|
Олег: «Иди в дувал, оклемайся!». Я ему: «Группу вытаскивать надо». Тут мне Олег
сообщил, что группа отходит по лощине с Войцеховским. Забежал я в дувал, там
бойцов человек пять раненых и семеро живых. Вбежали еще несколько бойцов,
радист Мартьянова, бригадный медик. Думаю, пойду к Олегу, группа на связь не
выходит. Выбежал — и попал под сильный огонь. Лежит переводчик, Олега нет. Я за
скалу — там духи, я — обратно. Еле проскочил. Олега духи вынудили отойти. Лежим
в дувале, считаем патроны. Картина получается грустная.
Все хуже и хуже
Н. Зубков:
Особенко вызвал огонь на себя. Одновременно с этим на горку, которую мы не
заняли, вышли духи и начали долбить наш КП сверху. В результате нам пришлось
перемещаться по хребту в сторону 500-го отряда. Прилетевший «борт» сообщил, что
«Ласки-2» больше нет. Там все лежат и не шевелятся... Но «Ласка-2» была жива...
Все это время духи продолжали долбить по нашему КП. Две группы 2-й роты,
прикрывавшие КП, начали работать по этой вершине, одновременно передав 3-й роте
команду комбата перебросить две группы для помощи, 3-я рота даже не дернулась.
Не знаю, кто виноват, Удовиченко или заместитель комбата Вася Ф., но команду
комбата даже никто и не пытался выполнить. На плечах отходящей «Ласки-2» духи
ворвались на позиции 1-й роты и через 2,5 часа ее как боевой единицы не стало.
В разрыв между нашим и 5-м батальоном также вклинились духи.
Связь КП с подразделениями была утрачена, и Роман послал меня и еще одного
бойца за 3-й ротой. От помощи бойца я отказался: если с ним что-то случится, то
я его не брошу, и тогда мы оба не дойдем. Одному проще.
Меня прикрыли огнем, и я побежал в сторону 3-й роты. Нарвался на духов, которые
погнались за мной. Петлял, как заяц. В конце концов они прижали меня огнем.
Пришлось укрыться за огромным валуном. Отстреливался. Когда духи поняли, что
меня так просто не взять, стали долбить из РПГ-7 по камню. Сначала вроде бы
ничего: камень надежно прикрывает, но через несколько выстрелов из ушей пошла
кровь, стал плохо соображать. От валуна отойти некуда, дальше обрыв...
Последнее, что помню: лечу с этого обрыва.
Очнулся — несут. Пригляделся — свои. Притащили меня на пункт сбора на базе 3-й
роты. К этому времени духи уже по нему долбили. «Вертушки», вызванные для
эвакуации, сесть не могли, так как им пришлось бы садиться между нами и духами,
а это всего-то метров 200-250. Активного противодействия там не было, просто
сидели духовские снайперы и методично долбили, добивая раненых. Некоторые из
них уже на пункте сбора получили еще по 2-3 ранения.
Низкий поклон пилотам
В. Особенко:
Лежим в дувале, тоскуем. Тут гремят вертолеты. Связался с ними — у меня же
оказался радист Олега. Духи в это время всерьез занялись нашим убежищем. Пока
снаряды попадали в стены, было более-менее ничего, но тут один из них влетел в
окно и улетел вместе с углом стены, под которой я лежал. Потом мы так и ползали
от стенки к стенке, периодически откапывая друг друга. Так вот, когда
«вертушки» пришли, комбриг говорит: «Работай с „воздухом“ сам». Я —
«крокодилам»: «Бейте так и так». Отвечают: «Не имею права, госграница». В общем,
заходят на боевой, но не работают. И таких заходов было шесть или семь. Я уже
не выдерживаю. И тут спокойный «отмороженный» голос: «Я борт 25-й, начинаю
работу, укажи цель». Говорю: «Дувал видишь?». Он: «Духи где?». Я: «На крыше». —
«А вы где?». — «Под крышей...». А духи и в самом деле забрались на крышу,
«эфки» нам забрасывают. Перед входом — «ба-бах!». Слава богу — все целы. Кто-то
из бойцов в ответ кидает гранату в окно, но граната, ударившись о стену, упала
между нами. Навсегда запомнил этот момент... Крик: «Конец!». Лежу ничком и
судорожно соображаю, что закрывать руками: лицо или пах.
Снова «ба-бах!». Опять все целы, только слегка поцарапало своими же осколками.
Так и перекидывались, пока «вертушки» работать не начали, и работали не так,
как писал Сухолесский, с верхнего предела, а по-нашему, как надо. Если бы не
они, не писать бы мне эти строки... Они на боевой заходят — духи весь огонь на
них, выходят — огонь на нас, и так по очереди.
Наводил «вертушки», пока мог, потом, ближе к концу дня, крыша начала ехать от
разрывов, ударов и прочего. Отдал радиостанцию медику. Я, говорю, больше не
|
|