Но это был еще не конец. Постоянно на ум приходили новые детали: необходимо 
взять трассирующие пули, на случай если придется вести бой ночью, ракетницы, 
медикаменты для больных и раненых, а также одного или двух фельдшеров. Может 
быть, нам понадобится и гражданская одежда для офицеров. Таким образом, список 
постоянно пополнялся, и я много раз звонил в свою штаб-квартиру в Берлине, где 
царила атмосфера лихорадочной активности. 

Только к трем часам утра я смог подумать об отдыхе. Ординарец проводил меня в 
подвальное помещение, которое служило бомбоубежищем. С двух сторон центрального 
коридора тянулись ряды помещений в виде ниш, похожие на каюты парохода. Хотя 
кровать была удобна, я не смог заснуть. В этом подвале я чувствовал себя 
неуютно, и шум вентиляторов действовал на нервы. Но, по крайней мере, я мог 
спокойно подумать. Первый раз за день я в полном объеме оценил трудности, 
которые мне предстояло преодолеть. Во-первых, необходимо было обнаружить 
местопребывание дуче. Но, допустим, мы успешно разрешили первую проблему. Что 
делать дальше? Без сомнения, Муссолини содержится в надежном месте и строго 
охраняется. Будем ли мы вынуждены штурмовать крепость или тюрьму? Это второе. 
Мое перевозбужденное воображение уже рисовало разные яркие картины; я ворочался 
на постели, пытаясь отогнать эти мысли, но они возвращались снова и снова. 
Неужели мне поручили миссию, которая приведет меня прямо в рай (или в ад)? Как 
бы то ни было, это возможность показать, на что я способен, - не бежать от 
риска или, в крайнем случае, достойно покинуть сей прекрасный мир. 

Внезапно мне пришла мысль, что я еще и отец семейства. А я ввязался в серьезную 
авантюру, даже не подумав о завещании. Я включил свет и занес на бумагу свою 
"последнюю волю". Затем, поняв, что уснуть все равно не смогу к тому же было 
уже почти шесть часов, - я вышел, все еще в пижаме, из своей "каюты" и спросил 
у ординарца - эти бедняги, кажется, никогда не спят, где я могу принять душ. 
Добрый шотландский контрастный душ - то ледяная вода, то почти кипяток - унес 
все мои заботы. Без пятнадцати семь я уже сидел за завтраком в Чайном домике. 
Теперь у меня проснулся зверский аппетит, ординарец сновал как челнок между 
кухней и обеденным залом за блюдами, которые я заказывал. За окнами влажные от 
росы поля начинали куриться под первыми лучами восходящего солнца. 

Наконец, утолив голод, я взял свой портфель, составлявший теперь весь мой багаж,
 и прыгнул в автомобиль, заказанный накануне, чтобы ехать на аэродром. Там я 
должен был встретиться с генералом Штудентом. Телеграмма, только что полученная 
мной, подтвердила отправление моих пятидесяти человек. Аэродром, с которого мы 
должны были улетать, был другой, не тот, на который я прилетел. Он находился 
почти на вершине высокого холма прекрасная цель для вражеской авиации. 
Удивительно, но он еще ни разу не подвергался нападению. Генерал прибыл через 
несколько минут. "Хейнкель-111" - самолет более быстрый, чем старый добрый 
"Юнкерс", на котором я прилетел, - стоял уже готовый к полету. Генерал Штудент 
представил меня своему личному пилоту, капитану Герлаху. Затем меня втиснули в 
летный комбинезон, который оказался немного мал, и увенчали голову пилоткой 
офицера люфтваффе. Погода стояла прекрасная, и я радовался мысли, что мне 
предстоит великолепное путешествие. 

Мы разместились в чреве самолета. Стрелок, второй пилот и радист были уже на 
местах. Самолет взлетел, набрал высоту и взял курс строго на юг. Из-за шума 
двигателей всякий разговор был невозможен. Генерал задремал, и я, 
воспользовавшись этим, пробрался в кабину летчиков и устроился в кресле второго 
пилота. С этого места передо мной открывался чудесный вид. 

Сначала мы летели над бывшей Польшей. Примерно через полчаса на горизонте, с 
левой стороны, появилось темное пятно; вскоре я различил несколько 
остроконечных шпилей - Варшава. Немного позднее мы пролетели над индустриальным 
районом Верхней Силезии, над бесчисленными трубами заводов, выплевывавших в 
небо черные клубы дыма. 

Затем мы пересекли бывшую Чехословакию, ставшую протекторатом Германии. Внизу 
проплывала уже не монотонная польская равнина. Под крылом простиралась сильно 
пересеченная местность. Плодородные равнины по берегам чистых рек окружали 
поросшие лесом горные вершины. Я понял, что мы пролетим прямо над Веной. Вскоре 
старая столица империи появилась и заскользила под крыльями нашего самолета. 
Затем настала очередь альпийских виадуков Земмеринга, проплыла зеленеющая 
Штирия, Грац со своим гордым замком. К полудню мы пересекли Хорватию и через 
некоторое время я заметил вдали отблеск солнечных лучей на поверхности моря. 
Вот и Пола, теперь военно-морская база Италии, а когда-то, подумал я с грустью, 
до Сен-Жерменского договора, все это побережье принадлежало австро-венгерской 
монархии. Адриатическое море было невыразимой голубизны, просто великолепно. Мы 
достигли итальянской территории; под нашим левым крылом промелькнула Алькона, 
затем мы поднялись, чтобы перелететь Апеннины. Лишь только мы их миновали, нам 
пришлось снизиться до 300 метров, воздушное пространство севернее Рима 
находилось под контролем истребителей союзников. 

И вот наконец Вечный город со своими семью холмами,