его задачу 
входило сопровождать колонну и в случае, если бандиты по дороге высадят 
заложников, из засады уничтожить колонну с боевиками огнем стрелкового оружия и 
путем наведения на колонну ударов авиации. Над автобусами перед поездкой 
усиленно колдовали специалисты из инженерной академии им. Куйбышева. В каждый 
из них была поставлена радиоуправляемая мина, приводящаяся в действие через 
самолет-ретранслятор практически на любом удалении автобусов от командного 
прибора.

Всю ночь перед отъездом боевиков отряд в трех вертолетах находился в воздухе. 
Когда кончалось топливо, машины садились, отряд пересаживался в другие, и 
продолжал выполнять задачу. Днем колонна с боевиками тронулась в путь, всю 
дорогу их сопровождали спецназовцы, однако боевики так и не отпустили 
заложников. Когда террористы были уже на подъезде к Зандаку, руководитель 
операции запросил командира отряда по радиостанции, может ли он провести засаду 
на колону так, чтобы заложники остались живы. На что командир отряда ответил: 
«Я не могу приказать пуле или гранатометному выстрелу не трогать заложников!». 
Поэтому команда о ликвидации банды Басаева так и не была дана. Только доехав до 
села, террористы покинули автобусы. Спецназовцы могли лишь наблюдать это в 
оптические приборы с большой высоты. Подлетать близко к колонне было запрещено.



К. Никитин. И все же почему?

Если говорить о причинах теракта, то главная здесь — не прекращение войны в 
Чечне. За каждым политическим решением стоят чьи-то конкретные корыстные 
интересы — писал Макиавелли. Как только обводной трубопровод из Азербайджана 
решили провести через Буденовск, так сразу появился Басаев. Через полгода, 
когда решили пустить обводную нитку с нефтью через Кизляр, появился Радуев.



Командир подразделения «Альфы»:

Думаю, не стоит забывать, что когда происходили эти события, федеральные войска 
загнали боевиков в горы, и Масхадов вел переговоры, в ходе которых признавал 
поражение, но просил дать возможность сохранить лицо. Безусловно, основной 
причиной теракта в Буденовске было стремление Басаева, образно говоря, ослабить 
петлю, затянувшуюся на шее сепаратистов с тем, чтобы в последующем из нее 
выскользнуть. Цели своей он достиг и это бесспорно.



С. Козлов. Работа над ошибками:

Безусловно, штурм больницы, переполненной заложниками, задача абсурдная, но все 
же позволю себе обобщить недостатки в планировании операции, названные 
участниками событий, а также указать на неназваные по тем или иным причинам.

Первое. На мой взгляд, какой бы не казалась задача невыполнимой и сколько бы ни 
было вариантов, необходимо всегда готовиться к худшему из них, предполагающему 
силовое решение вопроса. Поэтому руководство операцией, не теряя драгоценного 
времени, должно отдать распоряжение на подготовку штурма. Ни один из 
сотрудников спецподразделений не обидится, если, в конечном итоге, штурм не 
состоится.

Второе. Для подготовки операции такого уровня при самой четкой работе штаба и 
самом высоком исполнительском мастерстве ее участников требуются, как минимум, 
одни сутки.

В течение этого времени необходимо провести рекогносцировку, чтобы каждый 
командир отделения смог реально увидеть ту местность, на которой предстоит 
действовать ему и его людям.

Третье. Даже при наступлении мотострелковой роты командир перед атакой 
организует взаимодействие. Я не говорю уже о необходимости этого при участии в 
операции нескольких самостоятельных спецподразделений различных ведомств и 
приданных им средств усиления, имеющих различные средства связи.

Четвертое. Подразделения, участвующие в штурме, не должны быть задействованы в 
оцеплении. Они должны заниматься подготовкой к атаке, хоть некоторым 
начальникам и покажется это бездельем.

Пятое. Строго соблюдать меры по сокрытию своих намерений. Это о том, почему 
«Альфу» встретили огнем.

Шестое. В операции такого рода исходные рубежи штурмовых групп должны проходить 
по позициям оцепления и при атаке опираться на их огонь. И уж никуда не годится,
 когда руководство операции даже не знало, заняты ли травматологическое и 
инфекционное отделения.

Седьмое и главное. Планирование и руководство операцией должно лежать на 
профессионалах.

По свидетельству участников событий у начальника штаба операции не было даже 
элементарных ручки и листка бумаги. Не говоря уже о аэрофотоснимке больницы. О 
том, что реально творилось у больничного комплекса он узнал, когда уже все 
кончилось.

Министры и их заместители в таких делах должны лишь принять решение, каким 
способом следует разрешить проблему, безусловно, прислушиваясь при этом к людям,
 которым предстоит идти в бой. На мой взгляд, в Буденовске приказ был отдан 
исполнителям, но по большому счету, операцией никто не руководил.

И конечно, приняв решение, руководитель должен нести за него ответственность. 
Удивительно, когда до сих пор выясняют, кто же принял решение о штурме и кто 
дал отбой, когда, как многим кажется, «Альфа» уже захватила первый этаж. То, 
что команда отбой не потребовалась, из вышеизложенного ясно, штурм захлебнулся, 
не начавшись. А вот кто принял решение о силовом решении проблемы, мне 
подсказал один из руководителей ФСБ, находящийся ныне на заслуженном отдыхе. Он 
объяснил, что решение такого уровня в нашей стране может принять только один 
человек — это президент. Не Черномырдин, на которого сейчас многие прямо 
указывают, и который недавно публично заявил, что штурма, оказывается, вообще 
не было, и что все вопросы были решены путем переговоров. Он же высказал 
недоумение по поводу того, кто же разрешил Басаеву безнаказанно достигнуть 
Чечни, хотя сам гарантировал его неприкосновенность. И уж тем более не Ерин, 
снятый после Буденовска. Скорее всего, Борис Николаевич надавил из Канады, 
поскольку слишком надолго все затянулось.




Эпилог


Пока готовился этот материал, началась война в Дагестане, инициатором которой 
является все тот же Басаев, не уничтоженный ни в Буденовске, ни по дороге в 
Чечню. По России прокатился ряд терактов, унесших не одну сотню жизней мирных 
жителей. Судя по всему, это не конец. Возникает естественный вопрос, стоит ли 
пренебрегать мировым опытом и заигрывать с террористами?




С. Козлов

Первомайская демонстрация





Покладистые милиционеры


Колонна чеченских боевиков Салмана Радуева с заложниками около 7 часов утра 10 
января 1996 г. убыла из Кизляра в направлении чеченской границы. Поспевшие в 
Кизляр спецподразделения с небольшим опозданием вынуждены были грузиться в 
автобусы «Икарус» и на них догонять террористов. Отставание колонны 
спецподразделений от колонны Радуева составляло минут сорок. Но радуевской 
банде была предоставлена «зеленая улица». Потому сократить разрыв так и не 
удалось. Блокпосты получили команду беспрепятственно пропускать радуевцев, 
огонь не открывать и террористов не провоцировать. Такую же команду получил и 
блокпост у с. Первомайское, на котором находились сотрудники Новосибирской 
патрульно-постовой службы.

Здесь, однако, события развивались интереснее.

Стараниями одного из руководителей дагестанской милиции бандиты были допущены 
непосредственно на пост, где беспрепятственно разгуливали. Спустя некоторое 
время боевики предложили новосибирцам разоружиться и сложить оружие в помещении,
 у которого будет выставлен часовой милиционер. Когда это требование было 
выполнено, спустя некоторое время боевики решили выставить своего часового. Ну, 
уж когда и на это согласились покладистые ребята из Новосибирска, естественно, 
что им предложили побыть заложниками.




Первомайское сидение


Спецподразделения прибыли к Первомайскому в 12 часов того же 10 января. К этому 
времени радуевцы заняли Первомайское. По некоторым данным, Радуев оставил часть 
своей банды в Первомайском еще по дороге в Кизляр — для подготовки села к 
обороне. Если это так, то становится ясно, каким образом в Первомайском отряд 
боевиков неожиданно усилился до 350 человек — вовсе не за счет добровольцев из 
окрестных чеченских деревень.

Для «спецов» началось нудное ожидание. Вот как описывал мне это один из бойцов 
СОБРа:

«Прибыли в Кизляр. Успели только перекусить и поступила команда: лететь для 
обеспечения переговоров.

— Что брать?

— Ничего не надо брать. Патроны, автомат.

Но, наученные опытом, обычно берем не только это.

— Что там?

— Село.

Ну, село — и село. Первомайское или что там, мы не знали. Прибыли на вертушках, 
высадились. Приблизительно в 250 метрах от дороги толпа, все в «гражданке». 
Солнце припекает, снег подтаял — в поле «каша». Но работа есть работа. Сидим. 
Начало темнеть. Вертушки улетели. По команде выдвинулись вперед, перешли арык. 
Ждем. Команда: «Отойти!». Отошли. До 24.00 сидим, мерзнем: команда была костры 
не разжигать. Хорошо, после полуночи прибыли «Икарусы». 

Поделились и ночь коротали в них, дежурив по два часа. Так «кантовались» до 13 
января...». 

Дагестанское правительство пыталось договориться с бандитами о выдаче 
заложников из числа мирных жителей и милиции. Попытка выманить «волков» из села 
для последующего уничтожения из засады не увенчалась успехом. Радуев, видимо, 
хорошо понимал, чем грозит ему оставление села. За это время его боевики 
превратили Первомайское в оборудованный в инженерном отношении опорный пункт. 
Понимая, какие события могут последовать дальше, жители из села ушли. В 
конечном итоге Москва решила: ударить по населенному пункту из всех видов 
оружия и уничтожить боевиков, невзирая на возможные потери у заложников.




Окольцевание


Теоретически операцией руководил замминистра внутренних дел генерал-лейтенант 
Голубец. А как это происходило практически — мы увидим.

В операции принимали участие, помимо мотострелков и ВДВ, спецподразделения 
«Альфа», «Вега», ОСН «Витязь», СОБРы Краснодара, Москвы и Московской области и 
ГУОП МВД РФ, подразделение СБ президента. На одном из участков находилось 
подразделение 22-й бригады спецназ. Может, кто-то еще был, кого ввиду особой 
засекреченности привлеченных подразделений и всей информации о событиях я 
упустил.

Подразделениям внутренних войск, мотострелков и десантников была дана команда 
блокировать поселок и обеспечить огнем спецподразделения. которые должны были 
осуществлять штурм Первомайского. Это именно они были пресловутым «сплошным 
тройным кольцом». Что же представляло из себя это кольцо, понятно по рассказам 
другого очевидна. Всего «кольца» он не видел, но свой кусок описал красноречиво.


По его словам, три БМП-1 расставили на 5 метров друг от друга, а впереди на 
удалении 30 метров занял позицию расчет ПКМ. Справа, на удалении порядка 200 
метров, находилась минометная батарея. В другом месте около 50 солдат и 
офицеров 22-й бригады спецназа удерживали фронт длиной в километр.




Пристрелка


Продолжу рассказ моего знакомого СОБРовца.

«13 января получили приказ выдвигаться рано утром следующего дня. Хорошо, что 
на вторые сутки нашего сидения прибыла наша группа резерва: хоть вода появилась.
 Мы же прибыли налегке: сказали же ничего не брать!

Перед штурмом выдвинулись за канаву на разведку местности, вышли в расположение 
мотострелкового взвода. Осмотрелись, что к чему, но, правда, особо много не 
узнали и не увидели — впереди камыш. Стали спрашивать командира взвода. Он 
говорит, что впереди два арыка — один большой, а один малый. Когда пошли на 
штурм, оказалось, что их точно в два раза больше — два больших и два малых. 
Штурм отложили до 15-го...». 

Операцию по уничтожению Радуева и освобождению заложников решено было начать 15 
января в 10.00. Именно в это время началась огневая подготовка атаки, которую 
осуществляли три противотанковые пушки МТ-12 и пара Ми-24, постоянно 
«болтающихся» в воздухе. Если учесть, что огонь наносился по позициям 
мотострелкового батальона (а по численности боевиков примерно так и есть), 
окопавшегося в населенном пункте, то станет ясно, что этих огневых средств явно 
не хватало.

После огневой подготовки атаки должен был наступать первый эшелон атакующих, в 
который входили СОБРы и «Витязь». Второй эшелон атакующих включал 
спецподразделения «Альфа», СБП и «Вега». На отряд 22-й ОБрСпН была возложена 
задача совершать отвлекающий маневр, имитируя атаку с западной окраины села, в 
то время, как главные силы наступающих должны были ударить с северо-востока. 
Замысел не бог весть какой (см. карту), по принципу «противник слепой, глухой и 
дурак», но на худой конец и это сойдет, если все отработано до мелочей и 
«каждый солдат знает свой маневр». Но при постановке задач не был использован 
не только макет поселка, но даже элементарные схемы и карты. Допускаю с 
натяжкой, что их не смогли найти в достаточном количестве, но почему тогда не 
было аэрофотоснимков? За то время, что велись переговоры, можно было с воздуха 
десять раз отснять все Первомайское, и помимо схемы села обозначить готовящиеся 
оборонительные позиции.

Кстати, о позициях. В ту пору и сразу после взятия села неоднократно сообщалось,
 что силами боевиков и заложников село было превращено в крепость. По словам же 
реально воевавших, Первомайское было обычным кавказским кишлаком, где 
преобладали саманные строения. Некоторые из его наиболее зажиточных жителей 
сумели обзавестись кирпичными домами. И все. Конечно, боевики прорыли окопы и 
ходы сообщения, но все равно это был не более чем населенный пункт, в 
кратчайшие сроки подготовленный к обороне. Позиции не представляли собой единую 
систему, а скорее были предназначены дли нанесения внезапных ударов и быстрого 
отхода. Ни о каких железобетонных сооружениях не было и речи. И без всех этих 
«инженерных ужасов» любой дом, а тем более подвал представляли серьезную 
опасность для наступающих.




Война на самообеспечении


Но коль скоро не было сделано то, с чего начинается любое планирование операции,
 а задачи ставились «на пальцах», то стоит ли удивляться тому, что 
взаимодействие не было организовано, рабочие частоты различных подразделений не 
совпадали, не было и централизованного обеспечения операции — ни боевого, ни 
тылового. Каждое подразделение, участвовавшее в операции, обеспечивалось своими 
силами. А о том, что операция может иметь инженерное обеспечение, похоже, 
командование не догадывалось. Путь атакующим спецподразделениям преградил 
двухметровый арык. Мостоукладчики легко бы сделали эту преграду преодолимой под 
прикрытием дымовой завесы, и если даже предположить, что в войсках вдруг в 
одночасье не осталось больше ни одного исправного мостоукладчика, то вполне 
можно было решить эту проблему «дедовским» способом, изготовив за четверо суток 
пассивного лежания в поле трапы и лестницы. Вместо этого атакующие второго 
эшелона преодолевали водную преграду по трубе газопровода, пересекавшей арык и 
простреливавшейся снайперами (это к замечанию А. Бородай о «бережном» отношении 
командования к личному составу).




Крокодилы и крыша


Огневая поддержка атаки длилась с 13.00 до 14.00. В ходе отвлекающего маневра, 
совершаемого отрядом 22-й ОБрСпН на его направлении, была сожжена одна БМП-1 и 
две боевые машины потеряли подразделения СОБРа. К 16.00 решено было ввести в 
бой второй эшелон атакующих, который, преодолев арык, к 18.00 выдвинулся на 
южную окраину села и занял позиции приблизительно в 70 метрах от построек. Всю 
ночь вели разведку целей, подавляли выявленные огневые точки и вели беспокоящий 
огонь.

Вот как это описывает участник штурма.

«Началась огневая подготовка атаки. Вышли на исходный рубеж. Лежим за 
бруствером маленького арычка. Наблюдаем, как со школы работает ДШК и еще с 
одного дома один ДШК и один ПК. Вдруг замечаем — кто-то сзади нас, такой 
полугражданский-полувоенный: штаны гражданские, бушлат армейский, зеленый, и у 
него за спиной радиостанция типа „Северка“. Спрашиваем — кто такой? А я, 
говорит, авианаводчик. А ну иди сюда! Можешь, говорим, вертушки навести? — 
Могу! И началась потеха... У одного был позывной „Крокодил“, а у другого 
„Зеленый“. Он вызывает: „Я такой-то. Видишь синюю крышу?“.

— Вижу.

— Вправо от нее 200 метров огневая точка. Видишь?

— Вижу.

— Бей!

— Бью!

Ба-бах «Крокодил» по этой синей крыше. «Зеленый» заходит.

— Видишь синюю крышу?

— Вижу.

— Двести метров вправо. Давай!

— Даю!

Ба-бах! Опять по этой синей крыше. В конечном итоге огневую точку так и не 
подавили, но синюю крышу всю разворотили. Авианаводчик лежит, наводит. Вертушки 
работают, запрашивают его: «Нормально?». Он кричит: «Нормально! Нормально!». А 
чего там нормального?

Впереди стоял взвод мотострелков. Слышим, их БМП-1 работает по селу только из 
пулемета. Подходим. Спрашиваем: «Ребята, а почему из пушки не стреляете?» 
Отвечают: «А она у нас не работает». 

— А что же вы сюда приехали?

— Приказали — и приехали... — Вообще, пехота у нас... Бойцы грязные, засаленные,
 необученные. Таскает такой от машины боекомплекты в ОЗК — я думал, его и на 
вооружении-то уже нет. Пули свистят, рядом в землю падают, кричим ему: 
«Пригнись!». А он стоит и глупо улыбается. Или он до такой степени отмороженный,
 или не понимает, или от усталости ему уже плевать: убьют или нет...




Штурм


...Ну, пошли на штурм. Через эти четыре арыка с помощью лестниц перебрались. 
Справа шел «Витязь», слева еще СОБР. Когда прошли эти арыки, увидели еще один — 
офигенный, а за ним высокую насыпь. Прямо на ней «духи» отрыли окопы полного 
профиля. От этих окопов вели ходы сообщения в подвалы окраинных домов на случай 
артналета. К окончанию огневой поддержки, то есть приблизительно за час, мы 
«духов» из окопов вышибли огнем стрелкового оружия, подствольниками и «Шмелями».
 Вообще, тащили мы на себе немало. Лишний раз тогда убедился, что патронов 
много не бывает. Я, в частности, выбросил противогаз и набил сумку патронами...




Пикник на обочине


...Заняли траншею. Время 15.00, может, начало шестнадцатого. Начал падать 
снежок. В траншее убитые чеченцы. Один у пулемета лежал, недалеко еще трое. 
Патроны россыпью, гильзы. Для тепла из рядом стоящих домов вытащили одеяла. 
Наломали досок от забора для костра. Достали водку. Не для пьянки, конечно, так,
 для «сугреву». Каждому досталось грамм по пятьдесят.

Подошли ребята из безопасности президента и «альфисты». Что мне у президентской 
охраны понравилось — это что у всех были летные куртки на меху и кевларовые 
шлемы типа нашей «Маски-1», но легче. Когда носишь нашу «Маску-1», то к концу 
дня чувствуешь, что голова побаливает, все-таки шлем тяжелый. Как они там 
дальше воевали — не знаю. Бросалось в глаза, что они какие-то домашние...». 




Отступление


Наутро около 7.30 «Витязь» и СОБР пошли во вторую атаку. К 11.00-12.00 овладели 
примерно половиной села. Вот тут бы, казалось, и ввести второй эшелон для 
закрепления успеха, а уж закрепившись, дом за домом, под покровом темноты, как 
это делал при штурме Грозного спецназ ВДВ, выдавливать «духов» из села, 
освобождая заложников: ведь это была главная цель операции. К сожалению, этого 
не произошло. Спустя некоторое время «чехи» поняли, что атакующих никто не 
поддерживает, и их самих меньше обороняющихся (примерно 250-300 человек против 
300-350 радуевцев), и к 16.00 выбили атакующих из села. Правда, по другим 
данным, атакующие просто получили команду отойти.

И опять посмотрим на это глазами очевидца.

«На второй день штурма нам сказали, что сейчас начнется огневая подготовка. Все 
было как в прошлый день: вылетела пара Ми-24 и стала бить по центру села, а 
может еще куда. На мой взгляд, без толку. Единственное яркое воспоминание — это 
когда нам от них чуть не досталось. Они обычно выпускали по два НУРСа. Первый 
„двадцать четвёртый“ отстрелялся и ушел, за ним второй сделал пуск. Первая 
ракета пошла нормально, а вторая, смотрю, все ниже и ниже. Как шарахнет сзади 
нас метрах в 150! Неприятно!

Вся огневая подготовка длилась не дольше 20 минут. Команда «Вперед!». Разбились 
на пятерки и пошли. Метров 400 шли относительно спокойно, противодействия почти 
не были. «Чехи» основные силы бросили против «Витязя». На сильное сопротивление 
натолкнулись у дороги в центре села. До мечети, где держали заложников, 
оставалось совсем немного». 



(От редакции: именно на этом этапе погиб командир СОБРа ГУОП подполковник. 
Крестьянинов. По рассказам очевидцев, при проделывании прохода в сетке-рабице 
его смертельно ранил снайпер. Пуля попала в челюсть с левой стороны, пробила 
аорту, легкие, ударила во внутреннюю стенку бронежилета и, отрикошетив, 
поразила позвоночник. На крик «Командира ранило!» подскочили бойцы, оказали 
первую медицинскую помощь, но кровотечение остановить не удалось — шею сильно 
не затянешь. Выносили на снятых с дома дверях... Вечная память командиру, 
который шел в первых рядах под пули со своими бойцами).




Контузия


«...У дороги „духи“ применили неплохой прием: на ГАЗ-53 установили 
крупнокалиберный пулемет, то ли ДШК, то ли „Утес“. В одном месте отработал, 
начинаем туда „мочить“, а он уже с другого направления барабанит.

У дороги нас сильно прижали огнем. Мы в это время находились в одном из дворов. 
У меня был нож, вполне обычный на вид, но я им рубил сетку-рабицу, а недавно 
прочитал у вас в «Солдате удачи», что это, оказывается нож морского пехотинца 
США. Справа от нас был еще какой-то СОБР. Они у меня спрашивают: «Что? Куда 
наступать?». Я говорю: «Вон, впереди наши ребята». Впереди была какая-то 
постройка. Они стали перебегать туда, я их прикрыл. Кричу им: «Меня прикройте!».
 В это время как раз вертушки начали работать. Только стали заходить над селом 
— «духи» их так начали давить из ДШК, что практически им не дали работать. И 
опять свою роль сыграла эта машина с ДШК. Довольно эффективная штука... Начал я 
перебегать, и в это время кто-то из «Шмеля» долбанул. Сначала вроде бы так 
ничего, все нормально, но чувствую, что-то в голове не так. До ребят добежал, 
чувствую, плохо. Ребята говорят: «Может, водки?», но кто-то сказал, что нельзя. 
Выпил чаю.

Сначала полегчало, а потом хуже стало. Стал заикаться, пытаюсь что-то сказать и 
не могу. Тут ребята вытащили двух заложников, которые по их словам убежали от 
«духов». По документам — дагестанцы. Ну, мне говорят: «Сможешь дотащить?». 
Дотащил, а там уже все, отруб». 

Около 16.00-16.30 поступила команда отойти на исходный рубеж.




Прорыв


Лишь к исходу дня к 6 к атакующим прибыла артиллерия — батарея реактивных 
пусковых установок БМ-21 «Град» и батарея 122-мм гаубиц Д-30. Но ночь с 16 на 
17 прошла, как и предыдущая: небо над Первомайским подсвечивали САБами, которые 
сбрасывали самолеты с большой высоты, поэтому светили они минут по 20. 
По-прежнему обеспечивались, кто, как мог, вели беспокоящий огонь, дремали.

Утром 17-го в 8.00 поступила команда оставить позиции и отойти на 500 метров, 
дабы не пострадать от огня артиллерии. «Боги войны» осуществили пристрелку, но 
из-за погоды огневая подготовка не состоялась. Весь день прошел в ожидании БШУ. 
А ночь подкинула сюрприз. Около полуночи группа боевиков общей численностью до 
250 человек осуществила прорыв на участке, который удерживал отряд спецназа 
22-й ОБрСпН численностью 45-50 человек. «Духи» ударили точно в стык между 
спецназом и дагестанским ОМОНом. Разведчики дрались отчаянно, сдерживая 
пятикратно превосходящего противника, которому к тому же нечего было терять. Их 
героические усилия никто не поддержал ни огнем, ни маневром. Да и кому было 
поддерживать, если боевой порядок операции не предполагал ни создания 
бронегруппы, ни резерва, а для того, чтобы осуществить быструю перегруппировку, 
надо хотя бы находиться в трезвом рассудке. Когда же заместителю Куликова 
генерал-лейтенанту Голубцу доложили о прорыве, он, по отзывам очевидцев, был до 
такой степени пьян, что единственное распоряжение, которое он смог отдать, 
звучало примерно так:

«Доставить их (боевиков) мне сюда!». Любопытно было бы посмотреть, как скоро бы 
он протрезвел, если бы вдруг «чехи» выполнили его просьбу и пришли на зов.




Конец


Лишь около 11.00 18 января после удара «Града» и гаубиц спецподразделения пошли 
в новую атаку и к 15.00 овладели населенным пунктом. К этому времени основные 
силы чеченцев давно прорвались из Первомайского.

Один из главных вопросов, который с тех пор задавали неоднократно, — почему в 
операции по штурму населенного пункта основные задачи выполняли 
спецподразделения, главной задачей которых является борьба с организованной 
преступностью и терроризмом? По науке, решение этой задачи надо было бы 
поручить усиленному парашютно-десантному полку, придав ему необходимое 
количество транспортных вертолетов и вертолетов огневой поддержки. Для 
блокирования подтянуть мотострелковые подразделения, которые заставить 
окопаться и изготовиться к обороне в целях воспрепятствования прорыву боевиков. 
Создать бронегруппу и мобильный резерв на вертолетах. Организовать ведение 
разведки силами МВД в близлежащих селах для предотвращения помощи боевикам 
извне, а силами мобильного резерва — ведение воздушной разведки и 
патрулирование местности для оперативного воздействия на противника в случае, 
если все же такие попытки имели бы место. Безусловно, освобождение заложников — 
это задача спецподразделений, которые этому лучше обучены, поэтому их 
необходимо было включить в состав второго эшелона штурмующих подразделение по 
борьбе с терроризмом, но возложить на них решение свойственных лишь им задач — 
именно освобождение заложников на финальном этапе операции.

То, что так сделано не было, свидетельствует сразу о многом: о неспособности 
командования организовать операцию в Первомайском подобным образом, о неверии в 
достаточную боеспособность обычных регулярных частей, о нищете и неготовности к 
таким событиям (даже после Буденовска). Почему из Кизляра спецподразделения 
гнались за Радуевым на «Икарусах»? Разве в войсках или на гражданских 
аэродромах Дагестана перевелись вертолеты? Высадившись с вертолетов на маршруте 
движения радуевской колонны и блокировав ее в чистом поле, можно было бы решить 
эту проблему с меньшими потерями, продемонстрировав и стране, и всему миру, что 
с нами по-прежнему необходимо считаться.

К сожалению, и операция в Первомайском, в свою очередь, не была 
проанализирована, не был проведен разбор действий ее участников, а как 
следствие — не выработан план действий по предотвращению аналогичных ситуаций в 
будущем.




В. Недобежкин

Прорыв. Где тонко, там и рвется



Цель данной публикации — напомнить читателям о трагических событиях января 1996 
года и рассказать о героизме бойцов и офицеров разведотряда, выделенного из 
состава 173-го отдельного отряда спецназа, через позиции которых осуществляли 
прорыв основные силы Салмана Радуева в ночь на 18 января.




Собирались штурмовать, а пришлось окапываться


Когда поступило сообщение о захвате заложников в Кизляре, на Ханкале была 
создана войсковая группа, в которую вошли мой отряд и отряд из 7-й 
воздушно-десантной дивизии. По первоначальному плану в момент пересечения 
границы Чечни автобусов с террористами по ним должен быть нанесен удар 
вертолетами. Колонна остановится, мы высадимся, обезвредим бандитов и освободим 
заложников. На все не более 40 минут. Такая задача ставилась в ночь на 10 
января.

В 7 часов утра 10-го мы были уже готовы, но вылетели только около 13.00. К 
этому времени обстановка и, само собой, задачи изменились. Теперь нам 
предстояло блокировать с северо-запада населенный пункт Первомайское. 
Высадились спокойно, выдвинулись и заняли позиции в 600-700 метрах от села. 
Старший нашей войсковой группы начальник разведки 58-й армии полковник 
Александр Стыцина отдал приказ личному составу оборудовать позиции и вести 
наблюдение за противником. С 10-го на 11-е реально блокировали радуевцев только 
мы и десантники. Лишь 11-го подошли 136-я бригада, СОБРы и остальные.




Отвлекающие действия


15 января был первый штурм. Наша основная задача — отвлекающие действия. 
Имитируя атаку, предстояло убедить противника, что штурмовать будут именно с 
нашей стороны. В 9.00 двумя группами решили выйти к развалинам и к арыку, если 
удастся, перейти через него и приблизиться к блокпосту, захваченному радуевцами.
 Вышли к развалинам, закрепились. Группа прапорщика Черножукова приблизилась к 
селу метров на 50-70, по дороге уничтожив расчет ПТУР под мостом. Боевики не 
ожидали, что мы так близко сможем подойти незамеченными. В ходе выдвижения мы 
почти не стреляли, лишь закрепившись, начали долбить выявленные огневые точки, 
используя в основном ручные гранатометы, огнеметы «Шмель» и АГС-17, расчет 
которого шел вместе с нами. Радуевцы поверили, что штурмуют именно с нашей 
стороны, и начали стягивать туда силы. Огонь стал очень плотным, о чем я 
доложил руководству. В сущности, свою задачу мы на этом этапе операции 
выполнили.




Потери


У десантников на нашем правом флате сожгли две машины. У чеченцев был хороший 
оператор ПТУР. Он примерно с полутора километров впулил по стоящей машине — 
экипаж чудом успел выскочить. Вторую сожгли от великого ума того начальника, 
который распорядился поставить ее на место подбитой. Мудрено ли попасть с теми 
же исходными данными.

Отходить мы должны были, когда начнется штурм села основными силами. Те, кто 
планировал операцию, рассчитывали, что духи бросят позиции перед нами и отойдут.
 Но этого не случилось, и мы откатывались под огнем. Чтобы занять развалины, 
нам потребовалось около 20 минут, а отступали часа полтора. Вертолетчики, 
отработавшие впопыхах вначале по нам, исправились и неплохо нас прикрывали, но 
и духи пристрелялись. Особенно хорошо у них долбил гранатометчик, Мы отходили 
по арыку, а он стрелял в дальнюю от него стенку, стараясь накрыть нас осколками.


Основные потери мы понесли как раз при отходе, когда четверых ранило. Вертолет 
сел, чтобы забрать их и в этот момент духи его обстреляли НУРСами, Видимо, они 
их захватили в Кизляре на аэродроме. Для пусков приспособили обычную трубу как 
направляющую. Запуск производили от автомобильного аккумулятора. После штурма 
мы нашли четыре такие установки, на которые была установлена оптика, остальные 
имели механические прицелы. И хотя стрельба НУРСами велась достаточно 
примитивно, один Ми-8 на взлете чуть не завалили. Ракета прошла буквально в 
полутора метрах от хвостового винта. Вертолет спасло лишь то, что он на 
некоторое время завис.




Скрытое управление войсками: как оно осуществлялось


После боя к нам пришло распоряжение завтра штурм повторить, но без имитации. 
Приказ дали по открытому каналу связи. Удивительно, что «наверху» никто не 
додумался о необходимости засекретить переговоры в эфире. На своем участке мы с 
десантниками, которые были справа от меня, и с пехотной ротой (это громкое 
название носили 17 мотострелков) слева собрались и продумали элементарную 
программу связи: с какого по какое время на каких частотах работаем, сигналы 
перехода на запасную частоту и т. д. Приставка засекреченной связи «Историк», 
стоящая на Р-159, нас очень выручала. Мы указывали на открытость связи Стыцине, 
а он в свою очередь докладывал руководству о необходимости скрытого управления, 
особенно на этапе подготовки операции. Но за все время операции руководство 
частоту ни разу таки не сменило. Все уточнение задач на следующий день — когда, 
куда и как будет наноситься удар артиллерией, кто будет, а кто не будет 
штурмовать и где — делалось по открытым каналам связи. После этого стоит ли 
удивляться по поводу всего остального.




Нашего полку прибыло


Вначале у меня в отряде было 39 человек, но, потеряв на штурме четверых, я стал 
подумывать о пополнении, особенно видя, что задачи, которые ставятся войскам, 
одна бредовее другой. В это время из Ханкалы прилетела еще одна наша группа, 24 
человека. Им поставили задачу, абсурднее которой слышать мне не приходилось: 
физическая охрана бойцов «Альфы» во время штурма. Кажется, каждому «альфисту» 
должно было придаваться по четверо наших. Узнав про это, я связался с 
руководством и попросил отдать мне вновь прибывших для восполнения потерь, 
которые я нарочно преувеличил. Сработало! Нас свели в один отряд.




Перед прорывом


17-го были пробные заходы Су-25 на село и пробные пуски «Града» — 
психологическое воздействие на боевиков. Вот что из этого вышло.

По все тем же открытым каналам связи мне поставили задачу на корректировку огня 
реактивной артиллерии. Войскам приказали отойти на километр-полтора от села, 
дабы их не зацепили огнем. Я сразу сообразил, что если мы сейчас отойдем, то 
духи, которые эту команду наверняка слышали, сделают рывок и окажутся в наших 
окопах, а мы — в чистом поле. Уговорил соседей справа и слева не отходить, тем 
более, мы прикинули, что от своего огня вряд ли пострадаем. «Град» делает 
первый залп. Два снаряда ложатся в село, четыре в поле и четыре по пехоте. 
Досталось 136-й бригаде. Докладываю результаты стрельбы и даю корректировку. С 
огневых сообщают: «Все поняли, вводим поправки. Наблюдай повтор!». Наблюдаю. Та 
же картина: два снаряда — в село, четыре — в поле и четыре — по нашим. Снова 
доложил на огневые. Оттуда доложили, что поняли, на чем все заглохло.

Эти артиллерийские упражнения выполнялись примерно во время обеда, а затем до 
глубокого вечера по открытым каналам шло согласование и уточнение задач 
завтрашнего штурма. Без всяких проблем можно было узнать, кто, куда и какими 
силами будет наступать, с кем взаимодействовать, позывные и время начала штурма.
 Прекрасно сознавая, что не только у нас есть радиостанции, я решил в эту ночь 
уделить безопасности отряда больше внимания. Обычно я выставлял вперед секреты. 
А в эту ночь прикинул, что наиболее удобное место, по которому можно незаметно 
подойти к нашим позициям, канал. Вот на нем-то и выставил засаду, которая 
находилась там до двух часов ночи. В два они вернулись. Уходя, поставили мины 
ОЗМ-72, которые впоследствии все сработали. На позициях находилась треть 
личного состава, которая вела наблюдение, остальные отдыхали.




Прорыв


Примерно в 15.00 от наблюдателей начали поступать доклады: «Вижу 10 человек», 
«Вижу 20 человек», «Вижу 30 человек». А потом: «Е-ть! Да сколько же их тут?!».

Я тут же отдал команду: «К бою!». Заработал АГС на правом фланге, буквально с 
80 метров. Радуевцы в ответ нанесли огневой удар по нашим позициям из всего, 
что у них имелось. Работали и крупнокалиберные пулеметы, и гранатометы. Весь 
огонь был сосредоточен на насыпи, где находились наши позиции.

Как же смогли радуевцы подойти так близко? Ночь и моросящий дождь сводили 
возможность наблюдения даже в ночной бинокль БН-2 к видимости 40-50 метров. 
Перед нами располагалась такая же насыпь, за которой под покровом ночи 
противник и сосредоточился. Прорыв был организован достаточно грамотно. Вначале 
подгруппа огневого обеспечения нанесла улар. Наши позиции подсветили. Нашей же 
подсветки не было с 23.00, хотя каждую предыдущую ночь в воздухе висели и 
осветительные мины, и снаряды, и ФАБы. Сколько мы ни просили артиллерию 
возобновить подсветку, дальше обещаний дело не пошло.

Потом штурмовая подгруппа осуществила атаку. За ней шла третья подгруппа — ядро,
 в которое входил и сам Радуев со своими приближенными, раненые и заложники. 
Штурмовая группа практически вся была в состоянии наркотическою опьянения. В 
атаку эти люди не бежали, а шли как зомби, а в сумках у многих потом оказалось 
очень мною наркотических веществ. Несмотря на то, что атакующих расстреливали 
практически в упор, они не пытались залечь, перебегать или переползать, как это 
делает нормальный солдат под огнем. Они просто шли на пули, заменяя павших в 
первых рядах. Именно эта группа натолкнулась на плотный огонь бойцов В. 
Скороходова. Не сумев преодолеть огонь, боевики стали смещаться в сторону 
своего левого фланга. Интересно, что команды им отдавали по-русски, так же 
по-русски они их передавали дальше: «Уходим влево! Уходим влево!». Направление 
прорыва сместилось в сторону центра, где находилась группа А. Зарипова.

Огонь чеченской подгруппы огневого обеспечения был такой силы, что на момент 
изменения направления атаки в живых в этой группе осталось лишь три человека. 
Зарипов получил тяжелое ранение. В результате в нашей обороне образовалась 
брешь метров 30, в которую и просочились радуевцы.

Кто действительно бежал, так это третья подгруппа, то есть ядро. Еще когда мы 
строили оборону, то разыгрывали варианты прорыва и отражения нападения. Это 
вполне объяснимо: мы были на направлении, по которому можно было кратчайшим 
путем достигнуть Чечни. Поэтому, когда радуевцы пробились через порядки 
Зарипова, я дал команду на отход, и мои правый и левый фланги раскрылись как 
створки ворот, отойдя к пехоте и десантникам, одновременно обрушивая огонь на 
фланги прорывающихся. Но даже в этой ситуации, когда мы били из РПГ, из АГС-17 
и огнеметов «Шмель», штурмовая группа ни разу не ускорила шаг и не залегла.

Весь прорыв длился не более получаса.

В самом начале боя взрывом разнесло мою радиостанцию, и все управление я 
осуществлял голосом. Но в той ситуации это было, на мой взгляд, более 
оперативно и доходчиво, так как не терялся контакт командира с подчиненными. 
Повеление командира в этой ситуации сильно влияет на подразделение, и если 
бойцы видят, что управление не потеряно, они способны держаться, даже перейдя 
предел человеческих возможностей.

Положили мы духов немало, однако Радуеву удалось уйти.




Запоздалые рассуждения


Безусловно, описанную выше ситуацию можно было предотвратить, создав 
оперативный резерв, который смог бы своевременно подскочить к нам, тем более 
что участок вероятного прорыва вычислять долго не требовалось. Прямо за нашими 
позициями находился дюкер метра полтора в диаметре — трубопровод, снабженный 
трапом с перилами и соединявший правый и левый берег Терека. Кратчайшая и 
удобнейшая дорога в Чечню и в небольшой лес, в котором легко раствориться. Я 
вынужден был оттягивать часть сил для прикрытия своего тыла, опасаясь подхода 
из Чечни Басаева или Масхадова. С нашей стороны я заминировал и подходы к 
дюкеру, и сам дюкер, но это не остановило фанатиков. Сыграла свою роль и 
нерасторопность соседей, которых я просил вывести их технику в мои боевые 
порядки для работы во фланг прорывающихся, что было сделано лишь часам к 7 утра.


Конечно, Радуев действовал грамотно, осуществив прорыв. Но, в сущности, ему 
ничего другого и не оставалось. Поняв, что 18-го начнется штурм села всеми 
имеющимися силами и средствами, что в этот раз будет работать и штурмовая 
авиация — а это не шутки, — ему некуда было деваться, как попробовать 
прорваться. В противном случае его ждали или смерть, или позорное пленение. Ему 
это было ясно как божий день, жаль, что этого не смогли просчитать на нашем 
командном пункте люди, руководившие операцией.




В. Колосков. Питие определяет сознание (врезка)


Люди, находящиеся на КП, не могли просчитать многие простые моменты операции по 
одной тривиальной российской причине — в буквальном смысле пропили ее. 
Полковник Стыцина, начальник разведки армии, сбежал с КП в расположение бойцов 
аксайской бригады спецназа, для того чтобы отдохнуть от обязанностей посыльного 
за водкой. По его словам, пьянки на КП не прекращались с самого первого дня.

Так возникло и сообщение о том, что группа прорыва для скорости бега разулась. 
Это по снегу-то и мерзлой пахоте? В действительности трупы разули наши солдаты, 
обувь которых пришла в негодность. А начальники ничего умнее не придумали (и 
потом озвучили на пресс-конференции), что чеченцы очень быстро бежали именно 
потому, что были в носках, а не в ботинках. Не будешь же объяснять генералам, 
почему солдаты вынуждены разувать покойников!




С. Козлов

Спецоперация «Захват». 2





«В старом городе Абдулу надо было через дымоход брать...» 


Материал «Захват» (часть Третья этой книги) читали ныне действующие старшие 
офицеры ГРУ, обладающие богатым боевым опытом и признали его полезным. В то же 
время они высказали сожаление о том, что материал не вышел года на четыре 
раньше.

Действительно, давайте представим, что при взятии, например, Бамута, 
руководители операцией пользовались материалом «Захват». Как бы тогда было 
осуществлено взятие данного укрепленного района? Примерная диспозиция 
противника известна и показана на схеме. Что же можно противопоставить 
банальному штурму в лоб? Предположим, что планирование операции поручено одному 
из подразделений (ооСпН) или соединений (обрСпН) специального назначения ГРУ.




