нечего, разбивались на группы по интересам и шли, кто пить пиво, кто писать 
пулю, а кто совмещать и то, и это. Суббота в спецназе — это, как во всем 
цивилизованном мире, начало уикэнда.

Но это только в нормальном спецназе. В отряде, где по штату имелась боевая 
техника, суббота была посвящена ее обслуживанию и офицеру положено было при 
этом присутствовать. Быть, так сказать, организатором и вдохновителем этого 
процесса. Откуда было это знать мне, рафинированному спецназеру, имеющему 
диплом референта-переводчика с английского.

Только я собрался после построения совершенно, как мне предполагалось, законно 
выпить три литра запланированного пива, как меня окликнул комбат и без обиняков 
предложил мне посетить парк боевых машин, где заняться приемкой вверенных мне 
трех БМП-1. Это был «облом». На КПП стояли старшие товарищи и делали 
недвусмысленные знаки, предлагая посвятить субботу ранее намеченному. Комбат же,
 видимо, заметив их, стал более жестко ставить задачу, определяя все, вплоть до 
времени доклада об исполнении. Надо было принимать радикальные меры и я включил 
«на полную» систему «Дурак». 

— Товарищ капитан, мне на технику никак нельзя, — заявил я совершенно серьезно.

— Это почему? — искренне изумился комбат.

— У меня на запах бензина аллергия, — меня несло, как Остапа Бендера.

— А БМП-1 заправляются соляркой, — сказал комбат, еще ничего не подозревавший. 
Это было для меня новостью, но отступать было поздно.

— А от паров соляры у меня наступает остановка дыхания, — продолжал заливать я.

Видимо, начиная догадываться, что его дурят, комбат сказал, добавив металла в 
голосе:

— Возьмите с собой пару дюжих сержантов. Они, в случае чего, вас откачают и, 
при надобности, на броню подсадят.

— Что вы? Что вы? — замахал я руками. Я, как брони коснусь, так сразу в обморок 
падаю. Сержанты могут не откачать. В этом случае только пивом отпаивают.

Комбат, наконец, понял, что я откровенно над ним издеваюсь, прошипел: «Ну, как 
знаете». И удалился. Я же отправился по ранее намеченному маршруту.

Если кто-то полагает, что мне все это сошло с рук, то он заблуждается.

Комбат, безусловно, доложил комбригу, и меня начали поминать на всех совещаниях,
 что вот-де, мол, у лейтенанта Козлова аллергия на боевую технику. Меня это не 
особо трогало, тем более что в начале июля я уехал в отпуск. Дома я рассказал 
эту историю отцу, который сам был в то время командиром воинской части. Он 
выслушал меня, а потом «вдул»:

— Ты там придуриваешься, а если завтра война? А ты своей техники не знаешь! Ну, 
и что из того, что в училище не учил? Должен освоить!

Я подумал, что он прав.

Спустя некоторое время после отпуска наш отряд в полном составе отправился в 
Армению в горный учебный центр Алагяз, который находился у подножья горы Арагац.
 Отряд должен был отрабатывать вождение и стрельбу из боевых машин в горных 
условиях. Проникшись наставлением отца, я напросился на вождение. К технике у 
меня действительно стойкая неприязнь, я — единственный из всего выпуска 
Рязанского училища даже водительских прав не получил. Тут же обучение теории 
вождения длилось не более пяти минут, после чего я уселся за штурвал БМП. 
Порядок вождения автомобиля и БМПшки кардинально отличаются. Если при трогании 
с места автомобиля сцепление надо отпускать плавно, то при трогании с места 
боевой машины сцепление надо бросать. Я же на спуске с горы двигался на 
полувыжатом сцеплении, вследствие чего, спустя некоторое время, появился 
характерный запах горящего главного фрикциона. Учуявший его зампотех второй 
роты, проводивший занятие, взвыл от горя:

— Сука! Мать твою... ! Я только на этой машине фрикцион поменял! Чтобы я тебя 
больше у машин близко не видел!

Так произошел «облом» с изучением матчасти и вождением, но я не унывал. Впереди 
были боевые стрельбы.

В этот раз я подошел к вопросу основательно и попросил лучшего моего 
наводчика-оператора Серегу Мальцева научить меня управляться с грозным 
вооружением БМП-1. Серега в свое время закончил учебку командиром отделения и 
был парнем очень толковым, недаром в военном билете в графе «национальность» 
значилось «еврей». Но родом он был откуда-то с Урала и общение с русским