еле Парвуса были его прощанием со своим 
долголетним европейским прошлым:
 «К немецкой партии у меня было „щекотливое" дело: видный ее член, впоследствии 
весьма известный Парвус, имел от „Знания" доверенность на сбор гонорара с 
театров за пьесу „На дне". Он получил эту доверенность в 1902 году в 
Севастополе, на вокзале, приехав туда нелегально. Собранные им деньги 
распределялись так: 20% со всей суммы получал он, остальные делились так: 
четверть – мне, три четверти в кассу с.-д. партии. Парвус это условие, конечно, 
знал, и оно даже восхищало его. За четыре года пьеса обошла все театры Германии,
 в одном только Берлине была поставлена свыше 500 раз, у Парвуса собралось, 
кажется, 100 тысяч марок. Но вместо денег он прислал в „Знание" К. П. 
Пятницкому письмо, в котором добродушно сообщил, что все эти деньги он потратил 
на путешествие с одной барышней по Италии. Так как это, наверно, очень приятное 
путешествие лично меня касалось только на четверть, то я счел себя вправе 
указать ЦК немецкой партии на остальные три четверти его. Указал через И. П. 
Ладыжникова. ЦК отнесся к путешествию Парвуса равнодушно. Позднее я слышал, что 
Парвуса лишили каких-то партийных чинов, – говоря по совести, я предпочел бы, 
чтоб ему надрали уши. Еще позднее мне в Париже показали весьма красивую девицу 
или даму, сообщив, что это с ней путешествовал Парвус».
 Первые два года в Константинополе для Парвуса были трудными, так что Троцкий 
даже помог ему устройством нескольких его корреспонденций в «Киевской мысли», 
где в это время писал сам. Понемногу Парвус вошел в дружбу с младотурками и 
получил место представителя заводов Круппа в Оттоманской Империи. Он также 
оказался очень скоро в связи с одним из богатейших людей Европы, греком Базилем 
Захаровым, поставщиком, как и Крупп, оружия без разбора любому 
государству-заказчику. Перед самой войной, весной 1914 года, Парвус 
почувствовал под ногами твердую почву: он положил в банк свой первый миллион. 
Начиная с зимы 1914—1915 года он начал ворочать крупными заказами для Германии: 
зерна, угля, оружия. Победа Германии для него значила поражение России. 
Поражение России значило революцию и конец капиталистического мира.
 Несмотря на то что он был изгнан из с.-д. кругов России, Германии, Австрии, 
Швейцарии, он продолжал писать и печатать политические статьи, всегда яркие, 
всегда крайние, всегда злободневные. Одно время он был экономическим редактором 
младотурецкой газеты. Во время Балканской войны он делал военные поставки 
турецкому правительству и работал в турецкой военной разведке. Немецкий язык он 
знал в совершенстве, теперь он отлично владел турецким. Он, как мог, толкал 
Турцию к тесному союзу с Германией еще в 1912 году. Имперская Германия давно 
была для него символом свободы и прогресса, Россия – символом мракобесия и 
реакции. Одно время он жил в Болгарии, где вел прогерманскую пропаганду и где 
его публичные лекции собирали аудиторию в 4 000 человек. Он связался, по совету 
германских послов в Константинополе и Софии, с украинцами-сепаратистами. Все 
были ему нужны, кто был против России за Германию, в партиях ему разбираться 
было некогда. Поддерживая отношения с русскими эмигрантами в Швейцарии, он 
искал среди них пораженцев и сторонников раздела России по национальностям. В 
1915 году он начал получать от имперского правительства Германии деньги. Часть 
их он раздавал своим ученикам, сотрудникам и единомышленникам  [44] .
 К 1915 году Парвус был своим человеком у многих германских дипломатов, живших 
в Константинополе, познакомился с германским статс-секретарем фон Яговым и 
открыл ему свой замысел: он просил, чтобы денежная помощь была оказана так 
называемым пораженцам, т. е. крайне левому крылу русского политического сектора,
 преимущественно находящегося в эмиграции в Швейцарии, а также некоторым 
национальностям, которые боролись за свою независимость. Фон Ягов обещал ему 
поддержку. Первой задачей Парвус считал – оторвать от России Украину. План 
заключался в том, чтобы на немецкие деньги создать единый антирусский фронт. 
Германское правительство обсудило его проект. Оно сочувствовало ему, считая, 
что этим Германия окажет давление на русского царя и ускорит сепаратные мирные 
переговоры. К концу 1915 года Парвус сделался главным советником по 
революционному движению в России при германском генеральном штабе. Он получил 
миллион золотых марок для работы в Цюрихе, Бухаресте и Копенгагене. Он выехал в 
Берлин, в Вену, в Копенгаген, в Швейцарию. Он поражал своей энергией, здоровьем,
 физической силой (он весил полтораста кило). Но сочувствия среди 
социал-демократов, как немецких, так и русских, он не встретил: его называли 
«спекулянт» и «агент Турции». Роза Люксембург разорвала с ним отношения, она 
была в курсе всех его авантюр, Троцкий отказался встретиться с ним. Ленин 
старался его избегать. Только Шейдеман и Эберт остались до конца ему верны. Для 
своего престижа и отчасти, чтобы камуфлировать свою деятельность, Парвус открыл 
в Копенгагене «Научно-исследовательский институт для изучения последствий 
войны», но главным образом – для нужной ему политико-экономической 
международной информации. Он перевез через Германию в Данию русских эмигрантов, 
которых взял к себе на службу в Институт. Старый и много болевший в эти годы 
лидер русских с.-д. Ю. О. Мартов, живший в Швейцарии, считал, что поведение 
Парвуса «нетактично».
 В Копенгагене он своих сотрудников устроил в комфортабельных квартирах, 
положил им приличное жалованье, а в ближайшие помощники себе взял своего 
родственника Фюрстенберга-Ганецкого, который был его связующим звеном с Лениным 
и оставшимися в Цюрихе и Женеве большевиками. Есть историки, которые считают, 
что Ганецкого к Парвусу подослал Ленин (о чем Парвус не догадывался), чтобы 
через Ганецкого, который был Ленину верен, знать о том, что делается в 
копенгагенском Институте, и быть в курсе деятельности Парвуса, к которому Ленин 
никаких симпатий не питал. Быть может, этим объясняется позже успешная