Этап подготовки


В этой ситуации командир бригады (отдельного отряда), получив задачу на взятие 
укрепленного района Бамут должен поставить задачу начальнику штаба (НШ) на 
проведение разведки объекта и планирование операции по его захвату. Тот, в свою 
очередь, ставит задачу начальнику разведывательного отделения на сбор 
информации по объекту «Бамут». Офицеры разведотделения, получив задачу, 
осуществляют:

— сбор агентурной информации об объекте по линии ГРУ, ФСБ, МВД;

— разработку и последующие мероприятия по оперативной маскировке;

— аэрофотосъемку объекта и подступов к нему.

— вывод групп СпН в интересующие районы, для детализации информации.

Количество групп, их цели и задачи следует осветить более подробно.

Исходя из условий местности и первичной информации о противнике, следовало бы 
вывести наземным способом, то есть пешим порядком две группы в районы разведки:

а) горный массив западнее населенного пункта Бамут

б) горный массив восточнее населенного пункта Бамут

С задачей:

а) уточнить дислокацию противника, места оборонительных укреплений в горах и на 
подступах к Бамуту, расположение живой силы и техники в самом населенном пункте,
 выявить местонахождение штаба в населенном пункте;

б) подобрать посадочные площадки для вертолетного десанта или площадки 
десантирования с зависания;

в) подобрать место для командного пункта;

г) выбрать места для оборудования господствующих позиций в горах;

д) выбрать места для организации засад подгруппами блокирования и обеспечения, 
а так же места постановки минных полей.

Обобщение разведданных об объекте и передачу их НШ.

Начальник штаба на основании полученных разведданных ставит задачу планирующему 
органу штаба на разработку операции захват.

Планирующий орган разрабатывает замысел операции, производит расчет своих сил и 
средств, расчет привлеченных сил и средств (пехота, десант, артиллерия, 
армейская и штурмовая авиация, силы и средства радиоэлектронной разведки) 
порядок и последовательность выполнения задачи, временной график операции, 
разрабатывает решение и представляет НШ и командиру на утверждение.




Расчет сил


Итак, что мы имеем и что мы хотим иметь для проведения операции.

Допустим, что операцию проводит и планирует отдельный отряд специального 
назначения. Так сказать, рассчитываем по минимуму.

Своими силами он может укомплектовать:

2 группы наблюдения, функции которых возьмут на себя группы, заранее выведенные 
в район.

Исходя из того, что групп нападения должно быть, как минимум, столько, сколько 
объектов нападения, а в данном случае это две позиции на северном склоне 
западного горного массива, одна позиция в районе отметки 444, 4 и две позиции в 
горах восточного массива: отм. 629 и позиция юго-западнее, — возможно 
предположить, что групп нападения должно быть пять.

Для воспрепятствования подхода боевиков с направления Аршты следует расположить 
на этой дороге группу обеспечения. Чтобы противник, с началом боевых действий, 
не смог отойти на юг, блокирующую группу расположить в районе первого моста 
через р. Фартанга. Оба моста необходимо заминировать или взорвать.

Отряд не располагает своими силами и средствами для создания групп захвата и 
уничтожения, доставки и огневого обеспечения, огневого подавления, 
радиоэлектронной разведки и борьбы, зачистки и фильтрации, а также резерва. 

Необходимы для укомплектования:

— группы захвата и уничтожения — пдб или дшб;

— группы доставки и боевого обеспечения — эскадрилья вертолетов Ми-8мт и 
эскадрилья Ми-24;

— для укомплектования группы огневого подавления: два звена штурмовиков Су-25, 
артдивизион гаубиц Д-30, батарею РСЗО «Град»;

— группы РЭР и РЭБ — силы и средства из состава соединения РЭР окружного 
подчинения и подразделений РЭБ.

Чтобы предотвратить отход боевиков в северном направлении необходимо создать 
мощную блокирующую группу. Для этого достаточно сил двух мсб. А для наращивания 
усилий и обеспечения тыла группы захвата потребуется еще один мсб и батальон ВВ.


Командир отряда на основании произведенного расчета сил и средств должен 
запросить в штабе Группировки передачу в его распоряжение на время проведения 
операции следующих подразделений: мсп-1, дшб-1, батальон ВВ-1, адн-1, 
ребатрБМ-21-1, эскадрилья Ми-8мт-1, эскадрилья.




Организация взаимодействия


Получив в свое распоряжение данные силы командир отряда в первую очередь должен,
 организовать взаимодействие с приданными подразделениями. Определить сигналы 
управления и связь и, что в этой ситуации особо важно выделить в состав 
приданных сил своих офицеров для контроля исполнения приказов. Этот момент 
очень важен.

Так, в начале 1986 года 173 отряд с приданной 70 МсБр проводил «Захват» УР 
«Горы Хандигар». Перед операцией НШ ТуркВо генерал-лейтенант Гусев поставил 
боевую задачу ее участникам. Согласно замысла четыре группы спецназ должны были 
вслед за БШУ овладеть господствующими высотами. Десантно-штурмовому батальону 
предстояло войти в ущелье под их прикрытием и произвести его захват. Подавив 
оставшиеся очаги сопротивления, — вынести трофеи и уничтожить инженерные 
укрепления.

Командир дбш не удосужился довести до подчиненных весь замысел операции. 
Десантники пошли в горы по старинке: одна рота по правому, другая по левому 
склону, и одна — по ущелью. О том, что на вершинах уже сидят спецназовцы, 
десантники не знали и потому открывали огонь из всех имевшихся видов оружия по 
всему, что движется. На сигналы опознавания «свой-чужой» они не реагировали, 
считая их хитростью противника, на установленных частотах радиосвязи не 
работали. В результате был ранен один из спецназовцев. Ситуацию разрешил лишь 
русский мат, который несся со стороны разведчиков, не отвечавших на огонь 
десантников. Изумлению десантуры не было предела: «Мужики, а что Вы тут 
делаете?».

Исходя из этого примера офицеры, назначенные в приданные подразделения, должны 
принять все меры к тому, чтобы задача подразделению, которое они так сказать, 
«курируют», была поставлена точно, определена и в последующем исполнена.




Замысел


Исходя из обстановки замысел операции по захвату Бамута может быть таким:

Ко времени «Ч» — 2-3 часа (в зависимости удаленности группы от назначенного 
рубежа блокирующих позиций):

Блокирующая группа в составе двух мсб, группа огневого подавления №1 в составе 
АДН и Ребатр БМ-21 начинает движение к объекту.

РГСпН №1 и №2 организуют НП на западном и восточном склонах массива УР Бамут, в 
готовности наводить удары авиации и артиллерии. Готовят площадки для приема 
вертолетного десанта. Группа РиРТР, в период подготовки к операции осуществляет 
радиоразведку, а к указанному времени «Ч», занимает позиции для осуществления 
РЭБ в ходе операции.

Из состава РГСпН №1 и №2 выделяются по одному отделению, которые занимают места 
на НП в готовности корректировать БШУ и огонь артиллерии. Остальные разведчики 
— обеспечивают прием вертолетного десанта на выбранные площадки.

Группа РЭБ начинает подавлять средства связи противника.

Авиация группы огневого подавления №1 и поддержки группы доставки — наносят 
массированный удар по позициям боевиков в горах. Продолжительность налета 20 
минут. Интенсивность максимальная.

Блокирующая группа №2 (в составе двух мсб) — занимает оборону на северном 
берегу реки Чумульга, канала и реки Фаэтонка. Рубеж обороны — дорога на МТР 
Ачхой-Мартан. После чего приступает к оборудованию обороны в инженерном 
отношении, а проще говоря закапывается в землю.

Группа ОП№2 в составе АДН и Ребатр БМ-21 занимает огневые позиции в готовности 
открыть огонь и ко времени «Ч»+20 минут. Сразу по окончании БШУ — наносят 
поражение боевикам на позициях в горах. Продолжительность налета 20 минут.

Ко времени «Ч»+40 минут:

На позиции боевиков, еще не успевших покинуть свои убежища и не пришедших в 
себя после артналета и БШУ, при огневой поддержке Ми-24 высаживается десант 
групп нападения №№1, 2, 3, 4 и 5, который должен завершить уничтожение 
противника на позициях.

На площадку приземления №1, во главе с командиром отряда десантируется 
подгруппа непосредственного управления №1 и группа обеспечения. На площадку №2 
десантируется группа блокирования.

После высадки часть разведчиков РГСпН №1 и №2 ориентируют прибывших, а при 
необходимости сопровождают к НП ПНУ №1, а группу обеспечения и группу 
блокирования №1 на заранее выбранные для них позиции. Ко времени «Ч»+1 час 20 
минут, на площадку №1 десантируется (пдб) дшб и занимает рубеж атаки на 
восточном склоне урочища Бамут. Разведвзвод дшб, занимает позиции подгруппы 
обеспечения. Освободившаяся в результате замены РГСпН переходит в резерв и 
доставляется вертолетами на аэродром.

К этому времени группы нападения 1, 2, 3, выполнив задачу, занимают круговую 
оборону вокруг НП №1, а группа №4 и 5 вокруг НП №2. На площадку №1 и №2 для 
усиления групп нападения высаживаются расчеты АГС-17, РПО-А, НСВ-12,7 «Утес». 

В «Ч»+1 час 30 минут группы огневого подавления 1 и 2 начинают огневое 
воздействие на южную часть населенного пункта Бамут и ко времени «Ч»+2 час 30 
минут заканчивает его.

К «Ч»+2 час 30 минут группа захвата в составе 1, 2 и 3 рот дшб, усиленных 
отделениями СпН и командирами групп из состава групп захвата №1, 2, 3, начинают 
захват южной части Бамута.

Боевой порядок должен быть уступом влево. В этом случае рота, наступающая на 
левом фланге во втором эшелоне отсекает и блокирует северную часть Бамута.

Ко времени «Ч»+3 часа на площадку №1 десантируется батальон ВВ, который входит 
в южную часть Бамута. Двигаясь за передовыми порядками групп захвата, 
осуществляет «зачистку» и организует фильтрационные пункты. На площадку №3 
десантируется 1 и 2 рота 3 мсб, занимает оборонительные позиции на восточном 
берегу р. Фартанга с задачей не допустить просачивание или прорыва боевиков в 
этом направлении. 1 и 2 рота 1 мсб переходит реку по мосту в районе северной 
окраины Бамута и занимают оборону на рубеже отм 305 — северное предгорье.

Выполнив ближайшую задачу (захватив южную часть Бамута ко времени «Ч»+5 часов), 
группа захвата производит перегруппировку и сосредоточивается на новом рубеже 
атаки по позициям роты второго эшелона.

Ко времени «Ч»+5 часов, группировка боевиков, сконцентрировавшихся в северной 
части Бамута, оказывается в окружении.

В этой ситуации, используя громкоговорящие устройства можно предложить боевикам 
сдаться, либо вывести мирное население в южном направлении через ФП ВВ. По 
истечении ультиматума начинают работу группы огневого подавления №1 и №2. По 
окончании налета, группы захвата приступают к выполнению задачи. В случае 
оказания сопротивления противником, работа групп огневого подавления 
возобновляется.

Сломленного противника уничтожают группы захвата и овладевают северной частью 
Бамута возможно ко времени «Ч»+8 часов, то есть до наступления темноты. Если 
предположить, что время «Ч» это 7 часов утра, то к 15-ти часам — основная часть 
операции завершается. Вслед за группами захвата идут подразделения ВВ. Все 
попытки противника отойти из укрепленного района, должны пресекаться силами 
блокирующих групп и групп огневого подавления.

Попытки противника оказать помощь осажденным и подход боевиков с направления 
Аршты — пресекается группой обеспечения.

После овладения Бамутом, операция вступает в завершающую стадию, которая 
заключается в поиске складов, штаба и других элементов инфраструктуры 
укрепленного района. Эта задача ложится на группу захвата, то есть на 1, 2, 3 
дшр усиленные отделениями и командирами групп спецназ, а также батальоном ВВ.

Сомнительно, что данную задачу удастся выполнить до наступления темноты. 
Поэтому подразделения, занимающие оборону в горах и вокруг Бамута, должны 
усилить бдительность и предотвратить попытки противника отбить Бамут. С 
наступлением светлого времени группа захвата продолжает выполнять задачу. В 
целях предотвращения повторного захвата Бамута боевиками, необходимо оставить 
гарнизон ВВ, который бы занимал контролирующие позиции в горах и осуществлял 
функции военной администрации. В этой ситуации все объекты в горах должны быть 
сохранены и подгруппа уничтожения не выделяется.

В ходе операции, резерв в составе: РГСпН — 1 мср — находится на аэродроме в 
готовности №1.

Надеюсь, что данный материал не останется без внимания руководителей различных 
уровней и окажется полезным в разработке аналогичных операций.

Сокращения:

РГСпН — разведгруппа специального назначения

ооСпН — отдельный отряд специального назначения

обрСпН — отдельная бригада




Д. Цирюльник

Расстрелянная колонна



Многие видели документальные кадры видеозаписи, снятой боевиками Хаттаба, во 
время разгрома колонны в районе населенного пункта Ярышмарды. Ниже следует 
рассказ одного из контрактников, находившихся в колонне. Он прекрасно 
иллюстрирует безалаберность, с которой относились некоторые командиры к 
обеспечению безопасности колонн, да и не только к этому, в Чечне. Плохо, что 
все это повторяется и после первой чеченской войны.

До армии я был чистым «ботаником». Папа — полковник, мама — коммерческий 
директор солидного магазина. Окончил школу вполне прилично и поступил в один из 
престижных московских вузов, на радость родителям. Но на первом курсе 
взбрыкнул: «Хочу в армию!». Отслужив в морской пехоте положенные полтора года, 
устроился в милицию, но хотелось реально понюхать пороху на войне. Как-то в 
теленовостях услышал, что в Чечне погибло много контрактников. Тут до меня 
дошло, насколько мое желание сейчас просто осуществить.

Я отправился прямиком в военкомат: «Хочу в Чечню!». Буквально за два дня 
оформил необходимые документы. Началось ожидание вызова. Ясное дело, 
«провожался» каждую ночь... Две недели. И когда уже и не ждал, звонит из 
военкомата офицер, отвечавший за набор контрактников: «Все, 18 декабря отправка 
сто процентов». 

Утром прибыл в военкомат. Тут мне и другим таким же начали вешать лапшу на уши: 
дескать, нас отправят в Нижний, где за две недели сделают «рейнджерами»: обучат 
стрелять из всего чего только можно, а также двум-трем военно-учетным 
специальностям. После этого — в Чечню, где прямо на аэродроме нас встретит 
толпа «покупателей», и мы сами выберем воинскую часть. На месте мы подпишем 
контракт, и нас обеспечат всем необходимым согласно аттестатам.

Утром 19 декабря 1995 года приехали в Нижний. К вечеру нашу сводную роту 
собрали в клубе и поведали, какие мы замечательные, что едем воевать, хотя и за 
деньги, но это все равно хорошо.

21 декабря подписали контракт. С кем? О чем? С какой частью? Ничего не говорят. 
У меня до сих пор дома эта «липа» хранится. 21-го же нам выдали обмундирование: 
одну простую «афганку», одну зимнюю, все остальное старого образца. Мне выдали 
форму: размер 48, рост III. Спрашиваю: «Как я в горах винтовку держать буду, у 
меня рукава по локоть?». — «А, ничего, все нормально. Что дают, то и бери!». 
Кое-как выцыганил нужный размер «бушлата». «Финики» выдали по 100 тысяч 
(старыми), сделав отметку в аттестате.

23 декабря вылетели в Моздок. После морозов Поволжья — здесь солнышко. 
Переночевали в палатке, а на другой день нас уже отправляли в часть. Только у 
«вертушки» узнали от прапорщика и офицера, летевших с нами, что попали мы в 245 
мсп. По их словам, «не полк, а жопа. Суют во все дыры, потери...». 

Мы на месте. Жара 25 градусов, грязь по колено. Шатой прямо перед нами, вот они 
— духи бродят. Все это, безусловно, привело, мягко говоря, в некоторую 
растерянность. Дело в том, что многие лишь тогда осознали, куда попали. Ладно я 
— срочную в морпехе отслужил, но по людям-то не стрелял, а половина новобранцев 
автоматов в руках не держала, так как обещание сделать нас «рейнджерами» так и 
осталось обещанием...




Разведрота и хвостатый Сан Саныч


Прибыли «покупатели» из подразделений. Сначала восполняли потери разведчики, 
потом остальные боевые подразделения. Контракт меня в Нижнем вынудили подписать 
на должность радиотелефониста, а не на снайпера, как я хотел. Радиотелефонистом 
в разведроту я и попал.

Прапорщик из «вертушки» оказался старшиной разведроты. Сан Санычу, по общему 
убеждению, не хватало только рогов и хвоста. Он был личным поваром комполка и 
соответственно имел влияние даже на ротного. Придраться мог к столбу. Что 
задевало больше всего, так это то, что, как и положено старшине, Сан Саныч не 
был ни на одной операции, но вел себя как бывалый разведчик, уставший от войны.

29 декабря состоялся мой первый выход. За день до этого духи раздолбили нашу 
«новогоднюю» колонну. Народ, правда, почти не пострадал, но груз чеченцы 
растащили. И вот на 29-е назначили переговоры. Разведрота должна прикрывать. 
Ротный поинтересовался, умею ли я пользоваться подствольником. Я ответил «да». 
Он принес мне ГП-25 и новенький подсумок для гранат. Надо сказать, что в Чечне 
снаряжение, а особенно подсумок был королевским подарком. Я набрался наглости и 
попросил у ротного второй, но, конечно, получил отказ.

Первый выход — как первое свидание, поэтому хочется, чтобы все было о’кей и еще 
лучше... Короче, у друзей позаимствовал второй подсумок и еще шесть магазинов 
для АК. Тащу все это на себе, да еще станцию Р-159 с «историком». Весь такой 
настроенный на войну... Тут появляется Сан Саныч: «Ты что так вырядился? Куда 
на себя столько нацеплял? Такие, как ты, и гибнут сразу. Да я уже устал вас 
отправлять 300-ми и 200-ми...». На выход мы, конечно, сходили без него, но 
никогда не забуду обгаженного настроения.

Сан Саныч меня невзлюбил. 3 февраля его усилиями меня из разведроты перевели в 
3-ю роту, 3-й взвод, и я оказался на 33-м блокпосту. До Шатоя 500 метров. Надо 
отметить, что местные нас уважали за то, что мы нормально работали. Пропускной 
режим осуществляли без придирок. По ночам сдуру по селу не стреляли. Через наш 
блокпост никто не прорывался, но и в плен нас брать тоже не собирались. Короче, 
духи с уважением относились к нам, считая нормальными людьми...




Мечты сбываются


На 33 БП я также служил радиотелефонистом. Но некоторое время спустя вызывает 
меня комбат и сообщает, что меня привлекают на сборы снайперов. Оказывается, я 
у него в штате записан как снайпер. На сборах выдали мне эсведуху: песня! Если 
в ствол с казенной части опустить пулю, то она проваливалась на треть его длины.
 Если в ствол глянуть с дульной части, то нарезы можно было разглядеть, только 
очень напрягая зрение. Приклад кто-то из моих предшественников умудрился 
расщепить. У ПСО-1 передняя часть кронштейна сломана, при стрельбе прицел жил 
своей жизнью.

Руководил сборами какой-то полковник, по-моему замкомполка. Чтобы воодушевить 
на боевую учебу, он двинул речь, смысл которой заключался в том, что только на 
нас, снайперов, в чеченской войне вся надежда. Но какое отношение к снайперам 
действительно бытовало в полку, можно судить по участникам сборов. Тех, кто 
реально мог выполнять снайперские задачи, оказалось раз-два и обчелся. В 
основном же эти люди были просто назначены снайперами. Один снайперскую 
винтовку увидел, только когда ее со склада получал: новенькую СВД со всем ЗИПом,
 какой положен к «винту» и который он растерял в первый же день.

За день каждый выстреливал по полцинка. Стволы буквально чуть не плавились. Со 
снайперами нашего батальона занимался замкомбата, хороший мужик, «афганец». 
Как-то пришел к нам замкомполка, показывает патрон с пробитой гильзой. Вот, мол,
 как во 2-м батальоне стреляют! Мы, естественно, подняли хай, что так не бывает.


Начали стрелять. Мне стало интересно попробовать попасть по гильзе. Воткнул я 
три патрона в кусок пенопласта. Отстрелял серию из четырех патронов, спрашиваю: 
«Можно по гильзе?». Замкомбата говорит: «Валяй!». Идем смотреть мишень — 
патрона нет. Говорю замкомбата: «Попал!». А он: «Ты мне патрон дырявый покажи, 
тогда поверю». Во второй раз все повторилось. Третий патрон, правда, я сбил с 
двух выстрелов. Полковник кричит: «Первый батальон не хуже второго!».




Как мы собирались штурмовать Гойское


В конце февраля 1995 года комбат решил снять наш блокпост, а из 3-й роты 
сделать рейдовую группу. Техника у нас ЗГВшная. Из восьми машин, имевшихся в 
наличии, на ходу только три. 18 марта наша рота должна была тремя машинами 
обеспечить движение «Центрподвоза». Задача несложная. Полк рядом, если что, 
артиллерия поможет. Взяли с собой лишь самое необходимое, боеприпасов примерно 
треть БК. Встретили и проводили «Центрподвоз», переехали через Аргун и 
остановились у бывшего 33-го блокпоста. Стоим час, два. Подтянулась 6-я рота, 
саперы в голове колонны появились, три танка подъехали. Творится что-то неясное.
 Никто ничего не знает. Ротный уехал в батальон, а вернувшись через час, смог 
только сообщить, что мы куда-то едем. Куда — он сам не знал.

Поехали. Ни боеприпасов, ни теплых вещей — ничего. Весна в Чечне — это время 
года, когда вода буквально висит в воздухе. На выходе из ущелья стоял 324 мсп. 
День мы пробыли у них. А на следующий подвезли боеприпасы, буквально завалив 
ими. Единственное, чего не было, — это снайперских патронов. К тому времени я 
уже у того мужика-растяпы выцыганил его новую винтовку, а мою отправили на 
списание. В свою СВД я вложил всю душу. На приклад приделал резиновый затыльник 
из комплекта ГП-25. На приклад и прицел надел матерчатый камуфляжный чехол. 
Бленду ПСО заменил блендой собственного изготовления. От магазина до обреза 
ствола также надел чехол. Чехлы шил сам. Если положить винтовку на землю, никто 
и не сообразил бы, что это такое.

Прошло пять дней. Наконец стало ясно, что пойдем мы в район села Гойское. Думаю,
 за это время духи уже выяснили, куда мы будем наступать. На шестой день начали 
движение, но, пропетляв и встретив каких-то духов, мы вернулись назад в 324 мсп.
 Жили в чистом поле, без палаток и походных кухонь. Питались как попало. На 
седьмой день все же выдвинулись к Гойскому и встали — естественно, опять в 
чистом поле. Дождь не прекращался уже несколько дней. Обсушиться можно было 
только у выхлопа Т-80. Костры ночью не зажигали, чтобы не демаскировать себя. С 
18 марта наше существование можно коротко описать так: есть нечего, спать негде 
и не на чем. Не помню точно, но то ли в конце марта, то ли в первых числах 
апреля пришел приказ: «Вперед на Гойское!». Тот маневр, который выполняли тогда,
 ни атакой, ни штурмом назвать нельзя. Из-за периодических движений 
вперед-назад солдаты дали этому занятию непечатное название. Никаких позиций мы 
не оборудовали, да и кто поставит задачу, если комбат каждый день пьяный, а с 
ним и все управление батальона.




...И как мы его штурмовали


4 апреля около 15.00 наводчик БМП растолкал нас: «Вставайте, скоро пойдем!». И 
действительно, через 15 минут двинулись вперед... 600 метров до дороги 
преодолевали полтора часа. Духи находились выше и расстреливали нас, как в тире.
 К дороге из нашей роты вышли 2-й и 3-й взводы, а 1-й и управление роты 
остались на позиции в двухстах метрах сзади, 2-я и 6-я роты обошли Гойское 
слева.

Решили наши за дорогу двинуться, попросили прикрыть, а у меня СВД не стреляет: 
в затвор попал осколок гранаты. Разобрал я винтовку. В ствольной коробке 
оказались еще какие-то железки, видно тоже осколки. Проверил все, винтовку 
попробовал — ничего, работает.

Наша группа пошла за дорогу, забросав духов гранатами. Сначала на месте 
закрепилась пара пулеметчик-автоматчик. А уже под прикрытием вышли и остальные. 
Выбили мы духов с позиции. Судя по всему, их было человек двадцать. Отходя, они 
оставили пятерых для прикрытия. Этих несчастных гранатами разнесло в клочья. Не 
помогли им и вырытые под дорогой норы.

Мы закрепились. В это время 6-я и 2-я роты вели ожесточенный бой в «зеленке». 
Одиннадцать человек, вместе со взводным, исполнявшим обязанность комроты, легли 
там. Через две недели духи попросили забрать трупы, так как они уже сильно 
разложились. Но это позже, а пока мы блокировали правый фланг 2-й и 6-й рот. В 
одной из нор обнаружили живого «чеха», который успел завалить пацана, нашедшего 
его. Как мы ни пытались «чеха» выкурить — все впустую. Мы и керосин в дырку 
лили, и поджигали, и гранаты кидали. Видимо, ход в укрытие был коленчатый, 
поэтому его не доставали...

Пока суд да дело, смотрим, основные силы роты подошли. Оказывается, они, 
потеряв четверых, не смогли преодолеть поле. Наш взводный сцепился с ротным по 
поводу их позднего подхода. Ротный кричит: «От комбата ясных указаний не было!».
 Взводный: «Комбат в хлам пьяный. Надо было самому решение принимать!». Пока 
они разбирались, мы осмотрели чеченские окопы и блиндажи, добили раненых. Через 
некоторое время команда: «Отойти!». То, что это бред, понятно каждому. Один из 
срочников-дембелей пытался по радиостанции объяснить, мол, закрепляться надо, 
потому что если не мы, то сюда духи придут, и нам опять придется с потерями 
захватывать позицию. Кричал он до хрипоты, с матюгами, но, ясное дело, убедить 
никого не смог.

Обеспечив выход 6-й роты, стали сами отходить. САУ из 324 мсп начали долбить 
Гойское, а мы разделились на две группы. Первая отходит со всем скарбом, вторая 
прикрывает. Отошли в целом нормально, но не обошлось без приколов. Последним 
отошел танк бортовой номер 420. Он прикрывал всех, «до кучи». Во время штурма 
духи сожгли две БМП: одну нашу, одну из 6-й роты. Для верности танк врезал по 
подбитым БМП. И тут какой-то наводчик-оператор из «двойки» по нему как 
шарахнет! Танкисты потом говорили: «Нам это, конечно, по фигу, но когда при 
отходе тебя свои же долбят в задницу...». Кто стрелял, так и не выяснили.




В распоряжении комбата


Приехал земляк, Димка из Мытищ. Из разведроты его тоже выперли. Числился он 
теперь в роте связи, а работал на начштаба, вел разведку и потихоньку 
отстреливал духовских снайперов. 5 апреля в 23.00 он пошел в «зеленку» в 
Гойское. Примерно через час-полтора там началась бешеная стрельба, причем 
палили с одного конца села на другой и обратно из всего, из чего только духи 
могли. «Мухи» взлетали в небо и взрывались. Наша артиллерия добавила огоньку... 
Пальба кончилась около 3 часов ночи. Под утро приполз контуженый Димыч, он был 
как раз между воюющими сторонами, но так ни хрена и не понял. Позже, по 
непроверенным данным, выяснилось, что на момент штурма в Гойском находилась 
группировка около 1,5 тыс. человек (это против нашей рейдовой группы 
численностью 286 человек), из них около 400 бывшие зеки, которые после атаки 
решили оттуда валить. Остальные духи воспротивились их отходу. Завязался бой.

Дима предложил работать вместе. Слазили мы разок в «зеленку». Он мне азы 
снайперской тактики преподал, как преодолеть мины на растяжках, и прочие 
премудрости. Спустя некоторое время он выдвинул комбату идею создать нештатную 
разведгруппу (два снайпера и два автоматчика для прикрытия), которая вела бы 
разведку в его интересах. Комбату мысль понравилась. С 7 апреля по 24 мая, 
когда мы ушли из-под Гойского, наша группа снабжала его разведданными. Иногда 
комбат придавал нам несколько человек из 1-го взвода, но тогда начиналась 
ерунда, которая у нас называлась «провокация». Познаний у них, да и у нас, в 
искусстве разведки — ноль целых и столько же десятых. Лежим, наблюдаем за 
духами. Скучно. Пацаны из 1-го взвода кидают пару гранат и по радиостанции 
докладывают комбату: «Нас обстреляли из РПГ, разрешите открыть ответный огонь?».
 Комбат не просыхал и поэтому, не задумываясь, отвечает: «Р-разрешаю!». И 
начиналась «мочиловка» в белый свет, как в копеечку. Духи в нашу сторону, мы в 
их. Все заканчивалось приходом «вертушек», и духи затыкались.

Позже в «Солдате удачи» я прочитал, что первый выстрел разведгруппы — начало ее 
конца. Я убедился в этом на собственной шкуре. Метрах в двухстах от кустарника, 
в котором находился наш разведдозор, мы обнаружили группу духов с оружием. 
Доложили комбату, и он спьяну велел всех их завалить, оружие захватить, а трупы 
притащить с собой — будем менять на наших пленных. Мы высказали сомнение в 
возможности операции, но комбат уверил, что мы герои, и для таких орлов 
подобная задача так же буднична, как отправление малой нужды.

Мы прониклись, духов завалили. Но что после этого началось! Из села в нас 
стреляли из всего, что стреляло. Мало того! Они еще подкрепление своим корешам 
выслали. А мы из-за плотного огня шагу назад сделать не можем. Ну все, 
приплыли! По рации кричим: «Все, выручайте!». Надо отдать должное, вся наша 
«броня», способная самостоятельно передвигаться, мигом сорвалась к нам. Духи, 
увидев такую «танковую атаку», отстали. Начали мы отходить, а в это время 
комбат к нам «вертушки» отправил: «Наводите!». Тут сразу все вспомнили, что я 
был радиотелефонистом, надели на меня Р-159. Как я наводил, лучше не вспоминать.
 Отходим по руслу, и тут нас накрывает очередь АГС-17. Чудом никого не зацепило,
 лишь одному пацану карман осколком срезало. В общем, отошли с грехом пополам.




Проданная колонна


Между Гойским и Комсомольским — сады, а за ними у духов позиции ПТУР. Оператор 
у них был классный, версты за три попадал в наливник. Мало того, он пытался 
накрыть КП 324-го полка, обстрелял блокпост, а до него все четыре километра. 
Вот на этот ПТУР и нацелил нас как-то комбат. Мы исходили из предположения, что 
позиция неплохо охраняется, и если валить оператора, то бесшумно. Поэтому 
попросили комбата выписать со склада РАВ ВСС «Винторез». Винтовку он выписал, 
но ехать кому-то надо было за ней вместе с начальником службы 
ракетно-артиллерийского вооружения. В полк мы с ним решили ехать на попутной 
колонне.

Ситуация в Гойском сложилась следующая: духи не могли переломить противостояние 
в свою сторону, так как мы превосходили их в огневых средствах (артиллерия, 
авиация и т. п.), а мы не могли взять Гойское из-за своей малочисленности. Так 
или иначе, духов мы достали, и они передали, что если еще какое-либо 
подразделение из состава 245 мсп подойдет к Гойскому, то они перекроют ущелье и 
блокируют полк.

В Нижние Атаги, где мы дожидались колонну, она пришла в полвторого. В ее 
составе должны были следовать в полк дембеля-срочники из рейдовой группы, а 
также те, кто ехал оформляться в отпуск по семейным обстоятельствам. 
(Естественно, они, как и я, нигде не были учтены, и поэтому потом, когда бой 
уже был позади, точное количество потерь в нашей злосчастной колонне подсчитать 
было достаточно сложно. В частности, «Урал» с дембелями, которых было человек 
20, сгорел после одного попадания «Шмеля». Там везли продовольствие, а пацаны 
сидели на мешках сверху — так все и сгорели...).

Прошелся я по колонне узнать про почту — писем не оказалось. Иду назад, смотрю 
— четыре наливника подряд, а у одного из них мой хороший друг и земляк Аркаша. 
Оказалось, он замкомвзвода наливников. Ну повезло! «Аркаша, свободное место в 
кабине есть? Не пристало снайперу — белому человеку — на броне по пыли 
трястись». Он говорит: «Зайди, взгляни сам!» Зашел, подвинул пакет с водкой, 
которую он кому-то на день рождения вез. Ничего, помещусь.

Примерно в 14.00 тронулись. В 14.10 прошли Чишки и перед входом в ущелье 
дернули затворами. Аркаша говорит: «Смотри, одни женщины и дети». А мне 
буквально вчера ребята из 324-го полка примету рассказали: «Если на дороге 
мужики, бабы и дети — все нормально. Если же одни бабы — кранты, скоро засада». 


Колонна растянулась на «тещином языке» (это серпантин такой). На нем наливники 
еле разворачивались, а уж МАЗы, которые неисправную технику тянули, вообще не 
знаю, как проходили. Все тихо, спокойно. Едем, анекдоты травим. Проехали 
Ярышмарды, голова колонны уже за поворот ушла, наливники мост через сухое русло 
прошли. И тут — взрыв впереди, смотрим — из-за пригорка башню танка подбросило, 
второй взрыв — тоже где-то в голове колонны, а третий как раз бахнул между 
впереди идущим и нашим наливником. Взрывом оторвало капот, повыбивало стекла. 
Меня тогда первый раз контузило. Аркаша уже из машины выбрался, а я в двух 
ручках двери запутался — ну, ошалел просто. В конце концов выпал из кабины. 
Огонь очень плотный, но я уже начал соображать и от наливника метров на 15 
отбежал, несмотря на огонь духов. Нашел какое-то углубление в обочине, затолкал 
туда свой зад. Рядом боец-срочник залег. Первый шок прошел — наблюдаю, как дела 
обстоят. А дела неважные. Наливники встали на дороге. Ребята из взвода 
наливников отстреливаются во все стороны как могут, где духи конкретно, пока 
неясно. Аркаша из-под колеса своего наливника мочит в белый свет.

Тут мимо меня граната как шарахнет в наливник, что сзади нас шел. Наливник 
горит. Я прикидываю, что если он сейчас взорвется, то нам всем будет очень 
жарко. Пытаюсь понять, откуда же эта штука прилетела. Смотрю, вроде кто-то 
копошится метрах в 170 от нас. Глянул в прицел, а «душара» уже новую гранату 
готовит... Свалил я его с первого выстрела, аж самому понравилось. Начинаю 
искать в прицеле цели. Еще один «душок» в окопе сидит, из автомата поливает. Я 
выстрелил, но не могу с уверенностью сказать, убил или нет, потому что пуля 
ударила по верхнему обрезу бруствера на уровне груди, за которым он сидел. Дух 
скрылся. То ли я его все же достал, то ли он решил больше не искушать судьбу. 
Снова прицелом повел, смотрю, на перекате дух «на четырех костях» в гору 
отползает. Первым выстрелом я его только напугал. Зашевелил он конечностями 
активнее, но удрать не успел. Вторым выстрелом, как хорошим пинком в зад, его 
аж через голову перекинуло.

Пока я по духам палил, Аркаша горящий наливник отогнал и с дороги сбросил. 
Прислушался, вроде пулемет работает. Сзади что-то подожгли, и черный дым пошел 
в нашу сторону по ущелью, из-за него в прицел ни фига не видно. Прикинули мы с 
Дмитрием — так срочника звали, — что пора нам отсюда отваливать. Собрались и 
рванули через дорогу, упали за бетонные блоки перед мостом. Голову не поднять, 
а пулеметчик тем временем долбит по наливникам, и небезуспешно. Поджег он их. 
Лежим мы с Димой, а мимо нас в сторону моста течет речка горящего керосина 
шириной метра полтора. От пламени жарко нестерпимо, но, как выяснилось, это не 
самое страшное. Когда огненная река достигла «Урала» с зарядами для САУ, все 
это добро начало взрываться. Смотрю, вылетают из машины какие-то штуки с 
тряпками. Дима пояснил, что это осветительные снаряды. Лежим, считаем: Дима 
сказал, что их в машине было около 50 штук. Тем временем загорелся второй 
«Урал» с фугасными снарядами. Хорошо, что он целиком не сдетонировал, снаряды 
взрывами разбрасывало в стороны.

Лежу я и думаю: «Блин, что же это нами никто не командует?». Как оказалось 
потом, Хаттаб так все грамотно спланировал, что буквально в самом начале боя 
все управление, которое ехало на двух командно-штабных машинах, было выкошено 
огнем стрелкового оружия, а сами КШМ так и простояли нетронутые в ходе всего 
боя.

Вдруг во втором «Урале» с фугасными боеприпасами что-то так взорвалось, что 
задний мост с одним колесом свечой метров на 80 ушел вверх, и, по нашим 
соображениям, плюхнуться он должен был прямо на нас. Ну, думаем, приплыли. 
Однако повезло: упал он метрах в десяти. Все в дыму, все взрывается. В прицел 
из-за дыма ничего не видно. Стрельба беспорядочная, но пулеметчик духов 
выделялся на общем фоне. Решили мы из этого ада кромешного выбираться, 
перебежали в «зеленку». Распределили с Димой секторы обстрела. Я огонь по 
фронту веду, а он мой тыл прикрывает и смотрит, чтобы духи сверху не пошли. 
Выползли на опушку, а по танку, который в хвосте колонны стоял, духи из РПГ 
лупят. Раз восемь попали, но безрезультатно. Потом все же пробили башню со 
стороны командирского люка. Из нее дым повалил. Видимо, экипаж ранило, и 
механик начал сдавать задом. Так задом наперед он прошел всю колонну и, говорят,
 добрался до полка.




Тогда считать мы стали раны


Прошел час с начала боя. Стрельба стала затихать. Я говорю: «Ну все, Дима, 
дергаем в конец колонны!». Пробежали под мостом, смотрю, сидят какие-то в 
«афганках», человек семь, рядом два трупа. Подбегаем. Один из сидящих 
поворачивается. О, боже! У него черная борода, нос с горбинкой и бешеные глаза. 
Вскидываю винтовку, жму на спуск... Поворачиваются остальные — наши. Хорошо, я 
не дожал. Контрактник бородатый оказался. Он и без меня ошалевший сидит, 
заикается, сказать ничего не может. Кричу: «Дядя, я же тебя чуть не завалил!». 
А он не врубается.

В нашу сторону БМП «хромая» ползет, раненых собирает. Ей попали в торсион, и 
она так и ковыляет. Закинули раненых внутрь, вырулили на дорогу — вокруг машины 
догорают, что-то в них рвется. Перестрелка почти затихла.

Едем. Где-то ближе к Аргуну на дороге мужики кричат: «Ребята! У нас тут раненые.
 Помогите!». Спрыгнул я к ним, а машина дальше пошла. Подхожу к ребятам. Они 
говорят: «У нас майор ранен». Сидит майор в камуфляже, со знаком морской пехоты 
на рукаве. Сквозное ранение в руку и в грудь. Весь бледный от потери крови. 
Единственное, что у меня было, — это жгут. Перетянул я ему руку. Разговорились, 
выяснилось, что он был замполитом батальона на Тихоокеанском флоте. В это время 
кто-то из ребят вспомнил, что в машине везли пиво, сигареты, сок и т. д. Я 
ребят прикрыл, а они сбегали притащили всего этого добра. Лежим, пиво попиваем, 
покуриваем. Темнеть начало. Думаю: «Сейчас стемнеет, духи спустятся, помощи нет,
 и нам — кранты!». Решили позицию получше выбрать. Облюбовали пригорочек, 
заняли его, лежим, ждем. Ребята из РМО мне обстановку показывают. Машины с 
боеприпасами духи пожгли из РПГ, а те, что с продовольствием, просто посекли из 
стрелкового оружия.




То ли помощь придет...


Заработала артиллерия, очень аккуратно, только по склонам, и не задевая ни 
населенный пункт, ни нас. Потом пришли четыре Ми-24, отработали по горам. 
Стемнело. Слышим, со стороны 324-го полка — жуткий грохот. Оказывается, подмога 
катит. Впереди Т-72, за ним БМП, затем снова танк. Не доезжая метров 50, он 
останавливается и наводит на нас орудие. Думаю: «Все! Духи не грохнули — свои 
добьют с перепугу!». Вскакиваем, руками машем — мол, свои. Танк покачал стволом,
 развернулся и как шарахнет в «зеленку» в 20 метрах от себя. С этой «подмоги» 
народу повыскакивало — по траве ползают, вокруг себя из автоматов поливают. Мы 
им орем: «Мужики, вы что ползаете? Тут же никого уже нет». Оказывается, это 
была разведка 324-го полка. Подошел я к офицерам, говорю: «Что вы здесь-то 
воюете? В голову колонны идти надо!». А они мне: раз ты здесь был да еще и 
соображаешь, бери десять человек и двигай с ними, куда сам сказал.

Походил я, нашел разведчиков, и двинулись мы вперед. Я насчитал более сорока 
сгоревших трупов. Судя по тому, какие машины остались целы, у духов была четкая 
информация, что где находится. Например, медицинский МТЛБ вообще остался 
нетронутым, только механика из стрелкового оружия завалили, а ЗУшка за ним 
буквально в сито превращена. Потом мы интересовались, почему помощь пришла так 
поздно: если бы они пришли на час-полтора пораньше, то в голове колонны 
кто-нибудь да уцелел бы, а так там до последнего один БРДМ сопротивлялся, в 
котором почти всех поубивали.

