ние этого 
факта для союзников.
 Копию телеграммы я немедленно передал своему английскому коллеге в Берне, 
который довел ее содержание до своего министерства иностранных дел. Само собой 
разумеется, что я предупредил англичан, чтобы их действия носили такой характер,
 дабы мой источник не пострадал.
 Проведенная вскоре же инспекция английского посольства в Анкаре носила внешне 
обычный рутинный характер, но были приняты необходимые меры по сохранности 
секретных материалов, в результате которых Цицерон остался практически не у дел.

 У этой истории была и другая особенность: немцы заплатили Цицерону фальшивыми 
фунтами стерлингов, в связи с чем он после войны попытался получить свой 
«гонорар» с демократического немецкого правительства, но безрезультатно.
 26 октября 1943 года ничем не отличался от остальных дней. Я занимался 
обычными делами, уйдя с работы несколько пораньше. Решив выспаться, улегся в 
постель и выключил настольную лампу. Я уже крепко спал, как вдруг раздался 
телефонный звонок. Нужно сказать, что телефон у меня не работал уже несколько 
дней, поэтому воспринял свою побудку без излишней нервозности. Полусонным 
схватил трубку и услышал голос фрау Йенке, жены советника посла. Несколько 
озабоченно она сказала:
 – Не могли бы вы прийти сейчас к нам? Мой муж хочет с вами поговорить.
 Я ответил, что уже лег спать, и поинтересовался, в чем дело. Однако она, 
прервав меня, продолжила:
 – Это срочно. Пожалуйста, приходите немедленно.
 Моя жена тоже проснулась, и, пока я одевался, мы обменивались мнениями, что за 
спешка могла случиться. Может быть, какая-нибудь нелепая телеграмма из Берлина? 
Подобное уже случалось. Выходя из дому, посмотрел на часы. Было половина 
одиннадцатого.
 На машине мне потребовалось всего несколько минут, чтобы добраться до 
посольства. Построенное в немецком стиле и окруженное домами, оно получило у 
турок название «немецкая деревня». Заспанный турецкий привратник открыл 
железные ворота. Я тут же пошел к нужному домику и позвонил в дверь, которую 
открыла фрау Йенке, извинившаяся, что меня пришлось разбудить.
 – Муж уже в постели и хотел бы переговорить с вами завтра с утра пораньше. – 
Указав на дверь гостиной, добавила: – Там сидит какой-то странный парень. Он 
говорит, что у него есть что-то для продажи. Поговорите с ним и выясните, что 
все это значит. Когда будете уходить, закройте за собой входную дверь. Прислугу 
я уже отпустила.
 Сказав это, она ушла в спальню. Я же, оставшись в прихожей, не без раздражения 
подумал, входит ли полуночная беседа с неизвестным человеком в обязанности 
атташе. Как бы то ни было, я был полон решимости разобраться с историей как 
можно быстрее.
 Войдя в гостиную, заметил, что тяжелые портьеры были плотно закрыты, а 
горевшая настольная лампа придавала большой, прекрасно обставленной европейской 
мебелью комнате уютный вид.
 Рядом с лампой в глубоком кресле сидел мужчина, лицо которого, однако, 
оставалось в тени. Он сидел спокойно, можно было даже подумать, что он спит. Но 
он не спал, а поднявшись, заговорил со мной по-французски.
 – Кто вы? – произнес он с несколько боязливым, как мне показалось, выражением 
лица.
 Я объяснил ему, что Йенке поручила мне поговорить с ним. Он кивнул, а лицо его,
 оказавшееся теперь на свету, уже не производило озабоченного впечатления.
 На первый взгляд ему было лет сорок пять. Густые его черные волосы были 
зачесаны назад. Глаза бегали от меня к двери и обратно. У него был крепкий 
подбородок, но узкий и бесформенный нос, лицо не слишком красивое. Позднее, 
когда мы с ним стали встречаться довольно часто, лицо его стало казаться мне 
клоунской маской, скрывавшей истинные чувства.
 Несколько секунд мы помолчали, бесцеремонно оглядывая друг друга.
 «Кто это может быть? – задавал я себе вопрос. – Во всяком случае, он не 
относится к дипломатическому корпусу».
 Сев в кресло, я предложил ему тоже присесть. Но он прошел на цыпочках к двери, 
закрыл ее беззвучно и, возвратившись назад, опустился с видимым облегчением в 
кресло, на котором только что сидел. Теперь он выглядел довольно своеобразно.
 Затем незнакомец заговорил запинаясь, опять по-французски:
 – Я хотел бы сделать вам некое предложение. Но прежде чем я расскажу вам о нем,
 пообещайте, что не скажете ни слова никому, кроме своего шефа. Болтливость 
представляет опасность не только для меня, но и для вас. Об этом я уж 
позабочусь, пусть это даже будет последним делом моей жизни. – Говоря это, он 
недвусмысленно провел пальцем по горлу. – Так вы даете слово?
 Само собой разумеется. Если бы я не умел хранить секреты, то не сидел бы здесь.
 Пожалуйста, говорите. – При этих словах я демонстративно посмотрел на часы.
 Он понял намек.
 – Думаю, что время у вас обязательно найдется, когда вы узнаете причину моего 
прихода. Мое предложение имеет большое значение для вашего ведомства. Я… – он 
помедлил (я так и не понял, подыскивал ли он подходящие слова по-французски или 
же проверял воздействие на меня своих слов), – я могу представить вам секретные 
документы, самые что ни на есть секретнейшие. – Помолчав несколько секунд,