тических кругах бывшей столицы. Она получила и 
отвергла несколько приглашений эмигрировать во Францию. Ее лично знал генерал 
Улагай, один из лидеров белогвардейской эмиграции, активно сотрудничавший с 
немцами с 1941 по 1945 год. Детство самого Александра было омрачено картинами 
террора – как белого, так и красного, – которые ему пришлось наблюдать во время 
гражданской войны, когда его дядя сражался под командованием Улагая.

После того как мать отказалась эмигрировать, они возвратились в Петроград, где 
Демьянов работал электриком: его исключили из Политехнического, куда он 
поступил, умолчав о своем прошлом (получить высшее техническое образование ему 
в то время было невозможно из-за непролетарского происхождения). В 1929 году 
ГПУ Ленинграда по доносу его друга Терновского арестовало Александра за 
незаконное хранение оружия и антисоветскую пропаганду. На самом деле пистолет 
был подброшен. В результате проведенной акции Александр был принужден к 
негласному сотрудничеству с ГПУ. Благодаря происхождению его нацелили на 
разработку связей оставшихся в СССР дворян с зарубежной белой эмиграцией и 
пресечение терактов. Кстати, в 1927 году Александр был свидетелем взрыва Дома 
политпросвещения белыми террористами в Ленинграде. Александр стал работать на 
нас, используя семейные связи.

Вскоре его перевели в Москву, где он получил место инженера-электрика на 
Мосфильме. В ту пору культурная жизнь столицы сосредоточилась вокруг киностудии.
 Приятная внешность и благородные манеры позволили Демьянову легко войти в 
компанию киноактеров, писателей, драматургов и поэтов. Свою комнату в 
коммунальной квартире в центре Москвы он делил с одним актером МХАТа. Нам 
удалось устроить для него довольно редкую по тем временам вещь – отныне в 
Манеже у него была своя лошадь! Естественно, что это обстоятельство расширило 
его контакты с дипломатами. Александр дружил с известным советским режиссером 
Михаилом Роммом и другими видными деятелями культуры. НКВД позволял элитной 
группе художественной интеллигенции и представителям бывшей аристократии вести 
светский образ жизни, ни в чем их не ограничивая, но часть этих людей была 
завербована, а за остальными велось тщательное наблюдение, с тем, чтобы 
использовать в будущем в случае надобности.

Демьянова «вели» Ильин и Маклярский. Он не использовался как мелкий 
осведомитель, в его задачу входило расширять круг знакомств среди иностранных 
дипломатов и журналистов – завсегдатаев ипподрома и театральных премьер. 
Появление Демьянова в обществе актеров, писателей и режиссеров было столь 
естественным, что ему легко удавалось заводить нужные связи. Он никогда не 
скрывал своего происхождения, и это можно было без труда проверить в 
эмигрантских кругах Парижа, Берлина и Белграда. В конце концов Демьяновым стали 
всерьез интересоваться сотрудники немецкого посольства и абвер.

В канун войны Александр сообщил, что сотрудник торгового представительства 
Германии в Москве как бы вскользь упомянул несколько фамилий людей, близких к 
семье Демьяновых до революции. Проинструктированный соответствующим образом 
Ильиным Демьянов не проявил к словам немца никакого интереса: речь шла о явной 
попытке начать его вербовку, а в этих случаях не следовало показывать излишнюю 
заинтересованность. Возможно, с этого момента он фигурировал в оперативных 
учетах немецкой разведки под каким-то кодовым именем. Позднее, как видно из 
воспоминаний Гелена, шефа разведки генштаба сухопутных войск, ему было 
присвоено имя «Макс».

Первый контакт с немецкой разведкой в Москве коренным образом изменил его 
судьбу: отныне в его агентурном деле появилась специальная пометка, 
поставленная Маклярским. Это означало, что в случае войны с немцами Демьянов 
мог стать одной из главных фигур, которой заинтересуются немецкие спецслужбы. К 
началу войны агентурный стаж Александра насчитывал почти десять лет. Причем 
речь шла о серьезных контрразведывательных операциях, когда ему приходилось 
контактировать с людьми, не думавшими скрывать свои антисоветские убеждения. В 
самом начале войны Александр записался добровольцем в кавалерийскую часть, но 
ему была уготована другая судьба: он стал одним из наиболее ценных агентов, 
переданных в мое распоряжение для выполнения спецзаданий. В июле 1941 года 
Горлинский, начальник Секретно-политического управления НКВД, и я обратились к 
Берии за разрешением использовать Демьянова вместе с Глебовым для проведения в 
тылу противника операции «Монастырь». Для придания достоверности операции 
«Монастырь» в ней были задействованы поэт Садовский, скульптор Сидоров, которые 
в свое время учились в Германии и были известны немецким спецслужбам, их 
квартиры в Москве использовались для конспиративных связей.

Как я уже упоминал, наш замысел сводился к тому, чтобы создать активную 
прогерманскую подпольную организацию «Престол», которая могла бы предложить 
немецкому верховному командованию свою помощь при условии, ч