Как рассказали потом парни из 324-го полка, когда они доложили, что в ущелье 
мочат нашу колонну и неплохо бы рвануть на помощь, им ответили, чтобы не 
дергались и стояли, где стоят. Помощь пришла к нам спустя два с половиной часа, 
когда уже все было кончено.




С. Козлов

Гром не грянет — генерал не перекрестится



16 апреля 1998 года на дороге неподалеку от населенного пункта Большой Малгобек 
в Ингушетии из засады была расстреляна группа инспекторов Генерального штаба. 
Расстреляна так легко, играючи, что специалисты только руками разводили. 
История начала быстро обрастать сказочными подробностями. Говорили о 
предательстве, о всепроникающей разведке чеченцев. Правда, как обычно, 
оказалась проще, жестче, злее.




Чертова дюжина


Инспекция Генерального штаба во главе с начальником Генштаба генералом армии 
Квашниным прибыла в Моздок 13 апреля. Комиссия должна была проверить 
боеготовность и состояние снабжения подразделений российской армии, 
дислоцированных вблизи границы с Чечней. Прибытие комиссии в Моздок и ее планы 
широко освещались в местных средствах массовой информации. Планы комиссии более 
детально были известны в штабе Временной объединенной группировки и в штабе 
полка, подразделения которого проверялись.

Удивительно, но ни одному из руководителей самого высокого уровня и в голову не 
пришло, что подразделения проверяемого полка находятся на позициях не от 
хорошей жизни, что всему виной мятежная Чечня под боком. Комиссия работала 
несколько дней, посещая позиции МСП, и в ходе этих поездок 24 офицера и 
генерала Генштаба охранялись пятью солдатами разведроты и их командиром. 
Поездкой в Малгобек комиссия должна была завершить свою работу. Поскольку до 
проверяемого взводного опорного пункта от Моздока было 80 километров, выезд 
запланировали на 8 утра. Весна на Кавказе характерна плотными туманами, 
особенно в утренние часы. Именно таким и оказалось утро дня выезда. Видимость 
была не более 10 метров, но постепенно стало проясняться, и поездку решили не 
откладывать. Колонна построилась, как и в предыдущие дни: впереди — УАЗ-469 с 
офицерами и генералами, затем автобус на базе ГАЗ-66 с охраной и офицерами, 
замыкающим снова УАЗ-469 с офицерами и генералами комиссии. Ни один член 
комиссии не был вооружен даже пистолетом.




Огонь!


Из-за плохой видимости колонна двигалась со скоростью не выше 30 км/ч. 
Разведчики в автобусе бдительно поглядывали по сторонам. Туман, который, как 
казалось вначале, рассеивался, в низинах и между сопками лежал плотной ватой. 
Видимость не превышала 15 метров. До конечной точки маршрута — взводного 
опорного пункта, подлежащего проверке, — оставалось 2-3 километра, когда 
пассажиры автобуса, который в это время огибал сопку, услышали хлопок, похожий 
на выстрел подствольника. Из-за тумана происхождение хлопка и удаление его 
определить было сложно, однако он явился сигналом для усиления бдительности 
охраны и офицеров комиссии.

Командир разведчиков подал команду, и бойцы передернули затворы. Офицер на 
переднем сиденье автобуса спустя пару минут заметил на дороге людей в 
американском камуфляже, в масках и с оружием. Он тут же оповестил об этом 
охрану. Командир взвода, не мешкая, скомандовал: «Огонь!».




Туман помешал


Трое боевиков находились справа в 10-15 метрах от дороги. Они открыли огонь по 
машинам, но им помешали два фактора Во-первых, туман скрадывал звук работающего 
двигателя. Скорее всего, из-за этого появление в зоне видимости машин явилось 
для них в какой-то степени неожиданностью, и они замешкались с открытием огня. 
Во-вторых, они промахнулись в выборе позиции. Боевики вели огонь по машинам 
снизу вверх, вдоль откоса, что требует определенных навыков стрельбы. Видимо, 
этих навыков у бандитов не было, и граната РПГ (хлопок!) ушла выше автобуса, да 
и последующие выстрелы не все достигли цели.

Автобус вслед за головным УАЗом увеличил скорость, отвечая огнем из пяти 
стволов. Судя по тому, что в первом УАЗе тоже видели троих боевиков, но слева 
от дороги, огонь велся с двух сторон. Однако первым двум машинам удалось 
вырваться из зоны наиболее интенсивного огня, и стреляли боевики им в основном 
вслед. Об этом красноречиво говорит тот факт, что запасное колесо автобуса, 
висевшее сзади, было все измочалено пулями. В результате обстрела в автобусе 
было ранено трое солдат охраны. Офицеры начали оказывать им помощь, а трое, 
взяв автоматы раненых бойцов, открыли огонь. Отъехав от места засады, автобус 
свернул на проселок, ведущий ко взводному опорному пункту, и остановился.




Странное решение


Командир взвода, возглавлявший охрану, принял решение: пассажирам покинуть 
автобус, рассредоточиться и, двигаясь цепью на расстоянии прямой видимости 
справа и слева, следовать к позициям взводного опорного пункта (ВОП). Автобус 
был отправлен вперед с задачей доставить раненых на ВОП и передать командованию,
 что комиссия подверглась нападению и надо выслать подкрепление.

Трудно сказать, какими соображениями руководствовался командир взвода, когда 
принимал такое необычное решение. Может быть, он опасался еще одной засады и 
таким образом решил уберечь от гибели своих подопечных? Тогда автобус и раненых 
он отправил на верную гибель. Или он опасался преследования автобуса боевиками 
и, дабы пресечь их действия, остался в арьергарде? Но тогда зачем были нужны 
офицеры, все вооружение которых составляли папки с документами?

Так или иначе, и автобус, и офицеры Генштаба добрались до позиций ВОП без 
приключений и потерь. Офицеров уже перед позициями опорного пункта встретил 
МТЛБ, выдвинувшийся к месту засады. Бойцы и офицер охраны решили вернуться с 
ним к месту нападения. Остальные, прибыв на позиции взвода и находясь в 
состоянии аффекта, немедленно передали его бойцам. Пережив нападение из засады, 
офицеры полагали, что боевики обязательно предпримут штурм, пользуясь туманом и 
возможностью подойти практически вплотную к позициям. Однако штурм не 
начинался: скорее всего, боевики не располагали для этого достаточными силами, 
а что еще более вероятно, атака ВОП вообще не входила в их планы.




Кто на связи?


Прибывшие на ВОП офицеры попытались связаться с объединенным блокпостом МВД, на 
котором несли службу милиционеры Северной Осетии, Ингушетии и Дагестана, однако 
по проводным средствам связи это сделать не удалось. Тогда решили выйти на 
связь в УКВ-диапазоне блокпоста. Ответили довольно скоро. На вопрос офицеров, 
не попал ли к ним УАЗ-469 с офицерами, по радиостанции дали положительный ответ,
 но сразу стали запрашивать фамилии прибывших. Это удивило и насторожило, 
поэтому корреспондента попросили представиться. На удивление офицеров Генштаба, 
они услышали, что с ними разговаривают сотрудники прокуратуры Малгобека. Но с 
момента засады до выхода в эфир прошло минут десять, и сотрудники прокуратуры 
Малгобека при самой высокой оперативности физически не могли бы оказаться на 
блокпосту. Скорее всего на милицейской волне работали боевики, пытаясь получить 
информацию о результатах проведенной засады. Станцию отключили и стали ждать 
дальнейшего развития событий, максимально усилив бдительность.




Начальство прибывает


Спустя некоторое время прилетел вертолет и, сделав разворот над взводным 
опорным пунктом, ушел в направлении места засады. Через некоторое время, также 
на вертолете, прибыл командующий СКВО. С несколькими офицерами инспекции он 
отправился к месту трагедии. По дороге они встретили возвращающийся МТЛБ. 
Разведчиков из охраны на нем не оказалось. По словам офицеров и солдат, 
находившихся на броне тягача, они встретили гражданский КамАЗ, и командир 
разведчиков решил, используя его как прикрытие, со своими бойцами незаметно для 
боевиков приблизиться к ним. По плану МТЛБ должен был двигаться на некотором 
удалении сзади и при необходимости оказать помощь разведчикам, сковавшим боем 
противника.

Однако вскоре на МТЛБ услышали впереди в тумане очередь КПВТ, а через некоторое 
время натолкнулись на оцепление, которое было выставлено подразделением МВД. 
Дальше их не пустили, и они решили вернуться. Что стало с КамАЗом и 
разведчиками, они не знали.




Несчастный КамАЗ


Командование СКВО в район оцепления пропустили. Здесь выяснилось, что недалеко 
от места, где комиссия попала в засаду, действовала маневренная группа МВД, 
которая, получив информацию о засаде боевиков, поспешила на выручку. Прибыв на 
место, они обнаружили замыкающий колонну УАЗ и убитых пассажиров (заместителя 
комдива полковника С. Гречина и его водителя). Двинувшись по дороге, они вдруг 
увидели появившийся из тумана КамАЗ с вооруженными людьми и, приняв их за 
боевиков, с ходу открыли огонь... Не пострадал лишь водитель КамАЗа, который 
чудом успел выскочить из кабины и укрыться за машиной. Командир взвода и его 
подчиненные с тяжелыми ранениями (КПВТ — это не шутка!) были отправлены в 
госпиталь. Попытки преследовать боевиков ни к чему не привели, да и вероятность 
обнаружения небольшой группы в тумане была мизерная. Отход они организовали 
либо пешком, используя складки местности, в сторону границы с Чечней, либо 
прибыв в район засады на машине и спрятав ее в одном-двух километрах от места 
засады, чтобы использовать после выполнения задачи.

Кстати, офицеры комиссии Генштаба наблюдали с позиций ВОП сразу после прибытия 
туда движение «Жигулей» белого цвета от Малгобека в сторону места засады по 
проселку параллельно главной дороге. Спустя некоторое время эта машина 
вернулась в Малгобек.

Как потом выяснилось, впереди идущий УАЗ, действительно проскочив поворот на 
ВОП, прибыл в расположение блокпоста МВД, о чем его командование сообщило, 
связавшись со взводным опорным пунктом.




Русский авось


Как случилось, что комиссия Генерального штаба России была безнаказанно 
расстреляна малочисленной группой боевиков?

Главная причина — российская безалаберность. Охрана была организована по 
старому принципу «авось и так сойдет». Никому из высоких начальников не 
вспомнились строки из Боевого устава Сухопутных войск, где описывается походное 
охранение: головной дозор, тыловой дозор и т. д. Может быть, в полном объеме 
охранение и не требовалось, но и двигаться вблизи границ мятежной Чечни, как в 
«Приарбатском округе», — верх безрассудства.

Напомним, как строится охрана любого подвижного объекта. Впереди на удалении 
примерно 500 метров должен двигаться головной разведдозор, желательно, как 
минимум, на БРДМ, и вести разведку маршрута. За ним — транспорт с «большой 
комиссией», хоть на автобусах, хоть на УАЗах. Замыкать колонну должен тыловой 
разведдозор, желательно также на БТР или БРДМ. Часть охраны должна 
располагаться на броне и вести визуальную разведку маршрута, а часть — 
находиться в транспорте комиссии.

Офицеров комиссии следовало вооружить, дабы они имели возможность обороняться, 
а не выступать в роли «баранов на заклание». Все машины колонны должны быть 
радиофицированы, радиостанции должны работать в режиме дежурного приема на 
обусловленной заранее частоте. Руководить действиями дозоров и колонны должен 
командир подразделения, выделенного для охраны. Все изменения в графике 
движения (остановки, изменения маршрута) руководитель комиссии должен 
согласовывать с ним.

При таком построении головной дозор мог бы своевременно обнаружить засаду и 
вступить с ней в бой. Машины же комиссии остались бы невредимыми.




Уроки Малгобека


Что получилось под Малгобеком? Машины, которые везли командиров, ехали 
абсолютно безоружными в голове колонны и в замыкании. Когда первая попала под 
огонь засады, отсечь замыкающую машину от колонны и уничтожить уже не 
представляло труда, что, собственно, и случилось. Автобус же с охраной и 
офицерами шел в центре колонны. Безусловно, в такой ситуации офицер и его 
подчиненные, которым было поручено охранять высокую комиссию, сделали все, что 
в их силах, но читателю понятно, что в их силах было немного. Благодаря их 
усилиям меньше всего пострадали пассажиры автобуса. Связь в колонне была 
зрительная, что в условиях ограниченной видимости недостаточно.

Другой урок состоит в том, что российское военное руководство то дует на воду, 
а то вдруг передает средствам массовой информации (а значит, абсолютно всем) 
информацию, носящую, как минимум, конфиденциальный характер. Для чего освещать 
работу комиссии Генерального штаба в приграничном районе по местному 
телевидению? Зачем со страниц газет сообщать о маршрутах и сроках поездок? 
Вероятно, получив начальную информацию о работе комиссии, боевики установили 
наблюдение и смогли выяснить, что охрана практически отсутствует, комиссия не 
вооружена, разведка маршрута при выдвижении не ведется. Надо было лишь уяснить, 
где и когда организовать засаду. Выяснить это можно было, либо получив 
информацию из агентурного источника в штабе Временной объединенной группировки 
Моздоке, либо установив наблюдение за комиссией и проследив направление 
снижения колонны, а также зная объекты инспекции. Определив среднюю скорость 
движения, можно было вычислить время и место, где организовать засаду. Остается 
последнее. Как вывести туда группу, которая организует и проведет засаду? Можно 
предположить, что либо группа ждала комиссию, либо агентура, получив информацию 
о направлении движения и конечном пункте движения комиссии, сообщала ее группе, 
находившейся в повышенной боевой готовности, группа или обогнала колонну и 
встретила на маршруте, или вышла из Чечни через Малгобек и организовала засаду 
недалеко от объекта инспекции. Последнее мне кажется, наиболее вероятным, так 
как, судя по свидетельству офицеров, засада была подготовлена слабо. Обычно 
бьют сверху вниз, а здесь наоборот. Духи стояли вблизи дороги, не маскируясь и 
не заняв никаких позиций. Отчасти это можно объяснить тем, что они планировали 
нападение на слабо вооруженную колонну. Но можно предположить, что для 
подготовки у боевиков просто не было времени. Переоценка своих сил боевиками 
спасла жизнь многим офицерам комиссии.




С. Козлов

Как победить засаду





Излюбленный прием партизан


Засада — один из излюбленных приемов партизанской борьбы, который позволяет 
малыми силами нанести внезапный удар по противнику и безнаказанно скрыться. 
Грамотно организованная засада сильного отряда способна полностью уничтожить 
колонну противника. Пример тому засада, в которую попала 131 мотострелковая 
бригада в новогоднюю ночь 1995 года. От засад партизан постоянно страдали 
подразделения материального обеспечения в афганской войне, да и не только они. 
Боевые части Советской армии, выдвигавшиеся в район проведения операции, также 
несли немалые потери, попадая в засады, организованные моджахедами. Слово 
засада для пехоты стало чем-то вроде объективного препятствия неодолимой силы. 
На вопрос начальника, почему подчиненный командир не прибыл вовремя в тот или 
иной район, достаточно сказать, что попал в засаду, и ему еще и посочувствуют, 
если это действительно так. А если разобраться, то факт попадания в засаду в 
девяноста случаях из ста — это оплошность командира, неправильно 
организовавшего охранение, либо оплошность охранения.

Давайте подумаем, как можно бороться с засадами противника. Наверное, понятно, 
что наиболее эффективные противозасадные действия — это действия, позволяющие 
избежать попадания в засаду. Настоящий мудрец не тот, кто способен найти путь 
из затруднительного положения, а тот, кто в это положение не попадет, гласит 
восточная поговорка.




Чтобы стать мудрецом


Не стану перечислять пункты боевого устава, описывающие последовательность 
действий командира при организации охранения и при действиях в охранении. Скажу 
лишь, что при правильном построении походного порядка можно значительно 
сократить вероятность попадания в засаду, а в случае, если такая беда уже 
случилась, избежать больших потерь и организовать противодействие. При 
построении колонны наиболее надежную боевую технику и личный состав следует 
выделять в головное и тыловое охранение. Боковые дозоры ввиду невозможности их 
достаточно быстрого движения по сильно пересеченной местности выделяются 
эпизодически для проверки опасных участков. Действуют они, как правило, в пешем 
порядке под прикрытием боевых машин. Для командования охранением должны 
назначаться наиболее грамотные и инициативные офицеры, поскольку от того, как 
они будут исполнять возложенные на них обязанности, зависит безопасность 
движения колонны. Именно они должны своевременно выявить засаду противника и 
оповестить командира о ней. Если же противник оказался хитрее и все-таки сумел 
ударить из засады, они должны, если местность позволяет, осуществить 
противозасадный маневр.

Орудия и башенные пулеметы боевой техники, находящейся в колонне, следует 
развернуть вправо-влево, начиная со второй машины. Орудия головной и замыкающей 
машины должны быть направлены вперед и назад соответственно. Личный состав 
лучше расположить на броне. В случае подрыва на мине или при попадании в машину 
гранаты РПГ, это минимизирует потери личного состава. По опыту локальных 
конфликтов последних десятилетий, личный состав значительно меньше страдает от 
огня стрелкового оружия, находясь на броне, чем от подрывов, находясь внутри.

На каждой боевой машине назначить из числа десанта наблюдателей вправо и влево. 
Наводчикам и башенным пулеметчикам в ходе всего движения следует вести 
постоянное наблюдение в своих секторах, используя оптику прицелов. Это 
необходимо еще и потому, что грамотный противник головной дозор пропустит, а 
бить начнет по основной колонне. Как раз на этапе изготовки к открытию огня 
противник может быть обнаружен и упрежден.

Если колонна смешанная, то помимо наводчиков и башенных пулеметчиков, 
наблюдение должны вести водители и пассажиры грузовых и вспомогательных 
автомобилей. Если позволяют средства, то следует максимально радиофицировать 
колонну, раздав в грузовые машины свободные носимые средства связи. Однако 
такой возможности, скорее всего, не будет, поэтому необходимо разработать 
систему простых и понятных сигналов, позволяющих их передавать по колонне. Для 
передачи сигналов необходимо организовать наблюдение за впереди и сзади идущими 
машинами. Действия личного состава при попадании в засаду нужно тренировать в 
пункте постоянной дислокации.




Мины-враги


Помимо организации движения колонны, командир должен хорошо изучить маршрут 
движения и, если это возможно, проложить его по наиболее безопасным районам. 
При выдвижении боевой техники к месту проведения операции, лучше избегать 
накатанных дорог, а при необходимости их использования лучше всего проложить 
маршрут не по грунтовой дороге, а в стороне от нее. Таким образом, можно 
минимизировать вероятность подрыва. При движении по бетонке или по дороге с 
асфальтовым покрытием следует избегать движения по обочинам, где проще заложить 
мину. Изучать маршрут движения для выявления наиболее опасных участков следует 
по карте, а если есть человек, имеющий опыт движения по нему, то совместно с 
ним. Наметив такие участки, еще до начала движения следует продумать, как их 
преодолевать. Например, боевое охранение может, приблизившись к вероятным 
местам засад, обстрелять их, и тем самым спровоцировать противника на ответный 
огонь. Партизаны в этой ситуации могут решить, что они обнаружены.

Если позволяет время, то необходимо выслать из состава охранения пешие 
разведдозоры, которые проверят опасные участки.




Мины-друзья


В случае необходимости движения по одному и тому же маршруту в течение 
длительного времени, желательно места вероятных засад заминировать.

Так, в начале апреля 1984 года в провинции Кандагар командованию отряда 
специального назначения стало известно о том, что в районе г. Бар-Мель группа 
моджахедов регулярно организует засады с целью грабежа мирных машин. При 
проверке указанного места мной и моими разведчиками были обнаружены 
подготовленные позиции. Видно было, что «духи» здесь бывают постоянно. Из-за 
моей оплошности попытка организовать засаду на группу моджахедов, орудовавшую в 
этом месте, сорвалась. Уходя с места, используемого бандитами для засады, я 
заминировал его подручными средствами. Два килограмма тротила я заложил в 
каменный бруствер командного пункта, изготовив из него пять зарядов по 
четыреста граммов каждый, и соединив их последовательно электрической цепью. Из 
обрезка картонной трубки гильзы сигнальной ракеты и жести консервной банки 
изготовил простейший замыкатель. Источником питания стала сухая батарея. Все 
это замаскировал, расположив замыкатель на входе в командный пункт. На 
остальных позициях оставил заглубленные гранаты Ф-1 без чеки. Рычаг прижал где 
консервной банкой, где просто камнем, мешающим удобно расположиться. В кустах 
на подступах к месту засады установил несколько Ф-1 на растяжку.

Спустя несколько дней бронегруппа под командованием капитана Лютого в темное 
время суток возвращалась в пункт постоянной дислокации. В нескольких километрах 
от г. Бар-Мель она была обстреляна из засады, но потерь не имела. Приближаясь к 
этому печально известному месту, Лютый уже хотел дать команду на превентивный 
обстрел места вероятной засады, как тишину ночи разорвал грохот взрыва. Судя по 
месту, где была замечена вспышка, рванул заминированный КП. Немного подождав, 
бронегруппа беспрепятственно преодолела опасный участок. С тех пор на Бар-Меле 
духи засад не устраивали.

При наличии необходимых инженерных средств вероятные места засад можно 
минировать системой «Охота-2», оставляя ее в выключенном положении во избежание 
случайных подрывов мирных жителей. Включать же ее, используя радиолинию ПД-430 
или ее более современный аналог, следует, приближаясь к месту засады. Пройдя 
опасный участок, можно также выключать ее. Когда после разрядки элементов 
питания система самоликвидируется, можно установить новую. Это будет не дороже 
хотя бы одной сожженной боевой машины в данном месте. О цене человеческих 
жизней, по-моему, говорить излишне.




На хитрость надо отвечать хитростью


Охрану маршрутов, по которым осуществлялось снабжение войск в Афганистане, 
возлагали на воинские части, дислоцированные в данном районе, определив их зоны 
ответственности. Эти части выводили свои подразделения на так называемые блоки 
для обеспечения безопасности движения колонны. Сначала шла техника, занимая 
определенные позиции на опасном участке, а затем от нее выдвигалась пехота в 
стороны от дороги, в лучшем случае метров на сто-сто пятьдесят. Действия эти 
были стереотипны, вследствие чего моджахедам не составляло труда просчитать их. 
Поэтому духи устраивали засады и на подразделения, обеспечивавшие безопасность 
движения колонны. Отсутствие творчества в их действиях, а иногда невозможность 
выполнить поставленную задачу имевшимися силами, а в худшем случае и нежелание 
ее выполнять, приводили к серьезным потерям. Первыми, как правило, шли саперы, 
проверяя дорогу на предмет минирования. Огнем из засады «духи» препятствовали 
их действиям до тех пор, пока в дело не вступала артиллерия. И так далее. Все 
эти действия, а также ряд других признаков, по которым духи определяли время 
выхода наших войск из расположения для выполнения задачи, были для них сигналом 
готовности к выходу на позиции засады и внезапному удару.

Кстати, именно эту привычку моджахедов ориентироваться на начало действий 
подразделений обеспечения мне как-то раз посчастливилось использовать для того, 
чтобы проскочить печально известную кандагарскую зеленку. Летом восемьдесят 
четвертого я командовал разведотрядом №310, который получил задачу действовать 
в районе северо-западнее Кандагара. Выходя в район действий через пресловутую 
зеленку, мы пристроились в колонну, шедшую на Кушку. Пройдя опасный участок под 
прикрытием мотострелков, мы отделились от колонны и приступили к выполнению 
боевой задачи. Тем же вечером одна из групп, высланных от отряда для 
организации засады на активном караванном маршруте, уничтожила трактор с 
прицепом, в котором ехали член ЦК ИПА и один из наиболее активных полевых 
командиров с охраной человек из двенадцати. Кроме оружия в прицепе было 
обнаружено сто семьдесят килограммов опиума-сырца. Задача была выполнена, и 
дальнейшее пребывание отряда в этом «краю непуганых дураков» было чревато 
неприятностями. На мой доклад об этом комбат по радио предложил мне решать 
самому, дожидаться ли очередной колонны, которая будет идти в Кандагар, или 
возвращаться на свой страх и риск без обеспечения. Поскольку в обоих случаях 
ответственность лежала на мне, я предпочел последнее, рассудив, что у меня 
больше шансов получить от духов, идя в колонне, которую безусловно будут 
встречать оскорбленные душманы. Рано утром наши несколько БМП и 
командно-штабная машина, приданная нам для обеспечения устойчивой связи с 
центром, вышли на трассу у кишлака Синджарай. Как только гусеницы замыкающей 
машины коснулись бетонки, колонна рванула и понеслась со скоростью, которую 
только возможно выжать из движка БМП. Оставляя за собой лишь оседающую пыль, мы 
проскочили нагаханский поворот, элеватор и «черную площадь», кстати, названную 
черной из-за того, что на ней духи огнем из засады сожгли целый самоходный 
дивизион. Так же, не останавливаясь, мы проскочили и город. Уже в районе 
ООНовского городка нам встретилась пехота, которая шла обеспечивать движение 
очередной колонны, действуя по той же заученной схеме. Им здорово досталось 
вместо нас на «черной площади», куда духи с опозданием вытащили несколько 
безоткатных орудий.

Если бы мотострелки при выходе на блоки высылали сначала пешие подразделения 
для того, чтобы они могли скрытно выйти и занять позиции на местах возможных 
засад, этого бы не произошло. Действия этих команд, безусловно, должны 
обеспечиваться огнем артиллерии. Лишь после того, как они займут указанные 
позиции, саперы могут приступить к работе. Так последовательно, участок за 
участком, должен заниматься маршрут нашими подразделениями, обеспечивающими 
безопасность движения по нему.




На удар — ударом


Для того, чтобы противник не чувствовал себя безнаказанно, можно организовать 
засаду на его засадную группу. Если партизаны постоянно проводят засады на 
одном и том же месте, значит, они утратили бдительность и уверовали в свою 
непобедимость. Этот фактор грех не использовать для того, чтобы щелкнуть 
партизан по носу, скрытно выслав своих разведчиков к их излюбленному месту 
засады для последующего уничтожения. Безусловно, действия разведгруппы должны 
прикрываться мотострелками и артиллерией в ходе выполнения задачи и, главное, 
при отходе после ее выполнения. Охоту на засаду не обязательно проводить на 
фоне реальной проводки колонны. Выслав скрытно и заблаговременно своих 
разведчиков, противника можно спровоцировать на выход к месту засады, имитируя 
те действия, которые предшествуют выходу пехоты из ппд для обеспечения колонны: 
построение колонны боевой техники, долгие и нудные строевые смотры.




Знать чужие ошибки, чтобы не повторять их


К сожалению, эти немудреные правила нарушаются довольно часто. Именно это 
привело к разгрому колонны газнийского гарнизона в мае восемьдесят пятого. 
Участником этого боя был мой давний друг и сослуживец. История, рассказанная им 
настолько типична, что не привести ее в качестве негативного примера я не могу.

Девятнадцатого мая восемьдесят пятого года лейтенанту Таривердиеву, 
исполнявшему обязанности начальника разведки газнийского отряда спецназа, 
комбат поручил на бронетранспортере доставить в штаб бригады карту с планом 
боевых действий на июль для утверждения. Ехать он должен был в составе колонны, 
следовавшей в Кабул. Там он должен был со своим «броником» присоединиться к 
какой-нибудь попутной колонне и вместе с ней прибыть в Джелалабад, где 
находился штаб пятнадцатой бригады спецназначения. В зоне ответственности 
газнийского мотострелкового полка, примерно до середины всего маршрута, 
безопасность колонны должны были обеспечивать его подразделения. Навстречу 
газнийской колонне должна была идти колонна из Кабула, которую также до 
половины пути прикрывали бы и сопровождали и мотострелки, и артиллерия, и 
авиация. В точке встречи подразделения сопровождения должны были поменяться 
колоннами, после чего вернуться с ними в свои гарнизоны. Однако из-за того, что 
колонна из Кабула не вышла, навстречу ей из Газни не вышло сопровождение. Утром 
двадцать первого смешанная колона газнийского гарнизона, в которую входило 
десятка три транспортных машин, тронулась в путь, сопровождаемая шестью 
бронетранспортерами из состава второй роты отряда спецназа с десантом на борту. 
БТР моего друга, прослужившего в Афгане на тот момент пять месяцев, был седьмым.
 Отряд за два месяца активных боевых действий понес серьезные потери в 
командном составе, поэтому командовал сопровождением замполит второй роты, 
недавно прибывший из Монголии на восполнение потерь. Ему помогал единственный 
взводный, имевший не больше опыта, чем замполит. Колонну вел командир автороты, 
который построил колонну следующим образом. Во главе колонны два БТР-70, в том 
числе и машина моего друга, за ними выстроились грузовики, в центре колонны 
разместились еще два бронетранспортера, за ними снова транспортные машины 
батальона и вертолетной эскадрильи. Остальные «броники» замыкали колонну, 
исполняя роль технического замыкания и тылового походного охранения. С воздуха 
колонну прикрывала пара Ми-24 из Газни. Часа три колонна двигалась без 
приключений. Когда прошли населенный пункт Шейхобад, поступила команда «Стой!». 
Оказалось, что где-то в Шейхобадской «зеленке» застряли тылы — девять 
грузовиков и два БТР. На связь они почему-то не выходили и старший колонны 
попросил Таривердиева съездить поискать их. Основная часть колонны остановилась 
на шоссе в чистом поле, где единственным источником опасности могла быть только 
«зеленка», которую она уже прошла. Карен развернул свою машину и отправился на 
поиски пропавшего «хвоста», но в этот момент ударил выстрел безоткатного орудия.
 Личный состав колонны спешно залег на обочине. Тем не менее, БТР продолжал 
путь и на окраине, метрах в ста от крайнего дувала, разведчики обнаружили 
стоящую поперек обочины передвижную автокухню. Как только машина замедлила 
скорость, по ней открыли огонь из гранатометов с правого и левого флангов 
одновременно. Из четырех выпущенных гранат лишь одна достигла цели и зажгла 
силовое отделение. Тем не менее, двигатели не заглохли, и «броник» 
беспрепятственно проскочил населенный пункт, где и обнаружил потерявшиеся 
машины. У одного из грузовиков заглох двигатель, а связь почему-то пропала, и 
тыловое охранение не смогло доложить о задержке.

Таривердиев со своей машины смог установить связь со старшим, который приказал 
прорываться всем через Шейхобад к основным силам. Но тут заглохли недавно 
потушенные движки бронетранспортера, на котором прибыл Карен. Посовещавшись 
решили, что с ним останется машина техпомощи, а остальные пойдут вперед. Что и 
было исполнено. Спустя некоторое время из кишлака послышались выстрелы и взрывы.
 Через полчаса один из уцелевших двигателей «броника» все же завелся, и они 
двинулись в Шейхобад, над которым поднимался столб дыма.

Как и в прошлый раз, населенный пункт прошли без приключений, но на выезде 
снова попали под огонь гранатометов. Ковыляя на одном «движке», проехали мимо 
горящих «Урала» и «броника» из тылового охранения. Когда достигли колонны, 
перед ними предстала удручающая картина разгрома. Между машин лежали 
тяжелораненые. Тут выяснилось, что «Урал», шедший сзади пропал, видимо, где-то 
попав «под раздачу» гранатометчиков. Чихнув в последний раз, наконец «сдох» 
несчастный движок БТРа. Но самое страшное было в том, что оба офицера, 
командовавшие охранением, находились в прострации и ничего не предпринимали для 
того, чтобы обеспечить безопасность колонны. На вопрос Карена, где его солдаты, 
замполит ответил, что все убиты. Это было слишком. В сложившейся ситуации 
Таривердиев принял единственно верное решение. Собрав остатки бойцов второй 
роты и водителей, он решил обойти с фланга засаду. С другой стороны дороги его 
действия поддержали водители вертолетной эскадрильи. К этому времени пришла 
свежая пара Ми-24, сменив предыдущую.

По дороге шел БТР, поддерживая атаку огнем ПКТ. КПВТ оказался неисправен. Тем 
не менее, и этих действий было достаточно для того, чтобы заставить духов 
отойти, не принимая бой. Их позиции Карен с бойцами обнаружил быстро. Судя по 
всему, в засаде действовало человек десять-двенадцать. Грамотно расположившись, 
они навязали бой колонне, которая, по обыкновению, пассивно оборонялась. Метрах 
в восьмистах от дороги, на одном из холмов находилось зенитное прикрытие засады,
 которое заставило «двадцатьчетверки» забраться на две с лишним тысячи, откуда 
их огонь был неэффективен. Чуть позже им удалось подбить Ми-8, прилетевший за 
ранеными. Отойдя на окраину кишлака, духи открыли огонь с запасных позиций. В 
этот момент мой друг получил ранение и последующие события толком описать не 
может, но он помнит, что до эвакуации его и других раненых и до прихода сил 
отряда для спасения колонны, ее вполне прилично долбили из минометов.

Ошибки, допущенные в этом случае типичны. Головной дозор не был выслан вперед. 
В колонне не было организовано взаимное наблюдение, отсутствовали напрочь 
сигналы управления. Но главная из них — это потеря управления и инициативы. 
Если бы этого не произошло, то этот бой для засадной группы мог стать последним.
 Ожидая, пока найдется «хвост», командиры охранения, в первую очередь, должны 
были отвести колонну дальше от кишлака, когда начался обстрел из «безоткатки», 
после чего выяснить, откуда же была подбита ПАК. А обнаружив позиции противника,
 они должны были совершить обходной маневр и уничтожить засаду, которая 
находилась в чистом поле. Только после этого они должны были связаться с 
нашедшимися машинами и обеспечить безопасность их движения, а не заставлять 
идти под огонь засады. Боем же никто не управлял, имевшиеся силы и средства 
никак не были использованы. Лишь прибытие Таривердиева, который принял на себя 
командование, спасло колонну от окончательного разгрома.




Можно ли победить, попав в засаду?


Конечно, если вы попали под огонь засады в месте, где маневр затруднен, то 
противостоять ей трудно. Такие места должно особо тщательно проверять охранение.
 Зная это, противник порой организует дерзкие засады в местах, казалось бы, 
непригодных для такого вида действий. Вся его надежда на внезапность и панику, 
которая должна возникнуть в рядах подвергшихся нападению. Если же этого не 
произошло, то нападающие, не имея возможности скрытно отойти, превращаются из 
охотников в дичь. Надо только знать их тактику и умело перехватить инициативу. 
Очень показательны в этом отношении действия бронегруппы №310.

Двадцать третьего сентября 1984 года мне была поставлена задача на боевой 
технике совершить восьмидесятикилометровый марш к государственной границе с 
Пакистаном для эвакуации группы капитана Пимченко. Первоначально БГ №310 
состояла из пяти БМП-2, на броне которых находилось по два разведчика. Но при 
совершении марша из-за поломок пришлось две машины с десантом на борту вернуть 
в ППД. К пятнадцати часам мы достигли указанного района и стали по радио 
вызывать группу Пимченко, однако у них что-то случилось с радиостанцией, и нас 
они слышали, а мы их нет. Просьбу обозначить свое местонахождение они не 
выполнили, и нам пришлось разыскивать группу по всему району. В результате 
поиска еще одна машина вышла из строя и ее пришлось буксировать. Я уже 
собирался плюнуть на эту затею, но перед этим решил на единственной свободной 
машине проскочить по сухому руслу для очистки совести. Моему возмущению не было 
предела, когда на обрывистом берегу я увидел группу, беспечно болтающую ногами. 
Высказав им все, что я думаю, я приказал грузиться, что они с готовностью 
выполнили. К семнадцати часам мы вышли на бетонку Спинбульдак-Кандагар. Впереди 
я поставил машину, буксирующую неисправную, для того, чтобы она задавала темп 
движения. Через полчаса движения по трассе, выйдя из-за поворота, мы буквально 
натолкнулись на джип ISUZU, вокруг которого стояли вооруженные люди, одетые во 
все черное. Видно было, что они только подъехали и начали высаживаться. Всего 
их было человек пятнадцать-двадцать. Увидев нас, они пустились наутек. Я 
остановил колонну, приказал спешиться и открыть огонь. Еще не стемнело и 
отходящих духов расстреливали, как в тире. Больше половины не добежало до 
спасительного оврага, но некоторым посчастливилось, и они в нем исчезли. Для 
того, чтобы не дать им уйти я, два моих разведчика и один из группы Пимченко 
снова заняли свои места на нашей машине, которая устремилась вперед по дороге. 
В пылу боя я не заметил, как из другого русла по нашей машине было сделано три 
гранатометных выстрела, но к счастью, гранаты прошли сзади. Достигнув сухого 
русла, перпендикулярно отходившего от дороги и по которому отходили остатки 
духов, я приказал свернуть налево и ехать вдоль него. Отходящих мы настигли 
быстро. Они не ожидали от нас такой прыти и практически не сопротивлялись. 
Инициатива была на нашей стороне и, чтобы не упустить ее и не получить выстрел 
в спину, мы сходу безжалостно расстреляли отходящих. Когда с ними было 
покончено, мы на машине выехали на холм, который господствовал в данной 
местности, для того, чтобы убедиться, что никто не ушел. В это время снизу из 
русла по нашей машине ударили несколько автоматов. Мы не стали церемониться и 
ответили двумя-тремя короткими очередями из автоматической пушки БМП-2, после 
чего огонь стих. Мы стали спускаться на машине, чтобы убедиться, что выстрелы 
наводчика-оператора Малаша, по кличке «Малыш», достигли цели. В это время снизу 
снова ударил автомат, а один из отходивших бегом пересек русло, очень резво 
выбрался из него и пустился наутек по ровной, как стол, степи. Духа, 
прикрывавшего его отход, мы убили сразу и, преодолев довольно глубокое русло, 
начали преследование убегающего. Поскольку он оружие бросил, я решил взять его 
в плен. Догнав беглеца, механик-водитель Громов резко поставил перед ним машину,
 и я увидел мужчину лет тридцати пяти-сорока, с европейским типом лица. Его 
крашеные полосами волосы были коротко стрижены на панковский манер. Это был 
явно не афганец. Выяснить, кто он, помешал боец из группы Пимченко, сваливший 
его короткой очередью. Выматерив от души этого отморозка, который, не видя до 
этого живого духа, решил попробовать, как оно убивать, обыскав и добив 
тяжелораненого, я занял свое место в машине, и мы вернулись на трассу. По 
дороге пособирали оружие у убитых. Машину я оставил на бетонке на случай если 
со стороны Кандагара, откуда и прибыли духи, подъедет подкрепление, а сам 
вернулся пешком к основным силам.

Там выяснилось, что в момент нашего появления часть духов уже находилась на 
позициях и после моего отъезда оказала сопротивление, хоть и без особого 
энтузиазма. Темнело, и их задачей было, продержавшись до темноты, отойти под ее 
покровом. Поняв это, я приказал отцепить исправную машину, после чего открыть 
настильный огонь в дальний берег русла, где укрылись моджахеды. Когда стемнело, 
я и несколько разведчиков на машине с потушенными фарами приблизились к их 
позициям. По моей команде механик включил фары, в свете которых мы увидели духа,
 изготовившегося стрелять из гранатомета, второй целился из автомата. 
Ослепленные неожиданным светом, они замешкались, и это стоило им жизни. В русле 
лежало еще несколько трупов. Каждый, помимо автомата, пулемета или гранатомета, 
был вооружен одним-двумя пистолетами, в основном, ТТ китайского производства. 
Всего мы уничтожили тридцать пять боевиков. Как потом доложила агентура, они 
оказались группой «Черных аистов». По этой же информации среди них был 
американский инструктор, видимо, тот бегун, которого мы чуть не пленили. Уцелел 
лишь командир, раненный в ноги, и еще двое, которые его и вынесли.

Пример этот я привел не для того, чтобы рассказать, какой я молодец, а просто 
он очень нагляден, поскольку замешательство при этой встрече грозило нам 
большими неприятностями. Если бы я, подобно Пимченко, который до конца боя так 
и не удосужился приступить к командованию своими людьми, не овладел инициативой,
 противник мог опомниться, занять позиции в русле, куда он первоначально отошел,
 и тогда бы нам пришлось туго, поскольку, сумев повредить хотя бы одну машину, 
он нас лишал возможности двигаться и оказывался в более выгодном положении, 
несмотря на понесенные первоначально потери, поскольку, в отличие от нас, 
находился на подготовленных позициях. С наступлением темноты в 
десяти-пятнадцати километрах от Пакистана это могло выйти нам боком.

Кстати, пока меня не было с ними, зная тактику духов, мой разведчик Фарзалиев и 
еще один из Пимовской группы вышли духам во фланг и нанесли внезапный удар. К 
сожалению, в горячке боя они не захватили с собой ранцы с боеприпасами, а в 
нагрудниках после первоначального огневого контакта оставалось по одному 
полному магазину. Патроны у смельчаков кончились и им пришлось спешно отходить, 
бросая в преследователей гранаты.




