|
Всю программу, без каких либо упрощений, я прокрутил в голове и, как умел,
выложил ему в зоне. Полет протекал молча.
На стоянке, когда остановились винты, он протянул мне руку и произнес:
– Пойдешь к Тихонову.
Сказал утвердительно, как о деле решенном.
Радость охватила меня небывалая. Все во мне ликовало!
Но время шло, Шевцов уехал, а меня никто никуда не зовет и не просит.
Прошел слух – в штабе появились какие-то документы насчет отобранных. Но
начальство молчит. Штабная мелюзга потихоньку выдает «дворцовые» тайны:
Мельников отбивается, не хочет отпускать инструкторов.
Через день новая информация из тех же «надежных источников», по секрету: пришла
депеша от генерала Горбацевича – требует отпустить меня немедленно. Генерал
Горбацевич? Кто такой? Оказывается, командующий дальнебомбардировочной авиацией
– куда уж выше!
Иду незваным к Мельникову. «Князь Серебряный», как мы величали командира полка
за его молодую седину, завидев меня на пороге, разбушевался с ходу. На его
столе, ко мне вверх ногами, вижу и косым взглядом читаю телеграмму с моей
фамилией и грозным предупреждением адресату за ослушание. Приготовленные для
беседы слова мне произносить не пришлось. Молча слушаю, как ругается Мельников,
споря сам с собою и невидимыми оппонентами. Наконец, взорвался и погнал меня из
кабинета, благословив напутствием «ко всем чертям»! Как понять это? Выходит,
отпустил? Раз есть приказ, о чем могут быть разговоры?
Там же в штабе узнаю: завтра на рассвете с перегоночной базы к Тихонову пойдет
заночевавший «ТБ-3». На него подсаживаются летчик – старший лейтенант из
перегоночной базы – и штурман из постоянного состава другой эскадрильи.
Собирать документы поздно, да и рискованно – вдруг я не так все истолковал?
В предрассветную тьму – комбинезон на себя, шинель на плечо, чемодан с бельем в
руки – и на аэродром.
Там и стоял, еще не разогретый, тот самый «ТБ-3», что шел с Приморья.
Если ночь для избранных...
Драма на догоне. «Хейнкель» на троих. Хорошая это штука – везение, но...
короткая. Земсков дает последний курс. Ростовский романтик
Полк Тихонова еще не завершил свое комплектование, но воевал в полную возможную
силу. Несмотря на очень тяжелые погодные условия, самолеты днем и ночью уходили
на боевые задания. Командир с ходу подключил к боевой работе и нашу группу.
Нескольким летчикам, у которых образовались длительные перерывы в летной
тренировке, приказал дать по одному тренировочному полету по кругу, а мне – два
с инструктором.
Не знаю, правда ли («добрые» люди всегда найдутся, чтобы с радостью передать
какую-нибудь гадость, о тебе где-то сказанную), но Тихонов будто бы недовольно
спросил Шевцова, упомянув обо мне:
– Кого ты мне прислал?
Шевцов хоть и отстоял меня, но сомнений командира не развеял. Потому он и выдал
вместо самостоятельных – на всякий случай – два с инструктором.
В переднюю кабину сел командир эскадрильи капитан Черниченко.
Я чувствую – вот сейчас, при малейшей ошибке, меня в два счета и выпрут из
«калашного ряда». Что тогда?...
Сыпал медленный снег. Видимости еле хватало на длину полосы. Взлетел, чертя
облака, построил «коробочку», зашел на посадку, сел. Повторил. Черниченко
молчит.
– Еще один?
|
|