чтобы можно было взглянуть на ее переменчивый облик, 
подумать о бренности бытия. Жители засушливой каменистой страны не просто любят,
 а боготворят воду - в богатых домах устраиваются бассейны и фонтанчики, люди 
победнее услаждаются созерцанием воды в арыке. 
 Где-то поодаль, в переулках, раздается хлопок выстрела. Возможно, задремал на 
посту страж революции или же кто-то во дворике своего дома либо на балконе 
неумело принялся за чистку оружия. К этому заключению мы приходим моментально - 
мы люди опытные и знаем, что средь бела дня одиночный выстрел бывает только 
случайным. Если завязывается схватка или происходит убийство, стреляют много. В 
Тегеране привыкли к тому, что каждый резкий звук - это выстрел или взрыв. 
 Выстрел выводит нас из состояния задумчивости, прерывает неторопливые 
размышления вслух. "Ну что же, товарищ! - нарочито громко говорю я. - Не 
пройтись ли нам по революционному Тегерану?" 
 От обращения "товарищ" Бонетти слегка смущается, оглядывается вокруг и смеется 
сам над своим испугом. 
 Прогулка по Тегерану - сомнительный отдых, но занятие для любознательного 
человека весьма полезное. Я читаю надписи на стенах и перевожу их для своего 
спутника. Глаза Бонетти блестят, и он уже обдумал живописную депешу в свой МИД. 
Нужны сочные детали - и тегеранские стены охотно их предоставляют. Ужасающие 
проклятия в адрес Америки, Англии, Советского Союза вызывают у Бонетти 
сокрушенные вздохи. На мой призыв не лицемерить (Италия энергично вгрызается в 
иранский рынок, иранцы ей благоволят) Бонетти широко улыбается, и мы продолжаем 
свою прогулку. 
 Уличная торговля расцветает здесь по мере того, как чахнут крупные магазины. 
Любой товар из любой страны мира, хотя выбор постепенно сокращается, а цены 
стремительно растут. Частный сектор парирует официальные ограничения и 
строгости контрабандой, подкупом исламских должностных лиц. Торговец изворотлив 
и вездесущ. Ислам - официальная идеология, торговля тот настоящий идол, 
которому здесь поклоняются, торговля священна. Власти могут обидеть купца, 
оштрафовать его, даже плетьми выпороть за неисламское поведение, но ни у кого 
не поднимется рука на базар в целом. Подобное святотатство было бы чревато 
самыми грозными последствиями. Закрытие базара в знак протеста - это признак 
политической катастрофы, поражения власти. Не случайно, что такое происходило 
только накануне падения шаха и ни единого раза - после исламской революции. В 
Иране, как и на Востоке вообще, базар не просто территория, где товар 
обменивается на деньги, а деньги на товар. Базар - понятие 
социально-политическое, объединяющее то, что на Западе сухо именуется мелкой, 
средней, крупной торговой буржуазией, ремесленниками, мелкими предпринимателями,
 люмпен-пролетариатом, мелкобуржуазной интеллигенцией и т. п. Огромные 
магазины-супермаркеты и крохотные лавчонки, где с трудом умещается среди товара 
торговец, маклерские конторы, оборудованные телетайпами, и лоток уличного 
разносчика - это все побеги одного могучего, древнего корня, питающего 
современную иранскую государственность, будь то монархия или исламская 
республика. 
 Бонетти в своих рассуждениях не улавливает значения спокойствия базара, ему 
кажется, что власть терроризировала торговца и силой заставила торговать. 
Симбиоз купца и муллы, базара и мечети - одно из прочнейших явлений иранской 
общественной жизни. 
 Позади советского посольства расположились торговцы старьем подержанная мебель,
 тряпки, лампы, старый шкаф устало прислонился к высокой кирпичной стене, рядом 
с ним - колченогий стол. Встань на стол, заберись оттуда на шкаф, влезай на 
стену и смотри, что происходит на посольской территории, а хочешь - прыгай туда.
 Посол выходит из себя, требует в иранском МИДе убрать самсаров - старьевщиков. 
Давно сменился посол, мидовские чиновники сменились, а старые шкафы, лампы, 
аквариумы, чемоданы стоят и лежат у чинной, респектабельной посольской стены. 
 Пересекаем широкую улицу Фирдоуси. Дело непростое. Машин в Тегеране много, они 
мчат сплошным потоком, руководствуясь не правилами уличного движения, а слепым 
инстинктом выживания. Изредка проносится приземистый бронированный "мерседес" с 
темными стеклами, сопровождаемый вооруженной охраной на мотоциклах: едет 
местное духовно-политическое руководство. Пулей летит машина "скорой помощи". 
Вылетает из переулка и мчит зигзагами, запрыгивая на тротуары, проскакивая в 
немыслимо узкие зазоры между машинами, марсианская фигура в яйцевидном 
ярко-красном шлеме, выпуклых черных очках, перчатках с раструбами и мгновенно 
исчезает вдали - это мотоциклист на четырехцилиндровом японском чудище. 
 Мотоцикл - идеальное средство передвижения для террористов, его преимущества 
совершенно очевидны - маневренность, малая приметность, способность проскочить 
в такую щель, где не пройдет ни одна машина, высокая скорость. Исполнитель 
сидит на заднем сиденье, за спиной мотоциклиста, у него свободны обе руки. 
Гремит очередь из автомата или взрыв ручной гранаты, валится жертва бородой на 
асфальт, бегут переполошенные стражи исламской революции - "кто стрелял?!", 
"держи, лови!". Но держать и ловить некого. Свидетели не заметили ни номера 
мотоцикла, ни примет его седоков подскочили, на секунду приостановились, 
выстрелили и вихрем за угол. Растекается по серому тротуару лужица крови, 
огораживают ее мелкими камешками, кладут букетик тюльпанов или гвоздик, 
горестно декламируют: "Кровь победит меч - хун бар шамшир пируз аст!" 
 Но это происходит в другой день и в другом месте. Нам же удается без потерь 
перебраться через дорогу и выйти на улицу Манучехри. Я обещал показать Бонетти 
маленький, неизвестный ему книжный магазинчик, а он собирается оказать такую же 
услугу мне. 
 Манучехри - улица антикваров и менял. Загадка иранской революции: торговля 
золотом и иностранной валютой не подверглась никаким ограничениям. Курс валюты, 
разумеется, кризисный. Иранский риал обесценен, спрос на доллары, фунты, марки, 
йены растет. Зажиточная публика на всяк