Знание — сила


Именно знание тактики партизан в засаде позволяет успешно противостоять им. 
Афганские моджахеды, в зависимости от их численности, применяли и разную 
тактику. Проводя засаду малыми силами, как это показано в двух предыдущих 
примерах, огневые подгруппы располагались в метрах ста-ста пятидесяти от дороги,
 в один эшелон. Бой начинался обычно подрывом минновзрывных средств или, что 
более характерно, гранатометным залпом. Плотность огня гранатометов и 
стрелкового оружия в первые минуты очень высока и направлена как на нанесение 
максимального поражения противнику, застигнутому врасплох, так и на подавление 
его воли к сопротивлению. Как это хорошо видно в первом примере, небольшая 
группа легко достигла этой цели и даже не пыталась отойти, хотя это не 
характерно. Нанеся максимальный урон колонне противника и расстреляв львиную 
долю выстрелов РПГ, духи скрытно отходили по заранее намеченным путям. 
Опомнившийся противник начинал стрелять в белый свет, как в копеечку, и 
расстреливал имеющиеся боеприпасы. Наиболее удобными местами для подобных засад 
являются подъемы и повороты дороги, разрушенные переправы, броды и тому 
подобные места, где техника вынуждена замедлять движение либо останавливаться. 
Устраивали засады и в населенных пунктах, и в «зеленке», через которые 
проходили дороги. Но, как я уже писал выше, можно было нарваться на засаду и в 
чистом поле. Для этого духи дооборудовали в инженерном отношении русла рек, 
сухие русла и канавы. Именно в таком месте пытались организовать засаду на мою 
бронегруппу. Как видно из примера, отход в таких местах не совсем безопасен. 
Засада располагалась в один эшелон, а огневые подгруппы размещались с одной 
стороны от дороги, либо с двух, но под прямым или косым углом. Последний 
вариант чреват тем, что есть опасность поразить своим огнем сидящих напротив. 
Странно, но именно так их учили американские инструкторы. Другой вариант 
засадных действий применялся при наличии больших сил, когда надо было учинить 
разгром хорошо вооруженной колонны. В этом случае засада строится в два эшелона.
 В первом, как и описано выше, располагается огневая подгруппа. Численность ее 
может достигать ста человек. Огневики вооружены максимальным количеством РПГ 
для создания гранатометного огня высокой плотности. В тылу, на господствующих 
высотах, на удалении до километра располагается второй эшелон засады, имеющий 
на вооружении безоткатные орудия и крупнокалиберные пулеметы, способные 
эффективно работать на таких дальностях. После того, как первый эшелон нанесет 
свой удар, его огонь прекращается и в дело вступает второй, отвлекая внимание 
противника на себя. Огневые подгруппы тем временем под прикрытием огня ДШК и БО 
отходят в пункт эвакуации.




Негативный опыт — тоже опыт


В такую засаду угодила наша рота двадцать второго апреля восемьдесят пятого 
года. Первая рота, усиленная группой из состава второй, практически в полном 
составе, на семи БМП возвращалась в ппд. В головном дозоре шли две машины, моя 
и старшего лейтенанта Шейко. Километрах в десяти-двенадцати после населенного 
пункта Шахри Сафа головной дозор попал под гранатометный огонь. Машину Шейко 
подбили и зажгли. Офицеры и бойцы, находившиеся в дозоре, спешились и залегли, 
а моя машина под огнем вернулась к главным силам, которые находились сзади на 
дороге метрах в восьмистах. Осмотревшись, мы выдвинулись к дороге и открыли 
огонь по моджахедам, которые пытались отойти. Для этого духам надо было перейти 
реку Тарнак, но противоположный берег его нами хорошо простреливался. В 
результате они понесли потери и лишились маневра. Бросить убитых и раненых они 
не могли. К сожалению, вместо того, чтобы организовать бой роты, наш командир 
начал упражняться в ведении огня из БМП, правда, доставил нам боеприпасы, за 
что ему спасибо. Спустя пару часов он приехал к нам еще раз, и я ему сказал, 
что в сложившейся ситуации надо принимать какое-то решение. Либо собираться и, 
просто обходя это место, возвращаться на базу, либо, прижав огнем духов, 
застрявших на этом берегу, а также, подавив огневые средства второго эшелона, 
совершить обход с флангов и уничтожить оставшихся в живых духов. Ротный кивнул 
и вместо того, чтобы все это организовать, рванул в атаку на окопавшихся на 
нашем берегу боевиков, прихватив нескольких моих разведчиков. Итог плачевный. 
Духи сначала подбили его машину, убили наводчика, который прикрыл ротного, 
когда того, раненного, вытаскивали бойцы, и ранили замполита. Немного позже мы 
с зампотехом попытались их вытащить, закрыв от духов нашей машиной. Моджахеды 
подбили и ее, а зампотех погиб.

Вечером, когда мы все-таки вытащили ротного с ничейной земли, я принял роту, в 
которой уже недоставало трех боевых машин, а боеприпасы у бойцов и на машинах 
можно было посчитать по пальцам. Это еще один печальный пример потери 
управления, причем, как и в случае с газнийской колонной, первоначально урон 
противником был нанесен небольшой, а последующие потери стали следствием, в 
первом случае, безволия и неопытности, а во втором — бездарности.




Что новенького?


Первая чеченская компания внесла ряд особенностей в тактику засад, организуемых 
боевиками, но в целом, все очень похоже. Неудивительно, ведь учителя их прибыли 
из Афганистана.

Так же, как и в Афгане, боевики тщательно планируют засады с целью уничтожения 
боевой техники и захвата материальных ценностей, перевозимых в транспортных 
колоннах. Места для засад выбираются грамотно.

В горах их устраивали на входе или выходе из ущелья, на перевалах и горных 
дорогах, где маневр силами и средствами исключен или, как минимум, затруднен. 
Огневые подгруппы располагались на склонах или тактических гребнях высот для 
того, чтобы боевики лучше сливались с фоном местности.

В населенных пунктах засады устраивались за укрепленными заборами, а также в 
специально оборудованных и укрепленных домах и строениях. Имели место случаи 
устройства засад в тупиках, куда с помощью ложных дорожных знаков и указателей, 
установленных боевиками, переодетыми местными жителями, направлялись воинские 
колонны. В крупных населенных пунктах при «зачистке» применялось 
последовательное устройство засад вдоль улиц. Это заметно затрудняло 
продвижение войск и наносило ощутимые потери. К устройству засад боевики 
подходят творчески, применяя военную хитрость, в отличие от войск, которые 
действовали стереотипно и бездумно. По словам участников первой чеченской, 
боевой порядок состоял обычно из трех подгрупп — двух огневых, одна из которых 
располагалась для нанесения поражения головным машинам, а вторая для удара во 
фланг или тыл, и подгруппы обеспечения, которая, как и в Афгане, прикрывала 
отход огневиков. Чеченские боевики охотно использовали в засадах минно-взрывные 
средства, устанавливая их как на проезжей части для подрыва головной машины, 
так и на обочине, для затруднения маневра подразделений, попавших в засаду, в 
ходе нанесения им огневого поражения.

Так же, как и в Афганистане, численность боевиков в засаде колеблется от 
семи-пятнадцати человек, до ста и более. Так, например, двадцать третьего 
апреля девяносто шестого года на колонну инженерно-саперной роты 101-й бригады 
в Грозном на улице Гудермесская в районе автостанции организовали засаду всего 
пятнадцать боевиков. Огнем РПГ они уничтожили БТР и ранили пять человек. А 
спустя два дня батальонную колонну в центре станицы Щелковская четыре часа 
долбили несколько десятков бандитов. Потери в колонне: двое убитых и 
одиннадцать раненых. Планируя нападение, «духи» ведут активную разведку объекта 
засады, для чего из числа боевиков высылаются подгруппы разведки или, используя 
спецназовскую терминологию, подгруппы наблюдения. Переодевшись и смешавшись с 
местными жителями, боевики по радио сообщают командиру о приближении колонны, 
ее составе, порядке ведения разведки и охранения, скорости движения и 
интервалах между машинами, а также месте в строю командно-штабных машин. 
Получив такую информацию полевые командиры, руководящие силами засады, уточняли 
задачи, при необходимости перераспределяя огонь своих подчиненных. Разведку и 
передовое охранение боевики обычно пропускали, но наносили мощный удар по 
основной колонне. В первую очередь били головную и замыкающую машины, чтобы 
лишить колонну маневра, а также командно-штабные машины и подвижные средства 
связи для того, чтобы нарушить управление. После этого боевики наносили мощный 
фланговый удар по всей колонне. Лишенная командования и возможности 
маневрировать, колонна представляла из себя отличную мишень. Так было под 
Ярышмарды, где Хаттаб и его подчиненные безнаказанно, а потому не спеша и 
методично расстреливали колонну 245 мсп в течение нескольких часов. Угодив в 
такую засаду трудно ей противостоять, однако, при правильно организованном 
охранении, этого можно избежать.




Упредить — значит, победить


Примером грамотных действий по своевременному обнаружению засады и последующему 
уничтожению боевиков могут служить действия подразделений тридцать третьей 
бригады оперативного назначения внутренних войск десятого мая девяносто шестого 
года у села Мескер-Юрт.

Сопровождение колонны 667 полка ВВ из пятидесяти пяти машин, совершающей 
движение с командного пункта тактической группы №7, через Гудермес, Белгатой, 
Старые Атаги на КП мангруппы №3 было возложено на четвертый полк ОДОН, 33 и 34 
бригады оперативного назначения.

Тридцать третья бригада обеспечивала прохождение колонны на среднем участке от 
Ист-Су до перекрестка дорог западнее Мескер-Юрта. Получив задачу на 
сопровождение колонны, командир, ставя задачу силам сопровождения, особое 
внимание уделил разведке, что чаще всего забывают делать многие командиры. 
Ведение разведки было возложено на разведгруппу в составе тридцати человек, 
которые действовали на трех БТР. Ставя задачу, начальник штаба бригады указал, 
на решении каких задач сосредоточить основные усилия, маршрут движения 
разведгруппы и наиболее вероятные рубежи встречи с противником, варианты 
действий при встрече с ним, а также порядок управления, время готовности и 
время прохождения разведчиками исходного рубежа.

Следуя по указанному маршруту, в одиннадцать часов тридцать минут примерно в 
восьмистах метрах от Мескер-Юрта разведчики попали в засаду из пятнадцати 
боевиков, которые подбили головную машину. Командир приказал спешиться и занять 
круговую оборону. О засаде и своем решении он доложил командиру. В ходе 
спешивания по разведчикам был открыт огонь с северной окраины Мескер-Юрта, где 
находилась вторая группа духов. В результате огня трое разведчиков получили 
ранения. Тем не менее, разведчики связали боем противника, а командир группы 
доложил уточненные данные о противнике комбригу. Для блокирования и уничтожения 
засады противника командир бригады решил выдвинуть свой резерв — сводное 
подразделение из состава первого и третьего батальонов, усиленных артиллерией. 
Для руководства действиями резерва он направил своего заместителя. Одновременно 
с Ханкалы была поднята пара Ми-24 для огневой поддержки наземных действий. 
Командиру разведчиков, ведущих бой, была поставлена задача обозначить себя 
зелеными ракетами при подходе сил резерва. Прибыв на место через сорок минут 
после начала боя, зам. комбрига решил технику разместить в укрытии вдоль дороги,
 силами спешившегося личного состава первого батальона во взаимодействии с 
разведчиками, блокировать противника с севера. Третьему батальону была 
поставлена задача обойти его слева и блокировать с востока и частично с юга. Их 
действия поддержал расчет ЗУ-23-2, который разместился за дорогой на повороте. 
Минометный взвод, два расчета СПГ-9 и два расчета зенитчиков разместились в 
тылу разведчиков, поддерживая огнем действия северных. К двенадцати часам 
двадцати пяти минутам боевики были частично окружены, но продолжали оказывать 
ожесточенное сопротивление. Спустя пятнадцать минут семь-восемь бандитов под 
прикрытием плотного огня попытались прорваться с позиций первой огневой 
подгруппы, начавшей бой, в направлении Мескер-Юрта, но были уничтожены огнем 
вертолетов и резерва. Поняв, что своими силами им не справиться, боевики 
запросили подкрепления. Тем временем, колонна 667 полка, изменив маршрут, 
возобновила движение. Около двух часов дня артиллерийская разведка бригады 
обнаружила движение отряда численностью до ста боевиков на автомобилях из 
Октябрьского в Мескер-Юрт. Вблизи Мескер-Юрта они спешились и вступили в бой, 
но огнем артиллерии часть из них была уничтожена. Оставшимся в живых удалось 
прорваться к окруженным для поддержки. Однако к семнадцати часам к месту боя 
прибыл резерв двадцать второй бригады в составе девятнадцати БТР и двухсот 
семидесяти человек. После того, как они заняли позиции на южном и юго-восточном 
направлениях, войска приступили к уничтожению противника. Бой завершился ударом 
боевых вертолетов и артиллерии двести пятой мотострелковой бригады по 
противнику после того, как с наступлением темноты прибывший резерв двадцать 
второй бригады был отведен. В итоге было уничтожено до пятидесяти боевиков и 
четыре автомобиля. Один убит и четверо ранено с нашей стороны. Выведен из строя 
один БТР.

Участники боя характеризуют действия боевиков как грамотные и гибкие, 
инициативные и мобильные. В ходе всего боя ими осуществлялось устойчивое 
управление, разведка велась непрерывно. Противник умело и скрытно проводил 
перегруппировку и наращивал силы в нужном ему месте, создавая необходимую их 
концентрацию.

В то же время хочется отметить грамотные действия подразделений внутренних 
войск, участвовавших в бою. Заблаговременно организованное взаимодействие 
разведоргана, подразделений резерва и авиации позволило оперативно локализовать 
силы противника и уничтожить их. Важную роль в этом бою сыграла достаточно 
высокая скорость принятия решений. Судя по всему, варианты действий 
проигрывались заранее.




Командирские заповеди


Действия тридцать третьей бригады по борьбе с засадой противника являются ярким 
примером комплекса мер, осуществляемых, в основном, старшими начальниками. А 
что делать, когда именно ты угодил в засаду, когда противник оказался хитрее 
твоего охранения? Позволю предложить комплекс мероприятий, который поможет 
командиру минимизировать потери. Безусловно, лучше будет, если все эти действия 
будут отработаны еще в пункте постоянной дислокации, поскольку это значительно 
упростит управление войсками, отсутствие которого губительно сказывается на 
попавших в засаду.

Итак, вы угодили в засаду.

В первую очередь вы должны, как бы это сложно не было, мобилизовать свою волю, 
знания и опыт для восстановления управления, отражения нападения противника и 
перехвата инициативы. Последнее вполне возможно, поскольку противник, 
проводящий засаду, зачастую не готов к тому, что попавшие в засаду могут 
оказать грамотное противодействие. В то же время грамотные и четкие действия 
командира вселяют уверенность в личный состав и поднимают его дух, что отнюдь 
не маловажно.

Очень важно восстановить управление колонной. Именно этой возможности противник 
в первую очередь старается лишить объект засады, для чего уничтожает 
командно-штабные машины и машины связи. В этом случае командир колонны, а также 
все командиры охранения должны иметь при себе носимые средства связи, 
настроенные на рабочие частоты колонны. Переносная радиостанция понадобится, 
если его машина будет подбита, а также позволит командовать при действиях в 
пешем порядке. Причем очень часто, зная об этом, радиостанцию с собой берут, но 
поскольку в ней нет постоянной необходимости, она лежит где-нибудь на дне БТРа. 
Когда в вашу машину попадает граната РПГ, вам уже не до нее. Говорю об этом, 
основываясь не только на чужом, но и на своем опыте. Носимая радиостанция 
всегда должна быть под рукой, как автомат и ранец с боеприпасами.

Каждый корреспондент в сети колонны должен четко усвоить, что с началом боя он 
обязан постоянно быть на приеме, но не выходить в эфир без надобности. Частота 
должна быть свободна для управления. Для скрытого управления войсками лучше 
пользоваться засекреченной аппаратурой связи и кодовыми фразами и сигналами. 
Это отнюдь не лишнее, поскольку противник наверняка будет прослушивать ваши 
переговоры, а также постарается забить вашу частоту, чтобы затруднить 
управление. Одновременно с вышеописанными действиями необходимо связаться со 
старшим начальником и доложить о сложившейся ситуации, а также вызвать авиацию 
и при надобности подкрепление из резерва.

Если местность позволяет, вывести главные силы из-под удара. В случае 
повреждения передней и задней машины в колонне, постараться при помощи БМП или 
танка столкнуть их в сторону и освободить путь колонне. Стоящая колонна — 
прекрасная мишень. Причем, если основной огонь ведется по голове колонны, то 
«хвост» следует оттягивать назад и действовать наоборот, если «под раздачу» 
угодил «хвост». Если наиболее интенсивный огонь ведется по центру колонны, то 
целесообразно растащить головные и замыкающие машины в разные стороны. Чтобы 
упростить управление колонной в бою, следует еще до начала движения разделить 
ее на три части и назначить старших, которые и будут осуществлять руководство 
этими машинами. Например: «Передовая часть колонны — с первой по десятую машины.
 Старший — капитан Иванов — находится на пятой машине». Отдавая приказ на марш, 
им следует поставить четкие задачи при попадании в засаду. В этом случае, даже 
при гибели командира, они будут способны восстановить локальное управление 
своими частями и выполнить задачу, определенную в приказе.

Спешить личный состав и рассредоточив его, организовать систему огня, которая 
лишит противника возможности маневрировать либо ограничит ее.

Безусловно, это касается сил охранения, а также тех, кто попал в зону наиболее 
интенсивного огня засады и временно маневрировать не может. На первом этапе боя,
 когда огонь засады наиболее силен, разумнее укрыться, осмотреться и 
организовать разведку целей. С первых минут боя установить жесткий контроль за 
расходом боеприпасов, поскольку в стрессовой попавшие в засаду ситуации, как 
правило, начинают вести интенсивный огонь в сторону противника, не видя его. 
Каждый боец должен знать, что стрелять он должен только по обнаруженному 
противнику, а также то, что скоро огонь начнет стихать и противник постарается 
отойти. Именно в этот момент он наиболее уязвим, а понеся потери, он и вовсе 
лишается мобильности. С убитыми и ранеными на руках далеко не уйдешь.

Не останавливаться на достигнутом и продолжать наращивать усилия совершенствуя 
систему огня, в которую включить вооружение бронированной техники для 
подавления огневых точек противника, находящихся во втором эшелоне, — это 
крупнокалиберные пулеметы, безоткатные орудия и ПТУРы, способные вести 
прицельный огонь на большие дистанции. При наличии подствольных гранатометов и 
автоматических гранатометов АГС-17 организовать сосредоточенный навесной огонь 
с закрытых позиций по выявленным огневым точкам и местам сосредоточения 
противника, находящегося в первом эшелоне. Если расстояние до позиций 
противника небольшое и дальность выстрела АГС даже при максимальных углах 
возвышения превышает его, то при наличии возможности следует переместить 
огневые позиции АГС в тыл и вести огонь полупрямой наводкой, то есть, когда 
цель, наблюдатель и огневые находятся на одной прямой. Это упрощает 
корректирование огня по радиостанции.

Организовать ведение снайперского огня, который должен подавить имеющиеся 
огневые точки противника в первом эшелоне, а если повезет, то сможет выявить и 
уничтожить командиров боевиков. Огонь снайперов в значительной степени может 
снизить моральный дух партизан.

Организовав и распределив огонь таким образом, вы сможете сковать действия 
партизан в первом эшелоне и не позволите выполнить задачу по их прикрытию 
второму.

Создать маневренную группу, действующую в зависимости от местности на «броне» 
или пешком, силами которой постараться обойти противника с фланга и уничтожить 
его, либо воспрепятствовать его отходу. Эти действия должны быть прикрыты огнем 
своих сил. Расположение противника в засаде может не позволить ему нанести 
огневое поражение одновременно и колонне и передовому охранению. Тогда, 
поскольку целью засады является колонна, боевики могут пропустить охранение и 
зажать колонну. В этом случае командир передового охранения должен во 
взаимодействии с силами, попавшими в засаду, а при отсутствии связи с ними — 
самостоятельно, совершить обходной маневр, выйти во фланг засаде и уничтожить 
ее. Очень важно, выполняя обходной маневр на технике, подавить огневые средства 
второго эшелона засады, особенно противотанковые. В случае, если противник, 
находящийся в первом эшелоне, оказывает ожесточенное сопротивление, подавить 
его имеющимся тяжелым вооружением и огнем боевых вертолетов.

Одновременно с этими действиями организовать вынос убитых и раненых, а также 
эвакуацию поврежденной техники, находившихся до этого под огнем противника.

Вероятность попасть в засаду в ходе локальных конфликтов последних лет, где 
противником являются повстанцы разных мастей, очень велика. В связи с этим жаль,
 что противозасадные действия не являются темой программы боевой подготовки 
частей Российской армии и не преподаются в военно-учебных заведениях. Надеюсь, 
что изложенный мной опыт поможет российским военным успешно противостоять 
вражеским засадам.




Часть VI. От Хасавюрта до новой войны





Российский спецназ — задачи специальные, но не свойственные





Интервью С. Козлова с полковником Манченко:


— Владимир Андреевич, до недавнего времени Вы возглавляли российский спецназ 
ГРУ и, безусловно, по сей день находитесь в курсе всех событий, имеющих к нему 
отношение. Как Вы оцениваете на настоящее время уровень боеготовности войск, 
состояние боевого духа разведчиков специального назначения?

— Да, действительно, я продолжаю оставаться в курсе событий, происходящих в 
спецназе ГРУ, потому что вся моя офицерская служба прошла в этих войсках. Но, 
естественно, обстановкой, складывающейся в соединениях специального назначения, 
в полном объеме не владею. Поэтому давать оценку боеготовности войск с моей 
стороны было бы некорректно. Сведения, которыми я располагаю, говорят о том, 
что в спецназе так же нелегко, как и во всех Вооруженных Силах России, — 
безденежье, бесквартирье, угроза сокращений и тому подобное. Что касается 
боевого духа, то в спецназе он всегда был очень высок. Гордость за 
принадлежность к военной разведке, сознание сложности задач, которые нужно 
решать и к выполнению которых очень серьезно готовиться, высокие требования к 
интеллектуальному, физическому и нравственному уровню каждого спецназовца — все 
это работало и продолжает работать на укрепление боевого духа. То, что раньше 
декларировалось «боевым братством» и ВС, — в спецназе было и остается законом. 
По-другому нельзя. Разведывательные группы специального назначения, действуя в 
глубоком тылу противника, могут надеяться только на собственные силы. 
Спецназовцы в группе должны понимать друг друга с полуслова, действовать дерзко 
и решительно. Такое понимание, такие способности приобретаются только в ходе 
напряженной боевой учебы. Нет учебы — нет уверенности в собственных силах, нет 
уверенности в собственных силах — отсутствует боевой дух. И это, на мой взгляд, 
самое страшное, что может произойти со спецназом в ходе сегодняшнего 
реформирования ВС РФ.

— Недавно закончилась чеченская кампания. Как Вы оцениваете действия своих 
подопечных на этой войне? Что мешало и что следует отметить как положительный 
опыт, извлеченный из чеченской кампании?

— По-разному величают события, которые произошли в Чечне, — и «кампания», и 
«война», и «вооруженный конфликт», по моему убеждению — это позор России. С 
первых часов этой кампании (будем пользоваться Вашим определением) я заявил на 
совещании в Главном управлении о том, что ни доблести, ни чести она Вооруженным 
Силам не принесет. Так и случилось. Спецназовцы в Чечне были нацелены на 
выполнение очень многих задач, как правило, не свойственных им. При этом свято 
соблюдался принцип — «лишний раз не стрелять!». Боевые действия требовали от 
командиров и рядовых огромного напряжения физических и духовных сил, были и 
потери.

Жизни этих молодых людей навсегда останутся укором для российских политиков, 
которые принимали решение на развертывание и проведение кампании. Говорить о 
положительном опыте не приходится, так как, я уже сказал, спецназ выполнял не 
свойственные ему задачи и не обогатил теорию и практику применения 
подразделении специального назначения положительным опытом. Но в индивидуальном 
плане были подтверждены высокие способности спецназовцев при выполнении любых 
задач, возможности офицерского состава спокойно и уверенно управлять 
подразделениями в самых сложных и непредсказуемых условиях обстановки. Очень 
много примеров проявления личного мужества, героизма, самоотверженности и 
благородства.

— Контрпартизанская война — война, предполагающая использование тактики, 
имеющей, по большому счету, мало общего с тактикой общевойскового боя. Мировой 
опыт доказывает особую эффективность в таких войнах подразделении специального 
назначения. Как бы Вы построили борьбу с повстанцами в Чечне, имея всю полноту 
власти?

— Я уже высказал свое отношение к этой кампании, тем более не хотел бы 
уподобляться герою классического изречения «Каждый мнит себя стратегом, видя 
бой со стороны». Вся полнота власти означает в первую очередь высочайшую 
ответственность и предполагает такой уровень готовности взять ее на себя, что 
требует от человека глубокого убеждения в правоте целей и задач, которые перед 
ним поставлены, сосредоточение всех сил и средств для их выполнения и 
достижения поставленных целей. Я отношусь к понятию «вся полнота власти» не как 
к вседозволенности, безнаказанности, а как к категории в первую очередь 
нравственной. Не знаю, как распорядился бы этой «полнотой власти». Но вот 
контрпартизанская война, повстанцы — это интересно. Чеченские повстанцы 
(пользуюсь Вашей терминологией) вели боевые действия, во многом применяя приемы 
и способы спецназовской тактики. Засады, налеты, диверсии, хорошая разведка — 
вот арсенал повстанцев. Федеральные же войска овладевали кварталами городов, 
брали дворец Дудаева, здание Совета Министров, МВД и тому подобное, наносили 
артиллерийские и авиационные удары непонятно по каким объектам, тогда как 
боевики осуществляли тщательно подготовленные короткие и эффективные улары по 
объектам, блокпостам, колоннам боевой техники, не ввязываясь в затяжные бои, и 
быстро и организованно отходили.

Я полагаю, что если бы мы не «сражались» за овладение и удержание таких 
объектов, а вели маневренные боевые действия, выявляли места базирования 
повстанцев, маршруты их выдвижения, пути получения оружия и боеприпасов, 
наносили упреждающие удары, сковывали действия подразделении повстанцев, то 
боевые действия федеральных войск, если бы и не принесли полной победы в этой 
кампании, то, по крайней мере, значительно сократили потери в живой силе.

— С момента создания первых подразделений специального назначения прошло без 
малого полвека. За это время в мире несколько раз менялись концепции ведения 
глобальной войны. Но войны, прошедшие за данный промежуток времени, были в 
основном локальными. Изменилась международная ситуация. Одной из актуальных 
проблем стал международный, и в частности исламский, терроризм. Все это не 
могло не повлиять на концепцию применения подразделений специального назначения.
 Какие задачи приходится выполнять им сейчас? Отражено ли это в каких-либо 
руководящих документах, изменились ли задачи спецназа ГРУ по сравнению с теми, 
которые возлагались на них 20 лет назад?

— Я бы не сказал, что концепция веления глобальной войны часто менялась. Она 
как раз на протяжении десятилетий оставалась постоянной, что позволило 
достаточно полно разработать теорию боевого применения подразделений 
специального назначения в таких войнах. Однако то, что вопреки этой концепции 
войны, или, как их называют, «горячие точки», были локальными, никак не 
повлияло на принципы применения спецназа. К сожалению, мы продолжали готовить 
спецназ для участия в глобальной войне. Это влекло за собой развитие в 
соответствующем направлении систем вооружения, связи, экипировки, обеспечения. 
Мы упорно не хотели признавать, что главное направление деятельности спецназа — 
локальные конфликты, соответственно, требуется создать законодательную базу для 
применения спецназа в них, а также внутри страны.

Не решена эта проблема и сегодня. Спецназ продолжает готовиться к выполнению 
задач в глобальной войне (на это сориентированы все руководящие документы), а 
участвовать, видимо, будет в локальных.

По оценкам военных аналитиков, вероятность возникновения глобальной войны мала. 
Поэтому на спецназ возлагается решение задач в интересах государств в мирное 
время. Так, США, учитывая огромный опыт, накопленный этими элитными войсками за 
годы их существования и участия в сотнях операций различного масштаба, 
укомплектованность самыми лучшими представителями вооруженных сил, возложили на 
них участие в борьбе с терроризмом, наркобизнесом, в разминировании местности в 
государствах, переживших военные конфликты и войны.

Такое использование спецназа, безусловно, большая помощь государству, но не так 
все просто, как кажется на первый взгляд. Новые задачи обязательно предполагают 
изменения в организационно-штатной структуре, в вооружении и экипировке, в 
программе подготовки личного состава, а, следовательно, и дополнительное 
финансирование, по крайней мере, на первом этапе. Замечу, что в любом 
государстве мира содержание спецназа — удовольствие дорогое.

— Сейчас слово «спецназ» стало модным. У кого только нет своего «спецназа» — и 
у МВД, и у ФСБ, а у пограничников. Даже у железнодорожников и таможенников. 
Задачи, решаемые этими подразделениями, зачастую перекликаются, а у некоторых, 
например, у МВД, их как таковых нет, несмотря на то что численность их 
подразделений сейчас раза в два больше, чем спецназа ГРУ. Как Вы думаете, не 
целесообразнее ли создать единые российские силы специальных операции и 
поставить перед ними задачи как военного, так и мирного времени, например 
борьбу с терроризмом?

— Полагаю, ничего страшного в такой ситуации нет. У каждого из названных 
ведомств есть специальные задачи, которые нужно решать в экстремальных 
ситуациях, для чего и создаются группы, называемые «специального назначения». 
Это еще раз подчеркивает авторитет и уважение к спецназу ГРУ — родоначальнику 
названия и создателю первых подразделений спецназа, Что же до их задач, то не 
очень-то они перекликаются, и если говорить о единых российских силах 
специальных операций, то это не спецназ, вернее, не только спецназ. Спецназ в 
них может быть составной частью. Силы специальных операций, пользуясь 
спортивной терминологией, — «сборная всех спецназов» и других сил.

— Каким бы Вы хотели видеть объединенный российский спецназ и в чьем ведении, 
на Ваш взгляд, он должен находиться?

— Создание сил специальных операций, или сил специального назначения, — задача, 
решение которой позволило бы иметь в ВС РФ высокомобильные, хорошо оснащенные, 
укомплектованные первоклассными профессионалами поиска. Теория этого вопроса 
неоднократно обсуждалась в управлениях Генерального штаба, проведена научная 
конференция на базе ВДВ, подготовлены и защищены диссертации. Как будет 
решаться этот вопрос на практике — время покажет. Находиться эти войска должны, 
на мой взгляд, в подчинении Президента РФ через Генеральный штаб ВС.

— В настоящее время вопрос технической оснащенности — один из основных, 
определяющих боеспособность спецподразделений. Что реально в настоящее время из 
вооружения, снаряжения и средств связи имеется в войсках? И что, на Ваш взгляд, 
следовало бы иметь?

— Техническая оснащенность напрямую связана с экономическим состоянием 
государства. Какие могут быть комментарии? А иметь спецназ должен много. Набор 
средств Ивана-царевича из русских народных сказок в полной мере обеспечил бы 
ему выполнение любых задач: ковер-самолет, сапоги-скороходы, меч-кладенец, 
шапка-невидимка, клубок ниток, указывающий дорогу, только в современном 
исполнении.

— Владимир Андреевич, вопрос вывода групп в тыл противника и эвакуации их после 
выполнения задачи в глобальной войне — одна из наиболее сложных проблем. Что 
только не придумывали для успешного ее решения, пытались даже создавать 
подразделения мотодельтапланов. Как Вы оцениваете современные средства вывода 
групп в тыл противника, какова вероятность успеха при их использовании и какой 
из имеющихся способов, по Вашему мнению, более надежный?

— Это очень важный и очень болезненный вопрос. Как Вы знаете, есть три пути 
вывода разведывательных групп специального назначения в тыл противника: 
наземный, воздушный и морской, каждый из них имеет свои способы. Так, наземный 
— переход группы через государственную границу или линию фронта, базирование на 
своей территории на путях вероятного наступления противника и так далее. 
Наиболее эффективным, сохраняющим силы группы, выводящим на большие расстояния 
является воздушный путь. Однако никогда спецназ не имел в своем распоряжении 
транспортной авиации. Всегда считалось, что в случае боевых действий он получит 
необходимое количество авиации по заявке. На самом деле это далеко не так. 
Авиации катастрофически не хватало, а многие самолеты и вертолеты не были 
оборудованы для десантирования парашютным способом. Такое положение сохраняется 
и по сей день. Поэтому в силу сложившейся ситуации с транспортной авиацией 
единственно доступным остается наземный путь. Проще говоря, «ноги в руки — и 
вперед». 

— Сейчас Вооруженные Силы России переживают не лучший период своей истории. 
Спецназ, как часть их, не исключение. Есть ли просвет в конце тоннеля?

— Я не знаю всех планов руководства МО РФ по реформированию ВС, но то, что 
сейчас происходит с армией, не позволяет говорить о свете в конце тоннеля, на 
мой взгляд, еще нет самого тоннеля, его еще нужно прорубить.

— Какие действия, Вы полагаете, необходимо предпринять, чтобы реформа 
Вооруженных Сил, и спецназа в частности, приняла реальные очертания?

— Я не считаю, что в Вооруженных Силах идет реформа. Любое реформирование 
требует серьезной научной разработки, выделения больших финансовых и 
материальных средств. В настоящее время идет банальное сокращение армии до 
такого уровня, который может финансироваться государством. Каков этот уровень, 
можете определить из экономической и финансовой обстановки в стране.

К главной задаче в этой ситуации, на мой взгляд, нужно отнести сохранение во 
что бы то ни стало офицерского состава.

Удастся сохранить среднее и младшее звено командиров (высшее сохранится без 
усилий) — останется надежда на возрождение армии.




С. Козлов

Как победить во «вьетнамской войне»





От худого мира к доброй ссоре


На Северном Кавказе формально был объявлен мир. Москва, вполне естественно 
желая побыстрее выпутаться из конфликта и сохранить хорошую мину при плохой 
игре, вывела куда попало войска, выполнив обязательства перед Чечней. Но, как и 
ожидалось, противная сторона восприняла это как проявление слабости. Настоящий 
мир не наступил: просто открытый пожар перешел в фазу пожара на торфянике. Не 
исключено, что на момент публикации данного материала война на Кавказе, и не 
только в Чечне, разгорится, к сожалению, с прежней силой. Готовы ли Вооруженные 
Силы России к новой кампании?

Чеченские боевики победили в главном: будучи прижатыми в мае 1995 года спиной к 
горам, накануне полного поражения они сумели вывернуться и навязали российской 
армии совсем другую войну: партизанскую, террористическую. С этого момента 
чеченцы завладели инициативой.

Считаю совершенно бесплодной дискуссию, могла или не могла российская армия 
победить в такой войне. Мы имеем то, что имеем, и ту войну, какую вели. Но, 
начиная ее, Генеральный штаб мог хотя бы попытаться предсказать, какой она 
будет, и сопоставить потребности с ресурсами (в том числе с уровнем 
подготовленности высшего и среднего командного звена). Ничего уникального 
чеченцы российской армии не показали, никакого «ноу-хау» не открыли.

Опыт борьбы с партизанскими формированиями в России и СССР накоплен огромный: 
от кавказских войн и польских восстаний до борьбы с Махно, басмачеством, 
крестьянскими волнениями, с бендеровцами в Западной Украине, «лесными братьями» 
в Прибалтике и афганскими моджахедами. Наконец, наш же партизанский опыт 
периода гражданской и Великой Отечественной и инспирированных со Старой площади 
«национально-освободительных» войн чего-то да стоит.

Конечно, история никогда не копирует себя, и чеченская партизанщина отличается 
от походов Ковпака. Согласен и с тем, что свою роковую роль сыграл партийный 
идеологический надзор, исключавший всякую мысль о «повстанческом движении» в 
государстве рабочих и крестьян и о необходимости готовить к борьбе с ним нашу 
армию. В результате никто не занимался обобщением этого бесценного опыта, никто 
не пытался создать для армии и внутренних войск наставления по ведению 
контрпартизанских действий.

Уже давным-давно нет ЦК КПСС, больше пяти лет не существует СССР — и только в 
прошлом году появилась выпущенная Главным командованием внутренних войск МВД 
России и Институтом военной истории МО РФ книга «Армия и внутренние войска в 
противоповстанческой и противопартизанской борьбе: мировой опыт и 
современность». Факт ее издания переоценить невозможно. Однако нельзя не 
отметить, что, освещая проблему в целом, книга не дает конкретных рекомендаций 
людям, непосредственно воюющим с партизанами.




Забыто и старое, и новое


Вынужденным, но естественным в отсутствие систематизированного внутреннего 
опыта будет обращение к опыту зарубежному. С партизанами и террористами 
(понятия эти становятся тождественными, потому что террор, вплоть до самого 
кровавого, прочно вошел в арсенал повстанческих группировок) с 1945 года 
боролись десятки государств во множестве климатических зон — от песков Сахары 
до джунглей Амазонки и от Гималаев до Палестины. При всем различии идейных 
платформ инсургентов и стилей борьбы есть проверенные практикой стандартные 
подходы к ведению противоповстанческих действий, которые можно использовать как 
готовые правила — в том числе и в России.

Главное — не рассчитывать на быструю и легкую победу. Борьба с партизанами — 
сложная задача, требующая продуманного, последовательного и методичного подхода.
 Вся работа государственной машины должна быть подчинена одной цели: победе. 
Партизан нельзя одолеть только политическими либо экономическими санкциями или 
уступками — однако нельзя добиться победы и только военным путем. Политические 
деятели и средства массовой информации, войска и население должны четко 
осознавать: для успеха антиповстанческой борьбы надо, как правило, 
ориентироваться на годы вялотекущего противостояния, победу в котором одержат 
политики, но при мощной и синхронизированной с политическими и экономическими 
программами силовой поддержке армии и полицейского аппарата. Если общество не 
готово на такой вариант, ему лучше сразу капитулировать.

У повстанцев есть две главные опоры: поддержка местного населения и помощь 
извне. Устранив эти источники силы партизан, можно говорить о победе над ними. 
Но если привлечение на сторону государства местного населения — задача хоть и 
не простая, но решаемая путем предоставления экономических льгот и посредством 
продуманной пропаганды, то вторая проблема — внешнеполитического свойства. 
Решается она гораздо сложнее, иногда вообще не решается.

Как мне представляется, новые наставления по борьбе с партизанами и повстанцами 
увидят в России свет не скоро, поэтому возьму на себя смелость напомнить опыт 
контрпартизанской борьбы американцев во Вьетнаме. Тот факт, что США проиграли 
эту войну, по сути ничего не меняет. Как я уже сказал, противопартизанская 
борьба — явление комплексное, и если внешне— и внутриполитические и 
экономические шаги в силу любых причин не согласуются с военными акциями, 
повстанцы оказываются непобедимыми. Многие противоповстанческие операции 
спецподразделений армии США и морской пехоты против вьетконговцев в военном 
отношении были безупречными — что не изменило конечной картины. Это стоит 
запомнить тем, кто полагает, что для полной победы в Чечне не хватило 
пары-тройки танковых полков.




Все средства хороши...


В соответствии с наставлениями американской армии цель противопартизанских 
операций заключается в уничтожении или пленении сил противника и проведении 
мероприятий по предотвращению возрождения движения сопротивления. Для 
достижения осуществляются наступательные операции для уничтожения партизанских 
сил; беспокоящие действия (устанавливается местонахождение партизан, затем на 
них постоянно оказывается давление для нанесения некоторого урона; полицейские 
акции, заключающиеся в контроле за гражданским населением, в охране объектов и 
военных коммуникаций; а также превентивные акции полицейского и карательного 
характера (облавы, досмотры, комендантский час); оказание помощи гражданским 
организациям в работе среди местного населения; выявление партизанских групп и 
групп сопротивления на ранней стадии возникновения для препятствования их 
расширения и усилению; объявление районов, где замечены партизаны, районами 
боевых действий со всеми вытекающими последствиями для местного населения и 
находящихся здесь воинских подразделений.

Для достижения успеха войска, действующие против партизан, должны в первую 
очередь располагать достоверными разведданными о их силах, настроении 
гражданского населения, отношении его к партизанам и правительственной армии, а 
также о местности, где планируются боевые действия.

Успех прямо связан с грамотной организацией разведки всеми имеющимися силами и 
средствами — от наземной и воздушной разведки до агентурной и специальной. 
Активно используются технические средства ведения разведки (установка 
специальных датчиков на рубежах). Американские специалисты контрпартизанской 
войны справедливо считают, что разведка, направленная против партизан, имеет 
ряд особенностей. Она тесно связана с контрразведкой, с полицейскими и 
карательными мероприятиями в районах, где действуют партизанские формирования, 
и может включать следующие мероприятия: выявление дислокации партизан, их 
боевого состава, характера действий и намерений; неожиданное проведение облав в 
целях захвата партизанских разведчиков; учет гражданского населения; 
составление списков партизан с адресами их семей и других родственников; 
ведение досье на интересующих лиц, составление списков местных жителей, 
подозреваемых в связи с партизанами либо настроенных негативно по отношению к 
режиму; контроль (в том числе с использованием технических средств) за 
подозрительными лицами, местами встреч и собраний, а также за передвижением 
местного населения; почтовая цензура; засылка к партизанам агентов и 
провокаторов, проведение диверсий и саботажа под видом партизан.




Не зная броду...


Осуществляя разведывательные мероприятия против партизан, американское 
командование делало упор на использование местной полиции и службы безопасности,
 вербовку из числа местного населения осведомителей и агентов, естественно, 
знающих язык, быт, культуру, нравы и обычаи, особенности данной территории. 
Командование противопартизанских сил должно реально оценивать слабые и сильные 
стороны партизан и свои возможности, ибо недооценка противника и 
пренебрежительное отношение к нему имеют пагубные последствия.

Надежная связь и четкое взаимодействие всех подразделений, участвующих в 
операции, особенно важны. Ну и, безусловно, необходим хорошо подготовленный к 
противопартизанской борьбе личный состав, знающий, как использовать 
предоставленные в его распоряжение ресурсы.

Главный фактор при планировании и проведении операций против партизан — 
внезапность. Вся подготовка операции должна держаться в глубокой тайне, 
предпринимаются специальные меры по введению противника в заблуждение. 
Тактические приемы не повторяются, чтобы противник не мог разгадывать планы 
наступающих. Для исключения общения населения с партизанами в ключевых районах 
местные жители могли изолироваться на период проведения контрпартизанских 
действий. Широко применялись самолеты и вертолеты для визуальной и фоторазведки 
районов предполагаемого нахождения партизан.

