Псковский воздушно-десантный корпус.

Все, что во взглядах и опыте обучения войск традиционно считалось незыблемым и 
было крепко заложено в уставы и директивы, новый комкор подверг пересмотру и 
решительно ввел в практику обучения частей и соединений совершенно иную, 
современную, с его точки зрения, освобожденную от рутинных элементов методику 
боевой подготовки. Командующий воздушно-десантными войсками генерал-полковник А.
 В. Горбатов, видя это своеволие, выходил из себя, но никак не мог «поставить 
на место» строптивого и неуправляемого Главного маршала авиации до тех пор, 
пока не умер Сталин. Тут уж Голованова мгновенно вызвали в Москву, уложили в 
госпиталь и списали по здоровью. На том и завершилась сверкнувшая, как 
пролетевшая комета, двенадцатилетняя военная служба этого незаурядного и 
самобытного военачальника. В академии еще долго вспоминали военные профессора 
своего талантливого выпускника, отзываясь о нем не иначе, как с восторгом, в 
самых превосходных степенях.




В те же «пенаты»?




Она еще молоденькая – ее учить надо. Аргументы для Хрущева. С кем тягаетесь?

Моя учеба шла к концу. Появившиеся перед выпуском кадровики внесли в наши 
«сплоченные ряды» тихий переполох. Особенно волновались москвичи, работавшие до 
академии в центральных управлениях: а вдруг, упаси бог, пошлют на периферию? У 
меня проблема предстоящего назначения вызывала только любопытство, поскольку 
готов был ехать в любое место. Но когда был назван тот гарнизон, в котором я 
был еще в недавнее время снят с должности командира полка, что-то противно 
дрогнуло во мне, жаркой волной плеснуло в голову, и, чтоб не выдать своего 
состояния, торопливо и резко произнес: «Согласен». Уж не знаю, были ли 
припасены для меня другие варианты, но этот, первый, я схватил как новый вызов 
судьбы.

Уже давно в том гарнизоне исчез расформированным мой родной фронтовой полк, 
чуть подрос и изменил свой облик авиагородок, прорезалась и вышла к шоссейным 
магистралям мощеная дорога, но все так же вся округа утопала в чудовищной грязи,
 а к ночи дома и улицы погружались во мрак, из которого не в состоянии был 
вытащить их уже терявший последние силы все тот же старый дизелек.

Зато аэродром – как чудо: три с половиной километра стометровой ширины 
толстенного железобетона, рулежки, стоянки, аэродромные постройки, трехэтажный 
КДП. Суперпорт! Дивизией межконтинентальных турбовинтовых и дальних реактивных 
бомбардировщиков командовал Александр Игнатьевич Молодчий. Я знал его давно, 
еще в летной школе, которую мы вместе окончили, да и позже виделись, оказавшись 
в соседних полках одной бригады, но он меня не помнил. Видимо, разным был круг 
наших летных знакомств. Да и я, пожалуй, не задержал бы его в памяти, если б не 
гремела на всю страну стремительная слава этого отважного и прекрасного летчика,
 дважды Героя, протянувшаяся с военных лет на все последующие годы. Он 
собирался в Академию Генштаба но, слава богу, был еще здесь и помог мне с 
максимально возможной интенсивностью, не теряя времени, освоить во всех 
условиях погоды днем и ночью не только с командирских, но и с инструкторских 
кресел оба принципиально новых, до той поры незнакомых мне самолета.

Да, может, и не это было главным.

В те переломные годы, что провел я за школьным столом, предаваясь наукам, 
многое изменилось не только в характере вооружения дальнебомбардировочной 
авиации, но и в содержании боевой готовности, в особенностях применения оружия 
да и в принципах летного обучения.

Та машина, что покрупнее, «Ту-95», хоть и всем была хороша, все-таки ей еще не 
мешало полетать, не отрываясь слишком далеко от своих аэродромов, но Александр 
Игнатьевич потянул ее, ведя за собой самых крепких спутников, на север, в 
высокие широты Арктики, на полюс и крайние восточные меридианы. В таких полетах 
лучше всего выявлялись выносливость и надежность всего организма машины, каждой 
ее клетки. Да и не экзотика полярных просторов торопила туда беспокойную 
командирскую душу – дивизия становилась на боевое дежурство, а главным ее 
оперативным направлением был север, путь через полюс.

Перед отъездом в академию, как и предписывал приказ, Молодчий сдал дивизию мне. 
Нужно было вести дело дальше. На таких кораблях это была пока единственная 
дивизия, и опыт тут накапливался с нуля. Ядро руководящего летного состава 
сколотилось крепким.

Предстояло подтянуть остальных и выходить на оперативную арену уже не 
одиночными экипажами, а в боевых порядках полков, и все туда же – на полюс, за