кулинарного искусства» умудрялись «от себя лично» добавлять ему еще граммов сто.
 В эти минуты «мастер» пребывал в состоянии величайшего блаженства. Но и 
штурманом Васильев был умелым. Хоть и тяготел он больше к визуальной 
ориентировке, сохранив эту привычку с фронтовой авиации, все же разбирался и в 
радионавигации, а бомбардиром был искуснейшим. Правда, к моему удивлению, 
неузнаваемо преображался в полете: весь напрягался, иногда нервничал, при 
малейших неполадках в самолетной аппаратуре или в непредвиденном усложнении 
обстановки злился, ругался... Весельчак и хохотун на земле – ни одной шутки не 
исторгал в воздухе и совершенно не воспринимал моих. Можно было подумать, что в 
этом выражалась некая скрытая настороженность, а то и недоверие ко мне как к 
летчику, но он никогда не соглашался летать в других экипажах.

Однажды в черную весеннюю ночь на подходе к своему аэродрому нас схватила пара 
прожекторов московской ПВО. Решили, видимо, проверить – свои ли? В ту пору 
довольно часто в район базирования дальних бомбардировщиков проникали 
«Мессершмитты-110», и не без успеха: кое-кого из зевак, удачно подкараулив, 
нет-нет да и отправляли на землю. Нам в своих прожекторах полагалось дать 
условный сигнал комбинацией ракет «я свой», что и намерен был сделать Васильев, 
но ракетница только клацала, а чертов заряд, несмотря на смену патронов, не 
воспламенялся. Прожекторы нас цепко держат, передавая друг другу, ждут сигнала, 
а мы молчим. Условных миганий бортовыми огнями им было мало. Васильев, 
сотрясаясь от злости, перечислял всех богов и матерей, а ракета не шла. «Так 
могут нас нечаянно и шарахнуть», – подумал я. И в тот же миг в передней кабине 
раздался глухой взрыв. Она озарилась красным огнем, сквозь прорезь приборной 
доски я видел, как там ошалело носилась тень штурмана – не иначе, как саданули 
по кабине прямым попаданием.

– Алеша, – закричал я, – Алеша, что с тобой?

Васильев сопел и молчал, все еще мелькая в красном зареве. Ответил не сразу, 
только когда погас огонь.

Оказывается, в запале ярости он швырнул ту проклятую ракетницу в угол, но 
именно там она и сработала. Алексей еле настиг метавшуюся, как сатана, от борта 
к борту горящую ракету, сильно пожег руки, прожег перчатки, планшет. Хорошо, 
обошлось. Горящая ракета в самолете не шутка...

Но это так, к слову. Штрихи к портрету. Пожалуй, больше к характеру.

Машины у нас пока не было, и майор Тихонов переключил меня на пробные испытания 
системы слепой посадки «Ночь-1». Наземное оборудование было смонтировано на 
небольшом бывшем школьном аэродромчике, а бортовое – на легком учебном самолете 
«По-2». Руководил всей программой испытаний сам автор этой системы.

Я закрывался колпаком, взлетал, делал полет «по кругу» с четырьмя разворотами и 
заходил на посадку. До высоты выравнивания (ну, это примерно метров до десяти) 
все проходило более или менее благополучно, а дальше из полета в полет в 
управление вмешивался со второй кабины этот самый автор, который был немного и 
летчик. После этого приходилось открывать колпак и сажать машину визуально. 
Конструктор же добивался, чтобы я садился не открывая колпака. Это было уж 
слишком! Система для самой посадки не выдавала никакой информации, а на чутье...
 Какое может быть «чутье», когда ты земли не видишь, а она рядом. Два или три 
раза грубая посадка под суфлеж конструктора мне все-таки удалась, но это была 
чистейшая случайность, ничего не имеющая общего с возможностями системы. Тут 
недалеко и до греха.

В общем, если бы та система обеспечивала вывод тяжелого самолета к торцу 
посадочной полосы до высоты хотя бы 30, ну 50 метров – лучшего и желать не 
следовало. Но работала она неустойчиво, дальность захвата сигналов была слишком 
мала. А сами сигналы слабы и прерывчаты. Довести ее до ума не удалось, и 
внедрения в практику полетов боевой авиации она так и не дождалась.




Путешествие во времени




Вечер на Масловке. Вверх по лестнице, ведущей вниз

Прервалась эта работа новой, неожиданной для меня задачей. Опять всплыл Клотарь.
 Потеряв всякую надежду вытолкнуть его на боевое задание, а может, надеясь со 
временем подавить в нем страх перед противником, командир полка поручил ему 
облетывать машины после ремонта и замены моторов. Полк работал с большим 
напряжением, боевые летчики уставали, и у них просто не хватало времени на 
облет своих самолетов. И тут Клотарь пригодился как нельзя лучше. Но преодолеть 
себя он не мог, да, видно, и не хотел, а страх, как ползучая болезнь, перешел и 
на обыкновенные полеты. Каждый полет доставлял ему великие муки, был