Именно разведка постоянно недооценивается командирами российских частей и 
подразделений разного уровня. С этим я сталкивался в Афганистане, это же на еще 
более абсурдном уровне повторилось в Чечне. Вспоминаю, как, планируя захват 
укрепрайона Васатичигнай в Афганистане, мы с начальником разведки отряда С. 
Кривенко собрали подробную информацию о районе. Источниками были и информаторы 
из числа местных жителей, и разведсводки агентурных групп. Заказали даже 
аэрофотосъемку и получили отличные снимки, дающие представление и об 
укреплениях, и об имевшейся ПВО, и о характере местности и, в частности, о 
возможном маршруте движения техники к району.

Командование 70-й ОМСБр, как положено большинству «красных командиров», 
полученные нами данные на конечном (как им казалось) этапе выдвижения к району 
проигнорировало. В результате колонна техники 15 километров до объекта атаки 
преодолевала 12 часов. Основные силы духов, естественно, ушли.

Что касается штурма Первомайского, атакующие группы, идя в бой, не имели 
элементарных карт с размеченными подходами и секторами. Хотя за трое суток 
поселок можно было отснять с «вертушек» вдоль и поперек, на аэрофотоснимках 
поставить задачи и отработать взаимодействие. Однако в Чечне разведка 
практически отсутствовала, обстановку изучать не пытались, а о наличии 
подготовленного личного состава и речи не шло.




Кто в доме хозяин?


Одной из основных ошибок в Афганистане, на мой взгляд, было несоблюдение 
принципа «очищай и закрепляйся», который успешно применяли американцы во 
Вьетнаме. Суть его в том, что после проведения контрпартизанской операции 
необходимо на освобожденной территории либо в населенном пункте оставить 
воинское подразделение, которое будет контролировать ситуацию в данном месте. 
Этот принцип более верен, чем тот, что мы применяли в Афганистане: создание 
крупных гарнизонов в центрах провинций и охрана коммуникаций блокпостами. В 
результате этого 40-я ОА контролировала в Афгане не более 10% территории, на 
остальной же хозяйничали духи.

Посмотрим, как поступали американцы. Бригаде, привлекавшейся для борьбы с 
партизанами, выделялся район ответственности. Командир бригады делил его на 
секторы, за которые несли ответственность батальоны, те в свою очередь делили 
секторы на подсекторы, за которые отвечали роты. Командиры всех степеней 
организовывали в своих зонах одну или несколько боевых баз, с которых 
осуществлялись контрпартизанские действия. На них находился резерв в боевой 
готовности. От роты — взвод, от батальона — не менее двух взводов, от бригады — 
до батальона. Резерв был готов действовать в составе аэромобильных сил, если 
позволяла местность, его механизировали.

Районы периодически проверялись, а их размеры зависели от особенностей 
местности, численности партизан и имеющихся в наличии войск. Конечно, такой 
принцип распыляет силы, их требуется больше, чем в варианте концентрации 
крупными гарнизонами, но позволяет полнее контролировать ситуацию.

Одна из основных задач в контрпартизанской борьбе — оторвать партизан от 
населения, лишить их возможности пополнять свои материальные и людские ресурсы. 
Американцы делили зону контрпартизанских операций на красный, желтый и зеленый 
районы. Красный, или «А», — район под полным контролем партизанских сил. В нем 
размещаются штабы и базы партизан. Любой задержанный здесь рассматривается как 
потенциальный член партизанского движения. Правительственные войска в районе 
«А» находятся в постоянной боевой готовности. Желтый, или «В», — район открытых 
действий партизан, но контролируемый военной администрацией. Вооруженные 
военнослужащие по нему передвигаются только в составе групп. В нем вводятся 
комендантский час и другие меры контроля населения. Автомашины сопровождает 
охрана не менее одного человека. Зеленый, или «С», — район, находящийся под 
контролем военной администрации, но в котором отмечены действия групп 
сопротивления. Строгие меры по контролю населения не вводятся, ношение личного 
оружия военнослужащими необязательно, однако передвигаться им лучше по два-три 
человека. Машины могут следовать без охраны.

Подобное деление означает четкий регламент: где и что можно делать, а где нет. 
В частности, объявление какой-то местности красным районом автоматически 
развязывает руки войскам и ставит мирное население перед выбором: уйти в желтый 
или зеленый район либо разделить участь партизан, что не всех устраивает. Таким 
образом, партизаны лишаются поддержки населения.




Ни дня покоя


Основу тактики подразделений регулярных войск, привлекаемых для борьбы с 
партизанами, составляют разведывательно-поисковые и поисково-карательные 
действия. Большинство операций (в отличие от российской армии) носит 
аэромобильный характер — когда маневр в зоне операции осуществляется при помощи 
вертолетов.

В зависимости от условий местности и обстановки для уничтожения партизан 
применялись маневры «Окружение», «Кольцо», «Молот и наковальня», «Двойной 
скачок», «Линия» и «Когти». 

«Окружение» проводится обычными пехотными подразделениями и заключается в 
прочесывании довольно обширного района местности с нескольких направлений с 
целью вынудить силы партизан отступить в намеченную «зону смерти», где 
массированными ударами авиации и других огневых средств осуществляется их 
полный разгром. Для маневра в зависимости от сил партизан привлекали не менее 
четырех пехотных батальонов в полном составе. Главный недостаток маневра — 
низкая динамика и оперативность.

По сути, «Окружение» — это самый излюбленный тактический прием, который 
использовали наши пехотные командиры как в Афгане, так и в Чечне. Российское 
отличие в том, что в силу привлечения больших сил и средств при проведении 
строевых смотров готовности по два раза на день «до полного устранения 
недостатков» демаскируются намерения, и противник оказывается предупрежден 
минимум за пару суток до времени «Ч». Он уходит, оставляя засады и минируя пути 
выдвижения к ним. Результат, как правило, плачевный: подорвавшаяся техника, 
убитые и раненые, захваченный трофей — сломанное охотничье ружье.

«Кольцо» проводится аэромобильными подразделениями, когда точно разведаны силы 
партизан и их местонахождение. Отличается от маневра «Окружение» тем, что здесь 
может привлекаться меньшее количество войск. Подразделения высаживаются из 
вертолетов на заранее выбранные площадки, и поэтому нет необходимости 
прочесывать обширный район. Маневр эффективнее, чем «Окружение», именно 
благодаря оперативности.

«Молот и наковальня» — это взаимодействие двух группировок войск, одна из 
которых занимает блокирующие позиции («наковальня»), другая же («молот») 
наступает на партизан с таким расчетом, чтобы вынудить их отходить в сторону 
группировки на блокирующих позициях. В ходе этого маневра бой может (а для 
удачного его исхода должен) перерасти в маневр «Окружение». «Молот и 
наковальня» требует значительных сил пехоты, аэромобильных войск и, возможно, 
других войсковых подразделений.

Маневр «Двойной скачок» подразумевает, что одна группировка высаживается на 
вертолетах вблизи позиции партизан с целью атаковать их и вынудить к отходу в 
определенном направлении, а другая — через 4-6 часов после первой на удалении 
до 20 км от нее на пути отхода партизан с задачей наступать им навстречу. Если 
партизаны не отходят, а принимают бой, вторая группировка высаживается в тылу 
партизан и атакует их.

Маневры «Когти» и «Линия» осуществляются в районе реки и, как правило, 
проводятся морскими пехотинцами.

Совершая маневр «Когти», подразделения морской пехоты делятся на две группы, 
каждая из которых высаживается в 100-150 м и более от воды на противоположных 
берегах, и ведут одновременное наступление друг другу навстречу, вынуждая 
партизан отходить к водному рубежу. Вертолеты следуют в район высадки 
развернутым строем с интервалом 100 м. Подразделения, высаженные с фланговых 
вертолетов, занимают блокирующие позиции.

Маневр «Линия» применяется при действиях у водных рубежей ограниченными силами. 
Подразделения высаживаются на обоих берегах реки или канала в непосредственной 
близости к руслу либо на некотором расстоянии от него. В первом случае 
наступление ведется вдоль реки, во втором — по сходящимся направлениям.

Завершать уничтожение партизан следует днем, занимая исходные позиции ночью и 
скрытно перекрывая в первую очередь возможные пути их отхода.

Широко применяли американцы во Вьетнаме так называемые беспокоящие действия, 
заключавшиеся в постоянном боевом воздействии на партизан путем: круглосуточных 
налетов штурмовой авиации и ударов артиллерии по вероятным районам нахождения 
партизан; устройства засад; непрерывного воздушного наблюдения; патрулирования 
местности вертолетами и передвижными патрулями; минирования местности и 
вероятных маршрутов передвижения партизан.

Если засада для наших военных — понятие знакомое, то о патрулировании надо 
рассказать подробнее. Патрулирование — наиболее распространенный способ 
деятельности регулярных войск в борьбе с партизанами. Осуществляется оно днем и 
ночью и делится на ближнее и дальнее. Ближнее патрулирование может проводиться 
круглосуточно вблизи крупных населенных пунктов, важных 
административно-политических центров, опорных и укрепленных пунктов на удалении 
1-6 км от внешних оборонительных полос. Состав патрулей — от одного отделения 
до роты. Главная задача — своевременное обнаружение партизан, чтобы не дать им 
нанести организованный удар по объекту.

Дальнее патрулирование проводится на расстоянии 15-20 км от ППД силами от 
взвода до батальона. Патрульное подразделение доставляется в район вертолетами. 
В его задачу входит обнаружение партизан, определение характера их действий и 
уничтожение собственными силами с привлечением авиации и спецподразделений. 
Патрулирование ведется только в светлое время суток по проверенным дорогам, 
просекам, руслам рек. В ночное время подразделения занимают круговую оборону на 
возвышенности.

Опыт Вьетнама показал, что наиболее эффективно решали задачи патрулирования 
малые подразделения, в задачи которых входило лишь ведение разведки.




Диверсии и провокации


С 1969 года до окончания войны американцы широко использовали 
разведывательно-диверсионные подразделения из военнослужащих сухопутных войск и 
морской пехоты. Основными задачами этих групп были разведка, диверсии, 
нападения на объекты партизан, а также формирование отрядов самообороны из 
местного населения. Подготовкой подразделений занимались рейнджеры и «зеленые 
береты». 

Нечто подобное командование 40-й ОА пыталось осуществить в Афганистане. В 1981 
году для обучения пехотных подразделений и подразделений ВДВ тактике 
спецопераций были направлены инструкторы из бригад спецназа. Однако опыт 
оказался неудачным. Рекомендации инструкторов не воспринимались всерьез.

Причиной тому было предвзятое отношение со стороны обучаемых и их командиров к 
спецназу. Один офицер ВДВ, мой хороший знакомый по Рязанскому училищу, 
интересовался, почему у нас есть результат, а у них нет. Я спросил его, как они 
ходят в засаду. Оказалось, выходят ротой со всем скарбом, лагерь разбивают 
прямо на месте десантирования. Удаление уходящих в засаду групп от лагеря — 1-2 
км. Когда он узнал, что с места десантирования до места засады мы совершаем 
марш 15-20 км, то был искренне изумлен.

Спецназ США во Вьетнаме решал следующие задачи:

— ведение разведки против партизанских формирований, сил сопровождения и других 
нерегулярных сил противника;

— участие в активных действиях против партизан в тыловых районах и зонах 
коммуникаций;

— выявление и уничтожение лидеров партизанского движения;

— постановка радио, световых и других маяков для обозначения районов действий 
партизан;

— обучение личного состава регулярных войск способам противопартизанской войны;

— обучение личного состава для формирования подразделений специального 
назначения армий союзников и оказания помощи в их оснащении;

— проведение психологической войны в районах, контролируемых партизанами, а 
также уничтожение посевов, скота и местных жителей под видом действия партизан.

Тактика разведдиверсионных и групп специального назначения сводилась к 
следующему: 5-7, а иногда 12 человек скрытно выводились к месту действий. 
Партизаны, их базы и дневки выявлялись путем глубоких (до 40-50 км) рейдов, 
наблюдением с использованием средств телевидения, подслушиванием, 
использованием осведомителей и опросом (допросом) местных жителей. В отличие от 
советского спецназа в Афганистане РДГ и группам спецназначения США при 
выявлении партизанских баз запрещалось вступать в бой. Собранные сведения 
докладывались в штаб по радиостанции, командир группы давал рекомендации по 
наиболее эффективному уничтожению партизан. Ему на месте было виднее — нанести 
удар самолетами, вертолетами, артиллерией или высадить аэромобильный десант. 
Для целеуказания и корректирования БШУ и артиллерийских ударов группы создавали 
наблюдательные пункты — чаще всего в кронах деревьев на расстоянии до 1000 м от 
объекта.




Война нервов


Спецназ США вел и психологическую войну. Но первую скрипку в ней играли группы 
психологической войны. Их операции, направленные на подрыв морального духа и 
воли повстанцев, были неотъемлемой частью военно-политических мероприятий 
американского командования.

В пособиях по психологической войне сформулирован постулат: «Чтобы пропаганда 
достигла сознания противника, она должна быть похожа на правду. Пропаганда 
должна быть пропитана правдоподобием, покрыта правдоподобием, должна звучать и 
выглядеть как можно правдоподобнее, но правдой ей быть вовсе не обязательно». В 
зависимости от источника пропаганда подразделялась на три класса. «Белая» — из 
правительственных и других официальных органов через открытые каналы. «Серая» — 
из «неофициальных источников». Ведется от имени независимых организаций, 
эмигрантских союзов, ассоциаций и фондов. «Черная» — шантаж, провокации, слухи 
и т. п., в том числе и якобы исходящие от повстанческих организаций. К «черной» 
пропаганде относится и вещание секретных радиостанций.

Основные направления психологической войны таковы: запугивание партизан военной 
мощью и техническим оснащением правительственных войск и ослабление их воли к 
дальнейшему сопротивлению; подрыв единства партизанского движения и его связи с 
населением; расшатывание авторитета партизанских лидеров и партий, 
возглавляющих движение сопротивления; политическая переориентация идеологически 
неустойчивых элементов среди партизан и местного населения, привлечение их к 
сотрудничеству с американцами.

В психологической войне выделялись три основных направления: радиопропаганда, 
печатная пропаганда, пропаганда действиями. Так как партизаны не слушали 
американские радиопередачи, их транслировали через мегафоны с вертолетов и 
самолетов, круживших над местами базирования на высоте, недосягаемой для ПВО. 
Через громкоговорители на полную громкость транслировали также рев диких 
животных, звуки бомбежки, плач детей, что должно было выводить окруженных из 
состояния психического равновесия. Передавались и обращения родственников 
повстанцев, призывы о сдаче и т. д.

Для печатной пропаганды использовались книги, листовки, журналы, газеты. Особый 
упор делался на листовки, которые содержали такие, например, обращения: «Ты 
оставил без защиты семью, печаль поселилась в сердцах твоих ближних и родных, 
они знают, что должны готовиться к скорби по поводу твоей смерти и к тому, что 
ты будешь позорно похоронен в могиле, за которой никто не будет ухаживать». 

На листовках с пропагандистским материалом печатался пропуск для сдачи в плен 
или для возвращения к месту жительства.

Пропаганда действиями проводилась спецподразделениями, переодетыми в 
гражданское платье и действующими под видом партизан. Они уничтожали деревни в 
районе действия партизан, убивали местных жителей, мародерствовали, грабили. 
Потом радио и печать разоблачали «преступления партизан». 




«Товарищи женщины Востока!...»


Мероприятия психологической войны связывались с программой «Умиротворение», 
которая проводилась по нескольким направлениям. Определялась степень надежности 
местных жителей в районах деятельности партизан и выявлялись неблагонадежные. 
Для привлечения на свою сторону малоимущих слоев населения проводились 
аграрно-экономические мероприятия. Создавались отряды самообороны. Местные 
жители переселялись в районы, удобные для контроля военной администрации.

Последняя мера позволяет создавать зоны неограниченных бомбардировок и 
массового применения отравляющих веществ, подрывать инфраструктуру 
партизанского движения, нарушать сложившиеся связи и отношения, что лишает 
партизан возможности пополнять ряды.

Как видим, психологическая война — это целый комплекс мероприятий, 
осуществляемых не только военными, но и государственными структурами, все 
действия которых направлены на достижение победы над партизанами. В Афганистане 
чем-то подобным пытались заниматься боевые агитационно-пропагандистские отряды 
(БАПО). Выглядело это примерно так. Отряд на двух БТР-70 и автомобиле, 
оборудованном громкоговорителями, прибывал в отдаленный населенный пункт. 
Жители собирались на деревенской площади, и начиналась раздача муки, галош и 
листовок. Последние шли нарасхват: жители брали их на растопку. После акта 
«доброй воли» наш советский пропагандист произносил речь, а какой-нибудь 
афганский комсомолец ее переводил. Речь начиналась примерно так: «Товарищи 
дехкане! В период развитого социализма, преимущества которого неоспоримы...». 
Что из этого мог понять человек, даже не догадывающийся о том, что такое 
социализм и какие его преимущества? Митинг, с которого уйти было нельзя, 
протекал в гробовой тишине непонимания и неприятия слушателей.

Духи делали просто, но гениально. Собрав через пару дней после приезда БАПО 
жителей того же кишлака, они включали магнитофон, где на кассету наговаривал 
понятные всем истины известный мулла. Речь была построена в форме вопросов и 
ответов. Спрашивал проповедник и сам тут же отвечал: «Кто такие шурави и почему 
мы их должны убивать? — Шурави — это неверные собаки, пришедшие на нашу землю, 
убивающие и грабящие нас, насилующие наших жен и дочерей, оскверняющие наши 
святыни...». И так далее. Просто и понятно, рассчитано именно на данную 
аудиторию.

Для выявления передвижений вьетконговцев американцы широко использовали 
средства технической разведки. Они устанавливали датчики по пристрелянным 
рубежам и накрывали «гуков» огнем артиллерии, активно использовали по приводным 
маякам армейскую, тактическую и даже стратегическую авиацию. Все это, как и тот 
факт, что у американцев еще в ходе ведения войны появились полевые уставы, 
описывающие приемы контрпартизанских действий, свидетельствует о том, что они 
подошли к решению проблемы основательно. Однако, как я говорил раньше, в 
противоповстанческой войне рассчитывать на полную победу только за счет 
армейских (даже блистательных) операций — наивно. Физическое овладение 
территорией, административными центрами и главными дорогами — завершение 
начальной и, если на то пошло, самой простой фазы антипартизанской войны.

Не могу не сказать несколько слов о контрразведывательных мероприятиях. 
Вопросом жизни и смерти для повстанцев является внедрение осведомителей и 
агентов влияния в государственные и армейские структуры, в общественные 
движения и СМИ. Американская и южновьетнамская контрразведки вели непрерывную 
борьбу с такими агентами, не упуская, естественно, случая ответить 
вьетконговцам тем же. Борьба эта была скрытой от глаз общественности, но не 
менее жестокой и кровавой.




Что мы можем


Применительно к ситуации на Северном Кавказе вьетнамский опыт может быть 
использован следующим образом.

Я не сомневаюсь, что на территории Дагестана, Ингушетии, Осетии, Краснодарского 
и Ставропольского краев и Ростовской области уже существует агентурная и 
разведывательно-диверсионная сеть Ичкерии. В первую очередь она, естественно, 
опирается на чеченцев, проживающих на этих территориях. Задача номер один — 
силами ФСБ, военной контрразведки и МВД при поддержке местного населения 
нейтрализовать ее. Не буду давать никаких рекомендаций: уверен, что специалисты 
из этих структур знают, как добиться цели, если получат соответствующие 
распоряжения.

Задействовав весь комплект фронтовой разведки Северо-Кавказского военного 
округа, привлекая в случае необходимости разведорганы других округов, а также 
службы разведки ФСБ, МВД, ФПС, надо загодя вскрывать группировки боевиков на 
территории Чечни, намечать маршруты выдвижения не по карте, а по результатам 
непосредственной разведки местности, как это делал генерал Рохлин, готовя к 
вводу в Чечню свой корпус. Следует постоянно вести аэро— и космическую 
фотосъемку территории Чечни для отслеживания любой подозрительной активности, 
строительства оборонительных сооружений и так далее. Как справедливо писал А. 
Ганс в статье «Война в толпе» («Солдат удачи», 1998, №1), «экономические 
источники чеченского общества находятся не в Чечне, а в России и СНГ». Они 
должны быть выявлены, взяты под контроль и в случае необходимости немедленно 
перекрыты. Если по политическим причинам Россия не может изменить со своей 
стороны статус административной границы с Чечней, есть достаточно способов 
ввести жесткий контрольно-пропускной режим по иным показаниям, например для 
создания санитарного карантина по причине вспышки на территории Чечни ящура или 
коровьего бешенства.

Из представителей чеченской оппозиции, вынужденных уйти в подполье и 
эмигрировать, а также из терских и иных казаков-добровольцев можно создать и 
подготовить к действиям в самой Чечне разведдиверсионные формирования, сильной 
стороной которых будет знание языка, обычаев и местности. Естественно, их 
деятельность должна контролироваться военными советниками из состава войск 
специального назначения.

Если дело дойдет до новой войны, ввод войск на территорию Чечни и захват 
основных центров нужно проводить во взаимодействии с высадкой вертолетных 
десантов, а если надо, то и с выброской воздушных. Участки маршрутов, удобные 
для засад, следует заранее брать под контроль при помощи вертолетных десантов, 
силами оппозиции, казаков и групп спецназа, предварительно заброшенных в данный 
район. Для борьбы с засадами целесообразно иметь мобильный резерв. На границе 
Чечни с Азербайджаном и Ингушетией перевалы, проходы и дороги должны сразу 
перекрыть десантники, которых затем сменят мотострелки, чтобы совместно с 
пограничниками контролировать доступ любых грузов на территорию Чечни.

Во всех занятых населенных пунктах нужно размещать войсковые подразделения, 
вводить комендантский час, провести перерегистрацию всего населения в органах 
военных комендатур и установить ограничения на передвижение без специальных 
пропусков. В случае активных действий боевиков из этих районов население должно 
быть отселено согласно американскому принципу деления на желтый, зеленый и 
красный районы. Всем лицам, готовым к сотрудничеству, необходимо оказывать 
щедрую поддержку. Гуманизм допустим только в отношении побежденного и 
сломленного врага.

Эти предложения продиктованы не враждебностью к чеченскому народу, а 
элементарной военной логикой, и именно в таком контексте их следует 
воспринимать. Я рассуждаю как профессионал, которому могла бы быть поручена 
разработка соответствующих акций. Как говорят те же американцы, nothing 
personal: ничего личного, только дело.




Приложения:





Уроки истории


О причинах поражения США во Вьетнаме даже в Америке нет единого мнения. Одни 
считают, что американская армия была предана и продана политиками и «левыми», 
сделавшими все, чтобы помешать ей победить. Другие полагают, что она с самого 
начала была обречена на поражение, так как вела бессмысленную и бесцельную 
войну, которую не следовало начинать. Как бы там ни было, некоторые неизвестные 
детали этой войны полезно вспомнить сегодня.

Американское вмешательство во вьетнамские дела началось не в 60-х и даже не в 
40-х годах. В 1845 году в Дананге за нарушение каких-то местных законов был 
арестован католический миссионер-француз. С американского корабля в помощь 
французам высадились морские пехотинцы. Капитан корабля Джек Персивел, по 
прозвищу Бешеный, ворвался в город, убив три дюжины вьетнамцев и ранив много 
больше, захватил в заложники местных правителей и объявил, что обменяет их 
только на миссионера. Вьетнамцы ответили, что им все равно, что с ними 
произойдет, и от обмена отказались. Бешеный Джек ждал три дня, потом ему это 
надоело, он выпустил заложников и уплыл, предоставив французам выпутываться 
самостоятельно.

Во время второй мировой войны Вьетнам находился под управлением прогерманского 
французского правительства Виши, поэтому вьетнамские партизаны стали союзниками 
США. Хо Ши Мин встретился с представителем ЦРУ майором Пэтти, после чего его 
движение Вьет Минь стало снабжаться американцами, взамен спасая американских 
летчиков, сбитых в японском тылу. Американские инструкторы прибыли в лагеря 
Вьет Минь. Когда в 1945 году была создана Демократическая Республика Вьетнам, 
американские самолеты участвовали в параде над Ханоем. А первые строки 
вьетнамской Декларации о независимости удивительно повторяли американскую: «Все 
люди созданы Господом равными и наделены равными правами...». В обращении к 
американцам Хо Ши Мин цитировал Атлантическую хартию и Хартию ООН.

Но политика США уже менялась. В Европе они решили поддерживать Ш. де Голля с 
его идеей возрождения Великой Франции, что означало борьбу за возврат колоний, 
в том числе Вьетнама. Президент Гарри Трумэн отказывался отвечать на телеграммы 
и звонки Хо Ши Мина. США начали снабжать боеприпасами французский 
экспедиционный корпус в Индокитае.

В 1950 году американская помощь Франции во Вьетнаме составила 10 млн долларов, 
а в 1954-м — уже 1 млрд долларов, что покрыло 80% стоимости войны. По иронии 
судьбы именно в этом году французы были разбиты в Дьен Бьен Фу.

Французов сменили американцы. Вначале, при президенте Дуайте Эйзенхауэре, это 
были 500 советников, главным образом обучавших южновьетнамскую армию 
численностью 250 тыс. человек. При Кеннеди число американских военспецов 
выросло до 15 тыс. Правительство Нго Дин Дьема погрязло в коррупции и 
переворотах, армия разлагалась, и американцам приходилось все чаще заменять ее 
подразделения, не желающие или не способные воевать с партизанами с севера, на 
своих солдат.

Это было плохо само по себе, но усугублялось еще и высокомерием вашингтонской 
администрации, никак не желавшей поверить, что горстка дикарей в состоянии 
долго противостоять огромной военной машине США. Американцы перепробовали все, 
что до них делали в военном отношении французы, — стратегические деревни, 
вьетнамизацию, умиротворение — но мир так и не наступал.

Общественное мнение в США было совершенно сбито с толку. Линдон Джонсон шел на 
президентские выборы 1964 года как «кандидат мира», заявляя, что он не намерен 
отправлять американских парней умирать вместо азиатов. Но, будучи избранным, 
повел себя совершенно иначе. Многие американцы посчитали, что их обманули.

Непосредственно война обошлась США в 170 млрд долларов (к этой сумме надо 
прибавить пенсии и пособия ветеранам и их семьям, стоимость страховок, лечения 
и прочего). Однако многое в том, как и на что тратились деньги, вызывало 
раздражение у американских солдат во Вьетнаме и у их сограждан в Америке. 
Корпорация «Мишлен» за каждое поврежденное каучуковое дерево на своих 
плантациях получала 600 долларов компенсации, тогда как вьетнамская семья за 
погибшего ребенка — впятеро меньше. Американцам и местной администрации, 
увлеченным военной стороной конфликта, не удалось добиться главного: привлечь 
на свою сторону население. В итоге они проиграли.




На крыльях «Феникса»


Частью общего плана «умиротворения» была разработанная ЦРУ США программа 
«Феникс». Ее замысел состоял в компьютерном выявлении потенциальных сторонников 
Вьетконга на основе данных, полученных от пленных партизан, из агентурных 
разработок и из бесед с лояльными Сайгону вьетнамцами. Программа «Феникс» 
(по-вьетнамски «Фанг Хоа») была приведена в действие декретом премьер-министра 
Южного Вьетнама 20 декабря 1967 года. Но еще с 1965 года американские и 
южновьетнамские спецслужбы вели списки вьетконговских активистов, физическое 
устранение которых поручалось «зеленым беретам» и «тюленям». В «Фениксе» 
использовалась система персонального компьютерного учета, по которой каждый 
вьетнамец старше 15 лет был обязан зарегистрироваться в полиции и под страхом 
тюремного заключения постоянно иметь при себе идентификационную карточку с 
отпечатками пальцев, фотографией и основными биографическими данными. 
Компьютерный анализ поступающей информации позволял оперативно выявлять 
категории подозрительных лиц, их маршруты, возможные контакты и т. п.

В рамках программы в каждом из 235 районов Южного Вьетнама создали следственные 
центры, которым поручили заниматься этими делами. Вся система была внесудебной 
и не подчинялась обычным юридическим нормам.

Официальной датой завершения операции «Феникс» считается август 1972 года. К 
этому времени спецподразделения «Феникс» уничтожили по обвинению в подрывной 
деятельности и сотрудничестве с Вьетконгом 26 тыс. гражданских лиц, под стражей 
содержалось 33 тыс., еще примерно 18 тыс. были переданы вьетнамским властям для 
дальнейшего расследования и принятия мер.

В 1969 году ЦРУ формально вышло из программы, поскольку эксперты посчитали ее 
плохо организованной и малоэффективной. По мнению ЦРУ, к тому времени Север 
отказался от упора на партизанские акции и начал наводнять правительственные 
структуры Юга своими людьми — по некоторым оценкам, их было до 30 тыс. Это 
сделало правительство Тхиеу слишком неустойчивым и слабым. Так «Феникс» стал 
чисто вьетнамским.

После войны министр иностранных дел РЮВ Нгуен Ко Тхак отстаивал на слушаниях в 
Конгрессе США идею высокой эффективности программы, указывая, что, хотя 
случайные жертвы и невинно пострадавшие действительно имелись, все же в 
некоторых провинциях Юга 95% коммунистического подполья было обезврежено именно 
с помощью программы «Феникс». Его мнение косвенно подтвердили приводившиеся 
оценки северовьетнамской армии, по которым уцелевшие после так называемого 
«Новогоднего наступления» партизанские отряды были затем добиты программой 
«Феникс». По этим отзывам, в наступлениях 1972 и 1975 годов северовьетнамская 
армия уже не могла рассчитывать на партизан как на заметную силу.




С. Козлов

Дагестан. Слабая репетиция или успешная провокация?





Агрессия или исламская революция?


То, о чем писал я еще летом 1998 года, началось в августе этого. Печально 
известный Шамиль Басаев и международный террорист с аналогичной репутацией, 
иорданец Эмир Хаттаб организовали вторжение на территорию Дагестана. Ближайшая 
цель вторжения заключалась в подъеме исламского сопротивления российской 
государственной власти, опираясь на движение ваххабитов, имеющее влияние в 
отдельных районах Дагестана. Конечной целью было создание единого исламского 
государства на территории Дагестана и Чечни со столицей в городе Джохар 
(Грозный) и выходом к Каспийскому морю. В последующем планировалось расширить 
территорию нового государства аналогичным образом, то есть за счет Ингушетии, 
Карачаево-Черкессии и других республик Северного Кавказа и Поволжья, а также 
Ставропольского и Краснодарского краев.

Несмотря на то, что данная попытка провалилась, не стоит забывать, что действия 
отрядов Басаева и Хаттаба имели определенный успех и операция по освобождению 
трех пограничных районов Дагестана, а также Кадарской зоны, длилась не одну и 
не две недели, обещанные премьером. Федеральные силы потеряли убитыми около ста 
солдат и офицеров. Кроме того, ряд террористических актов, прокатившихся по 
городам Российской Федерации, унес жизни еще нескольких сот мирных жителей. Не 
слишком ли велика плата за победу? В чем кроется причина столь высокой цены? В 
некомпетентности? В халатности? Или нестабильность на Кавказе выгодна 
определенным кругам в руководстве нашего государства? Попытаемся ответить на 
вопросы, волнующие многих, и разобраться, можно ли было предотвратить эту 
трагедию.

История эта началась давно. В сущности, теперь мы пожинаем плоды отсутствия в 
течение долгого времени какой-либо государственной политики Российского 
руководства в отношении Северного Кавказа.

Для того, чтобы стало понятно, что же произошло, давайте вспомним события хотя 
бы трехлетней давности.




Победа боевиков? Нет, шкурных интересов


В августе 1996 года чеченские сепаратисты, собрав силы, численностью 
превышающие две тысячи человек, предприняли отчаянную попытку отбить Грозный у 
федеральных войск. Акция, о планировании которой не знал только слепой, глухой 
и дурак, несмотря на информацию, поступающую из Грозного в Центр, все же 
началась внезапно. Практически, никаких мер по усилению охраны ключевых 
объектов предпринято не было. Тем не менее, задачи, стоявшие перед боевиками, 
им выполнить не удалось. Выдохнувшись за три дня боев, боевики небольшими 
группами стали покидать город. У командующего Объединенной группировкой 
федеральных сил уже было все готово для того, чтобы приступить к уничтожению 
мятежников. Однако действия его были остановлены Москвой. В последующем его и 
вовсе сняли за излишнюю ретивость. Военные, умея громить врага, как правило, не 
способны просчитывать многоходовые комбинации политических игр.

Вместо уничтожения противника начались переговоры. Посылая в Хасавюрт секретаря 
Совета безопасности, Президент и его окружение надеялись, что генерал по 
привычке «махнет шашкой» и тогда, обвинив его в эскалации войны на Северном 
Кавказе, можно будет снять с должности. Коварство было очевидно, поэтому 
Александр Лебедь, обойдя капканы, расставленные Кремлем, заключил пресловутые 
Хасавюртовские соглашения и предстал в очередной раз миротворцем в глазах 
неискушенного обывателя. Но на самом деле, подписав соглашения, которые не 
имеют, по сути, юридической силы, ибо статус Чечни так и не определен до сих 
пор, Лебедь оказал России медвежью услугу. Проблема осталась нерешенной.

Заключенный мир стал неожиданностью для участников войны с обеих сторон.

Боевики, быстро уверовав в то, что им удалось победить армию России, стали 
наводить шариатские порядки в Чечне, повергая в шок весь мир своими зверскими 
расправами с нарушителями требований Корана.

Хмурые федералы покидали Чечню на технике, украшенной надписями «Мы сюда еще 
вернемся!». Любому солдату было ясно, что для России на этом война на Кавказе 
не заканчивается.




Бумажный договор с бумажным президентом


В Кремле же полагали, что конфликт рассосется сам собой. Не рассосался. Надежды 
Кремля на сотрудничество с новоиспеченной властью не оправдались, поскольку 
нельзя договориться с бандитами, живущими по понятиям, а не по закону.

Чечня — государство, где все определяет не столько государственная должность, 
сколько то, к какому тейпу (роду) ты принадлежишь. Тейп новоявленного 
президента Ичкерии, до хасавюртовских соглашений находящегося в розыске, — один 
из самых слабых. Поэтому, как только он попытался вести свою политику, его 
сразу перестали поддерживать тейпы более радикально настроеных Ш. Басаева, С. 
Радуева, Р. Гелаева, В. Арсанова и других.

Президент Масхадов, по современным образным оценкам сотрудников спецслужб, 
реально может руководить делами своего дворца и при надобности сходить на рынок,
 не боясь быть похищенным с целью получения выкупа. Положиться в полной мере 
Масхадов может на Национальную гвардию, насчитывающую около тысячи человек. 
Надежды возлагались и на Службу национальной безопасности, созданную взамен 
печально известного ДГБ. СНБ возглавляет сторонник Масхадова Ибрагим Хултугов, 
в распоряжении которого находится несколько сот сотрудников. Однако 
привязанности на востоке — понятие нестабильное. Упраздненная недавно Указом 
Масхадова СНБ, продолжает функционировать как самостоятельная структура. Одной 
из основных задач ее являлось выбивание денег у высокопоставленных чиновников 
правительства Д. Завгаева, незаконно присвоивших большие суммы денег. Поэтому 
пересечение меркантильных интересов МГБ и СНБ порой приводит даже к вооруженным 
конфликтам.




Кто же главный в Чечне?


В то же время Радуев, Басаев, Хаттаб и другие полевые командиры обладают 
реальной властью, так как располагают военной силой и деньгами, получая 
финансовую подпитку извне и контролируя значительную часть территории, где 
расположены нефтяные промыслы Чечни. Несмотря на различия политических и 
идеологических платформ оппозиции в целях дискредитации политики президента ЧРИ,
 направленной на поддержание цивилизованных отношений с российским руководством,
 и последующего отстранения его от власти, различные организации, такие как 
«Путь Джохара», «Защитники свободы» и ряд других, временно объединились в 
военно-патриотический союз. Для осуществления своих планов в отношении А. 
Масхадова в средствах массовой информации Чечни противники президента 
развернули широкую пропагандистскую кампанию. Местные газеты и телевидение 
обвинили Масхадова и его сторонников в предательстве и тайных связях с Кремлем 
и российскими спецслужбами. Ухудшение социально-экономического положения, а 
также рост преступности в и без того криминальном государстве, также вменялось 
им в вину. Значительная часть населения эту кампанию поддержала.

В то же время к началу дагестанских событий в республике силами Ш. Басаева, М. 
Удугова, З. Яндарбиева и некоторых других оппозиционеров были созданы теневые 
структуры власти, готовые принять на себя руководство Чечней в определенный 
момент.

Оппозиция, заявляя о необходимости построения исламского государства, 
занималась разработкой новых форм государственного устройства. Наиболее 
популярна идея Удугова, заключающаяся в создании госсовета, состоящего из глав 
тейпов Ичкерии. Роль президента в этом варианте госустройства сводится к роли 
«зиц-председателя». 




...и на Кавказе?


Осуществляя свою внешнюю политику, ЧРИ стремится добиться международного 
признания путем установления дипломатических отношений «с государственными 
образованиями, которые остаются непризнанными в мире». В то же время Чечня 
старается активно влиять на ситуацию в кавказском регионе, используя для этого 
ислам. Главная задача внешней политики Чечни — ослабление позиций России на 
Кавказе, для чего осуществляются попытки создания антироссийского блока, в 
который должны войти Азербайджан и Грузия.

Прекрасно понимая, что несмотря на фактическую независимость, Чечня, не 
производящая ничего, самостоятельно существовать не сможет, самые значительные 
тейпы, в том числе и Басаева, сделали ставку на ваххабизм — течение, которое в 
самой Чечне не является традиционным и популярностью не пользуется. Однако при 
активной поддержке ваххабитских организаций ряда исламских государств, это 
направление получило распространение в соседнем Дагестане.




Свято место пусто не бывает


Вряд ли стоит напоминать, какой беспорядок породила горбачевская перестройка. В 
результате развенчания коммунистических идеалов, на которых воспитывались 
народы СССР, возникла обстановка отсутствия идеологии. Так долго продолжаться 
не могло. Поэтому население обратилось к религии. Не последнюю роль в этом 
сыграло руководство разваливавшейся страны. И если в республиках, исповедующих 
православие, это привело к заполнению идеологического вакуума без какой-либо 
угрозы государственности, то в республиках, где превалирующими являются другие 
конфессии, это породило ряд проблем. В частности, в республики, исповедующие 
ислам, стали проникать идеи мусульманского фундаментализма не без участия в 
этом спецслужб государств арабского востока.

В начале девяностых годов посольство Саудовской Аравии в Москве приступило к 
активному изучению возможностей создания в России общественно-политических 
партий и движений ваххабитского толка, просаудовской ориентации. Сотрудники 
посольства сделали вывод, что приемлемой базой для осуществления их замыслов 
могут стать радикально настроенные националистические партии и движения. Особый 
интерес в этом смысле представляла Исламская партия возрождения (ИПВ), имевшая 
филиалы в Татарии и на Северном Кавказе, Исламская демократическая партия 
Дагестана, Партия национальной независимости «ИТТИФАК», Татарский общественный 
центр и Конференция народов Кавказа.

Посольство Саудовской Аравии наладило контакты с лидерами этих партий и 
движений. Однако недостаток информации о степени их приверженности 
фундаменталистским течениям ислама, а также степени влияния на них 
пантюркистских идей, проповедуемых Турцией, затрудняли однозначный выбор 
саудовских разведчиков. Их серьезные опасения вызывала возможность 
переориентации потенциального союзника из числа названных выше партий под 
воздействием спецслужб Турции и Ирана после получения материальной помощи от 
Саудовской Аравии.

К середине девяностых выбор был сделан в пользу ИПВ.




Шпионский рай


Помимо Саудовской Аравии в расширении ваххабизма на территории исламских 
республик России заинтересованы спецслужбы Пакистана и Иордании. Дагестан в их 
планах подготовки условий для вывода республик Поволжья, Средней Азии и 
Северного Кавказа из под влияния России и последующего создания на их 
территории единого исламского государственного сообщества, занимает в настоящее 
время ключевое место.

Упрощение в РФ правил паспортно-визового контроля открыло перед сотрудниками 
иностранных спецслужб широкие возможности. Для чего ползти на пузе через 
границу, подвергая себя риску, хоть и довольно мизерному, нарваться на 
какого-нибудь Карацупу с верным Индусом? В настоящее время можно вполне 
легально приехать в Россию, высадившись в любом кавказском аэропорту, имеющем 
статус международного. Пройдя обычную процедуру регистрации, например, в 
Нальчике или Махачкале, иностранец в нашей до безумия демократической стране 
может далее двигаться в любом направлении.

Даже в Штатах есть зоны, где присутствие иностранных граждан запрещено, либо 
ограничено и жестко контролируется. У нас же, вдобавок ко всему, если 
иностранный гражданин вступает в брак с гражданкой России, то процедура 
получения российского гражданства значительно упрощается. И никакого ценза 
оседлости для этого не надо. Рай для иностранных разведок да и только.

Для руководства деятельностью функционеров ИПВ по расширению ваххабитского 
влияния в Дагестане, а также для проверки целевого использования выделяемых 
Саудовской Аравией денежных средств, в Махачкалу потянулись фундаменталистские 
эмиссары. Проверять было что. По данным, нуждающимся в уточнении, уже в 1996 
году филиалу ИПВ в Дагестане Саудовской Аравией было выделено семнадцать 
миллионов долларов США.

