фтяные скважины и 
буровые вышки в районе Моздока и взорвало их в тот момент, когда к ним 
приблизились немецкие мотоциклисты. Меркулов и я следили за тем, чтобы взрыв 
произошел строго по приказу, и присоединились к нашей диверсионной группе, 
отходившей в горы, в последний момент. Позже мы от нашей дешифровальной группы 
получили сообщение из Швеции: немцы не смогли использовать нефтяные запасы и 
скважины Северного Кавказа, на которые очень рассчитывали.

Однако разнос, которому мы подверглись за успешные действия, надолго мне 
запомнился. Когда мы вернулись в Тбилиси, Берия сообщил, что Сталин объявил 
Меркулову, заместителю Берии, выговор за неоправданный риск при выполнении 
операции по минированию: он подвергал свою жизнь опасности и мог быть захвачен 
передовыми частями немцев. Берия обрушился на меня за то, что я допустил это. В 
ходе немецких налетов несколько офицеров из Ставки, находившихся на Кавказе, 
были убиты. Член Политбюро Каганович получил во время бомбежки серьезное 
ранение в голову. Ранен был и адмирал Исаков, а один из наших наиболее опытных 
грузинских чекистов, Саджая, погиб во время этого налета.

Опасения, что Тбилиси да и весь Кавказ могут быть захвачены врагом, были 
реальны. В мою задачу входило создание подпольной агентурной сети на случай, 
если Тбилиси оказался бы под немцами. Профессор Константин Гамсахурдиа (отец 
Звиада Гамсахурдиа) был одним из кандидатов на пост руководителя агентурной 
сети в Грузии. Он являлся старейшим осведомителем НКВД. К сотрудничеству его 
привлек еще Берия после нескольких арестов в связи с инкриминировавшимися ему 
антисоветскими заявлениями и националистическим сепаратизмом. По иронии судьбы 
перед войной он был известен своими прогерманскими настроениями: он всем давал 
понять, что процветание Грузии будет зависеть от сотрудничества с Германией. 
Мне захотелось проверить эти слухи, и я, заручившись согласием Берии, вместе с 
Саджая провел в гостинице «Интурист» беседу с профессором Гамсахурдиа. Мне он 
показался не слишком надежным человеком. К тому же весь его предшествующий опыт 
осведомителя сводился к тому, чтобы доносить на людей, а не оказывать на них 
влияние. И еще: он был слишком занят своим творчеством. (Кстати, он написал 
биографию Сталина на грузинском языке.) В целом это был человек, склонный к 
интригам и всячески пытавшийся использовать в своих интересах расположение 
Берии: оба были мегрелы.

Посовещавшись с местными работниками, мы пришли к выводу, что Гамсахурдиа лучше 
использовать в другой роли. Главная же роль отводилась Мачивариани, драматургу, 
пользовавшемуся и Тбилиси репутацией солидного человека. Он был известен как 
безукоризненно честный человек, и мы спокойно доверили ему крупные суммы денег, 
а также золотые и серебряные изделия, которые в случае надобности можно было 
использовать на нужды подполья.

Много позже один из моих сокамерников, академик Шария, помощник Берии, 
отвечавший за партийную пропаганду в Грузии, рассказал мне, что впоследствии 
Берия потерял к Гамсахурдиа всякий интерес. Тот, однако, оставался в Грузии 
весьма влиятельной фигурой – своего рода иконой в мире культуры. Известно, что 
Сталин лично запретил его арестовывать. В 1954 году, когда Берия был уже 
расстрелян, грузинские власти захотели отделаться от Гамсахурдиа, и местный КГБ 
обратился в Москву за санкцией на его арест как пособника Берии, который сделал 
себе политический капитал на личных связях с врагом народа. Как мне рассказывал 
писатель Кирилл Столяров, изучавший события 1953—1954 годов, Гамсахурдиа хотели 
обвинить в том, что по указанию Берии он шантажировал представителей грузинской 
интеллигенции, принуждая их устанавливать тайные связи с немецкой спецслужбой. 
Именно за это, утверждали его обвинители, он получил в годы войны от Берии и 
Микояна крупные денежные суммы и американский «виллис».

По словам Шария, в конце концов Гамсахурдиа оставили в покое: насколько мне 
известно, умер он своей смертью в Тбилиси в 70-х годах. Его сын стал первым 
президентом независимой Грузии, в 1992 году был свергнут и в конце 1993 года, 
как сообщалось, покончил жизнь самоубийством.

В 1953 году Берию также обвиняли в том, что он нанес ущерб нашей обороне во 
время битвы за Кавказ. Тогда же за связь с Берией был уволен из армии Штеменко. 
Но раскручивать вину Штеменко не стали в интересах правящей верхушки. Маршал 
Гречко, тогда заместитель министра обороны, во время войны сражался на Кавказе 
под началом Берии. Понятно, что обвинения в адрес Берии бумерангом ударили бы 
по высшему военному руководству. Вот почему в сообщении для прессы приговор над 
Берией не включал обвинений в измене в период битвы за Кавказ.

Саджая погиб во время бомбежки, а Штеменко о хороших отношениях со мной не 
упомянул, так что я не подвергся допросу в связи с обороной Кавказа по делу 
Берии. Позднее мои следователи вообще потеряли интерес к этому, хотя мне и 
приходилось слышать от них замечания