ие настроения в Индии 
традиционно сильны, и позиция США в период недавно закончившегося конфликта с 
Пакистаном их основательно подогрела. Коллеги из ЦРУ и пропагандистских 
американских ведомств дали повод для этой официальной вспышки антиамериканизма. 
Не удается остаться в стороне и нам. В парламенте раздаются требования провести 
расследование деятельности ЦРУ в Индии. Наши политические недоброжелатели и 
оппоненты конгрессистов требуют одновременно расследовать и деятельность КГБ. 
 Кампания утихла сама собой. Летом 1973 года в Индии побывал Г. Киссинджер: "Мы 
признаем Индию как одну из важных сил в развивающемся мире... Наши усилия 
направлены на то, чтобы устранить многие раздражающие последствия политики 1971 
года..." Индийско-американские отношения на какое-то время стабилизировались. 
 Наше соперничество с ЦРУ продолжалось. Ощущалось влияние разведки США не 
только на индийские дела, но и ее настойчивая работа по советским людям в Индии.
 Костяк резидентуры ЦРУ в Дели составляли эксперты по Советскому Союзу - не 
политические, а оперативные эксперты, специалисты по разработке советских 
учреждений. Нам они были хорошо известны. Их попытки выходить на советских 
граждан иногда пресекались сразу, в некоторых же случаях мы позволяли контакту 
развиваться под нашим контролем. Мне неоднократно приходилось убеждаться, 
насколько сходны методы и приемы, которыми пользуемся мы сами и американские 
коллеги. Обычно можно было предсказать, какой шаг американский коллега сделает 
на следующей встрече с нашим человеком, когда предложит тому заработать 
небольшую сумму за написание, скажем, статьи на совершенно невинную тему. 
Стандартным приемом было доброжелательное, без нажима сделанное предложение 
подумать о невозвращении в Союз, где у собеседника могут быть определенные 
неприятности по той или иной причине, которая здесь же и называлась. 
Американцам была известна еще не изжитая к тому времени наша глупейшая и 
вреднейшая практика. Если к советскому человеку делался, говоря 
профессиональным языком, "вербовочный подход", на него ложилось несмываемое 
пятно. Логика была примерно такой если американцы сделали вербовочное 
предложение, значит, наш дипломат, журналист или разведчик дал для этого повод 
и, как минимум, находится в поле зрения противника. Объект подхода оказывался 
перед дилеммой: доложить о случившемся и возвратиться в Союз с подмоченной 
репутацией и неопределенной перспективой или же принять грех на душу, умолчать 
и жить в вечном страхе, что рано или поздно КГБ дознается о случившемся. С этой 
убийственной практикой давно покончено. Наши работники должны быть уверены, что 
ни одна ситуация, в которой они ведут себя честно и мужественно, не отразится 
неблагоприятно на их судьбе. В последние годы мы официально, приказом поощряли 
наших людей, дававших отпор попыткам склонить их к измене. 
 Не буду скрывать, что порою американцам удавалось добиваться успеха. Хотя это 
и не было заслугой делийской резидентуры ЦРУ, в советском посольстве работал 
американский агент, военный атташе Д. Ф. Поляков. В отношении этого человека в 
Центре были определенные подозрения, но, как нередко случается в нашем деле, 
потребовались еще годы, чтобы подозрения подтвердились. Поляков работал активно,
 передавал американцам и ту информацию, которой с ним делился резидент КГБ. 
 Отношения с военными разведчиками у нас были отличные, но существовал четкий 
предел тому, чем можно было с ними делиться и чем нельзя. Все, что связано с 
конкретными источниками, операциями резидентуры, было нашим секретом. Поляков 
демонстрировал свое полное расположение к чекистам, но от приятелей из числа 
военных было известно, что он не упускал ни малейшей возможности настроить их 
против КГБ и исподтишка преследовал тех, кто дружил с нашими товарищами. Ни 
один шпион не может избежать просчетов. 
 Рука ЦРУ ощущалась и в публикациях некоторых индийских газет. Мы, разумеется, 
платили той же монетой. 
 Я помню имена некоторых американских коллег, работавших в мое время. В архивах 
есть их полные списки, но у меня нет желания ни прибегать к архивным материалам,
 ни называть их имена. Так же, как и мы, они старательно и не всегда удачно 
делали свое дело. Они были инструментом политики своего правительства, мы 
проводили политику (своего государства. Обе стороны были правы. 
 Наша служба отслеживала американских разведчиков, выявляла их агентуру и 
контакты, анализировала состояние их отношений с сослуживцами и "чистыми" 
дипломатами, интересовалась их привычками, финансовыми делами. Задача нелегкая, 
но выполнимая. Накопив достаточный объем данных, мы анализировали их и 
определяли, есть ли основания предложить американцу сотрудничество с советской 
разведкой. Был и другой вариант - компрометация активного разведчика по 
возможности с последующей пропагандистской шумихой. Первый вариант был 
несравнимо выгоднее. Цель второго скромнее - нанесение политического урона 
противнику и временная дезорганизация работы его резидентуры. Кроме того, в 
случае скандала с американским разведчиком местным спецслужбам волей-неволей 
приходится усиливать работу по резидентуре ЦРУ, у посла США появляются 
основания быть недовольным своим резидентом. Испорченные отношения с послами 
парализовали не одну резидентуру и ЦРУ, и КГБ. Это правило. 
 Незадолго до моего приезда в Дели было проведено мероприятие в отношении 
молодого американского разведчика Л-на, который помимо прочих занятий 
специфического свойства вел разработку советского гражданина. Планировался 
первый вариант. Для беседы с Л-ном из Москвы прибыл тоже молодой, но уже 
высокопоставленный работник Центра, прекрасно владеющий английским, уверенный в 
себе, имеющий репутацию специалиста по американцам. Беседа продолжалась долго и 
давала основания рассчитывать на успех. Утром следующего дня, однако, посол США 
явился с гневным протестом к послу СССР. Попытка сорвалась, Л-н еще долго 
работал в Азии и Африке, но, насколько припоминаю, контактов с советскими 
людьми избегал. Что же, не каждый день приносит удачу.