Зарубежные исламские центры такие, как «Тайнибатуль Хайрия», штаб-квартира 
которого находится в США, «Ибрагимуль Хайрия» со штаб-квартирой в Египте, 
Международная исламская организация «Спасение», руководимая из Саудовской 
Аравии, а также «Рабитатуль Алям» и «Саар Фаундейшн» открыли в Дагестане свои 
филиалы.




И его обитатели


В это время на территории Дагестана российскими спецслужбами выявлена активная 
деятельность и ряда граждан других арабских государств. Так например, гражданин 
АРЕ Сервах Абед Саах организовал в Кизлярском и Хасавюртовском районах 
Дагестана издание и распространение литературы, пропагандирующей ваххабизм.

Не ограничился только пропагандой гражданин Алжира Зарат Абделькадер, 
являющийся руководителем Северокавказского и Азербайджанского филиала 
международной исламской организации «Спасение». На его деньги готовились 
боевики как в Чечне, так и в Дагестане, а также закупалось оружие.

В Махачкале неоднократно отмечалось появление представителя исламской 
организации «Братья-мусульмане» в России, гражданина Судана Адама Мухамеда 
Адама.

Важную роль в координации деятельности эмиссаров исламских фундаменталистских 
организаций осуществлял имам крупнейшей в Медине мечети Абдулгамид Дагестани. 
Руководство из Саудовской Аравии лидером ИПВ Дагестана Ахтаевым, а также рядом 
представителей даргинского духовного управления, он осуществлял через Грозный.




На что будем ставить?


Для распространения ваххабизма, который в Дагестане воспринимался в штыки 
приверженцами традиционного ислама, предполагалось использовать недовольство 
части населения своим подчиненным положением. Дело в том, что в течение 
довольно долгого времени у власти в Дагестане, где проживают сорок две 
национальности и народности, находятся даргинцы. Президент республики Магомед 
Али Магомедов, мэр Махачкалы-Саид Амиров. Отнюдь не последнюю роль в республике 
играет руководитель Дагнефти Гаджи Махачев. Это люди, имеющие в своем 
распоряжении довольно сильные вооруженные группировки и осуществляющие 
распределение финансового потока, идущего из федерального центра. Дагестан, 
несмотря на хорошую сырьевую базу и неплохо развитое сельское хозяйство — 
республика, бюджет которой примерно на восемьдесят процентов представляет собой 
дотации Центра. Понятно, что к этим деньгам доступ имеют лишь те представители 
других народов Дагестана, которые близки к политической элите республики.

Основную ставку фундаменталисты делали на лезгин, ногайцев, кумыков. Идеи 
ваххабизма активно поддерживались финансовыми вливаниями, идущими из названных 
выше стран. Именно это должно было привлечь под знамена ваххабитов значительную 
часть населения, живущего не очень богато, но по сложившимся традициям не 
позволяющего себе бедно выглядеть.




От гимназии до учебного центра


Активизация деятельности ваххабитов в Дагестане отмечалась российскими 
спецслужбами еще в 1992 году. Бесконтрольное массовое направление исламской 
молодежи на учебу в страны, исповедующие ислам фундаменталистского толка, 
привело к усилению влияния ваххабитов в некоторых районах Дагестана.

Так на деньги Саудовской Аравии и Египта в 1992-93 годах в Кизилюрте начала 
действовать исламская гимназия, которую организовал известный проповедник 
ваххабизма Магомед Багаудинов. Для пропаганды этого направления ислама к нему 
приезжали мусульмане из Чечни и Средней Азии.

В 1996 году, когда чеченская война шла полным ходом, М. Багаудинов активно 
помогал чеченским сепаратистам, вербуя мусульманскую молодежь. К нему в 
Кизилюрт как к очень авторитетному мулле съезжались юноши из мусульманских 
республик России и СНГ. Дело было поставлено на поток. Через неделю активных 
занятий, направленных на выявление степени приверженности идеям Ислама, 
прибывшая группа делилась.

Молодежь, слабо ориентирующаяся в догмах Корана, оставалась для дальнейшего 
активного промывания мозгов. Та часть юношей, которая была наиболее продвинута 
в вопросах идеологии, направлялась в учебный центр Эмира Хаттаба. Центр, 
действующий и поныне, состоит из нескольких учебных подразделений, в штате 
каждого находится примерно по двадцать инструкторов-наемников из арабских стран.
 Здесь потенциальных курсантов также делили на учебные потоки по 
семьдесят-восемьдесят человек в каждом. Учебные группы, в зависимости от 
программы обучения и конечного назначения, могли включать от пяти до двадцати 
курсантов. Под руководством опытных наставников их в течение сорока пяти дней 
готовили для ведения партизанской войны. В программу обучения входили такие 
предметы, как минно-подрывное дело, огневая подготовка, тактика, 
радиоподготовка и другие предметы, знания по которым необходимы боевикам для 
выполнения своих задач.

Изучение предметов боевой подготовки проходило неразрывно с дальнейшим 
постижением мудрости Корана. Специальные занятия по идеологическим аспектам и 
намаз пять раз в день делали из курсантов воинов ислама, беспрекословно 
повинующихся воле командира или муллы.

Одно из основных отличий ваххабизма от ортодоксального ислама, как раз и 
заключается в четкой, почти военной организации и конкретном распределении 
задач.

Прошедшие курс подготовки, направлялись наемниками в отряды талибов в 
Афганистан, а также пополняли отряды боевиков таджикской оппозиции и чеченских 
сепаратистов.




Безнаказанность порождает очередной прецедент


Безусловно, события августа 1996 года активизировали деятельность ваххабитов в 
Дагестане.

Шестого сентября, практически сразу после подписания Хасавюртовских соглашений, 
в небезызвестном Первомайском прошел мавлид. Выступающие на этом сборе лидеры 
ваххабитских организаций недвусмысленно заявили, что вслед за Чечней, 
победившей Россию, исламским станет Дагестан. Надеясь на большую помощь из-за 
границы, ораторы высказали уверенность, что здесь процесс выхода из состава РФ 
пойдет быстрее. Не вызвал разногласий предполагаемый статус республики — полная 
государственная независимость.

Прекрасно осознавая, что молодежь наиболее восприимчива к новаторским идеям, а 
от степени ее участия в борьбе зависит скорость достижения ее конечных целей, 
намеченных ваххабитами, они постарались привлечь молодых дагестанцев на свою 
сторону.

Для этого спустя пару недель после окончания мавлида, 22 сентября, в 
Республиканском культурном центре Махачкалы ваххабиты объявили о создании новой 
исламской партии «Нур», которая ориентирована на мусульманскую молодежь 
республик Северного Кавказа, прошедшую обучение в зарубежных высших духовных 
заведениях, главным образом, в Саудовской Аравии. Прием в партию планировалось 
осуществлять по рекомендации людей, преданных идеям ваххабизма.

Ваххабиты предполагали два пути прихода к власти: убеждение и применение силы. 
Решая на начальном этапе эту задачу мирным путем, они активно готовились ко 
второму варианту, формируя для этого условия. Главным из этих условий является 
широкое признание ваххабизма населением Дагестана. Для решения этой задачи 
ваххабиты развернули широкую пропагандистскую компанию, распространяя в больших 
количествах соответствующую литературу и видеозаписи проповедей наиболее 
авторитетных служителей культа. Большое значение при этом играет использование 
международных информационных сетей.

Тесно сотрудничая с экстремистскими мусульманскими организациями арабского 
Востока, дагестанские ваххабиты перенимали опыт не только пропаганды, но и 
конспиративной деятельности, а также проведения экстремистских акций.

Магомед Багаудинов, являвшийся признанным лидером ваххабитов Дагестана, не 
прекратил поставлять обучаемых в учебный центр Хаттаба и с окончанием войны в 
Чечне. В связи с этим в конце1997 года российскими спецслужбами было принято 
решение положить конец слишком активной деятельности Багаудинова. К сожалению, 
ему стало известно об этом, и арест сорвался. Исчезнув на время из поля зрения 
органов контрразведки, он скоро появился в Чечне, где проживает и, вероятно, 
активно работает и по сей день.

Однако свято место пусто не бывает. Спустя некоторое время после описанных 
событий в Дагестане появился новый проводник идей ваххабизма Магомед Тагаев. 
Арест и этого идеолога джихада не увенчался успехом. Причина та же.




Кадарская зона и другие села


Еще в 1997 году начала создаваться Кадарская зона, в которую вошли крупные 
села: Кара-Махи, Чабан-Махи, Кадар, Чанкурбе. Здесь ваххабиты устранили 
законную власть и ввели шариатское правление. Для того, чтобы никто не смог 
помешать осуществлению их замыслов в зоне, ваххабиты выставили охрану, в том 
числе из чеченских боевиков, работавших по вахтовому методу.

Выбор на зону пал не случайно. Именно этот район считался наиболее 
благополучным в сельском хозяйстве. Население здесь жило достаточно зажиточно. 
Кроме того, зона находилась в центре Дагестана и стратегически могла быть 
использована, как плацдарм с хорошей диверсионно-террористической базой для 
развертывания партизанской войны в тылу федеральных войск.

В результате действий фундаменталистов, описанных выше, указанная часть 
Дагестана, к началу известных событий, являлась фактически бесконтрольной и 
представляла из себя постоянный очаг напряженности в сорока километрах от 
Махачкалы.

Подобная политическая ситуация сложилась в селах Губден Карабудахкенского и 
Кванада Цумандинского районов, где группы фанатично настроенных ваххабитов 
пытались подчинить себе администрацию населенных пунктов для установления 
контроля над жизнью и деятельностью этих сел.




Бездействие властей


Информация о стремительном расширении влияния ваххабизма в Дагестане, 
возникновении Кадарской зоны, а также о планах вооруженного отторжения ее летом 
1999 года регулярно ложилась на стол руководства российских спецслужб. Однако, 
руководство, кроме информирования верховной власти о данных фактах, никаких 
действий не предприняло.

И это несмотря на то, что вместе с оперативной информацией, предлагался 
комплекс мер по нормализации обстановки в Республике Дагестан.

Основное направление в нем отводилось государственной поддержке традиционного 
ислама, поскольку подавляющая масса верующих в Дагестане ваххабизм не приняла, 
в частности, из-за того, что его идеи шли вразрез с традиционным почитанием 
старших на Кавказе.

Организованное и активное распространение идей ваххабизма еще в 1994 году 
вызывали серьезную озабоченность у сторонников тарикатизма, которые составляют 
большинство верующих Дагестана. На этой почве постоянно возникали конфликты 
между представителями этих направлений ислама даже с применением силы. 
Возникшая ситуация вынудила ДУМД официально потребовать от властей республики 
принятия экстренных мер по пресечению распространения ваххабизма в Дагестане. 
Но вопреки здравому смыслу предпринятые шаги оказались вялыми и недостаточными.

Не менее важным направлением деятельности по нейтрализации влияния ваххабитов 
была экономическая поддержка населению Дагестана. Десятого сентября 1997 года 
правительством Российской Федерации было даже выпущено постановление №1151 «О 
неотложных мерах по стабилизации и развитию экономики Республики Дагестан». 
Однако и по сей день остались не выполненными задания Правительства по 
разработке федеральной целевой программы стабилизации социально-экономического 
развития республики на период до 2001 года. Лишь частично профинансированы 
мероприятия по защите населения и предотвращению затопления хозяйственных и 
других объектов, расположенных на побережье Каспия. Не в полном объеме выделены 
деньги на строительство первого гидроагрегата Ирганской ГЭС, на мелиорацию 
земель, на жилищное строительство в сельских районах, а также на строительство 
и ремонт автодорог.

Вопрос по привлечению дополнительных средств из внебюджетных источников на 
завершение создания перемычки, соединяющей газопроводы Макат-Северный Кавказ и 
Моздок-Кази-Магомед, остался открытым.

И наконец, ликвидировать уже созданную Зону можно было лишь комплексом силовых 
мер, от физического устранения лидеров движения, до применения военной силы.

Основная причина в непринятии предлагаемых мер заключается в том, что 
политическая чехарда в руководстве страны породила аналогичную чехарду в 
руководстве ФСБ и МВД. Созданные мощные структуры для борьбы с терроризмом, 
такие как Антитеррористический Центр и его правопреемники после реорганизации, 
упразднились, вероятно, по причине отсутствия угрозы терроризма. Настоящие 
профессионалы, которые нужны только тогда, когда жареный петух клюет в 
известное место, оттеснялись от руководства. Людям, пришедшим на их место, 
необходимо было иметь мужество для того, чтобы после фиаско в чеченской войне 
заявить в верхах о необходимости использования военной силы. Такого мужества у 
руководителей мирного времени не было. В скоротечность подобной войны никто не 
верил и карьерой рисковать не хотел.




Общность интересов


Не секрет, что в стратегических планах как руководства Чечни, так и оппозиции, 
выход Дагестана из состава России занимает особо важное место. Для достижения 
этой цели планировалось задействовать весь спектр средств, от дискредитации до 
силового смещения властных структур, а также физического устранения 
авторитетных политиков и лидеров духовенства пророссийской ориентации. Так в 
конце июля прошлого года в Махачкале недалеко от Джума-мечети был совершен 
террористический акт, унесший жизнь муфтия Дагестана, с которым ваххабитам не 
удалось договориться. Усугубляя криминогенную обстановку в Дагестане и нагнетая 
политическую напряженность, чеченское руководство стремилось привести к власти 
своих политических союзников — ваххабитов. Как одно из средств активного 
влияния на обстановку в республике использовалась борьба за права этнических 
чеченцев, которых в Дагестане около восьмидесяти тысяч. «Добрые соседи» готовы 
были решать эту задачу вплоть до фактического вывода районов их компактного 
проживания из-под контроля официальных властей. Такие мелочи видимо не очень 
смущали лидеров ваххабитского движения. Цель оправдывает средства. Поэтому на 
апрельском заседании Конгресса «Исламская нация», в который входят религиозные 
организации Дагестана ваххабитского толка, был принят план первоочередных мер 
на весну и лето этого года, который предусматривал проведение силовых акций на 
территории РД.




Подготовка к активным действиям


В соответствии с этим планом в июне чеченские сепаратисты и религиозные 
экстремисты Дагестана произвели перегруппировку и накопление сил для ведения 
боевых действий на территории Дагестана. Для переброски боевиков ваххабитов, 
подготовленных в ЧРИ, были созданы условия в Цумадинском районе и Кадарской 
зоне. Еще в апреле была спланирована, а в мае-июне подготовлена цепь 
крупномасштабных терактов на территории России для оказания давления на 
российское руководство в случае неудачного для сепаратистов развития событий в 
Дагестане.

Доставка оружия в указанные населенные пункты также производилась за несколько 
месяцев до начала вторжения. Причем дагестанские милиционеры принимали в этом 
участие, обеспечивая безопасность доставки транспортов с оружием. Надо заметить,
 что это делалось не по идейным соображениям, а за деньги. С апреля по июль 
завершились работы по дооборудованию оборонительных сооружений в Кадарской зоне.





План восстания


Итак в чем же состоял план дагестанских религиозных экстремистов и чеченских 
боевиков, которые собирались действовать рука об руку.

Основная роль в боевых действиях, которые должны были начаться в Дагестане для 
создания исламской республики, отводилась дагестанским ваххабитам. Наиболее 
вероятными районами для нанесения ударов по государственным органам управления 
Дагестана являлись Хасавюртовский, Буйнакский, Новолакский, Кизлярский и 
Ногайский. В случае успешного развития событий планировалось нанести удар по 
Махачкале, где захватить здания правительственных учреждений и силовых структур.
 Одновременно блокировать аэропорт, транспортные коммуникации, телефонную и 
электросеть.

После этого ваххабитов должны были поддержать отряды Ш. Басаева и Э. Хаттаба. 
Об этом имелась договоренность между лидером Союза мусульман России Н. 
Хачилаевым и Э. Хаттабом. Серьезность своих намерений последний подтвердил 
высказыванием о том, что война на Кавказе может быть прекращена только в случае 
вывода из региона Российских Вооруженных Сил и при создании на его территории 
исламского государства. Кроме того, понимая, что при всех его заслугах в борьбе 
с неверными, Хаттаб в Дагестане все равно будет чужаком, он предпринял действия,
 древние как мир. Вступив в брак с уроженкой Чабан-Махи, он породнился с 
местными жителями и стал, таким образом, одним из них.

Шамиль Басаев, не удостоившийся звания имама в Чечне из-за своих аварских 
корней, решил обратить этот минус в плюс, придя в Дагестан, как на свою 
историческую родину.




Утечка или поток?


О планах захвата Кадарской зоны информация стала активно поступать органам ФСБ 
и МВД в мае этого года, однако еще летом прошлого ФСБ располагало информацией, 
содержащей подробный план действий боевиков, который подтвердился полностью.

Почему же на эту информацию компетентные органы не отреагировали. Все просто. 
Многие оперативные работники результативно работающие по Северному Кавказу, 
часть информации, касающейся высокопоставленных российских чиновников, уже не 
докладывают наверх по причине недоверия к некоторым руководителям. В лучшем 
случае, информация просто «умрет», в худшем — будет засвечен ее источник.

Утечка информации из силовых ведомств носит глобальный характер. Так например, 
современные военные планы Министерства Обороны в отношении Чечни, руководству 
боевиков были известны в деталях еще до начала наземной операции.




Вторжение


В начале августа 1999 года группа боевиков Басаева и Хаттаба общей численностью 
примерно триста пятьдесят-пятьсот человек, перейдя Снеговой перевал, вторглась 
на территорию Цумадинского района. Боевики шли, не прячась и не опасаясь ничего,
 как немцы в июне сорок первого. Однако спустя три дня после вторжения 
группировка российских войск, состоявшая из сводного батальона 205-й и сводного 
батальона 136-й мотострелковой бригады, а также батальона 7-й 
воздушно-десантной дивизии и разведподразделений СКВО, нанеся боевикам урон, 
составлявший более сорока процентов потерь в живой силе, вынудили их поспешно 
оставить занятые населенные пункты и вернуться на территорию Чечни. Потери 
федералов не превысили сорока человек.

Практически одновременно с этими событиями, другая группировка под 
командованием Басаева и Хаттаба, превышавшая по числености Цумадинскую втрое, 
перейдя перевал Харами, с направления Ведено вошла в Ботлихский район, захватив 
села Шодрода, Рахата, Тандо и Ансалта. На усиление боевиков прибыли «недобитки» 
из Цумадинского района. Бои здесь протекали более ожесточенно, поскольку 
сводная группировка смогла окружить противника, насколько это было возможно, 
имевшимися силами и воспрепятствовать его отходу. Разведчики организовали 
засады на вероятных путях движения боевиков, но полностью перекрыть границу не 
смогли. Хаттаб и Басаев, организовав вторжение, спустя два-три дня покинули 
своих подчиненных для того, чтобы организовать вторжение в Новолакском районе. 
Участь Ботлихской группировки бандитов была еще более плачевной, чем 
Цумадинской. Оказывавших сопротивление смешивали с землей огнем артиллерии. 
Через три недели после вторжения с интервентами было покончено. Боевой опыт 
приходит с боями. Потери наших войск в боях за Ботлихский район не превысили 
двадцати человек.

В конце августа полторы тысячи боевиков под началом тех же полководцев 
вторглись в Новолакский район. Особенно ожесточенные бой шли за села Тухчар, 
Дучи, Чапаево и за высоту 323.1, где мятежникам ранее удалось оборудовать 
опорный пункт. Однако, уже 18.09.99 г. был подписан протокол о передаче 
Новолакского района гражданской администрации. Сводной группировкой 
подразделений 58 ОА был нанесен сокрушительный урон басаевским воякам, 
составивший более сорока процентов потерь в личном составе. Сами же, Басаев и 
Хаттаб, и здесь своевременно покинули поле брани, очевидно, для грядущих 
подвигов в борьбе за веру.

В течение августа-сентября на Хасавюртовском направлении на рубеже Кошкельды, 
Энгель-Юрт отмечалась активность чеченских боевиков, численность которых 
составляла несколько сот человек. На Кизлярском направлении, в населенном 
пункте Бороздиновская разведка выявила подразделение боевиков численностью 
около ста человек. Превентивными ударами артиллерии и авиации были пресечены 
всяческие попытки вторжения бандитов на территорию Дагестана для возможной 
эскалации конфликта на этих направлениях. Вертолеты, оборудованные 
инфракрасными датчиками, патрулируя в ночное время административную границу, 
оперативно наносили удары по скоплению противника после его выявления 
тепловизором.




Народ и Армия едины!


Стоит ли говорить, что действия интервентов население Цумадинского, Ботлихского 
и Новолакского районов не поддержали. Мало того, впервые за послевоенные годы 
по требованию населения, было создано народное ополчение, которое активно 
взаимодействовало с Вооруженными Силами. Народ Дагестана всячески помогал 
российским военным. Как это проходило подробно показывало телевидение. Ни о 
каком восстании речи не шло.

А что же ваххабиты, на которых делалась основная ставка в разжигании восстания 
на Северном Кавказе? Шариатское правление вводилось только в Кадарской зоне. 
Последователи же ваххабизма по пятнадцать-двадцать человек в селах Кудали и 
Бухты Гунибского района, а также пятьдесят-шестьдесят человек из Унцикульского 
района вторжение так называемого «имама Шамиля» не поддержали. Мало того, когда 
дошла очередь и до Кадарской зоны, где командование обороной приняли на себя 
местный лидер Джарула и ближайший сподвижник Хаттаба Абдурахман, араб по 
национальности, к их призывам о помощи остались глухи и Басаев, и Хаттаб.

В первых числах сентября Внутренние Войска МВД РФ, закрыв перевал Волчьи Ворота 
и перекрыв дорогу на Верхний Дженгутай, приступили к ликвидации Зоны. Но МВД 
несколько переоценило свои силы и уровень подготовки подразделений ВВ, которые 
понесли серьезные потери. Сначала запросив поддержку артиллерии и авиации, 
после нескольких дней боев, оно передало полномочия по руководству операцией 
военным. Бразды правления перешли к заместителю командующего СКВО 
генерал-лейтенанту Трошеву Г. Н. Силами все той же сводной группировки были 
взяты Кадар и Карамахи, а затем гора Чабан и село Чабанмахи — последний оплот 
воинствующего ваххабизма в Дагестане.




Интервенты


Видимо люди, планировавшие восстание мусульман на Кавказе, учли не все, 
поскольку события, имевшие место в августе-сентябре 1999 года серьезно, 
отличались от планируемых. Во всяком случае, не народы Дагестана поднялись на 
борьбу с «ненавистной Россией», а чеченские боевики вторглись на территорию 
соседней республики, неся смерть и разрушения братьям-мусульманам. Состав 
отрядов Хаттаба и Басаева был довольно разношерстным. В их состав входили как 
матерые наемники из арабских стран и чеченские боевики, так и слабо обученные 
молодые чеченцы, вставшие под зеленые знамена джихада в поисках легкого 
заработка. Однако, обещанные сто долларов в день оказались сладким миражом, 
который растаял с началом боевых действий. И если наемникам, скорее всего, 
как-то платили, то «пушечное мясо» воевало за харчи. Причем жители, пережившие 
вторжение, отмечают полное отсутствие религиозности у интервентов.

Силовые структуры официального Грозного, если и не принимали участия в активных 
боевых действиях, то уж к обеспечению акции руку приложили и весьма ощутимо. 
Пусть это было сделано под давлением влиятельных тейпов Чечни, но сделано было.

Сейчас уже очевидно, что ни о каком восстании мусульман в Дагестане речи не шло.
 Тогда почему Басаев и Хаттаб вторглись на его территорию? Несмотря ни на что, 
нельзя упрекнуть ни одного, ни другого в религиозном фанатизме до потери 
рассудка. Единственное, что могло заставить их ввести свои отряды в соседнюю 
республику — это деньги.

Кому это выгодно?

Кто же заплатил за все? Спецслужбы Саудовской Аравии и других государств, 
заинтересованных в ослаблении России на Кавказе? Пресловутый Бен-Ладен, 
собиравшийся на ПМЖ в Чечню?

Возможно, но мотив прослеживается плохо. В сущности, поражение фундаменталистов 
в Дагестане политического веса им явно не добавило. Поэтому, памятуя о конечной 
цели ваххабитского движения, слабо верится, что их спонсоры дали денег на 
заведомо провальную акцию. Хотя нельзя сказать, что они никак не причастны к 
дагестанским событиям. В сентябре российскими спецслужбами в Нальчике были 
задержаны арабские эмиссары, сопровождавшие груз общей стоимостью сто тысяч 
долларов США, направлявшийся в Дагестан. «Гуманитарка» включала в себя военное 
снаряжение, средства связи и оргтехнику. Но помощь явно припозднилась и больше 
была похожа на отчаянную попытку оказать хоть какую-то помощь своим подопечным.

Не думаю, что в мусульманских спецслужбах люди некомпетентны и даром едят 
лепешки. Либо их здорово надули, либо, по большому счету, деньги на войну 
давали не они.

Любого спонсора интересует конечный результат его финансирования. Поэтому думаю,
 что и Бен-Ладен, если и дал денег, то, скорее всего, на проведение терактов в 
городах России, поскольку это демонстрация силы, а также создание напряженности 
в самой России. Тогда кто же дал денег на войну и зачем?




Факты — упрямая вещь


Попробуем сопоставить факты.

Факт первый. Ш. Басаев еще в пору Абхазо-Грузинской войны имел тесные контакты 
с ГРУ ГШ ВС РФ. Во всяком случае, его батальон специального назначения готовили 
по тяжелому вооружению и технике офицеры 345 парашютно-десантного полка, 
дислоцированного тогда в Абхазии, а по тактике, минно-подрывному делу и другим 
спецдисциплинам — специалисты ГРУ. Как теперь понятно, готовить мы умеем.

Факт второй. После буденовских событий Ш. Басаев находился во всероссийском 
розыске, но спецлужбы, как утверждали силовые министры, «никак не могли напасть 
на его след». Подобные заявления смешны и оскорбительны для сотрудников этих 
самых спецслужб, поскольку в то же самое время небезызвестная Е. Масюк брала у 
него интервью. Не допускаю даже мысли, что возможности НТВ превосходят 
возможности ФСБ или МВД.

Шамиль Басаев, будучи в розыске, планирует приезд в Абхазию, где он — 
национальный герой, для женитьбы на местной жительнице. О его намерениях 
заблаговременно становится известно офицерам-десантникам 345 пдп, и они ставят 
в известность не только командование полка, но и органы военной контрразведки. 
Однако Басаев беспрепятственно осуществляет свои планы, поскольку, во избежание 
непредсказуемых действий десантников, их на время свадьбы собирают в клубе 
части, где рассказывают о военной реформе до тех пор, пока жених не покидает 
шумное застолье.

По-моему, очевидно, что Басаев нужен Москве. Для чего? Возможно, как вероятный 
источник напряженности в Чечне, который можно использовать по своему усмотрению.


Факт третий. Неуверенность Президента и его окружения в своих силах, боязнь 
потерять власть породили чехарду премьер-министров России. Для сохранения своих 
позиций семье нужны были события, которые смогли бы приподнять упавший ниже 
некуда рейтинг Ельцина. Для этих целей вполне подходит победоносная война по 
заказу. Мол, вы там, ребята, малость пошалите, а потом мы вас прогоним, а за 
это мы вам...

Террористические акты вполне можно использовать как повод для введения 
чрезвычайного положения, и тогда уже не будет необходимости оглядываться на 
рейтинг и прочие демократические штучки.

Факт четвертый. Российскими спецслужбами в мае этого года зафиксирована встреча 
Шамиля Басаева и главы администрации Президента России господина Волошина, в 
ходе которой последний передал «давнему другу всех россиян» десять миллионов 
долларов США. Для чего? Уточнить не удалось. Но факт мне подтвердили в 
приватной беседе поочередно двое сотрудников весьма компетентных органов. 
Десять миллионов — сумма, вполне сопоставимая с расходами на небольшую войну.

Факт пятый. Ни о какой «чрезвычайке» в настоящее время речи не идет. Возможно, 
что те, кто это планировал, поняв очевидность развития событий вышеописанным 
образом, отказались от этой части замысла, чтобы не быть пойманными за руку.

Факт шестой. В итоге известных событий авторитет ваххабитского движения на 
Кавказе здорово подмочен. Российская Армия заняла северную часть Чечни и вышла 
к Тереку. Авиация продолжает бомбить территорию, еще контролируемую боевиками. 
Усиливается санитарная зона. Все это не может благоприятно не сказаться на 
общеполитической ситуации в регионе.

Напрашивается неожиданное предположение. А так ли плохо работают наши 
спецслужбы, которые частенько поругивают СМИ? Не запланированная ли это заранее 
и хорошо замаскированная акция наших спецслужб, направленная на оправдание 
силового решения проблемы Северного Кавказа? Если так, то честь и хвала им!

Факт седьмой в какой-то степени подтверждает эту мысль.

Вторжение боевиков Басаева и Хаттаба наблюдали разведчики специального 
назначения, выполнявшие в этом районе задачу. Однако, руководство, получив эту 
информацию от своего разведоргана, приказало в бой не вступать и не 
препятствовать продвижению боевиков.

В этом случае Басаев и Хаттаб действительно могут быть не связаны с терактами в 
Буйнакске, Волгодонске и Москве. Скорее всего, это месть ваххабитов за 
уничтожение Кадарской зоны. Посмотрите, кто находится в розыске по обвинению в 
проведении этих взрывов. Два жителя Дагестана, а также мусульмане, проживавшие 
в Татарии, Ставропольском крае и в Карачаево-Черкессии. Судя по неоднородному 
национальному составу — это радикально настроенные ваххабиты.




Расслабляться не стоит


Несмотря на очевидные успехи в Дагестане и Чечне, Российской Армии рано 
почивать на лаврах. На южном берегу Терека находится опытный и коварный враг, 
имеющий богатый опыт партизанской войны. Давить его надо беспощадно и до конца, 
ибо национальный менталитет признает только силу. Многие чеченцы до сих пор 
положительно оценивают политику Сталина, несмотря ни на что, поскольку это была 
хоть жестокая, но понятная политика. Не стоит мечтать по поводу того, что мы 
воюем с террористами, а не с народом.

Надтеречный и Наурский районы являлись раньше частью Ставропольского края. Это 
места компактного проживания русских, да и основная масса чеченцев, проживавших 
здесь, настроена лояльно к России. С вторжением нашей армии в южные районы 
Чечни начнется партизанская война, поскольку население будет поддерживать 
боевиков. Причин для этого много, начиная с общего настроя жителей этих районов 
и заканчивая все той же тейповостью, о которой шла речь выше. Ни один чеченец 
не должен действовать вразрез с решением старейшин его тейпа. За неподчинение 
тейп его, как минимум, изгонит, что равносильно смерти. Поэтому, если основные 
тейпы решат воевать, то война неизбежна. Противостоять же Российской Армии они 
могут только в партизанской войне, а это надолго. Кроме того, каждый чеченец, 
проживающий в России, но принадлежащий к этому тейпу, будет обязан оказывать 
ему всяческую помощь, начиная от финансовой, делая отчисления от прибыли на 
ведение боевых действий, заканчивая сбором разведданных, а также 
непосредственным участием в терактах и диверсиях. Поэтому необходимо закрыть 
коммерческие структуры, контролируемые чеченцами, а их самих интернировать до 
окончания войны.

К победе может привести совокупность разумной политики, направленной на 
восстановление безусловного конституционного порядка, экономических санкций, 
исключающих всякую помощь повстанцам, и постоянного военного давления.




P. S. Опасная тенденция


Тот, кто усматривает в активизации мусульман фундаменталистского толка на 
Северном Кавказе лишь локальный эпизод, тот глубоко заблуждается. Эта тенденция 
четко прослеживается во всем мире. Движение Талибан в Афганистане. Раббани и 
Ахмад Шах Масуд, которых мы считали непримиримыми, теперь нам кажутся вполне 
умеренными по сравнению с талибами. Выступления таджикских сепаратистов, 
направленные на свержение режима Эмомали Рахмонова. Теракты в Узбекистане, 
организованные ваххабитами и направленные против существующего президента. 
Военный переворот в Пакистане, который привел к власти радикальных противников 
примирения с Индией и ярых сторонников талибов. Активизация движения крымских 
татар, которые создадут со временем Украине проблемы почище кавказских. Факт 
издания в Киеве книги Тагаева и участие боевиков УНА-УНСО в чеченской войне на 
стороне сепаратистов не помогут урегулировать назревающий конфликт. Неразумная 
политика США и НАТО в отношении косовских албанцев создала очаг мусульманского 
экстремизма на Балканах, а значит, уже в Европе. Алжир, где по вине исламских 
экстремистов из «Исламского фронта спасения» уже несколько лет льется кровь 
правоверных мусульман. Это, в свою очередь, отражается на Франции, традиционно 
связанной с Алжиром.

Попытка заигрывать с мусульманскими экстремистами для достижения своих 
локальных политических целей может обернуться третьей Мировой войной, которая в 
конечном итоге будет проходить под религиозными лозунгами.

Еще в 1986 году отрядам специального назначения, воевавшим в Афганистане, 
начали попадаться листовки с необычной символикой. Над северным полушарием 
Земли поднятая рука, сжимающая автомат. И надпись «Всемирная исламская 
революция». Похоже, что эта революция разгорается. Погасить пожар, угрожающий 
цивилизации, может лишь консолидация усилий стран, исповедующих терпимость в 
межконфессиональных отношениях, уважающих независимость и суверенитет любого 
государства, обычаи и настроения проживающих в них граждан.




Ваххабизм (информационная справка составлена по книге «История религий Востока»,
 Л. С Васильев, изд. ВШ 1983 г.)


Ваххабизм — первое реформационное движение в Исламе, возникшее в Аравии в 
середине ХVIII века на основе учения Мухамеда ибн Абд аль-Ваххаба, который 
проповедовал строжайшее соблюдение принципа единобожия, отказ от поклонения 
святым и святым местам. Аль-Ваххаб призывал очистить ислам от поздних наслоений 
и нововведений и вернуться к его первоначальной чистоте. Ваххабиты 
проповедовали суровый аскетизм, исключавший любой культ, включая культ пророка. 
Они выступали, как против развлечений, так и против посредников во 
взаимоотношениях мусульман с Аллахом, активно боролись со всем, что 
противоречило их убеждениям, и в частности, против святых мест, которых было 
особенно много в древней Аравии — зоне действия ваххабитов.

Для ранних ваххабитов характерен крайний фанатизм в вопросах веры и экстремизм 
в борьбе с идеологическими и политическими противниками.

Под знаменем ваххабизма в ХVIII веке развернулась борьба за политическое 
объединение Аравии. Несколько позже учение ваххабитов стало официальной 
идеологией государства саудитов. Разгромив в начале XIX века несколько 
аравийских городов, включая Мекку, где был даже изуродован древний и священный 
для всех мусульман камень Кааба, ваххабиты основали эмират.

Потомки эмира Сауда, основателя этого государства, правят в Саудовской Аравии и 
поныне, где ваххабизм является государственной идеологией. Современный 
ваххабизм стал несколько умеренее. Ваххабиты проповедуют братство и единство 
всех мусульман, социальную гармонию, призывают к строгому соблюдению 
морально-этических принципов ислама. Мусульманские святыни Аравии восстановлены 
и охраняются государством. В то же время важное место отводится идее джихада. 
Помимо Саудовской Аравии ваххабиты имеются в арабских эмиратах Персидского 
залива, а также в ряде государств Азии и Африки.




Книга Тагаева (информационная справка)


В 1997 году киевским издательством «Наука» была выпущена книга Магомеда Тагаева 
«Наша борьба, или Повстанческая армия имама». Книга, по аналогии с «Mein Kampf»,
 представляет собой программное произведение ярко выраженной антироссийской 
направленности. Для того, чтобы у некоторых читателей спали розовые очки, 
позволю привести высказывание о книге Сеидджелила Кейримова, ее редактора, 
иллюстрируя его цитатами из книги.

С. Кейримов: «М. Тагаев зовет к национально-освободительной борьбе против 
русского ига в каждой части своей книги. В книге говорится, почему надо 
бороться, против кого надо бороться...». 

М. Тагаев: «Народы Кавказа должны освободить себя сами и, главное, сообща. Нам 
необходимо поставить перед собой цель освобождения нашей родины, нашего Кавказа 
от иноземного русского ига. Кавказ и Россия останутся соседями... Терпеть 
такого соседа невозможно. России как национального государства никогда не было..
. Естественно, Россия останется в пределах только исторической Московии, 
Тверской и Новгородской области». 

С. Кейримов: «... как надо бороться...». 

М. Тагаев: «... Лишь путем захвата политической власти... Всех, кому дорога 
честь, свобода и независимость, мы призываем на Курултай. Там мы изберем имама 
и определим пути дальнейшего развития... страны... Большинство... имеет право 
революционным путем подавить ту часть меньшинства, которая... противится 
движению большинства...

Если ваше правительство не откажется от намерений увековечить наше рабство, то 
войну, без которой она (так у автора. — С. К.) жить не может, получит сполна по 
полной программе». 

С. Кейримов: «... где надо бороться...». 

М. Тагаев: «Мы будем сражаться на полях, в горах и на море. Вдоль и поперек, в 
Поволжье, на Урале и в Сибири, на Севере и Дальнем Востоке... Мы перевернем 
море и землю, дорожные и надводные мосты, аэродромы, аэропорты и 
автожелезнодорожные (?) вокзалы как гражданские, так и военные, автопарки и 
элеваторы, электроэнергетические системы всей вашей империи». 

С. Кейримов: «... с помощью чего надо бороться». 

М. Тагаев: «Мы заставим вас взять под охрану все, что у вас есть, от наших 
предполагаемых ударов. Мы создадим немногочисленные отряды особого назначения, 
не более трех обученных и подготовленных в специальных лагерях мюридов. Хорошо 
обученные и мобильные для ведения малых войн эти отряды будут в состоянии 
поднять угнетенные татарские народы, народы Южного Урала, Сибири и Дальнего 
Востока в нашей борьбе против империи.

Нам необходимо в борьбе в полной мере использовать также женщин». 

С. Кейримов: «... Мы уже не говорим о военной доктрине, являющейся по сути 
готовой Конституцией нового независимого государства — Исламской Республики 
Дагестан. Любой гражданин и гражданка в возрасте от 15 до 65 лет может найти в 
книге приемлемые для себя приемы и методы борьбы с империей. Автором также 
продуманы вопросы государственного управления не только перед войной, во время 
войны, но и после войны на достаточно длительный период». 

Часть девятая книги так и называется «Военная доктрина повстанческой армии 
имама». Наверное, небезынтересно узнать, что же ждет Дагестан в случае победы 
вышеупомянутой армии.

Из доктрины:

1.21. Прокуратура, милиция, суд Республики Дагестан распускаются. После 
проведения расследования принимаются меры по каждому должностному лицу.

1.31. В связи с ликвидацией правоохранительных органов и учреждений 
исправительных колоний, спецприемников и т. д. по решению Имама Дагестана все 
заключенные, за исключением особо опасных преступников — маньяков, насильников 
и убийц — освобождаются и являются амнистированными.

4.9. В Дагестане не подлежит наказанию акт возмездия.

(То-то будет весело, то-то хорошо! Судя по всему, в стране наступит порядок. 
Опять же отомстить можно за что угодно. — С. К.)

4.1. Глава колониальной администрации, как и другие руководители, подвергаются 
проверке со всеми вытекающими последствиями.

(Угадайте какими. — С. К.)

4.2. При Армии Имама образуется Следственный комитет, который действует на 
основании установленных законов военного времени.

1.36. Иностранцы, лица без гражданства и журналисты должны быть выдворены из 
освобожденных Армией Имама территорий.

4.4. Все увеселительные заведения в Дагестане перепрофилируются в пункты 
общественного питания, при невыполнении данного заведение закрывается, а лицо 
привлекается к ответственности.

Далее в пунктах 4.5-4.8 запрещаются спиртные напитки и наркотики, аборты и 
средства контрацепции, реклама табачных изделий, порнографии, секса, насилия и 
жестокости.

1.24. В Дагестане вводится новое таможенное и налоговое законодательство. Налог 
будет представлен в двух видах — зекят — 40-я часть от годового дохода (это 
третья часть ежемесячного), ушр — 10-я часть от прибыли выращенного урожая на 
земле. Все другие налоги до особого распоряжения отменяются.

(А других и не надо, хватит этих. Вот уж свезет народам Дагестана! — С. К.)

1.35. Национально-освободительная война, движение и борьба — это передовая, 
своеобразный вечный бой, противоборство интеллекта, воли, характера.

(Между собой? — С. К.)

Хорошо еще, что пункт 4.3 обещает защиту русским, но интересно, как это будет 
осуществляться в реалиях, когда эта же книга на стр. 33 пишет о русских: «... в 
свободное от грабежа время думать — до обеда, как бы и чего поесть и напиться, 
а после обеда, как бы и где поспать». А на стр. 61-62: «Покажите нам хоть 
одного из семейства настоящих русских писателей и поэтов... Одни пьяницы и 
гомосексуалисты». И дальше: «Русский мужик привык только разрушать и 
пьянствовать». Или вот о русских женщинах: «... Она везде и всегда и в любом 
месте, в любое время с кем угодно и как угодно ляжет...». 

Нам, «пьяницам и прелюбодеям», «придется оставить не только Дагестан, но и все 
кавказские земли... В 24 часа после получения настоящего, оставить Ростов, ... 
оставить названный Волгоградом Царицын...». Ну, а границы, которые нам пока 
определяет автор, и подчеркивает при этом «пока», следующие: «Итак, с запада на 
восток по северной линии от населенного пункта Кантемировка прямо до 
населенного пункта Мешковская, далее населенного пункта Боковская, далее 
населенного пункта Советская, оттуда до населенного пункта Дорбинка, оттуда до 
Калача-на-Дону, оттуда до города Волгоград, оттуда до населенного пункта 
Светлый Яр, далее до населенного пункта Ахтюбинск и крайняя точка на севере и 
востоке — озеро Баскунчак». 

