выслали лодку. Ободранные, заросшие и голодные, они, наконец, были среди своих, 
у себя дома! Радость охватила их одуряющая, безмерная, но... оказалась короткой.
 Доставленных в штаб, их тут же разоружили и под конвоем направили в лагерь 
НКВД, предназначенный для проверки благонадежности вернувшихся из-за линии 
фронта. Таких лагерей с декабря 1941 года отгрохали множество и к лету успели 
заполнить. Прошло несколько дней, прежде чем Тарелкин ухитрился каким-то 
образом подать сигнал на волю.

Майор Тихонов нашел на карте совсем рядом с дислокацией лагеря аэродром и 
приказал командиру эскадрильи капитану А. И. Галкину, снабженному всеми 
возможными полномочиями, немедленно вылететь на боевом самолете в район лагеря 
и доставить экипаж в полк.

Да не на тех нарвались!

Несмотря на просьбу, уговоры и крутые, в басовых регистрах, обороты речи, 
лагерное начальство ни под каким видом не намерено было уступать Галкину. Тот 
потрясал документами, ругался и клялся – как в стенку!

– Не положено. Имеется приказ!

Видя в конце концов полную бесполезность своих усилий, Александр Иванович 
упросил начальника лагеря разрешить Тарелкину и Дедушкину хотя бы проводить его 
к самолету. Просил и за Митрофанова, но тому, вероятно, как младшему командиру, 
отказано было напрочь.

Тарелкин и Дедушкин следовали на аэродром рядом с Галкиным под вооруженным 
конвоем. По пути полушепотом шел инструктаж: после пробы моторов по его, 
Галкина, знаку – пулей в нижний люк кабины радистов.

При виде самолета на лицах конвойных отразилась ошеломленность, вероятно, они 
никогда в жизни не видели летающую машину, да еще такую огромную, так близко, а 
когда Галкин запустил моторы – солдаты и вовсе опешили.

Все остальное произошло, как в блеске молнии. Ребята хоть и рослые, но в люке 
исчезли мгновенно. В ту же секунду взревели моторы, и Галкин, чуть подвернув 
хвостом к конвойным, обдал их пылью и с места пошел на взлет.

Под вечер Тарелкина и Дедушкина встречал ликующий полк. Я почувствовал, как 
Николай обрадовался, увидев меня. Мы повисли друг на друге, что-то бормотали, 
хлопая ладонями по лопаткам, и я повел его в общежитие восстанавливать уже 
разрушенные «виды на жительство».

Командир полка дал обоим скитальцам небольшой отпуск – отдохнуть, окрепнуть, 
прийти в себя и затем съездить на недельку к родным. Но дня через два или три 
после их побега в полк, в вооруженном сопровождении прибыл лагерный 
уполномоченный и потребовал немедленного возвращения беглецов в лагерь.

Василий Гаврилович со всей решительностью отказал ему в этом, а видя его 
неугомонность, выдворил со штаба. Тот не унимался, сунулся было в общежитие, но 
на крыльце его встретили летчики и посоветовали во избежание неприятностей 
убираться вон. Тюремщик попятился и, пригрозив расплатой, исчез.

История с бегством Тарелкина и Дедушкина из энкавэдэшного лагеря, дойдя до 
генерала Голованова, не на шутку взволновала его и побудила вмешаться в это 
тонкое и опасное дело. По части шансов очутиться в новоявленном Дантовом 
«чистилище» летный состав авиации дальнего действия имел немало «преимуществ» – 
у нас и экипажи были крупнее, чем в других родах авиации, и действовать нам 
приходилось на большой глубине над территорией противника, а если учесть, что 
боевой состав АДД не отличался массовостью и буквально каждый экипаж был в 
Ставке на счету, то станет понятной тревога командующего: эти «лагерные 
мероприятия» могли чувствительно отразиться на боевых возможностях дальних 
бомбардировщиков.

Александр Евгеньевич обратился со смелой просьбой к Сталину – разрешить его, 
головановские экипажи, направлять после перехода линии фронта непосредственно к 
нему, в штаб. Голованов уверял Сталина, что он ручается за своих летчиков и всю 
ответственность за их благонадежность берет на себя.

Сталин не сразу, но согласился с этим, и важное исключение для летчиков и 
штурманов АДД вошло в силу, хотя не коснулось тех, кто возвращался после побега 
из плена.

Не знаю, сыграла ли тут роль прежняя служба Голованова в двадцатых и в начале 
тридцатых годов на немалых постах в органах НКВД, но Сталин, известно, к этой 
категории государственных служащих относился с особым доверием.

К лету положение на фронтах было настолько тяжелым, что нашей АДД было не до 
глубоких целей. Все силы были брошены не только на разрушение военных объектов 
в оперативной глубине, но и для ударов по войскам на переднем крае, в местах их