восторга, однажды оказавшись под его парусами. Как упоительно легко скользили 
они, эти сказочные большие белые птицы, с каким изяществом маневрировал Жора 
рядом с крутыми берегами и встречными препятствиями! Да он и внешне был 
изумительно красив, Георгий Григорьевич: и ростом виден, и осанкой. Носил 
ладные спортивные костюмы, светлые рубахи с яркими галстуками и капитанские 
фуражки с замысловатыми клубными крабами. При этом – ничего нарочитого, 
вызывающего. Весь облик Жоры был естественным, сдержанным, гармоничным, и 
именно этим он вызывал восхищенные взгляды всех, кто видел его. Не обошли 
мастера и титулы – народного художника, академика. Но это было позже. А сейчас 
сидел он немного угасшим. Мы пили чай, толковали о превратностях жизни, о войне,
 о живописи. Только за полночь улеглись спать.

Начальник монинского завода встретил меня недоверчиво. На взгляд я сильно 
проигрывал Клотарю, и если тот, старый воздушный волк, старший лейтенант, 
разбил машину, на что ж было надеяться, доверяя ее этому мальчишеского вида 
младшему лейтенанту, да еще в такую мрачную погоду?

Он тут же схватил трубку, дозвонился до Тихонова и, удостоверившись, что тут 
никакой ошибки нет, дал команду допустить экипаж к машине. Она была уже в 
строю: в то время работали круглыми сутками, не теряя попусту ни минуты.

Клотаря я застал одиноко сидящим в сумрачном номере гарнизонной гостиницы, 
подавленным и расстроенным. Весь остальной состав экипажа в полном сборе 
теснился в соседней небольшой комнатке – Клотарь умел держать своих на 
дистанции. Снизойдя до откровений, он поведал мне о своих горестях, стал 
исповедоваться в неудачах, из чего я понял, что к штурвалу его уже не затянешь.

– Ладно, – закруглил я разговор, – собирайте экипаж – и на самолет. Вам в 
переднюю кабину, со штурманом.

К вечеру мы были дома.

Не знаю, какое предписание выдал командир полка, но вскоре Клотарь тихо и 
незаметно исчез. Скитания ему не грозили. Начальник штаба Цоглин, под руками у 
которого тот больше всего любил околачиваться, восхищая своего покровителя 
каллиграфическим почерком, добился для него нового назначения и снабдил самыми 
лестными характеристиками.

Многие годы о Клотаре никто ничего не знал, но потом события прояснились. 
Быстро остыв от фронтовых потрясений, он сначала оказался на должности 
начальника штаба полка фронтовой авиации, затем приподнялся повыше. Видимо, там 
он и добрался до своего личного дела и, наведя в нем «новый порядок», заставил 
его работать на себя. Спустя год с должности старшего помощника начальника 
авиаотдела армии Клотарь был зачислен на учебу в Военно-воздушную академию. Мы 
закончили войну, он – академию. Через несколько лет – вторую. В чинах рос 
стремительно, поскольку за его «фронтовые подвиги» звания шли досрочно и без 
задержки. В личном деле оказались записи о многих – под сотню! – успешно 
выполненных боевых заданиях. За наградными листами потянулись ордена. Нагрудные 
планки внушали почтение и тем, кто был на фронте, и старшим начальникам, с кем 
он работал. В манере держаться у Клотаря уже прочно закрепились самоуверенность,
 горделивость, в суждениях – резкость и безапелляционность. Он окончательно 
поверил в свою новую незакатную звезду, шел напролом, вздымаясь по крутым 
военно-административным ступеням, и, казалось, ничто не могло стать преградой 
на его пути.

Но однажды, это было в начале шестидесятых годов, в Главном штабе ВВС Клотарь 
лицом к лицу столкнулся с полковником А. Д. Цыкиным. Опешив и боясь ошибиться, 
Алексей Дмитриевич осторожно осведомился – не Клотарь ли он, и как могла 
произойти такая метаморфоза?

Мгновенно вспыхнув чиновным негодованием, Клотарь готов был посадить на место 
зарвавшегося полковника, но в следующую минуту угас и впал в состояние полной 
потери волевой устойчивости. Деликатно и заискивающе заметив, что он, вполне 
понимая причину предубежденного к нему отношения, все же считает, что с военной 
поры прошло слишком много времени, чтобы возвращаться к неприятным событиям тех 
дней, и очень просил, взывая к благородным чувствам, не вспоминать и забыть 
прошлое.

– Нет, Клотарь, этого не произойдет. Я постараюсь дознаться, откуда эти 
генеральские погоны и ордена, – заключил Цыкин.

Алексей Дмитриевич обратился к старшим начальникам и попросил разобраться в 
этой непостижимой загадке. Много времени не ушло. Все легко всплыло на 
поверхность – были целы подлинные документы, и еще не угасла живая память. 
Клотарь был снят с должности начальника штаба ВВС Группы советских войск в 
Германии и уволен из армии.

Теперь в большом и красивом южном городе он ведет, говорят, активную работу по 
«военно-патриотическому воспитанию подрастающего поколения», впадая в эйфорию 
воспоминаний о «былых воздушных сражениях».