аете, как возникает желание побродить по улицам в 
чужом городе, выпить пару рюмок шнапса в каком-нибудь баре и поболтать с 
молоденькой девушкой…
 – Очень неосторожно с вашей стороны, – прервал его чиновник. – К тому же 
сказанное вами может не соответствовать истине.
 – Должен признаться, что потом я тоже оценил свой поступок как несколько 
легкомысленный, – согласился Вуд, – и поэтому принял кое-какие меры.
 Достав из портмоне небольшую бумажку, он протянул ее ретивому службисту. Тот 
быстро просмотрел ее. Это была справка бернского врача о том, что Буду утром 24 
августа был сделан профилактический укол и произведен анализ крови.
 – Все в порядке, – хмыкнул чиновник. – Но в будущем постарайтесь проводить 
свое время благоразумнее.
 Несколько недель Вуд работал как одержимый. Очень часто на его письменный стол 
ложилась весьма важная и срочная информация, которую он, к сожалению, не мог 
передать союзникам. Прибытие подкреплений Кессельрингу в Италию, например, было 
отмечено на фронте 5-й американской армии еще до того, как он сумел передать 
приказ об этом Даллесу и Мейеру во время своей следующей поездки.
 Несмотря на принимаемые им меры безопасности, любой непредвиденный случай мог 
перечеркнуть все его усилия. Однажды вечером у него появился старый школьный 
друг, сын зажиточных родителей, ставший лейтенантом вермахта, в гражданской 
одежде.
 – А где же твоя форма? – изумленно спросил Вуд.
 – Осталась в казарме, – беззаботно ответил тот. – Я удрал оттуда.
 Потом разрыдался и обратился к Вуду с просьбой помочь ему бежать в Швейцарию. 
Достав из кармана золотые часы, добавил, что за них можно получить достаточно 
денег.
 – Да ты – идиот! – взорвался Вуд. – Разве ты не знаешь, что каждый метр на 
границе охраняется пограничниками с собаками? Такая попытка равносильна 
самоубийству.
 Попытавшись немного успокоить отчаявшегося офицера, он отвез его в казарму, 
пока никто ничего не заметил, даже не думая о возможных последствиях, если бы 
их остановил патруль и проверил документы.
 На работе Вуд засиживался допоздна, делая иногда заметки по прочитанным 
документам. Он не имел права долго задерживать у себя бумаги с грифом 
«совершенно секретно», однако не возвращал их, пока не снимал копию. Такой 
материал он не держал ни дома, ни в своем письменном столе, а постоянно носил с 
собой.
 В конце октября у него появились данные о событиях в Испании и Ирландии, 
которые надо было бы срочно передать союзникам. Поэтому он рискнул обратиться с 
просьбой о новой поездке. Ему повезло, так как почта направлялась в Берн, а 
фрейлейн Мария не возражала.
 В ночь перед отъездом в Берн он едва не погиб. Вуд ненавидел бомбоубежища, 
чувствуя себя там как в ловушке. Как сотрудник министерства иностранных дел, он 
получил удостоверение, с которым мог свободно передвигаться по городу даже во 
время воздушных налетов авиации союзников. Вечером он навестил знакомого и 
возвращался в министерство, когда завыли сирены воздушной тревоги. На город 
посыпался град тяжелых авиабомб с британских самолетов.
 Когда он поворачивал с Унтер-ден-Линден на Вильгельмштрассе, его остановил 
патруль. Полицейский принялся тщательно рассматривать его удостоверение при 
свете карманного фонарика, и вдруг метрах в ста пятидесяти от них разорвалась 
бомба, ударной волной их сбило с ног. Через несколько секунд они поднялись, 
засыпанные пылью, но невредимые. Вуд поблагодарил полицейского за то, что тот 
остановил его и тем самым спас ему жизнь, угостил гаванской сигарой, оставшейся 
у него от последней поездки в Швейцарию, и, обходя еще дымившуюся воронку, 
пошел к себе на работу.
 Подготовка к поездке ставила перед ним те же задачи, что и в августе. 
Привязывать отобранные секретные материалы к ноге Вуд не решился: это было не 
совсем удобно, да и небезопасно. Зная, что курьерская почта контролю не 
подвергается, он вложил полученный от Марии конверт в пакет несколько больших 
размеров вместе со своей документацией и опечатал пакет сургучной печатью со 
свастикой. Получился своеобразный чемодан с двойным дном.
 Ранним утром он выехал с Анхальтского вокзала. Обычно поездка длилась 
восемнадцать часов, но из-за налетов авиации времени уходило гораздо больше. 
Улучив момент, он отозвал проводника в сторонку и, дав щедрые чаевые, попросил 
предупредить его в случае появления самолетов. Он не столько боялся бомбежек, 
сколько хотел иметь время, чтобы избавиться в случае опасности от 
компрометирующих материалов.
 Часа в четыре утра проводник постучал в дверь его купе, крикнув: «Воздушная 
тревога!» – и побежал дальше. Поезд остановился. Вуд, не раздевавшийся на ночь, 
схватил конверт и дорожную сумку и выпрыгнул из вагона на край железнодорожной 
насыпи.
 Они находились в лесу, судя по всему, где-то между Франкфуртом и Карлсруэ. 
Слабый лунный свет поблескивал на рельсах. Другие пассажиры тоже стали 
выпрыгивать из вагонов. Плакал ребенок, мужчина, не нашедший в темноте своего 
чемодана, громко ругался.
 Вуд, услышав приближавшийся рев самолетов, сиганул в придорожную канаву. 
Летевший на бреющем полете английский бомбардировщик дал несколько очередей из 
пулемета по локомотиву. Ответный огонь открыт не был, так как только 
специальные поезда имели зенитные установки. Самолет исчез, и тут же на 
некотором удалении, на повороте дороги, раздался оглушительный вз