Далее уже следуют и вовсе истерические призывы: «Ни о каких интересах русских 
на Северном Кавказе речи не может идти... Только один выход — мечом и огнем 
сжечь все дотла и дорезать, кто остался жив, чтобы ни один не уполз, кто не 
успел уйти за очерченные выше нами границы в установленный срок». 

Вот такая веселенькая книга, в которой автор на стр. 145 обещает: «Будем 
разрушать все от Дагестана до самой Москвы, включая Кремль. Что там история, мы 
напишем несколько новых кровавых страниц в новую историю нашего народа, мы сами 
будем делать свою историю, даже если при этом придется погибнуть всем на земле..
.». 

Ну, чем не новый фюрер?




С. Козлов

Дагестан. Гроза, которую ждали

Действия специальной разведки в Дагестане





Начало


Декабрь 1997 года в Ростовской области выдался очень холодный. Мороз стоял 
жуткий. Городской транспорт почти не ходил. Как всегда «внезапно» в России 
наступила зима, а зимой, оказывается, технике необходимо зимнее топливо. В этих 
сложных условиях, когда техника отказывается заводиться, а заведясь глохнет, 
военные грузили БМП и БТРы на железнодорожные платформы. Мало кто задумывался о 
том, куда это собрались защитники Отечества перед Новым годом. Тот же, у кого 
возникал такой вопрос, полагал, что начинаются очередные учения. Но техника и 
личный состав грузились в эшелоны не для учений.

Не задолго до описываемых событий в штаб бригады специального назначения 
Северо-Кавказского военного округа поступило боевое распоряжение, 
предписывающее командиру подготовить и к указанному сроку отправить 
железнодорожным транспортом один из отдельных отрядов спецназ в Дагестан с 
пунктом временной дислокации в городе Каспийск. Первым туда был направлен 
восьмой отряд (третий и восьмой отряды — условная нумерация, присвоенная этим 
частям еще в Афганистане. Тот, кто имел к этому отношение, поймет о чем идет 
речь). Прибыв в указанный пункт, он быстро освоился в новом районе и успешно 
начал Дагестанскую эпопею. Это было тогда, когда всезнающие журналисты еще даже 
не заикались о непростой и все более обостряющейся обстановке в этом регионе. 
Спустя три месяца его сменил третий отряд. В последующем вплоть до известного 
вторжения банд Басаева и Хаттаба в Дагестан летом 1999 года, они так и меняли 
друг друга. Их работа, не рассчитанная на показуху, во многом смогла 
положительно повлиять на развитие этих событий.




Куда тек чеченский бензин


Апрель 1998 года. Новолакский район. Здесь работала одна из рот третьего отряда,
 которая должна была выяснить, насколько возможно беспрепятственно пройти 
административную границу с Чечней, минуя блок-посты милиции.

Кроме того разведчики собирали данные о движении наливников, о том, как они 
проходят милицейские блок-посты, куда поступает чеченский бензин и как 
продается. Они смогли установить, что чеченские боевики поставляли весь 
самодельный бензин в Дагестан. Здесь он частично продавался на бирже в 
Хасавюрте, а большая его часть разливалась там же в цистерны и отправлялась в 
различные регионы России. Безусловно, это не могло делаться без ведома 
Дагестанских властей. Деньги, вырученные за этот бензин, шли частично в их 
карман, а львиная доля поступала полевым командирам Чечни. Для того, чтобы 
представить объем потока эрзац-бензина, поставляемого командирами 
бандформирований, скажу, что по данным различных агентурных источников, 
некоторые из них имели от двухсот до пятисот бензовозов. Часть этих денег 
поступала на счета в иностранных банках, а часть шла на закупку оружия, 
боеприпасов и снаряжения. Все было поделено для того, чтобы не перебегать друг 
другу дорогу. Например, рынком сбыта С. Радуева был Ножаюртовский район.

Вся информация, добытая разведчиками, своевременно ложилась на стол военного 
руководства России.




Сколько стоил «цинк» патронов


Кроме того, ими отслеживались пути продажи оружия и боеприпасов из Дагестана в 
Чечню. Осуществляя подготовку к боевым действиям, чеченские полевые командиры, 
обладавшие немалыми финансовыми возможностями, организовали широкомасштабную 
акцию по покупке оружия и боеприпасов у военнослужащих, пользуясь их слабой 
материальной обеспеченностью и корыстолюбием отдельных из них. Спрос рождает 
предложение и военнослужащие некоторых воинских частей активно торговали этим 
ходким на Кавказе товаром. Даже отдельные офицеры не гнушались такого рода 
торговлей и привозили на продажу один-два «цинка» с боеприпасами образца 43 
года к АКМ. Басаев в те времена платил за такой «цинк» один миллион 
неденоменированных рублей. По данным агентуры, особо активно действовала группа 
лиц «кавказской национальности», переодетых в милицейскую форму. Даже при 
постоянном спросе на оружие на Кавказе, они выделялись повышенным интересом к 
его приобретению. С этой целью они завязывали знакомство с военнослужащими в 
пунктах дислокации частей, а так же подходили к армейским колоннам и отдельным 
машинам, сделавшим остановку на маршруте, с предложением продать какое-нибудь 
оружие. Как потом выяснилось, это была группа дагестанцев, работавшая в 
интересах чеченских полевых командиров. Ряженые под милиционеров покупали у 
военных «цинк» за пятьсот неденоменированных рублей, а людям Басаева на 
Гюрзельском мосту продавали за миллион.

Выявление этой группы для армейского спецназа — задача несвойственная. Методы 
для ее решения были заимствованы из тактического арсенала агентурной разведки. 
Разведчикам пришлось внедряться в ряды торговцев оружием, маскируясь под них. 
Шаг за шагом, постепенно лжеторговцы смогли выявить эту группу и передать 
информацию заинтересованным органам. Дальнейшая судьба этих любителей легких 
денег неизвестна, но больше о них никто не слышал.




Как проехать в Чапаево?


Реально оценивая обстановку в регионе, Москва, видимо, планировала ведение 
боевых действий на территории Дагестана, поскольку, кроме этой работы, 
спецназовцы вели разведку местности и, в частности, в Новолакском районе. 
Разведгруппы для решения этой задачи исходили весь район, двигаясь, в основном, 
ночью и пешком, иногда днем на автомобилях. Спецназовцы работали и вдоль 
административной границы с Чечней, выявляя места возможного ее пересечения 
боевиками. Надо сказать, что не везде в Дагестане чеченцы чувствовали себя 
уверенно. Это подтверждает забавный случай, произошедший при выполнении этих 
задач.

Одна из групп должна была проверить возможность движения автотранспорта из 
Новолакского в Казбековский район, минуя автострады и асфальтированные дороги. 
Двигались на автомобиле только по грунтовкам. При въезде в район машина 
подъехала к милицейскому блок-посту. В Казбековском районе живут 
преимущественно аварцы, выселенные Сталиным в 1944 году. Мужики все коренастые, 
невысокие, но очень гостеприимные и веселые. Именно они и несли службу на этом 
посту. При появлении незнакомой машины из блок-поста выбежали пулеметчик, 
гранатометчик и два-три автоматчика и заняли заранее подготовленные позиции в 
готовности открыть огонь. Поняв, что здесь «на халяву» не проскочишь, командир 
группы решил договориться по-хорошему, для чего вышел из машины, оставив оружие,
 и направился к милиционерам с поднятыми руками. Вид у него был абсолютно 
душманский: нос с горбинкой, короткая бородка, запотевшая и пропыленная горная 
штормовка, такая же «разгрузка». Увидев его, с поста вышел навстречу милиционер,
 видимо, старший, и крикнул: «Ты кто?».

Не доходя до поста, наш офицер остановился и сказал: «Я русский!».

Но внешний вид его свидетельствовал об обратном и в ответ он услышал: «Врешь!». 
Тогда командир группы снова попытался убедить милиционеров в своей правоте: «Да 
русский я. Воды можно попить?». Но старший блок-поста оказался парнем 
бдительным и попросил предъявить документы. Однако разведчики, по вполне 
понятным причинам документы на задание не берут. Опять начались расспросы, 
зачем и куда едешь. Командир попытался их убедить, что он заблудился и едет в 
Чапаево. Но приняв его за чеченского боевика, а в то время в этом районе 
частенько появлялся Хаттаб и его люди, милиционеры его не пропустили. Явно 
издеваясь, старший ему посоветовал проехать в Чапаево через Зандак, который был 
базой Хаттаба, и через Гильяни, село также известное как один из оплотов 
боевиков. И тот и другой населенный пункт находятся в Чечне. Спустя год, когда 
уже начались боевые действия в Дагестане, один из спецназовских начальников 
встретился с командиром милицейского батальона Казбековского района капитаном 
по званию, но его там все называли Мага Маленький. Они разговорились. Посмотрев 
внимательно на спецназовскую робу офицера, Магомед припомнил тот случай: «Ты 
знаешь, в прошлом году ехал один в такой форме, как у тебя. Мне, говорит, в 
Чапаево надо. Я ему сказал, чтобы ехал через Зандак, через Гильяни. Ишь хитрец 
какой, в Чапаево здесь проехать хотел». Когда же он узнал, что это 
действительно был наш человек, расстроился.




Шпионские страсти


Карты района были устаревшими, работа разведчиков позволила их уточнить, 
обозначив имеющиеся новые дороги. В целом Новолакский район был изучен очень 
хорошо и не только местность. В районе наладили связи с милицией. В то время 
руководство УВД Новолакского района решило создать свой спецназ. Для этого 
сформировали роту из двухсот милиционеров, которую попросили подготовить одного 
из спецназовских командиров. Времени для этого было не очень много, но 
разведчики привели все оружие милиционеров к нормальному бою и провели 
несколько занятий. Подготовка была закончена и, по разумению руководства УВД 
района, очередной милицейский спецназ был готов к действиям.

Очень хороший контакт был отлажен с региональным отделом ФСБ и, в частности, с 
его руководителем подполковником Гамзатовым, который очень здорово помогал 
спецназовцам и делился имеющейся у него информацией. Он прекрасно понял, что 
офицеры, периодически появляющиеся у него в кабинете, отнюдь не из разведроты 
мотострелкового полка, за которых они себя выдавали, и поэтому общался с ними 
на равных. Информация, получаемая от него была очень интересной и полезной.

В Новолакском районе работали поротно. Поэтому, как и положено, спустя два 
месяца одну роту сменила другая. Командиру роты его предшественник передал все 
наработанные связи. Конечно, познакомил его и с Моматы Гамзатовым. Когда 
«старики» уехали, у их приемника при встрече с начальником отдела ФСБ произошел 
курьезный случай. Командир роты, недавно прибывшей в Новолакский район, — 
парень очень грамотный, но, видимо, для того чтобы не запоминать полученную от 
Моматы информацию, он решил сначала ее писать на диктофон, а уже у себя в 
расположении повторно прослушивать и более детально ее анализировать. Однако, 
по бедности, магнитную пленку экономил и взял в роте у бойцов первую попавшуюся 
на глаза кассету. На кассете были записаны какие-то песни. Также в целях 
экономии решил он не включать диктофон сразу, а только когда Гамзатов начнет 
говорить что-то интересное. И вот во время встречи, когда разговор перетек в 
нужное русло, он незаметно нажимает на кнопку, но попадает не на запись, а на 
воспроизведение и в кабинете руководителя отдела ФСБ звучит: «Ковыляй 
потихонечку...». У Моматы глаза лезут на лоб. Владелец диктофона сидит красный. 
Далее все ясно...

В конце августа — начале сентября 1999 года один из старших офицеров третьего 
отряда, установивший первый контакт с Моматы, встретил его и в разговоре тот 
припомнил этот случай. Видимо обида не прошла, и офицер должен был извиняться 
за оплошность своего товарища.




На замке ли граница?


Кроме местности спецназовцы изучали и то, как организована охрана границы на 
чеченской стороне, как работает их система оповещения. Для этого осуществляли 
провокации, пересекая границу на бронетранспортере, после чего наблюдая за 
реакцией сопредельной стороны. Система оповещения была у них проста, но надежна.
 Ей пользовались еще североамериканские индейцы. Как только наш БТР достигал 
объекта, который, судя по карте, находился на чеченской стороне, сразу откуда 
ни возьмись появлялась либо одиночная машина, либо пастушок, которые поджигали 
сухие кусты. Дым поднимался вверх, и его видно было далеко. Из этого можно было 
сделать вывод, что граница охраняется наблюдателями — сигнальщиками, которые 
таким образом информируют либо отряд боевиков, расположенный в ближайшем 
селении, либо отряд самообороны, отвечающий за данный участок границы.




В эту ночь решила вражья стая...


Действия спецназовцев не ограничивались только ведением разведки, они были 
готовы и к активным действиям. Так однажды стоящее по соседству подразделение 
радиоразведчиков зафиксировало в эфире переговоры чеченских полевых командиров, 
из которых, после их перевода, стало ясно, что в определенное время два отряда 
боевиков, по семьдесят пять человек в каждом, должны пересечь границу и 
уничтожить военный объект в районе Гамияха. Гамиях — населенный пункт в 
Новолакском районе недалеко от трассы Москва-Баку. Данные радиоразведки 
подтвердились, когда указанные группы, в оговоренный в радиперехвате срок, 
перешли административную границу Дагестана.

Для организации засады на бандитов разведчики прибыли в расположение батальона 
136 мотострелковой бригады, которое должно было стать для них временной базой. 
Туда же прибыла большая группа начальников с генеральскими и полковничьими 
пагонами. Любят у нас перестраховываться, заставляя старших начальников 
подменять штатных, когда возникает неординарная ситуация. Опыт показывает, что 
это ни к чему хорошему не приводит. Такие действия, безусловно, подрывают 
авторитет штатных командиров в глазах их подчиненных. Если командир плох, то 
его надо снимать с должности в мирное время, а не подменять полковником в 
боевой обстановке. При таком раскладе у нас в армии полковников на старлеевские 
и капитанские должности не хватит. Да и толку от такого полковника, который, 
сидя в штабе, давно забыл, как живой солдат выглядит, не будет. Только вред.

И в этом случае произошло то же, когда целый полковник — начальник артиллерии 
бригады начал командовать артиллерией батальона.




Квакал ли Андрюха?


Согласно замыслу высокого начальства, мотострелковый батальон на БМП полностью 
укомплектованный должен был выйти в предназначенный ему район, где занять 
оборону.

Двадцать пять прибывших спецназовцев должны были разделиться на три группы: две 
засадные и резерв после чего выйти в район действий нарушителей для их 
уничтожения. Группа, которую возглавлял зам. командира отряда состояла из пяти 
человек, группа, которую возглавлял зам. по воспитательной работе — из десяти. 
То, что пятнадцать человек уничтожат из засады сто пятьдесят, ни у кого из 
руководства, да и у самих спецназовцев сомнения не вызвало. Разведчики выбрали 
очень удачные места для организации засад и могли, в случае надобности, 
поддерживать друг друга огнем. Кроме того, они организовали взаимодействие с 
минометчиками. Те показали на карте районы, которые они могут подсветить 
светящимися минами. Спецназовцев все устраивало, но они строго предупредили 
начальника артиллерии, что подсветка должна производиться только по их команде. 
Для того, чтобы он понял почему, разведчики объяснили, что они сначала скрытно 
должны выйти в район, занять свои позиции и только после того, как они 
прекратят свои перемещения, дадут минометчикам команду на начало подсветки 
местности. В противном случае несвоевременная подсветка демаскирует их действия.
 Начальник артиллерии бригады-батальона заверил спецназовцев, что все будет 
исполнено в соответствии с их требованиями. Задача для артиллеристов обычная, 
для спецназовцев тоже. Единственными людьми, для которых задача спецназа 
находилась за пределами реальности, были сами мотострелки. Когда разведчики 
покидали расположение, растворяясь во тьме, пехота смотрела на них, как на 
смертников.

Недалеко от Гамияха есть источник, где бьют ключи. В темное время суток там 
никогда никого не было, но в эту ночь спецназовцы с удивлением увидели в этом 
районе свет фар. судя по всему, пожаловали незваные гости. В район выдвигались 
сначала вместе, а ближе к месту выполнения задачи разделились. Зам командира 
отряда организовал охранение, выслав вперед один разведдозор на две группы, 
которым командовал лейтенант по имени Андрей. Не обошлось без курьезов. Сигналы,
 которые определил зам комбата, были следующие: дозор должен был издавать 
лягушиное квакание и, в зависимости от того, сколько раз он проквакает, ядро 
группы должно было идти вперед или оставаться на месте. Все было хорошо, пока 
они не достигли заболоченного участка, где обитало несметное количество лягушек.
 Выделить в общем хоре квакание Андрюхи было невозможно. Пока гадали, идти 
вперед или нет, вернулся сам Андрей и разрешил ситуацию.




Когда полковник не на своем месте


Пошли дальше. Ночь была темная, и разведчики могли совершенно спокойно 
двигаться, не опасаясь за то, что их кто-то увидит. До мест, выбранных для 
засады, оставалось совсем немного, когда один из разведчиков головного дозора 
жестом привлек внимание командира группы. У этого парня был автомат с ночным 
прицелом. Подошедшему командиру он показал направление и прошептал: «Там 
человек».

Офицер посмотрел в бинокль и тоже увидел мужчину, идущего метрах в 
двадцати-двадцати пяти от них параллельно, но в противоположном направлении. 
Оружия при нем видно не было. Командир справедливо рассудил, что, судя по всему,
 это — разведка боевиков и спецназовцы не стали его трогать, тем более, что их 
он не видел. Но только они встали и продолжили движение, как внезапно над ними 
повисла осветительная мина. Падали в траву уже при свете. Конечно, разведчик, 
которого они видели секунд десять назад, их обнаружил. Через пару минут после 
того, как мина погасла, спецназовцы были на своих местах, но противник так и не 
появился. Когда они вернулись в расположение мотострелкового батальона, 
радиоразведчики принесли очередной радиоперехват, где один из полевых 
командиров докладывал, что подойти к объекту не может, поэтому они уходят и, 
что теперь их встреча состоится на Терском хребте. Спасибо за то, что остались 
живы, духи должны были сказать полковнику, подменившему старлея.




Кто лучше роет окопы


В 1999 году третий и восьмой батальоны продолжили выполнять аналогичные задачи 
на территории Дагестана. В июле в третьем отряде ушла крайняя партия уволенных 
в запас, а через некоторое время, второго августа «чехи» вошли в Дагестан. Там 
в это время работал восьмой отряд, а от третьего отряда затребовали роту на 
обеспечение лагеря, однако, спустя месяц, четвертого сентября боевики вошли в 
Новолакский район, заняли его центр — Новолакское, село Гамиях и ряд других. С 
этого момента рота третьего отряда также приступила к активным действиям против 
боевиков в районе, который разведчики знали, как свои пять пальцев. 
Дислоцировались они в населенном пункте Баташюрт. Тогда там располагалась 
Шестая Тактическая группировка, так называемая ТГ-6 на базе внутренних войск.

Высадившись из вертолетов они увидели, как высотки на которых окопались боевики,
 обрабатывает артиллерия. Духи вошли ночью и к утру окопались. Около тысячи 
человек отрыли стрелковые ячейки шириной сантиметров сорок, каждая из которых 
имела специальную нишу наподобие норы, в которой стрелок мог укрыться от 
артобстрела. Во всяком случае, осколки ему не страшны, да и недалеко 
разорвавшийся снаряд мог его только засыпать землей. Ну так ведь и откопаться 
не долго. Позже, когда высоты были взяты, осматривая их окопы, офицеры спецназа 
пришли к выводу, что духи роют их лучше, чем наши. К примеру, абсолютно все 
окопы имели изломанную линию, а также не только передний, но и задний бруствер, 
что улучшало маскировку стрелка, так как он во время ведения огня не 
проецировался на фоне неба.

Высота 444, 8 расположена в трех километрах восточнее населенного пункта Тухчар.
 На позициях, отрытых за ночь на северном склоне этой высоты, боевики оставили 
четыреста человек, а шестьсот ушли.




О бережном отношении к людям


Начался штурм, в ходе которого жалко было смотреть на то, как бездарно гробили 
десантников, шедших вслед за ударами авиации и артиллерии. После выступления 
Ельцина, где он сказал, что еще разберется с военными, как они допустили, что 
чеченцы вошли теперь и в Новолакский район, Верховное военное руководство 
надавило на Казанцева, а тот, в свою очередь, поставил задачу десантникам 
примерно так: «На той высоте чеченские позиции. Завтра там должен быть мой 
командный пункт!».

В первую же ночь первая группа роты третьего отряда ушла выполнять задачу. Им 
предстояло вести разведку позиций боевиков и наводить удары авиации и 
артиллерии в районе так называемого Хасавюртовского кольца. Наши работали 
удачно и лазали практически по чеченским позициям, поскольку иначе вскрыть 
замаскированные позиции в лесу невозможно. В этой ситуации надо оказаться 
хитрее и скрытнее врага, поскольку если он тебя заметит раньше, то твои шансы 
стать покойником сильно повышаются.




О героизме


В восьмом отряде погиб командир группы лейтенант Матвиенко. Он со своими людьми 
выполнил задачу, вскрыв позиции боевиков. По данным, добытым разведчиками, 
отработала артиллерия и вертолеты. Вперед должны были идти десантники. Командир 
группы решил присоединиться к ним, видимо полагая, что зная местность и где 
расположены позиции чеченцев, сможет быть полезным. Подойдя к генералу, он 
попросил разрешения принять участие в штурме вместе с десантниками. Генерал 
сначала возразил, что у лейтенанта есть свои люди, с которыми он и должен 
выполнять задачи, поставленные руководством, но, видя настойчивость Матвиенко, 
уступил его просьбе. В ходе штурма Матвиенко застрелил четверых боевиков, 
вытащил из-под огня раненного десантника. Увидев еще одного, пополз за ним, но 
когда начал его вытаскивать приподнялся и получил пулю в грудь. Умер сразу...

Казанцев сказал комбату, чтобы представил его к званию Героя России посмертно. 
Выполнил это распоряжение комбат или нет, неизвестно, поскольку справедливость 
этого решения неоднозначна. Матвиенко бросил группу и ушел выполнять задачу, 
которую ему никто не ставил. Пав в бою, как герой, он оставил группу без 
командира и лишил ее возможности выполнять задачи, которые ставил тот же 
Казанцев, а значит важность их несоизмеримо выше, чем участие в бою, как 
простой, пусть даже очень подготовленный солдат.




Всегда ли лучше раз увидеть?


Населенный пункт Ахар и населенный пункт Шушея про предварительным данным 
разведки были заняты чеченцами. Это, кстати тот самый район, где духи 
раздолбили один из отрядов спецназа МВД и колонну внутренних войск у высоты 715 
«Ретранслятор». Командование решило нанести удар авиабомбами объемной детонации.
 Для контроля результатов авиаудара рота восьмого отряда в ночь перед БШУ 
должна была скрытно выйти на позиции перед этими селами. Утром они должны были 
пойти в села для проверки результатов бомбардировки. Вывести их туда должен был 
один из офицеров третьего отряда, знавший местность. Когда ночью командир роты 
доложил заместителю Казанцева генералу Макарову о том, что собирается идти в 
этот район для проверки будущего авиаудара, тот ему прямо сказал, что не 
советует. Генерал готов был предоставить любое обеспечение для выполнения 
задачи, но, по его мнению, та, которая стояла перед ротой восьмого отряда, не 
стоила такого риска. Когда сидя в окопе, офицеры и генерал развернули карты и, 
прикрывая ладонями луч, посветили фонариком, по их окопу с сопредельной стороны 
духи открыли плотный и довольно прицельный огонь. Посовещавшись, они решили 
туда не ходить. Прибыв на КП, доложили комбригу, тот доложил Казанцеву, который 
отнесся к доводам разведчиков с пониманием.




Опрос местных жителей


Перед ударом один из офицеров третьего отряда собрал информацию о районе 
предполагаемой бомбардировки, поговорив с местными милиционерами. У него с ними 
сложились хорошие отношения еще с 1998 года. Безусловно, информация, получаемая 
от местных, требует определенной коррекции, в силу национальных особенностей 
источника. Любую информацию, полученную на Востоке, надо делить, минимум на 
десять и не ошибешься. По данным, полученным от них, получалось, что Шушея — 
село, где проживают чеченцы-акинцы. Когда пришли нохчи — уроженцы Чечни, акинцы 
договорились с ними, чтобы те их село не занимали, дабы не подвергать обстрелу 
артиллерии и налетам авиации, а заняли Ахар. Что и было исполнено. С этой 
информацией офицер поспешил на КП, но было уже поздно, авиация уже разбомбила и 
Ахар и Шушею.




О стилях руководства


Вообще к спецназу руководство операцией, да и командиры частей относились с 
особым уважением. До того, как спецназовцы поработают в каком либо районе, ни 
один командир ни десантного, ни мотострелкового подразделения своих людей в 
этот район не вводил. Действиями специальной разведки руководил командир 
бригады специального назначения СКВО, полковник Петр Л-в. Помимо восьмого 
отряда и роты третьего, в его распоряжении находились отряды, откомандированные 
на войну из других бригад. В операции участвовали и сибиряки и псковичи и 
другие. Действия сил и средств специальной разведки полковник Л-в разыграл, как 
хорошую шахматную партию. Взглянув на его рабочую карту, сразу становилось ясно,
 что ни один из районов, где предполагалось наличие боевиков, не был обделен 
вниманием спецразведки. Однако, будучи человеком холерического типа, он 
создавал излишнюю нервозность, которая негативно сказывалась на исполнителях.

Как образно сказал один из спецназовцев, которому пришлось в ту пору работать с 
Петром Л-вым.: «В мастерски разыгранной шахматной партии фигуры по доске он 
двигал не пальцами, а пинками». При постановке задачи орал, матерился и в 
результате подчиненные не всегда могли понять, что он от них хочет. Другое дело 
командир восьмого отряда Юрий Алексеевич К-в. К нему обращались после того, как 
комбриг «поставил» задачу за разъяснениями. И он очень спокойно, толково и 
доходчиво объяснял, что и как надо сделать. Все и офицеры его батальона и 
офицеры третьего, которым он, как старший, ставил задачи, отмечают спокойную 
уверенность этого командира. Работая под его началом, они говорили, что были 
уверенны в том, что он их вытащит из любой «задницы». Истерическое поведение 
комбрига такой уверенности не вселяло, хотя он, наверное, тоже приложил бы все 
усилия для того, чтобы оказать максимально возможную помощь группе, попавшей в 
беду.




Об уровне подготовки и обеспечения войск


И в Дагестане и в Чечне, куда войска вошли в двадцатых числах сентября, спецназ 
решал задачи, которые обычно ставят войсковой разведке, но из-за того, что 
уровень подготовки войсковых разведчиков оставляет желать лучшего, приходилось 
выполнять их задачи. Кто-то скажет, что у спецназовцев больше возможностей для 
занятия боевой подготовкой. Отвечу — нет. За месяц до отправки «на войну» рота 
третьего батальона, по распоряжению того же полковника Л-ва, работала в колхозе.
 Когда же комбат, знавший, чем предстоит заниматься этой роте, попросил 
комбрига не привлекать роту к сельскохозяйственным работам, он им возразил: «А 
чем я вас зимой кормить буду?». И, наверное, был по-своему прав. Война как 
нельзя лучше показала, что на одного воюющего солдата должно приходиться 
полтора-два обеспечивающих. В Дагестане во многом вопросы обеспечения взяли на 
себя местные жители. Они без какой-либо инициативы со стороны военных 
обеспечивали их продовольствием. Узнав, когда у военных прием пищи, они 
привозили бидоны с горячим супом, лаваш, сыр. Молоком солдаты буквально 
упивались. Люди просто приезжали и говорили: «У меня два лишних круга сыра, 
возьмите!».




О местных жителях. Минусы и плюсы


Но в то же время многие из них вели себя очень пассивно в отношении чеченских 
боевиков. Они говорили: «Если он меня убьет, то в рай не попадет, так зачем же 
я в него стану стрелять?». Это было характерно для жителей Новолакского района. 
Боевики сначала хотели пройти в Казбековский район, но на пути их встретил 
отряд бывшего учителя математики, а ныне капитана милиции по кличке 
«Мага-Маленький». Бой длился три часа. В ходе боя Магомед выгнал с позиций 
ополченцев, сказав, что они ему только мешают. Боевики не смогли пройти в 
Казбековский район и вернувшись, без труда заняли весь Новолакский. Помогая 
нашим войскам продуктами, многие из них вели разведку в интересах боевиков. 
Кроме того, как и перед войной, пытались купить оружие, как бы для войны, но на 
самом деле для продажи тем же чеченцам. Один из офицеров спецназа рассказывал, 
что просили они патроны только в запаянных «цинках». Когда же одного очень 
настойчивого покупателя спросили, почему он не хочет купить патроны россыпью, 
дагестанец честно ответил, что может он будет воевать, а может и продаст этот 
«цинк». Возле села Новокули был и такой, который просил за новую белую 
«шестерку» всего два «красавчика» («Красавчик» — ПКМ, пулемет Калашникова 
модернизированный (жарг.). Когда понял, что сделка не получается, поднял цену и 
просил всего один пулемет Калашникова за его автомобиль. Сложность отношений с 
местным населением заключалась в том, что нельзя было просто прогнать 
назойливых покупателей из-за опасности испортить с ними отношения. Приходилось 
мириться с их поведением, учитывая особенности кавказского менталитета.

Но при всех минусах, имевшихся из-за тесного общения с населением, плюсов было 
больше. Отказ населения от активной поддержки боевиков сыграл важную роль в их 
разгроме.




К. Никитин, С. Козлов

Правила войны без правил

(Разведка в условиях конрпартизанской борьбы)





Победа за владеющим информацией


Из происходящего сейчас на территории Чечни становиться ясно, что бандитский 
режим потерпел крах и теперь лидеры незаконных вооруженных формирований, всеми 
силами пытаются развязать партизанскую войну. Если им это удастся, то мы можем 
получить на территории России горячую точку наподобие Северной Ирландии в 
Великобритании.

Мировой опыт показывает, что для того, чтобы успешно бороться с бандитами, 
использующими партизанскую тактику, необходимо регулярно получать информацию о 
них. Информация должна быть полной, объективной, и достоверной. В любой войне 
тот, кто владеет большей информацией о противнике, имеет больше шансов на 
победу. К войне с партизанами это относится в первую очередь. Донесения о 
партизанах должны быть точны и лишены преувеличений. В годы Второй Мировой 
войны немцы считали, что целесообразно делить информацию о партизанах на 
первичную и последующую. В первичной источник кратко и четко должен изложить 
следующие вопросы: время и место обнаружения партизанского отряда, его 
численность, действия осуществляемые им в момент обнаружения и, по возможности, 
организацию.

Эта информация должна наиболее оперативно сообщаться источником своему 
командованию, которое, получив ее, при наличии сил и средств, может также 
оперативно нанести поражение партизанам.

Все последующие детали, считали немцы, должны быть изложены позднее в 
приложении. В нем необходимо указать:

— фамилии командира и комиссара отряда;

— название отряда;

— кому отряд непосредственно подчинен;

— местонахождения запасного и резервного лагерей;

— откуда прибыл отряд;

— куда направляется;

— его вооружение;

— его средства передвижения;

— ущерб, нанесенный отрядом;

— остальные сведения об отряде.

Ко всему этому, в условиях современной борьбы, мы бы добавили, что следует 
выявлять источники и пути снабжения партизан, а также к какому тейпу 
принадлежит командир и отряд. Зная первое, можно полностью или хотя бы частично 
перекрыть пути снабжения партизан, а второе может помочь выявить связи партизан 
с местным населением.

Одним из основных источников такой информации может стать агентура, внедренная 
в среду боевиков и местного населения. Но не следует забывать, что не менее 
ценные сведения могут добывать разведывательные органы подразделений 
специального назначения и разведки линейных частей. Важными источниками 
информации являются авиаразведка, космическая разведка и радио разведка, однако,
 ее ведение вне компетенции командиров подразделений, непосредственно ведущих 
боевые действия против партизан.




Правила войны без правил


Естественно, при ведении контрпартизанской войны имеются свои основные 
направления, ее нельзя вести «как бог на душу положит». Но эти направления 
необходимо умело применять, исходя из конкретной ситуации. К ним относятся:

— работа с местным населением;

— сбор разведывательной информации о партизанах;

— боевые операции против партизан.

Каждое из этих направлений в работе включает в себя целый комплекс мероприятий. 
В Вооруженных Силах США они сведены в полевой устав. Объем журнальной 
публикации не позволяет нам подробно изложить их суть, однако мы постараемся 
высказать наши мысли, касающиеся этих направлений.




Борьба за умы и сердца


Работа с местным населением должна проводиться с целью показать возможность 
власти владеть ситуацией и, тем самым, стараться заставить местное население 
отказаться от помощи партизанам. Это выражается в защите местного населения от 
бандитов; оказание ему медицинской помощи, помощь продуктами и т. д. Все это 
называется борьба за «умы и сердца». 

Ведя эту борьбу, следует учитывать, насколько негативно относится население к 
присутствию на их территории войск, ведущих войну с партизанами и 
осуществляющих власть военной администрации. Основная ошибка, которую 
изначально допускают войска, причем это характерно для всех, от солдата до 
генерала, — это отсутствие четких правил поведения по отношению к местному 
населению. Одни пытаются заигрывать с ним, другие наоборот, мародерствуют и 
грабят. Однако слишком доверительные отношения с местными жителями в Чечне, как 
правило, чреваты для военнослужащих возможностью попасть в плен к боевикам и 
торговцам людьми. Второе вызывает озлобление у жителей и, тем самым, пополняет 
ряды партизан. Для того, чтобы не попасть в заложники и не способствовать 
эскалации партизанского движения, нужна, как и во всем, золотая середина.

Немцы, осознав к 1944 году ошибочность репрессий в отношении местного населения 
выпустили листовку «Десять заповедей относительно взаимоотношений с русскими». 
Однако, она при определенной переработке актуальна для любого народа. Подобная 
листовка может быть полезна и нашим солдатам в Чечне. (Примерный текст листовки 
в приложении).




Разведка — залог успеха


Внедрение агентуры в ряды боевиков и вербовка ее среди местного населения.

Конечно, агентурная разведка ложиться на плечи ФСБ и МВД России, но тем не 
менее, командирам разведподразделений необходимо стремиться иметь своих 
осведомителей среди местного населения. Однако, решение этого вопроса длительно 
по времени, поэтому в ближайшее время вряд ли стоит надеяться на ощутимые 
результаты. Кроме того, агентура как правило, работает за деньги. Такой статьи 
расходов у командиров разведподразделений не предусмотрено. В Афганистане 
начальник разведки Кандагарского отряда специального назначения расплачивался с 
информаторами материальными ценностями, захваченными в караване, уничтоженном 
по информации источника. Кроме того, выделялась хоть и небольшая, но все-таки 
сумма денег, позволяющая оплатить дорогу агента в Пакистан и обратно, где он 
мог собрать интересующую спецназ информацию о сроках выхода и маршруте движения 
каравана. В Чечне таких денег не выделяется, да и караваны пока, слава Богу, не 
ходят. Тем не менее можно использовать для вербовки людей, имеющих кровного 
врага среди партизан. В этом случае надо понимать, что данный агент будет 
сотрудничать с федеральными войсками, только если будет уверен в ощутимой 
помощи с их стороны для достижения его личных целей. Как только данная цель 
будет достигнута, сотрудничество прекратится.

Для его продолжения следует продумать вопрос компрометирования агента в глазах 
как местного населения, так и партизан. Даже в случае положительного решения 
этого вопроса, необходимо перепроверять информацию, получаемую из этого 
источника, дабы не стать жертвой дезинформации.

Ведение разведки в районах вероятного нахождения боевиков, а также возможных 
путей их передвижения. Это достигается силами и средствами воздушной, радио— и 
радиотехнической разведки, а также подразделениями войсковой разведки. Говоря о 
последних, следует отметить, что в ходе конфликтов последних лет, которые имели 
место в Афганистане, Нагорном Карабахе, Таджикистане и Чечне, подразделения 
специального назначения использовались активно, но не всегда по специальности. 
Они организовывали засады, проводили налеты, и это был их хлеб. Но они же 
охраняли трубопроводы и горные перевалы, сопровождали колонны, охраняли 
генералов и делали еще много чего, чем заниматься не должны. Ведение разведки — 
главная задача спецназа, ими почти не решалась. Результатом этого явилось то, 
что большие начальники видят в подразделениях «спецназ» только кулаки, силу и 
мощь, используя их, как элитные штурмовые подразделения. А командиры групп и 
рот специального назначения, на которых лежит основная исполнительская функция, 
потихоньку стали терять навык ведения разведки. Выполнение тактических задач, 
свойственных скорее пехоте, чем спецназу, породили у отдельных командиров 
косность мышления и привычку действовать по отлаженной схеме. Ведение 
контрпартизанской войны и контртеррористических действий не терпит шаблона, 
поскольку партизаны очень быстро извлекают опыт из своих ошибок. То, что имело 
успех один раз, может не принести успеха во второй и чревато бедой в третий. 
Тактика действий повстанцев более гибкая, многообразная по форме исполнения и 
нестандартная. Как только партизаны осознают шаблонность действий противника, 
так в скорости любителя шаблонов ждут серьезные неприятности и потери. В борьбе 
с партизанами побеждает тот, кто противопоставит им более многообразную тактику,
 тот, кто постоянно находит новые варианты исполнения, может быть одного и того 
же тактического приема. Тот, кто будет действовать также нестандартно, как и 
они.




Как ловили Че Гевару


Ярким примером комплекса творческих, а потому успешных контпартизанских 
действий является операция «Большое сафари» по поимке известного партизана Че 
Гевары. Для решения этой задачи в Колумбию, где действовал бывший соратник 
Кастро, была направлена специальная оперативная группа (СОГ), состоящая из двух 
подгрупп. Первая — установила агентурный контроль над районом, в котором 
находился отряд Че Гевары. При помощи агентурной сети, созданной ей, удалось 
выявить всех агентов и доверенных лиц Че Гевары среди местного населения, а 
также значительно сузить район поиска партизан. Вторая — подготовила батальон 
боливийских рейнджеров общей численностью шестьсот человек и приступила к 
проведению беспокоящих действий против партизан. В результате этого отряд Че 
Гевары был лишен поддержки местного населения и был вынужден непрерывно 
совершать многокилометровые переходы, пытаясь оторваться от преследования и 
найти укромное тихое место, где бы можно было дать отдых измотанным партизанам 
и подлечить раненых, число которых росло. В конце концов, отряд был загнан в 
ловушку и окружен.

Результатом хорошо спланированных и отлаженных мероприятий стало пленение 
команданте Че и его последующий расстрел.




Опыт Вьетнама. Разделяй и побеждай


Так как тактика контрпартизанской войны в настоящее время выражена в 
наставлении только в Вооруженных Силах США, хотелось бы обратиться к их опыту. 
На наш взгляд, очень разумно, подобно американцам, провести разделение районов 
противопартизанских действий по цветам.

Красный район (район «А») — это район, который находится под полным контролем 
партизанских сил, в нем размещаются штабы и базы партизан. Всякий, задержанный 
в этом районе, рассматривается как потенциальный член партизанского движения. 
Войска, находящиеся в этом районе, находятся в постоянно боевой готовности. Все 
передвижения автотранспорта осуществляются в составе колонны с вооруженной 
охраной.

Желтый район (район «В») — это район, в котором отмечены открытые действия 
партизанских сил, но контролируемые военной администрацией.

Все военнослужащие всегда должны иметь при себе личное оружие и передвигаться 
только в составе группы. Вводится комендантский час и другие меры контроля 
местного населения. Автомашины сопровождаются охраной в составе не менее 2-х 
человек.

Зеленый район (район «С») — это район, который находится под твердым контролем 
военной администрации, но в нем отмечены скрытые действия подпольных групп 
сопротивления.

Данное деление должно вынудить местных жителей покинуть район, объявленный 
красным, для того, чтобы не стать случайной жертвой контрпартизанской операции. 
Войска при таком делении получат большую свободу действий в борьбе с 
партизанами.




От воспрещения к уничтожению


Операции, проводимые военной администрацией по борьбе с партизанами, включают в 
себя следующее:

Действия по воспрещению заключаются в проведении мер по выявлению связей 
партизан с местным населением и их нарушению. С этой целью проводятся следующие 
мероприятия:

Создаются стационарные посты боевого охранения.

Осуществляется круглосуточное патрулирование и наблюдение на вероятных 
маршрутах снабжения и передвижения партизан.

Ведется воздушное и наземное наблюдение в определенных районах и секторах.

Создается сеть осведомителей и агентов из местных жителей.

Создаются минные поля и проволочные заграждения на значительных площадях.

Осуществляется пеленгация радиосредств партизан.

Беспокоящие действия заключаются в постоянном боевом воздействии на партизан 
путем:

1. Совершения круглосуточных налетов авиации и огневых ударов артиллерии по 
партизанам.

2. Проведения рейдов разведгруппами и более крупными подразделениями в районах 
действия партизан.

3. Организации засад на партизан на путях снабжения, а также в ходе перемещения 
партизанских формирований.

4. Ведения непрерывного воздушного наблюдения.




Минирования местности


Ответные действия заключаются в отражении нападения партизан на объекты или 
линии коммуникаций. Силы ответного удара должны в максимально короткие сроки 
развернуться для удара по партизанам, для их преследования и уничтожения.

Действия по уничтожению заключаются в уничтожении партизан.




