й скрип. Волокут круторогие быки 
тяжелые синдские повозки - колеса выточены из цельного кругляка больше метра 
поперечником, окованы медными узорчатыми бляхами. Смазки они не знают, трется 
сухая деревянная ось о деревянную же ступицу и издает звук, тянувшийся за 
обозами Тамерланова войска и арабских завоевателей и, пожалуй, самого 
Александра Македонского. Один из голосов вечности. В Синде часто думается о 
времени - здесь все из прошлого, из того, что давным-давно минуло для нас. 
Путешественник начинает вдруг понимать, что время - его части, именуемые 
эпохами, идут по-разному для разных народов, где-то проскакивают вперед, а 
где-то задерживаются на века, застывают в неподвижности, дремлют под скрип 
немазаных колес... 
 Встречаем в Санкаре посла с супругой и направляемся в Ларкану. Скоро 
появляются признаки подготовки к приему высокого гостя - советского посла. 
Смуглые худощавые люди поливают из кожаных бурдюков дорожное полотно. Въезд в 
город украшен триумфальной аркой, улицы подметены и политы, многолюдны. Еще бы 
- приехал сам министр, он принимает иностранных гостей, и, разумеется, каждый 
житель рад поучаствовать в демонстраций гостеприимства, радушия, дружелюбия. В 
лепешку расшибается собранная со всей округи провинциальная полиция. Мундиры 
выстираны и отглажены, медные набалдашники на бамбуковых палках - латхи - 
начищены до блеска, сияют бляхи, пряжки, ослепительно белые зубы. Беспорядков 
не предвидится. Всем понятно, что происходит что-то вроде смотра, поэтому 
настроение и у толпы, и у полицейских доброе. Бравый инспектор, встречающий 
гостей у ворот дома министра, пытается низко поклониться, разводит широко 
руками и чуть приседает. Согнуться в пояснице он не в состоянии по причине 
чрезвычайной тучности, но всем видом выражает готовность стремительно и 
неуклонно исполнить любой приказ. 
 Современный, строгих очертаний двухэтажный особняк министра выглядит в Ларкане 
чужеземцем - подтянутым, элегантным, богатым, с некоторым высокомерным 
недоумением взирающим на разномастное, простецкое окружение. Дома в Ларкане 
похожи на небольшие крепости с тяжелыми, наглухо закрытыми дверьми или же 
слеплены из глины и стремятся расползтись по земле. Новенький особняк словно 
перенесен сюда из другого времени и другого края. 
 То же в самом доме и вокруг него. Влиятелен министр, популярен, современен, но 
его жена - Нусрат Бхутто, образованная молодая женщина, не рискнет появиться на 
улицах Ларканы без чадры. Старинные узы связывают собравшихся в саду возле дома 
званых и незваных гостей - близких и дальних родственников, глав дружественных 
кланов, старцев, чьи семьи поколениями служили семейству Бхутто, чиновников. 
Хозяин прост в обращении, каждого гостя знает по имени, и тем не менее 
прослеживается во всей церемонии строгая, понятная каждому из присутствующих 
иерархичность. Идет средних лет человек, в европейском костюме, красной рубахе, 
с лихими, закрученными кверху усами, идет походкой небрежной, улыбается 
обаятельно. И министр ему рад. Они обнимаются, как и положено двоюродным, давно 
не видевшим друг друга, братьям. Целое семейство низко кланяется министру, по 
очереди тянутся руки к пыли у его ног. Зульфикар Али не дает склониться 
старшему, ласково здоровается с ним, позволяет другим поклониться пониже. Вот 
фигура невзрачного вида, лет двадцати пяти, одетая попросту - пиджак, рубаха 
навыпуск, широкие шаровары. Опережая других, подходит к министру, небрежно 
протягивает руку и неожиданно высоким петушиным голосом здоровается. Это Султан 
Магси - отпрыск старинного рода синдских джагирдаров, не уступающих ни 
богатством, ни знатностью роду Бхутто. Султан отпускает какую-то шутку, 
окружающие улыбаются, министр изображает улыбку - гость ему не очень нравится. 
 Султан появляется в доме министра и за обедом, так же небрежно усаживается за 
стол и громко подтрунивает над именитым застольем. Между делом выясняется, что 
Султан коллекционирует винтовки (гладкоствольные ружья его не интересуют) и 
собрал их ни много ни мало две тысячи стволов. Достаточно, чтобы вооружить 
ополчение, и, пожалуй, коллекция с такой мыслью и собирается - мало ли что 
может произойти. Совсем недавно, меньше двадцати лет тому назад, Синд бунтовал 
против англичан, крови пролилось достаточно, был повешен вождь восстания пир 
Пагаро, а от Ларканы до Пагаро рукой подать. 
 Для посла же подготовлена развлекательно-познавательная программа. Пожалуй, 
вся поездка затевалась министром не только для того, чтобы поговорить с послом 
о политике. Зульфикар Али прекрасно знал цену личной популярности и массовой 
поддержки. Министр и посол ездили вместе по синдской глубинке, выступали с 
речами перед народом, обменивались рукопожатиями, выслушивали сетования и 
жалобы, дарили подарки. Министр и посол вместе выступали на митинге в Ларкане. 
Министр обращается к слушателям - "дорогие братья и сестры". Оратор он 
прекрасный - зачаровывает публику, не оставляет равнодушным ни одного из сотен 
слушателей. О чем говорит министр? Что говорят вообще "большие" люди простому 
пакистанцу? (Один из родственников Бхутто кратко переводит речь министра для 
советских гостей.) Конечно же о справедливости, о том, что каждый должен 
трудиться и жить по предначертаниям Всевышнего, о том, как правительство 
фельдмаршала Айюб-хана отечески заботится о всех гражданах своей страны, не 
отдавая предпочтения богатому перед бедным и образованному перед неграмотным. 
Говорит министр и о земельной реформе, о коррупции, о внешней политике. Сказаны 
добрые слова в адрес Советского Союза, посол которого почтил своим посещением 
Ларкану. Говорит министр складно, живо. Хороших ораторов в стране много (этому 
искусству в школах и колледжах по доброй английской традиции учат сызмала), 
Зульфикар Али - один из выдающихся. Аудитория отвечает аплодисментами на каждую 
фразу выступающего за министром советского посла. Посол говорит о дружбе, об 
уважении, которое испытывает советский народ к народу Пакистана и в особенности 
к синдхам, хвалит министра. Теряется в переводе живость и остроумие его речи, 
но тем