олпе мелькало немало пышных 
наркомовских жен с нарядно разодетыми чадами. Глядя на них, Веннерстрем лениво 
размышлял, что по этим нарядам невозможно судить о легкой промышленности страны 
как об «отсталой технике».

А вот и памятник Пушкину. Здесь в 14.00 предстояло, наконец, увидеть «старого 
знакомого». Вообще-то, выбор места и времени показался Стигу довольно странным. 
Меньше всего он указывал на некую таинственность. Тут и там сновали и 
фланировали сотни свидетелей. Хотя, с другой стороны, не было видно никого, кто 
бы заинтересовался чем-то еще, кроме самих себя и хорошей погоды.

Мысли настолько зациклились на Сергее Ивановиче, что швед упорно искал человека 
с южной внешностью. Однако даже отдаленно похожего не находил. Случайно взгляд 
его споткнулся о черную меховую шапку, сшитую из прекрасной сибирской шкуры. 
Из-под нее поблескивали прищуренные глаза, делавшие выражение лица 
насмешливо-лукавым. Кого-то эта хитрющая физиономия явно напоминала… Ба! 
Николай Никитушев, бессловесный спутник мадам Коллонтай! Так вот кто, 
оказывается, старый знакомый? Что ж, приходилось признать, что так оно и есть…

Хитринка сменилась широкой радостной ухмылкой. В ответ и Веннерстрем 
почувствовал что-то вроде радости. Неосознанно. Самопроизвольно. Пожав друг 
другу руки, они не стали обниматься – это было бы уже притворством и нелепостью.


Медленно побрели назад, придерживаясь направления, задаваемого русским. 
Покончив с дежурными фразами о здоровье и погоде, занялись отвлеченным 
разговором. Стиг уже начал было удивляться, имелся ли какой-нибудь смысл в этой 
бесцельной прогулке по бульвару, но тут Николай указал рукой:

– Там у меня машина. Давайте поболтаем в укромном месте и выпьем по чашечке 
кофе.

У обочины стояла самая обычная «эмка», но когда шофер выскочил и встал у задней 
дверцы по стойке «смирно», иностранцу стало ясно, что автомобиль военный.

Пока ехали, в душе Веннерстрема робко зародилось чувство, будто» железный 
занавес» начал слегка приоткрываться. В вынужденной московской изоляции 
ощущение, что находишься с глазу на глаз с советским офицером, уже само по себе 
было сенсационным. Вместо привычно настороженных, скованных запретами людей 
взору предстал Николай: свободен, раскрепощен, и иностранец ему не в тягость. 
Открытая сердечность, разговорчивость – все, что так хорошо соответствует 
статусу «старого друга».

Приятно, конечно, размышлял Стиг, но что-то никак не удается избавиться от 
мысли, что столь открытое поведение просто входит в поставленную задачу…

Вымахнули на автостраду и помчались к западному пригороду Москвы, названному 
Серебряным Бором. Стиг наконец прервал молчание:

– Чем теперь занимаешься?

– Тружусь в Центре.

Опять то самое слово, услышанное от Рубаченкова еще в Стокгольме! Шведу оно 
мало о чем говорило, и потому он без обиняков попросил разъяснений. Николай не 
торопился, словно обдумывая, чего и сколько можно отмерить для первой 
информационной дозы. Наконец заговорил:

– Ну, другими словами – ГРУ. Главное управление военной разведки. Центр – это 
сокращение для связи, вот мы для простоты и используем его в разговоре… Ну, как 
тебе работа в Москве?

– Чертовски плохо! – Стиг произнес это с такой страдальческой выразительностью, 
что Николай не мог не улыбнуться. – Чувствую себя совершенно замороженным. Не с 
кем даже словом перемолвиться.

Теперь уже русский засмеялся в открытую и снова стал выглядеть 
комично-хитроватым:

– Ну а я? С сегодняшнего дня у тебя есть отличный знакомый, с которым можно 
обсудить любую проблему.

Неожиданно Веннерстрему снова вспомнился Сергей Иванович. Тогда и товаром, и 
оплатой у них была информация. Знал ли об этом Николай? Изучил ли те давние 
данные из картотеки? И какие отношения сложатся теперь – обмен информацией или 
уже нечто иное? А может, все потечет как прежде, и не надо придумывать себе 
излишние сложности?

Быстро набежали тучи, и когда машина подъезжала к Серебряному Бору, пошел снег. 
Рядком стояли дома в типично старорусском стиле – с крылечками. По другую 
сторону от них вдоль реки тянулся пляж, пустой и заброшенный в это время года. 
Остановились перед дощатым забором, который выделялся среди других заметной 
высотой. Шофер дал сигнал, ворота открылись, и автомобиль въехал во двор.

Обстановка внутри старинного дома навевала романтику. В камине, рассеивая 
отблески по комнате, приветливо потрескивал огонь, на чайном столике стоял 
самовар, лежали теплые, только что испеченные пироги. На полу сидел кот и 
облизывал лапы. А за окном плотными большими хлопьями медленно падал снег.

Николай выглядел довольным и потирал руки, то