Уже за полдень приблизился к Рассвету – крупной, не в пример Чернушке, 
таинственной деревне, где бывали «красные», но откуда только что выкатили 
фашисты.

Не выходя из леса, я долго следил за деревней, раздумывая, как бы к ней 
подступиться незамеченным. Может, дождаться ночи?... Люди в деревне были – 
кто-то прошел по улице, кое-где работали во дворах. Наконец, присмотревшись к 
ближайшему домику, я направился по узкой тропинке, засеянной с обеих сторон 
хорошо поднявшейся кукурузой, прямо к нему.

В доме оказались две немолодые женщины и девочка лет пятнадцати. Увидев меня, 
они застыли, онемели. На мое «здравствуйте» – никакой ответной реакции. Не 
возникла она и позже. Кроме «а мы не знаем», «мы тут никого не видим»... ничего 
другого мне услышать не удалось. Молчание было тягостным, и я чувствовал, как 
все больше погружаюсь в отчаяние. С дедом было проще: там на первый контакт 
сработало мое летное одеяние. Здесь я предстал перед незнакомыми людьми совсем 
в ином облике.

Нужно было что-то делать. Уходить, конечно. Опять в лес, а там видно будет. О 
моем появлении эти женщины, похоже, не смолчат. Но кому они скажут – немцам? 
Полицаям? Партизанам? «Красными» в деревне что-то не пахнет.

Вдруг за окном, что было ближе к двери, мелькнула тень.

– О! Дядя Ваня... – скороговоркой произнесла девочка и мгновенно, так что я не 
опомнился, выскользнула за порог.

Сейчас будет развязка. Кто такой «дядя Ваня»? Ясно, русский, не немец, но, 
может, еще хуже – полицай? Его ведь не сразу разберешь.

За моей спиной смотрело в лес небольшое оконце. Незаметным движением я открыл 
нижний крючок, на котором держались оконные створки. Пистолет и окно – ничего 
другого для спасения у меня не оставалось.

События ждать себя не заставили. Когда через две-три минуты в сенцах гулко и 
крепко загремели солдатские сапоги, я распахнул окно и снял «ТТ» с 
предохранителя. Женщины, ахнув, прижались к стенкам. Дверь резко взвизгнула и 
как разверзлась. На пороге замер, глядя на мой чуть приподнятый пистолет, 
высокий и ладный, затянутый ремнями младший лейтенант. Из-за его спины глядел 
на меня ствол винтовки. Маскарада здесь быть не могло. Я опустил пистолет и 
положил его на лавку. Младший лейтенант шагнул в комнату.

Это был командир взвода 953-го стрелкового полка 3-й ударной армии Сафонов. С 
ним был взвод.

Я рассказал командиру обо всем случившемся, и тут вдруг засуетились, 
запричитали хозяйки, извлекли из печки дымящиеся горшки, уговаривая меня поесть 
и отдохнуть.

Сафонов, несмотря на то, что у меня не было ни одного документа, с доверием 
отнесся ко всему мною сказанному.

– Как же мы дальше поступим? – задал он уже назревший вопрос.

– Лучше всего, если бы мне помогли перейти линию фронта, – высказал я свое 
пожелание.

– Видишь ли, у нас есть боевая задача. Мы должны идти дальше.

– Вопросов нет. Бери, командир, с собой. Обузой не буду. Правда, «ТТ» не бог 
весть какая пушка, но может пригодиться.

– Ничего, будет бой – будет оружие.

Так и решили.

Взвод вытянулся по дороге. Мне показалось, что он идет вразброд, 
неорганизованной толпою, но потом я стал различать группы боевого охранения, а 
самая плотная, где шел Сафонов и я рядом с ним, была ударной.

– А немцы-то только что укатили из этой деревни, – поделился я своими 
наблюдениями.

– Они всегда норовят улизнуть. Тут их немного – в бой вступать им невыгодно.

Постепенно стало спадать напряжение минувших событий, и я почувствовал, как на 
ходу разболелся левый коленный сустав – раздулся, стал ограничивать движение. 
Пришлось обзавестись палкой. Донимали и правые ребра, временами причиняя 
изрядную боль. В общем, лесное приземление все-таки оставило свои отметины, но 
шел я со взводом не отставая.