скоплений у переправ и в укрепрайонах – чистое дело ближнебомбардировочной и 
штурмовой авиации! Но действовали они только днем, силенок их все еще было 
маловато, и нам приходилось подставлять свои плечи, да и сила наших ударов была 
покрепче. Цели назначались малоразмерные, передний край, где сидели наши войска,
 лежал совсем рядом. Хорошо хоть обозначали они себя аккуратно – кострами, 
ракетами. Работа была филигранной и, конечно, с небольших высот – ну, прямо 
«лафа» для малокалиберной артиллерии, «расплодившейся» у противника 
видимо-невидимо. Не обходилось без боевых потерь. Да и машины, которым мы не 
давали передыху, иногда жестоко мстили нам за невольное насилие – участились 
случаи отказов моторов в воздухе, что влекло за собой последствия не менее 
опасные, чем от поражения снарядами. Досталось как-то и мне.

После мощной и точной, под отлично светившими САБами, бомбардировки 
железнодорожного узла в Харькове, на который мы навалились в мае всей дивизией, 
вдруг, уже далеко отойдя от него и оставив позади траверз Воронежа, гулко 
бухнул, затрясся и загорелся левый мотор. Ночь ясная, но черная, а с мотора, 
хоть и выключенного, хлещет пламя, слепит и не дает ничего распознать вокруг. 
Пока незаметно, чтобы где-то работали аэродромы, а садиться нужно как можно 
скорее.

– Алеша, – говорю, – ты меня выводи на Воронеж, а аэродром я с закрытыми 
глазами найду. Здесь все мне родное.

Наконец зацепился я взглядом за знакомые контуры затемненного города и с ходу 
пошел на посадку, еще не видя полосы. Только подойдя ближе, разглядел несколько 
тускло догоравших плошек. На наши красные ракеты – ноль внимания. Так и сел 
наугад без прожекторов, подсвечивая самолетной фарой. Оказывается, после 
посадки истребителей, отражавших вечерний налет немцев на город, аэродром до 
утра был закрыт, и там никого не намерены были ни принимать, ни выпускать. Ну 
живут люди по распорядку дня – и все тут!

Благо на стоянках оказался случайный народ, помогли погасить пожар. Было с чего 
появиться ему: из картера, прямо со шпильками, был вырван цилиндр. Хорошо, что 
все произошло в своем расположении, а случись такое в глубине территории 
противника?...

Под утро немцы снова набросились на Воронеж, и в огромной казарме, где на 
дощатых нарах мы обрели вожделенный ночлег, нас разбудили не столько взрывы 
бомб и канонада орудий, сколько дробный грохот сапог казарменных обитателей, 
вылетавших, как из брандспойта, во все двери и окна в чем попало. А нам так не 
хотелось расставаться со сном, что мы, только приподняв головы и взглянув друг 
на друга, тут же отдались ему снова. Дрожали стекла, сыпалась штукатурка, но 
звуки боя нам не мешали.

13 июля встревожилась вся дивизия: не вернулся с задания генерал Логинов. Полки 
бомбили скопления войск у переправы через Дон в районе Коротояка. Огня было 
много – и на земле, и в воздухе. Боевая зарядка большей части экипажей состояла 
из РРАБов, начиненных керамическими шарами с горючей смесью внутри. Они веером 
разлетались на большие площади, некоторые, сталкиваясь в воздухе, 
воспламенялись и потоком ярко-белого огня шли к земле, а те, что достигали ее в 
целости, раскалывались там, образуя множество высокотемпературных негасимых 
очагов пожара. Но и с земли огня нам поддавали от души: высота удара небольшая, 
и дело нашлось всем калибрам. Пробиться незадетым к точке прицеливания было 
непросто, к тому же висевшие на нижних замках РРАБы, если бы в них попал 
снарядный осколок или пуля, задев хоть одну ампулу, мгновенно воспламенились бы,
 охватив огнем весь самолет. Из-за этого да еще за повышенное лобовое 
сопротивление этих неуклюжих колод мы больше всего и не любили возить их, 
предпочитая любой другой вариант обыкновенных бомб. Но штука была эффективная, 
и с этим приходилось считаться.

В ту ночь Логинов пошел в первом эшелоне боевых порядков дивизии на борту 
самолета командира эскадрильи майора Урутина.

Когда дивизия в воздухе – место ее командира на КП. Там сосредоточена вся 
информация об оперативной и воздушной обстановке, оттуда только и можно 
управлять боевыми действиями полков. Его решений в меняющейся обстановке полета 
ждут не только экипажи, но и Москва – командующий АДД, Ставка. В бытность 
командиром полка Евгений Федорович не раз ходил на боевые задания за штурвалом, 
хотя это и тогда было для командира непросто, а на этой должности – попробуй 
оторвись. Летать-то он летал по своим командирским делам и днем, и ночью. Летал 
– мало сказать, отлично – красиво! Да и самолет облюбовал он необычный – 
спортивный монопланчик «УТ-2». Приходил, бывало, на аэродром, метрах на 
пятистах выключал над стартом мотор и в тихом планировании, выкручивая спирали 
и восьмерки до самых последних метров, вдруг у земли выравнивал машину и 
садился точно у «Т». Весь аэродром, задрав головы, следил за этим балетом. А в 
боевых полетах комдива какой толк? На земле он командир, а в воздухе, в боевых 
эшелонах – обыкновенный рядовой летчик. Поэтому комдивы, постепенно утрачивая 
ночные летные навыки, на боевые задания за штурвалом летали редко и всегда 
после изрядных перерывов. А когда возникала необходимость взглянуть своими 
глазами на организацию удара и оценить его реальные результаты (что вскоре,