скольку он уже отсидел почти десять лет, его 
выпустили через пять лет.

После отбытия полного срока заключения Гуревич обосновался в Ленинграде, где 
работал переводчиком. Каждый год он подавал на пересмотр своего дела, но КГБ и 
военная разведка упорствовали, по-прежнему возражая против его реабилитации или 
нового рассмотрения дела. В официальной истории советской военной разведки, 
подготовленной в 60—70-х годах, Гуревич представлен как изменник, чьи действия 
привели к провалу «Красной капеллы» во Франции и Германии. На Западе в книге 
Жиля Перро «Красная капелла» высказывается та же точка зрения.

В 1990 году военная прокуратура обращалась ко мне по делу Гуревича, 
продолжавшего настаивать на своей реабилитации. Прокуратура нашла документ 
исключительной важности – служебную записку Генштаба, направленную в адрес НКВД 
с одобрением радиоигр Гуревича («Кента») с немцами. Когда дело Гуревича стало 
пересматриваться, выяснилось: единственная вина его заключалась в том, что он 
без одобрения Центра завел семью на Западе (во Франции). Однако руководство 
военной разведки продолжало упорно препятствовать восстановлению его прав. 
После того как в 1991 году Гуревича наконец реабилитировали, Разведупр Генштаба 
категорически отказало ему в выплате компенсации, назначении военной пенсии и 
предоставлении статуса ветерана войны.

Этот человек жив. Его жена умерла в Европе, а сын вместе со своей женой и 
детьми приезжал в Санкт-Петербург для встречи с отцом. История Гуревича прошла 
по страницам российской прессы, но никто не задался вопросом: чья злая воля в 
разведорганах СССР все эти годы продолжала возлагать вину на этого человека.




Попытка тайного дипломатического зондажа и дезинформационной игры с немцами 
через болгарского посла в СССР Стаменова


Для нас, знавших о существовании у немцев проблем со снабжением армии, 
директива Сталина стоять до конца в 1941 и 1942 годах и любой ценой остановить 
врага казалась естественной и разумной. Оглядываясь назад, видишь, что 
трагические поражения Красной Армии в Белоруссии, потери миллионов человеческих 
жизней убитыми и взятыми в плен под Киевом были для вермахта всего лишь 
тактическим успехом. Перед немцами стояла перспектива затяжной войны, для 
победы в которой у них не было необходимых ресурсов.

К середине июля 1941 года мы получили два важных сообщения. Одно – по радио из 
Берлина, другое – от наших дипломатов и разведчиков, интернированных немцами в 
Италии и Берлине в начале войны. После обмена на германских дипломатов, 
интернированных в Москве, первый секретарь советского посольства в Берлине 
Бережков и резидент НКВД Амаяк Кобулов, младший брат заместителя Берии Богдана 
Кобулова, сообщили, что барон Ботман, сопровождавший поезде советскими 
дипломатами, высланными из Германии, намекнул им: может настать время, когда 
Германия и СССР предпочтут урегулировать свои отношения на основе взаимных 
уступок.

В изнурительных боях под Смоленском была остановлена танковая армия генерала 
Гудериана. Росло разочарование в германском верховном командовании, вызванное 
недостаточно быстрыми темпами продвижения немецких войск в июле 1941 года, о 
чем сообщил из Берлина Арвид Харнак («Корсиканец»). 25 июля Берия приказал мне 
связаться с нашим агентом Стаменовым, болгарским послом в Москве, и 
проинформировать его о якобы циркулировавших в дипломатических кругах слухах 
что возможно мирное завершение советско-германской войны на основе 
территориальных уступок. Берия предупредил, что моя миссия является совершенно 
секретной. Имелось в виду, что Стаменов по собственной инициативе доведет эту 
информацию до царя Бориса.

Берия с ведома Молотова категорически запретил мне поручать послу-агенту 
доведение подобных сведений до болгарского руководства, так как он мог 
догадаться, что участвует в задуманной нами дезинформационной операции, 
рассчитанной на то, чтобы выиграть время и усилить позиции немецких военных и 
дипломатических кругов, не оставлявших надежд на компромиссное мирное 
завершение войны.

Как показывал Берия на следствии в августе 1953 года, содержание беседы со 
Стаменовым было санкционировано Сталиным и Молотовым с целью забросить 
дезинформацию противнику и выиграть время для концентрации сил и мобилизации 
имеющихся резервов.

Стаменов был завербован нашим опытным разведчиком Журавлевым в 1934 году в Риме.
 Он работал третьим секретарем посольства Болгарии, симпатизировал Советскому 
Союзу и сотрудничал с нами из чисто патриотических соображений. Он был убежден 
в необходимости прочного союза между Болгарией и СССР и рассматривал его как 
единственную гарантию защиты болгарских интересов на Балканах и в европейской 
полиике в целом.

Когда Берия приказал мне встретиться со Стаменовым, он тут же связался по 
телефону с Молотовым, и я слышал, что Молотов не только одобрил эту встречу, но 
даже пообещал устроить жену Стаменова на работу в Институт биохимии Академии 
наук. При этом Молотов запретил Берии самому встречаться со Стаменовым, заявив, 
что Сталин приказал провести встречу тому работнику НКВД, на связи у которого 
он находится, чтобы не придавать предстоящему разговору чересчур большого 
значения в глазах Стаменова. Поскольку я и был тем самым работником, то 
встретился с послом на квартире Эйтингона, а затем еще раз в ресторане «Арагви»,
 где наш отдельный кабинет был оборудован подслушивающими устройствами: весь 
разговор записали на пленку. Я передал ему слухи, пугающие англичан, о 
возможности мирного урегулирования в обмен на территориальные уступки. К этому 
времени стало