Мысли мелькают одна за другой, путаются и противоречат друг другу. 
«Территория-то оккупированная, но люди живут в деревне, в этой глуши, должно 
быть, русские? Нужно найти одного, именно одного человека, без свидетелей, и 
все у него разузнать. С одним я справлюсь, если проявит ко мне агрессивность. 
Потом, может быть, и погоня. Надежда только на пистолет, но и они не безоружные.
 Вряд ли удастся мне дострелять все патроны. Ну, а если?...» Плен исключался 
абсолютно. Разве что подберут недвижимым. Для того и солдатская гимнастерка...

Время тянется мучительно долго. Грозы поутихли, поумерился дождь. Гула 
самолетов не слышно, а должны бы возвращаться.

В первой серости утра – никаких открытий. Прохожу, пригибаясь к кустам, по 
лесной чащобе вдоль деревни – ни дымка, ни звука. Глаз с нее не свожу – ни 
человека, ни собаки, ни хотя бы курицы.

Девятый час. Изучил каждое подворье, но нет признаков жизни ни в одном из них. 
Ближе остальных к лесу подступала небольшая бедная избенка, туда, пригибаясь, я 
и проскочил. Как оказалось, мне на редкость повезло. Это было единственное на 
всю деревню жилье, где обитал густо заросший, брошенный всеми глубокий старик 
со своим душевнобольным внуком. Старик не то чтобы испугался, а как-то оторопел 
при виде неожиданно возникшего перед ним пришельца. Мокрая меховая одежда, 
прилипшие ко лбу волосы, в руках пистолет озадачат кого угодно.

Я понимал, что разговор, чтобы расположить к себе деда, нужно начинать не с 
вопросов, а с объяснений – кто я и почему здесь оказался. Всей своей 
добродушной статью и беззащитностью он не внушал мне каких-либо опасений, да и 
ко мне, я почувствовал, старик отнесся с доверием. Ночью он слышал сильный 
взрыв и теперь связывал его с моим появлением. Наша беседа медленно, но все же 
раскачивалась. «Жители, кто помоложе, – рассказал мне Степан Петрович, – в 
партизанах, а женщины, старики, дети ушли кто куда, затерялись в городах и 
больших деревнях, иные попрятались в лесах, кому-то удалось перебраться на нашу 
сторону».

– А немцы где? – задал я наконец нетерпеливый вопрос.

– Немцы? Тут они не живут. Раньше приезжали на лошадях, на танках. Ограбят что 
приглянется, постреляют или заберут, если застанут, мужиков, которые по их 
понятию подозрительны, и снова уходят. Теперь проезжают мимо: все обобрали, 
деревню обезлюдили. Но бывает, налетят, рассыплются по дворам, пошастают по 
избам – не ночуют ли партизаны, и дальше. Приходят сюда и наши, красные. – Он 
так и сказал: «красные». – Чаще всего идут через Рассвет и Брутово, если немцев 
там нету. А встретятся – бой затевают. Немцы там на постое бывают и комендатуры 
небольшие имеют. Это недалеко, а Рассвет совсем рядом.

Я все не мог понять, каким образом в этих местах бывают наши. Если удастся 
выйти на них, я спасен. Только бы не промахнуться. Пока больше шансов 
напороться на немцев – здесь пока их территория. А может, не испытывая судьбу, 
в поисках призрачной удачи, углубиться в лес и, не выходя из него, изо всех сил 
жать на восток? Но как перейти линию фронта, если там войска? Вдруг там 
открытое место, немецкие огневые точки, боевые охранения? Я спросил у Степана 
Петровича, нет ли у него хоть какой-нибудь обувки и одежонки взамен на 
комбинезон, унты, гимнастерку и бриджи. Он засуетился, явно соблазненный моим 
роскошным меховым одеянием, но во всех своих закоулках ничего не нашел. Потом 
увлек меня с собою через деревенские зады к добротной избе в центре деревни и 
довольно проворно, подставив лестницу, полез на чердак. Я поторапливался за ним.
 Там, среди залежей хлама и ветхих обносков, удалось раскопать еще хранившую 
внешние формы пару разбитых и заскорузлых, но впору по моей ноге башмаков. 
Пришпандорил я им вместо шнурков бечевку, заодно подхватив ею отстававшие 
подошвы, плотнее подвязал низ моих бриджей и был, в общем-то, готов к дальнему 
походу. Комбинезон и унты Степан Петрович бережно сложил, обернул тряпьем и 
запихнул под трубу, завалив чердачным барахлом.

Через слуховое оконце, как с наблюдательного пункта, он показал мне две дороги 
на деревни, где иногда, по его словам, бывают «красные». Брутово, скрытое далью 
и лесом, лежало справа, и идти к нему нужно было через мост. Это опасно. 
Деревня Рассвет хорошо виднелась крышами впереди. К ней по открытому полю 
напрямую вела проселочная дорога, а по дуге слева ее охватывал лес.

Я попрощался с добрым стариком и, не выпуская из виду Рассвет, сразу нырнул с 
дороги в лесную чащу. Тучи сошли, проглянуло и пригрело солнце. Мои обретенные 
шкарбуны гулко чавкали, но на ногах держались крепко.

Вдруг на проселке обозначилась пара упряжек. Я застыл за лесными ветвями, 
всматриваясь в неторопливое приближение странного кортежа. На дрогах восседало 
около дюжины вооруженных людей. Всмотрелся – черт возьми! – немцы и еще 
какие-то люди. Полицаи?! Мне показалось, будто все они смотрят в мою сторону и 
сквозь густоту кустов и деревьев видят меня как на ладони. Но дроги потряслись 
дальше и у дедовой Чернушки повернули налево, видимо, в сторону Брутова. Я 
почувствовал, как по телу прошли мурашки...