Никак не думал, что это меня касается. Но я моментально загорелся:

– А рекомендацию дадите?

– Дам. И другие дадут.

Так и случилось. Я не мешкал и тут же написал заявление. Был принят. Еще свежо 
было в памяти шумное пионерское время, с шестнадцати лет – студенческий и 
армейский комсомол, и вот теперь – партия.

Я почувствовал, по ощущениям того времени, прямую причастность к великому делу 
справедливого переустройства мира и был горд этим. К Ленину я относился с 
абсолютным доверием. Образ его был мне понятен и близок. Сталина я чувствовал 
несколько иначе (с примесью страха, что ли?), и «градусы любви» тут были пониже.
 Но после XX съезда он слетел с меня мгновенно, как прах на свежем ветру, и 
больше ко мне в добром виде не возвращался. Весь последующий мучительный и 
медленный идейно-нравственный «переворот» я пережил значительно позже, когда 
почувствовал, что номенклатурная бюрократия высших эшелонов партийной власти, 
именовавшая себя не иначе, как собирательным именем «партия», в своих 
корпоративных интересах имела мало общего не только с народом, но и с той 
огромной массой коммунистов, что была растворена в нем. В общем, в то время у 
меня с идеями было все в порядке и какие-либо раздумья по этой части не мучили.

Тревожило иное – погода и фашистская ПВО. Поздно вечером командир поставил 
задачу бомбить Ржев – укрепрайон. Разведчики уточнили: город плотно забит 
войсками. Там сидели и те, уцелевшие, отброшенные от Москвы, и свежие, 
привезенные с запада, – с танками, артиллерией, боеприпасами. Пока они прочно 
окопались, но с прицелом на новый бросок к Москве. Кроме нас, в тот день кто-то 
еще должен был бомбить Ржев, но все эти удары шли эшелонированно, врастяжку, а 
в сущности, одиночными самолетами.

Утром видимость была еле-еле: висел туман, падал снежок. В районе цели погода 
не обещала быть лучше. Пришлось ждать. Но вот облака чуть приподнялись, в конце 
взлетной полосы обозначались предметы. С КП взвились зеленые ракеты – сигнал на 
взлет.

Под нижней кромкой идти было невозможно – временами так прижимало, что мы 
теряли землю. Вышли за первый слой. Нигде ни просвета. Идем по расчету времени. 
Но вот кончилась последняя расчетная минута. Пора вниз, к Ржеву. Чем ниже, тем 
осторожнее подходим к земле. С полутысячи метров облака вдруг потемнели – стали 
просматриваться сосновые кроны. Внизу плотная дымка, сыплет снег.

Мы намеренно пересекли железную дорогу, идущую на Москву, точно определили свое 
место и с западным курсом, южнее дороги, пошли в сторону Ржева. Наконец Земсков 
дает правый разворот, и мы ложимся на боевой курс. Высота 600 метров. Над самой 
головой несутся облака. Выскакиваем на край города. Вот-вот сойдут бомбы, но на 
нас, как по команде, обрушился страшный ливень огня! Трассы тянутся к самолету 
со всех сторон, скрещиваются где-то рядом – над головой, ниже. Чернов и 
Неженцев бьют из пулеметов длинными очередями с обеих бортов, но огонь немцев 
только нарастает. Спасения нет. Я весь напрягся и ждал роковой развязки. В 
случае чего – хотя бы дотянуть к своим. Земсков всю эту огненную кашу видит не 
хуже меня, но она его как будто не касается. В азартном запале он то 
похохатывает, то вворачивает какую-то приговорку, вроде «о, как бегают эти 
гады!». Наконец, на исходе моего терпения, слышу долгожданное «сброс» и 
чувствую, как от самолета отрываются бомбы. Чуть доворачиваю вправо и сразу 
тяну вверх, в облака. Стрелки и штурман успели засечь взрывы бомб в скоплении 
танков.

– Хорошо! – ликует Земсков. – Врубили им разок. – И с небольшой паузой:

– Делаем еще один заход.

Я похолодел.

– Ты с ума сошел!

Было совершенно ясно: в первом заходе нам сошло. Со второго – отсюда не уйти.

– Так зачем же тратить длинную серию на короткую цель? Половины им на первый 
раз хватило. Уложим туда и вторую. Видел бы ты, как они там мечутся! Потеха!..

По-бомбардирски штурман прав. Но ведь это не полигон!

Делать нечего. Осматриваем машину. В фюзеляже стрелки обнаруживают несколько 
пробоин. Но моторы гудят, а рули послушны.

Все-таки наш выход на цель был для немцев неожиданным, а их огонь торопливым. 
Теперь они нас ждут и свой шанс не упустят.