Наблюдатели не от ООН


В операциях «действия по воспрещению» следует активно использовать 
подразделения разведки и спецназ для выявления связей партизан с местным 
населением. Для этого может применяться широко разветвленная сеть 
наблюдательных постов. С них разведчики могут вести наблюдение за населенными 
пунктами и подходами к ним. Эта тактика действий успешно зарекомендовала себя 
не только во Вьетнаме, но и при ведении противопартизанских действий советским 
спецназом в Афганистане и британским в Северной Ирландии.

В Афганистане эти действия выглядели следующим образом. Группа спецназа 
занимала наблюдательную позицию и вела наблюдение за кишлаком. Обнаружив, что в 
кишлак зашла банда душманов, она передавала эту информацию командованию. К 
кишлаку немедленно посылалась бронегруппа и готовилась к вылету авиация. 
Передовые наблюдатели душманов, заметив приближающуюся колонну бронетехники 
советских войск, немедленно передавали в кишлак сигнал тревоги. Душманы тут же 
покидали населенный пункт. Когда банда выходила из кишлака, спецназ вызывал 
авиацию и корректировал ее удары по бандитам.

Другим примером грамотной работы наблюдательного поста является работа группы 
наблюдателей под командованием лейтенанта Бескровного по наведению в ночное 
время бронегруппы и авиации на движущуюся автоколонну моджахедов в провинции 
Кандагар весной 1986 года.




Разведка — это ремесло


Наблюдательный пост вне населенного пункта лучше всего оборудовать по типу 
«схрон», что обеспечивает максимальную скрытность разведчиков и относительный 
комфорт. Размеры «схрона» зависят от количества личного состава, находящегося 
на НП. Желательно, чтобы количество разведчиков не превышало 4-5 человек. Это 
количество обеспечивает нормальную работу НП и само укрытие, которое можно 
подготовить в течение ночного времени суток.

Оборудование НП и ведение наблюдения не является простым делом, как может 
показаться на первый взгляд. Большое внимание следует уделять бесшумному и 
скрытному передвижению на местности, а также вопросам маскировки, как личной, 
так и наблюдательного пункта. Выработке этих навыков у разведчиков следует 
уделять особое внимание на полевых занятиях в пункте постоянной дислокации, 
поскольку на войне учиться поздно. Если партизаны обнаружат НП, это приведет 
как минимум к невыполнению боевой задачи, но, что хуже всего, к возможному 
уничтожению разведчиков.




НП и его оснащение


Наблюдательный пост должен представлять собой укрытие для личного состава, 
имеющее основной и запасной выходы, скрытые пути подхода и отхода для смены 
разведчиков, а также пути отхода на случай обнаружения НП партизанами.

Важнейшим документом НП является журнал наблюдения. Это может быть тетрадь или 
просто отдельные листы бумаги, на которых отражается деятельность поста. В 
журнале наблюдения отражается следующая информация: дата, время, что 
наблюдалось, кто и кому передал информацию. После смены с НП журнал наблюдения 
сдается в штаб подразделения для дальнейшего анализа информации. В случае 
обнаружения НП противником журнал наблюдения должен быть немедленно уничтожен, 
чтобы в случае пленения или гибели разведгруппы невозможно было установить, 
какая информация о противнике стала достоянием нашего командования.

На наблюдательном пункте должны иметься средства наблюдения, особенно ночные, 
так как основные передвижения партизан происходят в ночное время. Кроме того в 
распоряжении наблюдателей могут находится и другие технические средства, 
например РЛС «Фара». Наблюдательный пункт в обязательном порядке должен иметь 
средства связи, чтобы иметь возможность оперативно связаться с Центром для 
передачи важной информации, а также на случай обнаружения партизанами или в 
иной нештатной ситуации.

Необходимо иметь некоторое кол-во ВВ и СВ (ВВ и СВ — взрывчатые вещества и 
средства взрывания) на случай экстренной эвакуации с наблюдательного пункта для 
уничтожения имущества, которое невозможно взять с собой. Так поступила 
разведгруппа американских «зеленых беретов» во время войны в Персидском заливе. 
Группа из восьми человек была заброшена на 150 миль в глубь иракской территории 
для наблюдения за передвижениями противника по Дороге-7, проходившей по долине 
Евфрата от Багдада к южно-иракскому городу Назария. Находясь в густонаселенном 
районе, группа была обнаружена играющими детьми. Дети сообщили иракским 
солдатам о «зеленых беретах». Отражая атаки иракцев, и отступая, американцы, 
для повышения мобильности, взорвали все свое имущество за исключением одного 
рюкзака с водой, боеприпасами и радиостанцией. Маневрируя на местности и вызвав 
авиаподдержку, через сутки американцы благополучно были эвакуированы. Так же 
поступила британская разведгруппа «Браво Два Ноль», которая уничтожила свое 
снаряжение для увеличения подвижности и отрыва от обнаруживших их иракцев.

На маршруте отхода целесообразно оставлять мины-ловушки для замедления 
продвижения группы преследования, либо имущество, ставшее обузой, не просто 
взорвать, а заминировать, например минами-сюрпризами.

Количество боеприпасов, находящихся в распоряжении разведчиков, должно 
обеспечивать возможность нанесения максимального огневого поражения противнику 
с последующим отрывом от преследования и выхода в район эвакуации.

Огромную роль для выполнения задачи НП играют средства жизнеобеспечения, 
находящиеся в распоряжении разведчиков. Они должны иметь при себе запас воды и 
продуктов из расчета времени выполнения задачи. Даже в районе, имеющем 
достаточное количество водоисточников, следует запасаться водой в пункте 
постоянной дислокации на весь период выполнения задачи, поскольку, находясь на 
НП, разведчики не должны покидать его без особой необходимости. Передвижения их 
после занятия НП должны минимизироваться, а при ведении разведки из схрона — 
прекратиться. Минимальный запас воды, необходимый человеку, не занимающемуся 
активной деятельностью, составляет один литр в сутки. В жаркую погоду и при 
недостаточном количестве воды следует питаться углеводистой пищей для 
использования резерва влаги, находящейся в организме человека. К такой пище 
относятся галеты и сахар, входящие в состав сухого пайка. Кроме этого, 
рекомендуется брать с собой некоторое количество сухофруктов.




Особые условия


Однако этот совет подходит только в том случае, если НП будет хорошо 
проветриваем. Брожение, возникшее после этой пищи в желудке, повлечет за собой 
выход газов, что осложнит жизнь в замкнутом пространстве «схрона». Так как в 
течение всего периода времени нахождения на НП разведчики вынуждены находиться 
в «схроне» безвылазно, то и отправлять естественные надобности придется там же. 
Для этой цели необходимо иметь на посту пластиковые пакеты для экскрементов, 
куда добавляется немного лимонного сока для отбития запаха и ускорения 
разложения. Можно иметь памперсы для взрослых, которые складывать в те же 
пластиковые пакеты.

Исходя из того, что разведчики будут находиться на НП в течение длительного 
времени в замкнутом пространстве с одними и теми же людьми, и при абсолютной 
невозможности уединиться даже для того, чтобы «справить нужду», особую роль 
играет психологическая совместимость личного состава группы наблюдателей. Для 
примера приведу два случая из опыта зарубежного и советского спецназа.

Один из британских спецназовцев вспоминал о своем пребывании на НП: «Провести 
четверо суток в такой крысиной норе с тремя сослуживцами — от этого попросту 
можно сойти с ума. Находясь в норе, приходилось испражняться в пластиковые 
пакеты, которые затем складывали в большой пакет. Сами понимаете, они лопались. 
Еще не так страшно, если лопается маленький пакетик, а если общий? Не было 
никакой возможности очистить эту каморку. Когда двое из нас спали, двое 
дежурных не могли пошевелить ни рукой, ни ногой посреди двух спальных мешков и 
нашего оборудования. И, кроме того, еда. Она была просто отвратительна, 
особенно из-за запаха, которым она пропитывалась». Другой САСовец, имеющий 
большой опыт нахождения на НП, описывает, насколько отвратительными становятся 
ранее незаметные привычки и маленькие странности своих «собратьев по оружию» в 
условиях крайней тесноты: «Неожиданно вы с ужасом замечаете, что один ваш 
товарищ любит поковыряться в носу. Пыль собирается на слизистой носа, там все 
чернеет, он лезет в нос пальцами и обкусывает ногти, и это начинает страшно 
действовать вам на нервы». 

В советское время на базе отдельной роты спецназа, дислоцировавшейся в Гродно, 
проводились занятия по выводу разведгрупп в тыл противника путем забазирования. 
Разведчики приготовили укрытия и в течение трех суток находились в них в 
условиях замкнутого пространства. После того, как личный состав разведгрупп 
покинул свои укрытия для выполнения задачи, солдаты передрались между собой, 
так велико было эмоциональное напряжение в течение этого времени. Наверно, 
понятно, что группа задачу вряд ли бы выполнила.




Осторожно! «Сиднокарб!»


Для уменьшения возникающей в этих условиях раздражительности можно принимать 
комплекс витаминов, уменьшающих ее и снимающих стресс. Однако действие этих 
витаминов следует опробовать до выполнения задачи, чтобы их побочный эффект не 
стал неожиданностью. Также необходимо строго соблюдать дозировку. Так например, 
препарат «Сиднокарб» — стимулятор, позволяющий сохранять активность и бодрость 
в течение четырех-шести часов после его применения, обладает галлюциногенным 
эффектом. В середине восьмидесятых, в период начала его внедрения в войсках, об 
этом не догадывались.

Афганистан. Группа специального назначения уже шестые сутки находилась в засаде,
 несмотря на то, что была обнаружена и уже дважды вела бой. Ее не эвакуировали 
потому, что она перекрывала один из выходов из района, где находился караван 
моджахедов. Вечером уставший командир группы вспомнил про «сиднокарб», который 
выдал ему медик, но принятые две таблетки не бодрили. Он и три разведчика, 
находившиеся рядом с ним, приняли по четыре-шесть таблеток. Спустя час командир 
увидел цепочку фар под соседней горой, которая загорелась и пропала. 
Создавалось впечатление, что караван приготовился к движению, но пока не 
двигается. Командир вызвал бронегруппу и навел на то место, где он и его 
разведчики увидели фары. Броня исколесила все вокруг, но даже старых следов 
машин вблизи этой горы не обнаружила. Видимо, это был факт групповой 
галлюцинации, ввиду того, что разведчики в течение нескольких дней ждали 
караван моджахедов.

Другой случай галлюцинаций после применения «сиднокарба» имел место в 
разведгруппе спецназначения, действовавшей в Дагестане. При выдвижении в район 
выполнения задачи, командир группы несколько раз слышал характерный щелчок 
снятия автомата с предохранителя и наблюдал настороженные действия разведчика в 
головном дозоре. Сам командир ничего необычного в том направлении, куда целился 
разведчик, не наблюдал. Когда, прибыв на место, он спросил у дозорного в связи 
с чем тот на маршруте движения несколько раз изготавливался к бою, разведчик 
признался, что принимал «сиднокарб» и, видимо в связи с этим, у него были 
галлюцинации, причем очень явственные. По его словам, он вдруг увидел мужчину, 
идущего в нескольких шагах от него. Не понимая до конца, «глюк» это или нет, он 
мысленно приказал мужчине исчезнуть, но видение не пропало. Тогда он мысленно 
пригрозил: «Мужик, исчезни, или буду стрелять!» и прицелился. Видение исчезло, 
но это повторялось несколько раз в ходе марша.




Применение НП


Наблюдательные посты можно использовать для охраны различных объектов в районах 
ведения противопартизанской борьбы. В этом случае они будут выполнять роль 
пограничных «секретов» и служить для предотвращения нападений партизан на 
объекты. В этом случае не обязательно копать «схрон»

Наблюдательные посты можно устраивать и в населенных пунктах, но это сопряжено 
с трудностями смены личного состава на посту, а также ограниченными 
возможностями отхода и обороны и в случае обнаружении противником. Однако в 
населенных пунктах где расположены гарнизоны наших войск, а жители которых 
подозреваются в связях с партизанами, делать это и можно и нужно.

Для выявления связей с партизанами местных жителей следует оборудовать НП на 
подступах к ним, контролируя наиболее вероятные пути выхода к населенному 
пункту из леса или горного массива, где укрываются мятежники.

Наиболее подготовленными для выполнения задач по оборудованию НП и ведению 
наблюдения являются подразделения специального назначения ГРУ ГШ. Но и эти 
подразделения, ввиду сложности задачи, необходимо более тщательно готовить.




Дальнее патрулирование — изобретение немецкое?


Еще одним способом добычи информации о партизанах является патрулирование 
местности разведывательными группами. Он заключается в выводе разведгруппы в 
район, где возможны передвижения партизан. В задачу группы входит обследование 
местности с целью обнаружения следов, оставленных партизанскими группами, или 
их самих. В случае обнаружения следов, разведгруппа устанавливает направление 
движения и примерную численность отряда партизан. Далее, двигаясь по их следам, 
разведгруппа устанавливает контакт с партизанами, не раскрывая себя. Как и в 
случае обнаружения партизан сразу, она идет по пятам партизанского отряда, 
непрерывно передавая информацию о направлении его перемещения. Тем временем, 
командование противопартизанских сил устраивает засаду на маршруте движения 
партизан или наносит им поражение силами авиации и артиллерии.

Данная тактика успешно использовалась немецкими «ягдкомандами» при борьбе с 
советскими партизанами во время Великой Отечественной войны. Именно такая 
тактика вынудила партизанского командира Ковпака уйти в Карпаты, где он был 
вынужден бросить весь свой обоз и артиллерию.

Как гласит немецкое наставление по борьбе с партизанами: «Главное в тактике 
ягдкомнд заключается в том, чтобы подражая партизанам и приспосабливаясь к 
местным условиям, скрытно подойти как можно ближе к противнику, внезапно его 
атаковать и уничтожить.

Наиболее благоприятными для действий ягдкоманд являются районы:

— через которые партизаны совершают переходы;

— где они добывают продовольствие;

— через которые они проходят, направляясь на диверсии.

Районы, в которых партизаны имеют хорошо укрепленные лагери, для действий 
ягдкоманд неблагоприятны.

Численность ягдкоманды не должна быть меньше взвода или больше роты. «Немцы 
считали, что ягдкоманда должна иметь при себе все необходимое для автономного 
выполнения боевой задачи в течение длительного времени без пополнения своих 
запасов продовольствия и боеприпасов. Они полагали возможным использовать в 
ягдкомандах местных жителей, „но, разумеется, хорошо проверенных“. Особую роль 
они уделяли командиру, который „должен быть изобретательным, находчивым 
офицером“. Знанию местности уделялось особое внимание. Поэтому ягдкоманды 
следует всегда использовать в знакомом им районе». 

Согласно пункту 92 наставления, «Ягдкоманда действует следующим образом: 
переходы она совершает большей частью ночью, а в дневное время находится в 
скрытом месте. И на марше и на привалах ягдкоманда должна обеспечивать 
непосредственное охранение. Разведка начинается по достижении места боя. О 
действиях и передвижениях партизан ягдкоманда судит по оставляемым ими следам. 
Чтобы избежать предательства, не следует вступать в контакт с населением. В 
ягдкомандах всегда себя оправдывало использование постоянных подразделений 
войсковой разведки. Разведподразделения ведут наблюдение за путями подхода и 
передвижениями партизан из мест, удобных для нападения противника. Успех дела 
решают хорошая маскировка, тесное взаимодействие и главное — терпение.

После уничтожения противника его документы и карты должны быть сохранены, а 
оружие и боеприпасы приведены в негодность. Сбор трофеев проводится под 
прикрытием огневых групп. Соблюдение этого правила особенно важно, так как 
партизаны часто отступают в одном месте лишь для того, чтобы попытаться 
атаковать в другом. Ягдкоманды уклоняются от боя со значительно превосходящими 
их силами противника». 




Когда надеяться не на кого


Эту же тактику, но патрулями малой численности, успешно применяли англичане при 
ведении противопартизанской войне в Малайзии.

Разведгруппы, ведущие патрулирование путей возможного движения партизан, должны 
обладать отличными навыками скрытного и бесшумного передвижения, маскировки и 
выживания. Немцы считали скрытность залогом успеха действий ягдкоманд и 
гарантией живучести, поэтому в наставлении записано: «Если ягдкоманда 
обнаружена, она оставляет свой район». Если же это произойдет с группой малой 
численности, надеяться ей будет не на кого. Помощь придти не успеет.

Примером могут служить действия британской САС на Борнео. Разведгруппы, часто 
не более трех человек, совершали длительное и сложное патрулирование густых 
лесных массивов в тропиках. Если кто-нибудь из группы оказывался ранен, то 
приказ был суров — оставлять его. Патрули САС не могли рассчитывать ни на какую 
помощь извне. Один из самых известных британских спецназовцев — сержант Лофти 
Вайзмен после столкновения с партизанами на Барнео, прикрыв отход своей группы, 
прополз с прострелянными ногами несколько миль на локтях до расположения 
британских войск. Он считал, что именно умение адаптироваться к любым условиям 
было главным качеством, позволяющим выжить и победить.




Секрет успеха


По мнению австралийских САСовцев, воевавших во Вьетнаме на стороне американцев: 
«Хороший разведчик должен прекрасно знать все естественные запахи и звуки 
джунглей и, в свою очередь, не делать ничего такого, что отличалось бы от этих 
звуков и запахов. И, если нужно, патруль обязан уметь целыми днями двигаться 
без единого слова». 

За семь лет своего пребывания по Вьетнаме австралийская САС потеряла от огня 
неприятеля лишь одного человека — сержанта Джорджа Бейнса, патруль которого 
попал в засаду при приближении к крупному вражескому лагерю.

Обычно хорошая разведывательная работа на «враждебной территории» предполагает 
отсутствие прямого контакта с неприятелем. Подобный уровень выполнения задач 
потребует более качественной подготовки личного состава подразделений разведки 
и спецназа. Но это увеличит эффективность контрпартизанской войны и существенно 
уменьшит потери среди российских военнослужащих.




А. Сухолесский

Маленькие хитрости



Малые войны, или, как их официально именуют, локальные вооруженные конфликты 
(ЛВК), то и дело, разгорающиеся в той или иной точке мира, вынуждая 
противоборствующие стороны, в силу объективных и субъективных причин, 
вырабатывать определенные тактические приемы и прибегать к различным «боевым 
уловкам», которые в совокупности придают каждому ЛВК свои специфические черты.

Нет абсолютно одинаковых войн, ведущихся одновременно в различных точках 
планеты даже с применением однотипного оружия, и опыт одной войны не всегда 
приемлем на все 100 процентов для другой.

Наличие легкого переносного противотанкового оружия, каким являются современные 
реактивные противотанковые гранатометы, большого количества оптических приборов 
наблюдения и прицеливания значительно повысило значение мелких боевых 
подразделений. Именно в таких подразделениях и рождается так называемый 
«солдатский опыт». 

Активно применяемые ручные противотанковые гранатометы с кумулятивными 
боеприпасами и стрелковое оружие, оснащенное оптическими прицелами (дневными и 
ночными) — назовем его условно снайперским, т. к. чисто снайперское оружие на 
самом деле составляет небольшой процент в вооружении боевых подразделений — 
стали в последнее время самыми «убойными» видами оружия в ЛВК. Пример тому и 
Вьетнам, и Афганистан и Югославия, и та же Чечня.

В предлагаемой вашему вниманию статье обобщаемый некоторый «солдатский» опыт 
контрснайперской борьбы, и если можно так выразится — контрпротивотанковой.




Механические приспособления


Фактически забытым и очень редко практикуемым приспособлением для защиты БТТ 
(бронетанковой техники) от кумулятивных боеприпасов, находящейся на временных 
огневых позициях является обыкновенная сетка-рабица, успешно применяемая еще во 
Вьетнаме американской армией, и используемая еще и для преодоления небольших 
заболоченных участков местности (рисовых полей). Сетка незаменима при 
размещении БТТ на временных огневых позициях, когда оборудование окопа 
нецелесообразно или невозможно из-за ограниченного времени, а иногда и 
состояния грунта (камни, мерзлота, твердое дорожное покрытие).

В этих случаях сетка-рабица, длиной 4-6 метров и высокой «по обрез башки», 
устанавливается со стороны наиболее вероятного обстрела противником в течении 
пяти-десяти минут силами экипажа.

Для ускорения установки к сетке заранее прикрепляются с помощью проволоки колья 
— стойки из дерева или обрезков металлической трубы (уголка) с двумя расточками 
на вершине, в комплект также должно входить необходимое количество кольев для 
крепления растяжек.

Для перевозки сетка сворачивается в рулон и крепится сзади башни или «на носу» 
БТР. От правильно установленной сетки кумулятивная граната РПГ или БО 
(безоткатного орудия) рикошетирует или взрывается, образуя в сетке небольшую 
дыру. При наличии времени и условий к сетке могут крепиться элементы 
растительности (ветки, трава) или маскировочная сеть, что обеспечит 
дополнительно маскировку и защиту от наблюдения и ведения снайперского огня. 
Оснащение БТТ сеткой-рабицей позволяет экипажам боевых машин чувствовать себя 
более безопасно и уверенно на блок-постах, в случае поломки и вынужденной 
остановки для ремонта во время марша, при обороне в городе, горах и «зеленой 
зоне». 




Для безопасного наблюдения


Другим техническим приспособлениям, но уже призванным защитить солдата от огня 
стрелкового оружия, и особенно, снайперов, является обыкновенный триплекс 
(перископический прибор наблюдения), снятый с поврежденной боевой техники. В 
условиях городского боя, при отражении атаки блок-поста, сторожевой заставы или 
другого объекта, наблюдение за противником, как правило, ведущим интенсивный 
огонь, имеет «мгновенный» характер из-за риска получить пулю в лоб, так как 
наступающим в большинстве случаев будет известно нахождение ваших огневых 
позиций. При интенсивном обстреле из стрелкового оружия огневой позиции, 
идеальным приспособлением для наблюдения за полем боя и обнаружения противника 
являются оптические приборы с большой перископичностью, такие как труба 
разведчика ТР-4 и ТР-8. К сожалению их в частях по пальцам можно пересчитать. 
Например в Афганистане мы их так и не смогли выбить у службы 
ракетно-артиллерийского вооружения (РАВ) армии.

Выход из положения я подсмотрел на одной из сторожевых застав вдоль дороги 
Джелалабад-Кабул. Ее защитники с успехом пользовались ТНПО-170 — танковым 
наблюдательным перископом оптическим с перископичностью 17 см. Удобную 
крестовину к нему я придумал сам.

В разведку или в атаку с такой ношей не пойдешь, а вот на стационарных объектах 
или в обороне ТНПО незаменим, позволяя в реальном масштабе, под большим 
горизонтальным углом зрения наблюдать за местностью, давать целеуказание 
огневым средствам и корректировать их огонь.

Разведчикам, действующим в отрыве от главных сил, для этих целей достаточно 
обыкновенного карманного зеркальца, очень часто обнаруживаемого нами в карманах 
моджахедов в Афганистане. Как им пользоваться, я думаю объяснять излишне, 
главное не пускать солнечных зайчиков, а то зеркало из средства скрытного 
наблюдения превращается в средство сигнализации и обозначения: «Ау, я здесь!».




Ловушка для снайперов


Незаменим тримплекс или ТР и при борьбе со снайперами противника, когда огневая 
позиция снайпера вычисляется с помощью специально изготовленного приспособления.


Идея изготовления снайперской ловушки пришла мне в голову когда я в конце 
января 1993 года находился в Таджикистане.

Роминское ущелье расположенное в двадцати пяти километрах северо-восточнее 
Душанбе, было превращено таджикской оппозицией, не без помощи афганских 
моджахедов, в мощный укрепрайон.

Прибыв ко входу в ущелье на машине мы за несколько минут достали из машины 82 
мм миномет и установили его, оборудовав позицию за бетонным забором и открыли 
огонь. Снайпер не заставил себя ждать. Однако его позиция на входе в ущелье 
была вычислена по двум отверстиям в лобовом стекле справа от водителя и спинке 
сиденья нашего, стоящего на обочине УАЗика.

Под прикрытием подъехавшей БМП-2, я (не без известной доли риска), незаметно 
забрался в УАЗ, и визуально совмещая два отверстия определил позицию снайпера в 
скальнике на противоположном склоне ущелья.

Снайпер прикрывал огнем канатный пешеходный мост через реку, и мне ничего не 
оставалось, как воспользоваться 30 мм орудием БМП-2, израсходовав по позиции 
снайпера, удаленной на пятьсот-шестьсот метров, около двадцати осколочных 
снарядов. Ни в тот день ни в последующее время с этого направления по нам уже 
никто не стрелял.

Ловушка изготавливается из двух разнесенных листов жести в виде грудной мишени 
с раскраской под обмундирование для лицевой части лучше воспользоваться цветным 
портретом (в естественную величину) из какого либо плаката или журнала. На 
«голову» одевается головной убор: стальной шлем, шапка или кепи с кокардой и т. 
п. Не пожалейте времени и средств на искусное изготовление достоверной ловушки. 
После того, как она будет готова ловушку жестко закрепляют на бруствере, в 
проеме окна или в другом видном месте. Ночью лицо можно подсвечивать 
зеленоватым огнем ночного прибора или вставить «в рот» (предусмотрите 
отверстие) сигарету или фитиль. Для убедительности можно пару раз стрельнуть 
из-под «руки» ловушки.

Дальше вам остается только ждать, когда клюнет снайпер. Хотя скорее всего это 
будет человек вооруженный оптической винтовкой, что тоже достаточно опасно. 
Настоящего же снайпера на такие уловки поймать будет трудно, но чем черт не 
шутит...

После появления двух дырок, разнесенных друг от друга на 10-12 см листах жести, 
достаточно совместить отверстия, наблюдая при этом в ТР-4 или ТР-8 и определить 
место, откуда велась стрельба. У способа есть один серьезный недостаток — ночью 
это сделать трудно. Однако если снайпер работает со стационарной позиции, место 
можно вычислить днем, указать его артиллеристам или наводчикам-операторам БМП 
или танка и следующей ночью, когда снайпер вновь проявит себя, обстрелять его 
позицию. Днем же где-то недалеко можно разместить контрснайпера или 
наблюдателей.

Правда это уже другой тактический прием, часто применяемый нашей офицерской 
разведывательной группой специального назначения, действовавшей в Таджикистане 
с октября 1992 по август 1993 года. Суть его заключается в разведке противника 
способом вызова огня на себя, или как мы его называли «на живца». В вечернее 
или ночное время, приблизившись к передовым огневым позициям противника на 
минимально-безопасное расстояние от ста и более метров, два-три человека 
рассредоточивались по фронту на тридцать-пятьдесят метров. В тылу оставалась 
группа обеспечения из числа боевиков народного фронта, а позже военнослужащих 
бригады осназ МВД Таджикистана. Затем один из нас, скрутив заранее с АКС-74 
дульный тормоз-компенсатор поскольку диаметр пламени при стрельбе без него 
составляет около тридцати сантиметров, открывал по противнику огонь длинными 
очередями, находясь в каком-либо укрытии. Выпустив в сторону противника 
несколько очередей, он менял огневую позицию для того чтобы избежать ответного 
огня из РПГ-7 или подствольного гранатомета. Редко, когда противник, если такой 
оказывался на позициях, удерживался от соблазна открыть ответный «прицельный 
огонь», причем чаще всего из всех, а не только дежурных огневых средств. В 
зависимости от задачи мы либо вскрывали оборону противника, выясняя где, что и 
сколько, либо открывали прицельный огонь, используя бесшумное или обычное 
оружие. Чаще всего делали, и то, и другое.

В том же Роминском укрепрайоне (УР) днем мы частенько вели дуэли-провокации. 
Один вызвал огня на себя огнем РПК, а другой открывал огонь на поражение из 
снайперской винтовки Мосина.

Вероятностью поражения противника огнем снайперской винтовки, была невысокой 
из-за большого расстояния до цели (около 1000 м). Но такие дуэли позволили нам 
в комплексе с другими разведывательными мероприятиями вскрыть более 90% 
переднего края обороны противника, перенести цели на аэрофоноснимок и 
реализовать разведданные истребителями-бомбардировщиками Су-17, Су-24 и МиГ-29.

Как показала Чеченская военная компания — игнорирование боевого опыта в ходе 
боевой подготовки войск, слабая одиночная подготовка солдат, а также 
недостаточная слаженность мелких подразделений неотвратимо ведут к потерям. Не 
помню, кто конкретно мне сказал, но с лейтенантских лет в Афганистане я 
запомнил одно правило. Пятьдесят процентов сохранения жизни на войне зависит от 
одиночной подготовки, еще двадцать пять процентов зависит от твоих командиров 
(куда пошлют, как скомандуют, как обеспечат и т. д.), ну и двадцать пять 
процентов от Его Величества Случая.

Всякий желающий испытать себя на прочность в бою, должен запомнить это правило. 
И еще одно пожелание — больше разумной импровизации.




С. Козлов

Осторожность — мать героизма



О страхе на войне и его преодолении написано немало, в частности, что это 
нормально и что не боится только полный дурак... Безусловно, психически 
нормальный человек должен в силу инстинкта самосохранения избегать опасности, в 
том числе на войне, либо стремиться максимально снизить риск для жизни и 
здоровья, а если он — командир, то не только для собственных. Однако я бы внес 
уточнение. Хорошо... ... ... ... . военный — профессионал — должен опасаться, 
но не бояться боя. Разница в том, что, опасаясь, он осознанно идет на 
столкновение, ищет его, при этом в полной мере понимает, что пули у противника 
не из пластилина, поэтому старается сделать себя и свое подразделение наименее 
уязвимым. Знание степени риска позволяет действовать продуманно и грамотно. 
Незнание рождает страх и даже панику.




У страха глаза велики


Мне неоднократно доводилось сталкиваться с людьми, войны как таковой не 
хлебнувшими, но вспоминавшими ее с ужасом. Было это в Афгане, спустя несколько 
лет (как и следовало ожидать, говорили все с большим пафосом). В таком 
поведении ничего удивительного нет. Ведь страшна не столько конкретная 
опасность, сколько неизвестность, с которой сталкивается человек, попадая 
впервые в район боевых действий. Именно на начальном этапе фронтовой службы 
боязнь неведомой войны можно охарактеризовать как страх. В этот период он 
обладает способностью порождать новый страх, а слухи (чем неправдоподобнее, тем 
хуже) укрепляют его. Человек запугивает сам себя, и только реальность боевых 
действий может освободить его.

Примером самозапугивания служит история об изменении поведения офицеров нашего 
отряда при входе в ДРА в 1984 году.

Отряд был сформирован еще в 1980 году, в начале 1984-го доукомплектован 
офицерами 12-й бригады спецназначения и других частей. То есть офицерский, да и 
в основном солдатский и сержантский коллектив был сколочен еще в Союзе. Офицеры 
знали друг друга давно. По дороге на Кушку среди них наблюдалась некая бравада: 
вот, мол, на войну едем! Как в любом коллективе, у нас были люди чуть получше и 
чуть похуже, но в целом большой разницы до перехода границы не наблюдалось. 
Утром 10 февраля мы пересекли мост через Кушку и оказались в Афганистане. Здесь 
была такая же земля, так же сыро и промозгло, такой же туман, но... мы вдруг 
стали другими. Катализатором этого превращения был страх. Одни мобилизовали 
опыт и знания и готовились противостоять врагу, другие же оказались готовы 
спрятаться за чужие, в том числе и солдатские спины. Сознание того, что здесь 
идет настоящая война, заставило нас изменить поведение, хотя еще не прозвучало 
ни единого выстрела, а врага не было и в помине.

Другой случай произошел спустя два года. Есть в штатном расписании отдельного 
отряда должность аптекаря. Исполняет ее прапорщик. Не помню фамилию нашею 
аптекаря, помню только, что знали его Игорь. Он ни разу не выезжал из 
расположения части не только на боевые действия, но, по-моему, даже в колонне 
нашей автороты, частенько мотавшейся на Кушку. Ни в чем плохом этот человек 
никогда не был замечен в течение двух лет. Отслужил, честно исполняя свою 
должность, и уже ждал «заменщика». И «заменщик» прибыл, но оказалось, что ВУС 
приехавшего прапорщика соответствует должности старшины роты, а никак не 
аптекаря. Казалось бы, ничего страшного: не этот, так другой приедет. Но что 
стало с Игорем! Он закатил истерику, кричал, валялся в пыли. Нам, боевым 
офицерам, это было дико, Игорь ничем не рисковал, оставаясь еще максимум на 
месяц в Афгане, но плакал и кричал взрослый мужик так, словно ему предстояло 
участвовать во всех мыслимых и немыслимых боевых выходах. Он себя запугал, 
видимо, уже давно, но честно держался два года, узнав же о продлении срока 
службы в Афгане на какой-то мизер, не выдержал и сломался. Ни с одним из наших 
боевых офицеров подобного не случалось, хотя многие прослужили в Афгане по 
нескольку месяцев. Просто война не была для нас тем страхом, который создал в 
своем воображении наш аптекарь.




В бою бояться некогда


Осенью 1984 гола в наш отряд приехал служить мой друг и однокашник по 9-й роте 
Рязанского училища старший лейтенант Олег Шейко. Я к тому времени провоевал 
около полугода и по сравнению с ним считался опытным офицером. Чтобы как можно 
быстрее компенсировать эту разницу хотя бы в теоретическом аспекте, ибо наши 
действия в Афганистане значительно отличались от того, чему нас учили в училище,
 я принялся растолковывать другу особенности той войны. Рисовал какие-то схемы, 
рассказывал, показывал. В конце, вполне довольный собой, спросил, все ли 
понятно. Олег, по лицу которого было видно, что он не разделяет моей радости, 
ответил: «С тактикой разберемся. Ты лучше скажи честно: когда начинается бой и 
по тебе стреляют, очень страшно?». Поняв, какие проблемы больше мучают в 
настоящее время моего корешка, я ответил честно: «Когда начинается бой, просто 
не думаешь о страхе. Ты охвачен динамикой происходящего, тебя распирает азарт 
схватки. Если вдруг противник обходит, решаешь задачи организации обороны. 
Короче, за работой, а война — это такая же работа, как любая другая, некогда 
бояться». 

Олег тогда ничего не ответил. Спустя несколько недель он расположил свою группу 
на удобной, но пристрелянной с других высот горке. Утром духи их стали долбить 
из ДШК так, что головы не поднять, а пехота пошла цепью. Олег сумел 
организовать отпор, вызвать поддержку и эвакуировать всех без потерь. Потом он 
пришел ко мне и сказал: «Ты был прав! Поначалу я не поверил, думал, что просто 
выпендриваешься. Но сегодня утром убедился, что ты не врал. В бою бояться 
некогда!».

Человек в бою занят боем, а не собственными страхами и самозапугиванием. Со 
временем приходят опыт и уверенность. Поведение становится четким, грамотным и 
расчетливым. Казалось бы, все: процесс становления воина и командира закончен, 
дальше дела пойдут как по маслу. Не тут-то было. Примерно через полгода 
возникает другая опасность, еще более страшная для человека, поскольку не 
осознаваемая.




Звездная болезнь


Отвоевав успешно полгода, человек перестает не только бояться, но даже 
опасаться войны. Успехи притупляют чувство опасности. Приходит уверенность, что 
ты можешь все, что удача благоволит. В результате начинаешь допускать 
неточности и небрежности, и хорошо, если судьба накажет не сильно, лишь 
встряхнув за шиворот, как заигравшегося щенка, напомнив, что война — не шутка и 
халатность здесь чревата смертью.

Так было и со мной. К осени 1984 гола я воевал достаточно успешно, без потерь. 
И моя группа, и рота, которой я командовал два месяца, заменяя ротного, имели 
солидные результаты. Почти все офицеры и многие солдаты были представлены к 
наградам. Тут-то и щелкнула меня по носу судьба.

Я командовал 310-м отрядом, выделенным из состава нашей роты. Задача 
заключалась в том, чтобы с брони высадить две группы на караванных маршрутах в 
районе г. Бурибанд и в районе северо-восточнее населенного пункта Шахри-Сафа. 
Сам же я с бронегруппой из трех БМП-2, одной БРМ-1 и одной КШМ и десантом из 
восьми человек на броне должен был углубиться еще восточнее и провести разведку 
караванных маршрутов мятежников недалеко от г. Калат.

Ротный, ложась в госпиталь, забыл передать ключи от сейфа, где хранилась наша 
«медицина». Я же, утратив бдительность, не удосужился потребовать от 
командования назначения и состав бронегруппы санинструкторов.

Все шло по плану. Десантировав группы, мы углубились в зону нашей 
ответственности километров на сто с гаком. День клонился к закату, и мы решили 
остановиться на ночь. Справа от нас находились горы Лой-Каравули-Гундай, в 
профиль напоминающая двугорбого верблюда. Там мы и решили занять круговую 
оборону. Основные силы сели на восточный горб горы, но и западный оставлять без 
присмотра не хотелось. Поэтому во впадину между горбами я распорядился 
поставить одну БМП-2, а над ней на западный горб посадить двоих из состава 
десанта для прикрытия.

Ночь была абсолютно безлунной. Отсутствие видимости усугублял сильный ветер, 
скрывавший подозрительные звуки. Около 23.00 я обошел позиции на восточном 
горбе. Все было нормально, и я допустил вторую оплошность. Зная, что парни у 
нас опытные, поленился идти проверять бойцов у отдельно стоявшей машины. 
Расслабило и то, что на бронегруппы, занимавшие круговую оборону, никто не 
нападал. Однако, как потом выяснилось, окрестности г. Калат были «краем 
непуганых идиотов». Спустя полгода после описываемых событий в этом районе на 
бронегруппу 7-го отряда духи ходили цепью, как каппелевцы в «Чапаеве». 
Естественно, через некоторое время, потеряв не одну сотню человек, поняли свою 
неправоту, но осенью 1984 года они еще не видели ни одного советскою солдата. 
Как потом сообщила агентура, против нас вышли три бандгруппы, объединившиеся в 
отряд численностью более 80 человек.

Под покровом темноты духи окружили гору и стали подниматься. Около 24.00 
начался обстрел бронегруппы. Огонь был очень плотным, но из-за того, что духам 
приходилось стрелять снизу вверх и из-за темноты, мешавшей вести прицельный 
огонь, потерь мы не понесли. В жестком и скоротечном бою нам удалось отразить 
нападение на основную группу, однако отдельно стоявшая машина — единственная, 
которая проецировалась на фоне неба, — была подбита сразу, наводчик-оператор 
рядовой Каменсков погиб. Водитель КШМ рядовой Базлов, выносивший его, был 
тяжело ранен. Огнем одной из БМП-2 духи, окружившие подбитую машину, были 
уничтожены. Противник отошел. Вертолет, вызванный в 1.00 для эвакуации раненых, 
прибыл только в 8.00. Базлов к этому времени умер.

Как выяснилось, бойцы, прикрывавшие отдельно стоявшую БМП-2, оставили свои 
позиции и спустились к экипажу, который также наблюдения не вел. Если бы я 
проверил их боеготовность в 23.00, то этих потерь не было, а удосужься взять с 
собой санинструктора, ввиду отсутствия медикаментов, Базлов, скорее всего, 
остался бы жив. Получив эту встряску, я вновь стал относиться к войне как к 
войне, а не как к увеселительной прогулке. Все встало на свои места.

Но бывает, что человек делает непростительные ошибки. Тогда двоечника в школе 
жизни ждет встреча с ее директором — Господом Богом.

Так погиб лейтенант Сергей Куба. Нельзя сказать, что фортуна его особо баловала.
 В сущности, при всем стремлении воевать, Кубинец не провел ни одной 
результативной (по трофеям) засады. Все ему попадалась какая-то мелочь. Однако 
в засады ходил исправно и бит ни разу не был. Видимо, поэтому и расслабился на 
Хакрезской дороге.

Ночью «забила» его группа трактор с прицепом, но пустым. Ребятам бы собраться и 
уйти в другое место. Ночью духи бы их не нашли, да и искать не стали. Они же 
остались. Поутру духи подтянули силы, посадили снайперов и ввалили нашим по 
полной программе. Серега вызвал «вертушки» и сам их наводил, стреляя из 
пулемета. Когда пуля снайпера ударила рядом, он понял — пристрелялись. Однако 
снова ошибся и позицию не сменил. В результате при следующей попытке пострелять 
из пулемета получил пулю в голову. Группу с трудом и с потерями вытащили из 
ущелья.

Еще более трагический, случай произошел в 7-м отряде в Шарджое. Почти полностью 
была уничтожена группа лейтенанта Онищука. Причина — все та же звездная болезнь.
 «Забив» ночью машину, Онищук, дабы не рисковать людьми, решил досмотреть ее 
утром. Все логично, но ночью духи у машины устроили засаду, а крупные силы 
подтянули и расположили на горе, напротив наших позиций. Главная ошибка 
спецназовцев заключалась в том, что группа досмотра начала работать вне 
видимости основных сил. Духи, находившиеся в засаде, бесшумно уничтожили ее, 
переоделись в спецназовскую робу и стали подниматься на гору, где находились 
основные силы группы. И опять халатность! Никто не удосужился посмотреть в 
бинокль на возвращавшихся или хотя бы пообщаться с ними но радио. Заметили, что 
к ним идут бородатые мужики, а не свои ребята, слишком поздно. В результате в 
живых остались два или три человека. Героизм, проявленный в том бою, уже не мог 
спасти положение...

Получив в свое время по носу, я четко усвоил, что к войне надо относиться 
крайне серьезно. Этому учил своих бойцов и молодых лейтенантов, прибывших из 
Союза, когда стал заместителем командира роты. Каждый выход на войну должен 
быть как первый. Тогда и командир, и его подчиненные, осознающие, что врага не 
надо бояться, но необходимо опасаться, в 99 случаях из 100 останутся живы и 
успешно выполнят поставленную задачу.