|
ли предвкушая чаепитие, то ли от
холода. Разговор он начал с воспоминаний о Стокгольме и мадам Коллонтай, даже
передал от нее привет. Но неглупый швед понял, что это, конечно, было ложью.
Александра Коллонтай к тому времени пребывала на пенсии и уже несколько лет
болела в затворничестве. Однако со стратегической точки зрения такое вступление
Стигу понравилось.
После этого поговорили о «НАТО, инспирированном США», о том, какой риск
представляют его планы для неокрепшего после войны Советского Союза. Тема
показалась гостю крайне банальной, все это ежедневно мелькало в газетах и было
неинтересно. Ему больше импонировали чаепитие и играющий кот, чем избитые фразы
пропаганды. Но затем Николай заговорил о Рубаченкове, и тут беспокойная совесть
Веннерстрема вновь заныла. Он моментально сосредоточился.
Никитушев рассказал, что через Ивана в Стокгольме русские пытались получить
сведения о том, существует ли секретный договор между Швецией и НАТО или
какой-нибудь натовской страной. Норвегией или Данией, например. Опираясь на
беседу с Веннерстремом и другими дипломатами, Рубаченков делал предположение,
что не существует, что Швеция, по всей видимости, нейтральна. Стиг с
готовностью подтвердил это, заметив обеспокоенно:
– Надеюсь, Рубаченков в докладе был достаточно обстоятельным.
– Достаточно. Но мы все же сомневаемся. Этот вопрос для нас крайне важен,
особенно сейчас, когда вся оборона перестраивается заново. Кстати, ты можешь
оказать большую услугу своей стране! – с невинной улыбкой заметил Николай.
Веннерстрема эта улыбка насторожила. Он внимательно всмотрелся в собеседника:
не новая ли тут хитрость? Но ничего не заметил и попросил продолжать.
– Видишь ли, мой начальник хотел бы услышать о шведской нейтральности лично от
тебя. Без посредников.
– А кто он?
– Начальник второго управления.
Собственно, дальнейшие вопросы отпадали. Шведу было известно, что второе
управление занималось европейскими делами, и сейчас появилось косвенное
доказательство того, что Николай говорит правду.
– Ну как, согласишься встретиться?
Много раз в последующем уже искушенный агент Стиг Веннерстрем удивлялся и даже
восхищался, насколько умело вывернул всю ситуацию хитрец Никитушев. Безобидная
просьба к шведу подтвердить позицию своей страны – и ничего более! Тогда это не
выглядело как еще один шаг на пути к падению – и Стиг согласился. А Николай
снова потер руки. Видимо, такая привычка появилась у него уже после Стокгольма.
Новое посещение Серебряного Бора стало встречей номер два. Особняк был одной из
многих конспиративных квартир ГРУ, разбросанных по городу. Как в обычном жилом
доме, здесь при необходимости на любой срок могли остановиться «гости».
Отличная организация, преследующая несколько целей: исключить визиты в
служебные помещения, ограничить число лиц, знающих о контактах, затруднить
слежку путем смены квартир. По существу это был внутренний «железный занавес»,
напоминающий внешний.
На встречу прибыли два новых господина. Один – начальник Николая, генерал.
Другой принадлежал к контрразведке. Они продемонстрировали мне еще одну
странную черту принятой в ГРУ конспирации: я был представлен «господину
генералу», имя которого не назвали. Второй отрекомендовался лишь Павлом
Константиновичем, опустив фамилию.
– Как зовут генерала? – прошептал я Николаю. Он лишь пожал плечами:
– Поговорим об этом после.
Поговорили в машине, когда уже возвращались обратно.
– Обязательная деталь, с которой ты должен согласиться, если думаешь вращаться
в нашем обществе: пока возможно, мы фамилии не раскрываем. Это правило, которое
я не могу нарушить. Ты не узнал, как зовут генерала, другого знаешь только по
имени и отчеству. Глупо или нет – тут можно спорить. Но прошу тебя – не
воспринимай такое положение вещей как личное оскорбление. Просто так принято…
– Меня устраивает! Плевать, как их зовут. Собственно, даже лучше: упрощает
общение.
Неадаптированному человеку в высшей степени трудно вести себя в русском
обществе
|
|