, чтобы я зашел к господину Йенке.
 Супруги завтракали, и я присел к столу. Любопытство так и распирало советника 
посла, но в присутствии горничной он молчал. Казалось, прошла целая вечность, 
пока она расставила на столе бутерброды и кофе. Мы с большим трудом 
поддерживали разговор. Нетерпение Йенке было своеобразной мелкой местью за мою 
бессонную ночь. Когда девушка наконец вышла из комнаты, я обратился к жене 
советника, сказав:
 – А вчерашний парень со странностями сделал мне довольно любопытное 
предложение.
 – Я знаю, – перебил меня Йенке. – Перед вашим приходом я с ним кратко 
переговорил. И тогда решил, что наиболее подходящий человек для ведения с ним 
переговоров – это вы. В моем положении приходится вести себя весьма осторожно, 
когда речь идет о подобных вещах. Мягко говоря, его предложение необычно, и 
разобраться с ним более сподручно молодому атташе. У дипломатов для этих целей 
наиболее подходящими являются две категории людей – атташе и жены советников. 
Они могут делать то, что другим непозволительно, естественно не попадая впросак.

 Все рассмеялись, и я чокнулся кофейной чашкой с женой Йенке.
 – Стало быть, вы уже познакомились с этим парнем. А почему он обратился именно 
к вам?
 – Я видел его раньше, так что в какой-то степени ему знаком, – ответил Йенке.
 – Лет шесть-семь тому назад, еще до моего перехода на дипломатическую службу, 
он работал у нас. С тех пор мне он не попадался. Имени я его не помню, но, 
когда он появился вчера вечером, я его сразу же узнал. Чего он хочет? Видимо, 
ему нужны деньги?
 – Да еще какие, – ответил я. – Он запросил двадцать тысяч фунтов.
 – Что?! – воскликнули одновременно супруги. – Двадцать тысяч фунтов!
 Я кивнул, но, прежде чем продолжил свой рассказ, зазвонил телефон. (Я просил 
секретаршу доложить о себе послу, чтобы он меня принял, как только придет. И 
вот он меня ожидал.) Я поднялся из-за стола. Йенке пошел вместе со мной.
 Вдвоем мы и вошли в кабинет посла, расположенный на втором этаже. Комната была 
большой и обставленной просто, но со вкусом. На стенах висело несколько картин. 
Фон Папен сидел за письменным столом. Несмотря на свои седые волосы, он 
выглядел очень неплохо. Посмотрев на меня голубыми глазами, спросил:
 – Итак, господа, что нового?
 – Вчера вечером, – начал докладывать я, – в доме советника Иенке у меня 
состоялся необычный разговор с камердинером британского посла.
 – С кем, с кем? – переспросил фон Папен.
 Я повторил сказанное и протянул ему докладную записку. Посол неторопливо 
приступил к чтению, бросая на меня время от времени взгляд поверх очков. 
Окончив чтение, отложил бумагу на край стола, как бы инстинктивно не желая 
детально вникать в содержание текста. Встав, он подошел к окну и открыл его. 
Постояв молча некоторое время и вглядываясь в даль, где голубели горы, 
повернулся к нам, промолвив:
 – Какого рода камердинеры имеются у нас?
 – У нас их вообще нет. Что же касается данного предложения, то запрашиваемая 
им сумма столь велика, что мы не можем принять решение сами.
 Я посмотрел на посла, а потом на Йенке. Оба молчали.
 – Что будем делать? – спросил я, выждав несколько секунд.
 – Составьте текст телеграммы в Берлин и лично принесите ее мне. Тогда 
поговорим о всем остальном.
 Я отправился к себе, а Йенке остался у посла. Когда я через полчаса 
возвратился с проектом текста телеграммы, фон Папен был уже один.
 – Имеете ли вы представление, что может за этим скрываться? – задал вопрос 
посол.
 – Н-да, господин посол, это может быть ловушкой. Нам могут подсунуть несколько 
документов, даже вполне ценных, а потом будут подбрасывать дезинформацию. Но 
даже в том случае, если у парня намерения искренние и англичане не собираются 
подставить нам ножку, мы можем попасть в скандальную ситуацию, если дело вдруг 
всплывет.
 – Какое впечатление произвел на вас лично этот камердинер?
 – Не очень положительное, хотя в конце разговора я и поверил его истории. 
Совести у него явно никакой нет, и даже если он не разыгрывал спектакль, его 
ненависть к англичанам не связана с деньгами. Правда, он не выглядит ночным 
проходимцем. Но это все – только предположения.
 – А как, по-вашему, поступили бы англичане, если бы кто-то из наших обратился 
к ним с подобным предложением?
 – Почти уверен, что они его бы приняли. Во время войны вряд ли какая нация 
отказалась бы от такой оказии. В мирное же время надо было бы, наверное, 
поступить по-джентльменски и проинформировать обо всем британского посла. Но в 
военное время…
 Посол взял телеграмму и стал ее внимательно читать. Потом достал авторучку с 
зелеными чернилами – зеленый был его цветом, и никто в посольстве не имел права 
использовать его для заметок или подписи, – и внес несколько небольших правок, 
затем еще раз прочитал и подписал. Лист бумаги превратился в официальный 
документ.
 – Прочтите-ка вслух, – сказал он, протягивая мне телеграмму.
 Привожу ее текст:
 «Имперском министру иностранных дел. Лично. Совершенно секретно.
 Получено предложение сотрудника британского посольства, предположительно 
камердинера посла, о предоставлении нам фотокопий сверхсекретных документов. За 
первую партию 30 октября он запросил 20 тысяч фунтов стерлингов, за каждую 
последующую фотопленку – 15 тысяч. Прошу сообщить, следует ли принять 
предложение. В случае положит