|
Однажды утром мне прислали в помощники двух дворников. Фамилия одного была
Горин, другого — Филиппов. Они были ужасно похожи на персонажей комедии
Шекспира. Однако мне было не до веселья. Это была странная парочка, но у них
хватило бы сообразительности понять, чем я занимаюсь. К счастью, у них было так
много собственных забот, что практически не оставалось времени задумываться о
моих поступках.
Тем не менее, моя жена и я были начеку. Я никогда не держал что-либо
изобличающее меня в своей комнате: никакого оружия, бомб, документов,
фотографий, фальшивых паспортов, фотоаппаратов. Все это было спрятано в тайнике
под подоконником в комнате моей жены, чтобы в случае опасности она могла
выбросить все эти вещи в соседний двор. Документы были подвешены на тонкой
веревке в печке. Рядом лежали ножницы, чтобы в случае опасности перерезать эту
веревку: документы упадут в огонь и сгорят.
Я видел свою жену только на работе. Никто даже не подозревал, что мы были
женаты. Я так сурово обращался с ней в присутствии посторонних людей, что она
часто начинала плакать. Ей это прекрасно удавалось.
Однажды я по ошибке обратился к ней на «ты» в присутствии этих негодяев Горина
и Филиппова, но спас положение тем, что обратился на «ты» и к ним.
Конечно, мне было не легко осуществлять свою тайную деятельность. Я скрупулезно
анализировал полученную информацию и через агентов переправлял данные генералу
Алексееву на юг России. У меня было шесть тысяч фотографий агитаторов,
политиков, коммунистов; на каждого агента я составил небольшое досье: его
национальность, профессия, пребывание за границей, наличие родственников, связи
за рубежом, знание иностранных языков, маршруты и документы, используемые во
время поездок.
Между тем я начал все чаще испытывать чувство подавленности и подготовился к
возможному бегству. В качестве меры предосторожности я оформил жене и детям
украинское гражданство и отправил их в Киев, снабдив фальшивыми паспортами. В
моей комнате наготове лежали документы и одежда священника из Позена. В
сентябре 1918 года меня познакомили с офицером лейб-гвардии, заслуживавшим
полного доверия. В мой кабинет он вошел в гражданской одежде, когда я был один.
— Нас двенадцать человек, — сказал он. — Мы хотим бежать в Мурманск. Вы
поможете нам?…
— Сразу двенадцать человек? Вы хотите слишком многого, — возразил я. К этому
времени я успел научиться осторожности. — Это сразу бросится в глаза! Лучше
всего ехать отдельно друг от друга в качестве моих товарищей, представителей
Центральной следственной комиссии.
— Конечно, мы поедем по отдельности, если вы считаете, что так будет лучше.
Могу я получить двенадцать паспортов для выезда за границу? — настойчиво
спросил офицер.
— Я с удовольствием помогу вам. Назовите фамилии ваших друзей.
— Простите, но я не могу сделать этого, я их не знаю. Дайте мне двенадцать
чистых бланков, и я гарантирую, что они будут использованы только по назначению.
Я передал ему двенадцать незаполненных номерных бланков. Неделю спустя в шесть
часов утра раздался звонок в дверь моей квартиры. На пороге стоял незнакомый
мне человек.
— Позвольте мне войти, — попросил он и тут же очутился в моей спальне.
— Кто вы? — спросил я незнакомца с некоторой тревогой.
— Не важно. Меня прислала жена французского капитана. Она работает на телеграфе,
и ей удалось перехватить вот эту телеграмму.
Он показал мне телеграмму, адресованную военному комиссару Позерну в
Петрограде: «Установите личность председателя Центральной следственной комиссии
Союза коммунистов Северного округа Болеслава Орлинского, который снабдил
шпионов фальшивыми документами…» Затем следовали номера паспортов, которые я
передал двенадцати офицерам-гусарам для пересечения границы, а также их фамилии.
— Но это еще не все, — продолжил посланец. — Из другой телеграммы мы узнали,
что эти господа прибыли на границу в шинелях, под которыми на них были мундиры
с эполетами и орденами. Естественно, их тут же арестовали. Семерым удалось
устроить побег, но двое из них были убиты. Я должен был предупредить вас, так
как через час телеграмма будет доставлена, и это, сами понимаете, конец.
|
|