запевки, и Маша ладно отзывалась, находя им продолжение, но вдруг, разойдясь, 
видно, на исходе репертуара, неожиданно оторвала озорную:

		Повернись ко мне
		лицом, а я к тебе грудью...

Зал замер в ожидании невозможного. Только шаркали ноги да заливались баяны. 
Неужели допоет? Допела, разбойница! Как с обрыва, рухнул неудержимый, 
сотрясающий стены хохот. А Василий Гаврилович, будто ничего не произошло, 
продолжал выстукивать синкопы, и только легкая улыбка чуть пошевелила его губы.

Машка! Машка! Бесконечно дорогие наши девушки! Одинокие, замужние, потерявшие 
мужей и семьи. Среди них немало беглянок с оккупированных территорий, из 
разбитых городов и поселков. Никто не знал, когда они отдыхают и отдыхают ли. 
Столовая ни днем, ни ночью не знала покоя – одни спешили на разведку, другие на 
облеты, те шли на задание, а эти возвращались. А они все там, в зале, с 
тяжелыми подносами – быстрые, ловкие. Но выпадет короткая, как вот эта, веселая 
минута – не упустят. У многих романы – то легкие, безнадежные, то вполне 
серьезные, «с перспективой».

Как они бросаются с тревожными вопросами к первому входящему после полета в 
зал: «Все вернулись? А мой?» Сколько волнений переносят каждую ночь, ожидая нас 
с боевых заданий, как страдают, потеряв своих любимых, да и просто тех, кого 
они знали и видели каждый день, кто был с ними шутлив, добр и ласков. Да одни 
ли они работали рядом с нами, не зная покоя и отдыха, живя в тревогах и горе? 
Лаборантки, связистки, медички... Святые женские души, наши незабвенные мадонны 
того сурового времени...

...Утро горело всеми лучами солнца. Пора на покой. Нас уже ждала новая боевая 
задача.

Несколько суток подряд – из ночи в ночь – в составе крупных сил АДД, мы 
наносили удары тяжелым калибром бомб по войскам мощной немецкой группировки, 
пытавшейся из районов Мги прорваться к Ладоге, чтобы снова замкнуть кольцо 
блокады Ленинграда. Но часть сил в ту, еще опасную для «северной столицы» пору 
была переключена на другие участки фронта.

Железнодорожный узел Унеча – цель не из самых трудных. Полоса пролета в четких 
и характерных ориентирах, лету туда и обратно – часа три с небольшим, и 
командир полка, Александр Иванович, в предвидении безоблачного неба решил 
пустить на нее молодой состав экипажей. Правда, последние дни, а это было 8 
августа, заметно активизировался фронт на Брянском направлении, и в зоне боевых 
действий обнаружилось немало новых очагов зенитной артиллерии, а с аэродрома 
Жуковка, мимо которого предстояло лететь, даже в темные ночи стали подниматься 
истребители. Да и сама Унеча подбавила прожекторов и орудийных батарей, 
изменила саму систему обороны и просто так к себе никого не подпускала. А в 
общем, цель как цель: крепкий орешек с полным академическим набором всего 
понемногу. Машина моя была на ремонте, и в полет в ту ночь я не собирался, но 
вместе со штурманом эскадрильи Иваном Плаксицким и начальником связи Николаем 
Митрофановым приехал на аэродром, чтобы проверить подготовку и выпустить на 
задание нашу молодую команду. Воздушного стрелка Васю Штефурко я оставил в 
городе – пусть развлечется, да и мы имели намерение после окончания взлета 
вернуться туда же – заглянуть в городской театр или попасть на какую-нибудь 
киношку. Были мы в свежих гимнастерках, отглаженные и сверкающие. Иван 
привинтил во всю грудь ордена, Митрофанов тоже в наградах, у меня висела 
Золотая Звезда.

Экипажи после командирских указаний готовы были разойтись по самолетам, как 
вдруг выяснилось – небольшой участок пути в районе Калуги прикрыт грядой 
плотной, сплошной и неспокойной облачности, а в районе Жуковки немецкие 
истребители наводятся на наши бомбардировщики радиолокаторами и в атаку идут, 
сближаясь до дистанции открытия огня, даже в условиях слабой видимости, в связи 
с чем обратный маршрут командир полка предписал строить с обходом Жуковки – 
восточнее.

В локаторы мы еще не очень верили и атаки с их помощью рассматривали больше как 
дело совершенно случайное, а вот облачность для летчика Сырых – дело серьезное. 
Только на днях, во время контрольных полетов, я с удивлением обнаружил, что он 
не очень крепко держится в облаках. Хороший летчик, а навыки слепого полета 
успел растерять. Нужно было еще разок-другой походить с ним «в молоке», чтоб 
хорошенько приучить к приборам. Куда ж его такого пускать на задание? Придется 
отставить от полета. А вместо него и посадить некого.

Времени на раздумья нету. Уже пошли команды на запуск. Решение созрело 
мгновенно. Вместе с Плаксицким и Митрофановым мы бросаемся к самолету Сырых, 
высаживаем его экипаж, отбираем у него шлемофоны и карты и вылетаем сами. 
Стрелка у Сырых не оказалось, а его «разукомплектованный» радист тоже не 
годился на эту роль.

– Ничего, обойдусь без стрелка. Мне так удобнее, – заключил Митрофанов.