а возможность получить информацию, 
полезную для подпольщиков, Душе, осмотрев помещения, назвал сумму в двенадцать 
тысяч франков, что наверняка должно было быть на добрую треть менее суммы, 
запрошенной вероятными конкурентами. Прежде чем молодой офицер открыл рот для 
ответа, Душе понял, что получит этот заказ.
 – Представьтесь господину Шнеддереру, производителю работ, – сказал офицер.
 Душе ни тогда, ни позже так и не понял, какой интерес представлял лично для 
Шнеддерера ремонт этих помещений. Некоторые события в последующем привели его, 
однако, к мысли, что производитель работ, по всей видимости, считал себя в душе 
непризнанным архитектором по интерьеру. Это был неуклюжий человек с большой 
лысиной на голове и глубоким шрамом на правой щеке. В форме организации Тодта с 
украшенным серебром воротом и повязкой со свастикой на рукаве, он принял нашего 
маляра в своем служебном кабинете на втором этаже. Разговор пошел об оформлении 
стен рисунками с изображением голубых всадников на желтом фоне или серебряных 
орудий на голубом косогоре.
 Найти подходящие обои и все необходимое было чрезвычайно трудно, но Душе 
пообещал уже завтра принести соответствующие образцы Остаток дня он провел за 
изучением каталогов, а вечером в кафе для туристов встретился с небольшого 
росточка человеком по фамилии Дюме, бывшим владельцем гаража, и красноволосым 
Дешамбре, жестянщиком, которым рассказал о полученной работе в организации 
Тодта и представляющейся возможности извлечь из этого определенную пользу.
 Дюме отнесся к его сообщению с восторгом, но попросил быть осторожным. Душе с 
пляшущими чертиками в глазах возразил:
 – Послушай-ка, дорогой друг, ведь я – Душе и могу проделать с немцами такие 
штуки, на которые никто другой не способен. А почему? Да просто потому, что они 
будут принимать меня за законченного идиота и вести между собой разговоры, не 
обращая на меня никакого внимания. И должен заметить, что они довольно болтливы.

 Сидя в уголке за рюмкой коньяка, Душе заметил Альберта и вежливо кивнул ему. 
Альберт был пожилым немецким капитаном, настоящего имени которого никто не знал.
 Он был единственным немцем, посещавшим это кафе. Подпольщики поначалу его 
побаивались и обходили кафе стороной, однако целый ряд проверок показал, что он 
не говорил ни слова по-французски и ни бельмеса не понимал.
 Как это ни прозвучит странно и даже вопреки здравому смыслу, однако Душе и его 
товарищи были даже рады появлениям Альберта в кафе. Его присутствие служило 
своеобразным прикрытием, и подпольщики, собравшись, обсуждали свои дела 
беспрепятственно. Несколько застенчивый и уже немолодой немец, казалось, в свою 
очередь находил определенное удовлетворение, находясь в обществе французов – 
мелких торговцев и ремесленников, собирающихся поболтать за бокалом 
«ординарного».
 В пятницу 8 мая игра началась.
 Вскоре после десяти часов утра Душе прибыл в здание организации Тодта. На этот 
раз его пропустили без проволочек и провели к Шнеддереру. Тот сразу же занялся 
каталогами, а когда ему попадалось что-либо по его вкусу, издавал довольное 
мычание. Душе почтительно стоял около его большого письменного стола, на 
котором лежали ворохи различных бумаг. Когда Шнеддерер стал обсуждать с ним 
достоинства и недостатки двух отобранных им образцов, в дверь постучали. 
Продолжая перелистывать страницы каталога, производитель работ крикнул: 
«Войдите!»
 Молодой дежурный офицер, которого Душе до этого не видел, вошел в кабинет, 
щелкнул каблуками и воскликнул: «Хайль Гитлер!» Левой рукой он прижимал к 
своему боку целую стопу каких-то документов. Даже не взглянув на него, 
Шнеддерер распорядился:
 – Положите папки на стол. – После короткой паузы добавил: – Благодарю вас, 
обербауфюрер, я их как раз ждал.
 Отложив в сторону каталог, он стал открывать принесенные папки одну за другой. 
Уголками глаз Душе увидел, что это были не бумаги, а карты.
 Душе стоял тихо, как мышка, не спуская глаз со стола, и вскоре заметил, что 
Шнеддерер, внимательно рассматривавший карты, про него на какой-то момент забыл.
 Изобразив на своем лице глупую улыбку, он сделал вид, что смотрит в окно. 
Сердце его бешено колотилось. Откинув назад голову, производитель работ 
приподнял часть карты, чтобы получше рассмотреть интересовавший его участок, не 
раскрывая ее всю, так как она была довольно длинной. Сквозь оборотную сторону 
бумаги Душе рассмотрел знакомые ему участки местности с нанесенными объектами, 
правда, в перевернутом виде, хорошо распознав береговую линию от устья Сены до 
пляжей Трувиль и Довиль.
 Душе понял, что перед ним специальная карта побережья Нормандии, и от этой 
мысли его бросило в жар.
 Ошеломленный открывающимися перед ним возможностями, он увидел, как Шнеддерер, 
сложив карту, положил ее поверх других папок и отодвинул их на левый край стола,
 где стоял Душе, а сам опять обратился к каталогу. Однако в дверь снова 
постучал и, и вошел какой-то строевой офицер, что-то кратко доложивший, но что 
именно, Душе так и не понял. Как бы то ни было, Шнеддерер встал из-за стола, 
повернулся спиной к Душе и открыл дверь в соседнюю комнату (дверь находилась 
прямо около стола). По окончании доклада офицер повернулся и вышел из кабинета. 
Держась одной рукой за косяк двери, Шнеддерер, все еще находясь спиной к 
письменному столу, стал что-то диктовать писарю в соседней комнате.
 Душе продолжал стоять столбом около письменного стола, на котором на 
расстоянии протянутой руки лежали карты. Осторожно, двумя пальцами, как бы 
касаясь раскаленной конфорки на плите, он приподнял верхнюю карту. Это был 
экземпляр, изготовленный на мимеографе на специальной бумаге для карт 
темно-голубого цвета, в углу которого